Страница:
- Вчера при загадочных обстоятельствах погиб Стрельбицкий, - наконец произнес он как бы про себя.
- Член судебной палаты? - молодой человек всплеснул руками в волнении. - Он ведь третьего дня заезжал к нам в газету! Привез документы по поводу финансовых злоупотреблений в Эчмиадзине.
- Вот, вот Аркадий, - собеседник кивнул. - Это знак для многих: кто сунет нос в армянские дела, тому не поздоровится... Глубоко копнул... Его и убрали... Уверен, расследовать это убийство никто по-настоящему не возьмется.
- Что ж это делается! - расстроено сказал юноша.
- Руки опускаются, Аркадий, - продолжал мужчина, - сколько уже писал в "Кавказе" о бесчинствах здешних армян, в Петербурге о том же статьи печатал. Читают, обсуждают, а воз и ныне там. Неужели все насквозь куплено армянскими ростовщиками?
- Да ведь вы же сами, Василий Львович, верно корень определили. От одного, даже от десяти честных чиновников ничего не зависит. Особая система сложилась в крае. Во всех важных точках армяне сидят. Одного тронь - пойдут угрозы, крик, шантаж. Кого захотят - разорят. В Тифлисе у нас кто городом правит? Матинов, Измайлов, Евангулян...
- Переделавшийся в Евангулова... - усмехнулся мужчина. - О преданности русским твердят, а видел я те карты, по каким их дети в армянских училищах учатся: там не только Карабах, Нахичевань, но и земли до Воронежа называются Арменией... Что до шантажа и угроз... Сколько в последнее время анонимных писем пришло в "Кавказ" на мои публикации?
Молодой человек досадливо поморщился:
- В неделю до двадцати таких писем получаем... Вам осторожнее надо быть, Василий Львович! Они и разбойника нанять не погнушаются... Еще реформа управления армянским церковным имуществом не началась, а вот - уже первая смерть...
- Какой разбойник! - Василий Львович рассмеялся. - Сам же ты в "Новом времени" читал - большинство всех наемных убийств здесь совершается турецкими армянами. Я же вижу, сколько их за последние годы появилось на Кавказе. Они явно вымогают деньги на пресловутые "национальные цели". Над всем Закавказьем сложилась гнетущая атмосфера политического шантажа. Думаешь, Оттоманский банк захватили одиночки? Нет, здесь организация за версту видна. Теперь такая организация и у нас складывается. А осмелели как? Дрянная желтая газетенка, какой-то армянский листок печатает пасквиль на Магомета; побуждает местных мусульман к волнениям. Я был в канцелярии наместника с протестом, а там уже высшее мусульманское духовенство собралось, требует приема по этому поводу.
- Думаете, не случайно все это?.. - начал Аркадий.
- Сам знаешь, что нет! - оборвал его Василий Львович. - Эчмиадзин особая государственная форма, это не церковь, у них политическая задача стоит выше религиозного призвания. Это собрание армян, объединенных общими целями. Эчмиадзин - не храмы, там и биржа, и место политических совещаний... И потом, на какие такие деньги скупаются десятки тысяч десятин земли грузинских князей, азербайджанских агаларов, а то и просто плохо лежащие казенные земли? Затем их заселяют армянами из Турции. Эчмиадзин владеет огромнейшими имениями, управление которыми ведется более чем загадочно. В монастырях тщательно скрываются инвентари, списки имущества, ведомости. Имущество прикупается, берется под залог. Помнишь, как они разорили Шах-Азизова? Что же это за церковь, когда она кредитует в банках? Что из их богатств идет на дела церкви, а что на - оружие?
- Оружие?.. - переспросил Аркадий упавшим голосом.
- А ты полагаешь, на Оттоманский банк с палками нападали? Восстания они в Турции устраивают, так с кольями на полицию идут? Нет, Аркадий! Здесь сеть, паутина плетется... Я вижу, я чувствую... Скоро и в Закавказье они пожар разожгут. Помнишь, несколько лет назад в Эчмиадзине в одной из обителей шайку подделывателей русских денежных знаков раскрыли? Ничего себе, религиозное дело! Мало того - все их миллионеры, банкиры, нефтяные короли дань на политические организации платят, Манташев там, Цатуров... А спроси, как это они за считанное время разбогатели? Тем же шантажом и подкупом за бесценок у азербайджанцев и русских скупали участки в Бакинской губернии, кто не хотел продавать - убили. Теперь на нефти озолотились. Сам знаешь, пионерами нефтепромышленности в крае были сперва русские. Но теперь их и след простыл, потому что не умели прибегать ни к армянским способам обогащения, ни к армянским же способам вытеснения конкурентов, в основном, уголовщиной... Фантастические состояния возникали в один день! Вчерашний мелкий приказчик или заведомый контрабандист, получив от "своих людей" клочок украденной у казны нефтеносной земли, спустя несколько месяцев мог иногда купить совесть десятков служилых людей, изолированных, лишенных нравственной и материальной поддержки. Часть русского служилого класса в Баку давно в зависимости от армянских богачей. Нет в крае буквально ни одного учреждения, дела и проекты которого составляли бы тайну для армян. Высшее сословие всех местных племен, в лице большинства своих представителей, мотается на вексельных арканах и, так сказать, нравственно, стоит уже на запятках у новых повелителей края. Банки повинуются им! А своих мазутных принцев и принцесс они в своих школах учат: где армяне живут - там, дескать, и армянская земля. Слышал, что в Ахалцыхе происходит? Грузин уже сгоняют... Памятники грузинские присваивают. Договорились до того, что Руставели - армянин, и "Витязь в барсовой шкуре", выходит, армянская книга.
- Но мусульман они и вовсе не пощадят... - Аркадий задумчиво смотрел на пышные кроны чинар. - В Тифлисе управление захватили, теперь в Баку переместились, там воду мутят... А уж в Карабах, Нахичевань переселение армянское идет постоянно... Что наша администрация смотрит?
- Взятки, Аркадий, взятки и лесть... В Петербурге армяне к тому же большое влияние имеют. Один Лорис-Меликов чего стоил! Клянутся постоянно, что величайшие друзья русским, братья по вере... Все их клятвы до момента, пока окрепнут и смогут ударить. Загорится Кавказ...
- Опять разговоры? - в дверь слегка постучали и, не дожидаясь ответа, широко распахнули. На пороге возникла широкоплечая фигура пожилого грузина в яркой рубахе, подпоясанной кожаным ремешком. Заложив большие пальцы рук за ремешок, он с насмешливым прищуром окинул взглядом комнату.
- Э, какой бэспорядок! Василий Львович, ты когда-нибудь отдыхаешь, дарагой! Слугам убрать нэкогда. Шашлык остывает... А я тебе еще и гостя привел...
За спиной хозяина гостиницы Левана Джапаридзе возник молодой мужчина, одетый по-петербургски строго. Вид его выдавал в нем столичного чиновника. Обращаясь к незнакомцу, Леван, широким жестом указывая на поднявшегося навстречу гостю Василия Львовича, с гордостью сказал: - Вот наш знаменитый писатель, господин Вэличко! Свэтом правды освэща-ет в своем "Кавказе" наш Кавказ.
- Довольно, Леван, хвалить меня, - шутливо отмахнулся Василий Львович, а незнакомец выдвинулся вперед и представился: - Сергей Иванович Бегичев, чиновник по особым поручениям Министерства народного просвещения... Рад с вами познакомиться. Я ваш постоянный и внимательный читатель.
Они обменялись рукопожатием, и по тому, как Бегичев смотрел на него, Василий Львович понял, что тот непременно хочет еще что-то добавить, но Леван подхватил их обоих вместе с Аркадием и увлек на свою половину обедать.
Обычное кавказское широкое застолье растянулось на три часа. Подошли еще родственники хозяина, тосты следовали один за другим. Обсуждали последние тифлисские новости, но, как по уговору, не касались тяжелых тем, хотя уже несколько месяцев всех волновала история с городской бойней, где тифлисский губернский врач Кикодзе, безупречно-честный и мужественный местный деятель, открыл, что там не сжигались, а продавались ветеринарным врачом Испандарьяном трихинозные свиные туши в огромном количестве. Рискуя жизнью, несмотря на грозившие ему кинжалы заинтересованных лиц, молодой врач поймал с поличным мясника-покупателя, тоже армянина, и обнаружил городской склад заведомо ядовитых туш. Был составлен протокол. Но подкупленный армянами гласный местной Думы Опочинин предложил предать это дело забвению. Город гудел возмущенно, и все же дело действительно постарались потихоньку замять. Как ни старались хозяева перед столичным гостем не тащить сор из дома, но тема эта все равно вылезла, а за ней - другая...
- Теперь в Тифлисе не встретишь мушу (носильщика) из рачинских грузин, а они всегда этим занимались, - говорил Леван, - азербайджанец из села на заработки приедет - голодать будет. Зато у нас здесь полно армян из Эриванской губернии, беглецов из Турции... Метельщики, поливальщики улиц, караульные на авчальском водопроводе, 200 человек - все армяне. Зимой на тионетском почтовом тракте крестьянин из села Сакдриони Симон Сисаури замерз, три дня голодный шел из Тифлиса. Не нашел работы, возвращался домой. Теперь дети остались сиротами...
- Вай, о чем говоришь, Леван! - вступил брат хозяина гостиницы Бадриа, владелец нескольких магазинов. - Городской голова - армянин. Вот и порядки армянские. Что беднота! Вон, наших князей за долги с земель сгоняют. В какой банк за кредитом ни приди - везде армяне сидят. Пауки! Сосут, сосут... Эх, боже, где твоя справедливость?
- Они пауки, но мы не мухи! - возвысив голос, возмущался Леван. - Наш великий Илья Чавчавадзе дал им отпор! Книгу написал, как армяне грузинские святыни присваивают. Верно в народе говорят: уловка опаснее силы. Уж как армяне любят друзьями прикинуться! А за спиной ножи точат...
- Видите, Сергей Иванович, какой здесь вопрос назрел? - шепнул Величко Бегичеву. - А в столицах многие считают, что я в своих статьях армянскую опасность преувеличиваю.
- Да мне тут недавно на занятиях сын купца Жамаряна, брата известного миллионера, говорит: грузины входили в армянское царство и грузинский язык весь состоит из армянских слов, - вставляет Нодари, сын Левана, учитель в одной из гимназий. - Арцруни много подобного вздора печатал в своей газете "Мшак".
- Такой надутый, важный был этот горбун Арцруни, вообразил, что стоит выше всех патриархов, - Леван сокрушенно цокает языком, - обещал и нас, и азербайджанцев обармянить.
- Вай! Обармянить! Это он имел в виду долговой петлей задушить! смеется Бадриа. - Торговать невозможно стало, уважаемые! Мне, грузину, в Тифлисе шагу ступить нельзя, чтобы на армянина не наткнуться. Цены диктуют, кредит взял - пропал!
- Я в гимназии поправил этого парня, Жамаряна, так он на меня родителям нажаловался, те - директору. А директор мне говорит: вы не спорьте с ним, там семья такая, что и гимназию закроют!.. - горячился Нодари. Их пылкий разговор временами с русского переходил на грузинский, и хотя хозяева в присутствии гостя сдерживали себя, как могли, видно было, что им все труднее усмирять разгорающиеся страсти.
- Нодари, расскажи нашему уважаемому гостю, как Арцруни иностранного корреспондента обхаживал, - ухмыльнулся Бадриа, - француза Кутули.
Нодари засмеялся и посмотрел на Величко:
- Об этом Василий Львович лучше меня расскажет. Помните, сколько смеху было, когда вы в "Кавказе" опубликовали некоторые места из его путевых заметок?
- Да, было дело, - покачал головой Величко и, весело щурясь, стал рассказывать Бегичеву: - Пожаловал в Тифлис корреспондент французской газеты "Temps". Его сразу же захватил редактор-издатель газеты "Мшак" Арцруни. Талантливый, надо признать, политический агитатор. Начали армянские богачи ублажать и закармливать Кутули, ни на шаг не отпуская его от себя. Так, что он совершенно утратил способность смотреть на окружающее собственными глазами. Дошло до того, что всех красивых женщин, встречаемых на пути, ему выдавали за армянок, а всех уродливых - за грузинок. Получился такой комизм, что даже грузины, у которых историко-археологическое самолюбие чрезвычайно обострено, не в силах были сердиться, читая путевые впечатления доверчивого француза.
Рассказанная Величко история развеселила всех присутствующих, несколько разрядив обстановку.
- Что это за книга Чавчавадзе? - спросил Сергей Иванович у Величко.
- "Армянские ученые и вопиющие камни". Скоро она в переводе на русский язык появится. Авторитет Ильи Чавчавадзе очень высок, он - человек выдержанный, с большим достоинством и не стал бы ввязываться в пустые споры. Но и он не смог спокойно смотреть на то, что армяне творят с грузинской историей. К тому же и на Западе вышла научная работа, Ленормана, где доказывается, что напрасно они себя на Кавказе считают древнейшим народом. И государство Урарту, и первые клинообразные надписи - с армянами и с языком их родства не имеют. А они везде говорят и пишут, что именно здесь начиналась их Великая Армения. Чавчавадзе блестяще полемизирует с этим и убедительно доказывает, что совсем другие народы обитали на этих землях.
- Вот люди! - между тем сокрушался Леван. - Для них привычное горе лучше непривычного веселья, все плачут, жалуются: бедные мы, бедные! А сами живут и нашим, и вашим. У них и вата должна грохотать, а у грузин и орех не греми!
Бадриа, видя, как расстроился брат, пытается отвлечь его тем, что тихонько запевает песню.
А Нодари, прежде чем подхватить мелодию вслед за дядей, вдруг произносит фразу по-грузински и, обращаясь к Величко, переводит ее на русский:
- Я вспомнил, Василий Львович, старую грузинскую пословицу: лучше льва иметь на пути, чем змею, поселившуюся в твоем доме.
Разошлись, когда уже вечерело. Величко поднялся к себе: его ожидал посыльный из типографии, нужно было срочно вычитать гранки очередного номера "Кавказа". Гостя своего он не хотел отпускать, чувствовал: о чем-то важном они не договорили. Предложил ему чая, пока сам просматривал будущий номер.
Наконец Аркадий с посыльным отправились в типографию, а мужчины перешли в маленькую уютную гостиную. Коридорный принес свежезаваренный чай и сладости. Из открытого окна слышались звуки проезжающих экипажей, крики уличных разносчиков мелкого товара, водоносов. Где-то далеко мужские слаженные голоса затянули "многолетие" - "Мравалжамиер"... Василий Львович прислушался, лицо его посветлело.
- Как вам в Тифлисе, Сергей Иванович? - спросил он гостя.
- Да я ведь здесь не чужой, - улыбнулся тот.
- Постойте! - спохватился Величко, как будто припомнив что-то. - Не сын ли вы известного полковника Бегичева?
- Именно так. Батюшка мой начинал службу в этих краях совсем молодым, еще при Ермолове, и как вышел в отставку, поселился здесь. Тут и сестра моя родная живет. Это я, поступив в университет в Петербурге, а затем на службу в Министерство народного просвещения, лишь наездами в Тифлисе бываю. Но всегда, когда еду сюда, говорю, что домой...
- Наслышан я о геройствах вашего батюшки... Уважаемый на Кавказе человек. Каким событиям был он свидетель и участник! - с воодушевлением сказал Василий Львович.
- Да... - Сергей Иванович кивнул, глаза его заблестели. - Помнят отца...
Он смущенно замолчал и, бросив на Величко быстрый взгляд, продолжил: Осмелюсь признаться, долг перед ним и является одной из причин моего визита к вам...
- Вот как? - удивился Василий Львович.
- Я давно слежу за вашими статьями в "Русском вестнике" и убежден, что в лице отца вы нашли бы единомышленника. Отец был уверен, что при всех заслугах Паскевича одна коренная ошибка тогда была совершена: слишком дали волю армянскому элементу в крае. И армяне здесь стремительно укрепились, вросли в чиновничество, развратили всех подкупом и с помощью власти добились экономических преимуществ. Теперь их влияние распространилось и на Бакинскую губернию... Нефть дает безумные, шальные доходы... Впрочем, зачем я вам это говорю, вы обо всем об этом лучше меня знаете изнутри... Я о другом хотел... - Сергей Иванович замолчал и продолжил уже несколько спокойнее: Батюшка мой оставил после себя записки. Я их в Петербурге намерен к изданию предложить. Правда, нынче мемуары только ленивый не пишет, но отцу действительно было о чем рассказать... Есть в его записках один эпизод, связанный с моментом, когда он сопровождал переселенцев-армян из Персии на Кавказ. В 1828 году... Очень многозначительный эпизод...
Величко с возрастающим вниманием слушал гостя, и когда тот замолк, нетерпеливо сказал:
- Ну же, не томите, Сергей Иванович!.. Если записки эти у вас при себе, сделайте милость, прочитайте то, что считаете важным. Вечер у меня свободен. А вы разожгли мой интерес. Читайте же...
Бегичев, обрадованный пожеланием хозяина, достал из портфеля аккуратно переплетенную рукопись. Нашел заранее заложенные страницы и начал...
Неспешно разматывался клубок воспоминаний полковника. Перед внимательно слушающим чтение Величко оживали картины далекой теперь жизни, лица и судьбы людей, чья плоть давно истлела, а их страдания, коварство и страсти - где они теперь? Как будто из глубины времени глуховатым голосом молодого Бегичева говорило с Василием Львовичем минувшее...
За окном сгустились сумерки. Бесшумно вошел слуга и зажег керосиновую лампу над столом. А Бегичев читал:
"...Ованес Мамиконян после истории с купцом Мелик-Самвеляном, как я слышал, выучился в Петербурге и затем осел в Москве, преподает в Лазаревском институте восточных языков, пополнив своей персоной многочисленную армянскую колонию второй столицы. От своего родственника унаследовал он обширные земли в Тифлисской губернии. Встретился я с ним еще всего однажды в 1856 году, когда в свите только назначенного наместником князя Александра Ивановича Барятинского посетил Эчмиадзин. И хотя прошло немало лет, я легко угадал среди окружения католикоса нашего бывшего шустрого толмача. Только нынче юношеская петушиная важность приобрела черты почти карикатурного высокомерия. Он, конечно, тоже узнал меня, но я и шагу не сделал ему навстречу, издали с бессильной насмешкой наблюдая, как армянский елей затопляет остатки здравого смысла наших высоких чиновных особ.
И все-таки он не выдержал. Подошел перед парадным обедом ко мне сам, явно бравируя своим нынешним положением. Я ответил на его приветствие сдержанно и не упустил случая, спросил, не знает ли он что-то о судьбе того купца, которого мы сопровождали вместе с сыном и красавицей-дочерью из Персии? Дом его вместе с оставшейся там семьей тем же летом сгорел в Мараге, подожженный соплеменниками в отместку за то, что купец этот пожелал вернуться назад.
При моих словах заплывшее лицо бывшего переводчика страшно переменилось, на лбу выступил крупный пот. С минуту он находился в полной растерянности, но в глазах при этом загорелась нешуточная злоба.
- Я не знал никакого купца... - наконец выдавил он из себя. - Не помню... Не было ничего подобного...
Не дав ему продолжить фразу, я, не скрывая брезгливости за эту ложь, откланялся и присоединился к своим. Уж мне-то было известно, где пропадал этот горячий молодчик, пока наш отряд после Персии стоял в Эриванской крепости. Брата той девушки почти ежедневно видели вместе с ним мои казаки.
До конца своего пребывания в Эчмиадзине я чувствовал на себе его пронизывающий взгляд. Слава Богу, что дороги наши больше не пересекались..."
Сергей Иванович закончил чтение, вздохнул и бережно закрыл переплетенную тетрадь.
- Какая, однако, история... - задумчиво сказал Василий Львович, еще находясь под впечатлением записок капитана Бегичева. - Я давно понял, что Эчмиадзин воплощает собой некое подобие политической теократии, не зависящей от других властей. Когда в Турции в связи с захватом банка происходили беспорядки, вызванные деятельностью армянских революционеров, русская власть предложила католикосу сказать отрезвляющее слово, а он, напротив, стал говорить зажигающие проповеди, учредил "ночные бдения", и проповеди того же рода открыто помещались в Эчмиадзинской газете "Арарат" за подписью архимандрита Карапета. Плохо, когда религиозные задачи церкви смешиваются с неправедными делами мира сего... А загадочная смерть католикоса Макария, после которого не нашли ни бумаг, ни денег? А столь же непонятная кончина архиепископа Иеремии, пытавшегося призывать армян к спокойствию и не отвлекаться вредными мечтаниями? Купец Самвелян, о котором написал ваш батюшка, лишь малый камешек в той пирамиде тайных замыслов, какими одержимо и высшее духовенство армян, и богатые их слои, и те, кого я называю "пиджачниками", эту так называемую интеллигенцию... Камешек этот был виноват лишь в том, что не пожелал встать на отведенное ему место. Его и наказали жестоко в урок остальным.
Эчмиадзинская академия и прочие армянские семинарии так переполнены молодежью, что стены трещат. Разве поверю я, что они пошли туда познавать духовные истины и в дальнейшем изберут праведный путь? Нет, там рассадники будущих бомбистов и провокаторов резни. Одни будут поджигать, другие возбуждать мировое мнение в защиту армян, третьи же под шумок станут сгонять мусульманское население с тех земель, которые определены под Великую Армению. О, слишком хорошо я понимаю все это! Подтверждение тому и нахожу в анонимных письмах с угрозами, я их почти ежедневно получаю.
- Интересно, какие меры вы бы предложили для оздоровления обстановки в крае, Василий Львович? - тихо спросил Сергей Иванович.
Величко досадливо поморщился, вздохнул:
- Не хочу быть пророком, но, кажется, многое безвозвратно упущено. Здесь, с какого конца ни возьми, - везде проблемы, господин Бегичев. Конечно, перевод армянских церковных имуществ в ведение казны стал бы серьезным шагом в пресечении подпольной деятельности армян. Но ведь представляю, какие сразу беспорядки начнутся! Попечитель Кавказского учебного округа, известный вам, разумеется, господин Яновский, неутомимой энергией достиг распоряжения о передаче армянских школ в ведение вашего министерства с сохранением в них армянского языка и армянского Закона Божьего. Так что сделало их духовенство?
- Да, знаю... Разом закрыло множество школ, - кивнул Сергей Иванович. Я как раз приехал из Петербурга с инспекцией по этому поводу.
- Вот видите! Они предпочтут оставить свой народ во тьме невежества лишь бы сохранить искусственное обособление. А среди простых армян распространили слух, будто школы закрыло правительство, - Величко махнул рукой. - И те школы, которые закрыли, они заранее разграбили, как тифлисское Могнинское училище. А тут встречаюсь недавно в Баку с редактором газеты "Каспий", образованнейшим человеком, умницей, Алимардан беком Топчибашевым. О чем говорим? О всеобщем начальном бесплатном обучении мусульман. Школ для простого люда ничтожно мало, власть в открытии таких школ не помогает совсем. Учителей-мусульман нет. Люди готовы даже собрать на такие школы соответствующие средства, необходимо лишь решение правительства. К тому же давно назрел вопрос о фактическом осуществлении уравнения прав мусульман с остальным населением Кавказа. Топчибашев закончил юридический факультет университета в Санкт-Петербурге, работал секретарем Тифлисского и Бакинского окружных судов, и он справедливо замечает: девять десятых из тех, кто производит предварительное следствие, не знают языка местного населения, ни нравов, ни быта, ни всех особенностей его. О каком суде, скором, правом и милостивом, можно в этой ситуации говорить?
- Крепкий узелок здесь завязался, - задумчиво сказал Сергей Иванович.
- Да! - вскинул голову Величко, его красивое лицо пылало гневом. - Наша власть плетется вслед событиям. Ее убаюкивают заздравными тостами, ублажают подарками, она не чувствует, что зреют вокруг вулканические силы. Мне до судьбы чиновников-взяточников, конечно, дела нет. Что с простыми людьми будет? Вот вопрос! Все к тому идет, что армяне предъявят свои права на край.
- Смуту чувствуете? - прошептал Бегичев.
- Смуту и кровь... - Величко поднялся и в волнении заходил по комнате. - И если правительство думает что-то выиграть для себя, потворствуя армянам, не пресекая их нападки на мусульман, оно роковым образом ошибается.
Их разговор был прерван на полуслове. С улицы донесся шум подъехавших фаэтонов, а затем сонный тифлисский вечер наполнили веселые возгласы подгулявшей компании, высадившейся у входа в гостиницу. Слышно было, как Леван радушно приветствует прибывших гостей. В дверь комнат Величко постучали, и на пороге возник оживленный, запыхавшийся от быстрой ходьбы Аркадий.
- Сейчас до утра вас захватят в плен, Василий Львович, - он шутливо развел руками. - Я уже к номерам подходил, когда экипажи увидел, и сразу понял: едут сюда.
Бегичев поднялся:
- Мне, пожалуй, пора. Я и так много занял вашего времени своей персоной.
- Нет, уйти вам не удастся, любезный Сергей Иванович, не надейтесь! Василий Львович засмеялся. - Разве не знаете здешних обычаев? Я догадываюсь, кто за нами пожаловал...
- Молодые князья Орбелиани и Авалов, присяжный поверенный Шахмалиев, быстро перечислил Аркадий, - а других я не разглядел...
Шаги в коридоре и громкие голоса приближались.
Скоро гостиная Величко наполнилась людьми, и после первых взаимных приветствий князь Авалов, указывая Василию Львовичу на высокого грузного незнакомца, одетого в дорогой дорожный костюм, сказал:
- Позвольте вас познакомить, Василий Львович, с человеком, который наш Кавказ изъездил вдоль и поперек, покинув ради этого свою прекрасную Францию. Барон де Бай, ученый и путешественник. Надеялся в Тифлисе остановиться накоротке, но разве могли мы такое допустить?
Годом позже, уже напряженно работая над книгой "Кавказ", Василий Львович Величко не раз вспоминал эти несколько дней непрерывного дружеского общения с де Баем, высказавшим ему множество метких наблюдений, вынесенных из своих кавказских странствий. Хорошее знание Василием Львовичем французского сделало их беседы вполне непринужденными.
- Член судебной палаты? - молодой человек всплеснул руками в волнении. - Он ведь третьего дня заезжал к нам в газету! Привез документы по поводу финансовых злоупотреблений в Эчмиадзине.
- Вот, вот Аркадий, - собеседник кивнул. - Это знак для многих: кто сунет нос в армянские дела, тому не поздоровится... Глубоко копнул... Его и убрали... Уверен, расследовать это убийство никто по-настоящему не возьмется.
- Что ж это делается! - расстроено сказал юноша.
- Руки опускаются, Аркадий, - продолжал мужчина, - сколько уже писал в "Кавказе" о бесчинствах здешних армян, в Петербурге о том же статьи печатал. Читают, обсуждают, а воз и ныне там. Неужели все насквозь куплено армянскими ростовщиками?
- Да ведь вы же сами, Василий Львович, верно корень определили. От одного, даже от десяти честных чиновников ничего не зависит. Особая система сложилась в крае. Во всех важных точках армяне сидят. Одного тронь - пойдут угрозы, крик, шантаж. Кого захотят - разорят. В Тифлисе у нас кто городом правит? Матинов, Измайлов, Евангулян...
- Переделавшийся в Евангулова... - усмехнулся мужчина. - О преданности русским твердят, а видел я те карты, по каким их дети в армянских училищах учатся: там не только Карабах, Нахичевань, но и земли до Воронежа называются Арменией... Что до шантажа и угроз... Сколько в последнее время анонимных писем пришло в "Кавказ" на мои публикации?
Молодой человек досадливо поморщился:
- В неделю до двадцати таких писем получаем... Вам осторожнее надо быть, Василий Львович! Они и разбойника нанять не погнушаются... Еще реформа управления армянским церковным имуществом не началась, а вот - уже первая смерть...
- Какой разбойник! - Василий Львович рассмеялся. - Сам же ты в "Новом времени" читал - большинство всех наемных убийств здесь совершается турецкими армянами. Я же вижу, сколько их за последние годы появилось на Кавказе. Они явно вымогают деньги на пресловутые "национальные цели". Над всем Закавказьем сложилась гнетущая атмосфера политического шантажа. Думаешь, Оттоманский банк захватили одиночки? Нет, здесь организация за версту видна. Теперь такая организация и у нас складывается. А осмелели как? Дрянная желтая газетенка, какой-то армянский листок печатает пасквиль на Магомета; побуждает местных мусульман к волнениям. Я был в канцелярии наместника с протестом, а там уже высшее мусульманское духовенство собралось, требует приема по этому поводу.
- Думаете, не случайно все это?.. - начал Аркадий.
- Сам знаешь, что нет! - оборвал его Василий Львович. - Эчмиадзин особая государственная форма, это не церковь, у них политическая задача стоит выше религиозного призвания. Это собрание армян, объединенных общими целями. Эчмиадзин - не храмы, там и биржа, и место политических совещаний... И потом, на какие такие деньги скупаются десятки тысяч десятин земли грузинских князей, азербайджанских агаларов, а то и просто плохо лежащие казенные земли? Затем их заселяют армянами из Турции. Эчмиадзин владеет огромнейшими имениями, управление которыми ведется более чем загадочно. В монастырях тщательно скрываются инвентари, списки имущества, ведомости. Имущество прикупается, берется под залог. Помнишь, как они разорили Шах-Азизова? Что же это за церковь, когда она кредитует в банках? Что из их богатств идет на дела церкви, а что на - оружие?
- Оружие?.. - переспросил Аркадий упавшим голосом.
- А ты полагаешь, на Оттоманский банк с палками нападали? Восстания они в Турции устраивают, так с кольями на полицию идут? Нет, Аркадий! Здесь сеть, паутина плетется... Я вижу, я чувствую... Скоро и в Закавказье они пожар разожгут. Помнишь, несколько лет назад в Эчмиадзине в одной из обителей шайку подделывателей русских денежных знаков раскрыли? Ничего себе, религиозное дело! Мало того - все их миллионеры, банкиры, нефтяные короли дань на политические организации платят, Манташев там, Цатуров... А спроси, как это они за считанное время разбогатели? Тем же шантажом и подкупом за бесценок у азербайджанцев и русских скупали участки в Бакинской губернии, кто не хотел продавать - убили. Теперь на нефти озолотились. Сам знаешь, пионерами нефтепромышленности в крае были сперва русские. Но теперь их и след простыл, потому что не умели прибегать ни к армянским способам обогащения, ни к армянским же способам вытеснения конкурентов, в основном, уголовщиной... Фантастические состояния возникали в один день! Вчерашний мелкий приказчик или заведомый контрабандист, получив от "своих людей" клочок украденной у казны нефтеносной земли, спустя несколько месяцев мог иногда купить совесть десятков служилых людей, изолированных, лишенных нравственной и материальной поддержки. Часть русского служилого класса в Баку давно в зависимости от армянских богачей. Нет в крае буквально ни одного учреждения, дела и проекты которого составляли бы тайну для армян. Высшее сословие всех местных племен, в лице большинства своих представителей, мотается на вексельных арканах и, так сказать, нравственно, стоит уже на запятках у новых повелителей края. Банки повинуются им! А своих мазутных принцев и принцесс они в своих школах учат: где армяне живут - там, дескать, и армянская земля. Слышал, что в Ахалцыхе происходит? Грузин уже сгоняют... Памятники грузинские присваивают. Договорились до того, что Руставели - армянин, и "Витязь в барсовой шкуре", выходит, армянская книга.
- Но мусульман они и вовсе не пощадят... - Аркадий задумчиво смотрел на пышные кроны чинар. - В Тифлисе управление захватили, теперь в Баку переместились, там воду мутят... А уж в Карабах, Нахичевань переселение армянское идет постоянно... Что наша администрация смотрит?
- Взятки, Аркадий, взятки и лесть... В Петербурге армяне к тому же большое влияние имеют. Один Лорис-Меликов чего стоил! Клянутся постоянно, что величайшие друзья русским, братья по вере... Все их клятвы до момента, пока окрепнут и смогут ударить. Загорится Кавказ...
- Опять разговоры? - в дверь слегка постучали и, не дожидаясь ответа, широко распахнули. На пороге возникла широкоплечая фигура пожилого грузина в яркой рубахе, подпоясанной кожаным ремешком. Заложив большие пальцы рук за ремешок, он с насмешливым прищуром окинул взглядом комнату.
- Э, какой бэспорядок! Василий Львович, ты когда-нибудь отдыхаешь, дарагой! Слугам убрать нэкогда. Шашлык остывает... А я тебе еще и гостя привел...
За спиной хозяина гостиницы Левана Джапаридзе возник молодой мужчина, одетый по-петербургски строго. Вид его выдавал в нем столичного чиновника. Обращаясь к незнакомцу, Леван, широким жестом указывая на поднявшегося навстречу гостю Василия Львовича, с гордостью сказал: - Вот наш знаменитый писатель, господин Вэличко! Свэтом правды освэща-ет в своем "Кавказе" наш Кавказ.
- Довольно, Леван, хвалить меня, - шутливо отмахнулся Василий Львович, а незнакомец выдвинулся вперед и представился: - Сергей Иванович Бегичев, чиновник по особым поручениям Министерства народного просвещения... Рад с вами познакомиться. Я ваш постоянный и внимательный читатель.
Они обменялись рукопожатием, и по тому, как Бегичев смотрел на него, Василий Львович понял, что тот непременно хочет еще что-то добавить, но Леван подхватил их обоих вместе с Аркадием и увлек на свою половину обедать.
Обычное кавказское широкое застолье растянулось на три часа. Подошли еще родственники хозяина, тосты следовали один за другим. Обсуждали последние тифлисские новости, но, как по уговору, не касались тяжелых тем, хотя уже несколько месяцев всех волновала история с городской бойней, где тифлисский губернский врач Кикодзе, безупречно-честный и мужественный местный деятель, открыл, что там не сжигались, а продавались ветеринарным врачом Испандарьяном трихинозные свиные туши в огромном количестве. Рискуя жизнью, несмотря на грозившие ему кинжалы заинтересованных лиц, молодой врач поймал с поличным мясника-покупателя, тоже армянина, и обнаружил городской склад заведомо ядовитых туш. Был составлен протокол. Но подкупленный армянами гласный местной Думы Опочинин предложил предать это дело забвению. Город гудел возмущенно, и все же дело действительно постарались потихоньку замять. Как ни старались хозяева перед столичным гостем не тащить сор из дома, но тема эта все равно вылезла, а за ней - другая...
- Теперь в Тифлисе не встретишь мушу (носильщика) из рачинских грузин, а они всегда этим занимались, - говорил Леван, - азербайджанец из села на заработки приедет - голодать будет. Зато у нас здесь полно армян из Эриванской губернии, беглецов из Турции... Метельщики, поливальщики улиц, караульные на авчальском водопроводе, 200 человек - все армяне. Зимой на тионетском почтовом тракте крестьянин из села Сакдриони Симон Сисаури замерз, три дня голодный шел из Тифлиса. Не нашел работы, возвращался домой. Теперь дети остались сиротами...
- Вай, о чем говоришь, Леван! - вступил брат хозяина гостиницы Бадриа, владелец нескольких магазинов. - Городской голова - армянин. Вот и порядки армянские. Что беднота! Вон, наших князей за долги с земель сгоняют. В какой банк за кредитом ни приди - везде армяне сидят. Пауки! Сосут, сосут... Эх, боже, где твоя справедливость?
- Они пауки, но мы не мухи! - возвысив голос, возмущался Леван. - Наш великий Илья Чавчавадзе дал им отпор! Книгу написал, как армяне грузинские святыни присваивают. Верно в народе говорят: уловка опаснее силы. Уж как армяне любят друзьями прикинуться! А за спиной ножи точат...
- Видите, Сергей Иванович, какой здесь вопрос назрел? - шепнул Величко Бегичеву. - А в столицах многие считают, что я в своих статьях армянскую опасность преувеличиваю.
- Да мне тут недавно на занятиях сын купца Жамаряна, брата известного миллионера, говорит: грузины входили в армянское царство и грузинский язык весь состоит из армянских слов, - вставляет Нодари, сын Левана, учитель в одной из гимназий. - Арцруни много подобного вздора печатал в своей газете "Мшак".
- Такой надутый, важный был этот горбун Арцруни, вообразил, что стоит выше всех патриархов, - Леван сокрушенно цокает языком, - обещал и нас, и азербайджанцев обармянить.
- Вай! Обармянить! Это он имел в виду долговой петлей задушить! смеется Бадриа. - Торговать невозможно стало, уважаемые! Мне, грузину, в Тифлисе шагу ступить нельзя, чтобы на армянина не наткнуться. Цены диктуют, кредит взял - пропал!
- Я в гимназии поправил этого парня, Жамаряна, так он на меня родителям нажаловался, те - директору. А директор мне говорит: вы не спорьте с ним, там семья такая, что и гимназию закроют!.. - горячился Нодари. Их пылкий разговор временами с русского переходил на грузинский, и хотя хозяева в присутствии гостя сдерживали себя, как могли, видно было, что им все труднее усмирять разгорающиеся страсти.
- Нодари, расскажи нашему уважаемому гостю, как Арцруни иностранного корреспондента обхаживал, - ухмыльнулся Бадриа, - француза Кутули.
Нодари засмеялся и посмотрел на Величко:
- Об этом Василий Львович лучше меня расскажет. Помните, сколько смеху было, когда вы в "Кавказе" опубликовали некоторые места из его путевых заметок?
- Да, было дело, - покачал головой Величко и, весело щурясь, стал рассказывать Бегичеву: - Пожаловал в Тифлис корреспондент французской газеты "Temps". Его сразу же захватил редактор-издатель газеты "Мшак" Арцруни. Талантливый, надо признать, политический агитатор. Начали армянские богачи ублажать и закармливать Кутули, ни на шаг не отпуская его от себя. Так, что он совершенно утратил способность смотреть на окружающее собственными глазами. Дошло до того, что всех красивых женщин, встречаемых на пути, ему выдавали за армянок, а всех уродливых - за грузинок. Получился такой комизм, что даже грузины, у которых историко-археологическое самолюбие чрезвычайно обострено, не в силах были сердиться, читая путевые впечатления доверчивого француза.
Рассказанная Величко история развеселила всех присутствующих, несколько разрядив обстановку.
- Что это за книга Чавчавадзе? - спросил Сергей Иванович у Величко.
- "Армянские ученые и вопиющие камни". Скоро она в переводе на русский язык появится. Авторитет Ильи Чавчавадзе очень высок, он - человек выдержанный, с большим достоинством и не стал бы ввязываться в пустые споры. Но и он не смог спокойно смотреть на то, что армяне творят с грузинской историей. К тому же и на Западе вышла научная работа, Ленормана, где доказывается, что напрасно они себя на Кавказе считают древнейшим народом. И государство Урарту, и первые клинообразные надписи - с армянами и с языком их родства не имеют. А они везде говорят и пишут, что именно здесь начиналась их Великая Армения. Чавчавадзе блестяще полемизирует с этим и убедительно доказывает, что совсем другие народы обитали на этих землях.
- Вот люди! - между тем сокрушался Леван. - Для них привычное горе лучше непривычного веселья, все плачут, жалуются: бедные мы, бедные! А сами живут и нашим, и вашим. У них и вата должна грохотать, а у грузин и орех не греми!
Бадриа, видя, как расстроился брат, пытается отвлечь его тем, что тихонько запевает песню.
А Нодари, прежде чем подхватить мелодию вслед за дядей, вдруг произносит фразу по-грузински и, обращаясь к Величко, переводит ее на русский:
- Я вспомнил, Василий Львович, старую грузинскую пословицу: лучше льва иметь на пути, чем змею, поселившуюся в твоем доме.
Разошлись, когда уже вечерело. Величко поднялся к себе: его ожидал посыльный из типографии, нужно было срочно вычитать гранки очередного номера "Кавказа". Гостя своего он не хотел отпускать, чувствовал: о чем-то важном они не договорили. Предложил ему чая, пока сам просматривал будущий номер.
Наконец Аркадий с посыльным отправились в типографию, а мужчины перешли в маленькую уютную гостиную. Коридорный принес свежезаваренный чай и сладости. Из открытого окна слышались звуки проезжающих экипажей, крики уличных разносчиков мелкого товара, водоносов. Где-то далеко мужские слаженные голоса затянули "многолетие" - "Мравалжамиер"... Василий Львович прислушался, лицо его посветлело.
- Как вам в Тифлисе, Сергей Иванович? - спросил он гостя.
- Да я ведь здесь не чужой, - улыбнулся тот.
- Постойте! - спохватился Величко, как будто припомнив что-то. - Не сын ли вы известного полковника Бегичева?
- Именно так. Батюшка мой начинал службу в этих краях совсем молодым, еще при Ермолове, и как вышел в отставку, поселился здесь. Тут и сестра моя родная живет. Это я, поступив в университет в Петербурге, а затем на службу в Министерство народного просвещения, лишь наездами в Тифлисе бываю. Но всегда, когда еду сюда, говорю, что домой...
- Наслышан я о геройствах вашего батюшки... Уважаемый на Кавказе человек. Каким событиям был он свидетель и участник! - с воодушевлением сказал Василий Львович.
- Да... - Сергей Иванович кивнул, глаза его заблестели. - Помнят отца...
Он смущенно замолчал и, бросив на Величко быстрый взгляд, продолжил: Осмелюсь признаться, долг перед ним и является одной из причин моего визита к вам...
- Вот как? - удивился Василий Львович.
- Я давно слежу за вашими статьями в "Русском вестнике" и убежден, что в лице отца вы нашли бы единомышленника. Отец был уверен, что при всех заслугах Паскевича одна коренная ошибка тогда была совершена: слишком дали волю армянскому элементу в крае. И армяне здесь стремительно укрепились, вросли в чиновничество, развратили всех подкупом и с помощью власти добились экономических преимуществ. Теперь их влияние распространилось и на Бакинскую губернию... Нефть дает безумные, шальные доходы... Впрочем, зачем я вам это говорю, вы обо всем об этом лучше меня знаете изнутри... Я о другом хотел... - Сергей Иванович замолчал и продолжил уже несколько спокойнее: Батюшка мой оставил после себя записки. Я их в Петербурге намерен к изданию предложить. Правда, нынче мемуары только ленивый не пишет, но отцу действительно было о чем рассказать... Есть в его записках один эпизод, связанный с моментом, когда он сопровождал переселенцев-армян из Персии на Кавказ. В 1828 году... Очень многозначительный эпизод...
Величко с возрастающим вниманием слушал гостя, и когда тот замолк, нетерпеливо сказал:
- Ну же, не томите, Сергей Иванович!.. Если записки эти у вас при себе, сделайте милость, прочитайте то, что считаете важным. Вечер у меня свободен. А вы разожгли мой интерес. Читайте же...
Бегичев, обрадованный пожеланием хозяина, достал из портфеля аккуратно переплетенную рукопись. Нашел заранее заложенные страницы и начал...
Неспешно разматывался клубок воспоминаний полковника. Перед внимательно слушающим чтение Величко оживали картины далекой теперь жизни, лица и судьбы людей, чья плоть давно истлела, а их страдания, коварство и страсти - где они теперь? Как будто из глубины времени глуховатым голосом молодого Бегичева говорило с Василием Львовичем минувшее...
За окном сгустились сумерки. Бесшумно вошел слуга и зажег керосиновую лампу над столом. А Бегичев читал:
"...Ованес Мамиконян после истории с купцом Мелик-Самвеляном, как я слышал, выучился в Петербурге и затем осел в Москве, преподает в Лазаревском институте восточных языков, пополнив своей персоной многочисленную армянскую колонию второй столицы. От своего родственника унаследовал он обширные земли в Тифлисской губернии. Встретился я с ним еще всего однажды в 1856 году, когда в свите только назначенного наместником князя Александра Ивановича Барятинского посетил Эчмиадзин. И хотя прошло немало лет, я легко угадал среди окружения католикоса нашего бывшего шустрого толмача. Только нынче юношеская петушиная важность приобрела черты почти карикатурного высокомерия. Он, конечно, тоже узнал меня, но я и шагу не сделал ему навстречу, издали с бессильной насмешкой наблюдая, как армянский елей затопляет остатки здравого смысла наших высоких чиновных особ.
И все-таки он не выдержал. Подошел перед парадным обедом ко мне сам, явно бравируя своим нынешним положением. Я ответил на его приветствие сдержанно и не упустил случая, спросил, не знает ли он что-то о судьбе того купца, которого мы сопровождали вместе с сыном и красавицей-дочерью из Персии? Дом его вместе с оставшейся там семьей тем же летом сгорел в Мараге, подожженный соплеменниками в отместку за то, что купец этот пожелал вернуться назад.
При моих словах заплывшее лицо бывшего переводчика страшно переменилось, на лбу выступил крупный пот. С минуту он находился в полной растерянности, но в глазах при этом загорелась нешуточная злоба.
- Я не знал никакого купца... - наконец выдавил он из себя. - Не помню... Не было ничего подобного...
Не дав ему продолжить фразу, я, не скрывая брезгливости за эту ложь, откланялся и присоединился к своим. Уж мне-то было известно, где пропадал этот горячий молодчик, пока наш отряд после Персии стоял в Эриванской крепости. Брата той девушки почти ежедневно видели вместе с ним мои казаки.
До конца своего пребывания в Эчмиадзине я чувствовал на себе его пронизывающий взгляд. Слава Богу, что дороги наши больше не пересекались..."
Сергей Иванович закончил чтение, вздохнул и бережно закрыл переплетенную тетрадь.
- Какая, однако, история... - задумчиво сказал Василий Львович, еще находясь под впечатлением записок капитана Бегичева. - Я давно понял, что Эчмиадзин воплощает собой некое подобие политической теократии, не зависящей от других властей. Когда в Турции в связи с захватом банка происходили беспорядки, вызванные деятельностью армянских революционеров, русская власть предложила католикосу сказать отрезвляющее слово, а он, напротив, стал говорить зажигающие проповеди, учредил "ночные бдения", и проповеди того же рода открыто помещались в Эчмиадзинской газете "Арарат" за подписью архимандрита Карапета. Плохо, когда религиозные задачи церкви смешиваются с неправедными делами мира сего... А загадочная смерть католикоса Макария, после которого не нашли ни бумаг, ни денег? А столь же непонятная кончина архиепископа Иеремии, пытавшегося призывать армян к спокойствию и не отвлекаться вредными мечтаниями? Купец Самвелян, о котором написал ваш батюшка, лишь малый камешек в той пирамиде тайных замыслов, какими одержимо и высшее духовенство армян, и богатые их слои, и те, кого я называю "пиджачниками", эту так называемую интеллигенцию... Камешек этот был виноват лишь в том, что не пожелал встать на отведенное ему место. Его и наказали жестоко в урок остальным.
Эчмиадзинская академия и прочие армянские семинарии так переполнены молодежью, что стены трещат. Разве поверю я, что они пошли туда познавать духовные истины и в дальнейшем изберут праведный путь? Нет, там рассадники будущих бомбистов и провокаторов резни. Одни будут поджигать, другие возбуждать мировое мнение в защиту армян, третьи же под шумок станут сгонять мусульманское население с тех земель, которые определены под Великую Армению. О, слишком хорошо я понимаю все это! Подтверждение тому и нахожу в анонимных письмах с угрозами, я их почти ежедневно получаю.
- Интересно, какие меры вы бы предложили для оздоровления обстановки в крае, Василий Львович? - тихо спросил Сергей Иванович.
Величко досадливо поморщился, вздохнул:
- Не хочу быть пророком, но, кажется, многое безвозвратно упущено. Здесь, с какого конца ни возьми, - везде проблемы, господин Бегичев. Конечно, перевод армянских церковных имуществ в ведение казны стал бы серьезным шагом в пресечении подпольной деятельности армян. Но ведь представляю, какие сразу беспорядки начнутся! Попечитель Кавказского учебного округа, известный вам, разумеется, господин Яновский, неутомимой энергией достиг распоряжения о передаче армянских школ в ведение вашего министерства с сохранением в них армянского языка и армянского Закона Божьего. Так что сделало их духовенство?
- Да, знаю... Разом закрыло множество школ, - кивнул Сергей Иванович. Я как раз приехал из Петербурга с инспекцией по этому поводу.
- Вот видите! Они предпочтут оставить свой народ во тьме невежества лишь бы сохранить искусственное обособление. А среди простых армян распространили слух, будто школы закрыло правительство, - Величко махнул рукой. - И те школы, которые закрыли, они заранее разграбили, как тифлисское Могнинское училище. А тут встречаюсь недавно в Баку с редактором газеты "Каспий", образованнейшим человеком, умницей, Алимардан беком Топчибашевым. О чем говорим? О всеобщем начальном бесплатном обучении мусульман. Школ для простого люда ничтожно мало, власть в открытии таких школ не помогает совсем. Учителей-мусульман нет. Люди готовы даже собрать на такие школы соответствующие средства, необходимо лишь решение правительства. К тому же давно назрел вопрос о фактическом осуществлении уравнения прав мусульман с остальным населением Кавказа. Топчибашев закончил юридический факультет университета в Санкт-Петербурге, работал секретарем Тифлисского и Бакинского окружных судов, и он справедливо замечает: девять десятых из тех, кто производит предварительное следствие, не знают языка местного населения, ни нравов, ни быта, ни всех особенностей его. О каком суде, скором, правом и милостивом, можно в этой ситуации говорить?
- Крепкий узелок здесь завязался, - задумчиво сказал Сергей Иванович.
- Да! - вскинул голову Величко, его красивое лицо пылало гневом. - Наша власть плетется вслед событиям. Ее убаюкивают заздравными тостами, ублажают подарками, она не чувствует, что зреют вокруг вулканические силы. Мне до судьбы чиновников-взяточников, конечно, дела нет. Что с простыми людьми будет? Вот вопрос! Все к тому идет, что армяне предъявят свои права на край.
- Смуту чувствуете? - прошептал Бегичев.
- Смуту и кровь... - Величко поднялся и в волнении заходил по комнате. - И если правительство думает что-то выиграть для себя, потворствуя армянам, не пресекая их нападки на мусульман, оно роковым образом ошибается.
Их разговор был прерван на полуслове. С улицы донесся шум подъехавших фаэтонов, а затем сонный тифлисский вечер наполнили веселые возгласы подгулявшей компании, высадившейся у входа в гостиницу. Слышно было, как Леван радушно приветствует прибывших гостей. В дверь комнат Величко постучали, и на пороге возник оживленный, запыхавшийся от быстрой ходьбы Аркадий.
- Сейчас до утра вас захватят в плен, Василий Львович, - он шутливо развел руками. - Я уже к номерам подходил, когда экипажи увидел, и сразу понял: едут сюда.
Бегичев поднялся:
- Мне, пожалуй, пора. Я и так много занял вашего времени своей персоной.
- Нет, уйти вам не удастся, любезный Сергей Иванович, не надейтесь! Василий Львович засмеялся. - Разве не знаете здешних обычаев? Я догадываюсь, кто за нами пожаловал...
- Молодые князья Орбелиани и Авалов, присяжный поверенный Шахмалиев, быстро перечислил Аркадий, - а других я не разглядел...
Шаги в коридоре и громкие голоса приближались.
Скоро гостиная Величко наполнилась людьми, и после первых взаимных приветствий князь Авалов, указывая Василию Львовичу на высокого грузного незнакомца, одетого в дорогой дорожный костюм, сказал:
- Позвольте вас познакомить, Василий Львович, с человеком, который наш Кавказ изъездил вдоль и поперек, покинув ради этого свою прекрасную Францию. Барон де Бай, ученый и путешественник. Надеялся в Тифлисе остановиться накоротке, но разве могли мы такое допустить?
Годом позже, уже напряженно работая над книгой "Кавказ", Василий Львович Величко не раз вспоминал эти несколько дней непрерывного дружеского общения с де Баем, высказавшим ему множество метких наблюдений, вынесенных из своих кавказских странствий. Хорошее знание Василием Львовичем французского сделало их беседы вполне непринужденными.