Страница:
Эрни благодарит его и переключается на крупную аварию, случившуюся на шоссе 55.
– Так ты выиграл? – спрашивает Келли. Она ещё не уверена, изумляться ей или нет.
– Да.
– Пятьдесят миллионов долларов?
– Да. Но деньги ещё не в банке.
– Руди!
Я небрежно пожимаю плечами, словно речь идет о будничном деле.
– Мне просто повезло.
– Но ведь ты только едва закончил учиться.
Что мне ей ответить?
– Это было нетрудно. Присяжные были на моей стороне, а факты – вообще конфетка. Комар носа не подточил бы.
– Ты говоришь так, будто такое случается каждый день.
– Увы, нет.
Келли берет пульт дистанционного управления и приглушает звук телевизора. Ей не терпится продолжить этот разговор.
– Ты просто делаешь вид, что тебя это не волнует. Не притворяйся безразличным.
– Ты права. Я гениальный адвокат. Остальные мне и в подметки не годятся.
– Вот, так оно лучше, – говорит она, пытаясь улыбнуться. Я уже настолько привык к её синякам, что перестаю замечать следы побоев. Не то, что сегодня днем в машине, когда я не мог от них глаз отвести. Ничего, не пройдет и недели, как Келли снова станет красавицей.
Эх, попался бы мне Клифф!
– И сколько же достанется тебе? – интересуется Келли.
– Тебе так не терпится знать?
– Просто любопытно, – отвечает она, по-детски хмурясь. Мы держимся за руки и воркуем, как влюбленные голубки.
– Мне следует одна треть, но – ох, как не скоро.
Келли поворачивается, чтобы прижаться ко мне, но лицо её искажает гримаса боли. Я помогаю ей лечь на живот. Келли с трудом сдерживает слезы, стиснув зубы от боли. Лежать на спине она не может.
Я ласково ерошу её волосы и нашептываю ласковые слова, пока нам не звонят по переговорному устройству. Это Бетти Норвилл. Наше время истекло.
Келли сжимает мою руку, а я осторожно чмокаю её во вздувшуюся щеку и обещаю снова заехать завтра. Келли умоляет меня остаться.
Субботним утром я сижу в конторе и дожидаюсь прихода репортера с фотографом, когда звонит телефон.
– Это Клифф Райкер, – рычит мне в ухо хриплый голос, и я поспешно включаю запись.
– Что вам нужно?
– Где моя жена?
– Скажите спасибо, что не в морге.
– Я тебе надеру задницу, гаденыш!
– Говори, приятель, – великодушно дозволяю я. – Магнитофон включен.
Клифф мгновенно вешает трубку, а я задумчиво таращусь на телефон. Это уже другой аппарат, дешевая модель, купленная Деком в «Кей-марте»[14]. Пока продолжался процесс, мы иногда, когда не хотели, чтобы Драммонд нас подслушивал, подменяли им старый аппарат.
Я звоню домой Мяснику и рассказываю о краткой, но содержательной беседе с мистером Райкером. У Мясника руки чешутся проучить Клиффа, который накануне, получив судебное предписание, высказал моему посыльному пару ласковых. Даже по поводу его матери проехался. От кровавой расправы Клиффа спасло только присутствие двоих дружков. Мясник ещё вчера сказал мне, чтобы я непременно известил его, если Клифф начнет угрожать. Его приятель Роки, подрабатывающий вышибалой в одном из ночных клубов, всегда готов составить ему компанию и поразмяться. Я беру с него слово, что они только напугают парня, а увечить не станут. Мясник говорит, что они с Роки подловят Клиффа в безлюдном месте, скажут про этот телефонный звонок и доходчиво объяснят, что берегут мой покой. Еще один звонок с угрозами, и ему не поздоровится. Я принимаю этот план с восторгом. Жить в страхе мне совершенно не улыбается.
А вот Мясник обожает подобные заварухи.
Репортер из «Мемфис-пресс» приходит в одиннадцать. Пока мы беседуем, репортер отщелкивает целую катушку пленки. Репортер выспрашивает у меня все подробности дела и процесса, а я не скуплюсь на детали. Теперь уже утаивать мне нечего. Я упоминаю добрым словом Драммонда, превозношу Киплера и расхваливаю на все лады присяжных.
Репортер обещает, что статья появится уже в завтрашнем номере газеты.
Я звоню Максу Левбергу и рассказываю подробности. Аэропорт О'Хэйр был закрыт из-за бурана, и Макс не сумел вылететь в Мемфис, чтобы поспеть на процесс. Мы болтаем целый час.
Но мы вовсе не скучаем. Келли потихоньку приходит в себя. Синяки рассасываются. Ей уже легче улыбаться, да и движения причиняют меньше боли. Наши обоюдные прикосновения становятся чуть смелее, но не много. Мы оба мечтаем о большем.
Келли не терпится выбраться из тренировочного костюма. Его здесь каждый день стирают, но он ей до смерти надоел. Она грезит о прежней красоте и о совсем другом наряде. Мы хотим как-нибудь проникнуть к ней домой и забрать её одежду.
Но мы по-прежнему не строим планов на будущее.
Глава 51
– Так ты выиграл? – спрашивает Келли. Она ещё не уверена, изумляться ей или нет.
– Да.
– Пятьдесят миллионов долларов?
– Да. Но деньги ещё не в банке.
– Руди!
Я небрежно пожимаю плечами, словно речь идет о будничном деле.
– Мне просто повезло.
– Но ведь ты только едва закончил учиться.
Что мне ей ответить?
– Это было нетрудно. Присяжные были на моей стороне, а факты – вообще конфетка. Комар носа не подточил бы.
– Ты говоришь так, будто такое случается каждый день.
– Увы, нет.
Келли берет пульт дистанционного управления и приглушает звук телевизора. Ей не терпится продолжить этот разговор.
– Ты просто делаешь вид, что тебя это не волнует. Не притворяйся безразличным.
– Ты права. Я гениальный адвокат. Остальные мне и в подметки не годятся.
– Вот, так оно лучше, – говорит она, пытаясь улыбнуться. Я уже настолько привык к её синякам, что перестаю замечать следы побоев. Не то, что сегодня днем в машине, когда я не мог от них глаз отвести. Ничего, не пройдет и недели, как Келли снова станет красавицей.
Эх, попался бы мне Клифф!
– И сколько же достанется тебе? – интересуется Келли.
– Тебе так не терпится знать?
– Просто любопытно, – отвечает она, по-детски хмурясь. Мы держимся за руки и воркуем, как влюбленные голубки.
– Мне следует одна треть, но – ох, как не скоро.
Келли поворачивается, чтобы прижаться ко мне, но лицо её искажает гримаса боли. Я помогаю ей лечь на живот. Келли с трудом сдерживает слезы, стиснув зубы от боли. Лежать на спине она не может.
Я ласково ерошу её волосы и нашептываю ласковые слова, пока нам не звонят по переговорному устройству. Это Бетти Норвилл. Наше время истекло.
Келли сжимает мою руку, а я осторожно чмокаю её во вздувшуюся щеку и обещаю снова заехать завтра. Келли умоляет меня остаться.
* * *
Преимуществ у моего триумфа на первом же судебном процессе хоть отбавляй. Единственный же пока недостаток настолько очевиден, что бросается в глаза: отныне мне суждено только катиться вниз по наклонной плоскости. Ведь каждый клиент будет теперь ждать от меня золотого дождя, а я вовсе не кудесник. Впрочем, убиваться из-за этого я не намерен.Субботним утром я сижу в конторе и дожидаюсь прихода репортера с фотографом, когда звонит телефон.
– Это Клифф Райкер, – рычит мне в ухо хриплый голос, и я поспешно включаю запись.
– Что вам нужно?
– Где моя жена?
– Скажите спасибо, что не в морге.
– Я тебе надеру задницу, гаденыш!
– Говори, приятель, – великодушно дозволяю я. – Магнитофон включен.
Клифф мгновенно вешает трубку, а я задумчиво таращусь на телефон. Это уже другой аппарат, дешевая модель, купленная Деком в «Кей-марте»[14]. Пока продолжался процесс, мы иногда, когда не хотели, чтобы Драммонд нас подслушивал, подменяли им старый аппарат.
Я звоню домой Мяснику и рассказываю о краткой, но содержательной беседе с мистером Райкером. У Мясника руки чешутся проучить Клиффа, который накануне, получив судебное предписание, высказал моему посыльному пару ласковых. Даже по поводу его матери проехался. От кровавой расправы Клиффа спасло только присутствие двоих дружков. Мясник ещё вчера сказал мне, чтобы я непременно известил его, если Клифф начнет угрожать. Его приятель Роки, подрабатывающий вышибалой в одном из ночных клубов, всегда готов составить ему компанию и поразмяться. Я беру с него слово, что они только напугают парня, а увечить не станут. Мясник говорит, что они с Роки подловят Клиффа в безлюдном месте, скажут про этот телефонный звонок и доходчиво объяснят, что берегут мой покой. Еще один звонок с угрозами, и ему не поздоровится. Я принимаю этот план с восторгом. Жить в страхе мне совершенно не улыбается.
А вот Мясник обожает подобные заварухи.
Репортер из «Мемфис-пресс» приходит в одиннадцать. Пока мы беседуем, репортер отщелкивает целую катушку пленки. Репортер выспрашивает у меня все подробности дела и процесса, а я не скуплюсь на детали. Теперь уже утаивать мне нечего. Я упоминаю добрым словом Драммонда, превозношу Киплера и расхваливаю на все лады присяжных.
Репортер обещает, что статья появится уже в завтрашнем номере газеты.
* * *
Я брожу по конторе, просматриваю почту, прослушиваю на автоответчике накопившиеся за неделю звонки. Настроения работать нет, и я невольно вспоминаю, что клиентов-то у меня – раз, два и обчелся. Половину времени я снова и снова перебираю в памяти перипетии процесса, а оставшееся время трачу на мечты о нашем будущем с Келли. Эх, и везунчик же я!Я звоню Максу Левбергу и рассказываю подробности. Аэропорт О'Хэйр был закрыт из-за бурана, и Макс не сумел вылететь в Мемфис, чтобы поспеть на процесс. Мы болтаем целый час.
* * *
Наша вечерняя встреча с Келли протекает так же, как накануне, только еда и фильм другие. Келли обожает китайскую кухню, и я принес с собой целый мешок из китайского ресторана. Мы сидим в той же позе, как и вчера и смотрим не очень смешную комедию.Но мы вовсе не скучаем. Келли потихоньку приходит в себя. Синяки рассасываются. Ей уже легче улыбаться, да и движения причиняют меньше боли. Наши обоюдные прикосновения становятся чуть смелее, но не много. Мы оба мечтаем о большем.
Келли не терпится выбраться из тренировочного костюма. Его здесь каждый день стирают, но он ей до смерти надоел. Она грезит о прежней красоте и о совсем другом наряде. Мы хотим как-нибудь проникнуть к ней домой и забрать её одежду.
Но мы по-прежнему не строим планов на будущее.
Глава 51
Понедельник, утро. Теперь, сделавшись богатым и уважаемым, я позволяю себе поспать до девяти и заявиться в контору к десяти, облаченный в спортивные брюки, мокасины и рубашку без галстука.
Мой компаньон деловито упаковывает в ящики документы по делу Блейков и разбирает складные столы, которые в течение долгих месяцев загромождали нашу приемную. Настроение у нас обоих приподнятое. На сердце легко и приятно. Мы полны сил и радужных надежд. Дек выскакивает на улицу, вскоре возвращается с кофе, и мы сидим, наслаждаясь горячим напитком и обсуждая наши звездные минуты.
На случай, если мне понадобится ещё один экземпляр, Дек вырезал статью из вчерашнего выпуска «Мемфис-пресс». Я благодарно киваю, хотя дома у меня лежит целая стопка газет. Обстоятельную историю моего триумфа наряду с моей фотографией за письменным столом поместили на первой полосе «Метрополитен». Все воскресенье я не мог глаз отвести от этого фотоснимка. Газету получают в трехстах тысячах домов. Такую рекламу не купишь ни за какие деньги.
Несколько поздравлений пришли по факсу. Двое ребят, с которыми я учился, поздравляют меня с удачей и шутливо просят дать денег взаймы. Очень милое послание от Мэдилайн Скиннер из юридического колледжа. И целых два – от Макса Левберга. Первое – ксерокопия короткой заметки об исходе процесса, вырезанной из чикагской газеты. Второе – копия статьи из вчерашнего номера крупнейшей газеты, издающейся в Кливленде. В ней подробно изложена суть дела, сам процесс и его исход, а на закуску описаны новые невзгоды, свалившиеся на «Прекрасный дар жизни». По меньшей мере семь штатов, и в том числе Огайо, занялись расследованием деятельности компании. По всей стране недовольные владельцы страховых полисов подают иски. Ожидается, что Мемфисский вердикт породит целую волну обращений в суды.
Ха-ха-ха! Неприятности «Прекрасного дара жизни» приводят меня в восторг. Мы громко хохочем, вспоминая, с каким нелепым видом М. Уилфред Кили пялился на компьютерную распечатку. Да, молодцы из страховой компании здорово повеселили публику.
Из цветочной лавки приносят роскошный букет – подарок от Букера Кейна и ребят из конторы Марвина Шэнкла.
Я ожидал, что телефон раскалится от звонков потенциальных клиентов, но он пока молчит. По словам Дека, с девяти до десяти звонили двое, один из которых ошибся номером. Меня это не беспокоит.
В одиннадцать звонит Киплер, и, на случай, если Драммонд продолжает подслушивать, я снимаю трубку «чистого» аппарата. У судьи любопытные новости, которые и меня касаются. В понедельник, когда до начала процесса мы собрались в его кабинете, я сказал Драммонду, что готов отозвать иск при условии выплаты нам с Дот одного миллиона двухсот тысяч долларов. Драммонд с презрением отмахнулся, и мы отправились судиться. Судя по всему, Драммонд не удосужился передать мои условия своим клиентам, которые теперь уверяют, что отнеслись бы к моему предложению со всей серьезностью. Не знаю, так ли это на самом деле, но, согласитесь – миллион двести тысяч выглядят сейчас для проигравшей стороны куда привлекательнее, нежели пятьдесят миллионов двести тысяч. Как бы то ни было, владельцы компании утверждают, что были готовы выложить эту сумму, а великий Лео Ф. Драммонд совершил чудовищную ошибку, не сумев или не пожелав передать им мое предложение.
Андерхолл, юрисконсульт «Прекрасного дара жизни», в течение всего утра перезванивался то с Драммондом, то с Киплером. В компании не просто рвут и мечут, но и ищут козла отпущения. Поначалу Драммонд отрицал свою вину, но Киплер засвидетельствовал, что все обстояло именно так. Вполне возможно, что и мне придется подключиться. Меня могут попросить изложить эту историю в письменном виде. С удовольствием, радостно соглашаюсь я. Хоть сейчас этим займусь.
Руководство «Прекрасного дара жизни» уже официально отказалось от услуг Драммонда и «Трень-Брень», но, похоже, что дело на этом не остановится. Андерхолл пригрозил, что подаст на драммондовскую фирму иск за преступную небрежность. В неслыханных масштабах! Как и все адвокатские конторы, «Трень-Брень» застрахована от подобных провалов, однако у подобной формы страховки есть предел. На пятьдесят миллионов никого не страхуют. Ошибка стоимостью в пятьдесят миллионов долларов обойдется Лео Ф. Драммонду дорого.
Нехорошо, конечно, но меня это радует. Положив трубку, я делюсь новостями с Деком. Едва услышав, что страховая компания может подать иск против «Трень-Брень» он разражается хохотом.
Затем звонит Купер Джексон. Сегодня утром он и его коллеги, в свою очередь, подали иск в федеральный суд Шарлотта[15]. Они представляют интересы свыше двадцати истцов, пострадавших от «Прекрасного дара жизни» в 1991 год, том самом году, когда действовала разоблаченная мной схема. В удобное для меня время Джексон приедет в Мемфис, чтобы покопаться в моих архивах. В любое время, говорю я, когда угодно.
Обедаем мы с Деком в «Моу», старом ресторанчике близ Судебного центра, куда любят захаживать на ланч адвокаты и судьи. Меня встречают там любопытные взгляды, пара рукопожатий, а один из моих бывших однокашников по колледжу одобрительно хлопает меня по спине. Пожалуй, стоит заглядывать сюда почаще.
Матч начинается в семь часов вечера и, на всякий случай, мы проезжаем мимо стадиона. «Лучшие Транспортники» уже на поле. Я жму на педаль газа. Мне не по себе – в кражах со взломом я никогда прежде не участвовал. Да и Келли заметно напугана. Мы почти не разговариваем. Чем ближе мы подъезжаем к её дому, тем сильнее я пришпориваю свой «вольво». Под сиденьем припрятан пистолет калибра 0, 38, и я намерен прихватить его с собой.
Келли считает, что если Клифф не сменил дверные замки, то мы управимся минут за десять. Она хочет забрать всю свою одежду и, по возможности, ещё кое-что из вещей. Я настаиваю, что десять минут – предел для нас. Соседи могут нас заметить, кто-нибудь известит Клиффа, и тогда – быть беде.
После избиения прошло уже пять дней, и Келли уже несравненно лучше. Она ходит, не испытывая боли. Уверяет, что сил, чтобы сграбастать свои шмотки и убраться восвояси, у неё хватит. С моей помощью, разумеется.
От стадиона до её бывшего жилища пятнадцать минут езды. Жилой комплекс состоит из полудюжины трехэтажных домов, разбросанных вокруг бассейна и двух теннисных кортов. Шестьдесят восемь квартир, гласит вывеска при въезде. По счастью, квартира Райкера расположена на первом этаже. Перед домом ставить машину некуда, и я решил, что мы сначала войдем в квартиру, тихонько соберем вещи, а уже потом я подкачу по газону к дверям, побросаю добычу на заднее сиденье, и мы быстрехонько смоемся.
На стоянке я глушу мотор и глубоко вздыхаю.
– Страшно? – спрашивает Келли.
– Да. – Я запускаю руку под сиденье и достаю пистолет.
– Не бойся – он на стадионе. Ничто не заставит его пропустить этот матч.
– Будем надеяться. Ладно, пойдем.
Нам удается прокрасться к её квартире, никого не встретив. Ключ подходит, дверь открывается, мы входим. В прихожей и в кухне горит свет, его нам вполне достаточно. На стульях в столовой в беспорядке разбросана одежда. Стол и паркет под ним захламлены пустыми пивными жестянками и пакетами от чипсов. Да, на мой взгляд, Клиффу-холостяку самое место в хлеву. Келли с омерзением осматривается по сторонам.
– Ты уж извини, – говорит она.
– Келли, нам нужно спешить, – напоминаю я. Пистолет я кладу на узкую буфетную стойку, отделяющую столовую от кухни. Мы проходим в спальню, где я включаю настольную лампу. Постель не застилали уже несколько дней. Рядом с кроватью разбросаны пустые пивные банки, измятая коробка из-под пиццы. Залапанный номер «Плейбоя». Келли указывает на ящики аляповатого приземистого комода.
– Мои вещи там, – говорит она. Мы переговариваемся шепотом.
Я достаю наволочки и начинаю набивать их бельем, носками и ночными рубашками. Келли вытаскивает вещи из стенного шкафа. Я несу охапку платьев и блузок в столовую и вываливаю на стул, затем возвращаюсь в спальню.
– Все нам не унести, – говорю я, глядя на битком забитый стенной шкаф. Вместо ответа Келли молча вручает мне очередную охапку шмоток, которую я послушно отношу в столовую. Дело спорится, мы больше не разговариваем.
Я чувствую себя настоящим вором. Любое поскрипывание эхом отдается в ушах. Сердце гулко колотится, но я сную, как челнок, туда и обратно, перетаскивая горы тряпья.
– Ну хватит, – не выдерживаю я наконец, следуя с платьями на плечиках за Келли, которая несет в столовую туго набитую бельем наволочку. – Пора выметаться отсюда. – Я так нервничаю, что с трудом узнаю собственный голос.
От двери доносится какой-то неясный звук. Похоже, её пытаются отомкнуть. Мы с Келли замираем на месте и переглядываемся. Она робко шагает к двери, как вдруг та распахивается, и Келли отлетает к стене. В прихожую вихрем врывается Клифф Райкер.
– Келли! Я пришел! – орет он, и – замечает меня. Нас разделяет десяток футов, но Клифф движется с такой быстротой, что я успеваю заметить только желтую фуфайку с эмблемой клуба, налитые кровью глаза и тяжелую биту. В следующую секунду с воплем «Ах ты гад!» он размахивается битой, которая неминуемо раскроила бы мне череп, не пригнись я в самый последний миг. Тяжелое орудие словно пуля свищет у меня над ухом и обрушивается на буфетную стойку. Резная деревянная подставка для специй от удара разлетается вдребезги. Уши раздирает безумный крик Келли. От могучего размаха Клиффа раскручивает, и на мгновение он оказывается спиной ко мне. Я тигром сигаю на него и опрокидываю на пол вместе с заваленным одеждой стулом. Келли снова истошно визжит.
– Возьми пистолет! – ору я.
Клифф ловок и силен; я ещё не успеваю обрести равновесие, а он уже на ногах.
– Я тебя прикончу! – орет он, снова замахиваясь битой. Каким-то чудом я подныриваю, и второй удар рассекает только воздух. – Сволочь поганая! – орет Клифф, занося руку назад для очередного удара.
Нет, третью попытку я ему не предоставлю! Опережая Клиффа, я резко бью справа. От удара в челюсть Клифф ошеломленно моргает, и я изо всей силы лягаю его в пах. Удар достигает цели, я чувствую, как под носком моей туфли что-то лопается, а Клифф вопит, как только что оскопленный боров. Глаза его вылезают из орбит, он сгибается в три погибели, и я выхватываю биту из его обессилевших рук.
Не давая врагу опомниться, я размахиваюсь и наношу ему страшный удар битой по голове, сразу за левым ухом. Слышен омерзительный хруст треснувшей кости. Клифф падает на четвереньки, голова его висит мешком, но в следующий миг он поворачивается и исподлобья смотрит на меня. Затем пытается встать. Я снова замахиваюсь и, вложив в удар всю ненависть к этому зверю, наношу ему страшный удар по голове. Гнев застилает мне глаза.
Я замахиваюсь в третий раз, но Келли перехватывает мою руку.
– Хватит, Руди!
Я устремляю на неё бешеный взгляд, затем опускаю глаза и смотрю на Клиффа. Он распростерся на животе, тихо постанывая. Мы в ужасе следим, как он затихает. Время от времени он подергивается, силится что-то сказать. Слышится тошнотворный утробный звук. Из размозженного черепа хлещет кровь.
– Я его прикончу, – хрипло говорю я, пытаясь перевести дыхание. Я весь дрожу от страха и звериной ярости.
– Нет.
– Да. Он бы убил нас обоих.
– Отдай мне биту, – требует Келли.
– Что?
– Биту отдай, – повторяет она. – И уходи.
Я оторопело смотрю на нее. Келли спокойна и хладнокровна, она знает, что говорит.
– Что… – бормочу я, переводя взгляд с неё на Клиффа.
Келли отбирает у меня биту.
– Мне не привыкать, – говорит она. – А ты уходи отсюда. Спрячься. Тебя здесь не было. Я тебе позже позвоню.
Я в ужасе смотрю на Клиффа, который хрипит и дергается в агонии.
– Пожалуйста, Руди, уходи, – просит Келли, мягко подталкивая меня к двери. – Я сама позвоню тебе.
– Хорошо. – Я беру со стойки пистолет, в последний раз оборачиваюсь на распростертое тело, и Келли меня выпроваживает. Я прикрываю за собой дверь и осторожно осматриваюсь. Кажется, никого нет. Из-за двери не доносится никакого шума.
Меня подташнивает. Крадучись, мокрый от пота, я пробираюсь к машине.
Келли внутри одна, растерянная и перепуганная, отвечает на град вопросов, а я как последний трус сижу тут, скорчившись в три погибели и надеясь, что никто меня не заметит. И как я согласился бросить её на произвол судьбы? Может, поспешить на выручку? В мозгах моих царит бедлам, а от слепящего калейдоскопа красных и синих огней голова идет кругом.
Нет, Клифф не умер. Покалечен только. Но он жив.
Нужно все-таки набраться мужества и зайти в квартиру.
Постепенно в голове проясняется, и горло мое сжимают ледяные пальцы страха. Я молю Бога, чтобы Клиффа вынесли на носилках, я готов сам везти его в больницу, дежурить у его койки. Я вдруг готов все отдать, лишь бы он жил. С живым, пусть и психопатом, я с ним справлюсь. Давай же, Клифф! Очухайся, старина! Воспрянь и иди.
Господи, ну не мог же я в самом деле убить его!
Толпа сгущается, полицейский тщетно оттесняет зевак подальше.
Я теряю ощущение времени. Появляется фургончик коронера[16], и в толпе зевак возникает настоящий ажиотаж. Клиффа не увезут на «скорой». Клиффа отправляют прямиком в морг.
Я приоткрываю дверцу и, стараясь не привлекать внимания, тихонько блюю прямо на рядом стоящую машину. Меня никто не слышит. Я утираю рот и незаметно ввинчиваюсь в толпу. «Все-таки он её прикончил», – говорит кто-то. Полицейские беспорядочно снуют между домом и машинами со включенными мигалками. Я в пятидесяти футах от подъезда, затерявшийся в море лиц. Полицейские отгораживают весь угол дома желтой лентой. Время от времени окна квартиры Райкера озаряют яркие вспышки – там идет съемка.
Мы терпеливо ждем. Я должен увидеть Келли, хотя и бессилен хоть чем-нибудь помочь ей. В толпе проносится новый слух, на сей раз точный. Клифф мертв. Похоже, Келли его убила. Я слушаю, навострив уши – я должен знать, не замечал ли кто-нибудь незнакомца, вошедшего в дом незадолго до криков и скандала. Я медленно брожу посреди толпы, прислушиваясь ко всем разговорам. Нет, ничего заслуживающего внимания, я не слышу. Повинуясь позыву желудка, я скрываюсь в кустах и меня жестоко выворачивает.
Из подъезда доносится шум, и на порог выходит, пятясь, санитар с носилками. Тело завернуто в прозрачный мешок. Его осторожно заносят в фургон коронера и увозят. Через пару минут двое полицейских выводят Келли. Она растеряна и испугана. По счастью, её руки не скованы наручниками. Она успела переодеться – на ней джинсы и куртка с капюшоном.
Келли усаживают на заднее сиденье патрульного автомобиля, который сразу отъезжает. Я возвращаюсь к своему «вольво» и еду в полицию.
– Шустрые вы ребята, – презрительно цедит он.
– Она вызвала меня сразу после того, как позвонила в полицию. Что вам известно?
Мы оба смотрим на Келли через стекло, прозрачное только с нашей стороны. Она утирает глаза салфеткой.
Смазертон хмыкает; по всему чувствуется, что он ещё не решил, как со мной объясняться.
– Мужа её мы нашли на полу с раскроенным черепом. Похоже, его огрели бейсбольной битой. По словам его жены, у них все шло к разводу, она прокралась домой, чтобы взять свою одежду, он неожиданно вернулся и вспыхнула ссора. Он был подшофе, ей каким-то чудом удалось завладеть битой, и вот теперь он в морге. Вы занимаетесь их разводом?
– Да. Я привезу вам копию заявления. На прошлой неделе судья издал предписание, запрещающее Райкеру приближаться к ней. Он несколько раз избивал её чуть ли не до смерти.
– Да, мы видели синяки. Ничего, если я задам ей несколько вопросов?
– Да, конечно. – Мы входим в комнату вместе. Келли удивлена мне, но старается вида не показывать. Мы вежливо, как подобает адвокату и клиенту, здороваемся. К Смазертону присоединяется Хамлет, ещё один сыщик в штатском, который принес магнитофон. Я, понятно, не возражаю. Однако, дождавшись, пока он включит магнитофон, я перехватываю инициативу.
– Для протокола – меня зовут Руди Бейлор. Я адвокат и представляю интересы Келли Райкер. Сегодня понедельник, 15 февраля 1993 года. Мы находимся в центральном полицейском управлении Мемфиса. Мое присутствие здесь объясняется тем, что примерно без четверти восемь вечера мне позвонила моя клиентка. По её словам, она только что вызвала полицию. И ещё она сказала, что, похоже, муж её мертв.
Я киваю Смазертону – дескать, можете теперь продолжать, а он мечет на меня испепеляющий взгляд. Полицейские на дух не выносят адвокатов, но сейчас мне на это наплевать.
Смазертон начинает со стандартных вопросов про Келли и Клиффа – даты рождения, когда был заключен брак, место работы, наличие детей и тому подобное. Келли терпеливо отвечает, но вид у неё отсутствующий. Лицо её уже приобрело привычные очертания, но левый глаз по-прежнему разукрашен иссиня-черным синяком. И бровь заклеена. Выглядит она насмерть перепуганной.
Сцены избиений она описывает в таких подробностях, что мы невольно стискиваем зубы. Смазертон отправляет Хамлета в архив, где хранятся данные о трех предыдущих арестах Клиффа за нанесение побоев жене. Но Келли рассказывает о тех случаях, когда в полицию не обращалась, и которые нигде не фиксировались. О том, как муж отделывал её бейсбольной битой, и как однажды сломал ей лодыжку. Как, боясь сломать кости, лупил её кулаками.
Она переходит к рассказу о последнем случае, после которого терпение её вконец иссякло и она решила подать на развод. Говорит она очень убедительно, потому что до сих пор все сказанное – чистая правда. Меня тревожат только сегодняшние события.
– А почему вы сегодня вернулись домой? – спрашивает Смазертон.
Мой компаньон деловито упаковывает в ящики документы по делу Блейков и разбирает складные столы, которые в течение долгих месяцев загромождали нашу приемную. Настроение у нас обоих приподнятое. На сердце легко и приятно. Мы полны сил и радужных надежд. Дек выскакивает на улицу, вскоре возвращается с кофе, и мы сидим, наслаждаясь горячим напитком и обсуждая наши звездные минуты.
На случай, если мне понадобится ещё один экземпляр, Дек вырезал статью из вчерашнего выпуска «Мемфис-пресс». Я благодарно киваю, хотя дома у меня лежит целая стопка газет. Обстоятельную историю моего триумфа наряду с моей фотографией за письменным столом поместили на первой полосе «Метрополитен». Все воскресенье я не мог глаз отвести от этого фотоснимка. Газету получают в трехстах тысячах домов. Такую рекламу не купишь ни за какие деньги.
Несколько поздравлений пришли по факсу. Двое ребят, с которыми я учился, поздравляют меня с удачей и шутливо просят дать денег взаймы. Очень милое послание от Мэдилайн Скиннер из юридического колледжа. И целых два – от Макса Левберга. Первое – ксерокопия короткой заметки об исходе процесса, вырезанной из чикагской газеты. Второе – копия статьи из вчерашнего номера крупнейшей газеты, издающейся в Кливленде. В ней подробно изложена суть дела, сам процесс и его исход, а на закуску описаны новые невзгоды, свалившиеся на «Прекрасный дар жизни». По меньшей мере семь штатов, и в том числе Огайо, занялись расследованием деятельности компании. По всей стране недовольные владельцы страховых полисов подают иски. Ожидается, что Мемфисский вердикт породит целую волну обращений в суды.
Ха-ха-ха! Неприятности «Прекрасного дара жизни» приводят меня в восторг. Мы громко хохочем, вспоминая, с каким нелепым видом М. Уилфред Кили пялился на компьютерную распечатку. Да, молодцы из страховой компании здорово повеселили публику.
Из цветочной лавки приносят роскошный букет – подарок от Букера Кейна и ребят из конторы Марвина Шэнкла.
Я ожидал, что телефон раскалится от звонков потенциальных клиентов, но он пока молчит. По словам Дека, с девяти до десяти звонили двое, один из которых ошибся номером. Меня это не беспокоит.
В одиннадцать звонит Киплер, и, на случай, если Драммонд продолжает подслушивать, я снимаю трубку «чистого» аппарата. У судьи любопытные новости, которые и меня касаются. В понедельник, когда до начала процесса мы собрались в его кабинете, я сказал Драммонду, что готов отозвать иск при условии выплаты нам с Дот одного миллиона двухсот тысяч долларов. Драммонд с презрением отмахнулся, и мы отправились судиться. Судя по всему, Драммонд не удосужился передать мои условия своим клиентам, которые теперь уверяют, что отнеслись бы к моему предложению со всей серьезностью. Не знаю, так ли это на самом деле, но, согласитесь – миллион двести тысяч выглядят сейчас для проигравшей стороны куда привлекательнее, нежели пятьдесят миллионов двести тысяч. Как бы то ни было, владельцы компании утверждают, что были готовы выложить эту сумму, а великий Лео Ф. Драммонд совершил чудовищную ошибку, не сумев или не пожелав передать им мое предложение.
Андерхолл, юрисконсульт «Прекрасного дара жизни», в течение всего утра перезванивался то с Драммондом, то с Киплером. В компании не просто рвут и мечут, но и ищут козла отпущения. Поначалу Драммонд отрицал свою вину, но Киплер засвидетельствовал, что все обстояло именно так. Вполне возможно, что и мне придется подключиться. Меня могут попросить изложить эту историю в письменном виде. С удовольствием, радостно соглашаюсь я. Хоть сейчас этим займусь.
Руководство «Прекрасного дара жизни» уже официально отказалось от услуг Драммонда и «Трень-Брень», но, похоже, что дело на этом не остановится. Андерхолл пригрозил, что подаст на драммондовскую фирму иск за преступную небрежность. В неслыханных масштабах! Как и все адвокатские конторы, «Трень-Брень» застрахована от подобных провалов, однако у подобной формы страховки есть предел. На пятьдесят миллионов никого не страхуют. Ошибка стоимостью в пятьдесят миллионов долларов обойдется Лео Ф. Драммонду дорого.
Нехорошо, конечно, но меня это радует. Положив трубку, я делюсь новостями с Деком. Едва услышав, что страховая компания может подать иск против «Трень-Брень» он разражается хохотом.
Затем звонит Купер Джексон. Сегодня утром он и его коллеги, в свою очередь, подали иск в федеральный суд Шарлотта[15]. Они представляют интересы свыше двадцати истцов, пострадавших от «Прекрасного дара жизни» в 1991 год, том самом году, когда действовала разоблаченная мной схема. В удобное для меня время Джексон приедет в Мемфис, чтобы покопаться в моих архивах. В любое время, говорю я, когда угодно.
Обедаем мы с Деком в «Моу», старом ресторанчике близ Судебного центра, куда любят захаживать на ланч адвокаты и судьи. Меня встречают там любопытные взгляды, пара рукопожатий, а один из моих бывших однокашников по колледжу одобрительно хлопает меня по спине. Пожалуй, стоит заглядывать сюда почаще.
* * *
Сегодня, в понедельник, по случаю сухой погоды и пяти градусов тепла возобновляется чемпионат по софтболу. Последние три тура не состоялись из-за погодных условий. И что за чокнутые играют в софтбол зимой? Келли не отвечает. И без того ясно, что Клифф – самый настоящий психопат. Келли убеждена: сегодняшняя игра состоится во что бы то ни стало. После двух недель вынужденного простоя, лишенные любимой забавы и послематчевых попоек, они все и так уже на стенку лезут. Нет, эту игру Клифф не пропустит ни за какие коврижки.Матч начинается в семь часов вечера и, на всякий случай, мы проезжаем мимо стадиона. «Лучшие Транспортники» уже на поле. Я жму на педаль газа. Мне не по себе – в кражах со взломом я никогда прежде не участвовал. Да и Келли заметно напугана. Мы почти не разговариваем. Чем ближе мы подъезжаем к её дому, тем сильнее я пришпориваю свой «вольво». Под сиденьем припрятан пистолет калибра 0, 38, и я намерен прихватить его с собой.
Келли считает, что если Клифф не сменил дверные замки, то мы управимся минут за десять. Она хочет забрать всю свою одежду и, по возможности, ещё кое-что из вещей. Я настаиваю, что десять минут – предел для нас. Соседи могут нас заметить, кто-нибудь известит Клиффа, и тогда – быть беде.
После избиения прошло уже пять дней, и Келли уже несравненно лучше. Она ходит, не испытывая боли. Уверяет, что сил, чтобы сграбастать свои шмотки и убраться восвояси, у неё хватит. С моей помощью, разумеется.
От стадиона до её бывшего жилища пятнадцать минут езды. Жилой комплекс состоит из полудюжины трехэтажных домов, разбросанных вокруг бассейна и двух теннисных кортов. Шестьдесят восемь квартир, гласит вывеска при въезде. По счастью, квартира Райкера расположена на первом этаже. Перед домом ставить машину некуда, и я решил, что мы сначала войдем в квартиру, тихонько соберем вещи, а уже потом я подкачу по газону к дверям, побросаю добычу на заднее сиденье, и мы быстрехонько смоемся.
На стоянке я глушу мотор и глубоко вздыхаю.
– Страшно? – спрашивает Келли.
– Да. – Я запускаю руку под сиденье и достаю пистолет.
– Не бойся – он на стадионе. Ничто не заставит его пропустить этот матч.
– Будем надеяться. Ладно, пойдем.
Нам удается прокрасться к её квартире, никого не встретив. Ключ подходит, дверь открывается, мы входим. В прихожей и в кухне горит свет, его нам вполне достаточно. На стульях в столовой в беспорядке разбросана одежда. Стол и паркет под ним захламлены пустыми пивными жестянками и пакетами от чипсов. Да, на мой взгляд, Клиффу-холостяку самое место в хлеву. Келли с омерзением осматривается по сторонам.
– Ты уж извини, – говорит она.
– Келли, нам нужно спешить, – напоминаю я. Пистолет я кладу на узкую буфетную стойку, отделяющую столовую от кухни. Мы проходим в спальню, где я включаю настольную лампу. Постель не застилали уже несколько дней. Рядом с кроватью разбросаны пустые пивные банки, измятая коробка из-под пиццы. Залапанный номер «Плейбоя». Келли указывает на ящики аляповатого приземистого комода.
– Мои вещи там, – говорит она. Мы переговариваемся шепотом.
Я достаю наволочки и начинаю набивать их бельем, носками и ночными рубашками. Келли вытаскивает вещи из стенного шкафа. Я несу охапку платьев и блузок в столовую и вываливаю на стул, затем возвращаюсь в спальню.
– Все нам не унести, – говорю я, глядя на битком забитый стенной шкаф. Вместо ответа Келли молча вручает мне очередную охапку шмоток, которую я послушно отношу в столовую. Дело спорится, мы больше не разговариваем.
Я чувствую себя настоящим вором. Любое поскрипывание эхом отдается в ушах. Сердце гулко колотится, но я сную, как челнок, туда и обратно, перетаскивая горы тряпья.
– Ну хватит, – не выдерживаю я наконец, следуя с платьями на плечиках за Келли, которая несет в столовую туго набитую бельем наволочку. – Пора выметаться отсюда. – Я так нервничаю, что с трудом узнаю собственный голос.
От двери доносится какой-то неясный звук. Похоже, её пытаются отомкнуть. Мы с Келли замираем на месте и переглядываемся. Она робко шагает к двери, как вдруг та распахивается, и Келли отлетает к стене. В прихожую вихрем врывается Клифф Райкер.
– Келли! Я пришел! – орет он, и – замечает меня. Нас разделяет десяток футов, но Клифф движется с такой быстротой, что я успеваю заметить только желтую фуфайку с эмблемой клуба, налитые кровью глаза и тяжелую биту. В следующую секунду с воплем «Ах ты гад!» он размахивается битой, которая неминуемо раскроила бы мне череп, не пригнись я в самый последний миг. Тяжелое орудие словно пуля свищет у меня над ухом и обрушивается на буфетную стойку. Резная деревянная подставка для специй от удара разлетается вдребезги. Уши раздирает безумный крик Келли. От могучего размаха Клиффа раскручивает, и на мгновение он оказывается спиной ко мне. Я тигром сигаю на него и опрокидываю на пол вместе с заваленным одеждой стулом. Келли снова истошно визжит.
– Возьми пистолет! – ору я.
Клифф ловок и силен; я ещё не успеваю обрести равновесие, а он уже на ногах.
– Я тебя прикончу! – орет он, снова замахиваясь битой. Каким-то чудом я подныриваю, и второй удар рассекает только воздух. – Сволочь поганая! – орет Клифф, занося руку назад для очередного удара.
Нет, третью попытку я ему не предоставлю! Опережая Клиффа, я резко бью справа. От удара в челюсть Клифф ошеломленно моргает, и я изо всей силы лягаю его в пах. Удар достигает цели, я чувствую, как под носком моей туфли что-то лопается, а Клифф вопит, как только что оскопленный боров. Глаза его вылезают из орбит, он сгибается в три погибели, и я выхватываю биту из его обессилевших рук.
Не давая врагу опомниться, я размахиваюсь и наношу ему страшный удар битой по голове, сразу за левым ухом. Слышен омерзительный хруст треснувшей кости. Клифф падает на четвереньки, голова его висит мешком, но в следующий миг он поворачивается и исподлобья смотрит на меня. Затем пытается встать. Я снова замахиваюсь и, вложив в удар всю ненависть к этому зверю, наношу ему страшный удар по голове. Гнев застилает мне глаза.
Я замахиваюсь в третий раз, но Келли перехватывает мою руку.
– Хватит, Руди!
Я устремляю на неё бешеный взгляд, затем опускаю глаза и смотрю на Клиффа. Он распростерся на животе, тихо постанывая. Мы в ужасе следим, как он затихает. Время от времени он подергивается, силится что-то сказать. Слышится тошнотворный утробный звук. Из размозженного черепа хлещет кровь.
– Я его прикончу, – хрипло говорю я, пытаясь перевести дыхание. Я весь дрожу от страха и звериной ярости.
– Нет.
– Да. Он бы убил нас обоих.
– Отдай мне биту, – требует Келли.
– Что?
– Биту отдай, – повторяет она. – И уходи.
Я оторопело смотрю на нее. Келли спокойна и хладнокровна, она знает, что говорит.
– Что… – бормочу я, переводя взгляд с неё на Клиффа.
Келли отбирает у меня биту.
– Мне не привыкать, – говорит она. – А ты уходи отсюда. Спрячься. Тебя здесь не было. Я тебе позже позвоню.
Я в ужасе смотрю на Клиффа, который хрипит и дергается в агонии.
– Пожалуйста, Руди, уходи, – просит Келли, мягко подталкивая меня к двери. – Я сама позвоню тебе.
– Хорошо. – Я беру со стойки пистолет, в последний раз оборачиваюсь на распростертое тело, и Келли меня выпроваживает. Я прикрываю за собой дверь и осторожно осматриваюсь. Кажется, никого нет. Из-за двери не доносится никакого шума.
Меня подташнивает. Крадучись, мокрый от пота, я пробираюсь к машине.
* * *
Первый полицейский автомобиль подъезжает через десять минут. За ним и второй. Затем подкатывает «скорая». Я наблюдаю за происходящим из окна «вольво», укрытого на стоянке, густо заставленной машинами. Высыпавшие из «скорой» санитары скрываются за входной дверью. Так, ещё один полицейский автомобиль с включенной мигалкой. Перемежающиеся красные и синие огни сверкают в ночи, привлекая толпы зевак. Время идет, а Клиффа не видно. На крыльцо выходит санитар, приближается к фургону и что-то из него достает. Он не спешит.Келли внутри одна, растерянная и перепуганная, отвечает на град вопросов, а я как последний трус сижу тут, скорчившись в три погибели и надеясь, что никто меня не заметит. И как я согласился бросить её на произвол судьбы? Может, поспешить на выручку? В мозгах моих царит бедлам, а от слепящего калейдоскопа красных и синих огней голова идет кругом.
Нет, Клифф не умер. Покалечен только. Но он жив.
Нужно все-таки набраться мужества и зайти в квартиру.
Постепенно в голове проясняется, и горло мое сжимают ледяные пальцы страха. Я молю Бога, чтобы Клиффа вынесли на носилках, я готов сам везти его в больницу, дежурить у его койки. Я вдруг готов все отдать, лишь бы он жил. С живым, пусть и психопатом, я с ним справлюсь. Давай же, Клифф! Очухайся, старина! Воспрянь и иди.
Господи, ну не мог же я в самом деле убить его!
Толпа сгущается, полицейский тщетно оттесняет зевак подальше.
Я теряю ощущение времени. Появляется фургончик коронера[16], и в толпе зевак возникает настоящий ажиотаж. Клиффа не увезут на «скорой». Клиффа отправляют прямиком в морг.
Я приоткрываю дверцу и, стараясь не привлекать внимания, тихонько блюю прямо на рядом стоящую машину. Меня никто не слышит. Я утираю рот и незаметно ввинчиваюсь в толпу. «Все-таки он её прикончил», – говорит кто-то. Полицейские беспорядочно снуют между домом и машинами со включенными мигалками. Я в пятидесяти футах от подъезда, затерявшийся в море лиц. Полицейские отгораживают весь угол дома желтой лентой. Время от времени окна квартиры Райкера озаряют яркие вспышки – там идет съемка.
Мы терпеливо ждем. Я должен увидеть Келли, хотя и бессилен хоть чем-нибудь помочь ей. В толпе проносится новый слух, на сей раз точный. Клифф мертв. Похоже, Келли его убила. Я слушаю, навострив уши – я должен знать, не замечал ли кто-нибудь незнакомца, вошедшего в дом незадолго до криков и скандала. Я медленно брожу посреди толпы, прислушиваясь ко всем разговорам. Нет, ничего заслуживающего внимания, я не слышу. Повинуясь позыву желудка, я скрываюсь в кустах и меня жестоко выворачивает.
Из подъезда доносится шум, и на порог выходит, пятясь, санитар с носилками. Тело завернуто в прозрачный мешок. Его осторожно заносят в фургон коронера и увозят. Через пару минут двое полицейских выводят Келли. Она растеряна и испугана. По счастью, её руки не скованы наручниками. Она успела переодеться – на ней джинсы и куртка с капюшоном.
Келли усаживают на заднее сиденье патрульного автомобиля, который сразу отъезжает. Я возвращаюсь к своему «вольво» и еду в полицию.
* * *
Я представляюсь дежурному сержанту, поясняю, что мою клиентку только что арестовали, и настаиваю на своем праве присутствовать при допросе. Я держусь уверенно и дерзко, и сержант, не выдержав напора, кому-то звонит. Появляется ещё один сержант и проводит меня на второй этаж в комнату для допроса, где сидит Келли. Детектив по фамилии Смазертон присматривает за ней через одностороннее стекло. Я даю ему свою визитку. От рукопожатия он отказывается.– Шустрые вы ребята, – презрительно цедит он.
– Она вызвала меня сразу после того, как позвонила в полицию. Что вам известно?
Мы оба смотрим на Келли через стекло, прозрачное только с нашей стороны. Она утирает глаза салфеткой.
Смазертон хмыкает; по всему чувствуется, что он ещё не решил, как со мной объясняться.
– Мужа её мы нашли на полу с раскроенным черепом. Похоже, его огрели бейсбольной битой. По словам его жены, у них все шло к разводу, она прокралась домой, чтобы взять свою одежду, он неожиданно вернулся и вспыхнула ссора. Он был подшофе, ей каким-то чудом удалось завладеть битой, и вот теперь он в морге. Вы занимаетесь их разводом?
– Да. Я привезу вам копию заявления. На прошлой неделе судья издал предписание, запрещающее Райкеру приближаться к ней. Он несколько раз избивал её чуть ли не до смерти.
– Да, мы видели синяки. Ничего, если я задам ей несколько вопросов?
– Да, конечно. – Мы входим в комнату вместе. Келли удивлена мне, но старается вида не показывать. Мы вежливо, как подобает адвокату и клиенту, здороваемся. К Смазертону присоединяется Хамлет, ещё один сыщик в штатском, который принес магнитофон. Я, понятно, не возражаю. Однако, дождавшись, пока он включит магнитофон, я перехватываю инициативу.
– Для протокола – меня зовут Руди Бейлор. Я адвокат и представляю интересы Келли Райкер. Сегодня понедельник, 15 февраля 1993 года. Мы находимся в центральном полицейском управлении Мемфиса. Мое присутствие здесь объясняется тем, что примерно без четверти восемь вечера мне позвонила моя клиентка. По её словам, она только что вызвала полицию. И ещё она сказала, что, похоже, муж её мертв.
Я киваю Смазертону – дескать, можете теперь продолжать, а он мечет на меня испепеляющий взгляд. Полицейские на дух не выносят адвокатов, но сейчас мне на это наплевать.
Смазертон начинает со стандартных вопросов про Келли и Клиффа – даты рождения, когда был заключен брак, место работы, наличие детей и тому подобное. Келли терпеливо отвечает, но вид у неё отсутствующий. Лицо её уже приобрело привычные очертания, но левый глаз по-прежнему разукрашен иссиня-черным синяком. И бровь заклеена. Выглядит она насмерть перепуганной.
Сцены избиений она описывает в таких подробностях, что мы невольно стискиваем зубы. Смазертон отправляет Хамлета в архив, где хранятся данные о трех предыдущих арестах Клиффа за нанесение побоев жене. Но Келли рассказывает о тех случаях, когда в полицию не обращалась, и которые нигде не фиксировались. О том, как муж отделывал её бейсбольной битой, и как однажды сломал ей лодыжку. Как, боясь сломать кости, лупил её кулаками.
Она переходит к рассказу о последнем случае, после которого терпение её вконец иссякло и она решила подать на развод. Говорит она очень убедительно, потому что до сих пор все сказанное – чистая правда. Меня тревожат только сегодняшние события.
– А почему вы сегодня вернулись домой? – спрашивает Смазертон.