Впрочем, генерал-майор де Лафайет был одним из офицеров Вашингтона, и ему уже приходилось встречаться с Джерри. Он знал, что Джерри в течение последних семи лет занимался разведывательной деятельностью, и, увидев «пленного», разразился смехом.
   — Входите! — вскричал Лафайет, обращаясь к конвоирам. — И садитесь. Я хочу слышать все подробности, и немедленно, потому что генерал непременно захочет узнать, как был пойман известный английский шпион. А потом я распоряжусь насчет виселицы!
 
   — Он так и сказал: «А потом я распоряжусь насчет виселицы». — Джерри закончил рассказ, поднял кружку пива, салютуя отсутствующему генерал-майору, и как следует к ней приложился. — В тот момент мне больше всего хотелось уползти из его палатки с поджатым хвостом, ты уж мне поверь, Гарет.
   Они сидели в таверне «Рэйли», где виргинские плантаторы останавливались во время работы генеральной ассамблеи штата. Здешние стены слышали истории и похлеще, они умели хранить секреты. Впрочем, с тех пор утекло много воды. Губернатор Джефферсон перенес столицу в Ричмонд, где было намного безопаснее, чем в такой близости от границы. И все же именно Уильямсберг стал колыбелью восстания, а это что-нибудь да значило.
   Гарет Маклеллан засмеялся. Он ценил способность Джерри вплетать элементы юмора даже в самые сложные ситуации.
   — Жаль, что меня при этом не было, — заметил он с искренним сожалением. — Не каждый день нашим удается захватить в плен такую важную птицу.
   — Я-то думал, хоть ты не станешь надо мной издеваться.
   Гарет не выразил ни малейшего раскаяния, только пожал широкими плечами и откинулся на стуле, вытянув длинные ноги. Средний брат в семье Маклелланов был крупнее двоих других, но держался с таким достоинством и учтивостью, что было ясно: этот человек хорошо подумает, прежде чем пустить в ход кулаки. Правда, кое-кому случалось видеть его и лежа в пыли с разбитыми в кровь губами, но как противник он все же был более предпочтителен, чем Салем или Ной. Гарет взвешивал все «за» и «против», а потом уже наносил удар.
   — Ну, хорошо, — сказал он. — Теперь, когда ты снова на свободе, что собираешься делать? Зачем ты в Уильямсберге?
   — Приказано явиться в ставку командующего. У генерала всегда есть чем меня залять, хотя Корнуоллис и взят в окружение.
   — Я слышал, что побережье теперь кишит французами. Их здесь больше, чем в Париже.
   — Не преувеличивай, — усмехнулся Джерри. — Так или иначе, теперь наша очередь окапываться. Как только установят пушки, начнется обстрел.
   — Как дела у Ноя и Салема?
   — Когда мы в последний раз виделись, они были в полном порядке. Жалеешь, что ты не с ними?
   — Еще бы! Но что поделаешь, таков мой удел. Еще в самом начале было решено, что один из нас останется на плантации. Сам понимаешь, время военное. — Гарет усмехнулся. — Я тянул жребий первым и уверен, что все соломинки были короткие.
   — И часто ты бываешь в Лэндинге? — спросил Джерри, надеясь, что вопрос прозвучит безразлично.
   — Чуть ли не каждый день.
   Было заметно, что Гарет понимал, к чему идет разговор. В восторг его это не приводило. В этот момент Джерри дал себе клятву: если ему еще когда-нибудь взбредет в голову увлечься женщиной, он сначала выяснит, есть ли у нее братья.
   — Как семья?
   — В ноябре Дарлин должна родить.
   — Счастлив за вас обоих. А как твои родители?
   — Здоровы. Очень надеются, что сыновья скоро вернутся домой.
   — Признайся, ты это нарочно?
   — Что нарочно? — с невинным видом осведомился Гарет.
   — Дьявольщина!
   Это прозвучало так громко, что в таверне притихли. Взгляды присутствующих обратились в их сторону. Джерри остыл.
   — Ладно, будь по-твоему. Как Рэй?
   Имя неуклюже сорвалось с губ. Джерри еще не приходилось произносить его вслух. Для него она так и оставалась Рыжей.
   — Вот что я скажу тебе, друг… — Гарет наклонился через стол. — Окажись я на шхуне в то утро, когда нашлась Рэй, то без долгих разговоров выбросил бы тебя за борт. Возможно, после ее рассказа я и выудил бы тебя из Гудзона, но не могу утверждать с уверенностью.
   — Я бы не стал сопротивляться тебе, как не сопротивлялся и твоим братьям.
   Это признание заставило Гарета смягчиться, и он снова откинулся на стуле. Он был несколько удивлен тем, как кротко его собеседник сносит упреки. Прежде Джерри славился своей неуступчивостью.
   — Рэй понемногу приходит в себя. Сейчас она здесь, в Уильямсберге, гостит у нас в доме и присматривает за Дарлин, которая скоро должна родить. Ты в курсе, что к ней вернулась память?
   Джерри подумал: откуда ему быть в курсе? Он не расспрашивал ни Салема, ни Ноя, а сами они, возможно, не посчитали нужным сообщить о состоянии Рэй.
   — Для меня это новость. Хорошая новость.
   Больше всего ему хотелось знать, помнит ли Рэй о тех днях на шхуне, но он решил, что это не тот вопрос, с которым пристало обращаться к одному из ее братьев.
   — Мы тоже рады, — продолжал Гарет. — Это началось недавно, несколько недель назад. Похоже, Эшли вызвала ее на разговор, после которого дело пошло веселее. Сейчас она больше похожа на ту Рэй, которую все мы так хорошо знали. Признаюсь, провал в ее памяти серьезно нас тревожил.
   Джерри согласился и сделал знак, чтобы еще принесли пива. Он корил себя, что струсил и не задал свой главный вопрос, который часто повторял мысленно.
   — Послушай, Гарет, — вдруг решился он, — а помнит ли Рэй…
   Но тот не слушал, а смотрел в сторону двери. Джерри ощутил, как его бросает в жар, и медленно повернулся.
   В проеме двери, откуда било яркое солнце, темным силуэтом стояла Рэй. Чепец скрывал великолепие ее волос и придавал ей сходство с молочницей. Когда она шагнула внутрь, грубая красная юбка зашуршала и деревянные сабо, слишком неуклюжие для ее легких ног, гулко стукнули об пол. Джерри мимолетно подумал, какую работу она прервала, чтобы отправиться на поиски Гарета, и по очереди вообразил ее за разными занятиями: сбиванием масла, чисткой речным песком закопченных горшков, утюжкой белья. Он ощутил, как его лицо каменеет, а взгляд становится отстраненным — он смыкал створки раковины, чтобы не быть прочитанным, как раскрытая книга.
   — Сюда! — окликнул Гарет и помахал.
   Девушка приблизилась к столу с настолько открытой и непосредственной улыбкой, что Джерри понял: улыбка предназначена не ему. Чтобы сдержаться и не сделать какой-нибудь глупости, он напрягся и почувствовал, как задергалось веко. Когда Рэй оказалась совсем рядом, он растерянно поднялся из-за стола. Массивный Гарет буквально вспорхнул со своего места.
   — Гарет, извини, что я вторгаюсь в минуты отдыха, — сказала девушка, жестом предлагая мужчинам оставить церемонии. — Дарлин просит передать, что Филдинг уже на пути в Йорктаун.
   — Ничего другого я не ожидал, — вздохнул брат. — Он целую неделю только об этом и говорил. Что ж, как-нибудь управимся без него. — Он повернулся к Джерри: — Филдинг — лучший конюх в Маклеллан-Лэндинге.
   — Что? Ах, ну да, понятно… Если хочешь, я присмотрю за тем, чтобы после войны он вернулся на рабочее место при всех своих четырех конечностях.
   — Мы бы очень оценили вашу помощь, сэр, — мягким тоном произнесла Рэй, переводя на Джерри ясные зеленые глаза. — Биллу Филдингу нет равных, когда нужно объездить лошадь.
   Его озадаченное лицо заставило ее зардеться краской.
   — О! Гарет, ты нас не представил. Простите его, сэр, он нередко забывает о манерах. Я — Рэй Маклеллан, сестра этого невежи.
   Девушка умолкла в ожидании. Джерри поднялся снова. Его душа корчилась от боли, а лицо сильно побледнело.
   — Мисс Маклеллан, Джерри Смит к вашим услугам, — вымолвил он. В его голосе не было и следа обычной ленивой напевности. — Я был бы счастлив остаться в вашем обществе, но прошу извинить — неотложные дела.
   Джерри бросился прочь только что не бегом, однако все же недостаточно быстро, так как у самых дверей его догнал спокойный, чуть удивленный голос Рэй:
   — Какой странный человек! Кто он такой, Гарет?
   Как только Смит исчез из виду, Рэй в полуобмороке осела на стул. Веснушки резко выделялись на ее белом как мел лице, руки комкали передник. Встретив испытующий взгляд брата, она тотчас потупилась.
   — Зачем ты это сделала? — полюбопытствовал Гарет.
   Горло Рэй конвульсивно дернулось, губы шевельнулись, но не произнесли ни слова. Тем лучше, иначе она непременно бы разрыдалась. Ее подбородок дрожал от усилий сдержать слезы.
   — Идем отсюда.
   Гарет вывел сестру из таверны. Свежий воздух и уличная суета помогли девушке справиться с собой. Гарет обнял ее за плечо.
   — Ну как, полегчало? — спросил он немного погодя.
   — Еще минутку.
   Они молча пошли по Глостер-стрит к дому Гарета. Миновали пекарню, потом кузнечный цех. Рэй обратила на шипение и искры не больше внимания, чем на аромат свежеиспеченного хлеба, и пропустила мимо ушей робкое «добрый день, мисс», с которым обратился к ней подручный аптекаря, подметавший ступеньки. Все ее чувства были притуплены шоком от неожиданной встречи с Джерри, она почти не воспринимала окружающее. Наконец они вошли во двор дома.
   Дарлин в палисаднике полола клумбу. При виде мужа она отбросила в кусты кучку сорняков, стянула матерчатые перчатки и сделала вид, что любуется цветами. Гарет настаивал, чтобы жена больше отдыхала, особенно в послеобеденное время, и вполне мог высказаться насчет того, что она не в постели. Бог знает почему, мужчины полагали, что беременность подрывает силы и женщина уже не способна выполнять даже простейшие домашние обязанности.
   Однако один взгляд на лицо Рэй заставил Дарлин забыть о возможной нахлобучке. Вряд ли в такое состояние ее привел отъезд лучшего конюха на фронт! Дарлин уперла руки в бока и закрыла собой дорогу мужу и золовке. Вопреки небольшому росту вид у нее был весьма воинственный.
   — Ну, и что у вас приключилось? Нахохлились, как два ворона на погосте!
   — Лучше не спрашивай! — встрепенулась Рэй, раздосадованная собственными терзаниями. — Все это глупо и нелепо.
   — Ты выбрала не самое удачное время, чтобы отправить ее ко мне с новостями о Филдинге, — заметил Гарет. — Я сидел в таверне с Джерри Смитом.
   — Да неужто?! — Дарлин прижала ладони к щекам. — Представляю, какое это было потрясение!
   — Потрясение! — фыркнул Гарет. — Она сделала вид, что не узнает его.
   — Рэй, ради Бога, почему?!
   — Сама не знаю. У него был такой… такой устрашающий вид! Я бы не смогла просто взять и заговорить… я бы…
   Девушка запнулась, не сумев подыскать слов, но Дарлин и без того все было ясно. Она взяла Рэй за руку и потянула за собой.
   — Пошли в дом. Я напою тебя чаем, а поговорим потом. Бетти! Приготовь все, что нужно, к чаю!
   Рэй позволила отвести себя в маленькую уютную гостиную и усадить в кресло. Пока экономка сервировала стол, все молчали. Дарлин сама налила чашку мятного чая, протянула девушке и устремила на нее взгляд, давая понять, что готова выслушать исповедь.
   — А рассказывать особенно и нечего, — вздохнула Рэй, рассеянно глядя в окно. — В самом деле, я притворилась, что не помню Джерри. Мне показалось, что ему неловко видеть меня, я надеялась, что это поможет нам держаться друг с другом более непринужденно. Ведь мой вид непременно должен был напомнить ему о том, как он принял меня за шпионку и… ну, вы знаете. Во всяком случае, лично мне было ужасно неловко! Я хотела избавить нас обоих от необходимости вспоминать и каяться.
   — Хм… — Гарет обвел ее удивленным взглядом. — Оказывается, ты неравнодушна к Джерри!
   Догадка заставила его призадуматься. Он всегда относился к Смиту с уважением, которого не смог подорвать даже неприятный инцидент на шхуне. Вопреки сказанному в таверне Гарет не спешил сваливать вину за случившееся на одного только Джерри. Однако как объект нежных чувств сестры тот представал в совсем ином, нежеланном качестве. Смит был не из тех, кто ищет любви и привязанности.
   — Неравнодушна! — возмутилась Дарлин, заметив на щеках Рэй румянец смущения. — Речь идет о большем. Ведь так, дорогая? Признайся, ты любишь этого человека?
   — Я не виновата, — вздохнула девушка. — Я не хотела, это случилось как-то само собой. Только, умоляю, не говорите ничего маме и папе! Они огорчатся, потому что знают, как и все мы, что это безнадежное чувство. Джерри никогда не разделит его.
   Гарет с этим согласился. Все те годы, что он знал Джерри Смита, тот вел жизнь одиночки. Салем и Эшли приглашали его не только в свой дом, но и от имени Чарити и Роберта на целый ряд торжеств в Маклеллан-Лэндинге. Он ни разу не принял приглашения, словно поставил себе целью держаться подальше от людей. Только теперь Гарет понял, что до инцидента на шхуне Джерри не встречал женщин семейства Мак-леллан. Правда, он был представлен Дарлин и неплохо знал Эшли, но ни одна из них не была урожденной Маклеллан. Возможно, он потому и избегал появления в Лэндинге, что опасался самой возможности серьезных отношений.
   — Почему ты так уверена? — тем временем допытывалась Дарлин.
   — Мужество изменяет Джерри, когда речь заходит о сердечных делах, — сказала Рэй с грустной улыбкой. — Я не считаю его совсем бесчувственным, просто то, что он способен испытывать к женщине, уже отдано другой. Вот почему мне кажется, что отныне и навеки я для Джерри — лишь источник раздражения, средоточие неприятных воспоминаний. Возможно, теперь, когда он думает, что я все забыла, он вычеркнет из памяти те дни, что мы провели вместе.
   Девушка умолкла, давая понять, что для нее разговор окончен. Гарет тем не менее предпочел бы выяснить кое-какие подробности, но понял, что сестра была не в настроении.
   — Я бы хотела подняться к себе, — сказала она, когда чашка опустела. — У меня разболелась голова.
   Возражений не последовало, но когда Рэй обернулась у самой лестницы, она перехватила встревоженные взгляды родственников. Почему она не сказала, что ей нужно о многом поразмыслить? Зачем было ссылаться на головную боль? Сабо звонко и как-то слишком живо стучали по полированному полу, и, оказавшись в своей комнате, Рэй раздраженно забросила их под кровать. Она прыжком оказалась на постели. Легкий полог взметнулся и затрепетал, словно от дуновения ветра.
   Напрасно Рэй надеялась, что возвращение к ней памяти положит конец этому обмену взглядами у нее за спиной. Правда, до полного комплекта воспоминаний о прошлом было еще далеко, память представляла собой скорее лоскутное одеяло из событий и лиц. Пробуждение происходило поэтапно и напоминало сооружение громадной и сложной мозаичной фрески. Образ благовоспитанной юной леди как нельзя лучше отвечал ее теперешним устремлениям, и чем полнее он становился, тем больше казалось, что своенравные мысли и бурные порывы наконец-то удалось навсегда обуздать. Все говорило о том, что до злополучной вылазки к «Вульфу» она вела ничем не примечательную, добропорядочную жизнь. В минуты хандры Рэй называла ее нудной.
   На очереди было еще немало эпизодов из прошлого, но не стоило и пытаться ускорить процесс — это лишь вызывало жестокую головную боль. Особенно некоторые моменты: драка «У Вульфа» или давний случай, произошедший в Маклеллан-Лэндинге, когда она целилась из мушкета в двух грабителей. При этом воспоминания о расторгнутой помолвке вернулись разом во всей своей полноте. Все, кроме Эшли и самой Рэй, находили это в высшей степени странным, а Лия и Трой ощутили громадное облегчение.
   Девушка перевернулась на спину, полежала немного и собралась было спуститься в гостиную, чтобы признаться, что страдает не от головкой, а от душевной боли, но не сделала этого. Вряд ли это могло избавить Дарлин и Гарета от тревоги, скорее наоборот. Они даже могли решить, что требуется их вмешательство, а что могло быть ужаснее, чем разговор Гарета с Джерри и объяснение ее поступка в таверне? Рэй не могла и помыслить о том, что ее неразделенная любовь перестанет быть для него тайной.
   Постепенно боль перешла в грусть, а потом девушка погрузилась в сон, как в омут забвения. Когда позже Дарлин зашла позвать Рэй на ужин, то нашла ее мирно спящей и выскользнула из спальни, так и не разбудив.

Глава 12

   Девятое октября — день начала обстрела — выдалось ясным. Джерри хорошо помнил, как щурился, глядя против солнца на генерала Вашингтона, подносившего фитиль к пушке, которой предстояло дать первый выстрел по вражеским позициям.
   Прошло всего пять дней, и вот он щурился снова, на этот раз чтобы хоть что-нибудь разглядеть сквозь дождь и мрак. Он скрытно вел своих людей к английскому редуту. Без сомнения, каждый из них испытывал те же неудобства, что и он сам, но это не слишком утешало, как и тот факт, что старший офицер Александр Гамильтон приказал брать опорный пункт противника без единого выстрела, пользуясь только привинченными к ружьям багинетами. Предстояла жестокая рукопашная схватка, и исход ее зависел от того, удастся ли застать англичан врасплох.
   Отерев с лица дождевую воду, Джерри огляделся в поисках Ноя и, не обнаружив его поблизости, шепотом выругался. Куда его понесло в такой темноте? Он надеялся, что Ной останется в лагере вместе с Салемом. Было бы много проще идти на штурм с людьми, которых он знал только в лицо. Джерри всячески избегал сражаться бок о бок с теми, кто был ему хорошо знаком. Терять на войне друзей тяжело, но еще тяжелее, когда они гибнут у тебя на глазах.
   Команда «Вперед, на штурм!» вернула его к действительности. Крик был подхвачен множеством глоток и слился в один ужасный вопль атакующей человеческой массы. С редута донеслись встревоженные возгласы, но уже через мгновение Джерри, захваченный яростью атаки, обо всем забыл.
   Произошла отчаянная, суматошная стычка, больше похожая на ночную уличную потасовку, когда удары наносятся по большей части вслепую. Однако вскоре англичане оправились от первоначального замешательства, сомкнули ряды и встретили нападающих в штыки. Это были минуты, когда выжить означало убивать, и Джерри раз за разом вонзал багинет в живую плоть.
   Он хотел выйти из этой схватки живым и по возможности невредимым. Тот, кого называли Святым Смитом — человек с печатью близкой смерти на челе, — перестал существовать в ту минуту, когда Рэй не узнала его в «Рэйли». До того времени Джерри казалось, что он готов к своей участи, но потрясение оказалось сильнейшим. Боль была так сильна, что внезапно его осенило: это шанс! Судьба дает ему возможность все исправить. Теперь, когда он стал чужим для этой девушки, когда она ничего не помнит о его прошлом и о том, как он обращался с ней на шхуне, Джерри может попытать счастья вновь. Это была великая удача, и он поклялся, что не позволит какому-нибудь вояке в красной форме перечеркнуть ее ударом штыка.
   Рядом кто-то поскользнулся на размякшей земле, не удержал равновесия и рухнул на колени. Джерри бросил взгляд на упавшего. К его ужасу, это был Ной. Англичанин штыком нацелился ему в грудь. Не раздумывая, Джерри отразил удар и дал Ною такого пинка в плечо, что тот покатился в сторону. Он отвлекся всего на несколько секунд, но и этого оказалось достаточно.
   Острый конец багинета вонзился в бедро, был с силой выдернут и всажен снова. Джерри успел заметить, как мелькнуло темное, липкое на вид лезвие. Его кровь на клинке смешалась с кровью других солдат. С нечленораздельным криком он перехватил свой мушкет за ствол и наугад нанес удар прикладом. Судя по крику боли, Джерри не промахнулся. Оставалось довершить дело, однако раненая нога подвернулась. Джерри пошатнулся, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Кровь вместе с дождевой водой струилась по одежде в сапог, и казалось, что с ней утекает жизнь. Джерри смутно сознавал, что кто-то оказался рядом. Ной. Значит, с ним все в порядке. И то слава Богу.
   Это была последняя мысль. Потом он потерял сознание.
 
   — Я что, сплю и вижу сон?.. — с трудом спросил Джерри. Рот так пересох, что язык норовил приклеиться к небу. — Все кончилось?
   Кругом царила странная тишина — ни криков, ни проклятий, вообще никаких звуков сражения. Приподняться на локтях удалось лишь с большим трудом.
   Было светло. Судя по всему, он был где-то вне поля битвы. Где именно? На плечо опустилась рука и мягко нажала, предлагая лечь. Джерри нетерпеливо повел плечами, пытаясь сориентироваться. Со всех сторон от него лежали раненые, каждый из них с усилием приподнимался, к чему-то прислушиваясь.
   Только тут Джерри уловил в отдалении барабанную дробь и узнал призыв к перемирию: Корнуоллис выражал готовность вступить в переговоры.
   — Для вас, мистер Смит, в самом деле все кончилось, — сказала Рэй. — А скоро так будет и для всех. Прошу вас, ложитесь. Вам нужно поберечь силы.
   Джерри замотал головой, стараясь отогнать видение. Но ничего не изменилось: он по-прежнему смотрел в безмятежные зеленые глаза Рэй Маклеллан.
   — Да, но… как же?..
   Девушка молча смочила кусок льна в холодной воде и обтерла ему лицо. Потом поднесла фляжку к сухим, растрескавшимся губам. Она отняла ее прежде, чем Джерри напился досыта.
   — Еще рано, мистер Смит. Сначала посмотрим, удержится ли выпитое в желудке. Если да, я дам вам столько воды, сколько захотите.
   — Как ты… как вы здесь оказались, мисс Маклеллан? Женщине здесь не место!
   — Я здесь ненадолго. Мы с Гаретом приехали забрать вас в Маклеллан-Лэндинг. Там вы скорее оправитесь от раны, чем в госпитале. Похоже, вам здорово досталось.
   — А как Ной? Он не пострадал?
   — Нет, но только благодаря вам, мистер Смит. — Глаза Рэй наполнились слезами, и она поспешно взялась сматывать бинты, чтобы скрыть это от Джерри. — Он сказал, вы спасли ему жизнь.
   Внезапный приступ тошноты перемешал мысли и чувства Джерри. Когда все прошло, он вдруг задался вопросом, почему она называет его мистером Смитом. Раненая нога пульсировала болью, общее состояние было таким, что хотелось просто забыться.
   — Вы что-нибудь помните об исходе сражения? — вдруг спросила девушка.
   — Смутно. Только то, что вчера кто-то вытащил меня из боя. Если это был Ной, то мы с ним квиты.
   — Это было не вчера, а три дня назад, — поправила девушка. — В самом деле, это был Ной, но он полагает, что долг будет уплачен лишь тогда, когда вы совершенно поправитесь. Гарет ушел за носилками. Вас перенесут в фургон, и мы трое отправимся назад в Маклеллан-Лэндинг. Мама сейчас готовит комнату… из которой вам не позволят выйти до полного выздоровления! Надеюсь, такой ультиматум сотрет у вас с лица это строптивое выражение.
   Джерри промолчал и только стиснул зубы. Видя, что он не настроен рассыпаться в благодарностях, Рэй отложила бинты, взяла фляжку, чтобы дать ему напиться. Она как будто задалась целью предвосхищать каждое его желание, и это против воли раздражало. К тому же Джерри не собирался покидать позиции до того, как будет подписан мир. Он должен присутствовать здесь, и пропади пропадом все Маклелланы, вместе взятые!
   Джерри решил высказаться в этом духе сразу после того, как напьется воды, но потерял сознание. Рэй схватила тряпицу и вытерла ему губы, а потом и свои полные слез глаза.
   До Маклеллан-Лэндинга было рукой подать, поэтому Ной сразу после сражения приехал и рассказал об исходе битвы, а также просил принять и выходить раненого друга, спасшего ему жизнь. Когда Рэй вызвалась сопровождать Гарета на позиции, братья в один голос отговаривали ее. Зрелище было не для слабонервных, и хотя Рэй никогда не считала себя трепетной барышней, она содрогнулась при виде сотен окровавленных, покалеченных тел. Стоны и крики разрывали сердце, в особенности потому, что Рэй не имела никакого опыта практической медицины или хотя бы простейшего ухода за ранеными. Слабое, неглубокое дыхание Джерри пугало ее. Нужно было как можно скорее увезти его из этой юдоли человеческого страдания.
   Отложив бинты и фляжку, девушка бросилась на поиски Салема. Она столкнулась с ним за одной из палаток. Вдвоем с Ноем они несли носилки.
   — Что с тобой?
   — Ничего. Просто нужно поскорее перевезти Джерри. Я не могла там оставаться потому… потому… Боже, они так страдают, а я ничем не могу помочь!
   — Большинство этих людей поправятся, многие даже очень скоро, — заверил Салем, украдкой переглянувшись с братом. — Есть и такие, кто остался на поле боя вопреки ранам, чтобы видеть, как англичане сдаются.
   — Джерри, похоже, тоже предпочел бы остаться.
   — Само собой! — вмешался Ной. — Вот только о капитуляции речи пока не идет. Ты слышала барабан? Это объявлено перемирие, только и всего. Капитуляция произойдет после того, как будут обговорены ее условия. Джерри пришлось бы ждать дни, а может, и недели, что в его состоянии…
   — Довольно! — перебил Салем, видя, что Рэй бледнеет. — Вот что, сестренка, подожди у фургона. Мы скоро!
 
   Два дня спустя, в то время как Джерри боролся за свою жизнь в затененной комнате Маклеллан-Лэндинга, войска Корнуоллиса промаршировали сквозь строй аккуратных, подтянутых французов и куда более потрепанных американцев, чтобы торжественно, под барабанную дробь, сложить оружие и флаги.