Страница:
— Вот в это позвольте мне не поверить.
— Верите вы или нет, не имеет никакого значения. Совет решил, что вы не будете допущены в зал, поскольку в прошлый раз нарушили наши правила, напечатав репортаж о заседании.
— Это запрет?
— Совершенно верно.
— Тем не менее я приеду.
Повесив трубку, я тут же позвонил шерифу Макнэту. Его тоже уведомили о слушаниях, но он не был уверен, что сможет участвовать, так как был занят поисками пропавшего ребенка (из Висконсина). Я не сомневался, что, помимо всего прочего, он не хотел сталкиваться с Пэджитами.
У нашего районного прокурора Руфуса Бакли в понедельник начинался суд по делу о вооруженном ограблении в округе Ван-Бюрен. Он обещал направить послание с выражением своего несогласия, однако никакого письма в совет так и не поступило. Выездной судья Омар Нуз председательствовал на том же суде, так что и он сорвался с крючка. Я уже начинал думать, что на слушаниях не будет никого, кто мог бы оспорить условно-досрочное освобождение Пэджита.
Исключительно смеха ради я предложил поехать Бэгги. Тот аж задохнулся от ужаса и тут же выложил целый список причин, по которым он якобы никак не мог этого сделать.
Я отправился к Гарри Рексу. У этого в понедельник в Тьюпело начинался безобразный бракоразводный процесс, иначе он, вероятно, поехал бы со мной в Парчмен.
— На сей раз парня выпустят, Уилли, — предрек он.
— Но в прошлом году удалось ведь предотвратить беду.
— Раз уж дело об условно-досрочном освобождении начато, его доведут до конца, это лишь вопрос времени.
— Ну должен же хоть кто-то бороться!
— А зачем? Он все равно в конце концов выйдет. К чему зря дразнить Пэджитов? Добровольцев вы не найдете.
Добровольцев отыскать оказалось действительно трудно: весь город спрятал голову в песок. А я-то представлял себе разъяренные толпы, осаждающие зал заседаний и в конце концов срывающие слушания.
Моя «разъяренная толпа» ограничилась тремя персонами.
Уайли Мик согласился поехать, хотя выступать не собирался. Если мне действительно запретят присутствовать, он должен был посидеть в зале и потом все подробно мне рассказать.
Приятной неожиданностью стало появление шерифа Макнэта.
Охранник у входа в зал был неумолим. Когда адвокат совета увидел меня в коридоре, он страшно разозлился, мы обменялись парой нелицеприятных реплик. Люди в форме окружили меня. Я оказался в абсолютном меньшинстве, был разоружен, выдворен из здания и препровожден к машине, где и просидел все время под неусыпным наблюдением двух мужланов с бычьими шеями и низким коэффициентом умственного развития.
По словам Уайли, все прошло как по маслу. Люсьен со сворой Пэджитов, разумеется, был на месте. Адвокат совета зачитал сообщение, в котором Дэнни предстал как юный скаут. Социальная работница поддержала прошение. Люсьен говорил десять минут, нес обычный адвокатский вздор. Последним выступал отец Дэнни, который прочувствованно умолял освободить сына. Тот очень, мол, нужен дома, где семья усердно трудится на ниве производства пиломатериалов, щебенки, асфальта, а также берет подряды на грузоперевозки по суше и по воде. У сына будет столько работы, что свободного времени не останется вовсе, так что ни в какие неприятности он попасть не сможет.
Шериф Макнэт отважно выступил от имени граждан округа Форд. Он нервничал и вообще не был златоустом, но постарался подробно воспроизвести обстоятельства преступления. Разумеется, Макнэт не счел нужным напомнить о том, что присяжным, принадлежащим к тому же сообществу людей, которые выбрали его шерифом, Дэнни Пэджит угрожал во время суда.
Четырьмя голосами против одного Дэнни Пэджит был выпущен из тюрьмы под честное слово.
Два фактора повлияли на спокойное отношение горожан к случившемуся.
Во-первых, у Роды Кассело в здешних краях не было родственников, чей незатухающий гнев не позволил бы умереть памяти о чудовищном злодеянии. Люди не видели рядом с собой скорбящих родителей, что постоянно подогревало бы чувство сострадания и жажду справедливости. Детей Роды увезли, и вскоре все о них забыли. Убитая вела затворническую жизнь, так что не осталось у нее и близких друзей, которые не дали бы сойти на нет ненависти к убийце.
Во-вторых, Пэджиты словно бы существовали в каком-то ином мире. Они так редко появлялись на публике, что нетрудно было себя убедить: Дэнни просто сгинет на своем острове, и никто его больше никогда не увидит. Какая, собственно, разница для жителей округа, где он: в тюрьме или на острове? Раз он не будет мозолить глаза, ничто по-прежнему не будет напоминать и о его преступлении. За все девять лет после суда я ни разу не встречал в Клэнтоне ни одного из Пэджитов. В своей весьма острой статье после его освобождения я написал: «Хладнокровный убийца снова среди нас», однако, в сущности, это не было правдой.
Ни информационные материалы первой полосы, ни моя статья не вызвали ни единого читательского отклика. Об освобождении посудачили, но недолго.
Через неделю после выхода Дэнни на свободу, как-то утром Бэгги проскользнул в мой кабинет и прикрыл за собой дверь. Это всегда было хорошим знаком: значит, он принес такой слух, которым можно поделиться только без лишних ушей.
Обычно я приезжал на работу к одиннадцати, а он отправлялся на поиски жареного около полудня, так что у нас оставался час на то, чтобы обсудить дела и обменяться сплетнями.
На этот раз, с опаской оглядев стены, словно они могли быть нашпигованы «жучками», он сообщил:
— Вытащить парня из тюрьмы стоило Пэджитам ста тысяч кусков.
Ни сумма, ни сам факт подкупа меня не потрясли, удивило то, что Бэгги сумел раскопать эту информацию.
— Не может быть, — сказал я исключительно для того, чтобы раззадорить его.
— Это я тебе говорю! — ответил он, как отвечал всегда, когда раздобывал сенсационную новость.
— И кому достались деньги?
— Это самое интересное. Ты не поверишь.
— Так кому же?
— Упадешь.
— Да кому же, говори!
Даже медленнее, чем обычно, он выполнил ритуал прикуривания сигареты. В первые годы я чуть ли не кидался на стену, когда Бэгги вот так затягивал паузу, чтобы произвести больший эффект своей драматической новостью, но со временем научился ждать спокойно. Вот и теперь я просто продолжил писать то, что начал до его прихода.
— Вообще-то это не должно ни для кого быть сюрпризом, — нелогично продолжил он, попыхивая сигаретой. — Я-то нисколько не удивился.
— Ты скажешь наконец или нет?
— Тео.
— Сенатору Мортону?
— Именно так.
Признаться, я таки удивился, и немало. И не стал этого скрывать, иначе Бэгги утратил бы интерес к продолжению рассказа.
— Тео?! — воскликнул я.
— Он вице-председатель сенатского комитета по исправительным учреждениям. Сто лет заседает в нем и отлично знает, за какие ниточки надо дергать. Ему нужны были сто тысяч, Пэджиты были готовы их заплатить, они договорились, и парень вышел. Все просто.
— Я думал, Тео не берет взяток, — сказал я на сей раз искренне.
Бэгги театрально фыркнул.
— Не будь таким наивным, — произнес он с обычным видом всезнайки.
— Где ты это услышал?
— Не могу сказать.
Существовала вероятность, что его покерная команда просто сочинила свежую басню, чтобы посмотреть, быстро ли она облетит площадь и вернется к ним. Но не менее вероятно было и то, что Бэгги действительно что-то разнюхал. Впрочем, разница особого значения не имела. Прохождение наличности все равно отследить невозможно.
Рей Ноубл был одним из трех высших руководителей компании, которая уже владела тридцатью еженедельниками в южных штатах и желала расширить свою империю. Так же как мой друг и коллега Ник Динер, он вырос в семье, испокон веков занимавшейся газетным бизнесом, поэтому плавал в нем как рыба в воде. Он поклялся, что все останется в секрете, и выложил свой план. Его компания хотела приобрести «Таймс» вместе с газетами округов Тайлер и Ван-Бюрен. Оборудование двух последних они собирались продать и все производство сосредоточить в Клэнтоне, потому что качество нашей печати было гораздо лучше, а также консолидировать счета и централизовать работу всех изданий с рекламой. В прошлый раз Макгру утверждал, что миллион двести тысяч — предельная цена.
Теперь они предлагали миллион триста.
— После уплаты налогов вы получите миллион чистенькими, — сказал Ноубл.
— Считать я умею, — заявил я таким тоном, будто совершал подобные сделки каждую неделю. Слова «миллион чистенькими» эхом отдались во всем моем организме.
Макгру и Ноубл немного давили на меня: мол, что касается двух остальных газет, вопрос можно считать решенным. У меня создалось впечатление, что дела у них как раз складывались не совсем так, как им хотелось бы. «Таймс» была ключевым звеном. У нас и оборудование было классом повыше, и тираж побольше.
Я снова отверг предложение, и они удалились. Однако мы все трое знали, что это не последняя наша встреча.
У Сэма в кармане уже лежал один диплом, но он планировал продолжить образование, поступив на юридический факультет университета. Он чуть было не женился на своей канадке, но брак расстроился, поскольку ее семья оказалась категорически против. Мисс Калли восприняла известие о разрыве с явным облегчением, хотя в письмах Сэм ей о своем романе не писал.
Он планировал пробыть в Клэнтоне несколько дней, далеко от дома не отходить и пределы Нижнего города покидать только ночью. Я обещал поговорить с Гарри Рексом и вообще прощупать почву, чтобы разведать все, что можно, о Дюране и его сыновьях. Из официальных сообщений, которые мы печатали в газете, я знал, что он снова женился, а потом опять развелся.
Сэм хотел узнать, многое ли изменилось в Клэнтоне за время его отсутствия, и к концу дня я повез его на экскурсию в своем «спитфайре». Глубоко надвинув на лицо бейсболку с надписью «Детройт тайгерз», он жадно впитывал виды родного города. Я показал ему свой офис, торговый центр «Багин-сити» и разросшуюся западную окраину. Мы обогнули здание суда, я рассказал ему историю о снайпере и драматическом «исходе» Бэгги. В общих чертах он уже знал все это из писем мисс Калли.
Когда я высадил его у дома Раффинов, Сэм спросил:
— Пэджита действительно выпустили из тюрьмы?
— Его никто не видел. Он наверняка вернулся к себе на остров, — ответил я.
— Вы считаете, что возможны неприятности?
— Не думаю.
— Я тоже. Но никак не могу убедить в этом маму.
— Сэм, ничего плохого не случится.
Глава 37
— Верите вы или нет, не имеет никакого значения. Совет решил, что вы не будете допущены в зал, поскольку в прошлый раз нарушили наши правила, напечатав репортаж о заседании.
— Это запрет?
— Совершенно верно.
— Тем не менее я приеду.
Повесив трубку, я тут же позвонил шерифу Макнэту. Его тоже уведомили о слушаниях, но он не был уверен, что сможет участвовать, так как был занят поисками пропавшего ребенка (из Висконсина). Я не сомневался, что, помимо всего прочего, он не хотел сталкиваться с Пэджитами.
У нашего районного прокурора Руфуса Бакли в понедельник начинался суд по делу о вооруженном ограблении в округе Ван-Бюрен. Он обещал направить послание с выражением своего несогласия, однако никакого письма в совет так и не поступило. Выездной судья Омар Нуз председательствовал на том же суде, так что и он сорвался с крючка. Я уже начинал думать, что на слушаниях не будет никого, кто мог бы оспорить условно-досрочное освобождение Пэджита.
Исключительно смеха ради я предложил поехать Бэгги. Тот аж задохнулся от ужаса и тут же выложил целый список причин, по которым он якобы никак не мог этого сделать.
Я отправился к Гарри Рексу. У этого в понедельник в Тьюпело начинался безобразный бракоразводный процесс, иначе он, вероятно, поехал бы со мной в Парчмен.
— На сей раз парня выпустят, Уилли, — предрек он.
— Но в прошлом году удалось ведь предотвратить беду.
— Раз уж дело об условно-досрочном освобождении начато, его доведут до конца, это лишь вопрос времени.
— Ну должен же хоть кто-то бороться!
— А зачем? Он все равно в конце концов выйдет. К чему зря дразнить Пэджитов? Добровольцев вы не найдете.
Добровольцев отыскать оказалось действительно трудно: весь город спрятал голову в песок. А я-то представлял себе разъяренные толпы, осаждающие зал заседаний и в конце концов срывающие слушания.
Моя «разъяренная толпа» ограничилась тремя персонами.
Уайли Мик согласился поехать, хотя выступать не собирался. Если мне действительно запретят присутствовать, он должен был посидеть в зале и потом все подробно мне рассказать.
Приятной неожиданностью стало появление шерифа Макнэта.
Охранник у входа в зал был неумолим. Когда адвокат совета увидел меня в коридоре, он страшно разозлился, мы обменялись парой нелицеприятных реплик. Люди в форме окружили меня. Я оказался в абсолютном меньшинстве, был разоружен, выдворен из здания и препровожден к машине, где и просидел все время под неусыпным наблюдением двух мужланов с бычьими шеями и низким коэффициентом умственного развития.
По словам Уайли, все прошло как по маслу. Люсьен со сворой Пэджитов, разумеется, был на месте. Адвокат совета зачитал сообщение, в котором Дэнни предстал как юный скаут. Социальная работница поддержала прошение. Люсьен говорил десять минут, нес обычный адвокатский вздор. Последним выступал отец Дэнни, который прочувствованно умолял освободить сына. Тот очень, мол, нужен дома, где семья усердно трудится на ниве производства пиломатериалов, щебенки, асфальта, а также берет подряды на грузоперевозки по суше и по воде. У сына будет столько работы, что свободного времени не останется вовсе, так что ни в какие неприятности он попасть не сможет.
Шериф Макнэт отважно выступил от имени граждан округа Форд. Он нервничал и вообще не был златоустом, но постарался подробно воспроизвести обстоятельства преступления. Разумеется, Макнэт не счел нужным напомнить о том, что присяжным, принадлежащим к тому же сообществу людей, которые выбрали его шерифом, Дэнни Пэджит угрожал во время суда.
Четырьмя голосами против одного Дэнни Пэджит был выпущен из тюрьмы под честное слово.
* * *
Клэнтон был раздосадован, но не взорвался. Пока шел суд, город жаждал крови и испытывал горькое разочарование по поводу того, что присяжные не вынесли смертного приговора. Однако минуло девять лет, и уже после первых слушаний об условно-досрочном освобождении все смирились с тем, что Дэнни в конце концов выйдет на свободу. Никто не ожидал, что это случится так скоро, но шоком происшедшее уже не стало.Два фактора повлияли на спокойное отношение горожан к случившемуся.
Во-первых, у Роды Кассело в здешних краях не было родственников, чей незатухающий гнев не позволил бы умереть памяти о чудовищном злодеянии. Люди не видели рядом с собой скорбящих родителей, что постоянно подогревало бы чувство сострадания и жажду справедливости. Детей Роды увезли, и вскоре все о них забыли. Убитая вела затворническую жизнь, так что не осталось у нее и близких друзей, которые не дали бы сойти на нет ненависти к убийце.
Во-вторых, Пэджиты словно бы существовали в каком-то ином мире. Они так редко появлялись на публике, что нетрудно было себя убедить: Дэнни просто сгинет на своем острове, и никто его больше никогда не увидит. Какая, собственно, разница для жителей округа, где он: в тюрьме или на острове? Раз он не будет мозолить глаза, ничто по-прежнему не будет напоминать и о его преступлении. За все девять лет после суда я ни разу не встречал в Клэнтоне ни одного из Пэджитов. В своей весьма острой статье после его освобождения я написал: «Хладнокровный убийца снова среди нас», однако, в сущности, это не было правдой.
Ни информационные материалы первой полосы, ни моя статья не вызвали ни единого читательского отклика. Об освобождении посудачили, но недолго.
Через неделю после выхода Дэнни на свободу, как-то утром Бэгги проскользнул в мой кабинет и прикрыл за собой дверь. Это всегда было хорошим знаком: значит, он принес такой слух, которым можно поделиться только без лишних ушей.
Обычно я приезжал на работу к одиннадцати, а он отправлялся на поиски жареного около полудня, так что у нас оставался час на то, чтобы обсудить дела и обменяться сплетнями.
На этот раз, с опаской оглядев стены, словно они могли быть нашпигованы «жучками», он сообщил:
— Вытащить парня из тюрьмы стоило Пэджитам ста тысяч кусков.
Ни сумма, ни сам факт подкупа меня не потрясли, удивило то, что Бэгги сумел раскопать эту информацию.
— Не может быть, — сказал я исключительно для того, чтобы раззадорить его.
— Это я тебе говорю! — ответил он, как отвечал всегда, когда раздобывал сенсационную новость.
— И кому достались деньги?
— Это самое интересное. Ты не поверишь.
— Так кому же?
— Упадешь.
— Да кому же, говори!
Даже медленнее, чем обычно, он выполнил ритуал прикуривания сигареты. В первые годы я чуть ли не кидался на стену, когда Бэгги вот так затягивал паузу, чтобы произвести больший эффект своей драматической новостью, но со временем научился ждать спокойно. Вот и теперь я просто продолжил писать то, что начал до его прихода.
— Вообще-то это не должно ни для кого быть сюрпризом, — нелогично продолжил он, попыхивая сигаретой. — Я-то нисколько не удивился.
— Ты скажешь наконец или нет?
— Тео.
— Сенатору Мортону?
— Именно так.
Признаться, я таки удивился, и немало. И не стал этого скрывать, иначе Бэгги утратил бы интерес к продолжению рассказа.
— Тео?! — воскликнул я.
— Он вице-председатель сенатского комитета по исправительным учреждениям. Сто лет заседает в нем и отлично знает, за какие ниточки надо дергать. Ему нужны были сто тысяч, Пэджиты были готовы их заплатить, они договорились, и парень вышел. Все просто.
— Я думал, Тео не берет взяток, — сказал я на сей раз искренне.
Бэгги театрально фыркнул.
— Не будь таким наивным, — произнес он с обычным видом всезнайки.
— Где ты это услышал?
— Не могу сказать.
Существовала вероятность, что его покерная команда просто сочинила свежую басню, чтобы посмотреть, быстро ли она облетит площадь и вернется к ним. Но не менее вероятно было и то, что Бэгги действительно что-то разнюхал. Впрочем, разница особого значения не имела. Прохождение наличности все равно отследить невозможно.
* * *
В тот момент, когда я перестал думать о ранней пенсии, о том, чтобы обналичить свое имущество, уйти на покой, улететь в Европу, пешком пересечь Австралию, в тот момент, когда я вернулся к рутине и снова погрузился в проблемы отражения жизни города на страницах газеты, сочинение некрологов и охоту на каждого клэнтонского торговца как источник доходной рекламы, в мою жизнь снова вошел мистер Макгру. И не один. На сей раз он привез с собой своего клиента.Рей Ноубл был одним из трех высших руководителей компании, которая уже владела тридцатью еженедельниками в южных штатах и желала расширить свою империю. Так же как мой друг и коллега Ник Динер, он вырос в семье, испокон веков занимавшейся газетным бизнесом, поэтому плавал в нем как рыба в воде. Он поклялся, что все останется в секрете, и выложил свой план. Его компания хотела приобрести «Таймс» вместе с газетами округов Тайлер и Ван-Бюрен. Оборудование двух последних они собирались продать и все производство сосредоточить в Клэнтоне, потому что качество нашей печати было гораздо лучше, а также консолидировать счета и централизовать работу всех изданий с рекламой. В прошлый раз Макгру утверждал, что миллион двести тысяч — предельная цена.
Теперь они предлагали миллион триста.
— После уплаты налогов вы получите миллион чистенькими, — сказал Ноубл.
— Считать я умею, — заявил я таким тоном, будто совершал подобные сделки каждую неделю. Слова «миллион чистенькими» эхом отдались во всем моем организме.
Макгру и Ноубл немного давили на меня: мол, что касается двух остальных газет, вопрос можно считать решенным. У меня создалось впечатление, что дела у них как раз складывались не совсем так, как им хотелось бы. «Таймс» была ключевым звеном. У нас и оборудование было классом повыше, и тираж побольше.
Я снова отверг предложение, и они удалились. Однако мы все трое знали, что это не последняя наша встреча.
* * *
Через одиннадцать лет после того, как тайком бежал из округа Форд, Сэм Раффин вернулся туда весьма похожим манером — на автобусе, под покровом ночи. К тому времени, когда я узнал об этом, он уже два дня жил дома. Явившись, как обычно, в четверг к обеду, я увидел Сэма — он раскачивался в кресле-качалке на веранде. Улыбка у него была такой же лучезарной, как у его матери. С его возвращением мисс Калли помолодела лет на десять. Она нажарила цыплят и приготовила массу блюд из всех овощей, какие только росли у нее в огороде. Исав тоже был дома, и мы провели за праздничной трапезой не меньше трех часов.У Сэма в кармане уже лежал один диплом, но он планировал продолжить образование, поступив на юридический факультет университета. Он чуть было не женился на своей канадке, но брак расстроился, поскольку ее семья оказалась категорически против. Мисс Калли восприняла известие о разрыве с явным облегчением, хотя в письмах Сэм ей о своем романе не писал.
Он планировал пробыть в Клэнтоне несколько дней, далеко от дома не отходить и пределы Нижнего города покидать только ночью. Я обещал поговорить с Гарри Рексом и вообще прощупать почву, чтобы разведать все, что можно, о Дюране и его сыновьях. Из официальных сообщений, которые мы печатали в газете, я знал, что он снова женился, а потом опять развелся.
Сэм хотел узнать, многое ли изменилось в Клэнтоне за время его отсутствия, и к концу дня я повез его на экскурсию в своем «спитфайре». Глубоко надвинув на лицо бейсболку с надписью «Детройт тайгерз», он жадно впитывал виды родного города. Я показал ему свой офис, торговый центр «Багин-сити» и разросшуюся западную окраину. Мы обогнули здание суда, я рассказал ему историю о снайпере и драматическом «исходе» Бэгги. В общих чертах он уже знал все это из писем мисс Калли.
Когда я высадил его у дома Раффинов, Сэм спросил:
— Пэджита действительно выпустили из тюрьмы?
— Его никто не видел. Он наверняка вернулся к себе на остров, — ответил я.
— Вы считаете, что возможны неприятности?
— Не думаю.
— Я тоже. Но никак не могу убедить в этом маму.
— Сэм, ничего плохого не случится.
Глава 37
Единственная пуля, убившая Ленни Фаргарсона, была выпущена из охотничьего ружья калибра 30.06. Убийца находился в двух сотнях ярдов от веранды их дома. Густой лес начинался прямо за лужайкой, так что, вполне вероятно, стрелок, кем бы он ни был, влез на дерево, откуда бедняга Ленни был ему виден как на ладони.
Выстрела никто не слышал. Ленни сидел на веранде в своей инвалидной коляске и читал одну из тех книг, что во множестве брал в городской библиотеке каждую неделю. Его отец разносил почту, мать поехала за покупками в «Багин-сити». Судя по всему, Ленни умер мгновенно, не успев почувствовать боли. Пуля вошла в правый висок прямо над скулой и вышла над левым ухом, образовав огромное рваное отверстие.
Когда миссис Фаргарсон нашла сына, она оцепенела и некоторое время не могла двинуться с места, потом кое-как взяла себя в руки и сообразила, что ни к чему нельзя прикасаться. Вся веранда была залита кровью, кровь капала даже со ступенек.
Уайли услышал сообщение по полицейскому каналу и, позвонив мне, сказал:
— Началось. Фаргарсон, тот парень-калека, убит.
Он подхватил меня возле редакции, и мы помчались к месту преступления. По дороге не было произнесено ни слова, но мы оба, несомненно, думали об одном и том же.
Тело Ленни еще не увезли. Выстрелом его выбросило из коляски, он лежал на боку лицом к дому. Шериф Макнэт попросил нас не делать снимков, и мы без возражений повиновались. Все равно напечатать их в газете мы бы не смогли.
Друзья и родственники группами собирались возле дома, помощники шерифа направляли их в боковую дверь. Макнэт велел своим людям заслонить тело Ленни. Я отошел назад, пытаясь охватить взглядом ужасную сцену в целом: помощники шерифа сгрудились вокруг тела Пенни, а те, кому он был дорог, проходя в дом, чтобы выразить соболезнования его родителям, старались заглянуть в любой просвет, чтобы увидеть хоть что-то.
Когда тело наконец положили на носилки и отнесли в санитарную машину, шериф подошел к нашему пикапу и, опершись на капот, сказал:
— Знаете, о чем я думаю?
— Ага.
— Вы можете распечатать для меня список присяжных?
Хотя мы никогда не публиковали состав жюри, список лежал у меня в старой папке.
— Конечно, — сказал я.
— Сколько вам понадобится времени?
— Дайте мне час. Что вы собираетесь делать?
— Нужно предупредить всех этих людей.
Когда мы отъезжали, люди шерифа начали прочесывать лес вокруг дома Фаргарсонов.
Макнэт раздал экземпляры списка трем своим сотрудникам, и те отправились разносить тревожную весть. Я вызвался предупредить Калли Раффин.
Она сидела на веранде, наблюдая за схваткой Сэма с Исавом над шахматной доской. Все были рады видеть меня, но настроение сразу же испортилось, как только я объявил:
— У меня неприятная новость, мисс Калли.
Они застыли в ожидании.
— Ленни Фаргарсон, молодой человек, инвалид, который заседал вместе с вами в жюри, убит сегодня днем.
Она вскрикнула, прикрыла рот ладонью и упала в кресло-качалку. Сэм остановил начавшее раскачиваться кресло, потом ласково похлопал мать по плечу. Я коротко рассказал о том, как все случилось.
— Он был такой добрый христианин, бедный мальчик, — вздохнула мисс Калли. — Мы вместе молились перед началом обсуждения. — Она не плакала, но была на грани слез. Исав принес ей пилюлю от давления. Они с Сэмом сели по обе стороны ее кресла, я — напротив. Сгрудившись на маленькой веранде, мы долго молчали. Мисс Калли бормотала какую-то длинную молитву.
Стоял теплый весенний вечер, на небе висел ясный полумесяц, Нижний город жил обычной жизнью: дети носились на велосипедах, соседи мирно переговаривались через забор, в конце улицы шел бурный баскетбольный матч. Стайка любопытных ребятишек лет десяти облепила мой «спитфайр», и Сэм в конце концов отогнал их от машины. Я всего второй раз оказался в Нижнем городе после захода солнца.
— Здесь так всегда по вечерам? — спросил я.
— Да, когда погода хорошая, — ответил Сэм, ему хотелось поговорить. — Мне здесь так нравилось в детстве. Все друг друга знают. В девять лет я как-то нечаянно разбил лобовое стекло машины бейсбольной битой. Поджав хвост, бросился домой. Мама ждала меня на крыльце. Она уже все знала и заставила меня вернуться, сознаться, извиниться и пообещать возместить ущерб.
— И он его возместил, — добавил Исав.
— Да, пришлось трудиться полгода, чтобы заработать сто двадцать долларов.
Мисс Калли это воспоминание едва не заставило улыбнуться, но она не смогла забыть о том, что случилось с Ленни Фаргарсоном. Хоть ни разу и не видела его за эти девять лет, она хранила о нем самую добрую память. Его гибель не только искренне опечалила ее, но и испугала.
Исав принес сладкий чай с лимоном и по дороге незаметно сунул двустволку за кресло, в котором сидела мисс Калли, так, чтобы ружье было под рукой, но жена его не видела.
Текли часы, оживление на улице спало, соседи разошлись по домам. Я считал, что, если мисс Калли не будет никуда выходить, убийца не сможет до нее добраться: рядом и напротив, почти впритык, стояли дома. Нигде, сколько хватало взора, не было ни гор, ни башен, ни пустырей.
Я не стал говорить об этом вслух, но не сомневался, что и Сэм, и Исав думали о том же. Когда она собралась идти спать, я пожелал ей доброй ночи и поехал в тюрьму. Она кишела сотрудниками шерифа, и в ней царила карнавальная атмосфера, какую может создать лишь «хорошее» убийство. Помимо воли я вспомнил ту ночь девятилетней давности, когда Дэнни Пэджита арестовали и привезли сюда в окровавленной рубашке.
Только двух членов жюри не удалось разыскать. Оба уехали из здешних мест, и шериф Макнэт пытался выйти на их след. Он спросил, как мисс Калли, я сказал, что она в безопасности. О том, что Сэм дома, говорить не стал.
Уведя меня к себе в кабинет, шериф закрыл дверь и попросил об услуге:
— Не могли бы вы поговорить завтра с Люсьеном Уилбенксом?
— Почему я?
— Видите ли, я бы и сам мог, но я на дух не переношу этого ублюдка, а он меня.
— Люсьена все ненавидят, — возразил я.
— Кроме...
— Кроме... Гарри Рекса?
— Точно. Что, если вам с Гарри Рексом вместе пойти к нему? Узнайте, не согласится ли он выступить посредником между мной и Пэджитами? В какой-то момент мне придется поговорить с Дэнни, так ведь?
— Думаю, да. Вы ведь шериф.
— Просто поговорите с Люсьеном Уилбенксом, вот и все. Прощупайте его. Если получится, то, может, и я с ним побеседую. Когда шериф первым напрашивается на контакт, это совсем другое дело.
— Я бы предпочел, чтобы меня выпороли кнутом, — сказал я, и это не было шуткой.
— Но вы сделаете это?
— Надо подумать.
Дом Уилбенксов находился через два здания от кофейни, и, когда мы проходили мимо, я предложил:
— Давайте все же сделаем это.
До Люсьена семья Уилбенкс являла собой краеугольный камень клэнтонского общества и была представлена коммерсантами и юристами. В золотые годы XIX века они владели землями и банками, все мужчины в роду получали юридическое образование, некоторые действительно учились в университетах «Лиги плюща». Но затем наступил спад. Люсьен оказался последним в роду мужчиной, занимавшимся традиционной для семьи профессией, и существовала большая вероятность, что его лишат права на юридическую практику.
Этель Твитти, его бессменная секретарша, встретила нас неприветливо и с презрением взглянула на Гарри Рекса, когда тот шепнул мне на ухо: «Это самая злобная сука в городе». Боюсь, она услышала. Похоже, эти двое были давними врагами. Ее босс на месте, сообщила Этель. Что нам угодно?
— Мы хотели бы поговорить с Люсьеном, — сказал Гарри Рекс. — Иначе зачем бы еще мы сюда явились?
Она принялась звонить шефу. Мы ждали.
— Я не собираюсь торчать здесь целый день! — не выдержал Гарри Рекс.
— Ладно, проходите, — сдалась она, скорее чтобы отделаться от нас, чем по какой-либо другой причине.
Мы поднялись по лестнице. Кабинет у Люсьена оказался огромным, тридцать на тридцать футов, не меньше, с высоким, футов под десять, потолком и рядом французских дверей, выходивших на площадь. Дом располагался строго напротив моей редакции, нас разделяло лишь здание суда. Слава Богу, балкон Люсьена с моего не просматривался.
Адвокат поздоровался отрешенно, словно мы застали его в процессе глубокой медитации. Хотя было еще рано, стол был завален так, будто он всю ночь работал. Его длинные седые волосы падали на затылок, подбородок украшала вышедшая из моды эспаньолка, а глаза были усталыми и красными, как у алкоголика со стажем.
— Чем обязан? — очень медленно произнес он. Мы смотрели друг на друга с нескрываемой неприязнью.
— Люсьен, вчера произошло убийство, — начал Гарри Рекс. — Убит Ленни Фаргарсон, калека присяжный.
— Надеюсь, это не для печати? — заметил Люсьен, глядя на меня.
— Нет, — подтвердил я. — Исключено. Шериф Макнэт попросил меня заглянуть к вам поздороваться. А я пригласил с собой Гарри Рекса.
— Значит, мы просто общаемся?
— Может быть. Об этом убийстве ходят слухи, — сказал я.
— Я в курсе.
— Вы давно в последний раз видели Дэнни Пэджита? — поинтересовался Гарри Рекс.
— На слушаниях об условно-досрочном освобождении.
— Он находится в пределах округа?
— В пределах штата, где точно — не знаю. Если он пересечет границу штата без разрешения, это будет означать нарушение условий освобождения.
И почему они не поставили условием его освобождения проживание, скажем, в Вайоминге? Странно, что убийце было определено жить вблизи от места, где он совершил преступление. Надо было избавиться от его присутствия!
— Шериф Макнэт хотел бы с ним поговорить, — продолжал я.
— Неужели? И почему это должно заботить нас с вами? Скажите шерифу, если хочет, пусть поговорит.
— Это не так просто сделать, Люсьен, и вы это прекрасно понимаете, — вступил Гарри Рекс.
— У шерифа есть какие-нибудь улики против моего клиента? Свидетельства? Вы когда-нибудь слышали такой термин — «резонные основания»? Нельзя, знаете ли, просто устраивать облаву на обычный круг подозреваемых. Требуется кое-что посущественней.
— Но с его стороны была высказана открытая угроза в адрес присяжных, — напомнил я.
— Девять лет тому назад.
— Угроза остается угрозой, и мы все ее помним. Тем более что один из присяжных был убит спустя всего две недели после того, как ваш клиент вышел на свободу.
— Этого, ребята, недостаточно. Дайте что-нибудь еще, тогда я, может быть, поговорю со своим клиентом. А пока все это лишь голые спекуляции. Их-то полно, но в этом городе никогда не было недостатка в слухах.
— Вы действительно не знаете, где он сейчас, Люсьен? — спросил Гарри Рекс.
— Думаю, на острове, вместе с ними. — Слова «с ними» прозвучали как «с этой крысиной стаей».
— Что, если еще кто-нибудь из присяжных подвергнется нападению? — настаивал Гарри Рекс.
Люсьен швырнул на стол блокнот и оперся подбородком на руки.
— Чего вы от меня хотите, Гарри Рекс? Чтобы я позвонил парню и сказал: «Привет, Дэнни, я уверен, что это не ты отстреливаешь присяжных, но если, случайно, это все-таки ты — слушай, будь хорошим мальчиком, перестань это делать»? Думаете, он меня послушает? Этого не случилось бы, если бы идиот следовал моим советам. Я настаивал, чтобы он не выступал в качестве свидетеля. Да, он идиот, согласен, Гарри Рекс! Вы же адвокат, у вас что, никогда не было клиентов-кретинов? Их невозможно контролировать.
— Что, если еще кто-нибудь из присяжных подвергнется нападению? — повторил свой вопрос Гарри Рекс.
— Тогда, полагаю, еще один присяжный умрет.
Я вскочил и рванулся к выходу, бросив напоследок:
— Вы гнусный ублюдок!
— Чтобы ни слова в печати! — прорычал он мне в спину.
— Идите вы к черту! — заорал я и шваркнул дверью.
С ними был пастор Джей-Би Купер из Первобаптистской церкви Маранаты, для них он был почти святым, они беспрекословно слушались его.
По меньшей мере два раза в год мне приходилось общаться с родственниками, только что понесшими трагическую утрату — обычно в результате автокатастрофы или какой-нибудь производственной травмы, то есть внезапно потерявшими близкого человека. Эти люди всегда находились в состоянии шока и, конечно, были не способны хладнокровно принимать решения. Самые сильные стоически несли свое бремя, однако выглядели как сомнамбулы. Слабые плакали. В этой паре сильным звеном была миссис Фаргарсон, однако после того, как обнаружила сына со снесенным наполовину черепом, и она превратилась в дрожащее привидение. Мистер Фаргарсон стоял, молча уставившись в пол.
Выстрела никто не слышал. Ленни сидел на веранде в своей инвалидной коляске и читал одну из тех книг, что во множестве брал в городской библиотеке каждую неделю. Его отец разносил почту, мать поехала за покупками в «Багин-сити». Судя по всему, Ленни умер мгновенно, не успев почувствовать боли. Пуля вошла в правый висок прямо над скулой и вышла над левым ухом, образовав огромное рваное отверстие.
Когда миссис Фаргарсон нашла сына, она оцепенела и некоторое время не могла двинуться с места, потом кое-как взяла себя в руки и сообразила, что ни к чему нельзя прикасаться. Вся веранда была залита кровью, кровь капала даже со ступенек.
Уайли услышал сообщение по полицейскому каналу и, позвонив мне, сказал:
— Началось. Фаргарсон, тот парень-калека, убит.
Он подхватил меня возле редакции, и мы помчались к месту преступления. По дороге не было произнесено ни слова, но мы оба, несомненно, думали об одном и том же.
Тело Ленни еще не увезли. Выстрелом его выбросило из коляски, он лежал на боку лицом к дому. Шериф Макнэт попросил нас не делать снимков, и мы без возражений повиновались. Все равно напечатать их в газете мы бы не смогли.
Друзья и родственники группами собирались возле дома, помощники шерифа направляли их в боковую дверь. Макнэт велел своим людям заслонить тело Ленни. Я отошел назад, пытаясь охватить взглядом ужасную сцену в целом: помощники шерифа сгрудились вокруг тела Пенни, а те, кому он был дорог, проходя в дом, чтобы выразить соболезнования его родителям, старались заглянуть в любой просвет, чтобы увидеть хоть что-то.
Когда тело наконец положили на носилки и отнесли в санитарную машину, шериф подошел к нашему пикапу и, опершись на капот, сказал:
— Знаете, о чем я думаю?
— Ага.
— Вы можете распечатать для меня список присяжных?
Хотя мы никогда не публиковали состав жюри, список лежал у меня в старой папке.
— Конечно, — сказал я.
— Сколько вам понадобится времени?
— Дайте мне час. Что вы собираетесь делать?
— Нужно предупредить всех этих людей.
Когда мы отъезжали, люди шерифа начали прочесывать лес вокруг дома Фаргарсонов.
* * *
Я привез список в офис шерифа, и мы вместе его просмотрели. В 1977 году я сам писал некролог на смерть присяжного номер пять, мистера Фреда Билроя. В прошлом лесничий, он вышел на пенсию и внезапно скончался от скоротечной пневмонии. Остальные десять, насколько мне было известно, пока здравствовали.Макнэт раздал экземпляры списка трем своим сотрудникам, и те отправились разносить тревожную весть. Я вызвался предупредить Калли Раффин.
Она сидела на веранде, наблюдая за схваткой Сэма с Исавом над шахматной доской. Все были рады видеть меня, но настроение сразу же испортилось, как только я объявил:
— У меня неприятная новость, мисс Калли.
Они застыли в ожидании.
— Ленни Фаргарсон, молодой человек, инвалид, который заседал вместе с вами в жюри, убит сегодня днем.
Она вскрикнула, прикрыла рот ладонью и упала в кресло-качалку. Сэм остановил начавшее раскачиваться кресло, потом ласково похлопал мать по плечу. Я коротко рассказал о том, как все случилось.
— Он был такой добрый христианин, бедный мальчик, — вздохнула мисс Калли. — Мы вместе молились перед началом обсуждения. — Она не плакала, но была на грани слез. Исав принес ей пилюлю от давления. Они с Сэмом сели по обе стороны ее кресла, я — напротив. Сгрудившись на маленькой веранде, мы долго молчали. Мисс Калли бормотала какую-то длинную молитву.
Стоял теплый весенний вечер, на небе висел ясный полумесяц, Нижний город жил обычной жизнью: дети носились на велосипедах, соседи мирно переговаривались через забор, в конце улицы шел бурный баскетбольный матч. Стайка любопытных ребятишек лет десяти облепила мой «спитфайр», и Сэм в конце концов отогнал их от машины. Я всего второй раз оказался в Нижнем городе после захода солнца.
— Здесь так всегда по вечерам? — спросил я.
— Да, когда погода хорошая, — ответил Сэм, ему хотелось поговорить. — Мне здесь так нравилось в детстве. Все друг друга знают. В девять лет я как-то нечаянно разбил лобовое стекло машины бейсбольной битой. Поджав хвост, бросился домой. Мама ждала меня на крыльце. Она уже все знала и заставила меня вернуться, сознаться, извиниться и пообещать возместить ущерб.
— И он его возместил, — добавил Исав.
— Да, пришлось трудиться полгода, чтобы заработать сто двадцать долларов.
Мисс Калли это воспоминание едва не заставило улыбнуться, но она не смогла забыть о том, что случилось с Ленни Фаргарсоном. Хоть ни разу и не видела его за эти девять лет, она хранила о нем самую добрую память. Его гибель не только искренне опечалила ее, но и испугала.
Исав принес сладкий чай с лимоном и по дороге незаметно сунул двустволку за кресло, в котором сидела мисс Калли, так, чтобы ружье было под рукой, но жена его не видела.
Текли часы, оживление на улице спало, соседи разошлись по домам. Я считал, что, если мисс Калли не будет никуда выходить, убийца не сможет до нее добраться: рядом и напротив, почти впритык, стояли дома. Нигде, сколько хватало взора, не было ни гор, ни башен, ни пустырей.
Я не стал говорить об этом вслух, но не сомневался, что и Сэм, и Исав думали о том же. Когда она собралась идти спать, я пожелал ей доброй ночи и поехал в тюрьму. Она кишела сотрудниками шерифа, и в ней царила карнавальная атмосфера, какую может создать лишь «хорошее» убийство. Помимо воли я вспомнил ту ночь девятилетней давности, когда Дэнни Пэджита арестовали и привезли сюда в окровавленной рубашке.
Только двух членов жюри не удалось разыскать. Оба уехали из здешних мест, и шериф Макнэт пытался выйти на их след. Он спросил, как мисс Калли, я сказал, что она в безопасности. О том, что Сэм дома, говорить не стал.
Уведя меня к себе в кабинет, шериф закрыл дверь и попросил об услуге:
— Не могли бы вы поговорить завтра с Люсьеном Уилбенксом?
— Почему я?
— Видите ли, я бы и сам мог, но я на дух не переношу этого ублюдка, а он меня.
— Люсьена все ненавидят, — возразил я.
— Кроме...
— Кроме... Гарри Рекса?
— Точно. Что, если вам с Гарри Рексом вместе пойти к нему? Узнайте, не согласится ли он выступить посредником между мной и Пэджитами? В какой-то момент мне придется поговорить с Дэнни, так ведь?
— Думаю, да. Вы ведь шериф.
— Просто поговорите с Люсьеном Уилбенксом, вот и все. Прощупайте его. Если получится, то, может, и я с ним побеседую. Когда шериф первым напрашивается на контакт, это совсем другое дело.
— Я бы предпочел, чтобы меня выпороли кнутом, — сказал я, и это не было шуткой.
— Но вы сделаете это?
— Надо подумать.
* * *
Гарри Рекс тоже не пришел в восторг от идеи. Зачем нам обоим встревать в это дело? Мы прикидывали так и эдак за ранним завтраком в кофейне — весьма необычной трапезой для обоих, — но оба не хотели пропустить первую волну шумихи, которая должна была вот-вот подняться. Как и ожидалось, кофейня оказалась битком набита возбужденными знатоками, которые обменивались всевозможными подробностями и теориями относительно убийства Фаргарсона. Мы больше слушали, чем говорили, и покинули заведение около половины девятого.Дом Уилбенксов находился через два здания от кофейни, и, когда мы проходили мимо, я предложил:
— Давайте все же сделаем это.
До Люсьена семья Уилбенкс являла собой краеугольный камень клэнтонского общества и была представлена коммерсантами и юристами. В золотые годы XIX века они владели землями и банками, все мужчины в роду получали юридическое образование, некоторые действительно учились в университетах «Лиги плюща». Но затем наступил спад. Люсьен оказался последним в роду мужчиной, занимавшимся традиционной для семьи профессией, и существовала большая вероятность, что его лишат права на юридическую практику.
Этель Твитти, его бессменная секретарша, встретила нас неприветливо и с презрением взглянула на Гарри Рекса, когда тот шепнул мне на ухо: «Это самая злобная сука в городе». Боюсь, она услышала. Похоже, эти двое были давними врагами. Ее босс на месте, сообщила Этель. Что нам угодно?
— Мы хотели бы поговорить с Люсьеном, — сказал Гарри Рекс. — Иначе зачем бы еще мы сюда явились?
Она принялась звонить шефу. Мы ждали.
— Я не собираюсь торчать здесь целый день! — не выдержал Гарри Рекс.
— Ладно, проходите, — сдалась она, скорее чтобы отделаться от нас, чем по какой-либо другой причине.
Мы поднялись по лестнице. Кабинет у Люсьена оказался огромным, тридцать на тридцать футов, не меньше, с высоким, футов под десять, потолком и рядом французских дверей, выходивших на площадь. Дом располагался строго напротив моей редакции, нас разделяло лишь здание суда. Слава Богу, балкон Люсьена с моего не просматривался.
Адвокат поздоровался отрешенно, словно мы застали его в процессе глубокой медитации. Хотя было еще рано, стол был завален так, будто он всю ночь работал. Его длинные седые волосы падали на затылок, подбородок украшала вышедшая из моды эспаньолка, а глаза были усталыми и красными, как у алкоголика со стажем.
— Чем обязан? — очень медленно произнес он. Мы смотрели друг на друга с нескрываемой неприязнью.
— Люсьен, вчера произошло убийство, — начал Гарри Рекс. — Убит Ленни Фаргарсон, калека присяжный.
— Надеюсь, это не для печати? — заметил Люсьен, глядя на меня.
— Нет, — подтвердил я. — Исключено. Шериф Макнэт попросил меня заглянуть к вам поздороваться. А я пригласил с собой Гарри Рекса.
— Значит, мы просто общаемся?
— Может быть. Об этом убийстве ходят слухи, — сказал я.
— Я в курсе.
— Вы давно в последний раз видели Дэнни Пэджита? — поинтересовался Гарри Рекс.
— На слушаниях об условно-досрочном освобождении.
— Он находится в пределах округа?
— В пределах штата, где точно — не знаю. Если он пересечет границу штата без разрешения, это будет означать нарушение условий освобождения.
И почему они не поставили условием его освобождения проживание, скажем, в Вайоминге? Странно, что убийце было определено жить вблизи от места, где он совершил преступление. Надо было избавиться от его присутствия!
— Шериф Макнэт хотел бы с ним поговорить, — продолжал я.
— Неужели? И почему это должно заботить нас с вами? Скажите шерифу, если хочет, пусть поговорит.
— Это не так просто сделать, Люсьен, и вы это прекрасно понимаете, — вступил Гарри Рекс.
— У шерифа есть какие-нибудь улики против моего клиента? Свидетельства? Вы когда-нибудь слышали такой термин — «резонные основания»? Нельзя, знаете ли, просто устраивать облаву на обычный круг подозреваемых. Требуется кое-что посущественней.
— Но с его стороны была высказана открытая угроза в адрес присяжных, — напомнил я.
— Девять лет тому назад.
— Угроза остается угрозой, и мы все ее помним. Тем более что один из присяжных был убит спустя всего две недели после того, как ваш клиент вышел на свободу.
— Этого, ребята, недостаточно. Дайте что-нибудь еще, тогда я, может быть, поговорю со своим клиентом. А пока все это лишь голые спекуляции. Их-то полно, но в этом городе никогда не было недостатка в слухах.
— Вы действительно не знаете, где он сейчас, Люсьен? — спросил Гарри Рекс.
— Думаю, на острове, вместе с ними. — Слова «с ними» прозвучали как «с этой крысиной стаей».
— Что, если еще кто-нибудь из присяжных подвергнется нападению? — настаивал Гарри Рекс.
Люсьен швырнул на стол блокнот и оперся подбородком на руки.
— Чего вы от меня хотите, Гарри Рекс? Чтобы я позвонил парню и сказал: «Привет, Дэнни, я уверен, что это не ты отстреливаешь присяжных, но если, случайно, это все-таки ты — слушай, будь хорошим мальчиком, перестань это делать»? Думаете, он меня послушает? Этого не случилось бы, если бы идиот следовал моим советам. Я настаивал, чтобы он не выступал в качестве свидетеля. Да, он идиот, согласен, Гарри Рекс! Вы же адвокат, у вас что, никогда не было клиентов-кретинов? Их невозможно контролировать.
— Что, если еще кто-нибудь из присяжных подвергнется нападению? — повторил свой вопрос Гарри Рекс.
— Тогда, полагаю, еще один присяжный умрет.
Я вскочил и рванулся к выходу, бросив напоследок:
— Вы гнусный ублюдок!
— Чтобы ни слова в печати! — прорычал он мне в спину.
— Идите вы к черту! — заорал я и шваркнул дверью.
* * *
В конце дня мистер Магаргел, хозяин похоронного бюро, позвонил и попросил меня немедленно приехать. Прибыли мистер и миссис Фаргарсон, чтобы сделать последние распоряжения. Как это уже неоднократно бывало, я прошел в зал "С", самый маленький траурный зал, которым пользовались редко.С ними был пастор Джей-Би Купер из Первобаптистской церкви Маранаты, для них он был почти святым, они беспрекословно слушались его.
По меньшей мере два раза в год мне приходилось общаться с родственниками, только что понесшими трагическую утрату — обычно в результате автокатастрофы или какой-нибудь производственной травмы, то есть внезапно потерявшими близкого человека. Эти люди всегда находились в состоянии шока и, конечно, были не способны хладнокровно принимать решения. Самые сильные стоически несли свое бремя, однако выглядели как сомнамбулы. Слабые плакали. В этой паре сильным звеном была миссис Фаргарсон, однако после того, как обнаружила сына со снесенным наполовину черепом, и она превратилась в дрожащее привидение. Мистер Фаргарсон стоял, молча уставившись в пол.