Страница:
– Вы не имеете права здесь находиться, – выговариваю я, пытаясь взять себя в руки.
– Да ладно тебе. – Вера проходит мимо меня, и в ноздри шибает аромат дешевых духов с примесью кокосового масла. – Берди хочет с тобой потолковать, – добавляет она, выходя. И я слышу, как шлепают по ступенькам лестницы её сандалии.
Мисс Берди со скрещенными на груди руками восседает на софе и, позабыв обо всем на свете, таращится в телевизор, где гоняют очередную «мыльную оперу» для слабоумных. Вера роется в холодильнике. За столом ещё одно опаленное солнцем создание, здоровенный обрюзгший мужик с химически завитой, скверно выкрашенной шевелюрой и седыми, похожими на бараньи ляжки, бакенбардами в стиле Элвиса Пресли. Очки в золоченой оправе. Золотые браслеты на обоих запястьях. Вылитый сутенер.
– Вы, должно быть, и есть этот адвокат, – говорит мне крашеный, когда я прикрываю за собой дверь. На столе перед ним разложены какие-то бумаги.
– Меня зовут Руди Бейлор, – представляюсь я, останавливаясь перед столом.
– А меня – Делберт Берди. Я младший сын Берди. – Делберту уже под шестьдесят, но он отчаянно косит под сорокалетнего.
– Очень приятно.
– И я страшно рад. – Он указывает на стул. – Присаживайтесь.
– Зачем? – спрашиваю я. Эта парочка уже давно здесь. В кухне и примыкающей к ней столовой так и пахнет скандалом. Отсюда мне виден затылок мисс Берди. Трудно судить, нас она слушает или белиберду, что плетут с экрана. Звучит телевизор не слишком громко.
– Так, из вежливости предлагаю, – с хозяйским видом признается Делберт.
Не найдя в холодильнике ничего подходящего, Вера решает составить нам компанию.
– Он на меня наорал, – ябедничает она Делберту. – Велел убираться из его квартиры. Жуткий грубиян.
– Это правда? – хмурится сутенер.
– Еще какая! Я здесь живу, а вас прошу держаться от моей квартиры подальше. Это частное жилище.
Делберт распрямляет плечи. Привык, должно быть, к словесным баталиям.
– Но владеет квартирой моя мать, – напоминает он.
– Кому мать, а кому домовладелица, – сварливо говорю я. – И я исправно плачу ей за каждый месяц.
– Сколько?
– Это, сэр, вас не касается. Ваше имя среди лиц, имеющих права на этот дом, не фигурирует.
– На мой взгляд, гнездышко тянет в месяц сотни на четыре, а то и на пять.
– Очень славно. Еще мнения есть?
– Да. Ты, я смотрю, шустрый малый.
– Прекрасно. Что-нибудь еще? Ваша супруга сказала, что мисс Берди хочет поговорить со мной. – Я нарочно говорю громко, чтобы мисс Берди обратила на меня внимание, но она и ухом не ведет.
Вера подсаживается к Делберту. Они обмениваются понимающим взглядом. Делберт приподнимает за кончик какую-то бумажку. Потом поправляет очки, пялится на меня и спрашивает:
– Вы путались с маминым завещанием?
– Это наша с мисс Берди тайна, – строго говорю я, силясь разглядеть лежащую перед ним бумажку. Да, так и есть, это её завещание; то самое, которое подготовил её последний юрист. Это мне чертовски не нравится, ведь мисс Берди всегда подчеркивала, что ни один из сыновей, ни Делберт, ни Рэндолф, даже не подозревает о её миллионах. Между тем в завещании черным по белому значится сумма порядка двадцати миллионов. И теперь Делберту это известно. Он, судя по всему, изучал завещание уже несколько часов кряду. Насколько я помню, в третьем параграфе ему отводится два миллиона.
Еще менее приятно мне думать о том, как удалось Делберту наложить лапы на завещание. Мисс Берди ни за что не рассталась бы с документом по доброй воле.
– Да, очень шустрый малый, – повторяет он. – Не удивительно, что народ терпеть вашего брата не может. Приезжаю я домой мамочку проведать, и что вижу – она к себе адвокатишку подселила! Как бы ты сам повел себя на моем месте?
Понятия не имею.
– Я живу в этой квартире, – заявляю я. – Это частное жилье за запертой дверью. Сунетесь туда ещё раз, и я вызову полицию.
Вдруг я смекаю, что копия завещания мисс Берди хранится у меня в папке под кроватью. Остается только надеяться, что эта парочка не обнаружила мой тайник. При одной мысли, что я мог столь легкомысленно нарушить тайну завещания старушки у меня душа ушла в пятки.
Не мудрено, что мисс Берди меня не замечает.
Я не представляю, каковы были условия её предыдущих завещаний, а потому не в силах судить, на седьмом ли небе Делберт с Верой от радости, что станут миллионерами, или разгневаны из-за того, что ожидали большего. От меня они правду не узнают.
В ответ на мою угрозу Делберт презрительно фыркает.
– Я тебя снова спрашиваю, – цедит он сквозь зубы – жалкое подражание Марлону Брандо в «Крестном отце». – Ты состряпал для моей матери новое завещание?
– Ваша мать – сами её и спросите, – советую я.
– Она не отвечает, – встревает Вера.
– Правильно делает. Я тоже не отвечу. Эти сведения сугубо конфиденциальны.
Делберт, похоже, не слишком в этом смыслит, а зайти с другой стороны ума не хватает. Да и боязно, а вдруг он какой-нибудь закон нарушит?
– Надеюсь, парень, ты не собираешься валять дурака, – грозно рычит он.
Мне все это уже порядком поднадоело.
– Мисс Берди! – окликаю я. Она и глазом не ведет, но в следующее мгновение наводит на телевизор пульт дистанционного управления и увеличивает громкость.
Ну и ладно. Я наставляю указующий перст на супружескую парочку.
– Будете ещё ошиваться возле моей квартиры, и я вызову полицию. Ясно вам?
Делберт первым выдавливает смешок, а Вера хихикает вслед. Я хлопаю дверью.
Похоже, папки под моей кроватью сложены в том же порядке, что и были. И завещание мисс Берди, кажется, лежит на прежнем месте. Я уже несколько недель не заглядывал под кровать. Вроде бы ничего не тронуто.
Я запираю дверь и подсовываю под ручку замка спинку стула.
И все же до начала рабочего дня я наслаждаюсь покоем.
В понедельник Дек заявляется поздно, почти в десять. Несколько минут мы болтаем о том, о сем. Дек хочет сегодня пообедать пораньше, уверяет, что это важно.
Уже в одиннадцать мы покидаем контору и проходим два квартала до вегетарианской продуктовой лавки, в тыльной части которой разместился крохотный ресторанчик. Мы заказываем пиццу без мяса и апельсиновый чай. Дек явно нервничает, тик его заметен больше обычного, при малейшем шуме голова его дергается, как у марионетки.
– Дельце есть, – шепчет он.
Мы сидим в кабинке. Остальные шесть столов в столь ранний час пустуют.
– Здесь нас никто не подслушивает, Дек, – ободряю я его. – Что там у тебя?
– В субботу, сразу после допроса, я поехал в аэропорт. В Даллас слетал, а оттуда махнул в Лас-Вегас и снял номере в отеле «Пасифик».
Понятно, опять запил, значит. Прокутил все деньги, вот и сидит теперь без гроша.
– А вчера утром пообщался по телефону с Брюзером, и он велел, чтобы я срочно сматывался. Дескать, фэбээровцы следили за мной от самого Мемфиса, и мне нужно рвать когти. Кто-то все время сидит у меня на хвосте, и я должен немедленно возвращаться в Мемфис. Брюзер велел передать тебе, что и ты у федиков на крючке, поскольку ты единственный адвокат, который работал и на него и на Принца.
Я отхлебнул чай, чтобы промочить внезапно пересохшее горло.
– Так ты знаешь, где… Брюзер? – Я говорю громче, чем следует, но нас никто не слышит.
– Нет, – отвечает он, нервно шаря глазами по залу. – Не знаю.
– Но он хоть в Вегасе?
– Сомневаюсь. Думаю, что он специально отрядил меня туда, чтобы сбить с толку федеральных ищеек. Слишком уж логично было бы искать Брюзера в Вегасе, а коль так, то его там нет.
Перед моими глазами пелена, в мозгу лихорадочно роятся мысли. На ум приходят тысячи вопросов, но задать их все сразу я не могу. Многое, ох, многое, мне хотелось бы знать, но ещё больше знать мне вовсе не следует. С минуту мы молча таращимся друг на друга.
А я то думал, что Брюзер с Принцем схоронились в Сингапуре или в Австралии, канули бесследно.
– А почему он с тобой связался? – спрашиваю я, осторожно подбирая слова.
Дек закусывает губу, словно собирается заплакать. Видны кончики его здоровенных, как у бобра, резцов. Он молча скребет в затылке. Время, кажется, остановило свой бег.
– Ну, – говорит он наконец, – похоже, тут у них кое-какие бабки остались. Теперь они хотят их вызволить.
– Они?
– Да, похоже, они держатся вместе.
– Понятно. И что они от нас хотят?
– В детали мы пока не вдавались, – уклончиво отвечает Дек. – Но, судя по всему, они всерьез ждут от нас помощи.
– От нас? – снова переспрашиваю я.
– Ну да.
– В смысле – от тебя и от меня?
– Угу.
– И сколько там денег?
– Об этом пока речь не шла, но, должно быть, целая куча, иначе Брюзер вряд ли пошел бы на такой риск.
– И где эти деньги?
– В подробности он вдаваться не стал. Сказал только, что это наличняк, который спрятан в надежном месте.
– И он хочет, чтобы деньги взяли мы?
– Вот именно. Думаю так: денежки спрятаны где-то в городе, возможно, в нескольких шагах от нас. Поскольку фэбээровцы их до сих пор не нашли, то, скорее всего, уже и не найдут. Нам Брюзер и Принц доверяют, вдобавок мы с тобой теперь вполне легальная фирма, а не пара уличных проходимцев, которые, наложив лапу на их деньги, тотчас дали бы деру. По плану Брюзера, мы погрузим бабки в грузовичок, отвезем им, и – все будут счастливы.
Мне трудно судить, сколько на самом деле сказал Деку Брюзер, а сколько он домысливает. Да я и знать этого не хочу.
Но меня гложет любопытство.
– И что мы получим за всю эту головную боль?
– Об этом мы не условились. Но куш будет изрядный, это как пить дать. К тому же свою часть мы можем вперед взять.
Дек уже все рассчитал.
– Нет, Дек. Выкинь эту затею из головы.
– Да, я и сам понимаю, – уныло говорит он, сразу смиряясь с поражением.
– Слишком рискованно.
– Угу.
– Выглядит, конечно, заманчиво, но недолго и в тюрягу угодить.
– Да, ты прав, но не предложить я не мог, – отвечает Дек с таким видом, точно он изначально не помышлял склонить меня на свою сторону. Перед нами ставят тарелку с кукурузными чипсами и оливковым хуммусом. Каждый из нас терпеливо проводит взглядом удаляющегося официанта.
Да, мне и самому приходило в голову, что я единственный человек, который в свое время работал на обоих беглецов, но я и думать не смел, что федеральные агенты устроят за мной слежку. Аппетита мигом как не бывало. Во рту по-прежнему полная сушь. При малейшем звуке я вздрагиваю.
Мы оба погружаемся в невеселые мысли и невидящим взором пялимся перед собой на стол. Приносят пиццу, а мы все не разговариваем и сосредоточенно жуем в полном молчании. Меня интересуют подробности. Каким образом Брюзер связался с Деком? Кто оплатил его поездку в Лас-Вегас? Первый ли это был их контакт после бегства Брюзера и Принца? Собираются ли они общаться и впредь? И почему наконец Брюзер до сих пор не утратил интереса к моей персоне?
Туман в мозгах рассеялся, и в голове моей родились две мысли. Во-первых, раз уж Брюзеру по силам было выяснить, что за Деком следили по пути в Вегас, то ему тем более не составит труда найти людей, способных извлечь денежки из тайника в Мемфисе. Зачем тогда мы ему сдались? А вот зачем – ему наплевать, если нас схватят! Во-вторых, фэбээровцы до сих пор не удосужились допросить меня лишь по той простой причине, что не хотели спугнуть добычу. Куда проще наблюдать за жертвой, которая ничего не подозревает.
И еще. Я ничуть не сомневаюсь, что мой плюгавый приятель собирался вовлечь меня в более подробный разговор о спрятанных деньжищах. Дек, конечно же, знает куда больше, нежели рассказывает, да и позвал он меня сюда, уже разработав план действий.
И я не настолько глуп, чтобы не понимать: легко он от своего не отступится.
Удивительно, но никаких ходатайств в пакете нет. Что ж, подождем до завтра.
Срок ответа на письменные запросы – один месяц, причем подавать запрос обе стороны могут одновременно. Работа над моим запросом уже близится к завершению, и драммондовское послание меня подстегивает. Мистер Большая Шишка увидит, что и мне правила бумажной войны знакомы не понаслышке. Либо это произведет на него должное впечатление, либо он лишний раз убедится, что связался с адвокатом, которому больше нечем заняться.
А ведь я задержался в конторе допоздна специально для того, чтобы избежать встречи с Делбертом и Верой. И надо же быть такому свинству – супруги сидят с мисс Берди во внутреннем дворике и распивают чай. И не только супруги.
– Вот он! – громко провозглашает Делберт, как только я выползаю из тени. Я останавливаюсь, смотрю в их сторону. – Подойдите сюда, Руди! – Это скорее требование, нежели приглашение.
При моем приближении Делберт медленно приподнимается. Встает и второй мужчина. Делберт представляет его.
– Руди, познакомьтесь с моим братом Рэндолфом.
Мы с Рэндолфом обмениваемся рукопожатием.
– А это моя жена Джун, – представляет Рэндолф, указывая на ещё одну перезрелую потаскуху в стиле Веры; у этой, правда, волосы вытравлены перекисью. Я киваю. Она угощает меня испепеляющим взглядом.
– Добрый вечер, мисс Берди, – вежливо здороваюсь я со своей домовладелицей.
– Привет, Руди, – отвечает она с милой улыбкой. Мисс Берди сидит с Делбертом на плетеной софе.
– Присаживайтесь, – приглашает Рэндолф, жестом указывая на свободный стул.
– Нет, спасибо, – отказываюсь я. – Мне нужно подняться в свои апартаменты – проверить, все ли вещи целы. – И я многозначительно смотрю на Веру. Она сидит в стороне от остальных, стараясь быть как можно дальше от Джун.
Джун лет сорок-сорок пять. Ее мужу, насколько я могу вспомнить, под шестьдесят. И только теперь я припоминаю, что именно Джун мисс Берди назвала шлюхой. Третью жену Рэндолфа. Вечно тянет из него деньги.
– Мы к вам не заходили, – раздраженно цедит Делберт.
В отличие от своего кичливого братца, Рэндолф встречает старость с достоинством. Он подтянутый, волосы не красит и не завивает, не обвешивается золотыми побрякушками. На нем спортивная рубашка, бермуды, белые носки и парусиновые туфли. Кожа, как и у остальных, бронзовая от загара. Он может запросто сойти за какого-нибудь ушедшего на покой босса, награжденного за достижения пластиковой куклой по имени Джун.
– Долго вы намеревались здесь прожить, Руди? – любопытствует он.
– А я и не знал, что съезжаю.
– Я этого не говорил. Мне просто интересно. Мама говорит, что договора о сдаче квартиры внаем у вас нет, вот я и спрашиваю.
– А почему вас это интересует? – Все слишком быстро меняется. Еще накануне мисс Берди и слышать не хотела ни о каких договорах.
– Потому что с этого дня я помогаю маме вести дела. Она берет с вас слишком мало.
– Совершенно верно, – поддакивает Джун.
– Вас разве что-то не устраивает, мисс Берди? – спрашиваю я.
– Нет, отчего же, – загадочно отвечает она, словно собиралась высказать мне какие-то претензии, но не успела.
Я бы мог напомнить про каторгу с удобрениями, малярные работы и прополку сорняков, но не хочу метать бисер перед свиньями.
– Ну вот, – говорю. – Домовладелица всем довольна, так что и вам беспокоиться не о чем.
– Мы не хотим, чтобы маму обманывали, – вставляет Делберт.
– Делберт! – укоризненно говорит Рэндолф.
– Это кто же её обманывает? – вопрошаю я.
– Ну, пока никто, но…
– Он хочет сказать, – вмешивается Рэндолф, – что отныне дела будут обстоять иначе. Мы собрались, чтобы все обсудить, и хотим помочь маме. Только и всего.
Пока Рэндолф разглагольствует, я пристально слежу за мисс Берди – лицо её сияет. Сыновья приехали, переживают за нее, интересуются житьем-бытьем, наконец права качают, защищая мамочку. Одним словом, хотя обеих невесток мисс Берди на дух не выносит, выглядит она сейчас счастливой и умиротворенной.
– Чудесно, – говорю я. – Но меня, пожалуйста, оставьте в покое. И держитесь подальше от моего жилья. – С этими словами я поворачиваюсь и испаряюсь, оставляя за спиной кучу невысказанных слов, а заодно и вопросов, которые мне не успели задать. Я запираюсь в своем логове, уписываю сандвич и, сидя в темноте, слышу их голоса, доносящиеся со двора.
В течение нескольких минут я пытаюсь восстановить картину. Вчера из Флориды нежданно-негаданно нагрянули Делберт и Вера. Каким-то образом в руки им попал последний вариант завещания мисс Берди и, увидев, что старушка стоит двадцать миллионов баксов, они всерьез озаботились её благосостоянием. Потом они прознали, что мисс Берди сдает курятник неведомому адвокату, и это озаботило их ещё сильнее. Делберт позвонил во Флориду Рэндолфу, и тот во всю прыть кинулся сюда, волоча за собой свою упакованную в пластик потаскушку. Весь сегодняшний день они пытали мамашу и наконец пришли к выводу, что отныне и впредь будут с неё пылинки сдувать.
Лично мне на все это наплевать. Хотя в глубине души даже немного забавно. Интересно, что случится, когда они выяснят правду?
Но пока мисс Берди счастлива. И мне остается только порадоваться за нее.
Глава 30
– Да ладно тебе. – Вера проходит мимо меня, и в ноздри шибает аромат дешевых духов с примесью кокосового масла. – Берди хочет с тобой потолковать, – добавляет она, выходя. И я слышу, как шлепают по ступенькам лестницы её сандалии.
Мисс Берди со скрещенными на груди руками восседает на софе и, позабыв обо всем на свете, таращится в телевизор, где гоняют очередную «мыльную оперу» для слабоумных. Вера роется в холодильнике. За столом ещё одно опаленное солнцем создание, здоровенный обрюзгший мужик с химически завитой, скверно выкрашенной шевелюрой и седыми, похожими на бараньи ляжки, бакенбардами в стиле Элвиса Пресли. Очки в золоченой оправе. Золотые браслеты на обоих запястьях. Вылитый сутенер.
– Вы, должно быть, и есть этот адвокат, – говорит мне крашеный, когда я прикрываю за собой дверь. На столе перед ним разложены какие-то бумаги.
– Меня зовут Руди Бейлор, – представляюсь я, останавливаясь перед столом.
– А меня – Делберт Берди. Я младший сын Берди. – Делберту уже под шестьдесят, но он отчаянно косит под сорокалетнего.
– Очень приятно.
– И я страшно рад. – Он указывает на стул. – Присаживайтесь.
– Зачем? – спрашиваю я. Эта парочка уже давно здесь. В кухне и примыкающей к ней столовой так и пахнет скандалом. Отсюда мне виден затылок мисс Берди. Трудно судить, нас она слушает или белиберду, что плетут с экрана. Звучит телевизор не слишком громко.
– Так, из вежливости предлагаю, – с хозяйским видом признается Делберт.
Не найдя в холодильнике ничего подходящего, Вера решает составить нам компанию.
– Он на меня наорал, – ябедничает она Делберту. – Велел убираться из его квартиры. Жуткий грубиян.
– Это правда? – хмурится сутенер.
– Еще какая! Я здесь живу, а вас прошу держаться от моей квартиры подальше. Это частное жилище.
Делберт распрямляет плечи. Привык, должно быть, к словесным баталиям.
– Но владеет квартирой моя мать, – напоминает он.
– Кому мать, а кому домовладелица, – сварливо говорю я. – И я исправно плачу ей за каждый месяц.
– Сколько?
– Это, сэр, вас не касается. Ваше имя среди лиц, имеющих права на этот дом, не фигурирует.
– На мой взгляд, гнездышко тянет в месяц сотни на четыре, а то и на пять.
– Очень славно. Еще мнения есть?
– Да. Ты, я смотрю, шустрый малый.
– Прекрасно. Что-нибудь еще? Ваша супруга сказала, что мисс Берди хочет поговорить со мной. – Я нарочно говорю громко, чтобы мисс Берди обратила на меня внимание, но она и ухом не ведет.
Вера подсаживается к Делберту. Они обмениваются понимающим взглядом. Делберт приподнимает за кончик какую-то бумажку. Потом поправляет очки, пялится на меня и спрашивает:
– Вы путались с маминым завещанием?
– Это наша с мисс Берди тайна, – строго говорю я, силясь разглядеть лежащую перед ним бумажку. Да, так и есть, это её завещание; то самое, которое подготовил её последний юрист. Это мне чертовски не нравится, ведь мисс Берди всегда подчеркивала, что ни один из сыновей, ни Делберт, ни Рэндолф, даже не подозревает о её миллионах. Между тем в завещании черным по белому значится сумма порядка двадцати миллионов. И теперь Делберту это известно. Он, судя по всему, изучал завещание уже несколько часов кряду. Насколько я помню, в третьем параграфе ему отводится два миллиона.
Еще менее приятно мне думать о том, как удалось Делберту наложить лапы на завещание. Мисс Берди ни за что не рассталась бы с документом по доброй воле.
– Да, очень шустрый малый, – повторяет он. – Не удивительно, что народ терпеть вашего брата не может. Приезжаю я домой мамочку проведать, и что вижу – она к себе адвокатишку подселила! Как бы ты сам повел себя на моем месте?
Понятия не имею.
– Я живу в этой квартире, – заявляю я. – Это частное жилье за запертой дверью. Сунетесь туда ещё раз, и я вызову полицию.
Вдруг я смекаю, что копия завещания мисс Берди хранится у меня в папке под кроватью. Остается только надеяться, что эта парочка не обнаружила мой тайник. При одной мысли, что я мог столь легкомысленно нарушить тайну завещания старушки у меня душа ушла в пятки.
Не мудрено, что мисс Берди меня не замечает.
Я не представляю, каковы были условия её предыдущих завещаний, а потому не в силах судить, на седьмом ли небе Делберт с Верой от радости, что станут миллионерами, или разгневаны из-за того, что ожидали большего. От меня они правду не узнают.
В ответ на мою угрозу Делберт презрительно фыркает.
– Я тебя снова спрашиваю, – цедит он сквозь зубы – жалкое подражание Марлону Брандо в «Крестном отце». – Ты состряпал для моей матери новое завещание?
– Ваша мать – сами её и спросите, – советую я.
– Она не отвечает, – встревает Вера.
– Правильно делает. Я тоже не отвечу. Эти сведения сугубо конфиденциальны.
Делберт, похоже, не слишком в этом смыслит, а зайти с другой стороны ума не хватает. Да и боязно, а вдруг он какой-нибудь закон нарушит?
– Надеюсь, парень, ты не собираешься валять дурака, – грозно рычит он.
Мне все это уже порядком поднадоело.
– Мисс Берди! – окликаю я. Она и глазом не ведет, но в следующее мгновение наводит на телевизор пульт дистанционного управления и увеличивает громкость.
Ну и ладно. Я наставляю указующий перст на супружескую парочку.
– Будете ещё ошиваться возле моей квартиры, и я вызову полицию. Ясно вам?
Делберт первым выдавливает смешок, а Вера хихикает вслед. Я хлопаю дверью.
Похоже, папки под моей кроватью сложены в том же порядке, что и были. И завещание мисс Берди, кажется, лежит на прежнем месте. Я уже несколько недель не заглядывал под кровать. Вроде бы ничего не тронуто.
Я запираю дверь и подсовываю под ручку замка спинку стула.
* * *
Я привык приходить на службу рано, около половины восьмого, но вовсе не потому, что перегружен работой или день мой плотно расписан судебными заседаниями и встречами с клиентами, а по той лишь причине, что люблю посидеть и выпить чашку кофе в одиночестве. Не меньше часа в день я трачу на дело Блейков – размышляю, изучаю документы. Мы с Деком стараемся без надобности друг друга не отвлекать, но порой это неизбежно. Телефон начинает звонить все чаще и чаще.И все же до начала рабочего дня я наслаждаюсь покоем.
В понедельник Дек заявляется поздно, почти в десять. Несколько минут мы болтаем о том, о сем. Дек хочет сегодня пообедать пораньше, уверяет, что это важно.
Уже в одиннадцать мы покидаем контору и проходим два квартала до вегетарианской продуктовой лавки, в тыльной части которой разместился крохотный ресторанчик. Мы заказываем пиццу без мяса и апельсиновый чай. Дек явно нервничает, тик его заметен больше обычного, при малейшем шуме голова его дергается, как у марионетки.
– Дельце есть, – шепчет он.
Мы сидим в кабинке. Остальные шесть столов в столь ранний час пустуют.
– Здесь нас никто не подслушивает, Дек, – ободряю я его. – Что там у тебя?
– В субботу, сразу после допроса, я поехал в аэропорт. В Даллас слетал, а оттуда махнул в Лас-Вегас и снял номере в отеле «Пасифик».
Понятно, опять запил, значит. Прокутил все деньги, вот и сидит теперь без гроша.
– А вчера утром пообщался по телефону с Брюзером, и он велел, чтобы я срочно сматывался. Дескать, фэбээровцы следили за мной от самого Мемфиса, и мне нужно рвать когти. Кто-то все время сидит у меня на хвосте, и я должен немедленно возвращаться в Мемфис. Брюзер велел передать тебе, что и ты у федиков на крючке, поскольку ты единственный адвокат, который работал и на него и на Принца.
Я отхлебнул чай, чтобы промочить внезапно пересохшее горло.
– Так ты знаешь, где… Брюзер? – Я говорю громче, чем следует, но нас никто не слышит.
– Нет, – отвечает он, нервно шаря глазами по залу. – Не знаю.
– Но он хоть в Вегасе?
– Сомневаюсь. Думаю, что он специально отрядил меня туда, чтобы сбить с толку федеральных ищеек. Слишком уж логично было бы искать Брюзера в Вегасе, а коль так, то его там нет.
Перед моими глазами пелена, в мозгу лихорадочно роятся мысли. На ум приходят тысячи вопросов, но задать их все сразу я не могу. Многое, ох, многое, мне хотелось бы знать, но ещё больше знать мне вовсе не следует. С минуту мы молча таращимся друг на друга.
А я то думал, что Брюзер с Принцем схоронились в Сингапуре или в Австралии, канули бесследно.
– А почему он с тобой связался? – спрашиваю я, осторожно подбирая слова.
Дек закусывает губу, словно собирается заплакать. Видны кончики его здоровенных, как у бобра, резцов. Он молча скребет в затылке. Время, кажется, остановило свой бег.
– Ну, – говорит он наконец, – похоже, тут у них кое-какие бабки остались. Теперь они хотят их вызволить.
– Они?
– Да, похоже, они держатся вместе.
– Понятно. И что они от нас хотят?
– В детали мы пока не вдавались, – уклончиво отвечает Дек. – Но, судя по всему, они всерьез ждут от нас помощи.
– От нас? – снова переспрашиваю я.
– Ну да.
– В смысле – от тебя и от меня?
– Угу.
– И сколько там денег?
– Об этом пока речь не шла, но, должно быть, целая куча, иначе Брюзер вряд ли пошел бы на такой риск.
– И где эти деньги?
– В подробности он вдаваться не стал. Сказал только, что это наличняк, который спрятан в надежном месте.
– И он хочет, чтобы деньги взяли мы?
– Вот именно. Думаю так: денежки спрятаны где-то в городе, возможно, в нескольких шагах от нас. Поскольку фэбээровцы их до сих пор не нашли, то, скорее всего, уже и не найдут. Нам Брюзер и Принц доверяют, вдобавок мы с тобой теперь вполне легальная фирма, а не пара уличных проходимцев, которые, наложив лапу на их деньги, тотчас дали бы деру. По плану Брюзера, мы погрузим бабки в грузовичок, отвезем им, и – все будут счастливы.
Мне трудно судить, сколько на самом деле сказал Деку Брюзер, а сколько он домысливает. Да я и знать этого не хочу.
Но меня гложет любопытство.
– И что мы получим за всю эту головную боль?
– Об этом мы не условились. Но куш будет изрядный, это как пить дать. К тому же свою часть мы можем вперед взять.
Дек уже все рассчитал.
– Нет, Дек. Выкинь эту затею из головы.
– Да, я и сам понимаю, – уныло говорит он, сразу смиряясь с поражением.
– Слишком рискованно.
– Угу.
– Выглядит, конечно, заманчиво, но недолго и в тюрягу угодить.
– Да, ты прав, но не предложить я не мог, – отвечает Дек с таким видом, точно он изначально не помышлял склонить меня на свою сторону. Перед нами ставят тарелку с кукурузными чипсами и оливковым хуммусом. Каждый из нас терпеливо проводит взглядом удаляющегося официанта.
Да, мне и самому приходило в голову, что я единственный человек, который в свое время работал на обоих беглецов, но я и думать не смел, что федеральные агенты устроят за мной слежку. Аппетита мигом как не бывало. Во рту по-прежнему полная сушь. При малейшем звуке я вздрагиваю.
Мы оба погружаемся в невеселые мысли и невидящим взором пялимся перед собой на стол. Приносят пиццу, а мы все не разговариваем и сосредоточенно жуем в полном молчании. Меня интересуют подробности. Каким образом Брюзер связался с Деком? Кто оплатил его поездку в Лас-Вегас? Первый ли это был их контакт после бегства Брюзера и Принца? Собираются ли они общаться и впредь? И почему наконец Брюзер до сих пор не утратил интереса к моей персоне?
Туман в мозгах рассеялся, и в голове моей родились две мысли. Во-первых, раз уж Брюзеру по силам было выяснить, что за Деком следили по пути в Вегас, то ему тем более не составит труда найти людей, способных извлечь денежки из тайника в Мемфисе. Зачем тогда мы ему сдались? А вот зачем – ему наплевать, если нас схватят! Во-вторых, фэбээровцы до сих пор не удосужились допросить меня лишь по той простой причине, что не хотели спугнуть добычу. Куда проще наблюдать за жертвой, которая ничего не подозревает.
И еще. Я ничуть не сомневаюсь, что мой плюгавый приятель собирался вовлечь меня в более подробный разговор о спрятанных деньжищах. Дек, конечно же, знает куда больше, нежели рассказывает, да и позвал он меня сюда, уже разработав план действий.
И я не настолько глуп, чтобы не понимать: легко он от своего не отступится.
* * *
Я уже начинаю понемногу опасаться дневной почты. Дек, как всегда, забирает её после ланча и приносит в контору. Среди множества прочих почтовых отправлений мое внимание сразу привлекает здоровенный пухлый конверт от нашей славной компании из «Трень-Брень», и я вскрываю его, затаив дыхание. Это официальные запросы от Драммонда. Чего тут только нет – и перечень вопросов, письменные запросы на все документы, известные истцу или его адвокату, а также целая коллекция вопросов, требующих признания или опровержения. Последнее – хитроумный способ вынудить противную сторону в течение тридцати дней в письменной форме признать либо опровергнуть определенные факты. Не опровергнутые факты автоматически считаются признанными. Кроме того, в пакете содержится требование о проведении допроса Дот и Бадди Блейков в моей конторе через две недели. Насколько мне известно, обычно адвокаты договариваются о дате, месте и времени проведения подобных допросов по телефону. Профессиональная вежливость, так это называется в наших кругах. Беседа занимает не больше пяти минут и существенно упрощает процедуру. Драммонд же, судя по всему, либо позабыл об учтивости, либо решил, что пора закручивать гайки. В любом случае я преисполнен решимости перенести и дату и место. Не из вредности, но из принципа.Удивительно, но никаких ходатайств в пакете нет. Что ж, подождем до завтра.
Срок ответа на письменные запросы – один месяц, причем подавать запрос обе стороны могут одновременно. Работа над моим запросом уже близится к завершению, и драммондовское послание меня подстегивает. Мистер Большая Шишка увидит, что и мне правила бумажной войны знакомы не понаслышке. Либо это произведет на него должное впечатление, либо он лишний раз убедится, что связался с адвокатом, которому больше нечем заняться.
* * *
Когда я тихо подкатываю к нашему подъезду, уже почти темно. Рядом с «кадиллаком» мисс Берди припаркованы два незнакомых автомобиля – сверкающие «понтиаки» с наклейками фирмы «Авис», сдающей машины напрокат, на задних бамперах. Пока я на цыпочках огибаю дом, надеясь пробраться в свой курятник незамеченным, изнутри доносятся голоса.А ведь я задержался в конторе допоздна специально для того, чтобы избежать встречи с Делбертом и Верой. И надо же быть такому свинству – супруги сидят с мисс Берди во внутреннем дворике и распивают чай. И не только супруги.
– Вот он! – громко провозглашает Делберт, как только я выползаю из тени. Я останавливаюсь, смотрю в их сторону. – Подойдите сюда, Руди! – Это скорее требование, нежели приглашение.
При моем приближении Делберт медленно приподнимается. Встает и второй мужчина. Делберт представляет его.
– Руди, познакомьтесь с моим братом Рэндолфом.
Мы с Рэндолфом обмениваемся рукопожатием.
– А это моя жена Джун, – представляет Рэндолф, указывая на ещё одну перезрелую потаскуху в стиле Веры; у этой, правда, волосы вытравлены перекисью. Я киваю. Она угощает меня испепеляющим взглядом.
– Добрый вечер, мисс Берди, – вежливо здороваюсь я со своей домовладелицей.
– Привет, Руди, – отвечает она с милой улыбкой. Мисс Берди сидит с Делбертом на плетеной софе.
– Присаживайтесь, – приглашает Рэндолф, жестом указывая на свободный стул.
– Нет, спасибо, – отказываюсь я. – Мне нужно подняться в свои апартаменты – проверить, все ли вещи целы. – И я многозначительно смотрю на Веру. Она сидит в стороне от остальных, стараясь быть как можно дальше от Джун.
Джун лет сорок-сорок пять. Ее мужу, насколько я могу вспомнить, под шестьдесят. И только теперь я припоминаю, что именно Джун мисс Берди назвала шлюхой. Третью жену Рэндолфа. Вечно тянет из него деньги.
– Мы к вам не заходили, – раздраженно цедит Делберт.
В отличие от своего кичливого братца, Рэндолф встречает старость с достоинством. Он подтянутый, волосы не красит и не завивает, не обвешивается золотыми побрякушками. На нем спортивная рубашка, бермуды, белые носки и парусиновые туфли. Кожа, как и у остальных, бронзовая от загара. Он может запросто сойти за какого-нибудь ушедшего на покой босса, награжденного за достижения пластиковой куклой по имени Джун.
– Долго вы намеревались здесь прожить, Руди? – любопытствует он.
– А я и не знал, что съезжаю.
– Я этого не говорил. Мне просто интересно. Мама говорит, что договора о сдаче квартиры внаем у вас нет, вот я и спрашиваю.
– А почему вас это интересует? – Все слишком быстро меняется. Еще накануне мисс Берди и слышать не хотела ни о каких договорах.
– Потому что с этого дня я помогаю маме вести дела. Она берет с вас слишком мало.
– Совершенно верно, – поддакивает Джун.
– Вас разве что-то не устраивает, мисс Берди? – спрашиваю я.
– Нет, отчего же, – загадочно отвечает она, словно собиралась высказать мне какие-то претензии, но не успела.
Я бы мог напомнить про каторгу с удобрениями, малярные работы и прополку сорняков, но не хочу метать бисер перед свиньями.
– Ну вот, – говорю. – Домовладелица всем довольна, так что и вам беспокоиться не о чем.
– Мы не хотим, чтобы маму обманывали, – вставляет Делберт.
– Делберт! – укоризненно говорит Рэндолф.
– Это кто же её обманывает? – вопрошаю я.
– Ну, пока никто, но…
– Он хочет сказать, – вмешивается Рэндолф, – что отныне дела будут обстоять иначе. Мы собрались, чтобы все обсудить, и хотим помочь маме. Только и всего.
Пока Рэндолф разглагольствует, я пристально слежу за мисс Берди – лицо её сияет. Сыновья приехали, переживают за нее, интересуются житьем-бытьем, наконец права качают, защищая мамочку. Одним словом, хотя обеих невесток мисс Берди на дух не выносит, выглядит она сейчас счастливой и умиротворенной.
– Чудесно, – говорю я. – Но меня, пожалуйста, оставьте в покое. И держитесь подальше от моего жилья. – С этими словами я поворачиваюсь и испаряюсь, оставляя за спиной кучу невысказанных слов, а заодно и вопросов, которые мне не успели задать. Я запираюсь в своем логове, уписываю сандвич и, сидя в темноте, слышу их голоса, доносящиеся со двора.
В течение нескольких минут я пытаюсь восстановить картину. Вчера из Флориды нежданно-негаданно нагрянули Делберт и Вера. Каким-то образом в руки им попал последний вариант завещания мисс Берди и, увидев, что старушка стоит двадцать миллионов баксов, они всерьез озаботились её благосостоянием. Потом они прознали, что мисс Берди сдает курятник неведомому адвокату, и это озаботило их ещё сильнее. Делберт позвонил во Флориду Рэндолфу, и тот во всю прыть кинулся сюда, волоча за собой свою упакованную в пластик потаскушку. Весь сегодняшний день они пытали мамашу и наконец пришли к выводу, что отныне и впредь будут с неё пылинки сдувать.
Лично мне на все это наплевать. Хотя в глубине души даже немного забавно. Интересно, что случится, когда они выяснят правду?
Но пока мисс Берди счастлива. И мне остается только порадоваться за нее.
Глава 30
Доктор Уолтер Корд назначил мне встречу на девять утра, но я приезжаю раньше. А мог бы и не торопиться. Битый час я жду, листая медицинскую карту Донни Рэя, которую давно уже выучил наизусть. Постепенно приемная заполняется онкологическими больными. Я стараюсь не смотреть на них.
В десять за мной приходит медсестра. Я следую за ней по лабиринту коридоров в строгий, без единого окна, смотровой кабинет. И почему из всех медицинских профессий Корду понадобилось выбрать именно онкологию? Впрочем, должен же кто-то потчевать этих страдальцев.
Да и почему, например, кто-то юриспруденцию выбирает?
Я усаживаюсь на стул с папкой в руках и терпеливо жду ещё четверть часа. Снаружи слышатся голоса, потом дверь распахивается. В кабинет стремительно входит молодой человек лет тридцати пяти.
– Мистер Бейлор? – спрашивает он, протягивая руку. Я встаю, и мы обмениваемся рукопожатием.
– Да.
– Уолтер Корд. Я очень спешу. За пять минут уложимся?
– Надеюсь.
– Тогда давайте сразу к делу, – торопит он, выдавливая улыбку. – Меня пациенты ждут. – Я прекрасно знаю, что врачи адвокатов терпеть не могут, но почему-то не виню его.
– Спасибо за вашу справку. Она очень пригодилась. Мы уже взяли показания у Донни Рэя.
– Замечательно. – Корд выше меня дюйма на четыре, и взирает сверху вниз, как на остолопа.
Стиснув зубы, я цежу:
– Я бы хотел, чтобы вы выступили свидетелем.
Он реагирует на мои слова, как и все врачи. Они ненавидят судебные процессы лютой ненавистью. И даже иногда соглашаются принести под присягой письменные показания, лишь бы не выступать в суде. Впрочем, согласия у них можно и не спрашивать. В случае отказа, адвокаты порой прибегают к убийственному оружию – повестке. Во власти адвоката вызвать повесткой кого угодно, и в том числе врачей. Так что, в определенном смысле, юристы имеют над врачевателями власть. Отчего те ещё больше ненавидят нашего брата.
– Мне некогда, – сухо говорит Корд.
– Я знаю. Но это не мне нужно, а Донни Рэю.
Он хмурит брови и напряженно сопит. Потом бурчит:
– За дачу свидетельских показаний моя такса – пятьсот долларов в час.
Я к этому готов, поэтому в обморок не падаю. На лекциях нам рассказывали, что некоторые эскулапы берут и больше. Но я здесь с протянутой рукой.
– Мне это не по карману, доктор Корд. Я всего полтора месяца работаю, а, уплатив такую сумму, пойду по миру. Пока это мое единственное стоящее дело.
Поразительно, как важно порой говорить правду. Это малый, наверное, зашибает миллион баксов в год, но моя прямота его обезоруживает. Вижу, как в глазах зарождается сочувствие. Несколько мгновений он ещё колеблется, возможно, сопереживает Донни Рэю, которому бессилен помочь, или меня жалеет. Трудно сказать.
– Хорошо, тогда я выставлю вам счет, – говорит он. – Оплатите, когда будете в состоянии.
– Спасибо, док.
– Поговорите с моей секретаршей и выберите время. Можно провести эту процедуру здесь?
– Разумеется.
– Вот и прекрасно. Ладно, я побежал.
По возвращении в контору, я застаю у Дека клиента. Это довольно дородная и прекрасно одетая женщина средних лет. По приглашению Дека, я захожу в его кабинет. Меня представляют миссис Мадж Дрессер, которая желает развестись с мужем. Глаза её распухли от слез и, стоило мне облокотиться о стол Дека, как мой компаньон подсунул мне блокнот, на котором накарябано: «Она набита деньгами».
Целый час мы выслушиваем Мадж, и история её крайне печальна. Муж-выпивоха, колошматит её, падок до женщин, продувается в карты, да и дети подкачали, а вот сама она – просто золото. Два года назад, когда она впервые подала на развод, муж метким выстрелом высадил стекло в кабинете её поверенного. Обожает, стервец, оружие, всех застращал. Тут я мельком посматриваю на Дека, но тот не спускает глаз с клиентки.
Она вносит шестьсот долларов аванса и обещает заплатить еще. Завтра же мы возбуждаем дело о разводе. Она правильно поступила, обратившись в контору Руди Бейлора, заверяет Дек. Здесь её дело в надежных руках.
Не успел её след просохнуть, как звонит телефон. Мужской голос спрашивает меня. Я представляюсь.
– Здравствуйте, Руди, это Роджер Райс, поверенный. Мы с вами не знакомы.
В поисках работы я, кажется, перевидал всех юристов Мемфиса, но Роджера Райса не припоминаю.
– Да, похоже. Я совсем недавно варюсь в этом соку.
– Ну да. Мне пришлось позвонить в справочную, чтобы разыскать вас. Послушайте, ко мне сейчас заглянули братья Берди – Рэндолф и Делберт, со своей матерью, Берди. Кажется, вы их знаете.
Я попытался представить, как Берди, сидя между сыновьями, глупо улыбается и бормочет: «Да, я так рада!»
– Да, с мисс Берди я хорошо знаком, – непринужденно отвечаю я.
– Вообще-то они сейчас сидят в моем кабинете, а я отлучился в конференц-зал, чтобы позвонить вам. Дело в том, что я занимаюсь её завещанием и… словом, речь идет об очень крупных деньгах. Говорят, вы пытались изменить её завещание.
– Да, это верно. Несколько месяцев назад я приготовил черновой вариант, но она так и не настроилась на то, чтобы довести дело до конца.
– А почему? – Голос Райса звучит вполне дружелюбно. Адвокат выполняет свою работу, и не его вина, что они нагрянули к нему всей гурьбой. Поэтому я в нескольких словах излагаю ему желание мисс Берди оставить все свое состояние преподобному отцу Кеннету Чэндлеру.
– Неужто она и в самом деле так богата? – спрашивает Райс.
Не могу же я выложить ему правду. Да и вообще неэтично без согласия мисс Берди приоткрывать какие-либо касающиеся её сведения. Тем более, что добыты они довольно сомнительным, хотя и не вполне противозаконным способом. Словом, руки у меня связаны.
– А что она сама вам сказала? – в свою очередь спрашиваю я.
– Не слишком много. Что-то про состояние в Атланте, доставшееся в наследство от второго мужа. Но, стоило мне только копнуть чуть глубже, как она тут же забилась в раковинку.
В десять за мной приходит медсестра. Я следую за ней по лабиринту коридоров в строгий, без единого окна, смотровой кабинет. И почему из всех медицинских профессий Корду понадобилось выбрать именно онкологию? Впрочем, должен же кто-то потчевать этих страдальцев.
Да и почему, например, кто-то юриспруденцию выбирает?
Я усаживаюсь на стул с папкой в руках и терпеливо жду ещё четверть часа. Снаружи слышатся голоса, потом дверь распахивается. В кабинет стремительно входит молодой человек лет тридцати пяти.
– Мистер Бейлор? – спрашивает он, протягивая руку. Я встаю, и мы обмениваемся рукопожатием.
– Да.
– Уолтер Корд. Я очень спешу. За пять минут уложимся?
– Надеюсь.
– Тогда давайте сразу к делу, – торопит он, выдавливая улыбку. – Меня пациенты ждут. – Я прекрасно знаю, что врачи адвокатов терпеть не могут, но почему-то не виню его.
– Спасибо за вашу справку. Она очень пригодилась. Мы уже взяли показания у Донни Рэя.
– Замечательно. – Корд выше меня дюйма на четыре, и взирает сверху вниз, как на остолопа.
Стиснув зубы, я цежу:
– Я бы хотел, чтобы вы выступили свидетелем.
Он реагирует на мои слова, как и все врачи. Они ненавидят судебные процессы лютой ненавистью. И даже иногда соглашаются принести под присягой письменные показания, лишь бы не выступать в суде. Впрочем, согласия у них можно и не спрашивать. В случае отказа, адвокаты порой прибегают к убийственному оружию – повестке. Во власти адвоката вызвать повесткой кого угодно, и в том числе врачей. Так что, в определенном смысле, юристы имеют над врачевателями власть. Отчего те ещё больше ненавидят нашего брата.
– Мне некогда, – сухо говорит Корд.
– Я знаю. Но это не мне нужно, а Донни Рэю.
Он хмурит брови и напряженно сопит. Потом бурчит:
– За дачу свидетельских показаний моя такса – пятьсот долларов в час.
Я к этому готов, поэтому в обморок не падаю. На лекциях нам рассказывали, что некоторые эскулапы берут и больше. Но я здесь с протянутой рукой.
– Мне это не по карману, доктор Корд. Я всего полтора месяца работаю, а, уплатив такую сумму, пойду по миру. Пока это мое единственное стоящее дело.
Поразительно, как важно порой говорить правду. Это малый, наверное, зашибает миллион баксов в год, но моя прямота его обезоруживает. Вижу, как в глазах зарождается сочувствие. Несколько мгновений он ещё колеблется, возможно, сопереживает Донни Рэю, которому бессилен помочь, или меня жалеет. Трудно сказать.
– Хорошо, тогда я выставлю вам счет, – говорит он. – Оплатите, когда будете в состоянии.
– Спасибо, док.
– Поговорите с моей секретаршей и выберите время. Можно провести эту процедуру здесь?
– Разумеется.
– Вот и прекрасно. Ладно, я побежал.
По возвращении в контору, я застаю у Дека клиента. Это довольно дородная и прекрасно одетая женщина средних лет. По приглашению Дека, я захожу в его кабинет. Меня представляют миссис Мадж Дрессер, которая желает развестись с мужем. Глаза её распухли от слез и, стоило мне облокотиться о стол Дека, как мой компаньон подсунул мне блокнот, на котором накарябано: «Она набита деньгами».
Целый час мы выслушиваем Мадж, и история её крайне печальна. Муж-выпивоха, колошматит её, падок до женщин, продувается в карты, да и дети подкачали, а вот сама она – просто золото. Два года назад, когда она впервые подала на развод, муж метким выстрелом высадил стекло в кабинете её поверенного. Обожает, стервец, оружие, всех застращал. Тут я мельком посматриваю на Дека, но тот не спускает глаз с клиентки.
Она вносит шестьсот долларов аванса и обещает заплатить еще. Завтра же мы возбуждаем дело о разводе. Она правильно поступила, обратившись в контору Руди Бейлора, заверяет Дек. Здесь её дело в надежных руках.
Не успел её след просохнуть, как звонит телефон. Мужской голос спрашивает меня. Я представляюсь.
– Здравствуйте, Руди, это Роджер Райс, поверенный. Мы с вами не знакомы.
В поисках работы я, кажется, перевидал всех юристов Мемфиса, но Роджера Райса не припоминаю.
– Да, похоже. Я совсем недавно варюсь в этом соку.
– Ну да. Мне пришлось позвонить в справочную, чтобы разыскать вас. Послушайте, ко мне сейчас заглянули братья Берди – Рэндолф и Делберт, со своей матерью, Берди. Кажется, вы их знаете.
Я попытался представить, как Берди, сидя между сыновьями, глупо улыбается и бормочет: «Да, я так рада!»
– Да, с мисс Берди я хорошо знаком, – непринужденно отвечаю я.
– Вообще-то они сейчас сидят в моем кабинете, а я отлучился в конференц-зал, чтобы позвонить вам. Дело в том, что я занимаюсь её завещанием и… словом, речь идет об очень крупных деньгах. Говорят, вы пытались изменить её завещание.
– Да, это верно. Несколько месяцев назад я приготовил черновой вариант, но она так и не настроилась на то, чтобы довести дело до конца.
– А почему? – Голос Райса звучит вполне дружелюбно. Адвокат выполняет свою работу, и не его вина, что они нагрянули к нему всей гурьбой. Поэтому я в нескольких словах излагаю ему желание мисс Берди оставить все свое состояние преподобному отцу Кеннету Чэндлеру.
– Неужто она и в самом деле так богата? – спрашивает Райс.
Не могу же я выложить ему правду. Да и вообще неэтично без согласия мисс Берди приоткрывать какие-либо касающиеся её сведения. Тем более, что добыты они довольно сомнительным, хотя и не вполне противозаконным способом. Словом, руки у меня связаны.
– А что она сама вам сказала? – в свою очередь спрашиваю я.
– Не слишком много. Что-то про состояние в Атланте, доставшееся в наследство от второго мужа. Но, стоило мне только копнуть чуть глубже, как она тут же забилась в раковинку.