Страница:
Пич, который до сих пор не был в состоянии произнести ни слова, бросил на Клода взгляд, полный злобы и ненависти. Даже голос мальчика, когда он заговорил, напоминал шипение.
— Это вы виноваты! Она не умирала бы сейчас, если бы оставила вас подыхать в Вашингтоне! Будьте вы прокляты!
— Заткнись! — прикрикнул Петерс. — Убирайся отсюда, если не можешь придержать язык! Она бы рассчитала тебя немедленно, если бы слышала, что ты говоришь!
Но Пича трудно было запугать.
— Он виноват в том, что она умирает!
На лице Клода была такая мука, что юнга невольно поморщился. Однако отступать он не собирался.
— Это все ты! Да! Да!
Внезапно мальчик понял, что плачет.
— Уберите его отсюда, — пробормотал Петерс; плач юнги сейчас так же действовал ему на нервы, как накануне стоны Алексис. — И не слушайте вы его. Вашей вины здесь нет.
— Я в этом не так уж уверен, — тихо ответил Клод. — Даже совсем не уверен.
Клод оставил Алексис и подошел к мальчику, рыдавшему в дальнем углу комнаты. Положив руки ему на плечи, он притянул ребенка себе. Клод рад был тому, что Пич не отстранился, — он остро нуждался в близости того, кто любил Алексис столь же сильно, как и он сам.
— Пойдем на палубу. Нам больше нечего здесь делать. Джордан подежурит у ее постели.
— Не хочу я никуда уходить. — Пич вытер слезы. — Я останусь с ней. Я хочу быть рядом на тот случай, если она… если она…
Пич так и не смог закончить. Худенькое тело его сотрясалось от рыданий.
— Ты ведь знаешь, она не умрет, — проговорил Клод, вжимая пальцы в плечи мальчика. — Не умрет.
Произнеся это, он и сам поверил в то, что сказал.
— Пойдем. Я должен тебе кое-что объяснить. Тогда ты поймешь, почему она не сдастся.
Пич кивнул. Выходя вместе с Клодом из каюты, он украдкой взглянул на Петерса, зашивавшего рану, после чего тихо прикрыл дверь.
Пока Таннер и юнга шли по палубе, моряки без труда читали на их лицах подтверждение худших из своих опасений.
Клод заговорил, надеясь хоть как-то приободрить их.
— Она жива. Петерс накладывает ей швы. Мистер Джордан, могу я поговорить с вами?
Вдвоем они отошли на другой конец палубы.
— Как она? — убедившись, что их никто не слышит, спросил Джордан.
— Дела плохи. Петерс сказал, что она потеряла много крови. Если бы увести ее раньше…
Джордан вздохнул.
— Не надо было ей вообще подниматься на палубу. Редлэнд подозревал, что она ранена, но Алексис велела ему молчать. Я могу только гадать о том, почему она решила ждать столь долго. Капитан Денти взяла с меня обещание, что мы отправимся в погоню за Траверсом. Она хотела быть уверенной, что мы выполним ее волю, перед тем как… перед тем как спуститься вниз.
— Боже мой! — простонал Клод.
Быть может, Алексис не стала бы упорствовать, если бы была уверена в том, что ее люди выполнят ее клятву?
Джордан хотел было еще что-то сказать, но его перебил отчаянный крик впередсмотрящего:
— С правого борта «Надежный»! Он идет на нас!
— Проклятие! Что там еще? — выдавил Джордан, бросаясь к правому борту.
В подзорную трубу был виден едва различимый силуэт корабля. Впрочем, если Рендал сказал, что это «Надежный», — так оно и есть. У него было сверхъестественное чутье на врага и потрясающие зрение, он единственный догадался о том, что Алекс Денти женщина, прежде чем она сняла маску.
Джордан передал трубу Таннеру.
— Рендал прав, — подтвердил Клод.
— Придется драться, — хмуро заключил Джордан.
— Нет! — Клод не сразу осознал, что не имеет права возражать старшему по званию, а он ведь был здесь всего лишь матросом. — Простите, мистер Джордан, но мы не можем драться. Корабль выдержит, и, если мы сумеем повторить маневр, который привел к успеху сегодня, то, быть может, даже выйдем победителями. Но капитан вряд ли переживет все, что нам при этом предстоит. Есть только один путь — надо уйти от фрегата.
— Уйти от фрегата? Мы и так идем полным ходом, но…
— Я знаю, как это сделать.
Джордан восхищенно засмеялся.
— Еще никогда никто с такой легкостью не захватывал корабль! Эй! Слушай мою команду! Всем выполнять приказы капитана Клода! Он сказал, что мы сможем уйти от англичанина, и, клянусь Богом, я ему верю!
Никто не возражал, и Клод с благодарностью посмотрел на Джордана.
— Идите к Алексис и оставайтесь с ней до тех пор, пока я не сообщу, что мы вне опасности. Да, и еще, — с улыбкой добавил Клод, — скажите ей, что я ее люблю.
— Сами скажете, когда она сможет это оценить!
Клод кивнул и занял место у штурвала.
— Пич, — крикнул он, — встань на середину палубы. Держись крепче и слушай мои команды. Все, что от тебя требуется, это повторять каждый мой приказ так громко, как только сможешь. Ну как, справишься?
— Да, капитан, — ответил мальчик. Он уже собрался бежать, куда ему велели, но вдруг повернулся к Клоду лицом и произнес: — Я тогда сказал, что это была ваша вина. На самом деле я так не думал.
— Думал. И я тоже. Но теперь это уже не важно.
Пич ничего не ответил. Он пошел на свой пост. В это время корабль сильно накренило, и Пич вынужден был вцепиться в перила, чтобы не свалиться за борт. Клод начал осуществлять свой план.
— Какого черта? — возмущенно набросился Петерс на вошедшего Джордана.
— За нами гонится «Надежный», — хмуро ответил Джордан, покосившись на Алексис; впрочем, опасения были напрасны, она по-прежнему находилась в забытьи.
— Как капитан?
— Не важно. Таннер вам передал, что у нее мало шансов?
— Да. Могу я быть чем-нибудь полезен?
— Скажите, что с ней делать, когда у нас на хвосте вражеский корабль?
— Не на хвосте, а по правому борту, — поправил Джордан. — Я хотел драться…
— Боже правый! Если опять откроется кровотечение, это ее убьет!
— Таннер тоже думает так. Я передал ему командование. Он попытается удрать.
— Уйти от фрегата? Вы видели, в каком состоянии «Принцесса»?
— Проклятые англичане. Вряд ли им есть дело до наших трудностей!
Корабль снова накренился, и Петерс кинулся к Алексис, чтобы не дать ей свалиться на пол.
— Черт! С нее довольно. Швы могут разойтись, если ее будет так мотать.
Джордан посмотрел на Алексис и увидел, как на простыне проступил кровавый след. Петерс склонился над раненой, стараясь остановить кровь, просачивающуюся сквозь тонкие швы.
— Найдите еще несколько простыней и разорвите на лоскуты, — велел он Джордану. — Нам надо привязать ее к кровати, иначе она не выдержит качки.
Подняв глаза кверху и прислушиваясь к звукам, доносящимся с палубы, Петерс прошептал:
— Надеюсь, он знает, что делает.
— Ему есть за что стараться, если нам повезет, никто на этом корабле не потеряет больше, чем он.
Джордан протянул Петерсу несколько полосок ткани, и они накрепко привязали Алексис к кровати. Сочтя, что качка ей больше не грозит, Петерс укрыл ее и, впервые с тех пор, как вошел в каюту, позволил себе отойти от раненой. Оглядев комнату и отыскав взглядом закатившуюся под стол бутылку с бренди, он поднял ее и опрокинул в себя часть того, что в ней осталось.
— Выпейте, — протянул он бутылку Джордану. — Снимает боль.
Затем Петерс взял неиспользованный лоскут, порвал его на лоскуты поменьше, сложил каждый из них и, смочив в воде, стал стирать с лица Алексис пот и пороховую копоть.
— У нее лихорадка?
— Еще нет, но, если ей суждено пережить эту ночь, будет кризис. Рана, безусловно, инфицирована, так что без горячки не обойдется. Смотрите сюда — все это я из нее вытащил. Надо молить Бога, чтобы в ране ничего не осталось.
Джордан подошел к столу и посмотрел на обломки. Самый крупный был примерно в два дюйма длиной и почти в дюйм шириной. Было и еще несколько мелких, но от этого не менее опасных.
— Уж лучше бы ей досталось кинжалом в бок. По крайней мере от клинка меньше заразы.
Петерс поменял компресс на лбу больной.
— Джордан, ради Бога, сядьте. Здесь нет ничего такого, чего вы не могли бы делать сидя.
Тот повиновался.
— Вот так-то лучше, — проворчал Петерс. — А теперь расскажите мне, что делает Таннер.
— Я же сказал. Пытается спасти нас от англичан.
— И он сумеет, говорите? — спрятав в усы улыбку, переспросил Петерс.
— Я в нем уверен.
— Я тоже, мистер Джордан.
Корабль снова качнуло, но на этот раз, как с удовлетворением отметил Петерс, Алексис не шевельнулась.
— Держись, капитан, — произнес он, глядя на пациентку. — Таннер говорит, что сможет.
Прошел час, за ним другой. Алексис все это время находилась между жизнью и смертью. Джордан и Петерс, сменяя друг друга, меняли ей компрессы и проверяли рану, а там, над их головами, Клод старался изо всех сил, не подпуская «Надежного». Уже к исходу первого часа гонки он знал, что уйти от преследования ему вряд ли удастся. Его цель ограничилась тем, чтобы сохранять дистанцию по меньшей мере до темноты, а там попробовать затеряться.
Клод взглянул на небо. Почти полдень. Молитвы срывались с его губ вперемешку с проклятиями. Он держал штурвал то нежно, как женшину, то, рискуя сломать спицы, принуждал «Принцессу ночи» исполнять труднейшие маневры.
Джордан наблюдал эту своеобразную манеру Клода управлять кораблем во время своих коротких визитов наверх. После очередной вылазки Джордана, имеющей целью прояснить ситуацию, Петерс, остававшийся в каюте Алексис неотлучно, спросил:
— Ну как там?
— Таннер сказал: лучшее, что он может сделать, это не дать догнать себя до темноты, а дальше попробовать затеряться.
— Он справляется?
— Пока да.
— Ну так почему у вас такой вид, будто сюда с минуты на минуту должны вломиться?
— Потому что Таннер — единственное, что стоит между нами и англичанами. Как долго он продержится? Господи! Видели бы вы это! Он выглядит так, будто собирается голыми руками раздавить весь Королевский флот; а то вдруг кажется, что он вот-вот разрыдается, как девица, и даже не заметит разницы. Сколько человек может протянуть на таком пределе?
— Клод! — прошептала Алексис в бреду.
— Вот вам и ответ, мистер Джордан. Он продержится столько, сколько сможет продержаться она.
Наклонившись к Алексис, он ласково сказал:
— Его здесь нет, капитан. Потерпите немного.
Алексис сделала движение головой и открыла глаза, уставив в потолок блуждающий и странный взгляд.
— Она нас не узнает, — сокрушенно покачал головой Джордан.
— Вы слишком много хотите, — философски заметил Петерс. Поднеся к ее губам бутылку с бренди, он залил несколько капель ей в рот до того, как она вновь заметалась в бреду.
— Ей нужен отдых, и тут уж остается только полагаться на Таннера.
День тянулся невыносимо медленно. Иногда казалось, что «Надежный» вот-вот прекратит погоню, но проходило совсем немного времени, и надежда гасла. Моряки на все лады проклинали упрямых англичан и прилагали все силы к тому, чтобы сделать надежду явью.
В капитанской каюте часы тянулись так же медленно. Алексис не становилось лучше. Когда она начинала метаться и стонать от боли, Петерс давал ей ланданиум. Тогда она засыпала, а двое мужчин, дежуривших у ее постели, взглядами успокаивали друг друга в надежде, что обострений больше не будет.
Тем временем Клод решил изменить стратегию. На то было несколько причин. День выдался ясный, следовательно, и ночь, освещенная народившимся месяцем, не будет столь беспросветной, как предыдущая. При этих условиях «Надежный» вполне мог держать в поле зрения «Принцессу ночи». Надежды избавиться от неотвязной тени почти не осталось. В то же время ухудшение состояния Алексис побуждало Клода к изменению курса. Как ни странно, именно новый маршрут подсказал ему путь к спасению.
Незадолго до полуночи Таннер сообщил о своем плане Джордану. Он не смыкал глаз уже сорок часов, но напряжением воли сохранял силы и бодрость.
— Мы идем в Род-Таун, — решительно заявил он. — Это наш шанс, да и Алексис там быстрее поправится.
Клод не стал даже заикаться об иной перспективе, когда никакой Род-Таун уже не поможет.
— Но мы не можем притащить на хвосте «Надежного», — продолжил Клод. — Это все равно, что приставить к виску капитана пистолет. Я придумал, как остановить британский фрегат без единого выстрела.
Джордан слушал внимательно, но тут он не удержался от изумленного возгласа:
— Без единого выстрела? Я не ослышался?
— Совершенно верно. Я подумал о Лошадиной Подкове.
Глаза у Джордана стали круглыми, как блюдца.
— Вы имеете в виду риф? Использовать риф! Черт, отличная мысль!
Клод усмехнулся.
— Рад, что вы тоже так думаете. Если погода позволит, мы окажемся на месте через три дня. До Род-Тауна оттуда всего пара часов при попутном ветре. Как только мы разделаемся с «Надежным», мы сможем спокойно вернуть капитана Денти домой.
Глубокой ночью Клод смог оставить свой пост, навестить Алексис и поспать несколько часов на полу возле ее постели.
— Могу я что-нибудь для нее сделать? — спросил он Петерса.
— Ничего. Все, что от нас требуется, — это менять компрессы и давать ей ланданиум, чтобы уменьшить боль. В остальном мы бессильны.
Клод взял Алексис за руку и осторожно пожал ее. Вдруг ему показалось, что он ощутил ответное пожатие. Клод думал, что сердце выпрыгнет у него из груди. Наутро, когда внезапно изменилась погода, ему понадобилась вся его вера в это рукопожатие, чтобы жить и продолжать следовать выбранному курсу.
Вначале паруса опали лишь чуть-чуть, и, казалось, вот-вот ветер вновь надует их, унося вперед «Принцессу ночи». Но шли часы, и ветер превратился в легкий бриз, а затем стих, будто в море сбросили якорь. Корабль, словно дохлая рыба, дрейфовал в неподвижной воде.
Никто не знал, сколько продлится штиль — часы или недели. То, что британцы оказались в тех же условиях, не очень-то обнадеживало. На фрегате было больше людей, а когда ветра нет, ветром становятся человеческие мускулы.
Клод приказал матросам спуститься в большую шлюпку и, взявшись за весла, тащить «Принцессу» на буксире. Уилкс, Нед Аллисон и остальные далеко не обделенные силой моряки на пределе своих возможностей, обливаясь потом и тяжело дыша, пытались решить эту почти непосильную задачу.
Клод наблюдал в подзорную трубу за «Надежным». Его команда была в курсе происходящего на «Принцессе» и приняла ответные меры. Но только вместо одной шлюпки «Надежный» спустил на воду две. Кроме того, гребцы могли меняться чаще и не так уставали.
Экипаж «Принцессы» разделился на три части, и пока одни гребли, а другие отдыхали, третьи зачерпывали морскую воду и обливали паруса, чтобы тяжелая ткань лучше ловила ветер, если только он появится.
Штиль длился два дня. За это время команда вымоталась до последней степени, и матросы в изнеможении засыпали прямо на палубе. «Надежный» приблизился на опасное расстояние, а пожатие Алексис, так обрадовавшее Клода, больше ни разу не повторилось.
Но тут в сотнях миль к северу, в новом городе с грязными улицами и домами, построенными из корабельной обшивки, произошло событие, которому предстояло решительным образом изменить ситуацию.
Все началось с того, что из утренних газет вашингтонцы узнали о битве за освобождение Чарльстонского порта, и одна из таких газет вместе с письмом особой важности лежала сейчас на серебряном подносе, дожидаясь, пока главный руководитель страны позавтракает и возьмется за чтение.
— Сенатора Хоува ко мне! — в ярости воскликнул Президент, прочитав письмо.
Казалось, именно этот гневный рык Медисона надул паруса «Принцессы ночи».
Штиль закончился.
В тот момент, когда уже не оставалось сил ни действовать, ни надеяться, все вдруг пришло в движение и события стали развиваться с непредсказуемой быстротой.
На ночь Клод остался в капитанской каюте, тогда как Джордан делал все возможное, чтобы удержать позиции, с таким трудом отвоеванные у британцев.
И Алексис словно очнулась от штиля. Всю ночь она беспокойно металась, вздрагивала. Ее то бил озноб, то бросало в жар. Клод постоянно брал ее руку в свою и гладил, чтобы успокоить. Когда она вскрикивала от боли, он щедро поил ее успокоительным. Большую часть ночи Клод беседовал с ней, стараясь говорить ласковым, доверительным тоном. Он рассказывал ей о детстве, о своей первой любви, описывал свой дом, в котором жил тогда, родителей, сестру, улицы Бостона; он рассказывал о своем первом плавании, о доках, о Лендисе, о Гарри Янге и других близких людях, Клод говорил вещи, которые, будь она в сознании, заставили бы ее смеяться. Он даже говорил ей такое, от чего она, если бы смогла слышать, прижала бы его голову к своей груди и заплакала. Временами он сам с трудом понимал, о чем рассказывал, но не останавливался, веря, что его голос — это нить, которая не дает прерваться ее связи с миром, с ним, Клодом. Когда первые лучи солнца упали на ее лицо, он уже знал, что эту ночь они пережили.
Тогда Клод уснул. Проснувшись после полудня, он вынужден был довольствоваться объяснением, что его не разбудили лишь потому, что сейчас команде был позарез нужен отоспавшийся капитан. Поразмыслив, он не. мог не согласиться с тем, что Петерс был прав, принимая на себя решение не беспокоить его. Джордан отлично справился с задачей, и теперь до Лошадиной Подковы оставалось всего два часа ходу.
Лошадиная Подкова представляла собой коралловый риф в форме крутой дуги, общая длина которой достигала тринадцати миль. Расположенный в двадцати милях от Тортолы, между островами Ангада и Виргиния-Горда, риф представлял смертельную опасность для кораблей, заходящих в Карибский бассейн со стороны Атлантики. Кроме того, его необычная форма создавала течения, которые порой становились очень быстрыми и непредсказуемыми. Словно тропический айсберг, риф показывался из воды всего в нескольких местах, тогда как большая часть оставалась скрытой под водой. Поверхность его была неровной — цепь холмов перемежалась впадинами, порой довольно глубокими. Даже в ясную погоду риф можно было заметить лишь по измененному цвету воды. Те, кто полагался на старые карты, легко оказывались пленниками рифа, поскольку обозначать его начали совсем недавно.
Не имея возможности орудовать пушками, Клод решил поставить себе на службу природу. Он планировал обогнуть риф, подойти к нему поближе, а затем отступить, удерживая «Надежный» на расстоянии, вполне достаточном, чтобы заманить его в ловушку. Стратегия довольно рискованная, но иного выхода у него не было.
— Он идет за нами, капитан! Точь-в-точь, как вы говорили! — восхищенно воскликнул Пич.
— Право на борт! — приказал Клод, чувствуя, как корабль затягивает течением.
Когда «Принцесса» вышла из опасной зоны, Клод боковым зрением поймал «Надежный».
— Вот теперь мы и посмотрим. Если они не знают точного расположения рифа, их ждет сюрприз…
«Надежный» слишком давно и настойчиво преследовал «Принцессу», чтобы отступать сейчас, когда победа была так близка. Тяжелый фрегат шел напролом, и если «Принцессе» угрожало течение, то «Надежный» стоял как скала.
Игра напоминала партию в шахматы, в которой было задействовано все: выносливость, воля, терпение. Около часа «Принцесса» заигрывала с фрегатом, делая изящные пируэты, выводя дуги, рисуя на воде узоры, водя «Надежный» за собой как рыбу на поводке. «Надежный» повторял ее танец не так изящно, но уверенно и мощно, словно сила хотела посрамить красоту.
Все случилось неожиданно. Мощная волна накрыла «Принцессу ночи». О «Надежном» забыли — Редлэнд и Клод боролись не на жизнь, а на смерть, вращая штурвал, стонавший от напряжения. Паруса тревожно забили крыльями. Матросов разбросало по палубе. В недрах «Принцессы» другая принцесса закричала от боли и страха, призывая на помощь тех троих, что все равно не смогли бы ее услышать. И вот, вздрагивая всем корпусом, борясь с течением, готовым вот-вот подхватить ее и принести в жертву рифу, «Принцесса» ночи сделала отчаянный рывок и высвободилась. Только тогда они вспомнили о «Надежном».
Громкий треск и скрежет был ответом на их немой вопрос. «Надежный» врезался в риф. Должно быть, для обитавших в рифе причудливых животных и рыб забавными показались фонтаны и бульканье вокруг невесть откуда взявшихся обломков дерева и кусков металла.
На поверхности все звуки были приглушены. Но на каждом из кораблей люди знали, что думает о них экипаж противника; для этого не надо было иметь чуткий слух, достаточно было элементарного воображения. На «Принцессе ночи» видели, как спешно покидает тонущий корабль команда, и спустили лодки в помощь терпящим бедствие. Но спастись удалось далеко не всем. То тут, то там в красноватой от крови воде всплывали тела не справившихся с волнами и тех, кого разрезал риф. Одна из шлюпок перевернулась до того, как Клод успел достать ее крюком. Из всех, находившихся в ней, от зубов акул удалось уйти лишь немногим. Оставшиеся лодки «Принцесса» взяла на буксир и оставила лишь тогда, когда на горизонте показалась земля.
Сто двадцать человек с «Надежного» достигли Ангады к тому времени, как «Принцесса ночи» приплыла в Род-Таун. Двести жизней унес риф.
— У тебя в самом деле была девушка по имени Пруденс?
От неожиданности Клод чуть не свалился со стула. Подскочив к большой с кисейным пологом кровати, он склонился над Алексис. Она говорила так спокойно, будто продолжала только что прерванный разговор.
Клод опустился на колени перед кроватью и положил руку на лоб Алексис. Она смотрела на него с удивлением и любопытством, словно не понимала, чем он так озабочен.
— Салли! У нее нет жара! Салли!
Алексис отмахнулась от его руки, как от назойливой мухи, с нетерпением, развеселившим его.
— Ты права, Алекс. Ее звали Пруденс.
Она прикоснулась к его щеке кончикем вальца и провела линию — на щеке остался след.
Только тут он понял, что кончик ее пальца влажный.
— Ты плачешь, — тихо сказала она. Отыскав его руку, Алексис взяла ее в свою и чуть сжала, считая, что слова будут излишними, затем уснула вновь.
Салли Грендон наблюдала за этой сценой с порога собственной спальни. Картина была настолько трогательная, что и она не удержалась от слез. Промокнув свои круглые фиалковые глаза уголком фартука, она осторожно закрыла за собой дверь.
Проснувшись во второй раз, Алексис сразу потребовала, чтобы ей разрешили встать, но Салли даже слышать об этом не желала и тут же позвала на подмогу своего мужа и Клода. Алексис пришлось сдаться и дать слово впредь больше не буянить, оставаясь в постели ровно столько, сколько ей велят.
Клод проводил с ней по нескольку часов в день, развлекая рассказами о том, что происходило, пока она была без сознания. Однако он даже не упомянул о «Надежном», предпочитая не волновать ее попусту, зато в красках живописал самоотверженность, которую проявила Салли, взяв на себя обязанности по уходу за ней.
— Я думаю, она подозревает, — заговорщическим шепотом сообщил Клод, легонько поглаживая голубую жилку на запястье Алексис.
— Что подозревает? — точно таким же шепотом спросила Алексис.
— То, что я хочу забраться к тебе в постель.
Когда Алексис уснула, на щеках ее играл очаровательный румянец.
День за днем Алексис набиралась сил. Теперь уже ни у кого не было сомнений в том, что она выздоровеет. Наступила ночь, первая ночь на острове, принесшая Таннеру крепкий, спокойный сон. Он сладко улыбался во сне: никогда еще кровать не казалась ему такой удобной и теплой. Клод понял, в чем причина столь разительной перемены, только ранним утром, когда, проснувшись, обнаружил, что он в постели не один. В его объятиях, свернувшись клубочком, спала Алексис. Он пришел в ярость из-за того, что она без разрешения покинула свою спальню, но прогнать нарушительницу у него не хватило духу. Он только крепче обнял грозного капитана Денти, с трудом преодолев искушение поцеловать ее в полураскрытые губы.
— Тебе не надо было приходить ко мне, — сказал он нежно. — Зачем ты это сделала?
— Ты действительно хочешь, чтобы я ответила на твой вопрос?
— Нет, — со вздохом признался Клод. — Боюсь, что нет. Я едва удерживаюсь от того, чтобы… сама понимаешь.
— Зачем так мучиться? Мне уже гораздо лучше.
— Если Салли найдет тебя здесь, нам обоим несдобровать.
— О, она слишком со мной нянчится. Не позволяй ей поить меня снотворным. Я и так слишком многое проспала.
— Она нянчится с тобой, потому что любит тебя, и с минуты на минуту будет здесь. Вот тогда полетят обе наши головы.
Алексис приложила палец к его губам.
— Я этого не вынесу. Помоги мне вернуться обратно.
Клод быстро оделся, затем, осторожно обняв Алексис, повел ее в соседнюю спальню.
— Позволь мне взглянуть на твою рану. Если она открылась из-за того, что ты встала с постели, мне ничего не останется, как поить тебя ланданиумом самому.
Алексис неохотно согласилась. Клод приподнял ее ночную рубашку и разбинтовал повязку.
— Все в порядке, — сказал он, внимательно разглядывая рубец. — Салли сможет через несколько дней снять швы. Тебе надо быть бережнее к себе, Алексис. Ты очень, очень больна, и не притворяйся, что это не так.
— Обещай, что останешься на ночь у меня.
— Даже не надейся. Если ты не поклянешься мне во всем слушаться Салли, я вообще перестану ночевать в этом доме.
— Хорошо. Ты победил. Как ты думаешь, Салли позволит мне принять ванну?
— Это вы виноваты! Она не умирала бы сейчас, если бы оставила вас подыхать в Вашингтоне! Будьте вы прокляты!
— Заткнись! — прикрикнул Петерс. — Убирайся отсюда, если не можешь придержать язык! Она бы рассчитала тебя немедленно, если бы слышала, что ты говоришь!
Но Пича трудно было запугать.
— Он виноват в том, что она умирает!
На лице Клода была такая мука, что юнга невольно поморщился. Однако отступать он не собирался.
— Это все ты! Да! Да!
Внезапно мальчик понял, что плачет.
— Уберите его отсюда, — пробормотал Петерс; плач юнги сейчас так же действовал ему на нервы, как накануне стоны Алексис. — И не слушайте вы его. Вашей вины здесь нет.
— Я в этом не так уж уверен, — тихо ответил Клод. — Даже совсем не уверен.
Клод оставил Алексис и подошел к мальчику, рыдавшему в дальнем углу комнаты. Положив руки ему на плечи, он притянул ребенка себе. Клод рад был тому, что Пич не отстранился, — он остро нуждался в близости того, кто любил Алексис столь же сильно, как и он сам.
— Пойдем на палубу. Нам больше нечего здесь делать. Джордан подежурит у ее постели.
— Не хочу я никуда уходить. — Пич вытер слезы. — Я останусь с ней. Я хочу быть рядом на тот случай, если она… если она…
Пич так и не смог закончить. Худенькое тело его сотрясалось от рыданий.
— Ты ведь знаешь, она не умрет, — проговорил Клод, вжимая пальцы в плечи мальчика. — Не умрет.
Произнеся это, он и сам поверил в то, что сказал.
— Пойдем. Я должен тебе кое-что объяснить. Тогда ты поймешь, почему она не сдастся.
Пич кивнул. Выходя вместе с Клодом из каюты, он украдкой взглянул на Петерса, зашивавшего рану, после чего тихо прикрыл дверь.
Пока Таннер и юнга шли по палубе, моряки без труда читали на их лицах подтверждение худших из своих опасений.
Клод заговорил, надеясь хоть как-то приободрить их.
— Она жива. Петерс накладывает ей швы. Мистер Джордан, могу я поговорить с вами?
Вдвоем они отошли на другой конец палубы.
— Как она? — убедившись, что их никто не слышит, спросил Джордан.
— Дела плохи. Петерс сказал, что она потеряла много крови. Если бы увести ее раньше…
Джордан вздохнул.
— Не надо было ей вообще подниматься на палубу. Редлэнд подозревал, что она ранена, но Алексис велела ему молчать. Я могу только гадать о том, почему она решила ждать столь долго. Капитан Денти взяла с меня обещание, что мы отправимся в погоню за Траверсом. Она хотела быть уверенной, что мы выполним ее волю, перед тем как… перед тем как спуститься вниз.
— Боже мой! — простонал Клод.
Быть может, Алексис не стала бы упорствовать, если бы была уверена в том, что ее люди выполнят ее клятву?
Джордан хотел было еще что-то сказать, но его перебил отчаянный крик впередсмотрящего:
— С правого борта «Надежный»! Он идет на нас!
— Проклятие! Что там еще? — выдавил Джордан, бросаясь к правому борту.
В подзорную трубу был виден едва различимый силуэт корабля. Впрочем, если Рендал сказал, что это «Надежный», — так оно и есть. У него было сверхъестественное чутье на врага и потрясающие зрение, он единственный догадался о том, что Алекс Денти женщина, прежде чем она сняла маску.
Джордан передал трубу Таннеру.
— Рендал прав, — подтвердил Клод.
— Придется драться, — хмуро заключил Джордан.
— Нет! — Клод не сразу осознал, что не имеет права возражать старшему по званию, а он ведь был здесь всего лишь матросом. — Простите, мистер Джордан, но мы не можем драться. Корабль выдержит, и, если мы сумеем повторить маневр, который привел к успеху сегодня, то, быть может, даже выйдем победителями. Но капитан вряд ли переживет все, что нам при этом предстоит. Есть только один путь — надо уйти от фрегата.
— Уйти от фрегата? Мы и так идем полным ходом, но…
— Я знаю, как это сделать.
Джордан восхищенно засмеялся.
— Еще никогда никто с такой легкостью не захватывал корабль! Эй! Слушай мою команду! Всем выполнять приказы капитана Клода! Он сказал, что мы сможем уйти от англичанина, и, клянусь Богом, я ему верю!
Никто не возражал, и Клод с благодарностью посмотрел на Джордана.
— Идите к Алексис и оставайтесь с ней до тех пор, пока я не сообщу, что мы вне опасности. Да, и еще, — с улыбкой добавил Клод, — скажите ей, что я ее люблю.
— Сами скажете, когда она сможет это оценить!
Клод кивнул и занял место у штурвала.
— Пич, — крикнул он, — встань на середину палубы. Держись крепче и слушай мои команды. Все, что от тебя требуется, это повторять каждый мой приказ так громко, как только сможешь. Ну как, справишься?
— Да, капитан, — ответил мальчик. Он уже собрался бежать, куда ему велели, но вдруг повернулся к Клоду лицом и произнес: — Я тогда сказал, что это была ваша вина. На самом деле я так не думал.
— Думал. И я тоже. Но теперь это уже не важно.
Пич ничего не ответил. Он пошел на свой пост. В это время корабль сильно накренило, и Пич вынужден был вцепиться в перила, чтобы не свалиться за борт. Клод начал осуществлять свой план.
— Какого черта? — возмущенно набросился Петерс на вошедшего Джордана.
— За нами гонится «Надежный», — хмуро ответил Джордан, покосившись на Алексис; впрочем, опасения были напрасны, она по-прежнему находилась в забытьи.
— Как капитан?
— Не важно. Таннер вам передал, что у нее мало шансов?
— Да. Могу я быть чем-нибудь полезен?
— Скажите, что с ней делать, когда у нас на хвосте вражеский корабль?
— Не на хвосте, а по правому борту, — поправил Джордан. — Я хотел драться…
— Боже правый! Если опять откроется кровотечение, это ее убьет!
— Таннер тоже думает так. Я передал ему командование. Он попытается удрать.
— Уйти от фрегата? Вы видели, в каком состоянии «Принцесса»?
— Проклятые англичане. Вряд ли им есть дело до наших трудностей!
Корабль снова накренился, и Петерс кинулся к Алексис, чтобы не дать ей свалиться на пол.
— Черт! С нее довольно. Швы могут разойтись, если ее будет так мотать.
Джордан посмотрел на Алексис и увидел, как на простыне проступил кровавый след. Петерс склонился над раненой, стараясь остановить кровь, просачивающуюся сквозь тонкие швы.
— Найдите еще несколько простыней и разорвите на лоскуты, — велел он Джордану. — Нам надо привязать ее к кровати, иначе она не выдержит качки.
Подняв глаза кверху и прислушиваясь к звукам, доносящимся с палубы, Петерс прошептал:
— Надеюсь, он знает, что делает.
— Ему есть за что стараться, если нам повезет, никто на этом корабле не потеряет больше, чем он.
Джордан протянул Петерсу несколько полосок ткани, и они накрепко привязали Алексис к кровати. Сочтя, что качка ей больше не грозит, Петерс укрыл ее и, впервые с тех пор, как вошел в каюту, позволил себе отойти от раненой. Оглядев комнату и отыскав взглядом закатившуюся под стол бутылку с бренди, он поднял ее и опрокинул в себя часть того, что в ней осталось.
— Выпейте, — протянул он бутылку Джордану. — Снимает боль.
Затем Петерс взял неиспользованный лоскут, порвал его на лоскуты поменьше, сложил каждый из них и, смочив в воде, стал стирать с лица Алексис пот и пороховую копоть.
— У нее лихорадка?
— Еще нет, но, если ей суждено пережить эту ночь, будет кризис. Рана, безусловно, инфицирована, так что без горячки не обойдется. Смотрите сюда — все это я из нее вытащил. Надо молить Бога, чтобы в ране ничего не осталось.
Джордан подошел к столу и посмотрел на обломки. Самый крупный был примерно в два дюйма длиной и почти в дюйм шириной. Было и еще несколько мелких, но от этого не менее опасных.
— Уж лучше бы ей досталось кинжалом в бок. По крайней мере от клинка меньше заразы.
Петерс поменял компресс на лбу больной.
— Джордан, ради Бога, сядьте. Здесь нет ничего такого, чего вы не могли бы делать сидя.
Тот повиновался.
— Вот так-то лучше, — проворчал Петерс. — А теперь расскажите мне, что делает Таннер.
— Я же сказал. Пытается спасти нас от англичан.
— И он сумеет, говорите? — спрятав в усы улыбку, переспросил Петерс.
— Я в нем уверен.
— Я тоже, мистер Джордан.
Корабль снова качнуло, но на этот раз, как с удовлетворением отметил Петерс, Алексис не шевельнулась.
— Держись, капитан, — произнес он, глядя на пациентку. — Таннер говорит, что сможет.
Прошел час, за ним другой. Алексис все это время находилась между жизнью и смертью. Джордан и Петерс, сменяя друг друга, меняли ей компрессы и проверяли рану, а там, над их головами, Клод старался изо всех сил, не подпуская «Надежного». Уже к исходу первого часа гонки он знал, что уйти от преследования ему вряд ли удастся. Его цель ограничилась тем, чтобы сохранять дистанцию по меньшей мере до темноты, а там попробовать затеряться.
Клод взглянул на небо. Почти полдень. Молитвы срывались с его губ вперемешку с проклятиями. Он держал штурвал то нежно, как женшину, то, рискуя сломать спицы, принуждал «Принцессу ночи» исполнять труднейшие маневры.
Джордан наблюдал эту своеобразную манеру Клода управлять кораблем во время своих коротких визитов наверх. После очередной вылазки Джордана, имеющей целью прояснить ситуацию, Петерс, остававшийся в каюте Алексис неотлучно, спросил:
— Ну как там?
— Таннер сказал: лучшее, что он может сделать, это не дать догнать себя до темноты, а дальше попробовать затеряться.
— Он справляется?
— Пока да.
— Ну так почему у вас такой вид, будто сюда с минуты на минуту должны вломиться?
— Потому что Таннер — единственное, что стоит между нами и англичанами. Как долго он продержится? Господи! Видели бы вы это! Он выглядит так, будто собирается голыми руками раздавить весь Королевский флот; а то вдруг кажется, что он вот-вот разрыдается, как девица, и даже не заметит разницы. Сколько человек может протянуть на таком пределе?
— Клод! — прошептала Алексис в бреду.
— Вот вам и ответ, мистер Джордан. Он продержится столько, сколько сможет продержаться она.
Наклонившись к Алексис, он ласково сказал:
— Его здесь нет, капитан. Потерпите немного.
Алексис сделала движение головой и открыла глаза, уставив в потолок блуждающий и странный взгляд.
— Она нас не узнает, — сокрушенно покачал головой Джордан.
— Вы слишком много хотите, — философски заметил Петерс. Поднеся к ее губам бутылку с бренди, он залил несколько капель ей в рот до того, как она вновь заметалась в бреду.
— Ей нужен отдых, и тут уж остается только полагаться на Таннера.
День тянулся невыносимо медленно. Иногда казалось, что «Надежный» вот-вот прекратит погоню, но проходило совсем немного времени, и надежда гасла. Моряки на все лады проклинали упрямых англичан и прилагали все силы к тому, чтобы сделать надежду явью.
В капитанской каюте часы тянулись так же медленно. Алексис не становилось лучше. Когда она начинала метаться и стонать от боли, Петерс давал ей ланданиум. Тогда она засыпала, а двое мужчин, дежуривших у ее постели, взглядами успокаивали друг друга в надежде, что обострений больше не будет.
Тем временем Клод решил изменить стратегию. На то было несколько причин. День выдался ясный, следовательно, и ночь, освещенная народившимся месяцем, не будет столь беспросветной, как предыдущая. При этих условиях «Надежный» вполне мог держать в поле зрения «Принцессу ночи». Надежды избавиться от неотвязной тени почти не осталось. В то же время ухудшение состояния Алексис побуждало Клода к изменению курса. Как ни странно, именно новый маршрут подсказал ему путь к спасению.
Незадолго до полуночи Таннер сообщил о своем плане Джордану. Он не смыкал глаз уже сорок часов, но напряжением воли сохранял силы и бодрость.
— Мы идем в Род-Таун, — решительно заявил он. — Это наш шанс, да и Алексис там быстрее поправится.
Клод не стал даже заикаться об иной перспективе, когда никакой Род-Таун уже не поможет.
— Но мы не можем притащить на хвосте «Надежного», — продолжил Клод. — Это все равно, что приставить к виску капитана пистолет. Я придумал, как остановить британский фрегат без единого выстрела.
Джордан слушал внимательно, но тут он не удержался от изумленного возгласа:
— Без единого выстрела? Я не ослышался?
— Совершенно верно. Я подумал о Лошадиной Подкове.
Глаза у Джордана стали круглыми, как блюдца.
— Вы имеете в виду риф? Использовать риф! Черт, отличная мысль!
Клод усмехнулся.
— Рад, что вы тоже так думаете. Если погода позволит, мы окажемся на месте через три дня. До Род-Тауна оттуда всего пара часов при попутном ветре. Как только мы разделаемся с «Надежным», мы сможем спокойно вернуть капитана Денти домой.
Глубокой ночью Клод смог оставить свой пост, навестить Алексис и поспать несколько часов на полу возле ее постели.
— Могу я что-нибудь для нее сделать? — спросил он Петерса.
— Ничего. Все, что от нас требуется, — это менять компрессы и давать ей ланданиум, чтобы уменьшить боль. В остальном мы бессильны.
Клод взял Алексис за руку и осторожно пожал ее. Вдруг ему показалось, что он ощутил ответное пожатие. Клод думал, что сердце выпрыгнет у него из груди. Наутро, когда внезапно изменилась погода, ему понадобилась вся его вера в это рукопожатие, чтобы жить и продолжать следовать выбранному курсу.
Вначале паруса опали лишь чуть-чуть, и, казалось, вот-вот ветер вновь надует их, унося вперед «Принцессу ночи». Но шли часы, и ветер превратился в легкий бриз, а затем стих, будто в море сбросили якорь. Корабль, словно дохлая рыба, дрейфовал в неподвижной воде.
Никто не знал, сколько продлится штиль — часы или недели. То, что британцы оказались в тех же условиях, не очень-то обнадеживало. На фрегате было больше людей, а когда ветра нет, ветром становятся человеческие мускулы.
Клод приказал матросам спуститься в большую шлюпку и, взявшись за весла, тащить «Принцессу» на буксире. Уилкс, Нед Аллисон и остальные далеко не обделенные силой моряки на пределе своих возможностей, обливаясь потом и тяжело дыша, пытались решить эту почти непосильную задачу.
Клод наблюдал в подзорную трубу за «Надежным». Его команда была в курсе происходящего на «Принцессе» и приняла ответные меры. Но только вместо одной шлюпки «Надежный» спустил на воду две. Кроме того, гребцы могли меняться чаще и не так уставали.
Экипаж «Принцессы» разделился на три части, и пока одни гребли, а другие отдыхали, третьи зачерпывали морскую воду и обливали паруса, чтобы тяжелая ткань лучше ловила ветер, если только он появится.
Штиль длился два дня. За это время команда вымоталась до последней степени, и матросы в изнеможении засыпали прямо на палубе. «Надежный» приблизился на опасное расстояние, а пожатие Алексис, так обрадовавшее Клода, больше ни разу не повторилось.
Но тут в сотнях миль к северу, в новом городе с грязными улицами и домами, построенными из корабельной обшивки, произошло событие, которому предстояло решительным образом изменить ситуацию.
Все началось с того, что из утренних газет вашингтонцы узнали о битве за освобождение Чарльстонского порта, и одна из таких газет вместе с письмом особой важности лежала сейчас на серебряном подносе, дожидаясь, пока главный руководитель страны позавтракает и возьмется за чтение.
— Сенатора Хоува ко мне! — в ярости воскликнул Президент, прочитав письмо.
Казалось, именно этот гневный рык Медисона надул паруса «Принцессы ночи».
Штиль закончился.
В тот момент, когда уже не оставалось сил ни действовать, ни надеяться, все вдруг пришло в движение и события стали развиваться с непредсказуемой быстротой.
На ночь Клод остался в капитанской каюте, тогда как Джордан делал все возможное, чтобы удержать позиции, с таким трудом отвоеванные у британцев.
И Алексис словно очнулась от штиля. Всю ночь она беспокойно металась, вздрагивала. Ее то бил озноб, то бросало в жар. Клод постоянно брал ее руку в свою и гладил, чтобы успокоить. Когда она вскрикивала от боли, он щедро поил ее успокоительным. Большую часть ночи Клод беседовал с ней, стараясь говорить ласковым, доверительным тоном. Он рассказывал ей о детстве, о своей первой любви, описывал свой дом, в котором жил тогда, родителей, сестру, улицы Бостона; он рассказывал о своем первом плавании, о доках, о Лендисе, о Гарри Янге и других близких людях, Клод говорил вещи, которые, будь она в сознании, заставили бы ее смеяться. Он даже говорил ей такое, от чего она, если бы смогла слышать, прижала бы его голову к своей груди и заплакала. Временами он сам с трудом понимал, о чем рассказывал, но не останавливался, веря, что его голос — это нить, которая не дает прерваться ее связи с миром, с ним, Клодом. Когда первые лучи солнца упали на ее лицо, он уже знал, что эту ночь они пережили.
Тогда Клод уснул. Проснувшись после полудня, он вынужден был довольствоваться объяснением, что его не разбудили лишь потому, что сейчас команде был позарез нужен отоспавшийся капитан. Поразмыслив, он не. мог не согласиться с тем, что Петерс был прав, принимая на себя решение не беспокоить его. Джордан отлично справился с задачей, и теперь до Лошадиной Подковы оставалось всего два часа ходу.
Лошадиная Подкова представляла собой коралловый риф в форме крутой дуги, общая длина которой достигала тринадцати миль. Расположенный в двадцати милях от Тортолы, между островами Ангада и Виргиния-Горда, риф представлял смертельную опасность для кораблей, заходящих в Карибский бассейн со стороны Атлантики. Кроме того, его необычная форма создавала течения, которые порой становились очень быстрыми и непредсказуемыми. Словно тропический айсберг, риф показывался из воды всего в нескольких местах, тогда как большая часть оставалась скрытой под водой. Поверхность его была неровной — цепь холмов перемежалась впадинами, порой довольно глубокими. Даже в ясную погоду риф можно было заметить лишь по измененному цвету воды. Те, кто полагался на старые карты, легко оказывались пленниками рифа, поскольку обозначать его начали совсем недавно.
Не имея возможности орудовать пушками, Клод решил поставить себе на службу природу. Он планировал обогнуть риф, подойти к нему поближе, а затем отступить, удерживая «Надежный» на расстоянии, вполне достаточном, чтобы заманить его в ловушку. Стратегия довольно рискованная, но иного выхода у него не было.
— Он идет за нами, капитан! Точь-в-точь, как вы говорили! — восхищенно воскликнул Пич.
— Право на борт! — приказал Клод, чувствуя, как корабль затягивает течением.
Когда «Принцесса» вышла из опасной зоны, Клод боковым зрением поймал «Надежный».
— Вот теперь мы и посмотрим. Если они не знают точного расположения рифа, их ждет сюрприз…
«Надежный» слишком давно и настойчиво преследовал «Принцессу», чтобы отступать сейчас, когда победа была так близка. Тяжелый фрегат шел напролом, и если «Принцессе» угрожало течение, то «Надежный» стоял как скала.
Игра напоминала партию в шахматы, в которой было задействовано все: выносливость, воля, терпение. Около часа «Принцесса» заигрывала с фрегатом, делая изящные пируэты, выводя дуги, рисуя на воде узоры, водя «Надежный» за собой как рыбу на поводке. «Надежный» повторял ее танец не так изящно, но уверенно и мощно, словно сила хотела посрамить красоту.
Все случилось неожиданно. Мощная волна накрыла «Принцессу ночи». О «Надежном» забыли — Редлэнд и Клод боролись не на жизнь, а на смерть, вращая штурвал, стонавший от напряжения. Паруса тревожно забили крыльями. Матросов разбросало по палубе. В недрах «Принцессы» другая принцесса закричала от боли и страха, призывая на помощь тех троих, что все равно не смогли бы ее услышать. И вот, вздрагивая всем корпусом, борясь с течением, готовым вот-вот подхватить ее и принести в жертву рифу, «Принцесса» ночи сделала отчаянный рывок и высвободилась. Только тогда они вспомнили о «Надежном».
Громкий треск и скрежет был ответом на их немой вопрос. «Надежный» врезался в риф. Должно быть, для обитавших в рифе причудливых животных и рыб забавными показались фонтаны и бульканье вокруг невесть откуда взявшихся обломков дерева и кусков металла.
На поверхности все звуки были приглушены. Но на каждом из кораблей люди знали, что думает о них экипаж противника; для этого не надо было иметь чуткий слух, достаточно было элементарного воображения. На «Принцессе ночи» видели, как спешно покидает тонущий корабль команда, и спустили лодки в помощь терпящим бедствие. Но спастись удалось далеко не всем. То тут, то там в красноватой от крови воде всплывали тела не справившихся с волнами и тех, кого разрезал риф. Одна из шлюпок перевернулась до того, как Клод успел достать ее крюком. Из всех, находившихся в ней, от зубов акул удалось уйти лишь немногим. Оставшиеся лодки «Принцесса» взяла на буксир и оставила лишь тогда, когда на горизонте показалась земля.
Сто двадцать человек с «Надежного» достигли Ангады к тому времени, как «Принцесса ночи» приплыла в Род-Таун. Двести жизней унес риф.
— У тебя в самом деле была девушка по имени Пруденс?
От неожиданности Клод чуть не свалился со стула. Подскочив к большой с кисейным пологом кровати, он склонился над Алексис. Она говорила так спокойно, будто продолжала только что прерванный разговор.
Клод опустился на колени перед кроватью и положил руку на лоб Алексис. Она смотрела на него с удивлением и любопытством, словно не понимала, чем он так озабочен.
— Салли! У нее нет жара! Салли!
Алексис отмахнулась от его руки, как от назойливой мухи, с нетерпением, развеселившим его.
— Ты права, Алекс. Ее звали Пруденс.
Она прикоснулась к его щеке кончикем вальца и провела линию — на щеке остался след.
Только тут он понял, что кончик ее пальца влажный.
— Ты плачешь, — тихо сказала она. Отыскав его руку, Алексис взяла ее в свою и чуть сжала, считая, что слова будут излишними, затем уснула вновь.
Салли Грендон наблюдала за этой сценой с порога собственной спальни. Картина была настолько трогательная, что и она не удержалась от слез. Промокнув свои круглые фиалковые глаза уголком фартука, она осторожно закрыла за собой дверь.
Проснувшись во второй раз, Алексис сразу потребовала, чтобы ей разрешили встать, но Салли даже слышать об этом не желала и тут же позвала на подмогу своего мужа и Клода. Алексис пришлось сдаться и дать слово впредь больше не буянить, оставаясь в постели ровно столько, сколько ей велят.
Клод проводил с ней по нескольку часов в день, развлекая рассказами о том, что происходило, пока она была без сознания. Однако он даже не упомянул о «Надежном», предпочитая не волновать ее попусту, зато в красках живописал самоотверженность, которую проявила Салли, взяв на себя обязанности по уходу за ней.
— Я думаю, она подозревает, — заговорщическим шепотом сообщил Клод, легонько поглаживая голубую жилку на запястье Алексис.
— Что подозревает? — точно таким же шепотом спросила Алексис.
— То, что я хочу забраться к тебе в постель.
Когда Алексис уснула, на щеках ее играл очаровательный румянец.
День за днем Алексис набиралась сил. Теперь уже ни у кого не было сомнений в том, что она выздоровеет. Наступила ночь, первая ночь на острове, принесшая Таннеру крепкий, спокойный сон. Он сладко улыбался во сне: никогда еще кровать не казалась ему такой удобной и теплой. Клод понял, в чем причина столь разительной перемены, только ранним утром, когда, проснувшись, обнаружил, что он в постели не один. В его объятиях, свернувшись клубочком, спала Алексис. Он пришел в ярость из-за того, что она без разрешения покинула свою спальню, но прогнать нарушительницу у него не хватило духу. Он только крепче обнял грозного капитана Денти, с трудом преодолев искушение поцеловать ее в полураскрытые губы.
— Тебе не надо было приходить ко мне, — сказал он нежно. — Зачем ты это сделала?
— Ты действительно хочешь, чтобы я ответила на твой вопрос?
— Нет, — со вздохом признался Клод. — Боюсь, что нет. Я едва удерживаюсь от того, чтобы… сама понимаешь.
— Зачем так мучиться? Мне уже гораздо лучше.
— Если Салли найдет тебя здесь, нам обоим несдобровать.
— О, она слишком со мной нянчится. Не позволяй ей поить меня снотворным. Я и так слишком многое проспала.
— Она нянчится с тобой, потому что любит тебя, и с минуты на минуту будет здесь. Вот тогда полетят обе наши головы.
Алексис приложила палец к его губам.
— Я этого не вынесу. Помоги мне вернуться обратно.
Клод быстро оделся, затем, осторожно обняв Алексис, повел ее в соседнюю спальню.
— Позволь мне взглянуть на твою рану. Если она открылась из-за того, что ты встала с постели, мне ничего не останется, как поить тебя ланданиумом самому.
Алексис неохотно согласилась. Клод приподнял ее ночную рубашку и разбинтовал повязку.
— Все в порядке, — сказал он, внимательно разглядывая рубец. — Салли сможет через несколько дней снять швы. Тебе надо быть бережнее к себе, Алексис. Ты очень, очень больна, и не притворяйся, что это не так.
— Обещай, что останешься на ночь у меня.
— Даже не надейся. Если ты не поклянешься мне во всем слушаться Салли, я вообще перестану ночевать в этом доме.
— Хорошо. Ты победил. Как ты думаешь, Салли позволит мне принять ванну?