Гусев Валерий Борисович. Закон вне закона

   - Я как раз за себя беспокоюсь, а не за нее.
   - Полно вам.
   Ишь, какие слова знает, княжеского розлива.
   Ваня Заика понял, что выхода у него ни одного нет, а только два: немедленно сдаться Серому, под его защиту, либо, переодевшись в женское платье и спрятавшись под париком, бежать на самый дальний край света.
   Но оба выхода не годились. Серый расстреляет. А братва и на самом дальнем краю света достанет - пока еще Серый туда со своими законами доберется.
   Вернувшись со сходняка, он заперся в комнате и для начала напился всмерть. Под утро, поправившись доброй чаркой, походил, в свете месяца, как Губернатор, вдоль забора, заложив руки за спину, в тяжком раздумье. Вернулся в дом, провел совещание с Семенычем.
   Мы выехали за город, свернули в нужном месте в лес, замаскировали машину и переоделись.
   - У нас впереди таких три этапа, - инструктировал меня профессор, вбивая ноги в сапоги, - первый - болото, большое и трудное. Это нам надо сегодня сделать, до темна. Затем - краснолесье, там ночуем. Потом - это уже с рассветом - еще одно болото, Марьино называется. Там, говорит легенда, какая-то Марья два века назад утонула и с тех пор всех, кто по болоту ходит, за ноги держит. Не боитесь?
   - Не. У меня с Марьями и Дарьями всегда общий язык находится.
   - Вот и ладно. Этим болотом подойдем к охотбазе с тыла. Вам ведь не надо с фасада, к воротам?
   Вот именно. Очень не надо.
   - Вы покурите пока, полковник, - сказал профессор, вставая и забрасывая автомат за спину, - я тропу поищу. - И скрылся в лесу, как старый индейский вождь на тропе войны.
   Появился так же внезапно, сделал знак: следуйте за мной.
   Тропа... Это только с его тремя образованиями можно ее разглядеть и с высоты его лет можно ее одолеть.
   Может, и была когда здесь тропа, перед войной двенадцатого года, да больно изменилась с той далекой поры...
   Сначала продирались кустарником - колючая проволока, потом болото пошло. Сперва, правда, травянистое, мягкое и упругое, а потом грязное, чавкающее, липкое и хлюпкое, с тучами мошки и комаров.
   Надо признать, что старый профессор лучше меня по болоту шел - ногу ставил безошибочно, выдергивал из хляби легко, сапоги в густой жиже не оставлял.
   Правда, они у него охотничьи были, к поясу пристегнуты, а мне Лялька какие-то модные опорки достала. Я их как шлепанцы ронял.
   А профессор - делать ему нечего - все на меня шипел, все ему не нравится: и хлюпаю смачно, и падаю громко, и пыхчу сильно. Ну и мата, конечно, не избегаю.
   - Еще одно замечание, - переводя дух, напугал я его в спину, - и вы пойдете дальше один. А я вернусь к своим... этим... эротическим энергоносителям.
   Профессор остолбенел - остановился.
   - Мне это надо? Я-то зачем пойду?
   - Я вас научу, что надо делать. У вас получится.
   - Вас понял, - хмыкнул он и зачавкал дальше, впредь воздерживаясь от оскорблений.
   Все хорошее кончается. И плохое тоже. В том числе - и болота.
   Красный лес начался. Туго натянутые золотые стволы сосен, твердая земля под ногами, в шишках и грибах, приветливый черничник и всего два комара на кубический сантиметр воздуха, напоенного за день разогретой солнцем смолой.
   Смеркалось. Мы поставили крохотную палатку, развели костерок для чая и уюта.
   - Зря девочек не взяли, - посетовал профессор, признавшись, что Лялька просила его на меня в этом плане повлиять. - Смотрите, как романтично. Дымок костра, засыпающий лес, луна в ветвях путается, птичка что-то во сне пискнула. Эх вы!..
   Девочек ему! Вот кобелина старый.
   Мы перекусили сухпаем, выпили чаю. И кроме чая - тоже, перед сухпаем.
   Профессор, глядя на луну, завел часы, будто по ней время проверял.
   - Пора ко сну. Почивать то есть, - и зевнул на весь лес.
   Естественно, мы не взяли ни спальников, ни одеял - просто навалили под палатку побольше лапника. И улеглись потому сиротливо - скорчились, ноги поджали, руки в рукава.
   - На старости лет как бездомный пес валяюсь, даже без подстилки, проворчал профессор и тут же уснул. Будто никогда лучшей постели в его длинной жизни не было...
   Второе болото - хоть и Марьино - мне легче далось, навык появился. Да оно и поменьше было. И шли мы по нему с каждым шагом все медленнее, все осторожнее. Вполне Ваня мог здесь пост выставить, не совсем же дурак.
   Среди болотных трав показалась одинокая березка, корявая и замшелая островок. Мы на него выбрались, закурили.
   - Я вас здесь буду ждать, - вполголоса сказал профессор.- Отступление ваше, если надо будет, прикрою. А вы пойдете вот на ту ель, видите, однобокая, большая? От нее сразу возьмете влево, градусов на тридцать пять. С половиной...
   И чем я эти градусы буду мерить? Особенно половину.
   - Шагов через двести увидите большой валун - не оши бетесь, на нем кто-то не поленился бранное слово выбить. За валуном - старая гать должна быть. Гнилая, поди, но пройдете, не бойтесь. А вот как гать кончится, тут в оба глаза глядите, всеми ушами слушайте. С этого места уже базу можно углядеть. Раньше там скворечник торчал, теперь другой ориентир ищите что-нибудь да есть - флюгер, флаг, дымник на трубе. Что они там повесили, не знаю. Главное, чтоб у них собак не было...
   Нет там собак, точно знаю, одни шакалы.
   - Долго вас ждать?
   - Не знаю. Не от меня зависит. Но если начнется стрельба- сразу в бега, рысью по болотам. Это приказ.
   - Вот еще! - научился, не забыл. - Уже побежал. Догоняйте.
   Скворечника не было. И флагов приметных тоже. Зато забор был, еще тот заборчик - древний тын, заостренные бревна.
   С моей стороны глянуть - плохой забор, ничего за ним не видать. А с той стороны - хороший, уж найдется щелка меня разглядеть.
   И я сраму не побоялся: последние десятки метров по лесу до забора на брюхе преодолел. Прильнул к малой щелочке. Пусто за забором, только у ворот унылая фигура маячит, стоя спит на рассвете.
   Сориентировался, разыскал нужные окна, что Надюша подсказала, отошел в лес уже не таясь - за забором нет никого, из окон меня не видать.
   Нашел удобное дерево, с густой кроной, с низкими ветвями. Сперва под ним устроился ждать. Времени было шесть с половиной пополуночи.
   Природа кругом меня уже праздновала утро - и солнце росой в ветвях играло, и птицы гнезда покинули, ну и комары, конечно, блин, звенели от радости.
   Приборчик свой я включал пока периодически, питание берег. Но в такую рань, бандитам недоступную, никаких разговоров еще не было. В одном только азимуте чей-то мощный храп поймал - не иначе Семеныча, он мужик грузный, храповитый.
   Где-то около девяти зашевелились в доме. Забрякало что-то, кашель послышался, ругань безадресная - надо же с чего-то день начинать.
   В десять пополуночи в столовой собрались - ничего интересного.
   Но вот нужные люди перешли в нужную комнату. Я мигом на дерево взобрался. Настроился, стало быть, на волну. Тут еще Надюша мне помогла шторы раздернула. Совсем комфортно стало. Слышимость - будто я не на дереве сижу, а под столом, за которым беседа началась. Интересная, надо сказать. Полезная.
   "Семеныч (с иронией): Ну рассказывай, делегат... Бандитской конференции.
   Ваня Заика (угрожающе): Слушай, Семеныч, ты меня сейчас не задевай. Не в себе я. Могу обидеть.
   Семеныч (равнодушно): Не пугай, Ваня. Я у тебя один остался. Рассказывай.
   Заика: Плохо, Семеныч. Меня, считай, из игры вывели.
   Семеныч: Так это еще ничего. Я думал - не вернешься.
   Заика: Не все сказал. Условия поставили. Первое, значит, со своими остатками в бой на мост иду, на себя отвлекаю. Так и сказали, жив останешься - это тебе еще не счастье. В городе, как возьмем его, ничего не получишь. С низов начнешь, рядовым. Искупишь вину - посмотрим.
   Семеныч: Оно и ладно.
   Заика: Это условие не главное. Главное поставили: чтоб перед боем Серого убрал, вот тогда жить будешь.
   Семеныч (усмехаясь): Попробуй.
   Заика (с угрозой): А я вот решил. Тебя пошлю. Ты ему коллега, из одного гнезда. Придешь к Серому с повинной. Скажешь- много знаю, много помогу. Не могу больше предателем жить. Совесть заела, по-черному. Верно?
   Семеныч (спокойно): Пошел-ка ты, тезка, к бабушке.
   Заика: Нет, Семеныч, мент поганый, мы с тобой повязаны. Или вместе вырвемся, или вместе...
   Семеныч: Я тебе, Ваня, не шестерка. Все об этом, - хлопок ладонью в стол. - Дело говори.
   Заика: Ладно, я тебе это вспомню, когда пора придет. А человека найду. Знаю такого, за меня, если надо, в петлю влезет".
   Вот, Юлечка, дождалась своего часа.
   "Семеныч (напомнил): Дело говори.
   Заика: Дело простое. Со всей округи люди съезжаются - понимают, что надо Серого остановить.
   Семеныч: База где?
   Заика: Зону отдыха в Куровском помнишь? Там сейчас Колесник пансионат держит. Постояльцев разогнали, все подготовили. Жилье, значит, есть, питание, стоянка где-то тачек на сто. Там - общий сбор, общее решение.
   Семеныч: Кто за главного?
   Заика: Целый штаб. Как у Серого. За главного - Сидор Большой.
   Семеныч: Нам что поручено?
   Заика: Сказал уже, чем слушал? (Злорадно.) Тебе людей дают. Ты Горотдел просрал, тебе его и назад брать. Ну велели еще все подходы к городу проверить, посты Серого, если есть, убрать, дороги лесные посмотреть..."
   Больше ничего интересного я не услышал. Но мне и этого хватило. Да и назад пора - не съели бы комары моего профессора, пса бездомного.
   - Собирайтесь, - сказал я девчонкам. - Со мной поедете.
   - Куда? - в один голос.
   - На радио.
   - Зачем? Записываться?
   - Ага, анекдоты будете рассказывать, самые неприличные. А утром их в эфир погоним.
   - У! Здорово! - обрадовалась Юлька. - Я такой анекдот знаю! Входит муж в спальню...
   - Побереги его до эфира. Две минуты на сборы.
   - А краситься? Макияж?
   - Вот еще! - сказал я.
   - У тебя все готово? - спросил радиста. - Вызывай.
   Парень защелкал тумблерами, начал что-то подкручивать, двигать рычажки - настроился, дал вызов. Сделал мне знак глазами, передал микрофон и наушники.
   В них прозвучал далекий, но хорошо слышный, знакомый уже и чуть хмельной голос Вани Заики:
   - Кто это?
   - Здесь Серый, - сказал я. И, кивнув радисту, чтобы включил трансляцию, сбросил наушники. Взглянул на притихших у стеночки пташек. В макияже и красках разных красивых оттенков. С заготовленными неприличными анекдотами.
   Нет, девочки, рассказывать вам сегодня не придется - слушать будете.
   - Какой Серый? - звучно пошел по комнате Ванин голос.
   - Их много у тебя? - подождал. - Врубился?
   После молчания:
   - Что надо, полкаш?
   - Надо, чтобы ты вежливо отвечал, не обзывался и внимательно слушал. Мое слово. Обыграл я тебя, Ваня, на всех досках. Город у тебя забрал, деньги - тоже, боевиков твоих всех выбил. Только что последних взял, а Гоша Заречный в засаде остался, навсегда. Но это еще не все. Хотя и этого хватит. Ты слушаешь? Положение твое в обществе сложное. Я бы сказал, безнадежное и безвыходное. Вчера у меня была делегация из Центра, предлагают помощь. Так что ваши объединенные силы обречены на полное уничтожение. Это понятно?
   Мой совет, пока дружеский: собрать своих недобитков и явиться ко мне. Если приведешь с собой Губернатора и начальника милиции, обещаю снисхождение.
   - Купить хочешь? Сколько даешь?
   - Ты отказываешься?
   - Отказываюсь.
   - Подумай. Жить будешь, если согласишься. Тебе ведь только тридцать.
   - Помнишь, Серый, байку про Пугачева? Так я такой же. Лучше тридцать лет питаться свежей кровью, чем триста дохлятиной.
   - Льстишь ты себе, Ваня. Ты не сокол ясный, ты комар однодневный. Надоедливый. Давно бы прихлопнул тебя, да все руки заняты. - Выждал, пока иссяк поток брани. - Что ж, слушай другое слово. Я тебе ту девочку, что твой поганый чечен в заложники взял, не забуду. Тем же отвечаю. Теперь я твою девочку взял...
   - Испанку, что ли? - смешок. - Она не моя, полкаш, она общая.
   - Ты слушай до конца: если не выйдешь из леса, я ее по рукам пущу. У меня парней много, девок не хватает. - На Юльку я не смотрел, стыдно было.
   - Мудак ты, Серый. Хоть и полковник. У этой шлюхи только такая мечта и есть - чтоб под целый полк лечь. Она тебе спасибо скажет и тебе еще за это даст.
   Дальше опять пошел вялый, беспредметный мат.
   - Отбой, - сказал я радисту. И повернулся с замершим сердцем к Юльке. - Ну что, Юлечка, устроим тебе побег?
   - Устроим. - Она встала. И Лялька рядом с ней, обняв за плечи и испепеляя меня взглядом. - Для этого вы и толкнули меня в эту грязь? Неужели вы думаете, что я еще ничего не поняла?
   - Прости меня, мне нельзя рисковать - за мной люди. Много людей.
   - Скажите, что нужно сделать?
   - Меня убить.
   - Это я с удовольствием. А еще?
   - Потом скажу, в Замке. Поехали под наше любимое одеяло.
   - Вот, - сказала Юлька в дверях, - вспомнила. Входит муж в спальню... - И заплакала.
   Стратегия и тактика
   С раннего утра к Волгину пришел с заявлением некий гражданин Пичугин. К заявлению была приложена медицинская справка о наличии у данного гражданина следов побоев, полученных накануне вечером. В заявлении указывалось на неправомерные действия участкового Хмелева, лейтенанта милиции, выразившиеся именно в нанесении зарегистрированных врачом Извековым побоев и в реальных угрозах.
   Надо сказать, что это было первое заявление такого рода.
   Волгин заявителя принял и попросил участкового Хмелева, лейтенанта милиции, представить ему материалы на гражданина Пичугина, если таковые имеются.
   Таковые имелись. В значительном количестве.
   - Ну что ж, - сказал Волгин, ознакомившись и с теми, и с другими документами. - Формально вы, гражданин Пичугин, правы. Придется возбудить два уголовных дела. На нашего сотрудника Хмелева...
   Пичугин удовлетворенно кивнул и высказался в том смысле, что он на это и рассчитывал.
   - ...И на вас, гражданин Пичугин.
   Немного задержался с реакцией, моргнул, икнул, спросил:
   - А на нас за что же? Мы же - пострадавшие. От руки представителя власти.
   - А на вас вот на каком основании. - Волгин веером пролистнул подшитые бумаги. - Шесть заявлений от соседей на ваше хулиганское поведение, справки о побоях, нанесенных вами матери, жене и дочери. Вот служебная записка участкового Хмелева о том, как он отбил у вас младшую, девятилетнюю дочь, которую вы проиграли в карты и везли к своим партнерам. Вот докладные о проведении с вами соответствующих профилактических бесед, на которые вы не реагировали. Вот просьба трудового коллектива о привлечении вас к ответственности за распитие спиртных напитков на рабочем месте и последующие дебоши в цеху и в конторе. Вот копии квитанций штрафов за нарушение правил поведения в общественных местах... Ну и хватит, пожалуй. Словом, каждый из вас получит свое. Участковый, правда, меньше, а вы, гражданин Пичугин, гораздо больше. - И Волгин вызвал следователя, распорядился написать постановление о возбуждении уголовных дел.
   Пичугин несколько растерялся, увял.
   - А это... гражданин начальник милиции, сколько же ему будет?
   - Ему? Думаю, не больше года. Условно. Да, пожалуй, суд вообще признает его действия правомерными. Он ведь пытался защитить от вас других людей, в том числе и ваших родственников, которых вы избиваете систематически.
   - А это... мне?
   - А вам много больше. Сейчас с этим очень строго. Бытовые преступления жестоко караются. Как немотивированные.
   - Не... какие?
   - Немотивированные. Сейчас поясню. Вот, - заявление поднял, четвертого числа вы ударили жену сковородой по голове, а когда она упала, нанесли ей несколько ударов ногой, сломав три ребра и нос. За что?
   - А чего она?
   - Ну-ну: чего она?
   - Ну, она это... сказала мне обидное.
   - Что именно?
   - Вот точно не помню. Вроде: ноги вытри. Или нос, не помню.
   - Считаете, гражданин Пичугин, что за такое невинное замечание нужно ломать ребра?
   - А чего... она?
   - А когда вам набили, извините, ваше лицо за издевательства над беззащитными людьми, - обидно?
   - Ничего не понял, - признался Пичугин. - Нельзя, что ль, теперь и жену поучить?
   - Выходит, нельзя.
   - К Сергееву пойду. Пожалуюсь и на вас.
   - Не советую. Он вас уже не выпустит. А если узнает, что вы мать чуть не изувечили, под горячую руку застрелит. Было уже такое.
   Пичугин поскреб за ухом.
   - Беспредел? - спросил. - И кому жаловаться?
   - Некому.
   - Что ж делать? Не бить их, что ли?
   - Подумай. Сейчас закон такой: как ты, так и тебе. С тобой еще мягко обошелся Хмелев. Я бы тебе ребра-то поломал. Вместе с носом.
   - Так и дальше будет?
   - Обязательно.
   Пичугин вздохнул, спросил разрешения забрать заявление, вышел.
   Хмелев его ждал за дверью, взял за грудки, ударил спиной в стену:
   - Ты можешь писать на меня, меня могут уволить, но каждый раз, когда ты кого-нибудь тронешь, я буду являться к тебе, как на работу. И буду метелить тебя, сволочь, так, что ты у меня ходить разучишься, ползать будешь. Понял?
   - Вообще-то понял. Больше не стану. Смысла нет. Удовольствие себе дороже. Но в газету на тебя напишу. И на Сергеева тоже. Можно?
   - Можно.
   Немного лирики.
   Я вышел в приемную и чуть не спугнул теплую компанию: княгиня Лиговская (Щербатова) в кресле, Лялька за своим столом, Пилипюк на корточках у стены, Юлька на Лялькином столе, болтая ножками.
   - Замужем скучно, - говорила Юлька. - Все одно и то же. Надоест.
   - Ваша беда, молодежь, что вы хотите все сразу. Можно, конечно, съесть банку варенья целиком - и ничего, кроме тошноты и отвращения, не получить.
   - А вот по ложечке в месяц, - засмеялась Юлька, - до старости хватит. Если вообще вкус не забудешь.
   - Тебе смешно, милочка, а вот почему в наше время браки были долговечнее, по крайней мере в нашем кругу? Ну, конечно, церковь. Ее благотворное влияние. К ней прислушивались. Венчание, таинство брака, заповеди. Но что еще важно: у нас романы развивались постепенно. Сначала взгляды, пожатие руки, танец по значению. Письма, признания. Свидания в вечернем саду, робкие поцелуи в беседке. Обручение, венчание. Незабываемые восторги первой брачной ночи. А потом - уже на много лет - постепенное узнавание друг друга, откровения всяческих... скажем, нюансов плотской любви на основе крепнущей духовной близости. И так до старости - свежесть чувств, новизна, нарастающее обожание и привязанность. Уважение и благодарность.
   Хотелось мне ей напомнить о ее многих мужьях и любовниках. Но не стал. Из педагогических соображений.
   - Все-таки скучновато, - спорила упрямая Юлька.
   - Милочка, а вы что делаете? С первого вечера - прыг в постель, все разом перепробовали, всю банку варенья слопали- вот вам и тошнота с отвращением. И постоянная смена, как вы говорите, партнера.
   Умница наша княгиня - говорит с Юлькой так, будто у нее никогда не было грязного прошлого. В котором она меняла "партнеров" по пяти на день.
   - А ну брысь со стола, - сделал я ей корректное замечание.- Не на фуршете.
   - А с чего это вы взяли, полковник, - прищурилась княгиня, - что на фуршете сидят на столах?
   - Так стульев же нет. - И добавил, вспомнив ее фразу о Дрезденской галерее: - И спросить некого. А ты что здесь делаешь? - уже Пилипюку.
   - Байки слухаю, Лексей Митрич. Дюже полезно.
   - Дюже полезно было бы мне какую-нибудь машину, - попросил я Ляльку.
   - А вы куда?
   - В часть, к Василевичу. Горилку драть. Во все горло.
   Ну и некоторые детали обговорить по предстоящему боевому сотрудничеству. Телефон - он все-таки телефон. Двое говорят, третий слушает.
   - Вам сопровождение нужно, - сказал Пилипюк. - Опасно одному.
   - Не опасно. У Вани людей не осталось. А кто остался - тех я не боюсь. Да они сейчас другими делами заняты.
   - С вами поеду, - уперся Пилипюк.
   - Горилке обрадовался?
   - И я поеду, - сказала Лялька.
   - И я, - добавила Юлька.
   - Вот ты поедешь, - согласился я. - В наручниках.
   - Вроде как вы меня в полк повезете, на расправу? - догада лась она.
   - Ты умная стала.
   - Всегда такая была - вы не замечали.
   - Вот сейчас будет поворот, - сказал я. - За ним - проселок. По нему, не сворачивая, придешь к хорошей, не очень приметной лесной дороге - она тебя прямо к терему приведет, в ворота упрешься. Хотя, скорее всего, тебя раньше перехватят.- Помолчал, добавил важное: - Про меня не стесняйся врать.
   - Вы же про меня не постеснялись. - Логично. И злопамятно. - Вы во мне не сомневайтесь. Я теперь все знаю и все понимаю. Я благодарна вам и вашим ребятам. Мне не стыдно за прошлое, я о будущем думаю.
   Потом, Юлечка, будешь думать. Когда вернешься к своим.
   - Сейчас я остановлю машину. Выйду на обочину, встану спиной к тебе. Скорее всего, у нас будут зрители. Так что забудь, что ты на сцене - все должно быть натурально. Где тебе наручники удобнее - спереди или за спиной?
   - Не где удобнее, - поправила по существу, - а где натуральнее.
   - Тогда так, - я перегнулся через спинку сиденья назад, вырвал из дверцы внутреннюю ручку (машина старая была, легко далось). Пристегнул одно кольцо к ручке, другим обхватил Юлькину кисть. - Так и иди. - И добавил на прощание: - Все, дружок, мне пописать надо.
   - Хоть бы доброе слово сказал, - проворчала Юлька.
   - Когда вернешься, обязательно скажу.
   Я свернул на обочину, остановил машину, вышел, сделал несколько шагов и, встав к ней спиной, расстегнул брюки.
   Сзади распахнулась дверца, мелькнули Юлькины ноги, и вся она, вместе с ногами и болтающимися на левой руке реквизитами, исчезла в лесу.
   Я бросился за ней, выхватывая на бегу пистолет:
   - Стой! Стой, дура! Стрелять буду! - выстрелил пару раз, градусов на тридцать в сторону.
   Умерил бег, остановился - понял, что не догоню. Ей - шестнадцать, ноги длинные, мне - уже к пятидесяти, хромаю немного. Не догнать.
   Убрал пистолет в кобуру, застегнул брюки, вернулся к машине. Зло захлопнул заднюю дверцу, сел в машину, закурил. Ударил кулаком по баранке.
   Словом, проделал все, что надо, и, резко взяв с места, поехал по другим делам.
   С полковником Василевичем мы в надраенные фанфары не дудели, но по рюмке дернули. За победу. Когда обговорили все детали нашей совместной стратегии и тактики в предстоящем последнем и решительном бою.
   Полковник задернул шторочкой настенную карту района, взял сигарету.
   - Ты все-таки постарайся узнать, какие силы они собрали? Какое вооружение, транспорт? Хорошо бы еще знать, как пойдут: чохом, навалом или разделятся. И как разделятся, на какие доли?..
   - Ладно, - сказал я, - сейчас съезжу, спрошу.
   - С тобой не скучно, Сергеев Леша.
   - По-всякому бывает. Значит, человека на связи держи постоянно. И чтоб на сборы - пять минут. А то знаю я вас, военных командиров. На охоту ехать - одно колесо спустило, а другое из увольнительной не пришло.
   - Все путем будет. Слово офицера. - Улыбнулся. - Военного командира.
   - Приятно слышать.
   В том месте и в тот час, где и когда Юлька, вырвавшись из лап Серого, совершила свой отчаянный побег под свистящими далеко в стороне пулями, находился и Егерь. По поручению Вани Заики (о чем своевременно информировала меня Надежда) он изучал на месте подходы к городу: обстановку, в которой должен был продвинуться один из моторизованных отрядов объединенных бандитских сил; состояние дороги, возможные препятствия, необходимые объезды и прочее.
   Увидев тормозящую машину Серого, Егерь сперва воспылал надеждой получить награду за его шальную голову. Но не рискнул: Серый был в бронежилете, а Егерь вооружен только двустволкой с дробовыми патронами. В таких неравных условиях (у Серого в машине наверняка и автомат на сиденье валяется) не то что чужую голову не возьмешь - свою потеряешь.
   Вот тут он и увидел, хоронясь в придорожных кустах, как из машины выскочила Юлька Испанка и помчалась в лес, болтая наручниками с ручкой.
   Егерь проводил злорадным взглядом машину Серого и дернул волчьей рысью известными ему тропами наперерез Юльке.
   Когда он обогнал ее, она уже спокойно шла лесной дорогой, сбивая кольцом наручников (ручку дверцы она выковыряла) головки всяких цветов.
   Егерь вышел из чащи:
   - Стой, девка! Свои. Я тебя узнал.
   Юлька на момент замерла, а потом бросилась ему на шею.
   - Санек! Как здорово! Я от Серого удрала. Мне скорей к Ване надо.
   Егерь был хороший охотник, но и большой подлец. Из тех холуев, что не упустят тайком хозяйского добра лизнуть.
   Огляделся. Как таким моментом не воспользоваться! Кругом безлюдный лес, в лесу молоденькая красавица легкого поведения, спасается от погони. Можно, конечно, и помочь. Но ведь не даром же. Тем более - Ваня еще далеко, а Серый еще дальше.
   И он, крепче обхватив Юлькину талию, стал без лишних слов валить ее в траву.
   Этого Юлька теперь боялась больше всего.
   - Не сейчас, Санек! - тревожно зашептала она. - Нужно скорей в терем, Ваню предупредить... Потом, Санек, потом... А то поздно будет.
   Оторвался Егерь от Юлькиного тела, тяжело и разочарованно дыша, поставил рывком на ноги.
   - Не забудь, девка. Вечерком, как Ваня тебя отпустит, приходи в мою флигель...
   На подходе к терему Егерь свистнул какой-то птицей. Еще раз. Еще пока не появился из-за деревьев заросший и грязный парень в замызганном камуфляже и с автоматом. Откровенно заспанный.
   - Дрыхнешь? - зло спросил Егерь. - На посту?
   - Не, Санек, что ты, бдю!
   - Рожа-то опухла, бдун.
   - То, Санек, комар объел. Ой, ктой-то к нам на радость? - И тоже облапил Юльку, повыше живота и пониже спины.
   - Пусти! - вырвалась Юлька из жадных и грязных лап, задыхаясь от вони давно не мытого тела. - К Ване спешу. Дело важное... Ребят надо выручать!
   Ваня встретил ее в дверях террасы.
   - Вот это гость! - радостно улыбнулся, увидев тут добрый знак своим планам. - Никак в побег ушла? Ай да девка! - Обнял за плечи, повел наверх, к себе.
   Усадил в кресло, достал бутылки, разлил по стаканам.