Гудмэн Джо. Безбрежное чувство

   — Что и требовалось доказать. Ты ничего не помнишь о том, как нож входит в тело и разрывает живую плоть и как неохотно та отпускает его при попытке вытянуть лезвие. Тебя наверняка бросит в холод при одной мысли о том, что на груди твоего врага расцветет алое пятно крови. Для тебя это все увлекательная игра, не больше. — Джерри схватил руку Рэй за запястье, грубо отвел от головы и вложил в нее рукоятку ножа. Он сжимал пальцы до тех пор, пока они не сомкнулись. — Давай докажи мне, что отобьешь у герцога охоту, когда ему вздумается над тобой надругаться!
   Рэй молча помотала головой. Пульс бился теперь и в висках, часто и болезненно.
   — Действуй, черт тебя возьми!
   Она слепо ткнула перед собой ножом. Джерри просто отступил.
   — Этим ты только насмешишь Найджела. Он даже может подумать, что это любовная игра, чтобы сильнее распалиться.
   Рэй выругалась. Джерри и глазом не моргнул. Он взялся за край простыни, которой она прикрывалась, и рванул на себя. Рэй попыталась удержать ее, но только распорола ножом мягкий лен. Джерри был не в пример сильнее, и приходилось решать, что предпочтительнее: быть притянутой к нему вплотную или оголенной. Девушка отползла на другую сторону постели и устремила на него настороженный взгляд. Его намерение было недвусмысленным, когда он стягивал сапоги.
   — В Линфилде тебе не помогут ни слезы, ни мольбы, ни тем более крики о помощи, — сказал небрежно Джерри. — Ты вряд ли об этом знаешь, но один из приятелей герцога чуть было не изнасиловал Эшли. Он не довел дело до конца только потому, что был мертвецки пьян. И ты думаешь, кто-нибудь явился на ее крики? Ты спрашиваешь себя, откуда мне это известно. От Салема. Он рассказал мне об этом в ту ночь, когда мы обсуждали наши планы. Зачем? Хотел, чтобы я знал, с кем имею дело. Так ты пустишь в ход нож, Рыжая?
   — Оставь меня в покое, Джерико Смит!
   — Зови меня Томасом. Теперь я лорд Адамс.
   — Ты позоришь и это имя, и свое в придачу! Позоришь своих родителей! Оставь меня в покое!
   Щека Джерри нервно дернулась.
   — Ни разу за всю свою жизнь я не взял женщину силой, но сейчас я это сделаю. Ты должна знать, что это такое, должна почувствовать. С герцогом будет хуже, намного хуже.
   Рэй отодвинулась так далеко, как только могла, и сидела, прижавшись спиной к стене. Голова ее раскалывалась от боли, руки тряслись.
   — Не делай этого! Ты потом никогда себе не простишь!
   — Не приписывай мне несуществующего благородства. — Джерри расстегнул брюки. — Единственный способ остановить меня — это пустить в ход нож.
   Забыв обо всем, Рэй сделала яростный рывок. Ей удалось спихнуть с кровати только что присевшего Джерри, но и сама она распласталась по постели, так что рука с ножом беспомощно свесилась с кровати. Джерри без труда восстановил равновесие и прижал коленом локоть Рэй с такой силой, что пальцы ее разжались и оружие упало на пол. Он отшвырнул его ногой к дальней стене.
   Рэй боролась изо всех сил: молотила кулаками по его груди, пиналась и кусалась. Джерри не спешил сломить ее сопротивление. Никогда еще он не вел себя так грубо и бесцеремонно. В конце концов измученная Рэй сдалась. Джерри оседлал ее бедра, а руки заломил над головой и держал прижатыми к подушке. Когда он наклонился, она резко отвернулась, так что захрустели шейные позвонки. Но он вовсе не собирался ее целовать.
   — Ты видела герцога?
   Рэй кивнула.
   — Он мужчина крепкий, ведь так?
   Новый кивок.
   — Значит, он сумеет проделать то, что только что проделал я?
   — Допустим, ну и что? — спросила Рэй с вызовом.
   — А то, что он не будет держать тебя таким манером, — ответил Джерри со злорадной усмешкой. — Он привязывает своих женщин. Или приковывает.
   — Ты придумал это, чтобы меня запугать!
   — Да, черт возьми, я хочу тебя запугать, но для этого мне не нужно напрягать воображение. В лоне своей любящей семьи ты жила, как в уютном гнездышке. Эшли всю жизнь провела в холодных стенах Линфилда, и хотя она мало знает о жизни за его стенами, она далеко не так простодушна и неопытна, как ты. Еще ребенком она узнала, каким жестоким может быть человек, на какие низости он способен. Она могла бы многое тебе рассказать. Например, о родинке у себя на груди.
   — Не понимаю, при чем здесь это!
   — Рахаб Маклеллан, невинная душа с именем распутницы! Эшли не пожелала замутить чистое озеро твоей души, и очень жаль. Ты ведь видела родинку, должна была видеть, когда она держала у груди ребенка. Если бы она сказала тебе правду, ты сейчас не смотрела бы круглыми удивленными глазами. Это не родинка, а клеймо. Да-да, твоя невестка была заклеймена еще совсем крошкой. Вот как герцог Линфилд поступает с невинными и кроткими.
   — Ты все-таки любишь Эшли! — крикнула Рэй, не в силах скрыть ревность и боль.
   — Ты так ничего и не поняла. Я преклоняюсь перед ней. В доме Найджела она познала разные гнусности, но сумела остаться внутренне чистой, сумела сберечь в себе способность любить мужчину, вместо того чтобы считать всех до одного чудовищами. Я всегда завидовал силе ее духа, но потом… потом встретил тебя, такую свеженькую, живую и веселую, такую по-детски непосредственную вопреки напускной искушенности, и оценил эти качества даже выше. Ты винишь меня за то, что я хочу сберечь все, что влечет меня к тебе?
   — Нет, я тебя не виню.
   — Тогда уезжай со мной туда, где будешь вне опасности!
   — Джерри, — начала Рэй, стараясь говорить как можно убедительнее, — я должна вернуться в Линфилд. Когда-нибудь мне нужно выпорхнуть из уютного гнезда и познать жестокость жизни. Позволь мне помочь тебе!
   На лице Джерри не отразилось ничего.
   — Если бы я мог повернуть время вспять, то никогда не переступил бы в ту ночь порога таверны! Если уж тебе так приспичило, отправляйся в Линфилд, но на этот раз не жди, что я буду вызволять тебя из беды. Если я выйду из этой комнаты один, то вычеркну тебя из своей памяти и из сердца. Это тоже не изменит твоего решения?
   — Нет… — прошептала Рэй.
   — В таком случае мне от тебя нужно только одно. Ты знаешь, что именно, Рыжая.
   Сообразив, о чем речь, Рэй округлила глаза. Еще никогда в жизни она не боялась так, как сейчас. Она не могла поверить, что угроза насилия исходит со стороны любимого. Какое оружие можно применить, чтобы защититься? Унизить врага?
   — Это у тебя в крови, правда, Джеффри? — спросила она раздельно. — Чего еще и ждать от ублюдка, сына шлюхи!
   Рэй не знала, какую страшную ошибку совершила. Джерри собирался всего лишь попугать ее, но, услышав оскорбление, потерял рассудок. От ледяного бесстрастия не осталось и следа. Лицо его исказилось, стало безобразным от неуправляемой ярости и смертельной обиды. Теперь он готов был воплотить угрозу в жизнь.
   «Ублюдок, сын шлюхи! — звучало у него в ушах. — Ублюдок, сын шлюхи!»
   Он набросился на Рэй. Как она ни отворачивалась, беспощадные поцелуи-укусы сыпались градом. В происходящем не было ни следа нежности, не было даже страсти, это была штормовая волна слепого бешенства.
   Рэй поклялась, что никогда не забудет, как безжалостно Джерри взял ее тогда. Даже не взял, а надругался над ее телом, оставляя повсюду багровые отпечатки пальцев, которым позже предстояло превратиться в синяки. А она — она даже не могла прикрыться. Руки бессильно лежали за головой, словно были там туго связаны.
   Рэй пыталась убедить себя, что все это происходит с двумя совершенно посторонними людьми и этот мужчина тоже по-своему жертва. Она ненавидит его и все же жалеет.
   Когда Джерри добрался до ее груди, он и не подумал возбудить страсть. Рэй узнала, что соски могу твердеть не только от наслаждения, но и от боли.
   Его руки скользнули вниз, к ногам. Он рывком раздвинул и приподнял ее бедра. Последовала пауза, словно Джерри колебался. Но когда Рэй нашла взглядом его глаза, это решило дело. Грубым толчком он оказался внутри ее.
   Рэй уронила руку на лицо. Чтобы удержать крик, она закусила подушечку большого пальца. Глядя в потолок, она ждала, когда все кончится. Толчки были резкими, предельно глубокими, неприятными и сопровождались грубым ругательством. Как только Рэй оказалась свободной, она отвернулась к стене. Она слышала, как Джерри одевался. Он не спешил.
   — Отец всегда питал слабость к шлюхам, по крайней мере к одной из них, — сказал он. — Вы были правы, мэм, в том, что это у меня в крови…
   На пол со звоном упала монета. То, что еще не было растоптано в душе Рэй, было убито этим звуком.
   — Не прохлаждайся долго, не то опоздаешь в Линфилд. Всего хорошего!

Глава 23

   Через две недели у Рэй должно было начаться женское недомогание, но оно не пришло. Еще через месяц стало невозможно закрывать глаза на очевидное: из любви, шутки ради или благодаря насилию в последний день встречи Рэй с Джерри был зачат ребенок.
   Ребенок, который изменил для Рэй все.
   Даже если она была готова пойти на риск ради Джерри, Эшли, своих родных или себя самой, то ребенок поставил на ее авантюризме крест. Ни за что на свете Рэй не подвергла бы опасности эту крохотную искорку жизни. Самая большая ирония состояла в том, что, хотя Джерри и не пришел в голову этот единственный способ отвадить ее от Линфилда, он тем не менее им воспользовался. Возложив на Рэй ответственность за еще не рожденное дитя, он принудил ее уступить, и притом по доброй воле. Это было несправедливо!
   Не было дня, чтобы Рэй не вспоминала о Джерри. Он представал перед ее взором жестоким и намеренно грубым. Если партнер стоит на своем, как легко из нежного и заботливого стать настойчивым, а потом и вовсе нетерпимым, от просьб перейти к угрозам и даже насилию.
   Поняв, что беременна, Рэй примирилась с прошлым. Она уже не чувствовала ни ненависти, ни острой боли. Она вычеркнула Джерри из своей жизни так же, как он обещал за неповиновение вычеркнуть ее.
   Раздумывая над тем, как и когда покинуть Линфилд, Рэй поневоле задавалась вопросом, как отреагирует Джерри, узнав о ребенке. Разумеется, он примет ее в свой дом и даст ей свое имя, но отныне их отношения будут лишены всякой эмоциональной окраски. Убить любовь легко, возродить — почти невозможно. В лучшем случае они лишь разделят заботу о малыше. Ради него они будут поддерживать внешние приличия, как это бывает в браке по расчету. Она станет смотреть сквозь пальцы на любовниц супруга и, быть может, однажды сама заведет любовника. Она больше никогда, ни за что, ни при каких условиях не позволит Джерри коснуться ее и пальцем. Мысли о его ласках вызывали теперь только отвращение.
 
   Рэй обмахнула тканью последнюю вещицу — китайский фарфоровый подсвечник — и окинула взглядом библиотеку. Возможно, она что-то упустила. Однако все было в порядке.
   Герцог в это время должен был завтракать со своим теперешним гостем, Чарлзом Ньюборо. Рэй предпочла бы, чтобы тот вообще не являлся в Линфилд. Избегать хозяина дома было не в пример легче: если приходилось разминуться с ним в коридоре, он обращал на Рэй не больше внимания, чем на пролетевшую мимо муху. Иное дело Ньюборо. Он пожирал Рэй взглядом, полным откровенной похоти, и это сильно нервировало ее. Даже Нэнси заметила его повышенный интерес к новенькой и посоветовала по возможности не попадаться ему на глаза.
   Еще раз оглядев помещение, Рэй заметила, что несколько книг на самой верхней полке стоят корешками внутрь, показывая обрез страниц. Герцог ревностно относился к порядку, поэтому это могло быть только делом рук Ньюборо.
   Библиотека Линфилда содержала больше книг, чем Рэй могла себе вообразить. Это было длинное прямоугольное помещение, полки в нем шли по обеим сторонам от пола до потолка, а поскольку потолок был весьма высок, вдоль стен на высоте в полтора человеческих роста шел специальный настил, между слугами именуемый «голубятней». Снять книгу с самой верхней полки можно было с помощью раскладной лесенки, никогда не покидавшей «голубятню». Был там и столик с подсвечником, а при нем удобное кресло — для особенно пылких поклонников печатного слова.
   Чтобы добраться до замеченных книг, Рэй пришлось подняться на «голубятню» по довольно высокой приставной лестнице. Она подставила лесенку к нужному месте, взобралась на верхнюю ступеньку и поднялась на цыпочки, но и таким образом дотянулась лишь до угла книги. Пришлось потянуть за угол. Что за незадача! Все пять неправильно расставленных книг свалились с полки на голову Рэй. Ухватившись за край полки, она не упала лишь чудом.
   Проклиная собственную неуклюжесть, Рэй осторожно спустилась с лесенки и принялась собирать книги. Две были по юриспруденции — она не стала и заглядывать в них, третья была на латыни, а четвертую, изящный томик, Рэй приняла бы за сборник стихов, если бы не прочла название. «Записки проказницы» некоего Джона Клеланда, о котором она сроду не слышала. Без сомнения, это и была книга, которую читал Ньюборо. Заинтригованная, Рэй ничком прилегла на полированные доски настила и принялась листать книгу. Через полчаса лицо ее пылало от смущения, пульс бился в сумасшедшем ритме. Вот почему она никогда не слышала ни о книге, ни об авторе! Героиня Фанни Хилл, когда дело касалось постели, была, мягко выражаясь, женщиной энергичной и предприимчивой.
   Закрыв томик, Рэй вспомнила о последней из упавших книг и, так как та лежала под самым носом, покраснела еще больше. Это была Библия. Расценив это как знак свыше, девушка брезгливо оттолкнула «Записки» и придвинула поближе тяжелый, переплетенный кожей фолиант. Казалось странным, что фамильная Библия Линнов хранится в таком труднодоступном месте. Впрочем, герцог был далеко не набожным, скорее наоборот. Он никогда не появлялся в замковой часовне и держал священника только приличия ради. И все же Библия заслуживала лучшего обращения, чем записки какой-то развратницы.
   Рэй открыла толстый том и сразу наткнулась на генеалогическое древо Линнов. Здесь были тщательно зарегистрированы каждый брак, рождение и смерть. Причем возле даты смерти приводилась ее причина. Перед Рэй приоткрылась дверь в историю богатого и могущественного семейства. Это завораживало, заставляло забыть о времени, о своих обязанностях и о том, как недопустимо для простой служанки совать нос в господские тайны. Рэй удалось проследить генеалогию Линнов со времен правления королевы Элизабет и до самого последнего времени. Отец Найджела внес в хронологию смерть своей жены и рождение двойняшек. И то и другое было датировано одним и тем же днем. Заметив, что в одном месте чернила слегка расплылись, Рэй предположила, что туда упала слеза человека, переполненного горем. Последующие записи, сделанные уже рукой Найджела, привели ее в недоумение. Вскоре после даты смерти его отца, уже через пару недель, небрежным почерком была проставлена дата смерти сестры. Она умерла, давая жизнь Эшли Кэролайн Линн. Тогда почему герцог утверждал, что его сестра утонула? Даже Эшли узнала, что приходится ему племянницей, только в день своего девятнадцатилетия. Рэй задалась вопросом, что заставило герцога внести в хронологию семьи чистую правду.
   Размышляя об этом, она праздно переворачивала страницы и проглядывала главы в поисках слов, принесших бы ей утешение. Но так случилось, что Рэй обнаружила в Библии то, что ей попросту не пришло бы в голову разыскивать: завещание герцога Линфилда — отца Найджела.
   Вместо того чтобы выпутаться из интриги, в которую против воли она попала, Рэй увязла в ней еще глубже. Что это, удача или злой рок? Девушка вертела в руках аккуратно сложенный лист пергамента и спрашивала себя, найдет ли силы просто вложить его на место и сделать вид, что ничего не случилось. Нет, это было не в ее характере. Дрожащими от волнения пальцами она развернула документ.
   Отец Рэй всегда был уверен, что Найджела лишили наследства в пользу его сестры-двойняшки Анны. В случае ее смерти Линфилд переходил к ее детям, а значит, единственной наследницей всего состояния Линнов сейчас являлась Эшли Маклеллан. Однако все это были лишь праздные домыслы, не подтвержденные фактами, и ничего не стоили. Поскольку происхождение Эшли оставалось тайной, герцог, как прямой наследник мужского пола, преспокойно унаследовал все.
   Когда Рэй закончила чтение, ее охватила дрожь. Сердце колотилось так, словно она на одном дыхании обежала замок. Роберт Маклеллан как в воду глядел: прежний герцог Линфилд видел своего отпрыска насквозь и заклеймил его как человека с черной душой. Бессильный, умирающий, он все же постарался передать свое отношение к сыну в ясных, беспощадно горьких словах. Он писал: «Пусть лучше титул и земли отойдут в казну, чем их унаследует Найджел! Из моих детей только Анна достойна состояния Линнов».
   Завещание вкупе с генеалогическим древом, где черным по белому было подтверждено рождение Эшли, могло уничтожить Найджела. И тогда Джерри не пришлось бы вызывать его на дуэль. Рэй заколебалась. Забрать документы? Слишком рискованно! Раньше она сделала бы это, но не теперь, не с ребенком во чреве. Поэтому она свернула завещание по сгибам и вложила между страницами Библии.
   Потом Рэй прижалась щекой к священной книге и долго лежала с закрытыми глазами. Мало-помалу на девушку снизошла дрема. Когда она вернулась к действительности, то с испугом поняла, что в библиотеке уже не одна.
   В помещении были герцог и Чарлз Ньюборо. К счастью, от входа они не могли видеть Рэй, но теперь расположились так, что она не могла высунуть за край настила даже голову. Они сидели у камина, распивая чай, и обменивались ленивыми репликами. Время от времени в звук голосов вплеталось постукивание чашки о блюдце. Трудно было сказать, как давно они находятся в библиотеке. При мысли о том, что ее могли застать уснувшей в обнимку с Библией, Рэй закусила губу. Хуже всего было то, что она не имела никакого понятия о времени. Ее могли хватиться в комнате прислуги.
   Стараясь не шуршать платьем, Рэй передвинулась так, чтобы прижаться ухом к щели между досками. Раз уж все равно приходилось ждать, можно было заодно разведать обстановку.
   — …Говорю вам, Линфилд, мне нужно отвлечься. Если я все время буду думать только о том, что затеял этот выскочка лорд Адамс, то могу сойти с ума. Может, поохотимся? Устроим гон на лис. Я имею в виду леди Джорджину. Она давно уже не бывала здесь.
   — Леди Джорджина? Да она поднимет для вас хвост, как только переступит через порог. Настоящая охота — это когда загоняешь и дичь, и себя.
   — Держу пари, она вас загоняет… потом. — Последовал похотливый смешок. — Разве она не прослыла ненасытной?
   — Настолько, что раздвигает ноги не только для мужчин, но и для женщин.
   — О! — Ньюборо был заинтригован. — Правда?
   — Ну и что? Какой интерес взять то, что само плывет в руки? Когда кольцо охотников сжимается, дичь должна огрызаться. Сомнительно, чтобы леди Джорджине удался этот спектакль. Одной рукой она будет отталкивать нас, а другой — задирать юбки. Нет уж, если меня потянет поохотиться, я выберу дичь, которая готова за себя постоять.
   — Тогда леди Кэтрин Кернс. Кстати, вам не приходило в голову, что она немного похожа на вашу покойную сестру?
   Наступила пауза.
   — Некоторое сходство есть, — спокойно заметил Найджел, — и это меня в ней привлекает. Но довольно об этом! Расскажите мне лучше о лорде Адамсе. Все, что знаете.
   — Разве я уже не рассказал всего, что знаю? — с неудовольствием спросил Ньюборо, потирая горбинку своего хищного носа. — Если верить слухам, он недавно прибыл в Лондон из Индии. Он поставил себе целью погубить меня. Что еще вам нужно знать?
   — Многое. К примеру, его происхождение. Где находится его поместье, кто его родители, как он получил титул и прочее.
   — Родители? Откуда мне знать? Чтобы разузнать побольше, я подсылал к нему Лесли и Эванса. Но они говорят, что из него и клещами не вытянуть сведений. Эдакий, знаете ли, молчун! Во время карточной игры он ни о чем другом и думать не хочет, а потом встает и прощается. Поговаривают, что титул был пожалован ему за щедрые вклады в казну, и я склонен верить — ведь такое бывало. Ах да, у него есть поместье где-то на севере страны.
   — Значит, он богат…
   — Как Крез! Он даже не расстраивается, когда проигрывает сотню. Впрочем, ему страшно везет. Эванс рассказывал, как однажды Адамс поставил три сотни за оборки с платья любовницы лорда Харди — и выиграл. В жизни не видел такого везения! Будь эта дамочка женой Харди, не миновать бы дуэли.
   — Допустим, ему везет. Но если он без труда обыгрывает любого, то почему играет на ваши расписки? Именно ваши, а не кого-нибудь другого? Вы ведь не единственный, кому грозит долговая тюрьма.
   — Этот Адамс — позер! Хочет пустить пыль в глаза, и я просто подвернулся ему под руку. Другого объяснения я не нахожу.
   — И у него есть шанс вас разорить?
   Было слышно, как Ньюборо повозился в кресле и чересчур шумно отхлебнул чаю.
   — Все зависит от того, как скоро фортуна повернется к нему спиной.
   — А вам не кажется, мой дорогой граф Стэнхоуп, что неразумно так швыряться расписками? — насмешливо осведомился Найджел. — Долго уклоняться от оплаты опасно. Что вы собираетесь предпринять?
   — Как что? Отыграть свои расписки, что же еще!
   — У Адамса?
   — Нет, конечно. У тех, кто еще не расстался с ними.
   — А почему не у него?
   — Потому, черт возьми, что я никак не могу его отыскать, чтобы предложить партию!
   У герцога вырвался смешок: положение Ньюборо было забавным.
   — Думаю, он сам вас разыщет, когда решит потребовать уплаты долга. Сколько расписок вы дали, хотя бы примерно?
   — Чертову уйму! Поначалу я был осторожен, а потом… потом все вышло из-под контроля. Мне отчаянно не везет в картах!
   — Да уж, игрок из вас никакой, — безжалостно констатировал Найджел. — В лучшем случае середнячок, а это рано или поздно сказывается.
   Очевидно, сознавая правоту этих слов, Ньюборо предпочел не спорить. Он лишь тяжко вздохнул.
   — У вас ведь тоже есть пара моих расписок, Линфилд.
   — Вернее, у меня их на пару тысяч фунтов. Ну-ну, что вы так переполошились? Я их вам верну…
   — Дьявольски великодушно с вашей стороны!
   — В обмен на гнедую кобылу, которая пришлась мне по душе еще в тот день, когда ее доставили вам с аукциона.
   — Поздно, — уныло произнес Ньюборо. — Ее у меня уже нет.
   — Что?!
   — Я полагаю, она украдена, но не могу этого доказать. Полтора месяца назад на конюшне возник пожар. Конюхи утверждают, что вывели всех лошадей без исключения, но пока огонь не был потушен, никому не пришло в голову проверить, все ли на месте. Возможно, гнедая кобыла отбилась от остальных. Я, конечно, рассчитал виновных, но это не вернуло мне лучшую племенную лошадку.
   — А ведь в самом деле, — задумчиво протянул герцог, — вам поразительно не везет. Два ограбления, пожар на конюшне, расписки уплывают в одни руки. Это совпадение или лорд Адамс стоит сразу за всеми вашими неприятностями?
   — Мне и в голову не приходило, что…
   — Я это выясню.
   — Не хотите сыграть с этим выскочкой на мои расписки? Думаю, он не откажется.
   — Я не хочу лишиться их.
   — Как?! Ведь вы превосходный игрок!
   — Ваша трогательная вера в мои способности согревает душу, — сухо заметил Найджел. — А зачем мне садиться с ним за игорный стол? Что я буду иметь в случае выигрыша? Ваши расписки ничего не стоят. В лучшем случае ваш долг мне возрастет.
   — Но ведь вы не станете принуждать меня к уплате, верно? Обещаю, что со временем оплачу долги.
   — Разумеется, оплатите. Не думайте, что мое великодушие и терпение безграничны. Опять вы вертитесь, как на горячей сковородке! Я просто предостерегаю, вот и все. Итак, вы хотите, чтобы я попробовал отыграть часть ваших расписок?
   — Мечтаю! Хотя бы потому, что я ваш друг, вы не станете давить на меня с оплатой.
   — В вашем тоне больше мольбы, чем уверенности. Впрочем, поживем — увидим. Я отправлю к лорду Адамсу лакея с приглашением в Линфилд. Я мог бы сам наведаться в Лондон, но что-то не тянет. Лучше мы вместе что-нибудь придумаем, — как говорится, одна голова хорошо, а две лучше. Развлечемся так, что дым пойдет коромыслом!
   — Я весь к вашим услугам! — возбужденно воскликнул граф. — Теперь, когда…
   — Постойте! — перебил Найджел. — Что это было?
   — Я ничего не слышал.
   — Зато я слышал. — Герцог поднялся и отошел к стене, противоположной той, у которой находилась Рэй. Оттуда он вполне мог видеть ее лежащей на краю настила. — Итак, мы были не вдвоем, как полагали, а втроем. Нас подслушивали. Изволь спустится, моя любопытная малышка.
   Рэй думала, что ее сердце разорвется от ужаса. Однако у нее хватило самообладания остаться в полной неподвижности, даже тогда, когда Найджел повторил приказ более резким тоном. Когда она не послушалась, он сердито дернул шнур звонка. Вскоре дверь открылась, и деревянный голос Стивенса осведомился, что угодно его светлости.
   — Мне угодно знать, почему прислуга имеет наглость подслушивать! Взгляните туда, Стивенс! Видите? Я хочу, чтобы девчонка стояла передо мной. Немедленно!
   Дворецкий начал подниматься по лестнице. Когда его взгляду открылось лицо Рэй, он издал странный булькающий звук, выражавший крайнюю степень изумления.
   — Вставай, девушка!
   Рэй не шевельнулась. Только тогда Стивенс как следует оглядел «голубятню» и заметил сдвинутую лесенку и разбросанные книги.
   — Милорд, эта девушка без сознания. Боюсь, она упала.
   — Не важно, все равно ее нужно оттуда снять.
   Рэй предпочла бы притворяться и дальше, но Стивенс был человек пожилой, а значит, не слишком ловкий и сильный, поэтому полагаться на него было рискованно. Не хватало еще, чтобы они оба загремели на пол! Поэтому, когда дворецкий слегка потряс ее за плечо, она застонала и схватилась за голову. К худу или к добру, но одна из книг, падая, ударила ее, и теперь на макушке была небольшая шишка.