Гришем Джон. Партнер

   Показания были записаны Гримшоу у нее дома, в глубинке округа Гаррисон, по истечении семи недель после похорон Патрика Лэнигана.
   К тому времени его смерть уже вызывала серьезные сомнения. Пропали деньги.

Глава 16

   Врач оказался молодым пакистанцем. Звали его Хайани, он был чутким и отзывчивым человеком. По-английски Хайани говорил с заметным акцентом и, казалось, был абсолютно доволен тем, что ему приходилось сидеть и болтать со своим пациентом столько, сколько тот желал. Ожоги постепенно заживали.
   Но душевный покой к Патрику так и не приходил.
   – Пытка представляла собой нечто такое, – сказал он как-то после часовой беседы, – чего я никогда не смогу точно описать.
   Разговор на эту тему завел Хайани. Хотя в бумагах говорилось об этом достаточно – ведь Патрик как-никак предъявил ФБР судебный иск, – с чисто медицинской точки зрения врачу представилась редкая возможность наблюдать и оказывать помощь человеку, прошедшему через чудовищные муки.
   Хайани сосредоточенно кивнул. “Продолжайте, продолжайте”, – говорили его глаза.
   Сегодня Патрик был явно расположен поговорить.
   – Спать невозможно. Максимум час, а потом я начинаю слышать голоса, ощущать запах горелого мяса и просыпаюсь в холодном поту. Ничего не меняется. Сейчас я здесь, дома, в безопасности, как мне кажется, и все же они по-прежнему идут по моим следам. Я не могу спать. Я не хочу спать, док.
   – Могу дать вам снотворного.
   – Нет. Не сейчас, во всяком случае. Во мне и так полно всякой химии.
   – С кровью у вас все в норме. Есть немного дряни, но в незначительных количествах.
   – Больше никаких наркотиков, док. Пока.
   – Вам необходим сон, Патрик.
   – Я знаю. Но мне не хочется спать. Во сне опять начинаются пытки.
   Хайани записал что-то в блокноте. Последовало долгое молчание. Хайани с трудом верилось в то, что этот, судя по всему, неплохой человек смог кого-то убить, да еще таким жутким способом.
   Палата освещалась лишь пробивавшимся сквозь щель между шторами узким лучом солнца.
   – Могу я быть с вами откровенным, док? – негромко спросил Патрик.
   – Конечно.
   – Мне необходимо остаться здесь как можно дольше.
   Здесь, в этой палате. Через несколько дней феды заведут речь о том, что пора переезжать в тюрьму округа Гаррисон.
   Там меня поместят в камеру с какими-нибудь местными подонками. Я там не выживу.
   – Но зачем им это?
   – Они давят на меня, док. И будут увеличивать давление до тех пор, пока не получат то, что хотят получить. Меня посадят в камеру с насильниками и наркоманами, дав при этом понять, что чем быстрее я заговорю, тем лучше, поскольку это единственный способ улучшить мое положение.
   Тюрьма Парчмэн – это что-то ужасное. Вам не приходилось бывать там, док?
   – Нет.
   – А я бывал. У клиента. Это ад на земле. А окружная тюрьма немногим лучше. Но в ваших силах оставить меня здесь, док. Вам стоит лишь сказать судье, что я нуждаюсь в вашем наблюдении, и меня не тронут. Прошу вас, док.
   – Конечно, Патрик. – Хайани вновь черкнул что-то в блокноте.
   Очередная пауза. Патрик прикрыл глаза и натужно, прерывисто задышал: мысль о тюрьме взволновала его.
   – Я собирался предложить психиатрическое обследование, – сказал Хайани, и Патрик прикусил губу, чтобы сдержать улыбку.
   – Зачем? – спросил он с наигранной тревогой.
   – Мне просто интересно. А вы против?
   – Нет, наверное. Когда?
   – Скажем, через пару дней.
   – Не уверен, что буду готов через такое короткое время.
   – Спешить некуда.
   – Это звучит обнадеживающе. Спешить нам действительно некуда, док.
   – Я понял. В таком случае на следующей неделе.
   – Или через неделю.
   Мать парня звали Нелдин Кроуч. Жила она в домике на колесах в окрестностях Геттисберга, хотя в то время, когда пропал ее сын, она вместе с ним обреталась в таком же жилище рядом с Льюсдейлом, небольшим городком неподалеку от Лифа. По ее словам, сын исчез в воскресенье, девятого февраля девяносто второго года, – в тот самый день, когда на автостраде номер пятнадцать погиб Патрик Лэниган.
   Однако, если верить записям шерифа Суини, Нелдин Прюитт (ее фамилия по мужу в то время) впервые пришла в его офис тринадцатого февраля – сообщить об исчезновении сына. С этим заявлением она обошла всех местных шерифов, обращалась в ФБР и даже ЦРУ. Выглядела она очень расстроенной и временами впадала в истерику.
   Сына звали Пеппер Скарборо. Скарборо была фамилия ее первого мужа, предполагаемого отца Пеппера, хотя она никогда не была уверена в том, кто на самом деле отец ее ребенка. Никто не мог припомнить, откуда взялось имя Пеппер. В роддоме мать назвала мальчика Лавилль, но сын очень скоро возненавидел свое имя. Подростком он уверял окружающих в том, что его зовут Пеппер. Как угодно, только не Лавилль.
   На момент исчезновения Пепперу Скарборо было семнадцать. После трех попыток окончить среднюю школу он махнул на нее рукой и отправился работать заправщиком автомобилей в Льюсдейл. Сильно заикавшийся парень очень скоро научился ценить прелести независимой жизни, проводил почти все время в лесах, как правило, в одиночестве.
   Друзей у Пеппера было немного, и мать постоянно упрекала его в этом. Помимо Пеппера, она имела еще двоих малышей и множество мужчин. Жила Нелдин вместе с семейством в грязном и тесном трейлере без кондиционера.
   Пеппер предпочитал ночевать в лесу, в палатке. Накопив денег, он купил себе ружье и охотничье снаряжение. Жил в основном в национальном парке Де-Сото – в двадцати минутах ходьбы и целой вечности от своей матери.
   Свидетельств того, что Пеппер и Патрик Лэниган когда-либо встречались, не существовало. По чистой случайности охотничья хижина Патрика располагалась в том же районе, где любил промышлять и Пеппер. Оба были белыми мужчинами схожего телосложения, хотя Патрик казался намного плотнее. Куда более интересным представлялся тот факт, что ружье Пеппера, его палатка и спальный мешок в конце февраля девяносто второго года были найдены в хижине Патрика.
   Оба исчезли приблизительно в одно время и примерно в одном месте. Через несколько месяцев Суини и Каттер установили, что в начале февраля в штате Миссисипи других пропавших без вести не было. Были сообщения об исчезновении в феврале нескольких подростков, однако к началу весны все они благополучно вернулись домой.
   Сидя за компьютером в вашингтонской штаб-квартире ФБР, Каттер выяснил, что ближайшим по времени к моменту предполагаемой гибели Патрика пропавшим без вести был водитель грузовика из Дотэма, штат Алабама. В воскресенье, восьмого февраля, он словно испарился, оставив несчастную жену и кучу неоплаченных счетов. Каттер занимался этим вопросом целых три месяца и в результате пришел к убеждению, что связи между водителем грузовика и Патриком Лэниганом нет.
   Существовала, конечно, вероятность, что Патрик и Пеппер все же столкнулись друг с другом. По мнению Каттера и Суини, в машине сгорел именно Пеппер. Естественно, подобное бездоказательное заключение для суда было неприемлемо. Патрик мог согласиться подвезти предпочитавшего путешествовать автостопом австралийца, безвестного бродягу или человека, отчаявшегося дождаться автобуса.
   Был составлен список из восьми имен, куда включили и пожилого джентльмена из Мобила. Его видели последний раз, когда он на бешеной скорости выезжал из города в направлении Миссисипи. Значилась в списке и молодая проститутка из Хьюстона, сказавшая приятелям, что собирается перебраться в Атланту, чтобы начать там новую жизнь.
   Но все восемь человек были объявлены пропавшими задолго до февраля девяносто второго, поэтому Каттер и Суини считали бесполезным заниматься этими людьми.
   Единственной стоящей версией оставался Пеппер, но они не могли доказать свою правоту.
   В отличие от них Нелдин считала, что может сделать это, о чем и заявила прессе. На второй день после поимки Патрика она отправилась к адвокату, местному ловчиле, за гонорар в триста долларов устроившему ей развод, и попросила его помощи в нелегком деле общения с журналистами.
   Тот моментально согласился и даже пообещал сделать это бесплатно, а потом поступил так, как любой плохой адвокат на его месте: созвал пресс-конференцию у себя в офисе, в Геттисберге, километрах в ста сорока к северу от Билокси.
   Представив плачущую клиентку пишущей братии, он гневно обрушился на шерифа Билокси и местное отделение ФБР, обвиняя власти в неспособности найти Пеппера. Какой позор – более чем четыре года валять дурака, в то время как его клиентка живет в бесконечных муках. За пятнадцать минут выступления он превзошел себя. Он призывал к мерам самого сурового воздействия на Патрика Лэнигана – мужчину, который убил бедного юношу и сжег его тело, чтобы скрыть кражу девяноста миллионов долларов. В его зажигательной речи не хватало лишь одного – фактов.
   Журналисты, несмотря на всю свою осторожность, проглотили услышанное. Им раздали фотографии Пеппера простого патлатого паренька с едва пробивающимися усиками. Безликая жертва обрела наконец лицо, стала человеком. Вот тот парень, которого убил Патрик Лэниган.

* * *

   История с Пеппером наделала немало шуму. Называли его теперь не иначе как “предполагаемой жертвой”, причем слово “предполагаемой” почти всегда произносилось едва слышно. Лежа в палате, Патрик следил за развитием событий по телевизору.
   Вскоре после своего исчезновения Патрик узнал: ходят слухи о том, будто в пламени сгоревшего “шевроле” сгинул Пеппер Скарборо. В январе девяносто второго они как-то вместе охотились на оленя, а потом холодным полуднем ели в лесу поджаренную на костре оленину. Патрик тогда поразился, узнав, что молодой человек практически жил в лесу, предпочитая палатку родному дому, о котором отзывался весьма неодобрительно. Способности к выживанию были у него исключительными. Патрик предложил парню прятаться под навесом хижины в плохую погоду, но, насколько ему было известно, Пеппер ни разу не воспользовался им.
   Они несколько раз встречались в лесу. С вершины поросшего деревьями холма, расположенного примерно в километре от охотничьей хижины, Пеппер мог хорошо видеть ее, и, когда рядом появлялась машина Патрика, он обычно прятался где-то неподалеку. Ему доставляло наслаждение красться за своим знакомым по лесу. Он швырял в Патрика камешками, на что тот только кричал и ругался. А потом они ненадолго присаживались вместе. Пеппер не горел желанием поддерживать разговор, но одиночество, по-видимому, надоедало и ему. Патрик подкармливал его бутербродами и конфетами.
   Весть о том, что в убийстве парня обвиняют его, нисколько не удивила Патрика ни тогда, ни сейчас.

* * *

   Доктор Хайани с интересом смотрел телевизионные новости. Прочитав газеты, он в деталях обсудил с молодой женой поведение своего скандально известного пациента.
   Сидя поздно вечером на постели, оба увлеченно следили за экраном.
   Телефонный звонок раздался, когда свет был уже выключен – супруги ложились спать. Это оказался Патрик. Пробормотав извинения, он расстроенным голосом объяснил, что должен с кем-нибудь поговорить. Будучи в полном смысле этого слова узником, он имел право звонить лишь своему адвокату и врачу, причем не более двух раз в сутки. Не найдется ли у дока минуты свободного времени?
   Безусловно.
   Последовало еще одно извинение за поздний звонок: спать сейчас просто невозможно, а последние новости, особенно предположение об убийстве парня, неприятно поразили его. Док смотрел телевизор?
   Да, конечно.
   Патрик в палате, у него не выключен свет. Слава Богу, все остальные сидят в коридоре. Ему страшно, признался Патрик. Он слышит какие-то голоса и странные звуки.
   Причем голоса доносятся не из коридора, а исходят от стен палаты. Это не может быть следствием воздействия наркотиков?
   Это может быть следствием разных вещей, объяснил доктор Хайани, – медицинских препаратов, усталости, перенесенной травмы, физического и психологического шока.
   Они проговорили ровно час.

Глава 17

   Уже третий день он не мыл голову. Пусть волосы станут жирными. Он не брился. Одет был не в пижаму из легкого хлопка, в которой спал, а в мятый хирургический балахон. Хайани обещал как-то принести новый. Но сегодня нужен был именно мятый. На правую ногу он натянул длинный белый носок, а на левой, чуть выше лодыжки, виднелся отвратительный шрам от веревки, растершей кожу в кровь. Это должны увидеть. К черту носок. Хватит и одной сандалии из черной резины.
   Сегодня его выставят на всеобщее обозрение. Мир ждет.
   В девять прибыл Сэнди с двумя парами дешевых пластиковых солнечных очков и черной бейсболкой, как заказывал Патрик.
   – Спасибо, – поблагодарил его Лэниган. Стоя перед зеркалом в ванной комнате, он примерял очки и бейсболку.
   Десятью минутами позже подъехал доктор Хайани. Патрик представил мужчин друг другу. Неожиданно он ощутил легкое возбуждение, голова прояснилась. Усевшись на край постели, он провел рукой по волосам, дыхание его сделалось ровнее.
   – Видите ли, я никогда не думал, что этот день придет, – пробормотал он, глядя в пол. – Никогда.
   Адвокат и врач переглянулись, не зная, что ответить.
   Хайани предложил таблетки сильного успокаивающего, и Патрик выпил две.
   – Может, мне удастся проспать этот спектакль, – заметил он.
   – Говорить буду я, – пообещал Сэнди. – Расслабься и слушай, ничего другого от тебя не требуется.
   – Именно этим он и будет занят, – вставил Хайани.
   Послышался стук в дверь. На пороге появился шериф Суини с таким количеством сопровождавших, которого хватило бы на подавление небольшого восстания. В ходе краткого обмена приветствиями Патрик надел бейсболку, солнечные очки и протянул руки для наручников.
   – А это что такое? – настороженно спросил Сэнди, увидев металлические цепи, которые держал помощник шерифа.
   – Оковы для ног, – любезно пояснил Суини.
   – Они вряд ли годятся в данном случае, – решительно заметил Сэнди. – У него рана на щиколотке.
   – Это правда, – подтвердил Хайани. – Можете взглянуть. – Он указал на левую ногу Патрика.
   Суини на мгновение задумался, и эта нерешительность дорого обошлась ему.
   – Бросьте, шериф, – проговорил Сэнди. – Какие у моего клиента шансы бежать? Он изранен, закован в наручники и окружен вашими людьми. Что он в силах сделать?
   – Если нужно, я позвоню судье, – вмешался Хайани.
   – Да, но сюда-то он приехал в цепях, – заметил Суини.
   – Но это же были люди из ФБР, Рэймонд, – сказал Патрик. – Да и крепились цепи не на щиколотке, а выше колена. И это было невыносимо.
   Оковы отложили в сторону, и Патрика провели в коридор, где стояли парни в коричневой форме. Окружив его, группа двинулась в сторону лифтов. Сэнди поддерживал Патрика под локоть.
   Кабина лифта оказалась слишком маленькой для такого эскорта. Те, кто не поместился, бросились бегом по лестнице вниз, чтобы встретить Патрика в вестибюле. Перестроившись, плотной группой люди вышли через стеклянные двери в теплый осенний день к поджидавшим их автомобилям.
   Патрика усадили в новенький сияющий “форд” с номерными знаками округа Гаррисон, и автомобиль тронулся, сопровождаемый белым автобусом, где разместилась вооруженная охрана. Кортеж замыкали три вымытые до блеска патрульные машины. Впереди двигались еще две. Миновав контрольно-пропускной пункт, автомобили оказались в лежавшем за пределами базы обычном мире.
   Сквозь грубые пластиковые очки Патрик замечал все вокруг: улицы, по которым проезжал сотни раз, знакомые здания. Кавалькада свернула на автостраду номер девяносто, выходившую к заливу, спокойные темные воды которого ничуть не изменились с того момента, когда Патрик видел их в последний раз. Вдалеке показался пляж – узкая полоса песка между шоссе и водной гладью. Расстояние, отделявшее его от отелей и бунгало, стоявших на противоположной стороне шоссе, было слишком большим.
   Бизнес развлечений процветал в основном благодаря удивительной активности открывшихся во время отсутствия Патрика казино. Перед тем как покинуть город, он только слышал, что собираются открыть игорные заведения, а сейчас за окном машины блестели огромные, в стиле Лас-Вегаса, сверкающие неоном дворцы. Стоянки перед ними оказались забиты битком, несмотря на то, что была только половина десятого утра.
   – Сколько здесь казино? – спросил он у сидевшего справа шерифа.
   – Тринадцать. Но будут и еще.
   – Просто не верится.
   Таблетки оказались весьма эффективными. Дыхание Патрика сделалось ровнее, мышцы расслабились. На мгновение ему захотелось задремать, но, когда машина свернула на главную улицу, им вновь овладело любопытство. Ну же, еще пара кварталов. Через несколько секунд на него вновь навалится прошлое. Мимо здания городского собрания, поворот налево, быстрее, быстрее! Вот он, уголок Вью-Марше, старой улицы с витринами роскошных магазинов, где стояло фешенебельное белое строение, одним из совладельцев которого он был когда-то – юридическая фирма Богена, Рэпли, Витрано, Хаварека и Лэнигана – адвокатов и советников юстиции.
   Фирма стояла на прежнем месте, изменился лишь состав партнеров.
   Перед ними на Говард-стрит высилось здание суда округа Гаррисон – всего в трех кварталах от бывшего офиса Патрика. Это был простой, красного кирпича, двухэтажный дом с газоном перед входом. На газоне толпились люди, вдоль улицы выстроились вереницы автомобилей. По тротуарам торопливо сновали пешеходы, казалось, почти все они направлялись в суд. Ехавшие впереди патрульные машины притормозили.
   Людей, стремившихся попасть в здание, оттесняли заслоны полисменов. Свободен был лишь проход к боковой двери. Патрику не раз приходилось видеть, как через нее проводили закоренелых убийц. Машины остановились, высыпавшие из двери помощники шерифа сгрудились вокруг черного “форда”. Патрик выбрался из автомобиля, его балахон светлым пятном выделялся на темном фоне формы охраны.
   Большая группа журналистов, фоторепортеров и телеоператоров, стоявших у ближайшего заслона, затаила дыхание. Оказавшийся в центре внимания Патрик низко опустил голову, шагая в окружении помощников шерифа. Они быстро проследовали к двери, слыша за спиной многочисленные вопросы:
   – Приятно очутиться дома, а, Патрик?
   – Где деньги, Патрик?
   – Кто сгорел в машине, Патрик?
   Подъем по лестнице не занял много времени. Патрику приходилось неоднократно проделывать этот путь, когда он спешил увидеться с судьей, чтобы получить его подпись на документе. В ноздри ударил знакомый запах. За прошедшие годы бетонные ступени так и не удосужились покрасить. Дверь, за ней небольшой коридор, полный любопытных клерков.
   Патрика ввели в расположенную рядом с залом заседаний комнату для присяжных. Он уселся на стул рядом с кофеваркой. К нему склонился Сэнди:
   – Ты в порядке?
   Шериф отпустил помощников.
   – Кофе? – спросил Сэнди.
   – Черный, пожалуйста.
   – С тобой все в норме, Патрик? – поинтересовался Суини.
   – Да, Рэймонд, спасибо.
   Голос его звучал робко и испуганно. Руки и колени сотрясала дрожь, унять которую он не мог. Не обратив внимания на протянутый кофе, скованными руками Патрик поправил очки и еще ниже опустил длинный козырек бейсболки. Плечи его поникли.
   Раздался стук в дверь. Белинда, привлекательная девушка, заглянула в щель и многозначительно сообщила:
   – Судья Хаски желает переговорить с Патриком.
   Голос показался ему знакомым. Посмотрев на дверь, Патрик мягко приветствовал девушку:
   – Здравствуй, Белинда.
   – Здравствуй, Патрик. Рада видеть тебя дома.
   Он отвернулся. Белинда была секретаршей в комнате судебных клерков, и все адвокаты флиртовали с ней напропалую. Приятная девушка. Приятный голос. Неужели и вправду прошло четыре года?
   – Где? – спросил Суини.
   – Здесь. Через несколько минут.
   – Хочешь повидаться с судьей, Патрик? – поинтересовался Сэнди. – Это не обязательно.
   В обычных обстоятельствах это было бы просто странно.
   – Конечно же. – Патрику очень хотелось увидеться с Карлом Хаски.
   Дверь захлопнулась.
   – Я пока выйду, – сказал Суини. – Нужно покурить.
   Патрик остался со своим адвокатом и внезапно встрепенулся:
   – Пара вопросов, Сэнди. От Лиа Перес ничего не слышно?
   – Нет.
   – Скоро она отыщет тебя, будь к этому готов. Я написал ей длинное послание и хочу, чтобы ты передал его.
   – О'кей.
   – И второе. Существует специальный прибор от “жучков”, называется он “Ди-экс-130”. Выпускает его корейская компания “Ло Ким”, стоит эта штука около шести сотен долларов, а размером с небольшой диктофон. Купи ее и бери с собой на каждую нашу встречу. Перед любым разговором придется проверять помещение и установленные в нем телефоны. Обратись также к уважаемой в Новом Орлеане фирме, чтобы по крайней мере дважды в неделю они проверяли твой офис. Это будет недешево, но я все оплачу. Вопросы есть?
   – Нет.
   Стук в дверь заставил Патрика опять опустить плечи. В комнату вошел Карл Хаски – без сопровождения, без судейской мантии, в рубашке, галстуке и очках, сползших на самый кончик носа. Из-за седых волос и морщин вокруг глаз он, сорокавосьмилетний мужчина, казался пожилым и мудрым.
   Когда Хаски протянул руку, Патрик посмотрел ему прямо в глаза и улыбнулся.
   – Рад видеть тебя, Патрик, – тепло сказал судья, пожимая звякнувшую наручниками руку.
   Хаски хотелось наклониться и обнять старого приятеля, однако, скованный юридическим протоколом, он ограничился сердечным рукопожатием.
   – Как поживаешь, Карл?
   – Отлично. А ты?
   – Бывали времена и получше, но сейчас мне приятно вновь встретиться с тобой. Даже при таких обстоятельствах.
   – Благодарю. Я и представить себе не могу…
   – Я сильно изменился, не так ли?
   – Еще как. Не уверен, что узнал бы тебя на улице.
   Патрик улыбнулся.
   Подобно немногим людям, кто еще хранил в душе дружеские чувства к Патрику Лэнигану, Хаски чувствовал себя преданным, но все же для него было большим облегчением узнать, что этот человек остался жив. Обвинение в умышленном убийстве глубоко взволновало Хаски. Развод и гражданские иски еще куда ни шло, но убийство…
   Связанный с обвиняемым узами дружбы, он не мог председательствовать на процессе Лэнигана. Хаски планировал заняться предварительным следствием, а потом, задолго до принятия каких-либо решений, отойти в сторону. Об истории их взаимоотношений давно ходили слухи.
   – Полагаю, ты заявишь, что не признаешь себя виновным, – сказал Хаски.
   – Совершенно верно.
   – Тогда все ограничится первым слушанием. Выпустить под залог я тебя не смогу, поскольку речь идет об умышленном убийстве.
   – Понимаю, Карл.
   – Слушание не займет и десяти минут.
   – Мне уже приходилось бывать здесь. Сейчас буду сидеть на другом стуле, только и всего.
   Двенадцать лет работы судьей не ожесточили Хаски. Он до сих пор испытывал сочувствие к людям, совершившим даже самые тяжкие преступления. У него был особый дар видеть страдания этих несчастных. Осознание собственной вины жгло их огнем. Хаски послал за решетку сотни обвиняемых, которые, предоставь судьба им шанс, вышли бы из зала и никогда больше не преступили бы закона. Ему хотелось помочь им, протянуть руку, простить.
   А сейчас перед ним был Патрик. Его чести с трудом удавалось сдерживать слезы. Старый друг – со скованными руками, одетый в клоунский наряд, с закрытыми глазами и изменившимся лицом, нервный, измученный и перепуганный. Хорошо бы привести его домой, как следует накормить, дать отдохнуть и помочь вернуться к нормальной жизни.
   Опустившись рядом с Патриком на колени, Хаски сказал:
   – Знаешь, я не могу участвовать в твоем деле, не могу по совершенно очевидным причинам. Сейчас я займусь вопросами предварительного следствия: хочу быть уверенным в том, что тебе обеспечена защита. Я по-прежнему твой друг. Можешь рассчитывать на меня. – Он осторожно дотронулся до колена Патрика, боясь потревожить свежую рану.
   – Спасибо, Карл. – Патрик прикусил губу.
   Хаски хотелось увидеть его глаза, но из-за темных очков Лэнигана это было невозможно. Поднявшись, судья направился к двери.
   – Сегодня все будет обычным порядком, – обратился он к Сэнди.
   – Народу там много? – спросил его Патрик.
   – Да. Друзья и враги. Все там.
   Он вышел.

* * *

   В богатой истории побережья было немало известных убийц и других преступников, поэтому переполненные залы судов давно никого не удивляли. Но такого скопления людей на первом слушании дела не помнил никто.
   Прибывшие раньше всех представители прессы заняли лучшие места. Поскольку Миссисипи оставался одним из немногих штатов, где торжество здравого смысла простиралось так далеко, что в зал суда было запрещено проходить с фото-, теле-и видеоаппаратурой, журналистам оставалось только сидеть и слушать, а затем излагать увиденное и услышанное. Для этого требовалось быть настоящими профессионалами своего дела – задача, к которой большинство оказались явно не готовыми.
   Каждое громкое дело привлекало массу народу: клерков и секретарш из разных кабинетов, скучающих помощников юристов, вышедших на пенсию полисменов, местных законников – они шатались по коридорам, пили дармовой кофе, сплетничали, совали нос в сделки с недвижимостью, ожидали последнего слова судьи – словом, делали что угодно, лишь бы не сидеть на своих рабочих местах. Слушание дела Патрика Лэнигана собрало их всех.