– Чей приказ?
На этот вопрос он не посмел ответить, даже под угрозой навсегда лишиться мужского достоинства.
– Передай своему боссу, – с нескрываемым отвращением процедила сквозь зубы Фрина, – что я еще поквитаюсь с ним, что я хочу с ним встретиться и что следующего придурка, которого он подошлет ко мне, я кастрирую тупым ножом. Повтори.
Плачущий налетчик лишь с третьей попытки сумел затвердить эту угрозу. Фрина соскочила с него и отбежала на три шага.
– На твоем месте я уматывала бы поскорее, – посоветовала она.
Мужчина мигом воспользовался ее советом и припустил по берегу. А Фрина вернулась к морю, чтобы смыть прикосновения его пальцев и прилипший к телу песок.
Ее била дрожь. Она отыскала на берегу свою пижаму, переоделась и пошла назад к дому. Это не юнец какой: лет сорок, не меньше, сильный славянский акцент, седина в волосах, ничем не примечательное лицо. Да она и не успела рассмотреть его хорошенько.
Может, не стоило его отпускать? А то в следующий раз еще пристрелит меня. Нет, я была нужна ему живая, он пытался меня похитить, размышляла Фрина, звоня в колокольчик у своей двери. И что бы я с ним стала делать? В доме и так полно народу – Джейн, Рут, господин и госпожа Батлер и мы с Угольком в придачу. Стоило посмотреть, не было ли поблизости автомобиля. Ладно. Интересно, как поживает татуировка? Не хотелось бы еще раз беспокоить Профессора.
Она раскрыла ворот на груди. Анархистская метка была по-прежнему на месте – слегка побледнела, но не смылась.
– Хорошо искупались, мисс Фишер? – осведомился господин Батлер, открывая дверь.
Фрина загадочно улыбнулась.
– Спасибо, господин Батлер, вполне сносно.
Глава восьмая
Фрина прибежала к себе в будуар и захлопнула дверь. Ее била дрожь – от потрясения и ярости, к тому же она сломала ноготь и оцарапала голень. Она рухнула на кровать и закрыла глаза, давая клокотавшей в ней ярости время улечься, чтобы та не разорвала ее на кусочки.
Так легко попасться! Если бы их было несколько, они бы точно меня сцапали – без одежды, без оружия. Никогда впредь. Теперь я с пистолетом даже в ванной не расстанусь, и пусть Бог оплакивает тех, кто решится меня потревожить.
Это был анархист, она не сомневалась. Возможно, один из тех двоих, чьи имена ей сообщили. Если так, то сейчас он, поди, оплакивает свои раздавленные яйца. Пусть небольшая, но месть за Юрку Розена. Эта мысль заставила Фрину усмехнуться; ей стало лучше. Потом она направилась в ванную, где ее от души вырвало.
Эта процедура довершила исцеление. Она почистила зубы, налила себе «Лафройг», приняла прохладный душ и смыла песок с волос. Когда она сидела перед зеркалом и отстригала сломанный ноготь, в дверь постучала Дот.
– Мисс! Мисс Фрина, с вами все в порядке?
– Входи, Дот. Да, я в порядке. Один сын нехорошей женщины только что пытался меня похитить.
– И что вы сделали с телом, мисс? – невозмутимо поинтересовалась Дот. – Это случилось на пляже? Он был один?
– Да, на пляже. Он накинул на меня одеяло, но я сумела убедить его отпустить меня. – Фрина, уважая целомудрие своей компаньонки, не стала распространяться о методе, которым она этого добилась. – А потом я его отпустила, будь он неладен.
– И хорошо. – Дот взяла ножницы и принялась приводить в порядок ноготь. – И что вы с ним будете делать? Ну, помимо того, что вы уже с ним сотворили?
– Дот, кажется, я тебя испортила.
– Меня, мисс? У меня нет ни грана жалости к тому, кто стрелял в вас! – Дот убрала ножницы в футляр.
– Ты рада, что пойдешь на балет? Что ты решила надеть?
– Да, мисс, я никогда прежде не была на балете, но мне жаль, что вы не пойдете с нами. Я надену темно-коричневое платье из расписного бархата и светло-оранжевую шляпку клоше с бархатными цветами.
– Отличный выбор. И тебе нужно пальто. Возьми мое зеленое – оно как раз в тон. Твое синее не годится.
– Спасибо, мисс. И правда будет мило. Звонил господин Питер Смит. Сказал, что перезвонит в два.
– Хорошо. А теперь я немного посплю, Дот, не тревожьте меня без крайней нужды. Разбудите меня полвторого и приготовьте легкий обед. Извинись за меня перед девочками за то, что я не пойду с ними на пляж. И вообще никто никуда пусть не выходит, Дот. Расскажи им, что случилось, если хотят – пусть пригласят подруг сюда. Только представь, что было бы, если бы на моем месте оказалась ты, или Рут, или Джейн.
– Эти две умеют за себя постоять, – пробормотала Дот. – Но я скажу им. Дайте-ка я найду вашу ночную сорочку, мисс, и подоткну вам одеяло. Вот так. Хороших снов. Никто не выйдет из дому, а если кто-нибудь попробует вломиться, то пожалеет об этом.
Дот ушла, закрыв дверь тихим щелчком. Было слышно, как девушка спускается по лестнице и зовет девочек. Джейн и Рут выбежали из своей комнаты в купальных костюмах, более благопристойных, чем у Фрины.
– Когда мы идем на прогулку? – спросила Рут.
– Никогда. Только что кто-то пытался похитить мисс Фрину. Она распорядилась, чтобы никто не выходил из дома, но вы можете позвать к себе подруг.
– Уф! И как поживает тот бедняга?
– Он убежал, – улыбнулась Дот. – Наверняка это революционеры. Не следовало нам с ними связываться. Итак, кого вы хотите пригласить на обед?
Девочки задумались.
– Может, Эстеллу Андервуд? – предложила Рут, но Джейн не согласилась:
– Она наверняка притащит с собой своего слащавого братца.
– Да, знаю, – терпеливо согласилась Рут. – Он ходит в школу с братом Алисии ВоддингтонФорсайт.
– Знаешь, Рути, иногда у тебя мозги здорово работают, – похвалила Джейн, уворачиваясь от шлепка Рут.
– Очень мило с вашей стороны, – улыбнулась Дот, – что вы так хотите помочь мисс Фрине. Но будьте осторожны. Она всегда говорит, что болтливость в расследовании до добра не доведет.
– Мы будем осторожны, – пообещала Рут и пошла в холл звонить Эстелле Андервуд и ее слащавому братцу.
Фрина мирно проспала явление Руперта и Эстеллы Андервуд, которые охотно приняли приглашение отведать обед, приготовленный госпожой Батлер. Не составило никакого труда завести с ними разговор о Воддингтон-Форсайтах.
– Да, Пол очень расстроился, когда его сестра пропала. Какая-то дама звонила вчера маме, спрашивала, не видели ли мы Алисию.
– А вы видели? – с деланым равнодушием поинтересовалась Джейн, передавая пирожные с кремом.
За последние два дня Джейн съела столько пирожных, сколько прежде и представить себе не могла, так что теперь была в состоянии почти равнодушно смотреть на любые сладости.
– Нет! Пол, конечно, заходил. Бедняга! По уши влюблен в свою мачеху, представляете? Совершенно голову потерял. Ей двадцать пять, все же она для него старовата.
– Почти старуха, – поддакнула сестра. – Но мне кажется, что вы несправедливы к Алисии. Она хорошая девочка, очень религиозная. Монастырь у нее с языка не сходил, всегда хотела стать монахиней. Из нее бы вышла прекрасная монашка, но отец забрал ее из монастыря, а она была там так счастлива. Он отдал ее в обычную школу, и тогда Алисия превратилась в гадкую шантажистку. Иначе и быть не могло. А с какой стати ее папаша вбил себе в голову, что Алисия должна удачно выйти замуж? Ну просто доисторические нравы!
– А разве ты, Эстелла, не собираешься выходить замуж?
– Собираюсь, конечно, но уж не по папиной указке.
– Не думаю, что Пол женится, – заметил Руперт. – Он вечно твердит о совершенной любви и тому подобном. Начитался Рёскина. [38]Как и я, хочет «гореть суровым алмазным пламенем», [39]а разве такое возможно, когда ты в браке и у тебя полным-полно детей, так что хлопот с ними не оберешься?
Руперт не мог простить свою мать за то, что она продолжала рожать детей после того, как произвела на свет Руперта – воплощенный венец творения. Но все же он снисходил до своей сестры, чья очевидная невзрачность выгодно оттеняла его прерафаэлитскую красоту. Он был на удивление похож на своего приятеля Пола. Мальчик вытянул ноги и откинулся назад. Ему нравился салон мисс Фишер, где стену украшали две картины – обнаженные фигуры в полный рост: «Источник» – женщина держит на плече амфору, из которой течет вода, и «Посейдон» – мускулистый юноша в венке из водорослей стоит в устье реки. Руперт подумывал, не последовать ли примеру божественного Оскара, [40]и считал увлечение друга собственной мачехой странным и слегка отвратительным.
– А что Пол говорит о ней? – спросила Рут безыскусно. – Он тоже считает ее старой?
– Он считает, она «святая дева», что «глядит за райскую ограду», [41]– ответил Руперт. – Но я бы так не сказал. Признаюсь, она мне не нравится. Глазищи как у лани и вечно вздрагивает, если громко говоришь или что-то роняешь. Да и вообще она… она…
– Ждет ребенка, – со знанием дела подсказала сестра.
– Вот именно. И вряд ли женщина в таком… неприятном положении может казаться привлекательной.
Джейн и Рут переглянулись. Ну и противный же этот Руперт!
– Может, вам и не понять, что я имею в виду, – не унимался Руперт. – Вы ведь девочки. Лишь мужской ум способен по-настоящему постичь любовь.
В другой раз подобные разглагольствования не прошли бы для Руперта даром, уж подушками бы его точно отколотили, но на этот раз у Джейн и Рут были более важные намерения, и они не могли себе позволить отвлекаться.
– Правда? Так расскажи нам!
– Я же объясняю, вы не сможете ничего понять, пока не станете парнями, да и потом я не уверен, что мне стоит обсуждать это со сборищем девчонок, – возразил Руперт. – Ну, вы не способны испытывать те же… э-э… чувства.
– Неужели? – наивно спросила Джейн, вспомнив о Фрине. – Не думаю, что ты прав, Руперт. Ну говори же. Что Пол рассказывал тебе о своей мачехе?
– Говори скорей! – надавила Рут.
– Ну же, Руперт, – присоединилась к уговорам его сестра, – не томи нас. Если что знаешь, выкладывай. Или вообще молчи об этом.
– Ладно. – Руперт с раздражением взялся за кусок торта. – Он говорил, обратите внимание – то, что я передаю его слова, еще не означает, что я ему поверил.
– Ну, Руперт, не тяни же! – простонала Рут, швыряя в него подушкой, однако мальчик с легкостью отразил атаку и спас торт.
– Он говорил, что она позволила ему… позволила ему… ну, вы понимаете, что.
– Нет, я не понимаю, понимала бы – не спрашивала! – воскликнула Джейн, познания которой в сексуальных вопросах были обширны, однако запас эвфемизмов хромал на обе ноги.
Руперт покраснел как рак и взволнованно провел рукой по волосам.
– Я имел в виду, что она была к нему предельно благосклонна.
В комнате воцарилась тишина.
– Боже мой, – пробормотала Джейн.
– Да, – согласился Руперт.
– Господи, спаси нас! – прошептала Дот. Она стояла у двери на кухню и словно приросла к месту, забыв о том, что в руках у нее чайник. Вспомнила о нем, лишь когда попыталась перекреститься.
– Давайте пойдем послушаем пластинки, – предложила Джейн, и компания перебралась в комнату девочек, чтобы завести фонограф – подарок полицейского по имени Джек Робинсон.
Звуки джазовой песенки были слышны даже через дверь:
– Что стряслось? Кто-то хотел напасть на нас?
– Нет, мисс, все в полном порядке. Но вот девочки узнали одно обстоятельство… Впрочем, пусть они вам сами расскажут. В конце концов, они это выведали.
– Если ты про то, что мерзкий Пол спит со своей мачехой, так я об этом уже догадалась. Но это не поможет нам в поисках Алисии. Интересно, где эта маленькая бестия? Может, она и не уходила вовсе из монастыря? А мать-настоятельница практикует режим «экономии правды».
– Она же не иезуитка, а англиканская монахиня. Вряд ли у них это принято.
– Ты считала, что у них и монастырей-то нет. Нынче вечером мне снова понадобится это гадкое черное платье, но сейчас я хочу выглядеть великолепно. Подай мне серебристо-зеленый хитон и домашние туфли. Что, гости девочек еще не ушли?
– Нет, мисс.
– Который час?
– Два, мисс.
– Хорошо. Я останусь здесь и дождусь звонка господина Смита. Не огорчайся, Дот. Просто выкини это из головы. Мы найдем маленькую шельму. Видишь, извращенные плотские утехи присущи не только представителям рабочего класса.
– И все же это ужасно.
Дот ушла, качая головой, и унесла поднос.
Телефон зазвонил в обещанное время, Фрина сняла трубку своего личного аппарата и сказала:
– Спасибо, господин Батлер, я отвечу на звонок.
Голос был низким и взволнованным.
– Фрина, я слышал о нападении.
– Неудачном.
– Ты убежала?
– Ну, где им со мной справиться!
Питер от души рассмеялся.
– Я же говорил: ты бесподобна.
– Спасибо.
– Но они наверняка повторят попытку.
– Думаю, да, но теперь я буду начеку. И они еще очень пожалеют. К тому же я им нужна живая, иначе они бы пристрелили меня на месте. Так что не волнуйся.
– Когда я снова тебя увижу?
– Приходи вечером в среду. На ужин, – пригласила Фрина, которая умела найти путь к сердцу мужчины. – К половине восьмого.
– Я приду и, надеюсь, ты будешь дома.
– Не сомневайся, – пообещала Фрина и повесила трубку.
Поскольку до вечера дел больше не было, она улеглась в кресло в своем мерцающем хитоне и стала смотреть на море и бороздившие его корабли. Море всегда успокаивало ее.
Дот и девочки, наряженные в обновки, уехали на «Испано-Сюизе» вместе с господином Батлером. По дороге они должны были подхватить доктора Макмиллан. Фрина же натянула старое черное платье, а поверх него надела поношенное пальто, в котором господин Батлер менял шины в дождливую погоду. Она испортила отличную фетровую шляпку, превратив ее в видавший виды колпак, для чего сначала вымочила ее в ванне, а потом оставила сохнуть на весеннем солнце.
Берт и Сес прибыли на своем такси. Они насмешливо присвистнули, когда увидели ее наряд, и покатили в город.
– Хотите, чтобы мы подождали вас?
– Да. Но только не на виду. Где-нибудь за углом, в одном из переулков. Я вооружена и чувствую себя в полной безопасности, но они как-никак уже пытались похитить меня сегодня.
– Пытались вас похитить, мисс?
– Да. Но их затея, как видите, не удалась. Если я появлюсь с провожатыми или меня потащат куда-нибудь, следуйте за нами по пятам и проследите, куда они меня отведут, но дайте мне как минимум три часа, прежде чем начнете действовать. Я хочу, чтобы оба убийцы были повешены, и готова ради этого потерпеть небольшие неудобства. Если я не появлюсь через три часа, поспешите мне на помощь. Это расследование ведет детективсержант Билл Кэрролл. Но не стоит ждать, пока он объявится. Я полагаюсь на вашу рассудительность. Приехали, Берт. Притормози здесь. Дальше я пройдусь пешком.
– Удачи, – пожелал Берт. Он завернул за угол, и такси въехало в темный зловонный переулок.
– Не хватало только, чтобы к нам привязался какой-нибудь дотошный коп, – проворчал Сес, вглядываясь в вечерние сумерки.
– Вроде никого, приятель. Покурим?
Берт взял кисет и принялся скручивать сигарету. Он не любил ждать.
Фрина плотнее запахнула пальто. Она с благодарностью выслушала донесение девочек и поблагодарила их за старание, которое они проявили, пытаясь помочь ей. Она догадалась, что красавчик Пол завел интрижку с Кристиной, и ей было приятно, что подозрения оправдались, но это ничуть не помогало ей в поисках Алисии. Где могла скрываться эта девчонка? Ушла ли она из монастыря? Возвращалась ли домой? Если так, то с отцом она не виделась.
Но сейчас на очереди были анархисты. Фрина засунула свою «Беретту» за подвязку. А к предплечью прикрепила нож. Больше они ее врасплох не застанут.
Социалистический книжный магазин был закрыт. Фрина постучала в дверь, и худой смуглый мужчина впустил ее. Очертания полок, забитых книгами, неясно проступали в темноте. Молодой человек взял Фрину за руку и повел вверх по едва различимой лестнице. Они оказались в большой комнате, завешенной черным занавесом с нарисованными на нем светящимися звездами.
– Ваш билет?
Фрина достала билет, и молодой человек забрал его. Он наклонился к ней и прошептал:
– Проходите и садитесь у двери. Мадам Стелла готовится войти в транс, и ее нельзя беспокоить. Пожалуйста, не шумите.
Фрину пропустили за занавеску в полутемную комнату, в центре которой возвышался огромный стол, окруженный стульями, лишь два из них были свободны. Фрина села и оглядела соседей.
Рядом с ней сидела толстуха в цветастом платье и накрахмаленном ситцевом чепце, напоминавшем горшок. Она была сильно накрашена, и волосы у нее были неестественного оттенка. Толстуха робко улыбнулась Фрине и прошептала:
– Правда, все это захватывает?
Рядом с ней сидела добропорядочная вдова, потом Мария Алиена (или Эванс) и два молодых человека, переговаривавшихся вполголоса. Перед ними лежали блокноты и карандаши, видимо, они приготовились что-то записывать. Во главе стола находилась кабина медиума, завешанная плотными черными занавесями. Рядом – два электрических фонаря. С противоположной стороны от кабины сидели двое прилично одетых мужчин, очевидно, служащие. От них исходил весьма спиритический аромат, и Фрина подумала, что знает, из какой он бутылки. У мужчины, сидевшего по соседству от них – седоватого, средних лет, – было незапоминающееся лицо, и, похоже, сидеть ему было неудобно. Фрина решила, что это и есть ее похититель. Кудрявая девушка, судя по всему, иностранка, расположилась по другую сторону от Фрины.
– Вы здесь впервые, дорогуша? – поинтересовалась толстуха.
– Да. А что нам надо делать? – осведомилась Фрина.
– Подождать, пока мадам Стелла закончит приготовления, а затем взяться за руки и спеть гимн.
– Гимн?
– Да, дорогуша, чтобы изгнать злых духов. А потом ждать, когда появится Яркое Перо, он приведет других.
– Яркое Перо?
– Ее посредник. Он краснокожий индеец. Ш-ш!
Мадам Стелла вошла в сопровождении коренастого мужчины в университетской мантии. В длинных темных одеждах с широкими рукавами – в таких удобно прятать необходимые предметы – она казалась величественной. Фрина откинулась на спинку стула и наслаждалась столь умело созданной атмосферой. Здорово придумано: зрителей заставили ждать в темноте, наполненной магическими предметами и светящимися рисунками, которые со временем начинали вызывать световые иллюзии.
– Да благословит вас Господь, – начала мадам Стелла ровным невыразительным голосом.
– Да благословит вас Господь, – откликнулись собравшиеся.
– Соедините руки, мы споем вместе «Пребудь со мной». [42]
Фрина подхватила со всеми, хотя и не очень любила этот гимн. Анархисты воздержались от пения, видимо, по политическим убеждениям.
Мадам Стелла откинулась назад в своем кресле и тяжело задышала. Фрина считала вдохи и выдохи: пять, десять, пятнадцать, затем глубокий голос возвестил:
– Яркое Перо уже здесь. Оу!
Голос напоминал индейца из циклов радиопередач о ковбоях, которые случалось слышать Фрине. Она закусила губу, чтобы не рассмеяться, но на собравшихся это появление произвело электризующее воздействие. Фрина почувствовала, как по цепочке пробежала восторженная дрожь. Кто-то учащенно задышал.
– Здесь много духов, – заметил Яркое Перо. – Том хочет поговорить со своей матерью. Она здесь?
Толстуха всхлипнула от облегчения и воскликнула:
– О, Том, у тебя все хорошо?
Фрине вдруг стало очень жаль соседку. Медиум на миг замерла, а потом изобразила другой голос: молодого юноши.
– Мама, у меня все в порядке. Здесь хорошо. Не плачь, мама, и не горюй. Скоро и ты будешь со мной.
– О Томми, – запинаясь, проговорила женщина. – О мой дорогой сыночек! А как там у вас?
– Кругом музыка и цветы, и бабушка тоже здесь. Помнишь Билла? И он тут. Много друзей. Цветы…
Голос оборвался. Толстуха вцепилась в руку Фрины и зарыдала.
Яркое Перо снова подал голос:
– Пожилой господин вызывает свою жену. Он поседел, согнулся и ходит с палочкой. Он говорит, что его жену звали Фелисия. Ты здесь, Фелисия?
Фрина недоумевала, почему Яркое Перо не знает, кто ждет контакта с потусторонним миром.
– Это ты, Джек? – грустно проговорила вдова.
– Привет, Лис, наконец-то я пробился. – Голос был трескучий и вялый. – Тут много друзей. Я принес тебе подарок.
Сверхъестественным образом в воздух бесшумно взлетел рупор и подплыл прямо к вдове. Потом накренился, и что-то выпало на стол.
– Ты ведь потеряла это, верно, Лис? Ты всегда была такая рассеянная, – проскрипел старческий голос.
Вдова расплакалась.
– О, Джек, это ты! Я вчера потеряла обручальное кольцо. Не представляю, где.
Фрина догадалась, где это случилось. Да тут же, в книжном магазине, когда женщина покупала билет. Фальшивые медиумы вынуждены использовать любые эффекты, которые им подвернутся.
– Как там у вас? За занавесом? Ты скучаешь по мне?
– Здесь хорошо. Мы целыми днями поем, кругом цветы и музыка. И никакой работы.
– Джек, Джек, а ты встречался с Иисусом?
Но Джек уже исчез. Начиналось что-то новенькое. Тамбурин взлетел в воздух и словно сам в себя ударил, разразившись звоном. Загудела труба. Занавес кабины медиума зашевелился, будто от внезапного порыва ветра.
Фрина была впечатлена. Мадам Стелле приходилось часами репетировать, чтобы добиться подобного эффекта.
На встречу с двумя служащими явился какой-то мужчина, их старинный приятель, он был сбит омнибусом, которым управлял пьяный водитель.
– Привет, привет, кто у нас тут? Вы ведь никогда не верили во всю эту чепуху, парни!
– Это он! – воскликнул один из друзей. – Скажи ему что-нибудь.
Фрина вдруг явственно вспомнила сцену из «Гамлета». «Он ждет вопроса. Спрашивай, Горацио!» [43]Молодой человек не знал, что сказать.
– Ты в порядке, приятель?
– Конечно, здесь хорошо. Тебе понравится. Надеюсь, шофер горит в аду. Это он меня сбил, вы знаете. Пьян был в стельку.
– Я думал, весь гнев ты должен был оставить на земле, – пробормотал его друг.
Тогда снова вмешался Яркое Перо, пресекая попытки духа просветить своих друзей о том, что гнев может пережить человека.
– Ему пришлось изрядно потрудиться, прежде чем он попал на небеса, – строго сказал Яркое Перо. – Многие духи не могут разделаться с земными страстями, даже оказавшись в Счастливых Охотничьих Угодьях. Я вижу, как подручные уводят его. А вот еще молодой человек. Он погиб в огне. Он желает говорить с Казимиром, Карлом, Максом, Ниной и Марией. Они здесь?
– Мы здесь, – раздался серьезный голос.
Медиум снова изменила голос. Фрина заметила, что женщина начала уставать. Пришествие анархиста сопровождалось еще более поразительным представлением. Из темноты выплыло марлевое полотнище, красное, с революционными серпом и молотом. Фрина поймала его губами, когда оно беззвучно проплывало над столом, и принюхалась.
На ткани была слюна медиума. Фрина выплюнула знамя.
Дух заговорил звонким голосом. Это был голос юноши, он говорил по-латышски. Фрина обратила внимание на публику. Она все еще держала за руки своих соседок. Толстуха тихо всхлипывала. Иностранка сосредоточенно слушала.
Один из двух молодых людей что-то записывал, карандаш царапал бумагу, когда он писал имена и даты, и, как надеялась Фрина, время и место. Порой дух произносил нечто такое, что вызывало у латышей удивление.
– Что он сказал? – шепотом спросила Фрина.
– Он рассказывает о том, как погиб, – ответила девушка. – Он был в осаде. Говорит, что застрелился, прежде чем дом сгорел дотла. Мы этого не знали.
И до сих пор не знаете, подумала Фрина. Вернулся Яркое Перо, и Фрина уже собралась разомкнуть руки, как вдруг голос с ирландским акцентом произнес:
– Ну что, старушка, не забыла старого «Пекаря Фокса Эйбла»?
Глава девятая
Фрина похолодела от ужаса. Откуда им известно о «Пекаре Фоксе Эйбле»? Так звался самолет, на котором она во время эпидемии испанки девятнадцатилетней девушкой летела на Гебриды к больным фермерам и везла с собой доктора Макмиллан. Ирландец Майкл оказался единственным человеком на всем аэродроме, где она пыталась раздобыть самолет. Этот голос был голосом Майкла; но его не стало в 1921 году, когда летчик разбился в авиакатастрофе.
На этот вопрос он не посмел ответить, даже под угрозой навсегда лишиться мужского достоинства.
– Передай своему боссу, – с нескрываемым отвращением процедила сквозь зубы Фрина, – что я еще поквитаюсь с ним, что я хочу с ним встретиться и что следующего придурка, которого он подошлет ко мне, я кастрирую тупым ножом. Повтори.
Плачущий налетчик лишь с третьей попытки сумел затвердить эту угрозу. Фрина соскочила с него и отбежала на три шага.
– На твоем месте я уматывала бы поскорее, – посоветовала она.
Мужчина мигом воспользовался ее советом и припустил по берегу. А Фрина вернулась к морю, чтобы смыть прикосновения его пальцев и прилипший к телу песок.
Ее била дрожь. Она отыскала на берегу свою пижаму, переоделась и пошла назад к дому. Это не юнец какой: лет сорок, не меньше, сильный славянский акцент, седина в волосах, ничем не примечательное лицо. Да она и не успела рассмотреть его хорошенько.
Может, не стоило его отпускать? А то в следующий раз еще пристрелит меня. Нет, я была нужна ему живая, он пытался меня похитить, размышляла Фрина, звоня в колокольчик у своей двери. И что бы я с ним стала делать? В доме и так полно народу – Джейн, Рут, господин и госпожа Батлер и мы с Угольком в придачу. Стоило посмотреть, не было ли поблизости автомобиля. Ладно. Интересно, как поживает татуировка? Не хотелось бы еще раз беспокоить Профессора.
Она раскрыла ворот на груди. Анархистская метка была по-прежнему на месте – слегка побледнела, но не смылась.
– Хорошо искупались, мисс Фишер? – осведомился господин Батлер, открывая дверь.
Фрина загадочно улыбнулась.
– Спасибо, господин Батлер, вполне сносно.
Глава восьмая
Ловец хитер, и пташкам невдомек,
Что он для них уже раскинул сети.
Уильям Шекспир «Зимняя сказка» [37]
Фрина прибежала к себе в будуар и захлопнула дверь. Ее била дрожь – от потрясения и ярости, к тому же она сломала ноготь и оцарапала голень. Она рухнула на кровать и закрыла глаза, давая клокотавшей в ней ярости время улечься, чтобы та не разорвала ее на кусочки.
Так легко попасться! Если бы их было несколько, они бы точно меня сцапали – без одежды, без оружия. Никогда впредь. Теперь я с пистолетом даже в ванной не расстанусь, и пусть Бог оплакивает тех, кто решится меня потревожить.
Это был анархист, она не сомневалась. Возможно, один из тех двоих, чьи имена ей сообщили. Если так, то сейчас он, поди, оплакивает свои раздавленные яйца. Пусть небольшая, но месть за Юрку Розена. Эта мысль заставила Фрину усмехнуться; ей стало лучше. Потом она направилась в ванную, где ее от души вырвало.
Эта процедура довершила исцеление. Она почистила зубы, налила себе «Лафройг», приняла прохладный душ и смыла песок с волос. Когда она сидела перед зеркалом и отстригала сломанный ноготь, в дверь постучала Дот.
– Мисс! Мисс Фрина, с вами все в порядке?
– Входи, Дот. Да, я в порядке. Один сын нехорошей женщины только что пытался меня похитить.
– И что вы сделали с телом, мисс? – невозмутимо поинтересовалась Дот. – Это случилось на пляже? Он был один?
– Да, на пляже. Он накинул на меня одеяло, но я сумела убедить его отпустить меня. – Фрина, уважая целомудрие своей компаньонки, не стала распространяться о методе, которым она этого добилась. – А потом я его отпустила, будь он неладен.
– И хорошо. – Дот взяла ножницы и принялась приводить в порядок ноготь. – И что вы с ним будете делать? Ну, помимо того, что вы уже с ним сотворили?
– Дот, кажется, я тебя испортила.
– Меня, мисс? У меня нет ни грана жалости к тому, кто стрелял в вас! – Дот убрала ножницы в футляр.
– Ты рада, что пойдешь на балет? Что ты решила надеть?
– Да, мисс, я никогда прежде не была на балете, но мне жаль, что вы не пойдете с нами. Я надену темно-коричневое платье из расписного бархата и светло-оранжевую шляпку клоше с бархатными цветами.
– Отличный выбор. И тебе нужно пальто. Возьми мое зеленое – оно как раз в тон. Твое синее не годится.
– Спасибо, мисс. И правда будет мило. Звонил господин Питер Смит. Сказал, что перезвонит в два.
– Хорошо. А теперь я немного посплю, Дот, не тревожьте меня без крайней нужды. Разбудите меня полвторого и приготовьте легкий обед. Извинись за меня перед девочками за то, что я не пойду с ними на пляж. И вообще никто никуда пусть не выходит, Дот. Расскажи им, что случилось, если хотят – пусть пригласят подруг сюда. Только представь, что было бы, если бы на моем месте оказалась ты, или Рут, или Джейн.
– Эти две умеют за себя постоять, – пробормотала Дот. – Но я скажу им. Дайте-ка я найду вашу ночную сорочку, мисс, и подоткну вам одеяло. Вот так. Хороших снов. Никто не выйдет из дому, а если кто-нибудь попробует вломиться, то пожалеет об этом.
Дот ушла, закрыв дверь тихим щелчком. Было слышно, как девушка спускается по лестнице и зовет девочек. Джейн и Рут выбежали из своей комнаты в купальных костюмах, более благопристойных, чем у Фрины.
– Когда мы идем на прогулку? – спросила Рут.
– Никогда. Только что кто-то пытался похитить мисс Фрину. Она распорядилась, чтобы никто не выходил из дома, но вы можете позвать к себе подруг.
– Уф! И как поживает тот бедняга?
– Он убежал, – улыбнулась Дот. – Наверняка это революционеры. Не следовало нам с ними связываться. Итак, кого вы хотите пригласить на обед?
Девочки задумались.
– Может, Эстеллу Андервуд? – предложила Рут, но Джейн не согласилась:
– Она наверняка притащит с собой своего слащавого братца.
– Да, знаю, – терпеливо согласилась Рут. – Он ходит в школу с братом Алисии ВоддингтонФорсайт.
– Знаешь, Рути, иногда у тебя мозги здорово работают, – похвалила Джейн, уворачиваясь от шлепка Рут.
– Очень мило с вашей стороны, – улыбнулась Дот, – что вы так хотите помочь мисс Фрине. Но будьте осторожны. Она всегда говорит, что болтливость в расследовании до добра не доведет.
– Мы будем осторожны, – пообещала Рут и пошла в холл звонить Эстелле Андервуд и ее слащавому братцу.
Фрина мирно проспала явление Руперта и Эстеллы Андервуд, которые охотно приняли приглашение отведать обед, приготовленный госпожой Батлер. Не составило никакого труда завести с ними разговор о Воддингтон-Форсайтах.
– Да, Пол очень расстроился, когда его сестра пропала. Какая-то дама звонила вчера маме, спрашивала, не видели ли мы Алисию.
– А вы видели? – с деланым равнодушием поинтересовалась Джейн, передавая пирожные с кремом.
За последние два дня Джейн съела столько пирожных, сколько прежде и представить себе не могла, так что теперь была в состоянии почти равнодушно смотреть на любые сладости.
– Нет! Пол, конечно, заходил. Бедняга! По уши влюблен в свою мачеху, представляете? Совершенно голову потерял. Ей двадцать пять, все же она для него старовата.
– Почти старуха, – поддакнула сестра. – Но мне кажется, что вы несправедливы к Алисии. Она хорошая девочка, очень религиозная. Монастырь у нее с языка не сходил, всегда хотела стать монахиней. Из нее бы вышла прекрасная монашка, но отец забрал ее из монастыря, а она была там так счастлива. Он отдал ее в обычную школу, и тогда Алисия превратилась в гадкую шантажистку. Иначе и быть не могло. А с какой стати ее папаша вбил себе в голову, что Алисия должна удачно выйти замуж? Ну просто доисторические нравы!
– А разве ты, Эстелла, не собираешься выходить замуж?
– Собираюсь, конечно, но уж не по папиной указке.
– Не думаю, что Пол женится, – заметил Руперт. – Он вечно твердит о совершенной любви и тому подобном. Начитался Рёскина. [38]Как и я, хочет «гореть суровым алмазным пламенем», [39]а разве такое возможно, когда ты в браке и у тебя полным-полно детей, так что хлопот с ними не оберешься?
Руперт не мог простить свою мать за то, что она продолжала рожать детей после того, как произвела на свет Руперта – воплощенный венец творения. Но все же он снисходил до своей сестры, чья очевидная невзрачность выгодно оттеняла его прерафаэлитскую красоту. Он был на удивление похож на своего приятеля Пола. Мальчик вытянул ноги и откинулся назад. Ему нравился салон мисс Фишер, где стену украшали две картины – обнаженные фигуры в полный рост: «Источник» – женщина держит на плече амфору, из которой течет вода, и «Посейдон» – мускулистый юноша в венке из водорослей стоит в устье реки. Руперт подумывал, не последовать ли примеру божественного Оскара, [40]и считал увлечение друга собственной мачехой странным и слегка отвратительным.
– А что Пол говорит о ней? – спросила Рут безыскусно. – Он тоже считает ее старой?
– Он считает, она «святая дева», что «глядит за райскую ограду», [41]– ответил Руперт. – Но я бы так не сказал. Признаюсь, она мне не нравится. Глазищи как у лани и вечно вздрагивает, если громко говоришь или что-то роняешь. Да и вообще она… она…
– Ждет ребенка, – со знанием дела подсказала сестра.
– Вот именно. И вряд ли женщина в таком… неприятном положении может казаться привлекательной.
Джейн и Рут переглянулись. Ну и противный же этот Руперт!
– Может, вам и не понять, что я имею в виду, – не унимался Руперт. – Вы ведь девочки. Лишь мужской ум способен по-настоящему постичь любовь.
В другой раз подобные разглагольствования не прошли бы для Руперта даром, уж подушками бы его точно отколотили, но на этот раз у Джейн и Рут были более важные намерения, и они не могли себе позволить отвлекаться.
– Правда? Так расскажи нам!
– Я же объясняю, вы не сможете ничего понять, пока не станете парнями, да и потом я не уверен, что мне стоит обсуждать это со сборищем девчонок, – возразил Руперт. – Ну, вы не способны испытывать те же… э-э… чувства.
– Неужели? – наивно спросила Джейн, вспомнив о Фрине. – Не думаю, что ты прав, Руперт. Ну говори же. Что Пол рассказывал тебе о своей мачехе?
– Говори скорей! – надавила Рут.
– Ну же, Руперт, – присоединилась к уговорам его сестра, – не томи нас. Если что знаешь, выкладывай. Или вообще молчи об этом.
– Ладно. – Руперт с раздражением взялся за кусок торта. – Он говорил, обратите внимание – то, что я передаю его слова, еще не означает, что я ему поверил.
– Ну, Руперт, не тяни же! – простонала Рут, швыряя в него подушкой, однако мальчик с легкостью отразил атаку и спас торт.
– Он говорил, что она позволила ему… позволила ему… ну, вы понимаете, что.
– Нет, я не понимаю, понимала бы – не спрашивала! – воскликнула Джейн, познания которой в сексуальных вопросах были обширны, однако запас эвфемизмов хромал на обе ноги.
Руперт покраснел как рак и взволнованно провел рукой по волосам.
– Я имел в виду, что она была к нему предельно благосклонна.
В комнате воцарилась тишина.
– Боже мой, – пробормотала Джейн.
– Да, – согласился Руперт.
– Господи, спаси нас! – прошептала Дот. Она стояла у двери на кухню и словно приросла к месту, забыв о том, что в руках у нее чайник. Вспомнила о нем, лишь когда попыталась перекреститься.
– Давайте пойдем послушаем пластинки, – предложила Джейн, и компания перебралась в комнату девочек, чтобы завести фонограф – подарок полицейского по имени Джек Робинсон.
Звуки джазовой песенки были слышны даже через дверь:
Фрина проснулась отдохнувшей и согревшейся, приняла из рук Дот поднос и в полном умиротворении съела крутое яйцо. Дот присела на край кровати и ждала, чтобы забрать поднос. Фрина заметила, что девушка необычно бледна и явно чем-то взволнована.
Больше не будет дождя, дождя
Больше не будет дождя!
Останется грязной шея моя,
Если не будет дождя!
– Что стряслось? Кто-то хотел напасть на нас?
– Нет, мисс, все в полном порядке. Но вот девочки узнали одно обстоятельство… Впрочем, пусть они вам сами расскажут. В конце концов, они это выведали.
– Если ты про то, что мерзкий Пол спит со своей мачехой, так я об этом уже догадалась. Но это не поможет нам в поисках Алисии. Интересно, где эта маленькая бестия? Может, она и не уходила вовсе из монастыря? А мать-настоятельница практикует режим «экономии правды».
– Она же не иезуитка, а англиканская монахиня. Вряд ли у них это принято.
– Ты считала, что у них и монастырей-то нет. Нынче вечером мне снова понадобится это гадкое черное платье, но сейчас я хочу выглядеть великолепно. Подай мне серебристо-зеленый хитон и домашние туфли. Что, гости девочек еще не ушли?
– Нет, мисс.
– Который час?
– Два, мисс.
– Хорошо. Я останусь здесь и дождусь звонка господина Смита. Не огорчайся, Дот. Просто выкини это из головы. Мы найдем маленькую шельму. Видишь, извращенные плотские утехи присущи не только представителям рабочего класса.
– И все же это ужасно.
Дот ушла, качая головой, и унесла поднос.
Телефон зазвонил в обещанное время, Фрина сняла трубку своего личного аппарата и сказала:
– Спасибо, господин Батлер, я отвечу на звонок.
Голос был низким и взволнованным.
– Фрина, я слышал о нападении.
– Неудачном.
– Ты убежала?
– Ну, где им со мной справиться!
Питер от души рассмеялся.
– Я же говорил: ты бесподобна.
– Спасибо.
– Но они наверняка повторят попытку.
– Думаю, да, но теперь я буду начеку. И они еще очень пожалеют. К тому же я им нужна живая, иначе они бы пристрелили меня на месте. Так что не волнуйся.
– Когда я снова тебя увижу?
– Приходи вечером в среду. На ужин, – пригласила Фрина, которая умела найти путь к сердцу мужчины. – К половине восьмого.
– Я приду и, надеюсь, ты будешь дома.
– Не сомневайся, – пообещала Фрина и повесила трубку.
Поскольку до вечера дел больше не было, она улеглась в кресло в своем мерцающем хитоне и стала смотреть на море и бороздившие его корабли. Море всегда успокаивало ее.
Дот и девочки, наряженные в обновки, уехали на «Испано-Сюизе» вместе с господином Батлером. По дороге они должны были подхватить доктора Макмиллан. Фрина же натянула старое черное платье, а поверх него надела поношенное пальто, в котором господин Батлер менял шины в дождливую погоду. Она испортила отличную фетровую шляпку, превратив ее в видавший виды колпак, для чего сначала вымочила ее в ванне, а потом оставила сохнуть на весеннем солнце.
Берт и Сес прибыли на своем такси. Они насмешливо присвистнули, когда увидели ее наряд, и покатили в город.
– Хотите, чтобы мы подождали вас?
– Да. Но только не на виду. Где-нибудь за углом, в одном из переулков. Я вооружена и чувствую себя в полной безопасности, но они как-никак уже пытались похитить меня сегодня.
– Пытались вас похитить, мисс?
– Да. Но их затея, как видите, не удалась. Если я появлюсь с провожатыми или меня потащат куда-нибудь, следуйте за нами по пятам и проследите, куда они меня отведут, но дайте мне как минимум три часа, прежде чем начнете действовать. Я хочу, чтобы оба убийцы были повешены, и готова ради этого потерпеть небольшие неудобства. Если я не появлюсь через три часа, поспешите мне на помощь. Это расследование ведет детективсержант Билл Кэрролл. Но не стоит ждать, пока он объявится. Я полагаюсь на вашу рассудительность. Приехали, Берт. Притормози здесь. Дальше я пройдусь пешком.
– Удачи, – пожелал Берт. Он завернул за угол, и такси въехало в темный зловонный переулок.
– Не хватало только, чтобы к нам привязался какой-нибудь дотошный коп, – проворчал Сес, вглядываясь в вечерние сумерки.
– Вроде никого, приятель. Покурим?
Берт взял кисет и принялся скручивать сигарету. Он не любил ждать.
Фрина плотнее запахнула пальто. Она с благодарностью выслушала донесение девочек и поблагодарила их за старание, которое они проявили, пытаясь помочь ей. Она догадалась, что красавчик Пол завел интрижку с Кристиной, и ей было приятно, что подозрения оправдались, но это ничуть не помогало ей в поисках Алисии. Где могла скрываться эта девчонка? Ушла ли она из монастыря? Возвращалась ли домой? Если так, то с отцом она не виделась.
Но сейчас на очереди были анархисты. Фрина засунула свою «Беретту» за подвязку. А к предплечью прикрепила нож. Больше они ее врасплох не застанут.
Социалистический книжный магазин был закрыт. Фрина постучала в дверь, и худой смуглый мужчина впустил ее. Очертания полок, забитых книгами, неясно проступали в темноте. Молодой человек взял Фрину за руку и повел вверх по едва различимой лестнице. Они оказались в большой комнате, завешенной черным занавесом с нарисованными на нем светящимися звездами.
– Ваш билет?
Фрина достала билет, и молодой человек забрал его. Он наклонился к ней и прошептал:
– Проходите и садитесь у двери. Мадам Стелла готовится войти в транс, и ее нельзя беспокоить. Пожалуйста, не шумите.
Фрину пропустили за занавеску в полутемную комнату, в центре которой возвышался огромный стол, окруженный стульями, лишь два из них были свободны. Фрина села и оглядела соседей.
Рядом с ней сидела толстуха в цветастом платье и накрахмаленном ситцевом чепце, напоминавшем горшок. Она была сильно накрашена, и волосы у нее были неестественного оттенка. Толстуха робко улыбнулась Фрине и прошептала:
– Правда, все это захватывает?
Рядом с ней сидела добропорядочная вдова, потом Мария Алиена (или Эванс) и два молодых человека, переговаривавшихся вполголоса. Перед ними лежали блокноты и карандаши, видимо, они приготовились что-то записывать. Во главе стола находилась кабина медиума, завешанная плотными черными занавесями. Рядом – два электрических фонаря. С противоположной стороны от кабины сидели двое прилично одетых мужчин, очевидно, служащие. От них исходил весьма спиритический аромат, и Фрина подумала, что знает, из какой он бутылки. У мужчины, сидевшего по соседству от них – седоватого, средних лет, – было незапоминающееся лицо, и, похоже, сидеть ему было неудобно. Фрина решила, что это и есть ее похититель. Кудрявая девушка, судя по всему, иностранка, расположилась по другую сторону от Фрины.
– Вы здесь впервые, дорогуша? – поинтересовалась толстуха.
– Да. А что нам надо делать? – осведомилась Фрина.
– Подождать, пока мадам Стелла закончит приготовления, а затем взяться за руки и спеть гимн.
– Гимн?
– Да, дорогуша, чтобы изгнать злых духов. А потом ждать, когда появится Яркое Перо, он приведет других.
– Яркое Перо?
– Ее посредник. Он краснокожий индеец. Ш-ш!
Мадам Стелла вошла в сопровождении коренастого мужчины в университетской мантии. В длинных темных одеждах с широкими рукавами – в таких удобно прятать необходимые предметы – она казалась величественной. Фрина откинулась на спинку стула и наслаждалась столь умело созданной атмосферой. Здорово придумано: зрителей заставили ждать в темноте, наполненной магическими предметами и светящимися рисунками, которые со временем начинали вызывать световые иллюзии.
– Да благословит вас Господь, – начала мадам Стелла ровным невыразительным голосом.
– Да благословит вас Господь, – откликнулись собравшиеся.
– Соедините руки, мы споем вместе «Пребудь со мной». [42]
Фрина подхватила со всеми, хотя и не очень любила этот гимн. Анархисты воздержались от пения, видимо, по политическим убеждениям.
Этого, конечно, вполне достаточно, чтобы все злые духи отправились домой, на Елисейские поля, подумала Фрина, пытаясь ослабить хватку иностранки, которая накрепко вцепилась пальцами ей в руку. Ну же, когда же спектакль начнется!
Пребудь со мной, уж меркнет свет дневной,
Густеет мрак, Господь, пребудь со мной.
Когда лишусь опоры я земной,
О Бог всесильный, Ты пребудь со мной.
Мадам Стелла откинулась назад в своем кресле и тяжело задышала. Фрина считала вдохи и выдохи: пять, десять, пятнадцать, затем глубокий голос возвестил:
– Яркое Перо уже здесь. Оу!
Голос напоминал индейца из циклов радиопередач о ковбоях, которые случалось слышать Фрине. Она закусила губу, чтобы не рассмеяться, но на собравшихся это появление произвело электризующее воздействие. Фрина почувствовала, как по цепочке пробежала восторженная дрожь. Кто-то учащенно задышал.
– Здесь много духов, – заметил Яркое Перо. – Том хочет поговорить со своей матерью. Она здесь?
Толстуха всхлипнула от облегчения и воскликнула:
– О, Том, у тебя все хорошо?
Фрине вдруг стало очень жаль соседку. Медиум на миг замерла, а потом изобразила другой голос: молодого юноши.
– Мама, у меня все в порядке. Здесь хорошо. Не плачь, мама, и не горюй. Скоро и ты будешь со мной.
– О Томми, – запинаясь, проговорила женщина. – О мой дорогой сыночек! А как там у вас?
– Кругом музыка и цветы, и бабушка тоже здесь. Помнишь Билла? И он тут. Много друзей. Цветы…
Голос оборвался. Толстуха вцепилась в руку Фрины и зарыдала.
Яркое Перо снова подал голос:
– Пожилой господин вызывает свою жену. Он поседел, согнулся и ходит с палочкой. Он говорит, что его жену звали Фелисия. Ты здесь, Фелисия?
Фрина недоумевала, почему Яркое Перо не знает, кто ждет контакта с потусторонним миром.
– Это ты, Джек? – грустно проговорила вдова.
– Привет, Лис, наконец-то я пробился. – Голос был трескучий и вялый. – Тут много друзей. Я принес тебе подарок.
Сверхъестественным образом в воздух бесшумно взлетел рупор и подплыл прямо к вдове. Потом накренился, и что-то выпало на стол.
– Ты ведь потеряла это, верно, Лис? Ты всегда была такая рассеянная, – проскрипел старческий голос.
Вдова расплакалась.
– О, Джек, это ты! Я вчера потеряла обручальное кольцо. Не представляю, где.
Фрина догадалась, где это случилось. Да тут же, в книжном магазине, когда женщина покупала билет. Фальшивые медиумы вынуждены использовать любые эффекты, которые им подвернутся.
– Как там у вас? За занавесом? Ты скучаешь по мне?
– Здесь хорошо. Мы целыми днями поем, кругом цветы и музыка. И никакой работы.
– Джек, Джек, а ты встречался с Иисусом?
Но Джек уже исчез. Начиналось что-то новенькое. Тамбурин взлетел в воздух и словно сам в себя ударил, разразившись звоном. Загудела труба. Занавес кабины медиума зашевелился, будто от внезапного порыва ветра.
Фрина была впечатлена. Мадам Стелле приходилось часами репетировать, чтобы добиться подобного эффекта.
На встречу с двумя служащими явился какой-то мужчина, их старинный приятель, он был сбит омнибусом, которым управлял пьяный водитель.
– Привет, привет, кто у нас тут? Вы ведь никогда не верили во всю эту чепуху, парни!
– Это он! – воскликнул один из друзей. – Скажи ему что-нибудь.
Фрина вдруг явственно вспомнила сцену из «Гамлета». «Он ждет вопроса. Спрашивай, Горацио!» [43]Молодой человек не знал, что сказать.
– Ты в порядке, приятель?
– Конечно, здесь хорошо. Тебе понравится. Надеюсь, шофер горит в аду. Это он меня сбил, вы знаете. Пьян был в стельку.
– Я думал, весь гнев ты должен был оставить на земле, – пробормотал его друг.
Тогда снова вмешался Яркое Перо, пресекая попытки духа просветить своих друзей о том, что гнев может пережить человека.
– Ему пришлось изрядно потрудиться, прежде чем он попал на небеса, – строго сказал Яркое Перо. – Многие духи не могут разделаться с земными страстями, даже оказавшись в Счастливых Охотничьих Угодьях. Я вижу, как подручные уводят его. А вот еще молодой человек. Он погиб в огне. Он желает говорить с Казимиром, Карлом, Максом, Ниной и Марией. Они здесь?
– Мы здесь, – раздался серьезный голос.
Медиум снова изменила голос. Фрина заметила, что женщина начала уставать. Пришествие анархиста сопровождалось еще более поразительным представлением. Из темноты выплыло марлевое полотнище, красное, с революционными серпом и молотом. Фрина поймала его губами, когда оно беззвучно проплывало над столом, и принюхалась.
На ткани была слюна медиума. Фрина выплюнула знамя.
Дух заговорил звонким голосом. Это был голос юноши, он говорил по-латышски. Фрина обратила внимание на публику. Она все еще держала за руки своих соседок. Толстуха тихо всхлипывала. Иностранка сосредоточенно слушала.
Один из двух молодых людей что-то записывал, карандаш царапал бумагу, когда он писал имена и даты, и, как надеялась Фрина, время и место. Порой дух произносил нечто такое, что вызывало у латышей удивление.
– Что он сказал? – шепотом спросила Фрина.
– Он рассказывает о том, как погиб, – ответила девушка. – Он был в осаде. Говорит, что застрелился, прежде чем дом сгорел дотла. Мы этого не знали.
И до сих пор не знаете, подумала Фрина. Вернулся Яркое Перо, и Фрина уже собралась разомкнуть руки, как вдруг голос с ирландским акцентом произнес:
– Ну что, старушка, не забыла старого «Пекаря Фокса Эйбла»?
Глава девятая
Прощай, блаженный край!
Привет тебе, зловещий мир!
Джон Мильтон «Потерянный рай» [44]
Фрина похолодела от ужаса. Откуда им известно о «Пекаре Фоксе Эйбле»? Так звался самолет, на котором она во время эпидемии испанки девятнадцатилетней девушкой летела на Гебриды к больным фермерам и везла с собой доктора Макмиллан. Ирландец Майкл оказался единственным человеком на всем аэродроме, где она пыталась раздобыть самолет. Этот голос был голосом Майкла; но его не стало в 1921 году, когда летчик разбился в авиакатастрофе.