Страница:
Обратный путь от приемной до лифта я проделал уже машинально, потихоньку привыкая к замысловатой коридорной географии этого заведения. Только надеюсь, что привычка к здешним местам мне больше не пригодится.
Леопард у лифта был тем же самым, что пощупал мне скулу позавчера на этом же месте. Когда он проверил у меня пропуск, на леопардовой физиономии отразилась какая-то смутная мысль. Глупо было дожидаться, пока этот милый парень с непредсказуемым ударом додумает свою мысль и врежет мне вторично.
Поэтому я получил поскорее свой пропуск и спустился по лестнице. Второй этаж, слава богу, — не десятый.
Судя по всему, охранные леопарды с кедрово-кипарисным вооружением тоже стали немножечко привыкать к Якову Семеновичу: они выпустили меня куда быстрее, чем впустили, и уже больше не старались проверить своими стволами крепость моих ребер.
Все! — подумал я на улице. Спасибо этому дому, но больше мы сюда не пойдем. Здесь дают поручения и умудряются за них не платить. Пусть себе генерал-полковник Сухарев охраняет Президента без моей помощи, а я как-нибудь обойдусь без генерал-полковника в частном сыске…
Домой я возвращался кружным путем. Но не потому, что опасался слежки (всем, кому надо и не надо, мой адрес был известен). А потому, что решил по пути заглянуть в один приличный гастроном и сделать себе подарок к ужину и к завтраку. Неполучение гонорара — еще не повод к экономии. Не все же мои клиенты — в ранге генерал-полковника, некоторые еще и платят за работу.
Толстый господин, маявшийся у моего подъезда, принадлежал к числу платежеспособных клиентов. Правда, мне еще пару дней назад казалось, что как раз я не принадлежу к числу частных детективов, услугами которых означенный толстый господин воспользуется хоть когда-нибудь. По крайней мере, толстый господин утверждал такое неоднократно.
— Здравствуйте, Яков Семенович, — смиренно поприветствовал меня толстяк.
Толстяков новенький «Ниссан» был припаркован тут же, у моего подъезда. Асфальт был усеян окурками «Лаки Страйк», и любой плохонький Шерлок на моем месте моментально догадался бы, что ожидают меня давно.
— Здравствуйте, господин Гринюк, — нелюбезно проговорил я. Пакет с покупками оттягивал руку. — Вы ко мне? — Видите ли, Яков Семенович… — директор издательства «Время» начал свой заранее заготовленный монолог, который я с удовольствием пресек в зародыше.
— Вижу, господин Гринюк, — ответил я, не дожидаясь многокилометровых объяснений. Все было понятно и так. — Восемь вагонов с фольгой для «Всемирного бестселлера», так? Вы хотите, чтобы я их нашел, так?
Господин Гринюк удрученно кивнул.
— Я прочел в «Книжном вестнике», что вы заранее отказались, но…
— Верно, отказался, — я переложил пакет из правой руки в левую. — Я имею право выбирать клиентов. И не выбираю тех, кто говорит обо мне всякие гадости.
— Я был не прав, — покорно сказал Гринюк. — Готов повторить это публично.
Вы — хороший специалист, Яков Семенович. У меня к вам нет никаких претензий. Я согласен на двойной тариф…
— Да в чем дело? — удивился я. — Ладно, милиция отказалась. Но у вас в издательстве штат — дай боже! Дайте задание, пусть ищут. Восемь вагонов не иголка, найдут.
— Хорошо, я объясню, Яков Семенович, с мученическим вздохом произнес толстый Гринюк. — Черт с ней, с секретностью… Нам дали важный и срочный госзаказ, понимаете? Мы. просто физически не можем сейчас ничем другим заняться. А через месяц, когда тираж «Воспоминаний» выйдет, уж точно никому из нас этих вагонов с фольгой не найти…
— Каких… каких еще «Воспоминаний»? — выдохнул я. Мне показалось, что я ослышался.
— Президентских, каких же еще, — равнодушно ответил Гринюк. — Помните, у нас было издание? Теперь выпускаем новое, исправленное и дополненное. Печатать будем в Германии.
— И средства обещали выделить? — тупо спросил я.
— Давно выделены, — сообщил Гринюк, несколько удивленный моим любопытством. — Анатолий Васильевич распорядился, Сухарев. Из внебюджетных фондов. Заказ, бумага, полиграфия — все оплачено.
Я в полном обалдении потер свободной рукой лоб. Среди отрицательных качеств господина Гринюка склонности к мистификациям не наблюдалось. Но тогда, выходит, врал мне Сухарев? Но зачем? Чтобы получить несекретные сведения об издательстве, услугами которого он заведомо не собирался пользоваться? Вот ерунда-то какая! «Тетрис» — не филиал ЦРУ, не гнездо мирового терроризма.
Рядовое частное издательство, даже без особой мафиозной «крыши». Ни-че-го не понимаю!
Что за дурацкую игру со мной затеяли? Хотел бы я знать…
— Яков Семенович, вы в порядке? — с некоторым испугом в голосе осведомился толстый Гринюк. Вероятно, вид у меня был здорово ошарашенный.И немудрено.
— Я в порядке, — машинально ответил я.
— Так вы беретесь?
Наверное, я все еще машинально кивнул, потому что опомнился в ту минуту, когда «Ниссан» директора «Времени» уже уезжал, а я оставался у подъезда со своим пакетом в одной руке и рублевой монеткой в другой. Гринюк хорошо знал о размерах моего задатка и был, я думаю, чрезвычайно доволен, что ему так быстро посчастливилось уломать этого Штерна. Он-то готовился к длительной осаде, а тут… Делать нечего, подумал я, поднимаясь на свой? этаж. Придется теперь еще искать эти вагоны. Но это как раз не беда. Действительно ведь не иголка, разыщем. А вот генерал-полковничью фантасмагорию как прикажете понимать? Для заговора слишком хлипко, для розыгрыша чересчур масштабно. И кто такой, собственно говоря, Яков Семенович Штерн, чтобы над ним решил подшутить сам начальник Службы ПБ? Может, в своем кругу они все — большие шутники: весело постреливают по телефонам, с прибауточками ломают стулья и ловят пиявочек серыми шляпами. Только я не из их круга, вот что. Не генерал-полковник, даже не полковник. Может, у Третьего человека просто такой характер… игривый?
Лаврентий же Палыч заманивал девочек в свои апартаменты. Вдруг наш Анатолий Васильевич питает необъяснимую склонность к частным детективам средних лет? Да нет, совсем не похоже. Тогда на что это все похоже? На что?..
Деликатесы, купленные в гастрономе, я пожрал без малейшего удовольствия.
Когда башка забита вопросами, обоняние и осязание у меня на нуле. Могу съесть сырую свеклу — и не заметить. Помнится, Наталья моя бывшая в свое время прекрасно пользовалась этим моим качеством и не возилась со стряпней в те дни, когда я погружался в сложные дела. Все равно пойдет не впрок.
Сны свои в эту ночь я толком не запомнил, но, если не ошибаюсь, снился мне сам генерал-полковник Сухарев на балашихинском сходняке. И кличка у него была почему-то не Сухарь, а Ворона. Настоящий же Ворона тоже мелькал в моем сне благообразный, седой, в полковничьей форме. Действие сна плавно перемещалось из Балашихи в Уругвай и обратно, пока я не понял: Балашиха и Уругвай — одно и то же место, только названия разные. Утром я был еще под впечатлением этого великого географического открытия, а потом включил радио — и сразу позабыл обо всех своих сновидениях.
В качестве городской новости № 1 «Эхо столицы» называло ночной пожар в здании крупного информационного агентства. Пожар очень странный: полностью выгорели только две комнаты на третьем этаже. Жертв не было. Другие помещения не пострадали. Как сообщил диктор «Эха», комнаты те занимало в агентстве некое столичное издательство. Название издательства не сообщалось, но я и так его знал. Как и адрес. Именно с этих координат «Тетриса» и начинался мой вчерашний отчет, сделанный для начальника Службы ПБ Сухарева Анатолия Васильевича.
Часть вторая
Глава первая
Леопард у лифта был тем же самым, что пощупал мне скулу позавчера на этом же месте. Когда он проверил у меня пропуск, на леопардовой физиономии отразилась какая-то смутная мысль. Глупо было дожидаться, пока этот милый парень с непредсказуемым ударом додумает свою мысль и врежет мне вторично.
Поэтому я получил поскорее свой пропуск и спустился по лестнице. Второй этаж, слава богу, — не десятый.
Судя по всему, охранные леопарды с кедрово-кипарисным вооружением тоже стали немножечко привыкать к Якову Семеновичу: они выпустили меня куда быстрее, чем впустили, и уже больше не старались проверить своими стволами крепость моих ребер.
Все! — подумал я на улице. Спасибо этому дому, но больше мы сюда не пойдем. Здесь дают поручения и умудряются за них не платить. Пусть себе генерал-полковник Сухарев охраняет Президента без моей помощи, а я как-нибудь обойдусь без генерал-полковника в частном сыске…
Домой я возвращался кружным путем. Но не потому, что опасался слежки (всем, кому надо и не надо, мой адрес был известен). А потому, что решил по пути заглянуть в один приличный гастроном и сделать себе подарок к ужину и к завтраку. Неполучение гонорара — еще не повод к экономии. Не все же мои клиенты — в ранге генерал-полковника, некоторые еще и платят за работу.
Толстый господин, маявшийся у моего подъезда, принадлежал к числу платежеспособных клиентов. Правда, мне еще пару дней назад казалось, что как раз я не принадлежу к числу частных детективов, услугами которых означенный толстый господин воспользуется хоть когда-нибудь. По крайней мере, толстый господин утверждал такое неоднократно.
— Здравствуйте, Яков Семенович, — смиренно поприветствовал меня толстяк.
Толстяков новенький «Ниссан» был припаркован тут же, у моего подъезда. Асфальт был усеян окурками «Лаки Страйк», и любой плохонький Шерлок на моем месте моментально догадался бы, что ожидают меня давно.
— Здравствуйте, господин Гринюк, — нелюбезно проговорил я. Пакет с покупками оттягивал руку. — Вы ко мне? — Видите ли, Яков Семенович… — директор издательства «Время» начал свой заранее заготовленный монолог, который я с удовольствием пресек в зародыше.
— Вижу, господин Гринюк, — ответил я, не дожидаясь многокилометровых объяснений. Все было понятно и так. — Восемь вагонов с фольгой для «Всемирного бестселлера», так? Вы хотите, чтобы я их нашел, так?
Господин Гринюк удрученно кивнул.
— Я прочел в «Книжном вестнике», что вы заранее отказались, но…
— Верно, отказался, — я переложил пакет из правой руки в левую. — Я имею право выбирать клиентов. И не выбираю тех, кто говорит обо мне всякие гадости.
— Я был не прав, — покорно сказал Гринюк. — Готов повторить это публично.
Вы — хороший специалист, Яков Семенович. У меня к вам нет никаких претензий. Я согласен на двойной тариф…
— Да в чем дело? — удивился я. — Ладно, милиция отказалась. Но у вас в издательстве штат — дай боже! Дайте задание, пусть ищут. Восемь вагонов не иголка, найдут.
— Хорошо, я объясню, Яков Семенович, с мученическим вздохом произнес толстый Гринюк. — Черт с ней, с секретностью… Нам дали важный и срочный госзаказ, понимаете? Мы. просто физически не можем сейчас ничем другим заняться. А через месяц, когда тираж «Воспоминаний» выйдет, уж точно никому из нас этих вагонов с фольгой не найти…
— Каких… каких еще «Воспоминаний»? — выдохнул я. Мне показалось, что я ослышался.
— Президентских, каких же еще, — равнодушно ответил Гринюк. — Помните, у нас было издание? Теперь выпускаем новое, исправленное и дополненное. Печатать будем в Германии.
— И средства обещали выделить? — тупо спросил я.
— Давно выделены, — сообщил Гринюк, несколько удивленный моим любопытством. — Анатолий Васильевич распорядился, Сухарев. Из внебюджетных фондов. Заказ, бумага, полиграфия — все оплачено.
Я в полном обалдении потер свободной рукой лоб. Среди отрицательных качеств господина Гринюка склонности к мистификациям не наблюдалось. Но тогда, выходит, врал мне Сухарев? Но зачем? Чтобы получить несекретные сведения об издательстве, услугами которого он заведомо не собирался пользоваться? Вот ерунда-то какая! «Тетрис» — не филиал ЦРУ, не гнездо мирового терроризма.
Рядовое частное издательство, даже без особой мафиозной «крыши». Ни-че-го не понимаю!
Что за дурацкую игру со мной затеяли? Хотел бы я знать…
— Яков Семенович, вы в порядке? — с некоторым испугом в голосе осведомился толстый Гринюк. Вероятно, вид у меня был здорово ошарашенный.И немудрено.
— Я в порядке, — машинально ответил я.
— Так вы беретесь?
Наверное, я все еще машинально кивнул, потому что опомнился в ту минуту, когда «Ниссан» директора «Времени» уже уезжал, а я оставался у подъезда со своим пакетом в одной руке и рублевой монеткой в другой. Гринюк хорошо знал о размерах моего задатка и был, я думаю, чрезвычайно доволен, что ему так быстро посчастливилось уломать этого Штерна. Он-то готовился к длительной осаде, а тут… Делать нечего, подумал я, поднимаясь на свой? этаж. Придется теперь еще искать эти вагоны. Но это как раз не беда. Действительно ведь не иголка, разыщем. А вот генерал-полковничью фантасмагорию как прикажете понимать? Для заговора слишком хлипко, для розыгрыша чересчур масштабно. И кто такой, собственно говоря, Яков Семенович Штерн, чтобы над ним решил подшутить сам начальник Службы ПБ? Может, в своем кругу они все — большие шутники: весело постреливают по телефонам, с прибауточками ломают стулья и ловят пиявочек серыми шляпами. Только я не из их круга, вот что. Не генерал-полковник, даже не полковник. Может, у Третьего человека просто такой характер… игривый?
Лаврентий же Палыч заманивал девочек в свои апартаменты. Вдруг наш Анатолий Васильевич питает необъяснимую склонность к частным детективам средних лет? Да нет, совсем не похоже. Тогда на что это все похоже? На что?..
Деликатесы, купленные в гастрономе, я пожрал без малейшего удовольствия.
Когда башка забита вопросами, обоняние и осязание у меня на нуле. Могу съесть сырую свеклу — и не заметить. Помнится, Наталья моя бывшая в свое время прекрасно пользовалась этим моим качеством и не возилась со стряпней в те дни, когда я погружался в сложные дела. Все равно пойдет не впрок.
Сны свои в эту ночь я толком не запомнил, но, если не ошибаюсь, снился мне сам генерал-полковник Сухарев на балашихинском сходняке. И кличка у него была почему-то не Сухарь, а Ворона. Настоящий же Ворона тоже мелькал в моем сне благообразный, седой, в полковничьей форме. Действие сна плавно перемещалось из Балашихи в Уругвай и обратно, пока я не понял: Балашиха и Уругвай — одно и то же место, только названия разные. Утром я был еще под впечатлением этого великого географического открытия, а потом включил радио — и сразу позабыл обо всех своих сновидениях.
В качестве городской новости № 1 «Эхо столицы» называло ночной пожар в здании крупного информационного агентства. Пожар очень странный: полностью выгорели только две комнаты на третьем этаже. Жертв не было. Другие помещения не пострадали. Как сообщил диктор «Эха», комнаты те занимало в агентстве некое столичное издательство. Название издательства не сообщалось, но я и так его знал. Как и адрес. Именно с этих координат «Тетриса» и начинался мой вчерашний отчет, сделанный для начальника Службы ПБ Сухарева Анатолия Васильевича.
Часть вторая
ЛЮДИ БЕЗ ОХРАНЫ
Глава первая
ЗЛОЙ РОК СТАРИКА НОВИЦКОГО
Поезд прошел, однако шлагбаум на переезде упорно не желал подниматься, словно прилип. Минута, другая, третья… Дурацкая штанга, раскрашенная на манер зебры, по-прежнему оставалась без движения. "Что за гадость эти шлагбаумы! — недовольно подумал я. — Особенно автоматические. Они, похоже, изобретены специально, чтобы действовать на нервы и без того нервным частным детективам.
Пока сонная бабка-смотрительница в оранжевой телогрейке сообразит, что автоматику заело, все на переезде помрут от старости".
Мой таксист неторопливо закурил свою очередную папиросину. На протяжении всего пути до Переделкина я не один раз порывался сделать остановку у какого-нибудь коммерческого ларька и купить для шофера отраву поприличнее. Но водитель только равнодушно отмахивался от моего выгодного предложения. Мол, не буржуй, обойдется. Дым он и есть дым, хоть заграничный, хоть наш. Сам я даже в образе сантехника или какого иного пролетария не смог бы курить такую дрянь: меня мутило от одного вида голубенькой пачки с этаким горлодером. По сравнению с ним ужасные «Московские крепкие» казались нежным ментоловым «Пел-Меллом».
— Может, рванем? — не выдержав столь долгой паузы, предложил я таксисту. — Вон впереди уже выруливают… — Передний «жигуль» и в самом деле решил, недолго думая, объехать шлагбаум.
— Рвануть и дурак может, — загадочно проговорил водитель, да только штаны порвет… Смотри внимательнее, торопыга.
Шустрый «жигуленок» тем временем легко обогнул зеброобразное препятствие, перевалил через пути — и был остановлен суровым свистком. Из ближайших к переезду кустов вылез торжествующий гаишник и, помахивая жезлом, направилсяк машине-нарушительнице.
— Я эту систему знаю, — хмыкнул таксист. — Здешняя бабка с гаишником в доле. Бабке надо просто чуток передержать шлагбаум, и всегда найдется чайник, которому не терпится. А деньги они с ментом делят.
— Надо же! — удивился я, глядя, с какой профессиональной сноровкой гаишник получает законную мзду и вновь исчезает в кустах. Стоило ему скрыться, как шлагбаум тут же был поднят.
— Вот-вот, — подтвердил таксист, плавно трогая машину с места.
Благоухающий окурочек он, к моей радости, запулил в открытое окно. —Хитрожопый народ пошел, сил нет.
— Всюду — жизнь, — философски изрек я.
— Точно, — согласился водитель. — Жизнь — она, парень, повсюду, куда ни плюнь. Только у одних она погуще, а у других — пожиже. Писатели здесь, к примеру скажем, густо живут. Уважаю… Ты-то сам случаем не писатель, а? Давно хотел у тебя спросить.
— Увы, нет, — признался я. — Где уж нам. Я всего-навсего читатель. Еду вот к поэту Новицкому, за автографом. Слыхали про Новицкого?
— А то как же! — откликнулся таксист. — И слыхал, и по ящику видал. Даже подвозил разок, когда «ягуарище» его с деревом поцеловался. Подъедем поближе, я тебе это дерево покажу. Шоферить Владлен Алексеич, понятно, не умеет, а песенник он — знамени-и-итый… — В подтверждение оих последних слов водитель такси замурлыкал арый шлягер. Хит забытой эпохи восьмидесятых.
— «Океан цветов», — определил я. — Музыка адам Пугачевой, слова маэстро Новицкого.
— Интересуешься? — с уважением спросил таксист.
— Само собой, — легко соврал я. — Просто тащусь от его песен, в особенности ранних.
— Ага, — согласился шофер. — «Осень в Пицунде» — сильная штука.
— Великая вещь, — с готовностью поддержал я таксиста-меломана.
На самом деле Владлен Алексеевич Новицкий абсолютно не интересовал меня в качестве песенника. И в качестве автора пятнадцати стихотворных сборников — тоже. Но вот шестнадцатый его сборник лежал сейчас в кармане моего пиджака.
Слева, где сердце. Выпустило книжку, представьте, некое издательство под названием «Тетрис». Как раз позавчера я и приобрел сборник — за компанию с другими книгами «Тетриса» — у одной злобненькой маленькой пигалицы в вестибюле Госкомпечати…
Утром, выслушав новости по «Эху столицы», я не меньше часа пребывал в тяжкой задумчивости. Сообщение о пожаре очень ловко связалось в моей голове со вчерашним рассказом толстого господина Гринюка. Правда, убей меня бог, я не представлял себе, что делать теперь с этой странной связкой. Самым мудрым поступком было бы, конечно, плюнуть на все с высокой колокольни и постараться побыстрее забыть. Господин генерал-полковник дал мне поручение, и я его худо-бедно выполнил. Гринюк в принципе мог и напутать. Речь, в конце концов, могла идти о разных книжках «Воспоминаний», только и всего. Ночной пожар в информагентстве мог бы оказаться случайностью, вот и по радио сказали про короткое замыкание… Правда, оставались еще непонятный удар по голове в заведении с розовым кафелем и вдобавок смертельные игры со «Скорой помощью».
Однако и это, при желании, нетрудно было бы объяснить печальными особенностями моей нынешней профессии. Когда занимаешься частным сыском, будь готов к любым сюрпризам, преимущественно неприятным. Мало тебя, что ли, били по башке, Яков Семенович? Пора бы привыкнуть и не пороть горячку. Что, у тебя, Яков Семенович, дел других нет, чтобы вот так посиживать в позе роденовского мыслителя?
Займись-ка лучше «Бигфутом» — поручение плановое, простое и денежное. Да и гринюковская фольга теперь на тебе висит, все восемь вагонов. И еще не худо бы отыскать графа Токарева и даже не бить ему сразу морду, а ПО-ДОБРОМУ посоветовать НЕМЕДЛЕННО мотать из страны вместе со шкафом-телохранителем.
Короче говоря, важных дел было невпроворот. Отвлекаться на сомнительные посторонние делишки было бы идиотской тратой времени и денег, которые я бы мог за это время заработать… Чем больше я себя уговаривал, чем сильнее взывал к здравому смыслу, тем очевиднее для меня становилось: я все-таки бросаю важнейшие дела из-за сомнительных делишек. И не потому, что обожаю незапланированные приключения, а потому, что доверяю интуиции. А интуиция подсказывает, что Яков Семенович опять влип в какую-то скверную историю. И лучше уж ему самому в ней разобраться, чем прятать голову в песок и покорно ждать, пока кто-нибудь не разберется с ним.
Итак, рассуждал я, имеются два реальных подхода к этой непонятной истории.
Вернее, две ниточки. Одна ведет высоко-высоко, к самому ведомству генерал-полковника Сухарева. Другая — к издательству «Тетрис». Вариант разговора по душам с господином генерал-полковником я сразу отбросил как нереальный. Или, скажем, ПОКА отбросил. Такой разговор требует фактов и желез-яых версий, первых у меня мало, а вторых нет во-все. Правда, номерок генерал-полковничьего телефона с визитки я машинально успел запомнить еще до того, как у меня свистнули визитку вместе с кошельком. Два-восемь-четыре четыре-восемь семь-четыре. Несмотря на контузию, потерей памяти я не страдаю.
Неплохо. Когда-нибудь заветные цифры могут мне и пригодиться. Но не сейчас.
Теперь ниточка к «Тетрису». Тут вариантов не слишком много. Офис сгорел, двое отцов-основателей в Уругвае. Что остается? Господин Искандеров с разбитым «Мерседесом» и сами книги издательства «Тетрис». Может, именно в них дело? Не зря ведь Анатолий Васильевич Сухарев первым делом сунул свой генерал-полковничий нос в мою библиографию. Или я уже фантазирую от полной безнадеги? Не похож генерал-полковник на библиофила, абсолютно не похож. Тогда тем более странно.
Я набрал искандеровский номер. Как мне и предсказывал Слава Родин, глухой голос автоответчика объяснил мне, что Игоря Алекперовича нет дома. Но если я хочу оставить сообщение… Я пока не хотел. Ничего интересного сообщить я не мог, а на вопросы отвечать автоответчики не приучены. Несмотря на название.
Оставались книги. Я аккуратно разложил на столе свои позавчерашние книжные приобретения и тупо на них уставился. Начнем все сначала.
Раймонд Паркер, «Ночные монстры Манхэттена». Мистика, перевод с английского.
Владлен Новицкий, «Реквием Реконкисте». Стихи.
Александр Жилин, «Капитанская внучка». Роман из серии «По следам классиков».
Юрий Ляхов, «Вопли и овцы». Сатирический роман.
И наконец, — «Большая энциклопедия азартных игр». В одном томе страниц под шестьсот. Автор некто К. Вишняков.
Вполне возможно, что любая из этих книг содержит ответ на вопрос, который я и сам пока не могу сформулировать. Или не содержит. Ладно, двинемся от обратного. Примем за основу рабочую гипотезу о том, что нездоровый интерес генерал-полковника Сухарева к мирному издательству «Тетрис» никак не связан с публикацией президентских мемуаров и целиком вырос из его интереса к одной-единственной из последних книг издательства. Попробуем подпереть эту гипотезу тем соображением, что генерал-полковничье любопытство было любопытством ПРОФЕССИОНАЛЬНЫМ. Его интересом именно как начальника Службы ПБ.
В этом случае, решил я, творение мистера Паркера сразу вылетает из списка претендентов на отгадку. Если среди этих томов и упрятан Большой Секрет, то искать его вряд ли следует на Манхэттене. СПБ — все-таки не Служба внешней разведки, так далеко ее интересы, надеюсь, не распространяются. «Отбой», сказал себе я и переложил «Монстров» со стола на дальнюю книжную полку, где у меня пылилась всяческая мистика.
Было пять негритят, тетушка Агата, теперь их стало четыре. Пора познакомиться с каждым поближе. Для начала я позвонил Славе Родину в «Книжный вестник» и спросил, может ли он, Родин, мне помочь. Добрым советом, имеется в виду. Не деньгами.
— Могу и деньгами, — обидчиво сказал Слава. — Если ты воображаешь, будто я такой скряга…
— Родин, — строго прервал его я. — Ценность твоих знаний невозможно измерить в рублях.
— А в баксах? — заинтересовался Слава. Очевидно, на работе ему платили меньше, чем он хотел.
— И в любой другой валюте тоже, — заверил я его — Ты обладаешь знаниями настолько бесценными, что по сравнению с ними деньги теряют силу..
— Так уж и бесценными, — проговорил польщенный Родин. — Ври больше… Ну, чего же тебе надобно,старче?
Я немедленно перечислил ему все, что хотел узнать.
— Ага! — присвистнул Слава, выслушав. — пять «Тетрис». Плотно ты, гляжу, за него взялся. Короткое замыкание и пожар — часом не твоя работа? Сначала, понимаешь, он сжег офис, теперь хочет извести под корень их авторов. С размахом действуешь. А я, выходит, соучастник… — В трубке послышалось довольное хихиканье.
— Властислав! — громовым голосом сказал я. — Дело серьезное, мне не до шуток. — Я нарочно назвал Славу его полным именем, которое сам Родин с детства терпеть не мог.
— Не называй меня так! — моментально взвился Слава. — Я не отвечаю за бзик моих родителей.
— И не надо, — согласился я. — Отвечай-ка лучше на мои вопросы.
Давай-давай, Родин, я уже конспектирую.
Минуть десять Слава фонтанировал информацией, я еле-еле успевал записывать. Вот кого бы генерал-полковнику следовало заполучить, а не меня.
Родин слегка затруднился только с личностью К. Вишнякова и теперешним адресом Жилина — и то пообещал уже к вечеру добыть сведения. В потоке родинской информации был, пожалуй, только один фактик, который я решил уточнить. О Новицком.
— С чего это ты взял, дорогой Слава, — спросил я, — что он так просто пригласит меня в гости? Я ведь — не Пугачева и не председатель ПЕН-клуба…
— Пригласит, еще как пригласит, — заверил меня Родин. — Ты, главное, ему скажи, что ты — большой почитатель его творчества и что твоя фамилия-Штерн.
— Он что, меня знает? — удивился я. Моя популярность в книжном мире не распространялась на поэтов. Меня в основном знали бандиты и бизнесмены. И, разумеется, бандиты-бизнесмены, типа Тараса или Бати.
— Сомневаюсь, — фыркнул Родин. — Но не в этом дело. У него, старичок, есть комплекс. Тоже бзик, если угодно. В пятьдесят третьем он напечатал в «Правде» стишок, что-то там про коварных космополитов. И до сих пор его совесть мучает.
— Сколько же ему лет-то было в пятьдесят третьем? — полюбопытствовал я. — Лет двадцать?
— Восемнадцать, — уточнил всезнающий Родин. —Совсем еще пацан был. Но комплекс вины у него обострился лет десять назад. Так что для него теперь любой поклонник-почитатель с неарийской фамилией — как манна небесная. Непременно зовет к себе в Переделкино и поит водкой. Помнишь Фиму Эрлиха? Он, пока был в отказе, два года почти ездил к Владлену опохмеляться. Приедет, прочтет вслух его «Листопад» — и тот уже наливает. Я думал, ты знаешь…
Самого Фиму Эрлиха я знал. И всегда подозревал, что земля обетованная не слишком выиграла, получив от России такой рыжий подарочек. Рассказ Родина только укрепил меня в этих подозрениях.
— Фима — мечта антисемита, — вздохнул я. — Раз уж Новицкий был таким мазохистом, что терпел Эрлиха, то авось и Штерна вытерпит.
— Вытерпит, — обнадежил Слава. — Счастлив будет, слово даю…
И действительно: все вышло так, как предсказал Родин. В первый момент нашего телефонного разговора Владлен Алексеевич был суров и официален. Однако узнав, что его собеседник — Штерн, да еще и Яков и к тому же Семенович, старик Новицкий сразу помягчел и согласился принять меня в тот же день на своей переделкинской даче. Никогда бы раньше не подумал, будто мои скромные фамилия, имя и отчество могут еще кого-то обрадовать, тем более популярного поэта.
Воистину, к живи — век учись. Или, как сказано в моем любимом «Фаусте», теория суха, но жизнь другое дерево…
— …Вот оно, это дерево!
Голос таксиста вывел меня из состояния задумчивости. Я ошалело завертел головой.
— Да не туда смотришь! Во-он, справа… Во-он, кора ободрана!
Наконец-то я увидел То Самое Дерево, в которое однажды врезался «Ягуар» народного поэта-песенника и по совместительству друга всех евреев. Дерево оказалось здоровенным дубом, на котором до полного литературного совершенства не хватало только сидящих кота и русалки. Ржавая цепь на дубе том уже была. На цепь здесь был почему-то посажен детский трехколесный велосипед.
— Дуб что надо, — оценил я. — Впечатляет. — Свое собственное авто я расколошматил о препятствие, куда менее поэтическое. О бетонную стену завода резинотехнических изделий на улице Элеваторной. И в причины аварии лично я предпочитаю не углубляться.
От того исторического места, где Новицкий на «Ягуаре» отважно бодался с дубом, до жилища самого дубоборца было всего километра два. Их наше такси благополучно одолело минуты за две и притормозило у желтенькой ограды из тонких металлических прутьев. Я расплатился, накинув к счетчику еще пятерку за путевые рассказы о достопримечательностях, а потом забарабанил по броне дачных ворот.
Мощные ворота здесь, очевидно, были установлены совсем недавно и, судя по виду, способны были задержать тяжелый танк «тигр». Зато уж старенькие железные прутики забора выглядели пустяковой преградой для любого, пожелавшего форсировать этот хлипкий оборонительный рубеж. То ли у Новицкого денег не хватило для полного превращения дома и участка в неприступный бастион, то ли терпения. То ли бронебойной стали. Кстати сказать, ограждение многих оборонных предприятий в Москве сейчас имело точно такой же недостаток: главный вход был защищен по последнему слову техники, но вот фланги и, в особенности, тыл оголялись самым легкомысленным образом. Очевидно, предполагалось, что потенциальный злоумышленник по-джентльменски станет штурмовать цитадель лишь в специально отведенном для этого месте…
— Кто там? — с трудом пробился ко мне голос из-за брони, Я сложил ладони,рупором и прокричал в ответ:
— Это Штерн! Яков! Семенович!
С диким скрежетом створки начали медленно раздвигаться. Пневмопривод работал, как видно, на совесть, однако смазать петли поэт не позаботился. Не счел. Секунд десять я стоял, как баран, перед новыми воротами, но, как только щель между створками достигла приемлемой ширины, я тотчас шагнул в образовавшийся просвет и сказал:
— Здравствуйте!
Поэт Владлен Новицкий вполне соответствовал фотографии на задней стороне обложки своего шестнадцатого сборника: помятое лицо, остатки седенькой шевелюры на голове, яркий малиновый пиджак. Только вместо шейного платка в крупный синий горошек на нем теперь красовалось еще более стильное кашне с блестками.
По-моему, один такой шарфик должен был стоить не дешевле половины здешних бронебойных ворот. В руке поэт сжимал пультик дистанционного управления.
— Здравствуйте! — произнес Новицкий и, прежде чем закрыть ворота, на всякий случай осведомился:
— Вы точно Штерн?
— Абсолютно точно, — заверил я. — Могу паспорт показать.
— Нет-нет, я вам верю… — поглядев мне в лицо, сразу засмущался поэт. — Я и так уже понял… — Очевидно, мой крупномасштабный нос был самым надежным доказательством, что я — именно Штерн. А не Иванов, не Редькин и уж тем более не Карташов.
Поняв, что невольным намеком на мой неарийский шнобель он допустил случайную бестактность, Новицкий уже совершенно стушевался и надавил не на ту кнопку своего пультика, отчего ворота начали не закрываться, но открываться еще шире. Скрежет створок стал еще громче. Вдобавок ко ему Новицкий, похоже, зацепил кнопочку, включающую ночное освещение. Несколько здоровенных ламп над нами сейчас же налились неприятным ярким светом, причем одна из ламп немедленно лопнула с шумом, похожимна выстрелиз базуки.
Пока сонная бабка-смотрительница в оранжевой телогрейке сообразит, что автоматику заело, все на переезде помрут от старости".
Мой таксист неторопливо закурил свою очередную папиросину. На протяжении всего пути до Переделкина я не один раз порывался сделать остановку у какого-нибудь коммерческого ларька и купить для шофера отраву поприличнее. Но водитель только равнодушно отмахивался от моего выгодного предложения. Мол, не буржуй, обойдется. Дым он и есть дым, хоть заграничный, хоть наш. Сам я даже в образе сантехника или какого иного пролетария не смог бы курить такую дрянь: меня мутило от одного вида голубенькой пачки с этаким горлодером. По сравнению с ним ужасные «Московские крепкие» казались нежным ментоловым «Пел-Меллом».
— Может, рванем? — не выдержав столь долгой паузы, предложил я таксисту. — Вон впереди уже выруливают… — Передний «жигуль» и в самом деле решил, недолго думая, объехать шлагбаум.
— Рвануть и дурак может, — загадочно проговорил водитель, да только штаны порвет… Смотри внимательнее, торопыга.
Шустрый «жигуленок» тем временем легко обогнул зеброобразное препятствие, перевалил через пути — и был остановлен суровым свистком. Из ближайших к переезду кустов вылез торжествующий гаишник и, помахивая жезлом, направилсяк машине-нарушительнице.
— Я эту систему знаю, — хмыкнул таксист. — Здешняя бабка с гаишником в доле. Бабке надо просто чуток передержать шлагбаум, и всегда найдется чайник, которому не терпится. А деньги они с ментом делят.
— Надо же! — удивился я, глядя, с какой профессиональной сноровкой гаишник получает законную мзду и вновь исчезает в кустах. Стоило ему скрыться, как шлагбаум тут же был поднят.
— Вот-вот, — подтвердил таксист, плавно трогая машину с места.
Благоухающий окурочек он, к моей радости, запулил в открытое окно. —Хитрожопый народ пошел, сил нет.
— Всюду — жизнь, — философски изрек я.
— Точно, — согласился водитель. — Жизнь — она, парень, повсюду, куда ни плюнь. Только у одних она погуще, а у других — пожиже. Писатели здесь, к примеру скажем, густо живут. Уважаю… Ты-то сам случаем не писатель, а? Давно хотел у тебя спросить.
— Увы, нет, — признался я. — Где уж нам. Я всего-навсего читатель. Еду вот к поэту Новицкому, за автографом. Слыхали про Новицкого?
— А то как же! — откликнулся таксист. — И слыхал, и по ящику видал. Даже подвозил разок, когда «ягуарище» его с деревом поцеловался. Подъедем поближе, я тебе это дерево покажу. Шоферить Владлен Алексеич, понятно, не умеет, а песенник он — знамени-и-итый… — В подтверждение оих последних слов водитель такси замурлыкал арый шлягер. Хит забытой эпохи восьмидесятых.
— «Океан цветов», — определил я. — Музыка адам Пугачевой, слова маэстро Новицкого.
— Интересуешься? — с уважением спросил таксист.
— Само собой, — легко соврал я. — Просто тащусь от его песен, в особенности ранних.
— Ага, — согласился шофер. — «Осень в Пицунде» — сильная штука.
— Великая вещь, — с готовностью поддержал я таксиста-меломана.
На самом деле Владлен Алексеевич Новицкий абсолютно не интересовал меня в качестве песенника. И в качестве автора пятнадцати стихотворных сборников — тоже. Но вот шестнадцатый его сборник лежал сейчас в кармане моего пиджака.
Слева, где сердце. Выпустило книжку, представьте, некое издательство под названием «Тетрис». Как раз позавчера я и приобрел сборник — за компанию с другими книгами «Тетриса» — у одной злобненькой маленькой пигалицы в вестибюле Госкомпечати…
Утром, выслушав новости по «Эху столицы», я не меньше часа пребывал в тяжкой задумчивости. Сообщение о пожаре очень ловко связалось в моей голове со вчерашним рассказом толстого господина Гринюка. Правда, убей меня бог, я не представлял себе, что делать теперь с этой странной связкой. Самым мудрым поступком было бы, конечно, плюнуть на все с высокой колокольни и постараться побыстрее забыть. Господин генерал-полковник дал мне поручение, и я его худо-бедно выполнил. Гринюк в принципе мог и напутать. Речь, в конце концов, могла идти о разных книжках «Воспоминаний», только и всего. Ночной пожар в информагентстве мог бы оказаться случайностью, вот и по радио сказали про короткое замыкание… Правда, оставались еще непонятный удар по голове в заведении с розовым кафелем и вдобавок смертельные игры со «Скорой помощью».
Однако и это, при желании, нетрудно было бы объяснить печальными особенностями моей нынешней профессии. Когда занимаешься частным сыском, будь готов к любым сюрпризам, преимущественно неприятным. Мало тебя, что ли, били по башке, Яков Семенович? Пора бы привыкнуть и не пороть горячку. Что, у тебя, Яков Семенович, дел других нет, чтобы вот так посиживать в позе роденовского мыслителя?
Займись-ка лучше «Бигфутом» — поручение плановое, простое и денежное. Да и гринюковская фольга теперь на тебе висит, все восемь вагонов. И еще не худо бы отыскать графа Токарева и даже не бить ему сразу морду, а ПО-ДОБРОМУ посоветовать НЕМЕДЛЕННО мотать из страны вместе со шкафом-телохранителем.
Короче говоря, важных дел было невпроворот. Отвлекаться на сомнительные посторонние делишки было бы идиотской тратой времени и денег, которые я бы мог за это время заработать… Чем больше я себя уговаривал, чем сильнее взывал к здравому смыслу, тем очевиднее для меня становилось: я все-таки бросаю важнейшие дела из-за сомнительных делишек. И не потому, что обожаю незапланированные приключения, а потому, что доверяю интуиции. А интуиция подсказывает, что Яков Семенович опять влип в какую-то скверную историю. И лучше уж ему самому в ней разобраться, чем прятать голову в песок и покорно ждать, пока кто-нибудь не разберется с ним.
Итак, рассуждал я, имеются два реальных подхода к этой непонятной истории.
Вернее, две ниточки. Одна ведет высоко-высоко, к самому ведомству генерал-полковника Сухарева. Другая — к издательству «Тетрис». Вариант разговора по душам с господином генерал-полковником я сразу отбросил как нереальный. Или, скажем, ПОКА отбросил. Такой разговор требует фактов и желез-яых версий, первых у меня мало, а вторых нет во-все. Правда, номерок генерал-полковничьего телефона с визитки я машинально успел запомнить еще до того, как у меня свистнули визитку вместе с кошельком. Два-восемь-четыре четыре-восемь семь-четыре. Несмотря на контузию, потерей памяти я не страдаю.
Неплохо. Когда-нибудь заветные цифры могут мне и пригодиться. Но не сейчас.
Теперь ниточка к «Тетрису». Тут вариантов не слишком много. Офис сгорел, двое отцов-основателей в Уругвае. Что остается? Господин Искандеров с разбитым «Мерседесом» и сами книги издательства «Тетрис». Может, именно в них дело? Не зря ведь Анатолий Васильевич Сухарев первым делом сунул свой генерал-полковничий нос в мою библиографию. Или я уже фантазирую от полной безнадеги? Не похож генерал-полковник на библиофила, абсолютно не похож. Тогда тем более странно.
Я набрал искандеровский номер. Как мне и предсказывал Слава Родин, глухой голос автоответчика объяснил мне, что Игоря Алекперовича нет дома. Но если я хочу оставить сообщение… Я пока не хотел. Ничего интересного сообщить я не мог, а на вопросы отвечать автоответчики не приучены. Несмотря на название.
Оставались книги. Я аккуратно разложил на столе свои позавчерашние книжные приобретения и тупо на них уставился. Начнем все сначала.
Раймонд Паркер, «Ночные монстры Манхэттена». Мистика, перевод с английского.
Владлен Новицкий, «Реквием Реконкисте». Стихи.
Александр Жилин, «Капитанская внучка». Роман из серии «По следам классиков».
Юрий Ляхов, «Вопли и овцы». Сатирический роман.
И наконец, — «Большая энциклопедия азартных игр». В одном томе страниц под шестьсот. Автор некто К. Вишняков.
Вполне возможно, что любая из этих книг содержит ответ на вопрос, который я и сам пока не могу сформулировать. Или не содержит. Ладно, двинемся от обратного. Примем за основу рабочую гипотезу о том, что нездоровый интерес генерал-полковника Сухарева к мирному издательству «Тетрис» никак не связан с публикацией президентских мемуаров и целиком вырос из его интереса к одной-единственной из последних книг издательства. Попробуем подпереть эту гипотезу тем соображением, что генерал-полковничье любопытство было любопытством ПРОФЕССИОНАЛЬНЫМ. Его интересом именно как начальника Службы ПБ.
В этом случае, решил я, творение мистера Паркера сразу вылетает из списка претендентов на отгадку. Если среди этих томов и упрятан Большой Секрет, то искать его вряд ли следует на Манхэттене. СПБ — все-таки не Служба внешней разведки, так далеко ее интересы, надеюсь, не распространяются. «Отбой», сказал себе я и переложил «Монстров» со стола на дальнюю книжную полку, где у меня пылилась всяческая мистика.
Было пять негритят, тетушка Агата, теперь их стало четыре. Пора познакомиться с каждым поближе. Для начала я позвонил Славе Родину в «Книжный вестник» и спросил, может ли он, Родин, мне помочь. Добрым советом, имеется в виду. Не деньгами.
— Могу и деньгами, — обидчиво сказал Слава. — Если ты воображаешь, будто я такой скряга…
— Родин, — строго прервал его я. — Ценность твоих знаний невозможно измерить в рублях.
— А в баксах? — заинтересовался Слава. Очевидно, на работе ему платили меньше, чем он хотел.
— И в любой другой валюте тоже, — заверил я его — Ты обладаешь знаниями настолько бесценными, что по сравнению с ними деньги теряют силу..
— Так уж и бесценными, — проговорил польщенный Родин. — Ври больше… Ну, чего же тебе надобно,старче?
Я немедленно перечислил ему все, что хотел узнать.
— Ага! — присвистнул Слава, выслушав. — пять «Тетрис». Плотно ты, гляжу, за него взялся. Короткое замыкание и пожар — часом не твоя работа? Сначала, понимаешь, он сжег офис, теперь хочет извести под корень их авторов. С размахом действуешь. А я, выходит, соучастник… — В трубке послышалось довольное хихиканье.
— Властислав! — громовым голосом сказал я. — Дело серьезное, мне не до шуток. — Я нарочно назвал Славу его полным именем, которое сам Родин с детства терпеть не мог.
— Не называй меня так! — моментально взвился Слава. — Я не отвечаю за бзик моих родителей.
— И не надо, — согласился я. — Отвечай-ка лучше на мои вопросы.
Давай-давай, Родин, я уже конспектирую.
Минуть десять Слава фонтанировал информацией, я еле-еле успевал записывать. Вот кого бы генерал-полковнику следовало заполучить, а не меня.
Родин слегка затруднился только с личностью К. Вишнякова и теперешним адресом Жилина — и то пообещал уже к вечеру добыть сведения. В потоке родинской информации был, пожалуй, только один фактик, который я решил уточнить. О Новицком.
— С чего это ты взял, дорогой Слава, — спросил я, — что он так просто пригласит меня в гости? Я ведь — не Пугачева и не председатель ПЕН-клуба…
— Пригласит, еще как пригласит, — заверил меня Родин. — Ты, главное, ему скажи, что ты — большой почитатель его творчества и что твоя фамилия-Штерн.
— Он что, меня знает? — удивился я. Моя популярность в книжном мире не распространялась на поэтов. Меня в основном знали бандиты и бизнесмены. И, разумеется, бандиты-бизнесмены, типа Тараса или Бати.
— Сомневаюсь, — фыркнул Родин. — Но не в этом дело. У него, старичок, есть комплекс. Тоже бзик, если угодно. В пятьдесят третьем он напечатал в «Правде» стишок, что-то там про коварных космополитов. И до сих пор его совесть мучает.
— Сколько же ему лет-то было в пятьдесят третьем? — полюбопытствовал я. — Лет двадцать?
— Восемнадцать, — уточнил всезнающий Родин. —Совсем еще пацан был. Но комплекс вины у него обострился лет десять назад. Так что для него теперь любой поклонник-почитатель с неарийской фамилией — как манна небесная. Непременно зовет к себе в Переделкино и поит водкой. Помнишь Фиму Эрлиха? Он, пока был в отказе, два года почти ездил к Владлену опохмеляться. Приедет, прочтет вслух его «Листопад» — и тот уже наливает. Я думал, ты знаешь…
Самого Фиму Эрлиха я знал. И всегда подозревал, что земля обетованная не слишком выиграла, получив от России такой рыжий подарочек. Рассказ Родина только укрепил меня в этих подозрениях.
— Фима — мечта антисемита, — вздохнул я. — Раз уж Новицкий был таким мазохистом, что терпел Эрлиха, то авось и Штерна вытерпит.
— Вытерпит, — обнадежил Слава. — Счастлив будет, слово даю…
И действительно: все вышло так, как предсказал Родин. В первый момент нашего телефонного разговора Владлен Алексеевич был суров и официален. Однако узнав, что его собеседник — Штерн, да еще и Яков и к тому же Семенович, старик Новицкий сразу помягчел и согласился принять меня в тот же день на своей переделкинской даче. Никогда бы раньше не подумал, будто мои скромные фамилия, имя и отчество могут еще кого-то обрадовать, тем более популярного поэта.
Воистину, к живи — век учись. Или, как сказано в моем любимом «Фаусте», теория суха, но жизнь другое дерево…
— …Вот оно, это дерево!
Голос таксиста вывел меня из состояния задумчивости. Я ошалело завертел головой.
— Да не туда смотришь! Во-он, справа… Во-он, кора ободрана!
Наконец-то я увидел То Самое Дерево, в которое однажды врезался «Ягуар» народного поэта-песенника и по совместительству друга всех евреев. Дерево оказалось здоровенным дубом, на котором до полного литературного совершенства не хватало только сидящих кота и русалки. Ржавая цепь на дубе том уже была. На цепь здесь был почему-то посажен детский трехколесный велосипед.
— Дуб что надо, — оценил я. — Впечатляет. — Свое собственное авто я расколошматил о препятствие, куда менее поэтическое. О бетонную стену завода резинотехнических изделий на улице Элеваторной. И в причины аварии лично я предпочитаю не углубляться.
От того исторического места, где Новицкий на «Ягуаре» отважно бодался с дубом, до жилища самого дубоборца было всего километра два. Их наше такси благополучно одолело минуты за две и притормозило у желтенькой ограды из тонких металлических прутьев. Я расплатился, накинув к счетчику еще пятерку за путевые рассказы о достопримечательностях, а потом забарабанил по броне дачных ворот.
Мощные ворота здесь, очевидно, были установлены совсем недавно и, судя по виду, способны были задержать тяжелый танк «тигр». Зато уж старенькие железные прутики забора выглядели пустяковой преградой для любого, пожелавшего форсировать этот хлипкий оборонительный рубеж. То ли у Новицкого денег не хватило для полного превращения дома и участка в неприступный бастион, то ли терпения. То ли бронебойной стали. Кстати сказать, ограждение многих оборонных предприятий в Москве сейчас имело точно такой же недостаток: главный вход был защищен по последнему слову техники, но вот фланги и, в особенности, тыл оголялись самым легкомысленным образом. Очевидно, предполагалось, что потенциальный злоумышленник по-джентльменски станет штурмовать цитадель лишь в специально отведенном для этого месте…
— Кто там? — с трудом пробился ко мне голос из-за брони, Я сложил ладони,рупором и прокричал в ответ:
— Это Штерн! Яков! Семенович!
С диким скрежетом створки начали медленно раздвигаться. Пневмопривод работал, как видно, на совесть, однако смазать петли поэт не позаботился. Не счел. Секунд десять я стоял, как баран, перед новыми воротами, но, как только щель между створками достигла приемлемой ширины, я тотчас шагнул в образовавшийся просвет и сказал:
— Здравствуйте!
Поэт Владлен Новицкий вполне соответствовал фотографии на задней стороне обложки своего шестнадцатого сборника: помятое лицо, остатки седенькой шевелюры на голове, яркий малиновый пиджак. Только вместо шейного платка в крупный синий горошек на нем теперь красовалось еще более стильное кашне с блестками.
По-моему, один такой шарфик должен был стоить не дешевле половины здешних бронебойных ворот. В руке поэт сжимал пультик дистанционного управления.
— Здравствуйте! — произнес Новицкий и, прежде чем закрыть ворота, на всякий случай осведомился:
— Вы точно Штерн?
— Абсолютно точно, — заверил я. — Могу паспорт показать.
— Нет-нет, я вам верю… — поглядев мне в лицо, сразу засмущался поэт. — Я и так уже понял… — Очевидно, мой крупномасштабный нос был самым надежным доказательством, что я — именно Штерн. А не Иванов, не Редькин и уж тем более не Карташов.
Поняв, что невольным намеком на мой неарийский шнобель он допустил случайную бестактность, Новицкий уже совершенно стушевался и надавил не на ту кнопку своего пультика, отчего ворота начали не закрываться, но открываться еще шире. Скрежет створок стал еще громче. Вдобавок ко ему Новицкий, похоже, зацепил кнопочку, включающую ночное освещение. Несколько здоровенных ламп над нами сейчас же налились неприятным ярким светом, причем одна из ламп немедленно лопнула с шумом, похожимна выстрелиз базуки.