Страница:
Шлеп! Земля качнулась и накренилась. Пегая захрипела. «Споткнулась!» – поняла я, отпустила ее гриву и перекинула ногу через круп. Удара о землю я не почувствовала, просто, ощутив под собой что-то твердое, вскочила и припустила вперед, к чахлым кустикам.
«Такие обычно растут по краю обрыва», – отчего-то вспомнилось мне.
– Ха! – не сдержал вопля радости Арканай. Теперь ему не было нужды бросать аркан.
Я упала на колени. Все было кончено. Сбоку приближался еще один преследователь. Мне не хотелось смотреть на Арканая, поэтому я уставилась на всадника. Его пестрая одежда развевалась, шапка свалилась, и черные волосы то взлетали над головой, то скрывались за плечами.
«Будто крылья», – подумалось вдруг. Всадник дернул поводья и остановился.
– Гляди сюда! – произнес сбоку голос Арканая.
Сильные пальцы схватили мой подбородок, сдавили его и, чуть не сломав шею, повернули голову к плечу и вверх. Кошачья рожа Арканая заслонила небо. Маленькие глазки печенега сверкали, а губы приобрели темно-красный цвет, будто раздавленные волчьи ягоды.
– Ты будешь молить меня о пощаде! – брызжа слюной, рявкнул Арканай. – Целовать мои ноги!
Я поглядела на его кривые ноги в пестрых штанинах, загнутые кверху носки сапог и, набрав полный рот слюны, харкнула в склоненное лицо печенега:
– Тьфу! – Желтоватый сгусток пополз по его переносице. – Подавись, гад!
Арканай отпрянул. Подоспевшие печенеги недовольно заухали.
– Хаек! – приказал Арканай. Всадник, на которого я глазела, вытащил нож.
«Вот и хорошо, – подумала я. – Хоть умру без позора, без мук».
– Он вырежет тебе то, что делает тебя женщиной, – угрюмо сообщил Арканай. – Хаек вырежет твое чрево и насыплет туда земли. Черви съедят тебя изнутри. Еще живую.
Я постаралась не завыть. Только прикусила губу. По подбородку потекло что-то теплое. Слюна во рту стала вязкой и горькой.
Чужие руки сорвали с меня рубаху и нижнюю юбку… Словно примеряясь, холодное острие прошло между грудей к углублению в животе.
– Хы! – рявкнул на медлящего воина Арканай. Тот поднял нож, прицелился… Все.
Я хотела зажмуриться, но вдруг замахнувшийся воин изменился в лице. Его глаза расширились, рот скривился, а ноги подломились в коленях. Он медленно осел и ткнулся носом в пашню. Ничего не понимая, я уставилась на торчащую из его шеи стрелу.
– Ай-ай-я! – заверещал тонким голосом кто-то из его дружков.
Арканай заорал. Печенеги кинулись к лошадям, а я никак не могла отвести взгляда от упавшего Хаека. Происшедшее казалось чудом.
– Эй, держись! – Со стороны тех чахлых кустов, к которым я так стремилась, бежали люди в доспехах. Наши…
– Убью! – Сильная, хоть и маленькая, рука Арканая сдавила мое горло и подняла меня с земли. Шея ощутила холодок железа. – Убью ее!
Бегущие ко мне ратники остановились. Высокий молодой парень, с ровной полоской усов над губой, поднял к плечу лук. Нож Арканая прорвал кожу на моем горле. Боли не было, только непонимание…
– Скажи, чтоб не стрелял! – зашипел мне в ухо печенег.
Он прикрывался мною, как щитом, и только теперь я уразумела: он угрожал не мне, а моим спасителям! Он собирался убить меня, если они не остановятся.
– – Ну! – требовал Арканай.
– Погоди, не стреляй, – просипела я лучнику. Голос был не мой – хриплый и надтреснутый.
Лучник опустил оружие и шагнул вперед.
– Убью девку, – снова пообещал ему Арканай.
– Не бойся, – сказал мне лучник. Он словно не видел печенега и говорил только со мной. – Он тебя не тронет.
Спокойный голос воина вселял надежду. Только на что? Разве Арканай отпустит меня к этому, лучнику с ясными зелеными глазами?
Рука Арканая легла на мой голый живот. Захотелось оттолкнуть его и прикрыться. «Глупо. Не время думать о стыдливости…» Однако тело не слушало доводов рассудка. Мои ладони потянулись к животу, спина изогнулась… Арканай резко дернул рукой. Нож скользнул по моему горлу, зацепился за что-то и сорвался. Я вскрикнула, отшатнулась спиной на печенега, и мы оба рухнули в пыль. Зеленоглазый лучник одним прыжком очутился рядом и с ужасом уставился на мою шею. Я вспомнила, как он успокаивал меня, и просипела:
– Ничего… Я…
Голос сорвался, а вместо слов раздалось странное бульканье.
– Дурочка, – поднимая меня на руки, сказал лучник. – Что же ты наделала?! Зачем?!
Его слова утонули в громких криках дружинников. Мне удалось побороть подкатившую слабость и приподнять голову. Воины били Арканая. Выкрикивая ругательства, он пытался подняться с земли. Ему не давали – пинали ногами. Маленький печенег падал и снова упрямо вставал на четвереньки. Его лицо превратилось в кровавую маску.
«Забьют до смерти», – устало подумала я и откинулась на грудь лучника. Все стало безразлично. Даже ненависть к Арканаю куда-то улетучилась. Небо надо мной качалось и пахло мужским телом…
– Держись, – донесся до меня взволнованный голос лучника. – Держись, милая… Совсем немного…
«Зачем? – захотелось спросить мне. – Ведь я умираю, теперь все равно…» Но говорить было лень, и слова, так и не вырвавшись изо рта, поплыли куда-то в небо вместе с моей смирившейся душой.
Мне было тепло и хорошо. Я покачивалась в чем-то мягком и белом, похожем на теплый снег.
«Вот и зима», – подумала я и попробовала разглядеть кружащиеся снежинки. Глаза заслезились. Я тряхнула головой. Боль обожгла горло, и руки сами потянулись к ее источнику. Их перехватили.
– Тише, милая, тише, – сказал смутно знакомый голос. – Тебе нужно лежать спокойно..
Белое пятно склонилось надо мной.
– Слезы… – прошептала я. Слезы мешали рассмотреть мне лицо говорящего. Он понял и осторожно смахнул их ладонью. Ладонь оказалась теплой и шероховатой.
– Ты кто…
– Меня зовут Турчин. Мы отбили тебя у печенегов. Как их сюда занесло?
Арканай! Он не был сном! И те две девочки, старшая и младшая…
Я застонала и попробовала подняться.
– Тихо же! – Воин опрокинул меня на мягкое ложе и склонился, придерживая за плечи. Его лицо оказалось совсем близко, и я узнала зеленоглазого лучника.
– Теперь ты в безопасности, – продолжал он. – Тебя святой крест уберег.
Его рука потянулась к моей груди. Отдернуться не хватило сил. Пальцы воина осторожно поддели что-то. Я скосила глаза. Цепочка с крестиком… Ее вместе с оберегом подарил мне Старик. Очень давно.
– Нож зацепился за нее и соскочил, – пояснил Турчин. – Господь тебя спас… Это настоящее чудо. Так думает сам князь.
Опять князь… Уже были Святополк, Борис… Кто на сей раз?
– Хочешь пить? – спросил Турчин. – Ты не отвечай, только моргни, если хочешь.
Пить мне не хотелось. Хотелось вернуться назад, туда, где был жив Старик и не было никаких князей.
– Значит, не хочешь, – понял Турчин и снова заговорил: – А ведь это и впрямь чудо…
– Что – чудо? – прошептала я.
– Все, – ответил он. – Ты… – Его глаза заблестели. – Как вспомню, какая ты была там, в поле, рядом с печенегом…
Я тоже помнила. Голая и жалкая, вот какая…
– Словно святая, – продолжал он. – Чистая…
Его горло судорожно подергивалось, пытаясь выдавить какое-то признание. Захотелось помочь ему. Хотя бы в благодарность за спасение. Я выпростала руку из-под одеяла и легко прикоснулась к колючей щеке ратника. Он схватил и стиснул мои пальцы:
– Ты лежи. Лежи… Лежи…
Под его монотонный шепот я уснула. Проснулась же от звуков незнакомого громкого голоса. На сей раз память мгновенно подсказала все происшедшее. Не открывая глаз, я слушала.
– Значит, ты просишь ее у меня? – сказал незнакомец.
– Да, светлый князь, – ответил Турчин.
– Но ты ничего о ней не знаешь. Может, она беглая или у нее уже есть муж.
– Нет!
Незнакомец засмеялся:
– Ты горяч, Турчин. Девка красива, не спорю, но у нее должны быть родичи. Они вправе решать ее судьбу. Ей многое пришлось пережить…
– Но, светлый князь, твоя воля выше!
– Не спорь!
Заскрипели половицы. Шаги и голоса стали удаляться. Я открыла глаза и покосилась вслед уходящим. Их было много, но Турчина я узнала сразу, как и того, который приказывал.
– Сначала мы дойдем до Киева и я встречусь с братом, – говорил он. – Святополк должен понимать…
Да это же Глеб, муромский князь, к которому я опоздала!
В памяти всплыл задумчивый голосок мана: «Посмотрим, посмотрим…» – и все мгновенно встало на свои места: и появление печенегов, и их странные поступки, и мое столь чудесное спасение. Ман завлек степняков в глубинку Руси! Недаром его имя идет от обмана да наваждения. Его колдовское умение свело меня с печенегами. Он услышал мое «княжьи ладьи не догнать, как ни старайся» и привел меня к муромскому князю. Жестоко, бездушно, окольным путем, как и полагается нечистой силе… Теперь на его и моей совести смерть Силы с дочерьми, теперь мне грех смолчать.
– Князь! – крикнула я.
Боль сдавила горло, и крик получился слабым, похожим на мяуканье простуженной кошки, однако Глеб услышал и обернулся.
– Она что-то сказала, – произнес он.
Люди вокруг него тоже стали оборачиваться. Но я видела только лицо князя – узкое, с острыми скулами и сросшимися на переносице темными бровями.
– Не ходи к Святополку, князь, – зашептала я. – Он убил Бориса… Он замышляет… Убьет…
– Что она бормочет? – Глеб шагнул ко мне. Турчин опередил его и склонился ухом к моим губам:
– Что ты сказала?
Сил осталось совсем немного. Меня беспощадно тянуло в темноту. Голос срывался.
– Киев… Нельзя… Святополк… Убийца! Борис…
Если Турчин и расслышал, то немногое. Он отыскал мою руку и сжал запястье.
– Что она говорит? – повторил Глеб.
Господи, ну почему он ничего не слышит?! Ведь я же кричу! Кричу!!!
Где-то вдали забухали тяжелые шаги. Приблизились. Дверь распахнулась. Я не увидела вошедшего, но услышала его взволнованный голос.
– Враги, князь! – кричал он. – Враги!
– Тише, – одернул Глеб. – Какие враги? Печенеги?
– Нет… – Вошедший замялся. – Не знаю… Они странные. По виду «наши, но на щитах нет знаков. Они напали на первую ладью…
Я закрыла глаза и отвернулась к стене. Глеб был обречен. Окаянный князь прислал за ним своих убийц.
– Скажи Локку и Скуле, пусть отводят ладьи от берега, – направляясь к выходу, приказал Глеб.
– Локк уже не успеет. Только мы, – долетел голос вестника, а потом дверь хлопнула и наступила тишина.
16
17
«Такие обычно растут по краю обрыва», – отчего-то вспомнилось мне.
– Ха! – не сдержал вопля радости Арканай. Теперь ему не было нужды бросать аркан.
Я упала на колени. Все было кончено. Сбоку приближался еще один преследователь. Мне не хотелось смотреть на Арканая, поэтому я уставилась на всадника. Его пестрая одежда развевалась, шапка свалилась, и черные волосы то взлетали над головой, то скрывались за плечами.
«Будто крылья», – подумалось вдруг. Всадник дернул поводья и остановился.
– Гляди сюда! – произнес сбоку голос Арканая.
Сильные пальцы схватили мой подбородок, сдавили его и, чуть не сломав шею, повернули голову к плечу и вверх. Кошачья рожа Арканая заслонила небо. Маленькие глазки печенега сверкали, а губы приобрели темно-красный цвет, будто раздавленные волчьи ягоды.
– Ты будешь молить меня о пощаде! – брызжа слюной, рявкнул Арканай. – Целовать мои ноги!
Я поглядела на его кривые ноги в пестрых штанинах, загнутые кверху носки сапог и, набрав полный рот слюны, харкнула в склоненное лицо печенега:
– Тьфу! – Желтоватый сгусток пополз по его переносице. – Подавись, гад!
Арканай отпрянул. Подоспевшие печенеги недовольно заухали.
– Хаек! – приказал Арканай. Всадник, на которого я глазела, вытащил нож.
«Вот и хорошо, – подумала я. – Хоть умру без позора, без мук».
– Он вырежет тебе то, что делает тебя женщиной, – угрюмо сообщил Арканай. – Хаек вырежет твое чрево и насыплет туда земли. Черви съедят тебя изнутри. Еще живую.
Я постаралась не завыть. Только прикусила губу. По подбородку потекло что-то теплое. Слюна во рту стала вязкой и горькой.
Чужие руки сорвали с меня рубаху и нижнюю юбку… Словно примеряясь, холодное острие прошло между грудей к углублению в животе.
– Хы! – рявкнул на медлящего воина Арканай. Тот поднял нож, прицелился… Все.
Я хотела зажмуриться, но вдруг замахнувшийся воин изменился в лице. Его глаза расширились, рот скривился, а ноги подломились в коленях. Он медленно осел и ткнулся носом в пашню. Ничего не понимая, я уставилась на торчащую из его шеи стрелу.
– Ай-ай-я! – заверещал тонким голосом кто-то из его дружков.
Арканай заорал. Печенеги кинулись к лошадям, а я никак не могла отвести взгляда от упавшего Хаека. Происшедшее казалось чудом.
– Эй, держись! – Со стороны тех чахлых кустов, к которым я так стремилась, бежали люди в доспехах. Наши…
– Убью! – Сильная, хоть и маленькая, рука Арканая сдавила мое горло и подняла меня с земли. Шея ощутила холодок железа. – Убью ее!
Бегущие ко мне ратники остановились. Высокий молодой парень, с ровной полоской усов над губой, поднял к плечу лук. Нож Арканая прорвал кожу на моем горле. Боли не было, только непонимание…
– Скажи, чтоб не стрелял! – зашипел мне в ухо печенег.
Он прикрывался мною, как щитом, и только теперь я уразумела: он угрожал не мне, а моим спасителям! Он собирался убить меня, если они не остановятся.
– – Ну! – требовал Арканай.
– Погоди, не стреляй, – просипела я лучнику. Голос был не мой – хриплый и надтреснутый.
Лучник опустил оружие и шагнул вперед.
– Убью девку, – снова пообещал ему Арканай.
– Не бойся, – сказал мне лучник. Он словно не видел печенега и говорил только со мной. – Он тебя не тронет.
Спокойный голос воина вселял надежду. Только на что? Разве Арканай отпустит меня к этому, лучнику с ясными зелеными глазами?
Рука Арканая легла на мой голый живот. Захотелось оттолкнуть его и прикрыться. «Глупо. Не время думать о стыдливости…» Однако тело не слушало доводов рассудка. Мои ладони потянулись к животу, спина изогнулась… Арканай резко дернул рукой. Нож скользнул по моему горлу, зацепился за что-то и сорвался. Я вскрикнула, отшатнулась спиной на печенега, и мы оба рухнули в пыль. Зеленоглазый лучник одним прыжком очутился рядом и с ужасом уставился на мою шею. Я вспомнила, как он успокаивал меня, и просипела:
– Ничего… Я…
Голос сорвался, а вместо слов раздалось странное бульканье.
– Дурочка, – поднимая меня на руки, сказал лучник. – Что же ты наделала?! Зачем?!
Его слова утонули в громких криках дружинников. Мне удалось побороть подкатившую слабость и приподнять голову. Воины били Арканая. Выкрикивая ругательства, он пытался подняться с земли. Ему не давали – пинали ногами. Маленький печенег падал и снова упрямо вставал на четвереньки. Его лицо превратилось в кровавую маску.
«Забьют до смерти», – устало подумала я и откинулась на грудь лучника. Все стало безразлично. Даже ненависть к Арканаю куда-то улетучилась. Небо надо мной качалось и пахло мужским телом…
– Держись, – донесся до меня взволнованный голос лучника. – Держись, милая… Совсем немного…
«Зачем? – захотелось спросить мне. – Ведь я умираю, теперь все равно…» Но говорить было лень, и слова, так и не вырвавшись изо рта, поплыли куда-то в небо вместе с моей смирившейся душой.
Мне было тепло и хорошо. Я покачивалась в чем-то мягком и белом, похожем на теплый снег.
«Вот и зима», – подумала я и попробовала разглядеть кружащиеся снежинки. Глаза заслезились. Я тряхнула головой. Боль обожгла горло, и руки сами потянулись к ее источнику. Их перехватили.
– Тише, милая, тише, – сказал смутно знакомый голос. – Тебе нужно лежать спокойно..
Белое пятно склонилось надо мной.
– Слезы… – прошептала я. Слезы мешали рассмотреть мне лицо говорящего. Он понял и осторожно смахнул их ладонью. Ладонь оказалась теплой и шероховатой.
– Ты кто…
– Меня зовут Турчин. Мы отбили тебя у печенегов. Как их сюда занесло?
Арканай! Он не был сном! И те две девочки, старшая и младшая…
Я застонала и попробовала подняться.
– Тихо же! – Воин опрокинул меня на мягкое ложе и склонился, придерживая за плечи. Его лицо оказалось совсем близко, и я узнала зеленоглазого лучника.
– Теперь ты в безопасности, – продолжал он. – Тебя святой крест уберег.
Его рука потянулась к моей груди. Отдернуться не хватило сил. Пальцы воина осторожно поддели что-то. Я скосила глаза. Цепочка с крестиком… Ее вместе с оберегом подарил мне Старик. Очень давно.
– Нож зацепился за нее и соскочил, – пояснил Турчин. – Господь тебя спас… Это настоящее чудо. Так думает сам князь.
Опять князь… Уже были Святополк, Борис… Кто на сей раз?
– Хочешь пить? – спросил Турчин. – Ты не отвечай, только моргни, если хочешь.
Пить мне не хотелось. Хотелось вернуться назад, туда, где был жив Старик и не было никаких князей.
– Значит, не хочешь, – понял Турчин и снова заговорил: – А ведь это и впрямь чудо…
– Что – чудо? – прошептала я.
– Все, – ответил он. – Ты… – Его глаза заблестели. – Как вспомню, какая ты была там, в поле, рядом с печенегом…
Я тоже помнила. Голая и жалкая, вот какая…
– Словно святая, – продолжал он. – Чистая…
Его горло судорожно подергивалось, пытаясь выдавить какое-то признание. Захотелось помочь ему. Хотя бы в благодарность за спасение. Я выпростала руку из-под одеяла и легко прикоснулась к колючей щеке ратника. Он схватил и стиснул мои пальцы:
– Ты лежи. Лежи… Лежи…
Под его монотонный шепот я уснула. Проснулась же от звуков незнакомого громкого голоса. На сей раз память мгновенно подсказала все происшедшее. Не открывая глаз, я слушала.
– Значит, ты просишь ее у меня? – сказал незнакомец.
– Да, светлый князь, – ответил Турчин.
– Но ты ничего о ней не знаешь. Может, она беглая или у нее уже есть муж.
– Нет!
Незнакомец засмеялся:
– Ты горяч, Турчин. Девка красива, не спорю, но у нее должны быть родичи. Они вправе решать ее судьбу. Ей многое пришлось пережить…
– Но, светлый князь, твоя воля выше!
– Не спорь!
Заскрипели половицы. Шаги и голоса стали удаляться. Я открыла глаза и покосилась вслед уходящим. Их было много, но Турчина я узнала сразу, как и того, который приказывал.
– Сначала мы дойдем до Киева и я встречусь с братом, – говорил он. – Святополк должен понимать…
Да это же Глеб, муромский князь, к которому я опоздала!
В памяти всплыл задумчивый голосок мана: «Посмотрим, посмотрим…» – и все мгновенно встало на свои места: и появление печенегов, и их странные поступки, и мое столь чудесное спасение. Ман завлек степняков в глубинку Руси! Недаром его имя идет от обмана да наваждения. Его колдовское умение свело меня с печенегами. Он услышал мое «княжьи ладьи не догнать, как ни старайся» и привел меня к муромскому князю. Жестоко, бездушно, окольным путем, как и полагается нечистой силе… Теперь на его и моей совести смерть Силы с дочерьми, теперь мне грех смолчать.
– Князь! – крикнула я.
Боль сдавила горло, и крик получился слабым, похожим на мяуканье простуженной кошки, однако Глеб услышал и обернулся.
– Она что-то сказала, – произнес он.
Люди вокруг него тоже стали оборачиваться. Но я видела только лицо князя – узкое, с острыми скулами и сросшимися на переносице темными бровями.
– Не ходи к Святополку, князь, – зашептала я. – Он убил Бориса… Он замышляет… Убьет…
– Что она бормочет? – Глеб шагнул ко мне. Турчин опередил его и склонился ухом к моим губам:
– Что ты сказала?
Сил осталось совсем немного. Меня беспощадно тянуло в темноту. Голос срывался.
– Киев… Нельзя… Святополк… Убийца! Борис…
Если Турчин и расслышал, то немногое. Он отыскал мою руку и сжал запястье.
– Что она говорит? – повторил Глеб.
Господи, ну почему он ничего не слышит?! Ведь я же кричу! Кричу!!!
Где-то вдали забухали тяжелые шаги. Приблизились. Дверь распахнулась. Я не увидела вошедшего, но услышала его взволнованный голос.
– Враги, князь! – кричал он. – Враги!
– Тише, – одернул Глеб. – Какие враги? Печенеги?
– Нет… – Вошедший замялся. – Не знаю… Они странные. По виду «наши, но на щитах нет знаков. Они напали на первую ладью…
Я закрыла глаза и отвернулась к стене. Глеб был обречен. Окаянный князь прислал за ним своих убийц.
– Скажи Локку и Скуле, пусть отводят ладьи от берега, – направляясь к выходу, приказал Глеб.
– Локк уже не успеет. Только мы, – долетел голос вестника, а потом дверь хлопнула и наступила тишина.
16
Ладья Глеба попала в ловушку. Прошло уже два дня, а мы все стояли посредине реки. Справа виднелся заросший осокой болотистый берег, слева дымили костры и торчали острые верхушки походных шатров, а впереди, не более чем в версте, узкая река оказалась перегорожена завалами. Самые нетерпеливые воины Глеба требовали повернуть назад, но князь упрямился. Среди желающих повернуть к Смоленску был и Турчин. Он служил поваром Глеба, но на советах имел право голоса.
– Припасы кончаются, – угрюмо твердил он князю, – скоро сами себя станем жрать. Нужно поворачивать.
– Подождем, – неизменно отвечал Глеб. Чего он ждал, никто не ведал. Турчин злился, но терпел.
Моя рана оказалась неглубокой и быстро заживала, однако я не любила болтаться наверху и отсиживалась под палубой. Турчин часто заходил ко мне, и с каждым разом его появление становилось все менее приятным. То ли бедняга издергался в спорах с князем, то ли боялся осадивших ладью врагов, но в его зеленых глазах часто появлялся лихорадочный блеск, а речи напоминали бред больного.
– Ты так красива, – прожигая меня взглядом, бубнил он. – Ты будешь моей…
Я пыталась отшутиться, но мое упрямство только раздражало его.
– Я оказываю тебе честь! Мой род никогда не допустил бы подобного, однако я… – И он начинал бормотать о своей любви, моей красоте, неведомых врагах на берегу и глупости Глеба.
Турчину не нравились долгие раздумья князя, как не нравился и его отказ отдать меня. Однако Глеб был прав: в настойчивом желании воина обладать мной было что-то безумное…
Наконец на третий день осады Глеб решился направить к осаждающим своего посланца. Он хотел договориться. Турчин вызвался первым. Рано утром воины спустили с ладьи плот, Турчин спрыгнул на него, оттолкнулся от ладьи веслом и скрылся в тумане. Вернулся он поздно вечером и, перебросившись с князем парой слов, вошел ко мне.
На сей раз я испугалась. Турчин походил на безумца. Его щеки полыхали странными пятнами, а глаза бегали по сторонам, чуждаясь моего взгляда. Я с трудом удержалась от желания выставить повара вон.
– Ты ждала меня? – хрипло поинтересовался он с порога.
Я пожала плечами:
– Все ждали…
Он кивнул. Даже в этом коротком жесте было что-то чужое. На всякий случай я отодвинулась подальше и плотно запахнула на груди подаренную князем телогрею. Турчин уселся на край моего ложа и принялся перебирать бахрому одеяла.
– Что там было? – чтоб не молчать, спросила я. – Что это за люди?
– Люди? – Он, на мгновение взглянул мне в глаза, а потом отвел взгляд и вздохнул: – Люди как люди… Разбойники. Они даже не стали со мной разговаривать.
Я сжала кулаки. Он лгал! Там на берегу стояли лагерем воины Святополка! Я ведала об этом лучше, чем кто-либо другой.
Казалось, он почувствовал мое неверие и поднялся:
– Ладно. Отдыхай.
Дверь за ним закрылась, а я в недоумении откинулась на подушки. Еще никогда Турчин не уходил от меня так быстро. Куда подевалось его многословие? И почему он соврал о разбойниках на берегу?
За невеселыми мыслями я не заметила, как заснула. Мне приснился Старик. Он улыбался, покачивал седой головой и почему-то грозил мне пальцем.
Среди ночи меня разбудили истошные крики.
– Князь! Князь мертв! – орали снаружи.
Я вскочила и выбежала на палубу. Навстречу попался какой-то дружинник.
– Что?.. – начала я, но он отмахнулся:
– Не видишь?!
Я видела, но не понимала. Люди с факелами и обнаженным оружием метались по палубе, кричали, выли и толкали друг друга. На корме, в окружении испуганных и недоумевающих воинов, лежал Глеб. Глаза князя были закрыты, синие губы сжаты в ровную полоску, а блики огня прыгали по спокойному лицу. Окаянный убил еще одного брата…
– Князюшка… – жалобно застонал кто-то из воинов, и, словно сочувствуя ему, река озарилась тысячами искр.
Вода вспенилась и заплескалась острыми черными пиками. Откуда-то снизу, из самой речной глубины, взметнулись тяжелые железные крючья. Они впились в доски и сдернули ладью с места. Тело Глеба перекатилось на бок. Люди попадали друг на друга. Я шлепнулась спиной о борт и вцепилась в палубу. Рядом громыхнуло. Мелкие щепки полетели мне в лицо. Железный зубастый крюк вонзился в палубу, чуть не пропоров мою ладонь.
«Господи, Господи…» – молила я. Ладья дергалась и стонала. Воздух разрывался от воя нападающих. Мимо топали чьи-то ноги, над головой раздавались крики и звон оружия.
«Святополковы слуги перебьют всех, – вдавливая в борт ставшее вдруг невероятно огромным тело, думала я. – Бежать… Отсюда нужно бежать!»
Битва переместилась на нос. Пользуясь затишьем, я поднялась на ноги и перевесилась через борт. Внизу, в темноте, на прочном канате покачивался плот.
«Они пришли на плотах, – – догадалась я. – И они знали, что князь умрет. Стояли на своих плотах возле ладьи и ждали сигнала».
Сзади тонко вскрикнул умирающий воин. Не время размышлять о том, кто и зачем напал на ладью Глеба. Бежать! Старик учил меня плавать…
Вода оказалась холодной. Перехватило дыхание.. Рану на горле защипало. Захлебываясь и стараясь не замечать боли, я вцепилась в плот, влезла на него животом и трясущимися пальцами принялась разматывать веревочный узел. Какой-то воин упал с ладьи. Доспехи мигом утянули его на дно.
«Господи, прими его душу…»
Узел никак не желал поддаваться. Мокрые пальцы соскальзывали.
– Найдена! – закричали на ладье. Турчин искал меня… Неужели он еще думал обо мне?
Борясь с желанием откликнуться, я еще сильнее рванула узел. Концы каната поползли в стороны. Освобожденный плот качнулся и поплыл по течению. Прижимаясь грудью к мокрым доскам, я глядела на удаляющуюся ладью. Там в свете пламени бегали темные фигуры и сверкали мечи.
– Найдена! – долетел до меня слабый крик Турчина.
– Прощай, – прошептала я и уронила голову на доски.
Плот прибило к завалу недалеко от Святополкова лагеря. За тонкой занавесью кустов в рассветных лучах блестели расписные стены шатра, а в заводи покачивалась плененная ладья. Я сжалась и прислушалась. Шаги…
– Где ж эта чертова девка? – раздался совсем рядом незнакомый сердитый голос, а другой отозвался:
– А кто ее знает! Ищи теперь…
– Этот повар просто свихнулся. Подай ему девку, и все тут. Может, она уже давно утопла, – проговорил первый. – Ночью-то было не разобрать. Многие сигали с ладьи.
– И Горясер хорош, – подтвердил второй, – гоняет людей почем зря.
– Ты про Горясера-то потише, – понизив голос, сказал первый.
Воины прошли мимо. Я сползла с плота и забилась в кусты. Горясер… Неужели тот самый, который отпустил меня в Киеве? Он и его наемники служили Святополку…
Сидеть в кустах было холодно. Голова болела, а руки тряслись. Хотелось в тепло, к огню…
Я представила, как горячие языки пламени пляшут в каменном кругу, от мокрой одежды идет пар и сладостное тепло окутывает усталое тело…
И сама не заметила, как выбралась из кустов и очутилась у входа в ближний шатер. Просто, очнувшись, поняла, что стою перед расписным пологом и шагнула вперед. Внутри было тихо и темно. В углу валялись какие-то тряпки. Мужские рубахи, порты, кожаный пояс, накидка… Я подняла ее и закуталась в теплую сухую ткань.
– …Всегда выполняю обещанное, – неожиданно раздался снаружи знакомый голос. «Горясер», – узнала я.
– Если она еще здесь, то не покинет этот лагерь, – продолжал наемник.
– Я должен тебе верить?! – возразил голос Турчина. – За князя ты обещал ее и награду от Святополка. Я убил Глеба, но не вижу ни первого, ни второго!
«Глеба убил Турчин», – мысль не укладывалась в голове.
– Ты торопишься, воин. Мои люди ищут твою девчонку, – спокойно произнес Горясер.
– Да, я тороплюсь! – зарычал Турчин. – Я убил Глеба ради нее. Найди ее мертвую или живую! Ты слышишь меня, наемник?! Обшарь речное дно и подземное царство, но найди ее!
– Я найду ее, – покладисто сказал Горясер.
– Найди или пожалеешь! – Турчин тяжело затопал прочь.
– Упрям и глуп, – едва слышно произнес вслед ему наемник и двинулся ко входу. Блеснул солнечный свет. Я с головой спряталась под накидку. Горясер шагнул в шатер.
– Припасы кончаются, – угрюмо твердил он князю, – скоро сами себя станем жрать. Нужно поворачивать.
– Подождем, – неизменно отвечал Глеб. Чего он ждал, никто не ведал. Турчин злился, но терпел.
Моя рана оказалась неглубокой и быстро заживала, однако я не любила болтаться наверху и отсиживалась под палубой. Турчин часто заходил ко мне, и с каждым разом его появление становилось все менее приятным. То ли бедняга издергался в спорах с князем, то ли боялся осадивших ладью врагов, но в его зеленых глазах часто появлялся лихорадочный блеск, а речи напоминали бред больного.
– Ты так красива, – прожигая меня взглядом, бубнил он. – Ты будешь моей…
Я пыталась отшутиться, но мое упрямство только раздражало его.
– Я оказываю тебе честь! Мой род никогда не допустил бы подобного, однако я… – И он начинал бормотать о своей любви, моей красоте, неведомых врагах на берегу и глупости Глеба.
Турчину не нравились долгие раздумья князя, как не нравился и его отказ отдать меня. Однако Глеб был прав: в настойчивом желании воина обладать мной было что-то безумное…
Наконец на третий день осады Глеб решился направить к осаждающим своего посланца. Он хотел договориться. Турчин вызвался первым. Рано утром воины спустили с ладьи плот, Турчин спрыгнул на него, оттолкнулся от ладьи веслом и скрылся в тумане. Вернулся он поздно вечером и, перебросившись с князем парой слов, вошел ко мне.
На сей раз я испугалась. Турчин походил на безумца. Его щеки полыхали странными пятнами, а глаза бегали по сторонам, чуждаясь моего взгляда. Я с трудом удержалась от желания выставить повара вон.
– Ты ждала меня? – хрипло поинтересовался он с порога.
Я пожала плечами:
– Все ждали…
Он кивнул. Даже в этом коротком жесте было что-то чужое. На всякий случай я отодвинулась подальше и плотно запахнула на груди подаренную князем телогрею. Турчин уселся на край моего ложа и принялся перебирать бахрому одеяла.
– Что там было? – чтоб не молчать, спросила я. – Что это за люди?
– Люди? – Он, на мгновение взглянул мне в глаза, а потом отвел взгляд и вздохнул: – Люди как люди… Разбойники. Они даже не стали со мной разговаривать.
Я сжала кулаки. Он лгал! Там на берегу стояли лагерем воины Святополка! Я ведала об этом лучше, чем кто-либо другой.
Казалось, он почувствовал мое неверие и поднялся:
– Ладно. Отдыхай.
Дверь за ним закрылась, а я в недоумении откинулась на подушки. Еще никогда Турчин не уходил от меня так быстро. Куда подевалось его многословие? И почему он соврал о разбойниках на берегу?
За невеселыми мыслями я не заметила, как заснула. Мне приснился Старик. Он улыбался, покачивал седой головой и почему-то грозил мне пальцем.
Среди ночи меня разбудили истошные крики.
– Князь! Князь мертв! – орали снаружи.
Я вскочила и выбежала на палубу. Навстречу попался какой-то дружинник.
– Что?.. – начала я, но он отмахнулся:
– Не видишь?!
Я видела, но не понимала. Люди с факелами и обнаженным оружием метались по палубе, кричали, выли и толкали друг друга. На корме, в окружении испуганных и недоумевающих воинов, лежал Глеб. Глаза князя были закрыты, синие губы сжаты в ровную полоску, а блики огня прыгали по спокойному лицу. Окаянный убил еще одного брата…
– Князюшка… – жалобно застонал кто-то из воинов, и, словно сочувствуя ему, река озарилась тысячами искр.
Вода вспенилась и заплескалась острыми черными пиками. Откуда-то снизу, из самой речной глубины, взметнулись тяжелые железные крючья. Они впились в доски и сдернули ладью с места. Тело Глеба перекатилось на бок. Люди попадали друг на друга. Я шлепнулась спиной о борт и вцепилась в палубу. Рядом громыхнуло. Мелкие щепки полетели мне в лицо. Железный зубастый крюк вонзился в палубу, чуть не пропоров мою ладонь.
«Господи, Господи…» – молила я. Ладья дергалась и стонала. Воздух разрывался от воя нападающих. Мимо топали чьи-то ноги, над головой раздавались крики и звон оружия.
«Святополковы слуги перебьют всех, – вдавливая в борт ставшее вдруг невероятно огромным тело, думала я. – Бежать… Отсюда нужно бежать!»
Битва переместилась на нос. Пользуясь затишьем, я поднялась на ноги и перевесилась через борт. Внизу, в темноте, на прочном канате покачивался плот.
«Они пришли на плотах, – – догадалась я. – И они знали, что князь умрет. Стояли на своих плотах возле ладьи и ждали сигнала».
Сзади тонко вскрикнул умирающий воин. Не время размышлять о том, кто и зачем напал на ладью Глеба. Бежать! Старик учил меня плавать…
Вода оказалась холодной. Перехватило дыхание.. Рану на горле защипало. Захлебываясь и стараясь не замечать боли, я вцепилась в плот, влезла на него животом и трясущимися пальцами принялась разматывать веревочный узел. Какой-то воин упал с ладьи. Доспехи мигом утянули его на дно.
«Господи, прими его душу…»
Узел никак не желал поддаваться. Мокрые пальцы соскальзывали.
– Найдена! – закричали на ладье. Турчин искал меня… Неужели он еще думал обо мне?
Борясь с желанием откликнуться, я еще сильнее рванула узел. Концы каната поползли в стороны. Освобожденный плот качнулся и поплыл по течению. Прижимаясь грудью к мокрым доскам, я глядела на удаляющуюся ладью. Там в свете пламени бегали темные фигуры и сверкали мечи.
– Найдена! – долетел до меня слабый крик Турчина.
– Прощай, – прошептала я и уронила голову на доски.
Плот прибило к завалу недалеко от Святополкова лагеря. За тонкой занавесью кустов в рассветных лучах блестели расписные стены шатра, а в заводи покачивалась плененная ладья. Я сжалась и прислушалась. Шаги…
– Где ж эта чертова девка? – раздался совсем рядом незнакомый сердитый голос, а другой отозвался:
– А кто ее знает! Ищи теперь…
– Этот повар просто свихнулся. Подай ему девку, и все тут. Может, она уже давно утопла, – проговорил первый. – Ночью-то было не разобрать. Многие сигали с ладьи.
– И Горясер хорош, – подтвердил второй, – гоняет людей почем зря.
– Ты про Горясера-то потише, – понизив голос, сказал первый.
Воины прошли мимо. Я сползла с плота и забилась в кусты. Горясер… Неужели тот самый, который отпустил меня в Киеве? Он и его наемники служили Святополку…
Сидеть в кустах было холодно. Голова болела, а руки тряслись. Хотелось в тепло, к огню…
Я представила, как горячие языки пламени пляшут в каменном кругу, от мокрой одежды идет пар и сладостное тепло окутывает усталое тело…
И сама не заметила, как выбралась из кустов и очутилась у входа в ближний шатер. Просто, очнувшись, поняла, что стою перед расписным пологом и шагнула вперед. Внутри было тихо и темно. В углу валялись какие-то тряпки. Мужские рубахи, порты, кожаный пояс, накидка… Я подняла ее и закуталась в теплую сухую ткань.
– …Всегда выполняю обещанное, – неожиданно раздался снаружи знакомый голос. «Горясер», – узнала я.
– Если она еще здесь, то не покинет этот лагерь, – продолжал наемник.
– Я должен тебе верить?! – возразил голос Турчина. – За князя ты обещал ее и награду от Святополка. Я убил Глеба, но не вижу ни первого, ни второго!
«Глеба убил Турчин», – мысль не укладывалась в голове.
– Ты торопишься, воин. Мои люди ищут твою девчонку, – спокойно произнес Горясер.
– Да, я тороплюсь! – зарычал Турчин. – Я убил Глеба ради нее. Найди ее мертвую или живую! Ты слышишь меня, наемник?! Обшарь речное дно и подземное царство, но найди ее!
– Я найду ее, – покладисто сказал Горясер.
– Найди или пожалеешь! – Турчин тяжело затопал прочь.
– Упрям и глуп, – едва слышно произнес вслед ему наемник и двинулся ко входу. Блеснул солнечный свет. Я с головой спряталась под накидку. Горясер шагнул в шатер.
17
Он вошел и сразу почуял неладное. Даже не стал искать меня, просто сказал:
– Вылезай. Нечего прятаться. Турчин выполнил мои условия, и ты принадлежишь ему… Вылезай.
Я скинула покрывало и, придерживая рукой повязку на горле, выползла наружу.
Горясер почти не изменился. Только над губами появилась темная полоска усов и на щеке виднелась свежая ссадина.
– Ты? Как ты тут оказалась? – удивился он.
– Я была на ладье Глеба.
– Выходит, Турчин ищет тебя? Никогда бы не подумал… – Он некоторое время разглядывал меня, а потом равнодушно пожал плечами: – Но это все равно. Я обещал.
– Предателю, – сказала я.
Он склонил голову к плечу:
– Пусть так.
Странно… Я стояла перед ним, глядела в чужие холодные глаза и не боялась. А ведь раньше… Куда же пропал этот давний страх?
– Ты – убийца, – сказала я. – Грязный убийца… Оглянись! Вокруг тебя трупы… Горы трупов, и среди них лишь одни живые существа – твои волки-наемники.
– Я просто служу, – улыбнувшись, возразил он. – Убивать – моя работа.
В моей памяти что-то шевельнулось. Голос Дарины-ведьмы зазвучал в ушах: «Меч Орея до сей поры ходит меж людей, и его не отличить от обычного воина». Может, Горясер и есть меч Орея? «Убивать – моя работа…»
Отгоняя нелепые мысли, я тряхнула головой и поинтересовалась:
– А выполнять приказы повара тоже твоя работа?
– Ты все слышала, – догадался он.
Я не успела ответить. Полог шатра распахнулся, и внутрь ворвался Турчин. Его было трудно узнать. Грудь парня вздымалась, в волосах запутались еловые иглы, а в руке блестел меч.
– Ты!!! – с порога закричал он Горясеру. – Ты прятал ее! Лжец!
Его выпад был быстрым, словно удар молнии. Клинок прочертил дугу и ткнулся как раз туда, где мгновение назад стоял главарь наемников.
– Опомнись! – заорала я.
Турчин прыгнул вперед, сграбастал меня в охапку и затолкал за спину. Из-за его плеча я увидела, как Горясер выставил перед собой меч и приготовился к обороне. Его тело слегка покачивалось, словно змеиная голова перед броском.
– Она моя! Ты понял, грязный недоносок?! Моя! – Турчин пер на наемника, как бык.
– Турчин! – переборов отвращение, я дернула его за рукав. – Не лезь на рожон!
– Погоди! – не оборачиваясь, пробормотал он. – С тобой я разберусь позже. Ты еще расскажешь, как столковалась в этим выродком и как ублажала его, пока я бегал по лесу и искал…
Это было уже слишком.
– Пошел ты! – возмутилась я.
Турчин обернулся. Его губы раздвинулись в угрожающей улыбке.
– Уходи. После поговорим.
Он подтолкнул меня к выходу. Уходить так уходить. Я и не собиралась оставаться. Ни в шатре Горясера, ни в объятиях Турчина, ни в этом поганом лагере на берегу реки…
Снаружи было тихо. Наемники перетаскивали с ладьи какие-то вещи и не обращали на меня внимания. В закатных лучах они казались тенями омутников, которые выходят на закате оберегать свои владения от сомов-оборотней.
Стараясь держаться подальше от наемников, я зашагала к лесу.
– Стой!
Резкий окрик заставил меня замереть. Из темноты выскользнул воин в серой рубахе и шерстяной телогрее.
– Ты куда? – пережевывая что-то съестное, спросил он. Маленькие медвежьи глазки нагло ощупали меня. Заскорузлые пальцы наемника потянулись к моей щеке. – Это из-за тебя сыр-бор? А ты ничего…
– Не смей! Я иду к Горясеру.
Почему я так сказала? Наверное, почувствовала, что только этим смогу остановить наемника. Он и впрямь остановился. В его взгляде, кроме желания и похоти, промелькнул страх. Он.(явно побаивался своего вожака.
– К Горясеру. – повторила я для пущей убедительности.
Воин недоверчиво покачал головой:
– Куда же ты идешь? Вон его шатер.
Я грустно взглянула на лес. Близок локоть, а не укусишь… Незамеченной не уйти. Теперь, хочешь не хочешь, придется вернуться.
– Вижу, не слепая, – огрызнулась я и, оттолкнув руку наемника, двинулась обратно.
«Черт бы побрал мою проклятую жизнь! – думалось по пути. – Ну почему мне так не везет?! Будь я мужчиной – взяла бы в руки меч и силой попыталась вырваться, а что может сделать беззащитная девка? Ничего… Никчемная я. Только и научилась, что горло драть да задом вертеть…»
Я споткнулась обо что-то мягкое. Хотела выругаться, но взгляд метнулся к земле, и слова застряли в горле. Под моими ногами лежал труп Турчина. Лицо воина запрокинулось к небу, большие руки сдавили живот, а на пальцах засохла кровь.
– Турчин… – Я опустилась на колени и всхлипнула. В темноте зеленые зрачки Турчина казались совсем черными. Они укоризненно смотрели куда-то вдаль. Я прикрыла ему веки. – Ох, Турчин…
«Не уйдет, – крутились в голове слова наемника. – Она не уйдет из лагеря». Я знала Горясера. Ничья жизнь не имела для него значения, ни своя, ни чужая. Теперь мне одна дорога – в сырую землю…
Ах, как тихо и мирно я жила бы в Вышегороде в Журкином доме! Это сумасшедшая Дарина вытянула из меня обещание пойти к Глебу и Ярославу. Она натравила на меня кромешников и загнала на Глебову ладью!
– И где же вы теперь, мерзкие твари, ведьмины приспешники?! – прошептала я в темнеющее небо. – Коли помогли добраться до Глеба, так помогите дойти и до Ярослава. Или уже убедились, что Окаянного не остановить? Горясер, – мой голос сорвался на стон, – убьет меня…
– Убьет, – неожиданно согласился кто-то рядом, – если не сумеешь себя выкупить.
От неожиданности я села на землю и сжала мертвую руку Турчина.
– Кто здесь?!
– Какая разница? – Голос то приближался и звенел прямо над ухом, то слабел, словно Доносился из чащи леса. – – Ты лучше подумай, что предложить Горясеру в обмен на свободу.
– У меня ничего нет, – не задумываясь ответила я.
Невидимка хихикнул:
– Так уж и ничего? Подумай… Может, то, чем ты так дорожишь, не стоит жизни? А мы поможем. Нынче ночью упадет Летунница. Она станет твоей. Ее огонь сумеет растопить даже меч Орея.
«Летунница, меч Орея… То, чем я дорожу…»
– Чем же я дорожу?!
Никто не ответил, только насмешливо зашелестели кусты. Бред… Видение… Мне стало холодно. Сложив руки Турчина на его груди, я поднялась. Наемники собрались у костра. Оттуда звучали голоса и приглушенный смех. Если бы они все были там, у огня! Но Горясер не оставит лагерь без сторожевых. Побегу и на кого нарвусь? Этот сторож может оказаться не так доверчив, как прежний, и тогда прощай, моя невинность. А еще пока ею… дорожу!!! Вот о чем шептал невидимка! Он предлагал отдать наемнику мое тело! Упавшая с неба звезда Летунница сделает меня желанной и страстной. На одну ночь она станет моей частью. Против Летунницы нет никакого оружия. Она всемогуща и прекрасна. В ней огонь жизни. Вечное негасимое пламя, завораживающее оборотней и совращающее святых…
– Вылезай. Нечего прятаться. Турчин выполнил мои условия, и ты принадлежишь ему… Вылезай.
Я скинула покрывало и, придерживая рукой повязку на горле, выползла наружу.
Горясер почти не изменился. Только над губами появилась темная полоска усов и на щеке виднелась свежая ссадина.
– Ты? Как ты тут оказалась? – удивился он.
– Я была на ладье Глеба.
– Выходит, Турчин ищет тебя? Никогда бы не подумал… – Он некоторое время разглядывал меня, а потом равнодушно пожал плечами: – Но это все равно. Я обещал.
– Предателю, – сказала я.
Он склонил голову к плечу:
– Пусть так.
Странно… Я стояла перед ним, глядела в чужие холодные глаза и не боялась. А ведь раньше… Куда же пропал этот давний страх?
– Ты – убийца, – сказала я. – Грязный убийца… Оглянись! Вокруг тебя трупы… Горы трупов, и среди них лишь одни живые существа – твои волки-наемники.
– Я просто служу, – улыбнувшись, возразил он. – Убивать – моя работа.
В моей памяти что-то шевельнулось. Голос Дарины-ведьмы зазвучал в ушах: «Меч Орея до сей поры ходит меж людей, и его не отличить от обычного воина». Может, Горясер и есть меч Орея? «Убивать – моя работа…»
Отгоняя нелепые мысли, я тряхнула головой и поинтересовалась:
– А выполнять приказы повара тоже твоя работа?
– Ты все слышала, – догадался он.
Я не успела ответить. Полог шатра распахнулся, и внутрь ворвался Турчин. Его было трудно узнать. Грудь парня вздымалась, в волосах запутались еловые иглы, а в руке блестел меч.
– Ты!!! – с порога закричал он Горясеру. – Ты прятал ее! Лжец!
Его выпад был быстрым, словно удар молнии. Клинок прочертил дугу и ткнулся как раз туда, где мгновение назад стоял главарь наемников.
– Опомнись! – заорала я.
Турчин прыгнул вперед, сграбастал меня в охапку и затолкал за спину. Из-за его плеча я увидела, как Горясер выставил перед собой меч и приготовился к обороне. Его тело слегка покачивалось, словно змеиная голова перед броском.
– Она моя! Ты понял, грязный недоносок?! Моя! – Турчин пер на наемника, как бык.
– Турчин! – переборов отвращение, я дернула его за рукав. – Не лезь на рожон!
– Погоди! – не оборачиваясь, пробормотал он. – С тобой я разберусь позже. Ты еще расскажешь, как столковалась в этим выродком и как ублажала его, пока я бегал по лесу и искал…
Это было уже слишком.
– Пошел ты! – возмутилась я.
Турчин обернулся. Его губы раздвинулись в угрожающей улыбке.
– Уходи. После поговорим.
Он подтолкнул меня к выходу. Уходить так уходить. Я и не собиралась оставаться. Ни в шатре Горясера, ни в объятиях Турчина, ни в этом поганом лагере на берегу реки…
Снаружи было тихо. Наемники перетаскивали с ладьи какие-то вещи и не обращали на меня внимания. В закатных лучах они казались тенями омутников, которые выходят на закате оберегать свои владения от сомов-оборотней.
Стараясь держаться подальше от наемников, я зашагала к лесу.
– Стой!
Резкий окрик заставил меня замереть. Из темноты выскользнул воин в серой рубахе и шерстяной телогрее.
– Ты куда? – пережевывая что-то съестное, спросил он. Маленькие медвежьи глазки нагло ощупали меня. Заскорузлые пальцы наемника потянулись к моей щеке. – Это из-за тебя сыр-бор? А ты ничего…
– Не смей! Я иду к Горясеру.
Почему я так сказала? Наверное, почувствовала, что только этим смогу остановить наемника. Он и впрямь остановился. В его взгляде, кроме желания и похоти, промелькнул страх. Он.(явно побаивался своего вожака.
– К Горясеру. – повторила я для пущей убедительности.
Воин недоверчиво покачал головой:
– Куда же ты идешь? Вон его шатер.
Я грустно взглянула на лес. Близок локоть, а не укусишь… Незамеченной не уйти. Теперь, хочешь не хочешь, придется вернуться.
– Вижу, не слепая, – огрызнулась я и, оттолкнув руку наемника, двинулась обратно.
«Черт бы побрал мою проклятую жизнь! – думалось по пути. – Ну почему мне так не везет?! Будь я мужчиной – взяла бы в руки меч и силой попыталась вырваться, а что может сделать беззащитная девка? Ничего… Никчемная я. Только и научилась, что горло драть да задом вертеть…»
Я споткнулась обо что-то мягкое. Хотела выругаться, но взгляд метнулся к земле, и слова застряли в горле. Под моими ногами лежал труп Турчина. Лицо воина запрокинулось к небу, большие руки сдавили живот, а на пальцах засохла кровь.
– Турчин… – Я опустилась на колени и всхлипнула. В темноте зеленые зрачки Турчина казались совсем черными. Они укоризненно смотрели куда-то вдаль. Я прикрыла ему веки. – Ох, Турчин…
«Не уйдет, – крутились в голове слова наемника. – Она не уйдет из лагеря». Я знала Горясера. Ничья жизнь не имела для него значения, ни своя, ни чужая. Теперь мне одна дорога – в сырую землю…
Ах, как тихо и мирно я жила бы в Вышегороде в Журкином доме! Это сумасшедшая Дарина вытянула из меня обещание пойти к Глебу и Ярославу. Она натравила на меня кромешников и загнала на Глебову ладью!
– И где же вы теперь, мерзкие твари, ведьмины приспешники?! – прошептала я в темнеющее небо. – Коли помогли добраться до Глеба, так помогите дойти и до Ярослава. Или уже убедились, что Окаянного не остановить? Горясер, – мой голос сорвался на стон, – убьет меня…
– Убьет, – неожиданно согласился кто-то рядом, – если не сумеешь себя выкупить.
От неожиданности я села на землю и сжала мертвую руку Турчина.
– Кто здесь?!
– Какая разница? – Голос то приближался и звенел прямо над ухом, то слабел, словно Доносился из чащи леса. – – Ты лучше подумай, что предложить Горясеру в обмен на свободу.
– У меня ничего нет, – не задумываясь ответила я.
Невидимка хихикнул:
– Так уж и ничего? Подумай… Может, то, чем ты так дорожишь, не стоит жизни? А мы поможем. Нынче ночью упадет Летунница. Она станет твоей. Ее огонь сумеет растопить даже меч Орея.
«Летунница, меч Орея… То, чем я дорожу…»
– Чем же я дорожу?!
Никто не ответил, только насмешливо зашелестели кусты. Бред… Видение… Мне стало холодно. Сложив руки Турчина на его груди, я поднялась. Наемники собрались у костра. Оттуда звучали голоса и приглушенный смех. Если бы они все были там, у огня! Но Горясер не оставит лагерь без сторожевых. Побегу и на кого нарвусь? Этот сторож может оказаться не так доверчив, как прежний, и тогда прощай, моя невинность. А еще пока ею… дорожу!!! Вот о чем шептал невидимка! Он предлагал отдать наемнику мое тело! Упавшая с неба звезда Летунница сделает меня желанной и страстной. На одну ночь она станет моей частью. Против Летунницы нет никакого оружия. Она всемогуща и прекрасна. В ней огонь жизни. Вечное негасимое пламя, завораживающее оборотней и совращающее святых…