Гусев Валерий Борисович. Закон вне закона

   - Ты использовал меня для дезинформации противника! - он выкинул вперед обличающий перст, коим едва не попал мне в глаз. - Тебе должно быть стыдно! - Палец принял вертикальное положение.
   - Вот еще! Ты делал свое дело, я - свое. Спрячь кулачки. Я тебе медаль дам. Или в Сибирь за подругой пойдешь?
   Прохор посопел угрожающе, выпустил гневный воздух (хорошо, что через ноздри) и подвел черту:
   - Ты опять прав: проститутка и блядь - суть категории различные.
   Ну, положим, так витиевато я сказать не мог...
   И опять Серый ушел в подполье, по болезни. Вместе с Василием по псевдониму Ламбада.
   - А чего ты себе такую иностранную фамилию взял? - поинтересовался я, когда мы углубились в холодные недра горы.
   - Да батька, дурак старый, наградил, - охотно пояснил Василий. Приехал ко мне в часть, еще по первому году, вечером в солдатском клубе стали телевизор смотреть. А там танцы казали, конкурс. Ну и эту самую ламбаду.
   Батька и заржал во весь бас. Во, говорит, Васька, а я и не знал, что это дело ламбадой зовется. Мы эту самую ламбаду еще когда с твоей мамкой бацали, на ее крыльце, как стемнеет. Тебя так и сламбадили. Токо у нас это по-другому называлось.
   Ну, ребята и подхватили. Так прилипла эта ламбада, что меня старшина два раза в ведомость под ней заносил, ровно фамилию. И куда ни переведут, даже в другую часть - она за мной. Натерпелся. А потом привык. Теперь нравится, - заключил с гордостью. - Ни у кого такой нет.
   За интересным разговором вышли на "развилку". Василий облазил все три выхода из Пещер; действительно, все камни руками потрогал, бормоча под нос какие-то новые для меня слова вроде той же ламбады.
   - Теперь совсем все ясно, товарищ полковник. Сколько вы мне людей дадите?
   - Сколько скажешь.
   - От срока зависит.
   - Сутки.
   - Сделаем. А вообще, не люблю я эти горы рвать. С домами, к примеру, проще. А тут никогда не знаешь, что получится. Да еще река рядом. Рванешь чуть не так, воду поднимешь...
   - Э, Василий, уж делай с гарантией. Мне не надо, чтоб ты город затопил.
   - Да я понимаю, товарищ полковник, что вам надо. А вот что получится...
   Кокетничает Васька своим умельством. Я ведь видел, как чутко он мужицкими пальцами каждый камешек изучил. Каж дую трещинку в монолите скалы проверил. И даже цветными мелками что-то пометил.
   Раздав срочные распоряжения, я закрылся в кабинете. Наедине с собой.
   Была нужда перед решающим днем мысли собрать, чувства обновить, что-то позади оставить, что-то впереди засветить - это как перед боем, по обычаю, рубаху на чистую сменить.
   Что ж, кое-что, однако, сделано.
   Экономическую базу преступности я подорвал, в городе в основном наладилось производство, искоренены все криминальные и полукриминальные виды бизнеса. Организованную преступность днями окончательно добью. Проституцию - это социально-криминальное зло - истребил. Милиция моя, очистившись от всякой скверны, работает по петровскому принципу: "В службе - честь!" Горожане активно включились в поддержание общественного порядка. Развернулась работа с молодежью. Городская власть - под контролем трудящихся. Да и не нужен ей этот контроль, порядочные люди в нем не нуждаются.
   Да, вот еще. На днях проверил, как функционируют мои "подведомственные" пенитенциарные учреждения.
   Там, конечно, нам с начальством повезло. Опять же Петр I: "Тюрьма есть ремесло окаянное, и для скорбного дела сего зело истребны люди твердые, добрые, веселые".
   Теперь зона работала дифференцированно: на перевоспитание одних и наказание других. Идея раздельного содержания осужденных за насильственные и ненасильственные преступления, отделения молодежи, изоляции рецидивистов и "законников" себя полностью оправдала.
   Медики и психологи выделили группу осужденных с врожденными преступными наклонностями - их еще более надежно изолировали, мягко говоря.
   Да и общее впечатление было неплохое: заработал Завод сельхозмашин - выпускал сеялки-веялки, вошли в строй столярный и инструментальный цеха, где осужденная молодежь приобретала мирные специальности и привычку к труду, велось строительство дополнительных бытовых помещений.
   Приемлемый быт, питание - как в пионерлагерях далеких лет, хорошее медобслуживание. Разбили приличный огородик, даже теплички поставили. Крольчатник и курятник завели. Строили свинарник и коровник. Но все это для тех, кто честно работал.
   Кстати, когда отделили "законников" от общей массы, они быстро завяли. Без "мужиков" вору не прожить. Попробовали было еще двое качать права, объявили голодовку. Но голодали не долго. Никто их не подкармливал нечем было, никто их не уговаривал - незачем. Сделали вывод: лучше сдохнуть от работы, чем от голода.
   Была, правда, спонтанная и нерешительная попытка бунта, но ее подавили расчетливо, решительно и жестоко.
   Словом, воры начали работать - их стали кормить. По принципу: что наработал, то и поел. И заинтересованность в труде появилась, выработка стала расти. Как странно, да?..
   Оставались, конечно, и нерешенные вопросы. Что удивительного? Их ведь двести пятьдесят.
   Один из них - проблема пьянства и алкоголизма. Своей волей я решил восстановить упраздненные властью ЛТП, но нового типа - тюремного, по опыту наших предков. Но руки пока до этого не дошли.
   Но все, что сделано, что начато - это день вчерашний. А вот будет ли у этих дел день завтрашний - кто знает? Уроки истории убедительно говорят, что многие прекрасные начинания так и канули в Лету, не доведенные до конца. В отдельно взятой стране...
   В этот самый момент моего душевного смятения верная Лялька забарабанила каблуками в дверь.
   - Что опять?
   - Товарищ полковник, - официально почему-то, - к вам руководитель Контрольной группы.
   Сердце упало - давно уже не тревожила меня Алевтина своими кляузами. Неужели ее девчонки опять какого врага ненасытного обнаружили в моем строю?
   - Что у тебя, Алечка?
   Не приняла дружеский тон. Плохо.
   - Докладная, Алексей Дмитриевич.
   Ну вот, не зря сердце падало.
   - В двух словах.
   - О необходимости упразднения Контрольной группы.
   Вот это номер!
   - Обоснование.
   - В докладной об этом подробно говорится. Со ссылкой на анализ изменившейся обстановки. Динамику точно не помню, прочтете, но примерно так: в первую неделю мы выявили троих недобросовестных сотрудников - это еще отрыжка прежних кадровых подходов и застарелой коррупции; затем - еще двоих, эти лица проникли к нам из преступной среды с определенными целями. Потом пошли какие-то мелочи, вы помните, я докладывала. И вот уже довольно значительный срок - ни одного человека, злоупотребившего служебным положением, опорочившего звание работника милиции.
   - Чем ты это объясняешь?
   Алевтина ткнула папиросу в пепельницу, пожала плечами, тряхнула седой головой.
   - Людям нравится работать честно. Условия для этого созданы.
   Ну что ж, это бывает. И гораздо чаще, чем мы думаем.
   - А что с девчонками будем делать?
   Алевтина улыбнулась.
   - За них не беспокойся. Они все замуж выходят, за твоих парней.
   - Ты их для этого сюда и привезла? Сознайся. Для этого и группу ликвидируешь? Понятно: не будут же они на своих мужей стучать.
   - Не увиливай, Леша, - опять улыбнулась. - Принимай решение.
   - Не дави. Вот докладную прочитаю, тогда решу, - и уложил материал в самый дальний ящик письменного стола.
   - Ну, Алексей Дмитрич! - взвыла за дверью Лялька. - Ну идите же в зал! Ну вам же ужин оставили!
   В Рыцарском зале - совет да любовь. По разным, правда, углам. В одном ребята магазины патронами снаряжают, в другом, у рояля (откуда он взялся?), за которым томно музицирует княгиня, девчонки млеют. У камина шепчутся о своем Юлька с Филипком.
   На дальнем конце общего стола - оставленные полковнику Сергееву объедки. Вокруг них делает алчные круги Пилипюк. Но я его надежды сразу порушил - от ужина в его пользу не отказался.
   Разочарованный хохол побрел к роялю, прислонился к девушкам:
   - Я извиняюсь...
   Княгиня дала бурный аккорд, подняла на него глаза - ровно в лорнет смерила.
   - Пилипюк, хохол смиренный, что за "извиняюсь"? Когда ты запомнишь, что себя извинить нельзя? Другие тебя извинить должны. Ты понял?
   - Як же - дюже просто.
   - И ложкой ты в стакане бренчишь, как трамвай на базарной площади. А борщом хлюпаешь - это же целый прибой на рифах! Мне из дома слышно, когда ты обедаешь. Ось, говорю себе, хохол снидать усевси, и мне пора.
   - Тю! Ваше сиятельство, кто ж борщ шепотом кушает? Весь смак пропадае. Гляну, как вы ложку целуете, - плакать хочется за вас. Все равно что горилку под одеялом пить. - Потянул лапы к девчонкам. - Или гарну дивчину в зимней свитке обнимать. Я извиняюсь...
   - Иди отсюда, - совершенно не по-светски послала его княгиня и вновь уронила руки на клавиши. - Вот таких муравьи и кусают. За жало.
   Стемнело. Дрова в камине догорели, играли розовые нежные огоньки. За окном повис холодный месяц. Где-то вдали, до сих пор не знаю, в каком углу, гулко забили часы.
   Вошел Майор, стуча каблуками.
   - Отбой, товарищи.
   С рассветом из Куровского вышла колонна - в основном джипы и микроавтобусы. Во всех окнах - только морды и стволы.
   У Липовки небольшой хвост колонны отделился и свернул на терем. Это был отряд, который должен был повести на мост Семеныч.
   Но Семеныча от участия в операции отстранили. Вернее, он сам устранился: уже утром оказался мертвецки пьян. Его отряд возглавил Егерь.
   В тереме, кроме Семеныча, остались Губернатор (тоже пья ный), Надежда и охрана - четверо тех самых парней, к которым у Надежды был большой счет. Они-то уж об этом давно забыли, помирились ведь.
   К семи часам колонна сосредоточилась в роще, неподалеку от горы. Выгрузились, побрякивая оружием, поругиваясь, поеживаясь от утренней свежести. Построились, потянулись рощей к дороге, сбивая холодную росу с травы, прибивая ее берцами к земле- ровно стадо бизонов протопало. Вел отряд Ваня Заика...
   Я сидел, как сыч, в Замке. Осуществлял общее руководство и координацию действий двух наших подразделений - Майора и Волгина. Майор со своими людьми контролировал Набережную, Волгин со своими - выходы из Пещер, на всякий случай.
   В семь часов пошло первое сообщение:
   - Колонна прибыла, двадцать пять машин, бойцов общим числом - около двухсот. Направились к Пещерам.
   Семь сорок пять:
   - Отряд, стволов на двести, пересек дорогу, движется к подножию горы.
   Восемь пятнадцать:
   - Сосредоточились у входа в Пещеры, разобрались на группы. Первая пошла... Вторая...
   Восемь тридцать:
   - Десятая группа скрылась... Все. На входе двое остались. Взять их?
   - Не обязательно.
   - Вас понял. Жду сигнала.
   Я не сводил глаз с циферблата. Лялька, зараза, все время дергала меня за рукав: что, мол, тянешь, полковник?
   Жду-с! Терпение, Лялечка, киска, как говорит княгиня...
   Вот и пора. Я глубоко вздохнул.
   - Первая точка. Акция!
   - Вас понял!
   Взрыва я не услышал. Услышал стрельбу на Набережной.
   Когда далеко позади прогремел взрыв и пророкотало, будто лавина сошла, когда докатилась горячая волна, ударила в спины, Ваня все понял и панически заорал:
   - Вперед! Бегом!
   Ну где там бегом. На четвереньках-то не больно побегаешь.
   - Вторая, третья, четвертая! Акция!
   - Вас понял! Вас понял! Вас понял!
   Вот такая вот ламбада...
   Взрывы на выходе из Пещер прогремели почти одновременно. Отбросили волной тех, кто шел впереди. Ваню сильно ударило в спину, он не удержался на ногах; сидел, разбросав ноги и руки.
   Отстучали падающие камни, замер шорох ссыпавшегося по стенам песка. Тишина настала.
   Ударил Ване в глаза луч света. Кто-то наклонился к нему.
   - Завел, падла? - Это были последние слова, которые он услышал.
   Я сунул рацию в карман, схватил автомат и побежал на Набережную. Следом за мной вылетели из ворот Замка две подружки - старая да малая.
   Старая дергала из рук малой ее автомат и пыхтела:
   - Лялечка, киска, я буду сестрой милосердия, но с оружием в руках!
   - Шла бы ты домой, Пенелопа! - вдруг гаркнула киска.
   А что? Вполне по-светски.
   Но повоевать им обеим не пришлось.
   Подразделение противника, которое пыталось форсировать реку, встретило сокрушительный отпор с фронта и почти одновременно с тыла, где ударил по нему засадный полк полковника Василевича.
   Те из бандитов, что не пали под огнем, бросились в воду и, спасаясь, поплыли по течению. Но это им мало помогло. Фронт мы держали на большом протяжении, поэтому их легко вылавливали и вытаскивали на берег. А то и не вылавливали. И не вытаскивали. Чтоб их больше не было. Уж профессор Кусакин, со своей винтовкой, наверняка брезговал.
   Ну вот вроде и все. Майор со взводом поехал в Куровское, забрать паханов и доставить в город. Василевич расквартировался в Заречье. А я с Пилипюком и, конечно, с увязавшейся Лялькой отправился в терем, за Губернатором.
   Дорогой Лялька с хохлом все хвастались, как ловко мы победили. Я же тяжело думал о том, что победа эта - временная. Вот-вот должны нагрянуть каратели из Центра. Я, честно говоря, в своих первых планах рассчитывал столкнуть на подходе к городу правительственные войска с бандитскими. Не получилось: одни запоздали, другие на нас раньше пошли. А, впрочем, любой расклад закономерен. По принципу: сделал - отвечай.
   Пилипюк тормознул машину в виду распахнутых теремных ворот.
   - Останешься в машине, - приказал я Ляльке.
   А Пилипюк дальше пошел - заставил ее надеть бронежилет.
   Мы выбрались из машины.
   Шумели сосны, скрипела створка ворот, каркала на ней черная ворона. Пилипюк замахнулся на нее, она тяжело свалилась со створки и от самой земли взмыла на ближнюю сосну. Но, однако, заткнулась.
   Тут же загремели в тереме выстрелы.
   Мы рванули в ворота.
   Навстречу нам выскочил на балкон охранник, вскричал: "Серый!" и вскинул автомат. Кто-то метнулся из-за моей спины и принял очередь на себя. Пилипюк коротко ударил по балкону- парень выронил оружие и, перегнувшись, повис на ограждении. С головы его капало.
   Я поднял Ляльку на руки. Она дышала. Но трудно, прерывисто.
   Отнес ее в машину, положил на заднее сиденье. Пилипюк сунулся в окно:
   - Контузия, - сказал, - ударило и все. Жилет самый гарный. Ось нашатырь.
   Лялька завертела головой, стала отталкивать мою руку с флаконом, чихнула, открыла глаза. Чистые и ясные, как весеннее небо после дождя.
   - Теперь я должен на тебе жениться, - сказал я удрученно.- Ты кучу детей нарожаешь.
   - Что я - матрешка? - слабо улыбнулась. - Помоги броник снять.
   Стала расстегивать на груди свою прекрасную "белую ночь".
   - Ну вот, - проворчала, - накаркала Юлька, - все декольте теперь в веснушках.
   Хороши веснушки...
   - Лежи, - сказал я и вышел из машины.
   Пилипюк почему-то давился от сдерживаемого смеха.
   - Ты что? Копеечку нашел?
   - Митрич, не обижайся... Як подумаю, Лялька за вас пойдет, - и заржал от души, - вона, значит, под полковником буде?
   Ну ржи, хохол, хоть до отбоя. Я тебе за этот броник все, что сделаешь, прощу. И все, что пожелаешь, сделаю...
   - Зря смеешься. Пока генералом не стану - не женюсь.
   А про терем-то мы и забыли.
   - Хай його бис, - угадал мою мысль Пилипюк, - подпалю с запада, и усе.
   - Почему с запада?
   - А ветер оттуда.
   Но поджигать этот гадюшник не пришлось - вышла из терема наша Надежда: в одной руке винтовка, в другой - пистолет.
   - Привет, Серый, - сказала она, как всегда ровно и спокойно. - Вот и все.
   - Что там? - я кивнул на окна.
   - Там Губернатор спит.
   - А Козлов? Охрана?
   Надя пожала плечами, прислонила винтовку к крыльцу. Вынула обойму из пистолета, показала мне - пуста.
   Как это было.
   Семеныч проснулся в тот самый момент, когда мы подъезжали к терему.
   - Едут, - сказал один из охранников.
   Их в этой комнате двое было. Двое - наверху.
   - Кто? - буркнул Семеныч. - Вроде рано еще. И не должно бы...
   - Это... Это Сергеев! - пригляделся охранник и схватил винтовку.
   - Где? - взревел Семеныч. - Я сам! - вырвал винтовку, загнал патрон; встав на колено, положил ствол на подоконник.
   Надежда хладнокровно выстрелила ему в затылок. И сразу, не давая опомниться, свалила выстрелом того охранника, что был вооружен. Второй бросился на нее - не добежал. Распахнул дверь на свою беду третий, со второго этажа примчавшийся на выстрелы. Четвертого срезал на балконе Пилипюк.
   - Вот и все, - сказала Надежда, вытаскивая зачем-то из рук Семеныча винтовку.
   Верно: душегуб должен сам погибать от меча. А Семеныч? Что ж, именно ему положено было этих душегубов казнить. А он их спас, приостановил уголовное дело за нерозыском виновных лиц. Чтобы вместе с ними получить заслуженное. Вот я и говорю: каждому необходимо своим делом заниматься. А то ведь что получится?..
   - Да, а Наталью... тоже? - вспомнил я.
   - Вот еще! - И сюда попал наш крылатый оборот. - Я ее в туалете закрыла. Пусть посидит. И Кулька с ней.
   - А это кто?
   - Акулина, стряпуха.
   Ладно, пусть посидят дня два, самое им место.
   Мы собрали все оружие, которое нашли в доме, разбудили Губернатора.
   - Поехали.
   - Куда? - хмурился и хлопал пьяными в щелочку глаза ми.
   - В суд.
   - А ты кто такой?
   - Я? Новый губернатор. Вместо тебя.
   - Не имеешь права. Я - всенародно избранный. А ты? Я буду жаловаться... в Юнеску, - пошел, заплетаясь ногами.
   - Ось який, - хмыкнул Пилипюк, - памятник старины. Кому ты там сдался? В твоей Юнеске?
   Вечером в Рыцарском зале большой прием состоялся: участники сражения, члены Правительства, представители общественности, пресса.
   Ляльку на прием не допустили, уложили в постель, с ней остались Юлька и Филипок.
   - Лялечка, киска, - зашла княгиня. - Как ты?
   - Теть Маш, - повинилась Лялька, - извините, что я вас Пенелопой обозвала. Я очень за вас боялась.
   - Пенелопой... Подумаешь! Меня один военный знаешь как обозвал? нагнулась, шепнула на ушко.
   - Ну да? - У Ляльки глаза заискрились, вдвое больше стали. И обе расхохотались.
   - Мы тобой гордимся, - сказала княгиня, прощаясь. - А полковник теперь твой. Если он, конечно, порядочный человек.
   - Кто его знает! - философски заметила Лялька, разгляды вая, не стесняясь Филипка, "веснушки" на груди. - Порядочный человек если такое увидит...
   Княгиня поспешила утешить:
   - До свадьбы заживет, так у нас в Париже говорят.
   - У нас так же.
   Следующим утром я пришел в кабинет пораньше. В приемной было непривычно пусто, будто до этого здесь не одна Лялька сидела, а по крайней мере с десяток Лялек.
   Но в девять часов пискнул селектор. Я нажал клавишу приемной и грозно выдал:
   - Тебе кто позволил встать?
   - Это я, Алексей Дмитриевич, Юля. Я вместо Лялечки посижу, она мне все объяснила, я справлюсь.
   - Хорошо. Что там есть?
   - Полковник Василевич звонит из Заречья.
   - Соединяй.
   Полковник сообщил мне именно то, что я и ждал от него услышать. Но я надеялся, что это будет позже.
   - На шоссе, мне доложили, в двух километрах от города большое скопление техники. - Помолчал. Чтоб не все сразу выкладывать, пожалел, стало быть. - И живой силы. Судя по всему - крупное подразделение Внутренних войск.
   - Ничего не предпринимай. Будем ждать.
   - Парламентеров?
   - Да. Думаю, с переговоров начнут.
   - Кто знает... Может, сначала силу продемонстрируют. Для устрашения.
   - Здесь не бастион. Здесь мирные жители.
   - Леша, давай без наивности. Вспомни хотя бы Чечню.
   - Сравнил. Это совсем другое.
   - У них всегда что-нибудь другое найдется.
   - Что ты предлагаешь?
   - Я бы оповестил жителей. Предупредил о возможных... инцидентах, так скажем.
   - Тогда они ко мне за оружием придут.
   - Ну что? - вздохнул тяжко. - Ждем?
   - Ждем. И данные разведки все время сообщай мне.
   Ждали целый день. В городе, конечно, все стало известно. Началось брожение, митинги: научились за время "демократии". Но и за наше время кое-чему научились. И уроки истории вспомнили. Выбрали командиров, начали формировать отряды ополчения. Словом, тучи над городом встали.
   Пришлось взять эти процессы под свой контроль.
   К вечеру вышел на связь Василевич:
   - Машина, "уазик", к городу пошла. Водитель, два офицера. Встречай.
   Через десять минут "Беспощадный" доложил:
   - Товарищ полковник, до вас опять парламентеры. Два капитана ВВ. Сердятся.
   - Что ты им сказал?
   - Сказал, что вы сейчас не можете. Ужинаете. А после ужина курить будете.
   - Правильно. Пусть подождут. Я их дольше ждал. В город их не пускай.
   - Вот еще! - и здесь Лялькина лексика прижилась. - В город! Как же!
   К мосту я подъехал тоже на "уазике". Мог бы и "мерс" какой взять, из конфискованных. Да много чести - сейчас ведь пугать начнут, грозиться станут.
   Пошел вразвалочку, покуривая, навстречу офицерам.
   - Заставляете ждать, - раздраженно заметил один из них.
   - А вы, товарищ капитан, не делайте замечаний старшему по званию.
   Переглянулись.
   Что, мало? Добавлю.
   - Да и должность у меня куда как выше ваших. Юридически- я второе лицо в городе. Фактически - первое.
   - Юридически, - сказал тот же офицер, - вы объявлены вне закона. И мы предлагаем вам добровольно сложить ваши полномочия и сдаться законным властям.
   - А если я не приму ваше предложение?
   - Тогда мы применим силу оружия.
   - Применяйте, - сказал я, повернувшись спиной и направляясь к машине. - Считаю разговор в таком тоне унизительным для себя. Свободны, господа офицеры.
   Спиной не видел, затылком почувствовал - опять переглянулись.
   - Постойте, полковник.
   Я обернулся.
   - Что-то забыли?
   - Если вы считаете унизительным вести переговоры с младшими по званию, мы уполномочены передать вам приглашение командира части.
   - Генерал?
   - Нет, тоже полковник. Ивановский.
   Я поморщился, но согласился, неохотно:
   - У меня нет возражений.
   - В таком случае, пройдите в нашу машину. Мы доставим вас к командиру.
   - В таком случае, - в тон ответил я, - вы останетесь здесь. А к вашему командиру меня доставит мой водитель.
   Господи, опять переглядки! Не могли, что ли, заранее все варианты проговорить? Чем целый день занимались-то?
   Но такой поворот явно не понравился. Правильно, ребята, все на себя надо примерять. Не хотите такого размена фигурами?
   - Не подходит вариант? Есть другой: везите сюда своего полковника. Не трону. Честное пионерское.
   - Мы доложим полковнику и сообщим вам его решение. - С тем и откланялись.
   Я созвал ряд лиц на краткое совещание.
   - Ребята, у нас что-нибудь вроде "желтого Геббельса" найдется?
   - На колесах - нет, а стационарно что-то ребята смогут соорудить, сказал Майор и потянулся за сигаретой, не бросил-таки эту дурную и вредную привычку.
   - На соснах динамики помощнее развесим, - сказал танкист Сливко, - и заслон поставим кругом - не сунутся.
   - В темпе, ребята. К утру чтоб все готово было. Проша, на тебе текстовки-листовки. Тоже быстро.
   - От твоего имени?
   - Смотри сам. Но мне кажется, этого мало, пошире надо взять. Кого-нибудь из горожан запишите, ветеранов там, женщин-матерей. Вам, представителю городских властей, - обеспечить все необходимое для монтажа установок.
   За ночь управились. С утра близ места дислокации части полковника Ивановского загремели динамики. Текстовки Прохор сделал расчетливые, в диапазоне - от морально-просветительских и информационных до прямо угрожающих.
   - Солдаты! Только что я уничтожил здесь сводную бандитскую группировку - тех, кто грабил, насиловал, убивал ваших близких. Вы - не бандиты, но вы тоже пошли против нас, против тех, кто поднялся на вашу защиту. На защиту ваших отцов и матерей, ваших жен и любимых, ваших детей. Значит, вы сами встали в бандитские ряды...
   - Ребята, кого вы собираетесь воевать? Своих же братьев по оружию? Почему? - вы не знаете. А они знают, за что будут сражаться, если вы нападете на город. Им есть что защищать. Подумайте об этом, может, поймете. И еще подумайте, что на вашем пути стоит боевая воинская часть, солдаты которой солидарны с нами.
   - Сынки! Не позорьтесь! Не берите грех на душу. Мы не отдадим нашу власть, которая освободила нас от бандитов и жуликов, от нищеты и бесправия. Вам придется брать каждый дом. Вас встретят на каждом пороге топорами и кольями. Пусть мы погибнем, а на вас останется вечный позор и проклятие отцов, матерей, братьев, которых вы предали...
   Не знаю, имело ли это все прямой практический смысл, но косвенный проявился вскорости. Рощу начал прочесывать взвод автоматчиков.
   Почти сразу навстречу им возникли Майоровы ребята.
   - Что здесь потеряли, братцы? Пуговки от штанов? Не то ищете. Лучше радио послушайте, вам полезно.
   Взводный отдал было команду к бою, но тут что-то зарычало в кустах и что-то вылезло из них - диковинное, отдаленно похожее на танк, с какой-то таинственной установкой на башне.
   Автоматчики дружно и без команды сделали "налево кругом" и бодрым шагом зарысили в свое расположение.
   А вслед им прозвучало с высокой сосны:
   - ...Но каждый из вас, кто сунется в город с оружием в руках, получит там не то, на что рассчитывал, а то, что заслужил!
   Мы стояли с полковником Ивановским у шлагбаума, покуривали, как приятели, и обсуждали наши проблемы, как соседки в общей квартире - кому сколько за свет платить.
   - Ты правильно сделал, что ко мне не поехал. Я бы тебя арестовал. И к стенке. - Он повернулся ко мне обветренным и загорелым лицом. Со шрамом на лбу.
   - За что? - серьезно спросил я, хотелось знать.
   - Приказ.
   - Чей?
   - Самого, - полковник мотнул головой куда-то вверх, - верховного.
   - Что-то я не понимаю вашего верховного.
   - А кто его понимает? Но ведь ты на власть посягнул, кто ж простит?
   - Слушай, какая тут власть была, жулики, как и везде.
   - Это нас не касается. Если каждый станет власть оценивать...
   - Не худо бы было, - мечтательно произнес я.
   - А что это ты тут за знамя вывесил? - кивнул на "Беспощадный", все еще украшенный алым стягом.
   - Забыл уже? Быстро. Ему ведь присягал.
   - Да брось ты... Это вся твоя техника?
   - Военная тайна.
   - Ладно, Сергеев, давай сдавайся - и расстаемся друзьями.
   - Вот еще! Ты - за орденом, я - за вышкой? Сам сдавайся. Оцени обстановку. Спереди у тебя мы - идейные борцы за справедливость, сзади верная нам часть мотопехоты. Никаких ведь шансов. Тебе это надо?
   - Что предлагаешь?
   - Отдам тебе бывшего Губернатора, Мэра могу отдать, если его еще не расстреляли, ну добавлю какую мелочь, жулье всякое- и беги докладывать.
   - И ты со мной?
   - Меня не отпустят.
   - Не устоишь ведь, Сергеев. Против государства никто не устоит.
   - Ты какую школу кончал, советскую?
   - И Академию тоже.
   - Значит, уроки истории помнишь? Вот в такой ситуации солдаты общего врага находят, братаются. Штыки - в землю, а командиров - на кол.
   - Не пугай, у меня ребята в горячих точках закаленные. А задница чугунная.
   - Я все сказал, - башка у тебя чугунная. - Пойдешь на штурм?
   - Приказ ведь.
   - Тогда два условия. Дашь мне время на эвакуацию населения - раз. И, если возьмешь город, - никакого мародерства не допустишь - два.
   - Добро. Мое условие: ты в бою погибнешь.
   - Как получится, - уклонился я от прямого ответа.
   Я обратился по радио к горожанам, обрисовал наше положение и предложил, во избежание лишних жертв, временно покинуть город. Сообщил об обещании командира части не допускать случаев мародерства. Поблагодарил за активную социальную позицию и реальную помощь в борьбе с преступностью.
   Вернувшись в Замок, вызвал Пилипюка и спросил его:
   - Ты меня уважаешь?
   Он не удивился:
   - А як же! Як ридного батьку.
   - Приказ любой выполнишь?
   Что-то почуял, замялся хитрый хохол:
   - Мабуть... Ото ж если... Хай його бис...
   - "Чому я не сокил" добавь. Хватит жопой вертеть. Я тебя исключаю из наших рядов. Забирай Ляльку с Юлькой и уводи их отсюда.
   Завертелся еще пуще, стал врать, что вот-вот жинка с хлопчиками приедет, что "дивчата мени не послухают", что лучше Сливко никто с ними не справится, и вот, "дивись", нога у него прямо сейчас разболелась, шагу ступить не может...
   И этот отказывается.
   Я долго слушал, кивал, сочувствовал, потом притянул к себе автомат.
   - Давно бы так, - и Пилипюк выпрямился во весь свой рост.- Стреляй, Митрич, не пойду.
   - О девчонках подумай! - заорал я, отбрасывая оружие.
   - Я рядом с ними буду.
   Вот и все, чего я добился. С девчонками об этом говорить - еще хуже, такого наслушаешься.
   А тут еще пришли доверенные лица и сообщили, что горожане категорически отказываются покинуть город, что отдадут все свои силы, а если надо, и саму жизнь на его защиту под моим руководством...
   Наверное, впервые за это время я по-настоящему почувствовал, что такое ответственность власти.
   - Жители отказываются покинуть город, - сказал я полковнику Ивановскому. За спиной которого стояли наготове капитаны.
   - Хитрец ты, Сергеев, - зло ответил он.
   - Ты меня не оскорбляй, это опасно. Я не хитрец и не подлец. За спины женщин и детей не прячусь. Если ты решил штурмовать город, я сдаюсь. Лично. И чтобы больше никого не тронул.
   - Согласен.
   Офицеры по его знаку шагнули вперед. И я протянул руки под наручники...
   На этом мы прерываем наш правдивый рассказ о необыкновенных происшествиях в городе О. Мы не знаем, что произошло дальше. Пусть каждый завершит его в меру своей социальной зрелости и политических симпатий.
   Нам не известна и дальнейшая судьба Серого.
   Нам известно только то, что в городе О. до сих пор на Главной площади стоит на пьедестале рядом с танком военных лет его разбитая смешная машина.
   Известно нам и то, что полковник Сергеев так и не стал ни генералом, ни министром внутренних дел, хотя ему этого очень хотелось, чтобы победить преступность в отдельно взятой стране, раз уж в ней не удалось построить социализм...