Страница:
Джо Гудмэн
Безбрежное чувство
Глава 1
— Тетя Рэй! Тетя Рэй! Смотри! — Кортни Маклеллан подняла подол розового платьица чуть ли не до колен и закружилась на своих маленьких крепких ножках. — Ну разве мама не чудо? Даже если приглядеться, все равно не найдешь, где Томми Миллер порвал мне рукав!
Рэй Маклеллан с нежностью взглянула на четырехлетнюю племянницу, перевела взгляд на свою невестку и уже в который раз изумилась их поразительному сходству: те же черные, как эбонит, волосы, та же фарфоровая белизна и нежность кожи. Девочка унаследовала от матери не только изящество телосложения, но и веселые искорки в глазах, обрамленных густыми ресницами. Только у Эшли Маклеллан глаза были почти изумрудно-зелеными, а у Кортни — сероватыми, как у отца.
Рэй вспомнила, как утром рассматривала свое лицо в зеркале. Заметив на носу подозрительного вида пятнышки, она с отвращением поняла, что это россыпь веснушек, и теперь корила себя, что осмелилась выйти на яркое весеннее солнце без шляпки. Из всех Маклелланов, когда-либо появлявшихся на свет, она одна имела несчастье родиться рыжей. Впрочем, это было громко сказано: волосы, сплетенные в тугой низкий узел на затылке, казались скорее каштановыми. И все же стоило Рэй встать рядом с любым из темноволосых братьев или с белокурой сестрой, как яркий оттенок ее собственных волос становился совершенно очевидным. Зная, что рыжие славятся необузданным темпераментом, она носила строгую прическу в надежде, что внешняя добропорядочность поможет держать нрав в узде. Порой Рэй чувствовала себя подкидышем среди спокойных, сдержанных Маклелланов, и веснушки служили тому еще большим подтверждением.
Эшли, качавшая на коленях младшего сына, заметила рассеянность золовки.
— Довольно, Кортни! От твоих пируэтов у меня кружится голова. И не приставай к тете Рэй с вопросами — тебе известно, что у нее эта ужасная весенняя простуда. Бедняжка! Она совсем потеряла голос!
Рэй только улыбнулась, когда Кортни в приступе раскаяния бросилась ей на шею, а потом затихла, уткнувшись лицом в колени. Устоять против такого напора нежности было невозможно. Рэй взяла племянницу на колени и начала тискать в своих объятиях.
— Баловница! — произнесла она одними губами, когда Кортни подняла на нее глаза.
— Мама, мама! Она назвала меня так же, как зовет папа! — Девочка засмеялась, но почти сразу сникла. — Когда он вернется?
— Скоро, милая, скоро.
Все тот же малоутешительный ответ, который Эшли неизменно давала дочке. От Рэй не укрылась прозвучавшая в голосе женщины тоска. Впрочем, она отлично знала, как сильно Эшли скучает по мужу, и еще больше любила ее за это. Салем был для Рэй ближе других братьев, Гарета и Ноя, потому что лучше ее понимал. Ему не приходило в голову относиться к сестре снисходительно или свысока, он один принимал всерьез ее горячее сочувствие освободительной борьбе колоний. Отчасти все это было заслугой Эшли. Однако эта хрупкая, похожая на фарфоровую статуэтку женщина имела прочные убеждения. Именно по ее настоянию два года назад Салем пригласил сестру погостить у них в доме столько, сколько она пожелает. Поначалу Рэй решила, что Эшли движет желание вовлечь и ее в политическую драму, ставшую неотъемлемой частью их жизни, но вскоре она поняла, что причина в другом. Круги, в которых приходилось вращаться ее невестке, состояли по большей части из тех, кто лелеял надежду остаться под крылом у Британии. Ей сильно недоставало общности интересов.
Рэй приняла приглашение с большой благодарностью. Она сильно тяготилась жизнью в Маклеллан-Лэндинге, с родителями, сестрой, а главное, молодым мужем сестры. В глубине души Рэй осознавала, что они с Троем Лоусоном неподходящая пара. Она не столько любила его, сколько воображала, что любит. Более того, все это время она подозревала, что Трой неравнодушен к другой. И когда дело дошло до разрыва, была уязвлена в первую очередь гордостью Рэй. Но время залечило рану, а разлука помогла забыть этого мужчину. Поэтому Рэй была безмерно благодарна за приглашение…
— Я знаю, что скоро, но когда? — между тем настаивала Кортни.
Голосок племянницы вернул Рэй к действительности, и она с нежностью поправила гладкий черный локон.
— Мама не знает, — прохрипела она.
— Как смешно ты говоришь, тетя! Прямо как старый Джейкоб!
Эшли засмеялась, а Рэй подумала, что ее хрип в самом деле напоминает голос старейшего из слуг, который жил в доме родителей. Казалось странным, что Кортни помнит Джейкоба — ведь ей не было и трех, когда она побывала в Маклеллан-Лэндинге.
— Как она может его забыть? — сказала Эшли, заметив удивление золовки. — Ведь Джейкоб делал ей игрушки, и она не отходила от него ни на шаг. Думаю, бабушка была не в восторге, но молчала: Трентон был такой непоседа, что на двоих внуков у нее просто не хватило бы сил.
Девочка умолкла, занявшись брошью, что скрепляла шаль на груди ее юной тетки.
— Еще вопрос, кто больший непоседа, — прохрипела Рэй.
— Ради Бога! — вскричала Эшли, зажимая уши. — Лучше уж молчи. Даже слушать и то больно! Хочешь еще горячего чаю?
Рэй сделала большие глаза.
— Знаю, знаю, — вздохнула Эшли. — Чай не из твоих любимых напитков. Ну а для меня это часть прошлого, от которого нельзя полностью отречься.
При этом по ее милому лицу прошла тень печали: в Англии Эшли вела не самую приятную и беспечную жизнь, и продолжалось это до вмешательства некоего Иерусалима Маклеллана. Рэй захотелось как-то утешить невестку, но она удержалась, понимая, что Салем сделал бы это лучше, так как больше знал о прошлом жены и о призраках, что порой являлись перед ее мысленным взором.
— Не обращай внимания, — сказала чуткая Эшли. — Без него я часто предаюсь мрачным размышлениям, что, конечно же, глупо. Пора забыть и про Найджела, и…
Рэй метнула на Эшли предостерегающий взгляд, но поздно: Кортни уловила незнакомое имя и тут же забыла про брошь.
— Кто такой Найджел, мама?
— Много будешь знать — скоро состаришься, — нахмурилась Эшли, но смягчилась. — Он приходится мне дядей. У тебя ведь тоже есть дяди… только я своего не слишком жалую.
— Почему?
— Он не из приятных людей.
— Почему?
— Потому что не умеет любить.
Эшли умолчала о том, что одна большая любовь в жизни Найджела все-таки была. Он был безумно привязан к своей сестре-двойняшке, и это в конце концов убило ее. Эшли всегда глубоко сожалела о том, что не знала свою мать, но старалась подавить мысли о ней из страха перед горестью, которую они приносили. И дядя Найджел, и его нездоровое чувство собственности — все это осталось в прошлом, и лишь долгая разлука с мужем будила воспоминания. И когда это происходило, Эшли вновь задавалась вопросом: навсегда ли она свободна от дядиных интриг, в полной ли она безопасности?
— Почему? — не унималась Кортни.
Рэй закатила глаза к небу, потом приложила палец к выразительному рту ребенка.
— Хватит! — прошептала она. — Пора и вздремнуть.
— А это обязательно?
— Обязательно, — твердо заверила Эшли. Она поднялась со спящим сыном на руках и направилась к дверям гостиной. — Видишь, твой брат это понимает. Представь себе, каково будет ему одному в детской, когда он проснется.
Рэй мягко столкнула племянницу с колен и встала в дверях, наблюдая, как малышка неохотно поднимается по ковровой дорожке лестницы следом за матерью. Пройдя половину пути, девочка обернулась и помахала. Когда мать и дочь исчезли из виду, Рэй вернулась к своему креслу и откинулась в нем, борясь с неожиданно нахлынувшими слезами.
Она завидовала семейному счастью Эшли, хотя это было и не слишком благородно. Не так давно эта красивая женщина была для Рэй совершенно посторонним человеком. Она и не подозревала, что на белом свете живет некая Эшли Линн, пока Салем не привез ее на их плантацию в Виргинии. Красивая англичанка так просто и естественно вошла в круг семьи, что, казалось, была полноправным членом семьи. Роберт и Чарити Маклеллан были в восторге от Кортни и никогда не упоминали о том, что внучка появилась на свет раньше девяти месяцев после венчания.
Рэй вторично приказала себе не вдаваться в воспоминания. Семейное счастье Эшли было тут ни при чем. Просто это была минутная слабость, приступ жалости к себе. А все из-за проклятой простуды и раздражающей россыпи веснушек на носу.
Фу, как глупо! Подумаешь, веснушки! Невелика трагедия. Она не из тех, кто помешан на собственной внешности. Тогда почему же эти маленькие рыжие пятнышки довели ее до слез? Что это, первый признак старости?
В обществе, где для девушки было вполне допустимо выйти замуж в пятнадцать, двадцать два года (почти двадцать три, если быть точной) считались уже не молодостью, а зрелостью и поводом для беспокойства за будущее. Эшли вышла за Салема в девятнадцать; Лия, младшая из сестер Маклеллан, обвенчалась с Троем в восемнадцать; Гарет женился на семнадцатилетней. Только Ною и Рэй до сих пор не удалось завести семьи. Впрочем, старый холостяк редко служит мишенью для шуточек, не то что старая дева. К тому же Ной был далеко не равнодушен к женскому полу и вполне еще мог устроить свою жизнь в отличие от Рэй, которая явно засиделась в девках. По натуре пылкая, она с завистью подмечала оттенок интимности в отношениях Эшли и Салема. Ее чуткий слух улавливал по ночам тихий смех и звуки любовных игр, от которых она забивалась под подушку. Это было именно то, из-за чего два года назад она сбежала из Маклеллан-Лэндинга: видеть, как Трой открыто нежничает с женой, было для нее просто невыносимо. Нет, это был удар не по чувствам. Страдало ее самолюбие.
«Вот и дели постель с самолюбием! — угрюмо подумала Рэй. — Дели до глубокой старости, из страха, что каждый твой избранник оставит тебя ради другой. По крайней мере сестер у тебя больше нет!»
Этот довод был ей хорошо знаком: раз за разом она повторяла его в минуты уныния. Не так уж трудно победить в споре саму себя, но как только на горизонте появлялся поклонник, Рэй тотчас вспоминала, сколько на белом свете одиноких женщин и как легко отбить мужчину — было бы желание. Раз за разом отвергая мужчин раньше, чем они отвергнут ее, она обрекала себя на одиночество. В этом и была самая большая ирония ее жизни.
При рождении ее нарекли Рахаб. Звучное имя нравилось девочке до тех пор, пока она не узнала, что точно так же звали пресловутую библейскую блудницу. При первой же возможности она переделала свое имя на американский лад и с той поры росла недотрогой. Почему родителям не пришло в голову назвать ее Марией, в честь непорочной девы? Все равно ей грозило остаться в девках до старости.
Не усидев в кресле, Рэй подошла к окну и прижала ладони к теплому стеклу. Солнце проливало животворный свет на весеннюю землю. В ящичках для цветов, что стояли на всех подоконниках дома напротив, уже пробились первые ростки. Под тем окном, в которое смотрела Рэй, тоже был такой ящик, и на некоторых стебельках можно было разглядеть набухшие бутоны. Внезапно Рэй испугалась за будущие цветы. Глупышки, они доверчиво откликнулись на первую ласку солнца и готовились раскрыться для мира во всей своей красе. Они не знали, что у весны переменчивый характер и завтра солнце может вовсе не выйти из-за туч. Уже сейчас в воздухе чувствовалось дуновение холодного ветра и бутонам грозило померзнуть от ночных заморозков.
Рэй отвернулась от окна. Интересно, есть ли на свете еще человек, способный впадать в меланхолию в ясный весенний день?
И все же весна была временем перемен, надежд и… страхов. Дни бывали то теплыми и ясными, то холодными и ветреными, однако все рвалось к жизни и не боялось рисковать. В это время года Рэй, как никогда, попадала во власть противоречий. Она хотела так же безумно жить, изнемогала от желания все поставить на карту — и содрогалась от страха все потерять. Но хуже всего, что весной она особенно остро чувствовала свое одиночество.
Эшли остановилась на пороге гостиной, глядя на поникшие плечи золовки. Весь вид Рахаб говорил о крайнем унынии, что случалось с девушкой нечасто. Эшли, однако, не бросилась к ней с расспросами, хорошо зная, что получит в лучшем случае уклончивые ответы. Сестра мужа умела быть душой компании и могла показаться открытой, но на деле никогда не делилась сокровенными мыслями и чувствами.
Эшли отлично знала, что скрытность не была врожденной чертой Рэй Маклеллан. Когда четыре года назад они познакомились, это было живое и веселое юное создание, немедленно откликавшееся на все, что бы вокруг ни случалось. Перемены происходили постепенно и были обусловлены целым рядом причин. Вначале Ной категорически отказался взять сестру в действующую армию, потом ей не удалось занять место Гарета на переговорах, как она втайне надеялась. Роль женщины во времена больших исторических катаклизмов казалась Рэй незаслуженно малой. Когда Салему было поручено выполнение тайной миссии для генерала Вашингтона, она чуть не на коленях умоляла брата позволить ей сопровождать его, но снова получила отказ, хотя и знала, что он берет с собой жену. Это явилось последним ударом, и с тех пор Рэй никогда и ни о чем не просила.
Эшли бесшумно вздохнула. Ее присутствие в этой миссии рядом с Салемом было не просто желательно, а необходимо. Ее британский акцент и манеры отводили подозрение и хорошо маскировали истинные намерения супругов. Иное дело сестра. Салем вовсе не желал подвергать ее опасности без крайней нужды. Обида Рэй была необоснованной, но от этого не менее глубокой.
Невозможность внести свою лепту в дело освобождения колоний была лишь первой в цепи ее разочарований. Эшли хорошо помнила дни после приезда Рэй в Нью-Йорк. Она бы скорее умерла, чем призналась, что плачет по ночам в подушку, но перегородки в доме были не настолько солидными, чтобы полностью заглушить звук рыданий. Попытки знакомить ее с молодыми людьми не увенчались успехом. Когда со временем печаль Рэй перестала быть столь очевидной, супруги решили, что она возвращается к жизни. Увы, ее боль лишь ушла вглубь.
Сердце Эшли болело за Рэй, но она не знала лекарства от неудач в личной жизни. Зато она наконец изыскала средство залечить рану девушки от недавнего отказа Салема.
— Послушай, — сказала она, очень надеясь, что Рэй не раскусит ее уловку, — я хочу попросить тебя об одной услуге.
Рэй вздрогнула и повернулась. Бровь ее приподнялась в молчаливом вопросе.
— Кортни едва удалось уложить. Она что-то слишком беспокойна сегодня, боюсь, не заболела ли. Нет-нет, молчи! Я тебя совсем не виню. Мы все были рады неожиданному потеплению и чересчур рьяно им наслаждались. Дело не в этом. Вчера от Салема пришла депеша, которую сегодня нужно доставить по назначению, а тут, понимаешь ли, Кортни… Ты не возьмешь это на себя, Рэй? Прежде всего я — мать и…
Темные ресницы девушки опустились, но не раньше, чем Эшли уловила в ее глазах отблеск облегчения и радости. Рэй не желала признаться в том, что последнюю четверть часа предавалась унынию. Она лишь кивнула в знак того, что готова потрудиться на благо страны и своих близких.
— Тогда садись, и я постараюсь ответить на все вопросы, которые, ты не сможешь задать, — сказала Эшли самым непринужденным тоном. — Донесение пришло еще до завтрака. Оно написано в Джорджии, но там говорится, что ко времени получения Салем будет на пути домой. Похоже, наш «генерал» снова разбил англичан наголову.
Рэй невольно улыбнулась, расслышав в голосе родственницы одобрение. Было время, когда Маклелланы не вполне доверяли своей английской невестке, не зная, поддержит ли она главное дело их жизни.
— А как «Лидия»? — просипела Рэй.
— Я же сказала, молчи. С «Лидией» все в порядке. Война ее потреплет, но не сомневаюсь, что она будет в приличной форме, когда военные действия сменятся мирной торговлей.
Маклелланы с нетерпением ожидали окончания войны. Будущее плантации зависело от того, как скоро наступит мир. Все, что родители Рэй заработали тяжким трудом, могло пойти прахом по прихоти переменчивой военной фортуны, да и кому нужен табак и племенные лошади, когда речь идет о жизни и смерти? Кое-кому, конечно, удавалось нажиться на войне, но Маклелланы были не из их числа. Салем выходил в море только затем, чтобы разбомбить очередной английский форт. Чаще всего он исполнял секретные поручения генерала Вашингтона в Нью-Йорке, где были размещены крупные военные силы англичан. За это ему полагалось обыкновенное солдатское жалованье, а то немногое, что удавалось захватить в рейдах, бывало продано тем же британцам, чтобы поддержать легенду о чисто коммерческих рейсах.
— По словам Салема, лорд Корнуоллис перебазируется со своими войсками в Виргинию.
Лицо Рэй выразило озабоченность.
— Не волнуйся, прямой опасности нет. Англичане не продвинулись дальше Портсмута. Если они и повернут на Йорк-таун, то вряд ли доберутся до Маклеллан-Лэндинга. Они понимают, что лишились бы поддержки с моря. Это был бы для них конец.
Рэй кивнула, потому как хорошо представляла, где именно окопались войска Корнуоллиса. Плантация Маклелланов лежала лишь немногим севернее этих мест, дальше по берегу реки Джеймс. Поднявшись вверх по течению, англичане и в самом деле лишились бы не только связи с нью-йоркским корпусом генерала Клинтона, но и со своей южной армией.
— Все теперь зависит от французского флота. Если он все-таки объявится, исход войны будет предрешен. — В голосе Эшли прозвучало врожденное английское недоверие к французам и их обещаниям. — Не знаю, чего ради они выжидают… впрочем, генерал Вашингтон справится и без их помощи. Рэй, депеша Салема должна быть доставлена в таверну «У Вульфа», что рядом с Боулинг-Грин. Я не могу сообщить тебе шифр и потому заранее расшифровала донесение. Нельзя, чтобы оно попало в руки противника. Ну что? Можно на тебя положиться?
Рэй выразительно расправила плечи.
— Да, но как же твоя простуда? — спохватилась Эшли.
— Курьеру голос не нужен, — прокаркала Рэй.
— Счастье еще, что обойдется без пароля и тому подобных штучек. Вдруг ты не сумела бы его выговорить! — Эшли Потрепала золовку по руке и улыбнулась давая понять, что шутит, — Бедняжка ты, честное слово! Что может быть хуже для женщины, чем потеря голоса!
Рэй поджала губы. Она нашла бы достойный ответ, будь ее голосовые связки в порядке.
— Итак, — продолжила Эшли другим тоном, не замечая, что по очереди нервно похрустывает суставами пальцев, — тебе нужно быть «У Вульфа» не позже восьми вечера. Туда захаживают англичане и дамочки… ну, не самого последнего пошиба, но столь же неразборчивые, разве что предлагают они себя только парням в военной форме. Я хочу сказать, леди там не встретишь, поэтому «боевая раскраска» тебе не понадобится. И приготовься к знакам внимания. — Заметив, что Рэй смотрит на нее округлившимися глазами, Эшли засмеялась. — Ничего, обойдется. Кстати, веснушки, которые ты почему-то ненавидишь, в глазах мужчин — пикантная деталь. Скорее всего тебе придется отбиваться от целой толпы подогретых пивом британцев. — Она призадумалась. — Все-таки лучше мне пойти самой. У тебя в этом деле никакого опыта, а обо мне думают, что я работаю только с постоянными клиентами.
— Нет, пойду я, — выговорила Рэй малоразборчиво.
Видя на ее лице выражение решимости, Эшли отмахнулась от сомнений.
— Тогда быть посему. Ты явишься в таверну к восьми и спросишь Пола Крюгера. По происхождению он немец, говорит с легким акцентом да и вообще похож на типичного толстенького и лысеющего бюргера. Три раза в неделю он сидит за крайним от бара столиком, набивает живот сосисками с капустой и ждет возможной депеши. Ровно в девять он покинет таверну, и если ты опоздаешь, вы разминетесь. Он узнает тебя по шали, в которой я неизменно появляюсь в таверне. Подсядь к Полу. Минут через пять он пригласит тебя в номера. Иди, ни о чем не беспокоясь — это джентльмен. Когда окажетесь наедине, передашь ему депешу. Я пришью ее изнутри к подолу твоей юбки. Потом вылезешь в окно на крышу заднего крыльца. Оттуда до земли не так уж высоко, поверь моему опыту.
Рэй еще больше округлила глаза. Трудно было поверить, что дама со столь безупречными манерами, как Эшли Маклеллан, могла лазать по окнам и крышам и заходить в притоны. Это было тем более странно, что Салем ревностно оберегал безопасность жены.
— Поначалу он долго и многословно возражал, — усмехнулась Эшли, угадав ход мыслей Рэй, — но вопрос с курьером нужно было как-то решать. К тому же опасности никакой. Герр Крюгер — человек надежный и добропорядочный. Ты не поверишь, он до сих пор смущается, когда дело доходит до приглашения в номера! У него даже лысина заливается краской. Однако к делу! Ты улизнешь через окно, а он останется примерно на полчаса — дольше наверху обычно не задерживаются. Потом и он покинет таверну и направится прямиком в лагерь генерала Вашингтона. До сих пор англичане ничего не заподозрили, хотя таверна служит местом встречи вот уже целых три года.
Рэй решила, что риск и в самом деле минимален. Это разочаровало ее. Ей хотелось опасности, приключений, возможности показать себя в деле, но выходило, что единственной возможной неприятностью была вывихнутая при прыжке с крыши лодыжка.
— Ты все поняла? Идешь? — спросила Эшли, давая золовке последний шанс к отступлению, но получила в ответ тройной энергичный кивок.
— Конечно, иду! — хрипло заговорила Рэй, боясь, что кивок не был достаточно убедителен. — Рада помочь! Но только депешу я зашью в подол сама. Пусть все это дело будет моим от начала и до конца.
Эшли подняла ухоженную бровь и окинула девушку взглядом, в котором сквозила ласковая насмешка. Желание лично взяться за иглу было наилучшим доказательством доброй воли со стороны Рэй, ненавидевший рукоделие. Еще девчонкой, обучаясь вышиванию, она всегда бросала его на середине, уверяя, что изнемогает от скуки, и доводила дело до конца только по настоянию матери. Ни для кого не было секретом, что Рэй Маклеллан скорее проведет день на охоте или верхом на лошади, чем склоняясь над пяльцами.
— Хорошо, можешь зашить депешу сама, но при условии, что сегодня я не услышу от тебя больше ни слова. Побереги голосовые связки — кто знает, когда они могут пригодиться.
Рэй сжала губы в знак того, что будет нема как рыба.
— А теперь подберем тебе одежду.
Не было и речи о том, чтобы облечь ее в одно из платьев Эшли: они не походили друг на друга ни по росту, ни по телосложению. И к лучшему. Роясь в гардеробе невестки, Рэй ощутила бы себя чересчур длинной и угловатой и к тому же лишний раз убедилась бы, что сильно отстала от моды.
После долгого обсуждения они сошлись на плотной юбке темно-синего цвета и белой блузке, на которую предполагалось набросить ту самую шаль, что служила «особой приметой». Рэй вынуждена была признать, что в этом наряде выглядит весьма эффектно.
— Только смотри не переборщи со своей ролью, иначе как я объяснюсь потом с Салемом? — добродушно хмыкнула Эшли, глядя, как она вертится перед зеркалом.
Слова невестки заставили Рэй поубавить пыл, однако она чувствовала в себе нечто новое, и не только потому, что в этот вечер собиралась добровольно преобразиться в блудницу. Глядя в зеркало, она впервые не находила в своей внешности никаких изъянов. Глаза сияли, волосы казались явно и неоспоримо рыжими, щеки непривычно розовели (впрочем, это могло быть одним из признаков простуды). Приглядевшись к своему отражению повнимательнее, Рэй поняла, что нисколько не похожа на падшую женщину, и улыбка ее померкла. Повернувшись к Эшли, она сделала несколько красноречивых жестов в районе глаз и губ.
— Ни в коем случае! — ответила та не задумываясь. — Если ты подкрасишься, дело может зайти слишком далеко, и к тому же как ты выйдешь в таком виде из дома? Мужчины тут же облепят тебя. Я шучу, но пойми, по таким заведениям ходят только женщины определенного сорта, поэтому пудра и помада излишни. Ах, Рэй! Я вижу, ты находишь свое маленькое приключение захватывающим. Ничего, скоро узнаешь, что все это просто печальная необходимость. — Внезапно она осеклась и смутилась. — Вот уж не думала, что умею так брюзжать. Я принесу депешу…
Вернувшись, Эшли обнаружила золовку на краю супружеской постели, где та сидела в весьма скудном наряде: панталонах и сорочке. На коленях у нее лежала вывернутая наизнанку юбка, содержимое корзинки для рукоделия было разбросано по яркому лоскутному покрывалу. Во всем ее облике сквозила задумчивость. Очевидно, она мысленно рисовала себе предстоящий вечер. Эшли припомнила характерную черту Рэй — целеустремленность. Столкнувшись с проблемой, она всесторонне ее обдумывала, но, приняв решение, шла до конца. Невестка еще раз порадовалась, что внесла разнообразие в жизнь золовки.
Она молча положила депешу на колени девушке и выскользнула из спальни.
Рэй собрала в корзинку нитки и тесьму. Она была горда делом своих рук и тем, что не прибегла к помощи Эшли. Истошный детский плач сбил ее с мыслей и заставил обернуться на дверь детской. Зная, что ее невестка нуждается в отдыхе, она накинула халат и сама пошла взглянуть, в чем дело.
Открывшееся зрелище заставило ее остановиться на пороге. Кортни сидела в кроватке Трентона. Она прижимала малыша к своей пухлой голой грудке и пыталась сунуть ему в рот крохотный розовый сосок. Ребенок со слезами отбивался.
— Кортни Энн Рошель! Прекрати немедленно! — резко прикрикнула Рэй, забыв о плачевном состоянии своих голосовых связок.
Рэй Маклеллан с нежностью взглянула на четырехлетнюю племянницу, перевела взгляд на свою невестку и уже в который раз изумилась их поразительному сходству: те же черные, как эбонит, волосы, та же фарфоровая белизна и нежность кожи. Девочка унаследовала от матери не только изящество телосложения, но и веселые искорки в глазах, обрамленных густыми ресницами. Только у Эшли Маклеллан глаза были почти изумрудно-зелеными, а у Кортни — сероватыми, как у отца.
Рэй вспомнила, как утром рассматривала свое лицо в зеркале. Заметив на носу подозрительного вида пятнышки, она с отвращением поняла, что это россыпь веснушек, и теперь корила себя, что осмелилась выйти на яркое весеннее солнце без шляпки. Из всех Маклелланов, когда-либо появлявшихся на свет, она одна имела несчастье родиться рыжей. Впрочем, это было громко сказано: волосы, сплетенные в тугой низкий узел на затылке, казались скорее каштановыми. И все же стоило Рэй встать рядом с любым из темноволосых братьев или с белокурой сестрой, как яркий оттенок ее собственных волос становился совершенно очевидным. Зная, что рыжие славятся необузданным темпераментом, она носила строгую прическу в надежде, что внешняя добропорядочность поможет держать нрав в узде. Порой Рэй чувствовала себя подкидышем среди спокойных, сдержанных Маклелланов, и веснушки служили тому еще большим подтверждением.
Эшли, качавшая на коленях младшего сына, заметила рассеянность золовки.
— Довольно, Кортни! От твоих пируэтов у меня кружится голова. И не приставай к тете Рэй с вопросами — тебе известно, что у нее эта ужасная весенняя простуда. Бедняжка! Она совсем потеряла голос!
Рэй только улыбнулась, когда Кортни в приступе раскаяния бросилась ей на шею, а потом затихла, уткнувшись лицом в колени. Устоять против такого напора нежности было невозможно. Рэй взяла племянницу на колени и начала тискать в своих объятиях.
— Баловница! — произнесла она одними губами, когда Кортни подняла на нее глаза.
— Мама, мама! Она назвала меня так же, как зовет папа! — Девочка засмеялась, но почти сразу сникла. — Когда он вернется?
— Скоро, милая, скоро.
Все тот же малоутешительный ответ, который Эшли неизменно давала дочке. От Рэй не укрылась прозвучавшая в голосе женщины тоска. Впрочем, она отлично знала, как сильно Эшли скучает по мужу, и еще больше любила ее за это. Салем был для Рэй ближе других братьев, Гарета и Ноя, потому что лучше ее понимал. Ему не приходило в голову относиться к сестре снисходительно или свысока, он один принимал всерьез ее горячее сочувствие освободительной борьбе колоний. Отчасти все это было заслугой Эшли. Однако эта хрупкая, похожая на фарфоровую статуэтку женщина имела прочные убеждения. Именно по ее настоянию два года назад Салем пригласил сестру погостить у них в доме столько, сколько она пожелает. Поначалу Рэй решила, что Эшли движет желание вовлечь и ее в политическую драму, ставшую неотъемлемой частью их жизни, но вскоре она поняла, что причина в другом. Круги, в которых приходилось вращаться ее невестке, состояли по большей части из тех, кто лелеял надежду остаться под крылом у Британии. Ей сильно недоставало общности интересов.
Рэй приняла приглашение с большой благодарностью. Она сильно тяготилась жизнью в Маклеллан-Лэндинге, с родителями, сестрой, а главное, молодым мужем сестры. В глубине души Рэй осознавала, что они с Троем Лоусоном неподходящая пара. Она не столько любила его, сколько воображала, что любит. Более того, все это время она подозревала, что Трой неравнодушен к другой. И когда дело дошло до разрыва, была уязвлена в первую очередь гордостью Рэй. Но время залечило рану, а разлука помогла забыть этого мужчину. Поэтому Рэй была безмерно благодарна за приглашение…
— Я знаю, что скоро, но когда? — между тем настаивала Кортни.
Голосок племянницы вернул Рэй к действительности, и она с нежностью поправила гладкий черный локон.
— Мама не знает, — прохрипела она.
— Как смешно ты говоришь, тетя! Прямо как старый Джейкоб!
Эшли засмеялась, а Рэй подумала, что ее хрип в самом деле напоминает голос старейшего из слуг, который жил в доме родителей. Казалось странным, что Кортни помнит Джейкоба — ведь ей не было и трех, когда она побывала в Маклеллан-Лэндинге.
— Как она может его забыть? — сказала Эшли, заметив удивление золовки. — Ведь Джейкоб делал ей игрушки, и она не отходила от него ни на шаг. Думаю, бабушка была не в восторге, но молчала: Трентон был такой непоседа, что на двоих внуков у нее просто не хватило бы сил.
Девочка умолкла, занявшись брошью, что скрепляла шаль на груди ее юной тетки.
— Еще вопрос, кто больший непоседа, — прохрипела Рэй.
— Ради Бога! — вскричала Эшли, зажимая уши. — Лучше уж молчи. Даже слушать и то больно! Хочешь еще горячего чаю?
Рэй сделала большие глаза.
— Знаю, знаю, — вздохнула Эшли. — Чай не из твоих любимых напитков. Ну а для меня это часть прошлого, от которого нельзя полностью отречься.
При этом по ее милому лицу прошла тень печали: в Англии Эшли вела не самую приятную и беспечную жизнь, и продолжалось это до вмешательства некоего Иерусалима Маклеллана. Рэй захотелось как-то утешить невестку, но она удержалась, понимая, что Салем сделал бы это лучше, так как больше знал о прошлом жены и о призраках, что порой являлись перед ее мысленным взором.
— Не обращай внимания, — сказала чуткая Эшли. — Без него я часто предаюсь мрачным размышлениям, что, конечно же, глупо. Пора забыть и про Найджела, и…
Рэй метнула на Эшли предостерегающий взгляд, но поздно: Кортни уловила незнакомое имя и тут же забыла про брошь.
— Кто такой Найджел, мама?
— Много будешь знать — скоро состаришься, — нахмурилась Эшли, но смягчилась. — Он приходится мне дядей. У тебя ведь тоже есть дяди… только я своего не слишком жалую.
— Почему?
— Он не из приятных людей.
— Почему?
— Потому что не умеет любить.
Эшли умолчала о том, что одна большая любовь в жизни Найджела все-таки была. Он был безумно привязан к своей сестре-двойняшке, и это в конце концов убило ее. Эшли всегда глубоко сожалела о том, что не знала свою мать, но старалась подавить мысли о ней из страха перед горестью, которую они приносили. И дядя Найджел, и его нездоровое чувство собственности — все это осталось в прошлом, и лишь долгая разлука с мужем будила воспоминания. И когда это происходило, Эшли вновь задавалась вопросом: навсегда ли она свободна от дядиных интриг, в полной ли она безопасности?
— Почему? — не унималась Кортни.
Рэй закатила глаза к небу, потом приложила палец к выразительному рту ребенка.
— Хватит! — прошептала она. — Пора и вздремнуть.
— А это обязательно?
— Обязательно, — твердо заверила Эшли. Она поднялась со спящим сыном на руках и направилась к дверям гостиной. — Видишь, твой брат это понимает. Представь себе, каково будет ему одному в детской, когда он проснется.
Рэй мягко столкнула племянницу с колен и встала в дверях, наблюдая, как малышка неохотно поднимается по ковровой дорожке лестницы следом за матерью. Пройдя половину пути, девочка обернулась и помахала. Когда мать и дочь исчезли из виду, Рэй вернулась к своему креслу и откинулась в нем, борясь с неожиданно нахлынувшими слезами.
Она завидовала семейному счастью Эшли, хотя это было и не слишком благородно. Не так давно эта красивая женщина была для Рэй совершенно посторонним человеком. Она и не подозревала, что на белом свете живет некая Эшли Линн, пока Салем не привез ее на их плантацию в Виргинии. Красивая англичанка так просто и естественно вошла в круг семьи, что, казалось, была полноправным членом семьи. Роберт и Чарити Маклеллан были в восторге от Кортни и никогда не упоминали о том, что внучка появилась на свет раньше девяти месяцев после венчания.
Рэй вторично приказала себе не вдаваться в воспоминания. Семейное счастье Эшли было тут ни при чем. Просто это была минутная слабость, приступ жалости к себе. А все из-за проклятой простуды и раздражающей россыпи веснушек на носу.
Фу, как глупо! Подумаешь, веснушки! Невелика трагедия. Она не из тех, кто помешан на собственной внешности. Тогда почему же эти маленькие рыжие пятнышки довели ее до слез? Что это, первый признак старости?
В обществе, где для девушки было вполне допустимо выйти замуж в пятнадцать, двадцать два года (почти двадцать три, если быть точной) считались уже не молодостью, а зрелостью и поводом для беспокойства за будущее. Эшли вышла за Салема в девятнадцать; Лия, младшая из сестер Маклеллан, обвенчалась с Троем в восемнадцать; Гарет женился на семнадцатилетней. Только Ною и Рэй до сих пор не удалось завести семьи. Впрочем, старый холостяк редко служит мишенью для шуточек, не то что старая дева. К тому же Ной был далеко не равнодушен к женскому полу и вполне еще мог устроить свою жизнь в отличие от Рэй, которая явно засиделась в девках. По натуре пылкая, она с завистью подмечала оттенок интимности в отношениях Эшли и Салема. Ее чуткий слух улавливал по ночам тихий смех и звуки любовных игр, от которых она забивалась под подушку. Это было именно то, из-за чего два года назад она сбежала из Маклеллан-Лэндинга: видеть, как Трой открыто нежничает с женой, было для нее просто невыносимо. Нет, это был удар не по чувствам. Страдало ее самолюбие.
«Вот и дели постель с самолюбием! — угрюмо подумала Рэй. — Дели до глубокой старости, из страха, что каждый твой избранник оставит тебя ради другой. По крайней мере сестер у тебя больше нет!»
Этот довод был ей хорошо знаком: раз за разом она повторяла его в минуты уныния. Не так уж трудно победить в споре саму себя, но как только на горизонте появлялся поклонник, Рэй тотчас вспоминала, сколько на белом свете одиноких женщин и как легко отбить мужчину — было бы желание. Раз за разом отвергая мужчин раньше, чем они отвергнут ее, она обрекала себя на одиночество. В этом и была самая большая ирония ее жизни.
При рождении ее нарекли Рахаб. Звучное имя нравилось девочке до тех пор, пока она не узнала, что точно так же звали пресловутую библейскую блудницу. При первой же возможности она переделала свое имя на американский лад и с той поры росла недотрогой. Почему родителям не пришло в голову назвать ее Марией, в честь непорочной девы? Все равно ей грозило остаться в девках до старости.
Не усидев в кресле, Рэй подошла к окну и прижала ладони к теплому стеклу. Солнце проливало животворный свет на весеннюю землю. В ящичках для цветов, что стояли на всех подоконниках дома напротив, уже пробились первые ростки. Под тем окном, в которое смотрела Рэй, тоже был такой ящик, и на некоторых стебельках можно было разглядеть набухшие бутоны. Внезапно Рэй испугалась за будущие цветы. Глупышки, они доверчиво откликнулись на первую ласку солнца и готовились раскрыться для мира во всей своей красе. Они не знали, что у весны переменчивый характер и завтра солнце может вовсе не выйти из-за туч. Уже сейчас в воздухе чувствовалось дуновение холодного ветра и бутонам грозило померзнуть от ночных заморозков.
Рэй отвернулась от окна. Интересно, есть ли на свете еще человек, способный впадать в меланхолию в ясный весенний день?
И все же весна была временем перемен, надежд и… страхов. Дни бывали то теплыми и ясными, то холодными и ветреными, однако все рвалось к жизни и не боялось рисковать. В это время года Рэй, как никогда, попадала во власть противоречий. Она хотела так же безумно жить, изнемогала от желания все поставить на карту — и содрогалась от страха все потерять. Но хуже всего, что весной она особенно остро чувствовала свое одиночество.
Эшли остановилась на пороге гостиной, глядя на поникшие плечи золовки. Весь вид Рахаб говорил о крайнем унынии, что случалось с девушкой нечасто. Эшли, однако, не бросилась к ней с расспросами, хорошо зная, что получит в лучшем случае уклончивые ответы. Сестра мужа умела быть душой компании и могла показаться открытой, но на деле никогда не делилась сокровенными мыслями и чувствами.
Эшли отлично знала, что скрытность не была врожденной чертой Рэй Маклеллан. Когда четыре года назад они познакомились, это было живое и веселое юное создание, немедленно откликавшееся на все, что бы вокруг ни случалось. Перемены происходили постепенно и были обусловлены целым рядом причин. Вначале Ной категорически отказался взять сестру в действующую армию, потом ей не удалось занять место Гарета на переговорах, как она втайне надеялась. Роль женщины во времена больших исторических катаклизмов казалась Рэй незаслуженно малой. Когда Салему было поручено выполнение тайной миссии для генерала Вашингтона, она чуть не на коленях умоляла брата позволить ей сопровождать его, но снова получила отказ, хотя и знала, что он берет с собой жену. Это явилось последним ударом, и с тех пор Рэй никогда и ни о чем не просила.
Эшли бесшумно вздохнула. Ее присутствие в этой миссии рядом с Салемом было не просто желательно, а необходимо. Ее британский акцент и манеры отводили подозрение и хорошо маскировали истинные намерения супругов. Иное дело сестра. Салем вовсе не желал подвергать ее опасности без крайней нужды. Обида Рэй была необоснованной, но от этого не менее глубокой.
Невозможность внести свою лепту в дело освобождения колоний была лишь первой в цепи ее разочарований. Эшли хорошо помнила дни после приезда Рэй в Нью-Йорк. Она бы скорее умерла, чем призналась, что плачет по ночам в подушку, но перегородки в доме были не настолько солидными, чтобы полностью заглушить звук рыданий. Попытки знакомить ее с молодыми людьми не увенчались успехом. Когда со временем печаль Рэй перестала быть столь очевидной, супруги решили, что она возвращается к жизни. Увы, ее боль лишь ушла вглубь.
Сердце Эшли болело за Рэй, но она не знала лекарства от неудач в личной жизни. Зато она наконец изыскала средство залечить рану девушки от недавнего отказа Салема.
— Послушай, — сказала она, очень надеясь, что Рэй не раскусит ее уловку, — я хочу попросить тебя об одной услуге.
Рэй вздрогнула и повернулась. Бровь ее приподнялась в молчаливом вопросе.
— Кортни едва удалось уложить. Она что-то слишком беспокойна сегодня, боюсь, не заболела ли. Нет-нет, молчи! Я тебя совсем не виню. Мы все были рады неожиданному потеплению и чересчур рьяно им наслаждались. Дело не в этом. Вчера от Салема пришла депеша, которую сегодня нужно доставить по назначению, а тут, понимаешь ли, Кортни… Ты не возьмешь это на себя, Рэй? Прежде всего я — мать и…
Темные ресницы девушки опустились, но не раньше, чем Эшли уловила в ее глазах отблеск облегчения и радости. Рэй не желала признаться в том, что последнюю четверть часа предавалась унынию. Она лишь кивнула в знак того, что готова потрудиться на благо страны и своих близких.
— Тогда садись, и я постараюсь ответить на все вопросы, которые, ты не сможешь задать, — сказала Эшли самым непринужденным тоном. — Донесение пришло еще до завтрака. Оно написано в Джорджии, но там говорится, что ко времени получения Салем будет на пути домой. Похоже, наш «генерал» снова разбил англичан наголову.
Рэй невольно улыбнулась, расслышав в голосе родственницы одобрение. Было время, когда Маклелланы не вполне доверяли своей английской невестке, не зная, поддержит ли она главное дело их жизни.
— А как «Лидия»? — просипела Рэй.
— Я же сказала, молчи. С «Лидией» все в порядке. Война ее потреплет, но не сомневаюсь, что она будет в приличной форме, когда военные действия сменятся мирной торговлей.
Маклелланы с нетерпением ожидали окончания войны. Будущее плантации зависело от того, как скоро наступит мир. Все, что родители Рэй заработали тяжким трудом, могло пойти прахом по прихоти переменчивой военной фортуны, да и кому нужен табак и племенные лошади, когда речь идет о жизни и смерти? Кое-кому, конечно, удавалось нажиться на войне, но Маклелланы были не из их числа. Салем выходил в море только затем, чтобы разбомбить очередной английский форт. Чаще всего он исполнял секретные поручения генерала Вашингтона в Нью-Йорке, где были размещены крупные военные силы англичан. За это ему полагалось обыкновенное солдатское жалованье, а то немногое, что удавалось захватить в рейдах, бывало продано тем же британцам, чтобы поддержать легенду о чисто коммерческих рейсах.
— По словам Салема, лорд Корнуоллис перебазируется со своими войсками в Виргинию.
Лицо Рэй выразило озабоченность.
— Не волнуйся, прямой опасности нет. Англичане не продвинулись дальше Портсмута. Если они и повернут на Йорк-таун, то вряд ли доберутся до Маклеллан-Лэндинга. Они понимают, что лишились бы поддержки с моря. Это был бы для них конец.
Рэй кивнула, потому как хорошо представляла, где именно окопались войска Корнуоллиса. Плантация Маклелланов лежала лишь немногим севернее этих мест, дальше по берегу реки Джеймс. Поднявшись вверх по течению, англичане и в самом деле лишились бы не только связи с нью-йоркским корпусом генерала Клинтона, но и со своей южной армией.
— Все теперь зависит от французского флота. Если он все-таки объявится, исход войны будет предрешен. — В голосе Эшли прозвучало врожденное английское недоверие к французам и их обещаниям. — Не знаю, чего ради они выжидают… впрочем, генерал Вашингтон справится и без их помощи. Рэй, депеша Салема должна быть доставлена в таверну «У Вульфа», что рядом с Боулинг-Грин. Я не могу сообщить тебе шифр и потому заранее расшифровала донесение. Нельзя, чтобы оно попало в руки противника. Ну что? Можно на тебя положиться?
Рэй выразительно расправила плечи.
— Да, но как же твоя простуда? — спохватилась Эшли.
— Курьеру голос не нужен, — прокаркала Рэй.
— Счастье еще, что обойдется без пароля и тому подобных штучек. Вдруг ты не сумела бы его выговорить! — Эшли Потрепала золовку по руке и улыбнулась давая понять, что шутит, — Бедняжка ты, честное слово! Что может быть хуже для женщины, чем потеря голоса!
Рэй поджала губы. Она нашла бы достойный ответ, будь ее голосовые связки в порядке.
— Итак, — продолжила Эшли другим тоном, не замечая, что по очереди нервно похрустывает суставами пальцев, — тебе нужно быть «У Вульфа» не позже восьми вечера. Туда захаживают англичане и дамочки… ну, не самого последнего пошиба, но столь же неразборчивые, разве что предлагают они себя только парням в военной форме. Я хочу сказать, леди там не встретишь, поэтому «боевая раскраска» тебе не понадобится. И приготовься к знакам внимания. — Заметив, что Рэй смотрит на нее округлившимися глазами, Эшли засмеялась. — Ничего, обойдется. Кстати, веснушки, которые ты почему-то ненавидишь, в глазах мужчин — пикантная деталь. Скорее всего тебе придется отбиваться от целой толпы подогретых пивом британцев. — Она призадумалась. — Все-таки лучше мне пойти самой. У тебя в этом деле никакого опыта, а обо мне думают, что я работаю только с постоянными клиентами.
— Нет, пойду я, — выговорила Рэй малоразборчиво.
Видя на ее лице выражение решимости, Эшли отмахнулась от сомнений.
— Тогда быть посему. Ты явишься в таверну к восьми и спросишь Пола Крюгера. По происхождению он немец, говорит с легким акцентом да и вообще похож на типичного толстенького и лысеющего бюргера. Три раза в неделю он сидит за крайним от бара столиком, набивает живот сосисками с капустой и ждет возможной депеши. Ровно в девять он покинет таверну, и если ты опоздаешь, вы разминетесь. Он узнает тебя по шали, в которой я неизменно появляюсь в таверне. Подсядь к Полу. Минут через пять он пригласит тебя в номера. Иди, ни о чем не беспокоясь — это джентльмен. Когда окажетесь наедине, передашь ему депешу. Я пришью ее изнутри к подолу твоей юбки. Потом вылезешь в окно на крышу заднего крыльца. Оттуда до земли не так уж высоко, поверь моему опыту.
Рэй еще больше округлила глаза. Трудно было поверить, что дама со столь безупречными манерами, как Эшли Маклеллан, могла лазать по окнам и крышам и заходить в притоны. Это было тем более странно, что Салем ревностно оберегал безопасность жены.
— Поначалу он долго и многословно возражал, — усмехнулась Эшли, угадав ход мыслей Рэй, — но вопрос с курьером нужно было как-то решать. К тому же опасности никакой. Герр Крюгер — человек надежный и добропорядочный. Ты не поверишь, он до сих пор смущается, когда дело доходит до приглашения в номера! У него даже лысина заливается краской. Однако к делу! Ты улизнешь через окно, а он останется примерно на полчаса — дольше наверху обычно не задерживаются. Потом и он покинет таверну и направится прямиком в лагерь генерала Вашингтона. До сих пор англичане ничего не заподозрили, хотя таверна служит местом встречи вот уже целых три года.
Рэй решила, что риск и в самом деле минимален. Это разочаровало ее. Ей хотелось опасности, приключений, возможности показать себя в деле, но выходило, что единственной возможной неприятностью была вывихнутая при прыжке с крыши лодыжка.
— Ты все поняла? Идешь? — спросила Эшли, давая золовке последний шанс к отступлению, но получила в ответ тройной энергичный кивок.
— Конечно, иду! — хрипло заговорила Рэй, боясь, что кивок не был достаточно убедителен. — Рада помочь! Но только депешу я зашью в подол сама. Пусть все это дело будет моим от начала и до конца.
Эшли подняла ухоженную бровь и окинула девушку взглядом, в котором сквозила ласковая насмешка. Желание лично взяться за иглу было наилучшим доказательством доброй воли со стороны Рэй, ненавидевший рукоделие. Еще девчонкой, обучаясь вышиванию, она всегда бросала его на середине, уверяя, что изнемогает от скуки, и доводила дело до конца только по настоянию матери. Ни для кого не было секретом, что Рэй Маклеллан скорее проведет день на охоте или верхом на лошади, чем склоняясь над пяльцами.
— Хорошо, можешь зашить депешу сама, но при условии, что сегодня я не услышу от тебя больше ни слова. Побереги голосовые связки — кто знает, когда они могут пригодиться.
Рэй сжала губы в знак того, что будет нема как рыба.
— А теперь подберем тебе одежду.
Не было и речи о том, чтобы облечь ее в одно из платьев Эшли: они не походили друг на друга ни по росту, ни по телосложению. И к лучшему. Роясь в гардеробе невестки, Рэй ощутила бы себя чересчур длинной и угловатой и к тому же лишний раз убедилась бы, что сильно отстала от моды.
После долгого обсуждения они сошлись на плотной юбке темно-синего цвета и белой блузке, на которую предполагалось набросить ту самую шаль, что служила «особой приметой». Рэй вынуждена была признать, что в этом наряде выглядит весьма эффектно.
— Только смотри не переборщи со своей ролью, иначе как я объяснюсь потом с Салемом? — добродушно хмыкнула Эшли, глядя, как она вертится перед зеркалом.
Слова невестки заставили Рэй поубавить пыл, однако она чувствовала в себе нечто новое, и не только потому, что в этот вечер собиралась добровольно преобразиться в блудницу. Глядя в зеркало, она впервые не находила в своей внешности никаких изъянов. Глаза сияли, волосы казались явно и неоспоримо рыжими, щеки непривычно розовели (впрочем, это могло быть одним из признаков простуды). Приглядевшись к своему отражению повнимательнее, Рэй поняла, что нисколько не похожа на падшую женщину, и улыбка ее померкла. Повернувшись к Эшли, она сделала несколько красноречивых жестов в районе глаз и губ.
— Ни в коем случае! — ответила та не задумываясь. — Если ты подкрасишься, дело может зайти слишком далеко, и к тому же как ты выйдешь в таком виде из дома? Мужчины тут же облепят тебя. Я шучу, но пойми, по таким заведениям ходят только женщины определенного сорта, поэтому пудра и помада излишни. Ах, Рэй! Я вижу, ты находишь свое маленькое приключение захватывающим. Ничего, скоро узнаешь, что все это просто печальная необходимость. — Внезапно она осеклась и смутилась. — Вот уж не думала, что умею так брюзжать. Я принесу депешу…
Вернувшись, Эшли обнаружила золовку на краю супружеской постели, где та сидела в весьма скудном наряде: панталонах и сорочке. На коленях у нее лежала вывернутая наизнанку юбка, содержимое корзинки для рукоделия было разбросано по яркому лоскутному покрывалу. Во всем ее облике сквозила задумчивость. Очевидно, она мысленно рисовала себе предстоящий вечер. Эшли припомнила характерную черту Рэй — целеустремленность. Столкнувшись с проблемой, она всесторонне ее обдумывала, но, приняв решение, шла до конца. Невестка еще раз порадовалась, что внесла разнообразие в жизнь золовки.
Она молча положила депешу на колени девушке и выскользнула из спальни.
Рэй собрала в корзинку нитки и тесьму. Она была горда делом своих рук и тем, что не прибегла к помощи Эшли. Истошный детский плач сбил ее с мыслей и заставил обернуться на дверь детской. Зная, что ее невестка нуждается в отдыхе, она накинула халат и сама пошла взглянуть, в чем дело.
Открывшееся зрелище заставило ее остановиться на пороге. Кортни сидела в кроватке Трентона. Она прижимала малыша к своей пухлой голой грудке и пыталась сунуть ему в рот крохотный розовый сосок. Ребенок со слезами отбивался.
— Кортни Энн Рошель! Прекрати немедленно! — резко прикрикнула Рэй, забыв о плачевном состоянии своих голосовых связок.