Страница:
Во всеобщем шуме выделился разъяренный голос Арутюнова:
- Прошу обратить внимание на поведение мусульманской делегации, они нападают на нас и выдвигают обвинения. Мы же заняли оборонительную позицию.
Маевский уловил сзади горячий шепот Аркадия, видимо, только что подошедшего: - Ну что? Все развивается совсем не так, как надеялся господин наместник? Петерсона я на лестнице встретил. Мчался, сломя голову, уж точно - докладывать...
- Подожди, подожди, - одними губами ответил Владимир Феофилович, исход всего этого спора далеко не предрешен...
Он думал о том, что большинство из собравшихся здесь армян марионетки, их снизу откуда-то поддергивают, именно снизу, из глубоко законспирированного подполья, где затаились зловещие кукловоды, не афиширующие своих имен и лиц... Может быть, один миллионер Хатисов посвящен и приближен к этой закулисе... От его колкого, царапающего смеха, словно скрываемого от кого-то, становилось не по себе.
- Мы ни на кого не нападаем. Мы лишь во имя мира говорим открыто, прорезал общий гвалт спокойный бас Адиль хана Зиядханова.
Генерал Малама, выждав еще несколько секунд, постучал ладонью по столу.
- Сдержанней, господа, сдержанней! - угрюмо пророкотал он. - Довольно обсуждений. По вопросу террора предлагаю следующую резолюцию: правительство должно принять серьезные меры по ликвидации террора и закрытию вооруженных партий.
Резолюция была принята большинством голосов.
К вечеру потеплело, и к духану "Дарьял" на Головинском проспекте Маевский с Аркадием Бурнашевым подходили под моросящим дождем. В свете тусклых фонарей было видно, как сеет и сеет из сумрака водяная пыль.
"Дарьял" славился в Тифлисе своей кухней, туда и решил Аркадий пригласить гостя, позже к ним должен был присоединиться Шахмалиев, которого задержала работа в редакционной комиссии: представители азербайджанской делегации согласовывали с армянами окончательный текст итоговой резолюции совещания. И, как всегда, каждое слово там давалось с боем. Предложения азербайджанской стороны сводились к следующему:
1) Введение всеобщего, обязательного бесплатного обучения в начальной школе, предоставление населению возможности группироваться в более крупные единицы в целях устройства и содержания школ, а, где возможно, введение передвижных школ. В селениях же со смешанным населением - учреждение смешанных школ. Учреждение учительской и духовной семинарий;
2) Обеспечение законодательным путем фактического полного равенства мусульман в правовом отношении с другими национальностями, снижение ценза, установленного для выборов по общественному само управлению;
3) Введение суда присяжных, выборность мировых судей, знающих местные языки, введение института опытных следователей, судебной полиции, выборных третейских судей, строгий выбор надежных переводчиков с образовательным цензом, участие адвокатуры в производстве предварительного следствия.
Предлагалось также - как бы в помощь - учредить при наместнике особое совещание из выбранных населением граждан для решения оперативных вопро сов. Топчибашев считал, что подобное совещание может в дальнейшем приобрести значение постоянного представительского органа при высшем правителе края, статус общекавказского сейма.
Граф Воронцов-Дашков, в целом, был удовлетворен совещанием. Главное для него сейчас было - выиграть время в отношении мусульман. Теперь пусть спокойно уезжают, обнадеженные предстоящими изменениями, а, как говорится, обещанного три года ждут... Выслушав рапорт Маламы по итогам встречи в Зеленом зале, Илларион Иванович принялся за составление отчета на Высочайшее Имя. "Кроме экономических интересов, - размышлял он, постоянно находясь во внутреннем споре с последователями позиции князя Лобанова-Ростовского в правительстве, -существуют еще интересы и политические. Наш дипломат Меньшиков справедливо требовал в 50-е годы от султана признания протектората русского царя над всеми христианами в Турции. Если бы это произошло тогда, России сейчас бы не пришлось соперничать с Англией в Восточном вопросе. Армяне стали бы здесь нашим верным оплотом. Теперь же Англия и Франция лишили Россию ее морального и политического значения на Востоке и в Малой Азии, и армяне постепенно принимают покровительство западноевропейских держав, сами активно добиваются его..."
Граф чувствовал себя призванным поломать эту ситуацию и потому не ощущал своей фатальной зависимости от хитроумных льстецов, оказывая армянам демонстративное расположение. Ему предстояло убедить в правильности своего курса царя. В Петербурге должны были после его письма осознать: армянский вопрос является уже не столько внутренней проблемой империи, сколько фактором ее внешней политики. Что на этом масштабном фоне графских замыслов о прямом вмешательстве в дела Турции представляли из себя закавказские мусульмане? Им придется смириться с новыми соседями, полагал Илларион Иванович. Честолюбивый даже на старости лет граф предпочитал делать крупные ставки.
Около "Дарьяла" сгрудились под дождем фаэтоны. О чем-то громко спорили между собой извозчики. Под навесом у входа слепой нищий старик наигрывал на шарманке что-то печальное, напевая неожиданно сильным чистым голосом.
Владимир Феофилович и его спутник нырнули во влажное тепло духана. Народу было не очень много. Освободившись от намокшей верхней одежды, они уселись за столик в отдаленном углу зала с низким сводчатым потолком. По закопченным от ламп стенам висели яркие картины в массивных самодельных рамах, изображавшие сцены из тифлисской жизни. Ансамбль из дудукистов и зурначей самозабвенно выводил грузинские народные мелодии. К мужчинам тут же подлетел молодой красавец, чтобы принять заказ. Пахло вином, дымком жарящегося на углях мяса, какими-то травами.
- Пьяной рыбки здесь не подают, это надо идти в духан на Эриванской площади, но все, что подают, выше всяких похвал, - заметил Аркадий, когда они сделали заказ.
- Пьяной рыбки? - засмеялся Маевский.
- Ну да, водится такая маленькая рыбешка в Куре, ее прежде, чем приготовить, еще живую, запускают в чан с вином... - объяснил Аркадий.
- А о чем это пел шарманщик у входа? Вы знаете грузинский? - спросил Владимир Феофилович.
- Как не знать! Я здесь вырос. А песня понравилась вам? Да у него и голос хорош! Странная песня... Там примерно такие слова: "Нищего меня напитали горечью, и горькой стала мне сладкая эта земля..."
- Вот он, Восток... - улыбнулся Маевский, - я давно убедился: здесь, что ни нищий, то поэт и философ... Сейчас бы забыть обо всем, весна на пороге - уехать в горы, отправиться странствовать... Но нет! Ждет Петербург, дела... Я просто обязан как можно скорее составить для министра докладную записку по поводу совещания... События 1905 года не должны повториться... Пора развенчать, наконец, вредную легенду об искренности поведения армян. Они же во всем преследуют свои племенные цели. Необходимо также срочно остановить этот вал переселения в Закавказье турецких армян, не давать им подданства...
- Поздно... - Аркадий опустил голову. - Момент упущен, Владимир Феофилович! Тем более что наместник несвободен в своей политике...
- О чем вы? - удивился Маевский.
- Я не открою вам большой тайны. Кстати, у нее есть имя - Месроп... Об этом знают в Тифлисе, и сами же армяне первыми похваляются, что наместник у них в кулаке... - продолжил Аркадий. - Так и говорят без стеснения: политика Воронцова-Дашкова вырабатывается в его спальне. А я еще добавлю: и осуществляется на деньги армянских нефтяных миллионеров. А вы думаете, почему они столь нагло развязны были поначалу на совещании?
- Как это в спальне? О чем вы, Аркадий? Граф старый человек и супруга его не девочка... К тому же, помнится, из знатного и древнего дворянского рода Воронцовых-Шуваловых... Елизавета Андреевна - внучка первого кавказского наместника князя Михаила Семеновича Воронцова, ее отец, граф Шувалов, служил на Кавказе вместе с Лермонтовым, а мать, Софья Михайловна Воронцова, поговаривали, дочь Пушкина... И вот теперь какой-то парвеню Месроп...
- Тем не менее, влияние он имеет на нее громадное. Епископ - сладкий красавчик, красноречив, прикидывается легкомысленным прожигателем жизни, а на самом деле - идейный вождь тифлисской армянской буржуазии. И он нашел отмычку к сердцу жены наместника. А старый лев, ее сиятельный муж, видно, окончательно потерял нюх и когти. В армянском вопросе он полностью следует ее советам. Вот Месроп и навевает через нее то, что им выгодно. Окружили графа стеной бесстыдной лести и подношений, постоянно внушают свою любовь к трону...
- Постойте, Аркадий, - перебил Маевский, его лицо исказило болезненное выражение. - Но революционные дашнакские комитеты, убийства высоких сановников, я уж не говорю о простых людях, - это ведь очевидные и вопиющие факты! Насколько мне известно, в прошлом году во время приема посетителей был убит революционерами муж дочери графа - московский градоначальник Петр Шувалов... Ведь его же собственную семью задел террор!..
Маевский искренне недоумевал.
Аркадий достал папиросы, закурил, оглядел наполняющееся вечерним оживлением помещение духана, а затем, понизив голос и ближе придвинувшись к Маевскому, сказал:
- Хотите знать мое мнение? Думаю, я разгадал тактику действий власти в событиях 1905 года в Закавказье. Я специально в Баку ездил и попал туда как раз в тот горячий день, когда армянские боевики расстреляли конку, где большинство пассажиров были ремесленники и рабочие-азербайджанцы. Многое я тогда увидел собственными глазами, Владимир Феофилович. И тогда же понял: власть не боялась беспорядков на национальной почве. Она на них закрывала глаза. Ей нужно было сбить пламя настоящей нешуточной социальной борьбы. У дашнаков была своя цель, у власти - своя. А вот кто кого использовал - это вопрос! Ни солдат, ни казаков на улицах Баку во время стрельбы и погромов не было. Они словно самоустранились... Я спрашивал полицию, которая пряталась по подворотням: "Почему не вмешаетесь?" Отвечали: "Приказа нет". Всем им было плевать, сколько трупов валялось в городе. Главное - остановить забастовки, снять все требования поднять зарплату, улучшить условия жизни... Газету Топчибашева "Каспий", где пытались писать правду, сразу обвинили в панисламизме. Но во многих бакинских газетах тогда все же успела проскользнуть догадка о "сговоре" жандармов с дашнаками. Азербайджанским рабочим и местным русским, чтобы втянуть их в беспорядки, кто-то внушил мысль, что армяне хотят поставить своего государя, а потом примутся за них... Город тонул в слухах, как лодка в бурном море, - Аркадий помолчал и продолжил: - Знаете, как пожар тушат в лесу? Встречным огнем... Здесь поступили именно так. Дашнаки и распоясались. Только зря власть лелеет пустые мечты - загнать этого джинна обратно в бутылку. Армяне почуяли ее слабость и теперь будут добивать ее, как шакалы...
- Значит, это была чудовищная игра? - вырвалось у потрясенного Маевского.
Аркадий сокрушенно махнул рукой. Опять огляделся. В духан с шумом вошла большая компания грузин. Молнией носились по залу подавальщики, накрывая все новые и новые столы.
- Я пытался намеком хоть что-то написать об этом в "Кавказе", но редактор мне прямо сказал, что судьба Величко его не привлекает. С тех пор, я замечаю: за мной следят... - совсем шепотом сказал молодой человек. - Боже мой, - печально продолжил он, - я как вспомню Василия Львовича!.. Сраженный в борьбе со всякою неправдою, внезапно и грубо оторванный от заветной работы, без денег, больной... В непроглядную бурную ночь на 1 января 1900 года, подвергая опасности свою жизнь, ехал он на лошадях в жуткую метель по Военно-Грузинской дороге из Тифлиса во Владикавказ, торопясь поспеть к поезду на Петербург, чтобы спасти от темной интриги хоть свое доброе имя... Так и вижу, как он переваливает через Кавказский хребет... С единственным багажом - последними номерами "Кавказа"... А вокруг - красные флажки, предвестники грозных завалов... Знаю, он забыл и горе, и тяжкую обиду, весь уйдя в мечту о России, о преданном ей служении...
- Они разорили его? - тихо спросил Маевский.
- Конечно! - Аркадий опустил голову. - Доносами на него завалили Тифлис и Петербург... На карте стояла честь его имени. Пришлось немедленно уезжать в столицу. Для выплаты заключенных при внезапной сдаче газеты займов ему потребовалось заложить свое родовое имение в Полтавской губернии, а просить о возмещении убытков он не стал из природной гордости. Словом, его буквально выдворили с Кавказа, обвинив в подстрекательстве к бунту... Вся эта история подорвала его сердце, и он умер внезапно чуть ли не день в день четырехлетней годовщины своего изгнания из Тифлиса. Мой брат присутствовал при его кончине. Среди его последних слов было: "Работают исподтишка..." Вы понимаете, кого он имел в виду...
- Значит, для власти революционеры революционерам рознь. И можно убивать безнаказанно средь бела дня губернатора ключевого для Кавказа района... - задумчиво обронил Маевский.
- Но Накашидзе не просто убили. Его казнили демонстративно. Три часа пополудни, центральная улица Баку и взрыв такой силы, что от кареты остались клочья... Никто даже не преследовал убегавшего террориста. Погибли еще слуга, кучер и случайный прохожий. Потом были убиты Махмедбеков, Микеладзе, Шахтахтинов - все добропорядочные люди. Убиты лишь за то, что организовали отпор погромщикам. Представляете, Владимир Феофилович, бакинский домовладелец Рустам Гасанов во время беспорядков укрывал восемь армянских семей, около пятидесяти человек, так и его строения подожгли дашнаки. Хотел я опубликовать этот факт с фамилиями в "Кавказе", но редактор не дал. Страх сковывает людей. Однако нигде в Закавказье армяно-азербайджанские столкновения не были столь яростными и кровавыми, как в Карабахе и Шуше. Там уездом руководил племянник убитого Накашидзе. Досталось и ему... Его армяне ненавидели. Мусульмане потеряли убитыми в одной Шуше более 500 человек. Благодаря дашнакам, все это напоминало настоящую бойню.
- И никто не писал про это...
Аркадий горько засмеялся:
- Я же вам рассказал о реакции на мою так и не напечатанную статью! То, что сделали с Василием Львовичем, являлось демонстративно-показательным уроком для других. Предвижу, и мне в скором времени придется покинуть Тифлис, - с грустью продолжил молодой человек. - По возвращении из Баку я был вызван в полицейский участок. А я никому не рассказывал, куда ездил. Значит, донес кто-то, теперь вот шпиков приставили.
- Ай, Аркадий, как плохо вы принимаете гостя! Какое уныние у вас за столом! - голос Шахмалиева прервал их молчание. Он сел за стол, окинул взглядом сосредоточенные лица друзей и тут же понял, о чем шел разговор.
- Владимир Феофилович! Аркадий! - сказал он. - Ваша вера, также как и моя, учит, что отчаянию и унынию не должно быть места в душе человека. К истине ведет лишь один путь, а кто отступает, те - дрова для геенны... Что горевать? Давайте хоть один вечер помечтаем, что не зря мы все собрались в Тифлисе, - пусть воцарится наконец на Кавказе скорый и прочный мир. Понимаю, надежды мало, - он улыбнулся. - Но вот соберется Государственная Дума, и голос кавказского населения, голос мусульман будет услышан в самой столице без всяких посредников. Они подняли бокалы.
Насколько был искренен наместник Воронцов-Дашков, а в его лице российская власть, в своих обещаниях на тифлисском совещании, делегатам от мусульман предстояло убедиться, еще не доехав до своих мест.
Выступая 6 марта на заключительном заседании съезда, наместник заверил собравшихся, что "вопросы, намеченные совещанием относительно мер просветительных и по уравнению мусульман в правах с другими национальностями, уже разрабатываются центральным правительством и, следует думать, будут разрешены в желаемом совещанием смысле". Он заверил также, что им будут приниматься все "зависящие от него меры к распространению грамотности и постановке школьного дела на должную высоту".
На заседании 6 марта были избраны азербайджанские делегаты на предложенное Топчибашевым особое совещание при наместнике. Ими стали А.М.Топчибашев, И.Векилов, А.Зюльдагаров, М.Шахмалиев, А.Казаналипов. Но 17 марта начальник канцелярии наместника Петерсон сообщил на запросы мусульман, что еще нет никаких распоряжений по поводу создания губернских и уездных примирительных комиссий. И лишь 6 апреля члены совещания получили телеграммы от наместника о создании этих комиссий, но права их оговаривались лишь совещательным голосом по всем вопросам, касающимся главного, межнациональных отношений.
Между тем, распавшаяся с введением на Кавказе в начале 1906 года военного положения дашнакская террористическая сеть продолжала причинять страдания мирному мусульманскому населению. Шайки зинворов (солдат) почти целиком "переквалифицировались" на разбои и грабежи. Причем, как совершенно справедливо отмечает исследователь Б.Наджафов, "большинство из бывших зинворов, ставших бандитами, были сбитые с толку крестьяне, которых сорвали с земли, заморочили головы бредовыми националистическими идеями и щедрыми посулами, вооружили, научили убивать, а потом бросили без помощи и поддержки". Теперь же дашнакские начальники, совершив лицемерный маневр, уверяли о якобы поддержке борьбы властей с бандитизмом и стали создавать так называемые "зеленые сотни" для уничтожения "разбойничьих шаек", т.е. своих же бывших солдат. Призыв к беспощадной расправе с соплеменниками совместно с недавним злейшим врагом - царской властью - наглядно показывает всю изуверскую жестокость и беспринципность дашнакских лидеров, для кого живые люди были не более чем "человеческий мусор". Здесь дашнаки предвосхитили массовый большевистский террор в пору становления советской власти. Зинворы объявлялись шантажистами, позорящими честь партии, их было приказано вылавливать и безжалостно истреблять.
В течение 1906 года и несколько позднее Дашнакцутюн предпринимает настойчивые попытки окончательно прибрать к рукам Эчмиадзинский Синод, католикоса, все духовные управления, семинарии и училища. Хотя дашнаки и раньше не могли жаловаться на отсутствие взаимопонимания между католикосатом и партией, но ее лидеры теперь рассчитывали кардинально поправить свои денежные дела за счет богатств церковной казны. Ведь в течение 1903-1905 г.г. партия израсходовала огромные суммы на содержание армии зинворов и закупку оружия. Поддавшись нажиму сторонников Дашнакцутюна, в том же 1906 году католикос Хримян согласился на то, чтобы епархиальные начальники, викарии и другие служители церкви избирались прихожанами. Это шло вразрез с церковными канонами и давало возможность дашнакам протолкнуть своих ставленников практически на все ступени церковной иерархии. В дальнейшем, уже после смерти Хримяна, его место занял Измирлиан, который окончательно пошел на уступки дашнакам и другим радикально настроенным националистическим элементам. В 1908 году, находясь в Петербурге на аудиенции у Николая II (чего не могло бы произойти без влиятельной поддержки Воронцова-Дашкова), Измирлиан испросил у него амнистии для дашнаков, арестованных и заключенных за антиправительственную деятельность и терроризм.
При содействии Измирлиана Дашнакцутюн добился всеобъемлющего контроля над Эчмиадзином. Теперь их отношения приобрели характер господства и подчинения: армянское духовенство превратилось в прямых исполнителей и проводников Дашнакцутюна, оно теперь поощряло своим молчанием по поводу преступлений, совершенных дашнаками, и революционную, и террористическую деятельность, делало ее в глазах простого населения как бы святой. С одной стороны, достаточно успешно свалив вину за свои кровавые злодеяния в 1905-1906 г.г. целиком на российское самодержавие, обвиняя в своей прессе "царских сатрапов", натравивших народы друг на друга, дашнаки, с другой стороны, продолжали заигрывать с властью, демонстрируя на поверхности свою преданность престолу.
А в подполье вовсю разворачивалась подрывная деятельность. Продолжались политические убийства неугодных Дашнакцутюну чиновников и общественных деятелей, а также "своих", которых клеймили изменниками, отступившими от принципов партии.
Большую активность в эти годы проявляют эмиссары Дашнакцутюна в зарубежье, снабжая террористов оружием и взрывчатыми веществами. В их числе на первых ролях подвизается уже стяжавший себе кровавую славу Андраник, который, будучи еще офицером в армии Оттоманской Империи, за воровство и лживость лишился уха...
В 1910 году он совершает обширный заграничный вояж: Манчестер - Париж Варна - "Турецкая" Армения - Тегеран - Ордубад - Эриванская губерния. В Манчестере и Париже он закупает крупные партии оружия и переправляет его в Варну, где в собственном доме устраивает склад и оружейные мастерские, устанавливает станки для набивки патронов.
Аналогичные зарубежные турне проделывает и другой видный деятель Дашнакцутюна, редактор газеты "Дрошак" Хачатур Малумьян. В 1910 году он посещает Америку в целях укрепления политических связей и получения материальной помощи от армянской диаспоры.
Оружие, закупленное за границей, доставлялось в Россию и через Румынию - по железной дороге, и из Константинополя - морем, закупки делались также и в Вене. При этом дашнаки широко использовали свои связи в верхах, и не жалели средств на подкуп таможенных чиновников.
Не дремала и дашнакская нелегальная пресса: сеть подпольных типографий после необходимой чистки 1905-1906 г.г. была быстро восстановлена. Так, в телеграфном донесении Бакинского губернского жандармского управления в Тифлис генерал-майор Козинцев сообщал: "Взята оборудованная на полном ходу типография Дашнакцутюна, 30 пудов шрифта, прокламации набора".
Вертелось "дашнакское колесо"...
Воронцову-Дашкову удалось склонить царя в "армянском вопросе" на свою сторону. Посетив Закавказье в 1914 году, Николай II в Тифлисе пообещал католикосу Геворку V поддержать требования армян и добиться автономии так называемой Турецкой Армении. В конце XX века история повторилась: Михаил Горбачев точно также заигрывает с представителями армянской диаспоры и тоже обещает им решить "карабахскую проблему" по "справедливости". И каждый раз это приводит к войне, кровавой смуте и истреблению народов, в том числе и самих армян.
Владимир Маевский представил в Министерство иностранных дел свою записку (она до сих пор хранится в министерском архиве), а в 1915 году под заглавием "Армяно-татарская смута на Кавказе, как один из фазисов армянского вопроса" она вышла в Тифлисе в типографии штаба Кавказского военного округа под грифом "секретно". Как предостережение всем народам, населяющим Закавказье, сделаны автором к этой работе, написанной в апреле 1906 года, два примечания от 1908 и 1915 г.г. В них Маевский еще и еще раз подчеркивает зловещую роль дашнаков в организации масштабных кровопролитий, приносящих людям сиротство, множество слез, страданий и жертв. Пророчества Маевского простираются и в наши дни. Нравы дашнаков с новой силой выявились в трагических перипетиях распада Советского Союза конца 80-х - начала 90-х г.г. XX века, когда по их лекалам "кроились" Сумгаит и события в Баку, уничтожались мирные жители Ходжалы и Гукарка, когда запылал Карабах... Именно они, армянские националисты, - уже в который раз за один век ввергли азербайджанский и армянский народы в очередную трагедию. Человеконенавистническая идеология Дашнак-цутюна вновь, как и в начале столетия, привела к сотням тысяч беженцев, тысячам искалеченных и убитых. Не вырванное с корнем "дашнакство" проросло в лицемерии его современных вождей - балаянов, ишханянов, манучарянов, капутикянш, аганбегянов и прочих новых идеологов армянского национализма.
В смятенном состоянии духа уезжал Маевский в 1906 году из Тифлиса. В ушах его звучали напутственные слова Аркадия: "Может, хоть вам удастся достучаться до властей в Петербурге. Вспомните, что писал Величко: "Армянство держало за пазухой камень обособления, и этот камень рос, сперва незаметно, а на вторую половину XIX века - с наглядною, головокружительною быстротою..."
Сейчас, в начале XX, вы же видите - начался уже камнепад... Как бы нам всем в скором времени не оказаться под ним погребенными..."
ГЛАВА 17
С упорством травы
Спецпереселенцев из Нахчивана в поселке Кировск разделили: часть из них отправили в отделение № 1 свеклосовхоза "Талды-Курганский", другую - в отделение № 2, расположенное по соседству.
Уже смеркалось, когда колонна грузовиков, в которую попал и Абдуррахман с семьей, остановилась на площади совхозной усадьбы. Возвращающиеся с работы сельчане подходили к выгружавшимся из машин людям, спрашивали, откуда они. Спустя годы, Абдуррахман вспоминал: разные звучали еще вопросы, но никто не поинтересовался, за что его выселили. Тут не принято было спрашивать об этом. А спецпереселенцы, на которых красовалось клеймо "социально-опасный элемент", не чувствуя за собой никакой вины, уверенные, что их оклеветали и поступили несправедливо, сказать об этом вслух не могли, осуждать же действия власти по очистке общества от "вредных элементов" не смели.
- Прошу обратить внимание на поведение мусульманской делегации, они нападают на нас и выдвигают обвинения. Мы же заняли оборонительную позицию.
Маевский уловил сзади горячий шепот Аркадия, видимо, только что подошедшего: - Ну что? Все развивается совсем не так, как надеялся господин наместник? Петерсона я на лестнице встретил. Мчался, сломя голову, уж точно - докладывать...
- Подожди, подожди, - одними губами ответил Владимир Феофилович, исход всего этого спора далеко не предрешен...
Он думал о том, что большинство из собравшихся здесь армян марионетки, их снизу откуда-то поддергивают, именно снизу, из глубоко законспирированного подполья, где затаились зловещие кукловоды, не афиширующие своих имен и лиц... Может быть, один миллионер Хатисов посвящен и приближен к этой закулисе... От его колкого, царапающего смеха, словно скрываемого от кого-то, становилось не по себе.
- Мы ни на кого не нападаем. Мы лишь во имя мира говорим открыто, прорезал общий гвалт спокойный бас Адиль хана Зиядханова.
Генерал Малама, выждав еще несколько секунд, постучал ладонью по столу.
- Сдержанней, господа, сдержанней! - угрюмо пророкотал он. - Довольно обсуждений. По вопросу террора предлагаю следующую резолюцию: правительство должно принять серьезные меры по ликвидации террора и закрытию вооруженных партий.
Резолюция была принята большинством голосов.
К вечеру потеплело, и к духану "Дарьял" на Головинском проспекте Маевский с Аркадием Бурнашевым подходили под моросящим дождем. В свете тусклых фонарей было видно, как сеет и сеет из сумрака водяная пыль.
"Дарьял" славился в Тифлисе своей кухней, туда и решил Аркадий пригласить гостя, позже к ним должен был присоединиться Шахмалиев, которого задержала работа в редакционной комиссии: представители азербайджанской делегации согласовывали с армянами окончательный текст итоговой резолюции совещания. И, как всегда, каждое слово там давалось с боем. Предложения азербайджанской стороны сводились к следующему:
1) Введение всеобщего, обязательного бесплатного обучения в начальной школе, предоставление населению возможности группироваться в более крупные единицы в целях устройства и содержания школ, а, где возможно, введение передвижных школ. В селениях же со смешанным населением - учреждение смешанных школ. Учреждение учительской и духовной семинарий;
2) Обеспечение законодательным путем фактического полного равенства мусульман в правовом отношении с другими национальностями, снижение ценза, установленного для выборов по общественному само управлению;
3) Введение суда присяжных, выборность мировых судей, знающих местные языки, введение института опытных следователей, судебной полиции, выборных третейских судей, строгий выбор надежных переводчиков с образовательным цензом, участие адвокатуры в производстве предварительного следствия.
Предлагалось также - как бы в помощь - учредить при наместнике особое совещание из выбранных населением граждан для решения оперативных вопро сов. Топчибашев считал, что подобное совещание может в дальнейшем приобрести значение постоянного представительского органа при высшем правителе края, статус общекавказского сейма.
Граф Воронцов-Дашков, в целом, был удовлетворен совещанием. Главное для него сейчас было - выиграть время в отношении мусульман. Теперь пусть спокойно уезжают, обнадеженные предстоящими изменениями, а, как говорится, обещанного три года ждут... Выслушав рапорт Маламы по итогам встречи в Зеленом зале, Илларион Иванович принялся за составление отчета на Высочайшее Имя. "Кроме экономических интересов, - размышлял он, постоянно находясь во внутреннем споре с последователями позиции князя Лобанова-Ростовского в правительстве, -существуют еще интересы и политические. Наш дипломат Меньшиков справедливо требовал в 50-е годы от султана признания протектората русского царя над всеми христианами в Турции. Если бы это произошло тогда, России сейчас бы не пришлось соперничать с Англией в Восточном вопросе. Армяне стали бы здесь нашим верным оплотом. Теперь же Англия и Франция лишили Россию ее морального и политического значения на Востоке и в Малой Азии, и армяне постепенно принимают покровительство западноевропейских держав, сами активно добиваются его..."
Граф чувствовал себя призванным поломать эту ситуацию и потому не ощущал своей фатальной зависимости от хитроумных льстецов, оказывая армянам демонстративное расположение. Ему предстояло убедить в правильности своего курса царя. В Петербурге должны были после его письма осознать: армянский вопрос является уже не столько внутренней проблемой империи, сколько фактором ее внешней политики. Что на этом масштабном фоне графских замыслов о прямом вмешательстве в дела Турции представляли из себя закавказские мусульмане? Им придется смириться с новыми соседями, полагал Илларион Иванович. Честолюбивый даже на старости лет граф предпочитал делать крупные ставки.
Около "Дарьяла" сгрудились под дождем фаэтоны. О чем-то громко спорили между собой извозчики. Под навесом у входа слепой нищий старик наигрывал на шарманке что-то печальное, напевая неожиданно сильным чистым голосом.
Владимир Феофилович и его спутник нырнули во влажное тепло духана. Народу было не очень много. Освободившись от намокшей верхней одежды, они уселись за столик в отдаленном углу зала с низким сводчатым потолком. По закопченным от ламп стенам висели яркие картины в массивных самодельных рамах, изображавшие сцены из тифлисской жизни. Ансамбль из дудукистов и зурначей самозабвенно выводил грузинские народные мелодии. К мужчинам тут же подлетел молодой красавец, чтобы принять заказ. Пахло вином, дымком жарящегося на углях мяса, какими-то травами.
- Пьяной рыбки здесь не подают, это надо идти в духан на Эриванской площади, но все, что подают, выше всяких похвал, - заметил Аркадий, когда они сделали заказ.
- Пьяной рыбки? - засмеялся Маевский.
- Ну да, водится такая маленькая рыбешка в Куре, ее прежде, чем приготовить, еще живую, запускают в чан с вином... - объяснил Аркадий.
- А о чем это пел шарманщик у входа? Вы знаете грузинский? - спросил Владимир Феофилович.
- Как не знать! Я здесь вырос. А песня понравилась вам? Да у него и голос хорош! Странная песня... Там примерно такие слова: "Нищего меня напитали горечью, и горькой стала мне сладкая эта земля..."
- Вот он, Восток... - улыбнулся Маевский, - я давно убедился: здесь, что ни нищий, то поэт и философ... Сейчас бы забыть обо всем, весна на пороге - уехать в горы, отправиться странствовать... Но нет! Ждет Петербург, дела... Я просто обязан как можно скорее составить для министра докладную записку по поводу совещания... События 1905 года не должны повториться... Пора развенчать, наконец, вредную легенду об искренности поведения армян. Они же во всем преследуют свои племенные цели. Необходимо также срочно остановить этот вал переселения в Закавказье турецких армян, не давать им подданства...
- Поздно... - Аркадий опустил голову. - Момент упущен, Владимир Феофилович! Тем более что наместник несвободен в своей политике...
- О чем вы? - удивился Маевский.
- Я не открою вам большой тайны. Кстати, у нее есть имя - Месроп... Об этом знают в Тифлисе, и сами же армяне первыми похваляются, что наместник у них в кулаке... - продолжил Аркадий. - Так и говорят без стеснения: политика Воронцова-Дашкова вырабатывается в его спальне. А я еще добавлю: и осуществляется на деньги армянских нефтяных миллионеров. А вы думаете, почему они столь нагло развязны были поначалу на совещании?
- Как это в спальне? О чем вы, Аркадий? Граф старый человек и супруга его не девочка... К тому же, помнится, из знатного и древнего дворянского рода Воронцовых-Шуваловых... Елизавета Андреевна - внучка первого кавказского наместника князя Михаила Семеновича Воронцова, ее отец, граф Шувалов, служил на Кавказе вместе с Лермонтовым, а мать, Софья Михайловна Воронцова, поговаривали, дочь Пушкина... И вот теперь какой-то парвеню Месроп...
- Тем не менее, влияние он имеет на нее громадное. Епископ - сладкий красавчик, красноречив, прикидывается легкомысленным прожигателем жизни, а на самом деле - идейный вождь тифлисской армянской буржуазии. И он нашел отмычку к сердцу жены наместника. А старый лев, ее сиятельный муж, видно, окончательно потерял нюх и когти. В армянском вопросе он полностью следует ее советам. Вот Месроп и навевает через нее то, что им выгодно. Окружили графа стеной бесстыдной лести и подношений, постоянно внушают свою любовь к трону...
- Постойте, Аркадий, - перебил Маевский, его лицо исказило болезненное выражение. - Но революционные дашнакские комитеты, убийства высоких сановников, я уж не говорю о простых людях, - это ведь очевидные и вопиющие факты! Насколько мне известно, в прошлом году во время приема посетителей был убит революционерами муж дочери графа - московский градоначальник Петр Шувалов... Ведь его же собственную семью задел террор!..
Маевский искренне недоумевал.
Аркадий достал папиросы, закурил, оглядел наполняющееся вечерним оживлением помещение духана, а затем, понизив голос и ближе придвинувшись к Маевскому, сказал:
- Хотите знать мое мнение? Думаю, я разгадал тактику действий власти в событиях 1905 года в Закавказье. Я специально в Баку ездил и попал туда как раз в тот горячий день, когда армянские боевики расстреляли конку, где большинство пассажиров были ремесленники и рабочие-азербайджанцы. Многое я тогда увидел собственными глазами, Владимир Феофилович. И тогда же понял: власть не боялась беспорядков на национальной почве. Она на них закрывала глаза. Ей нужно было сбить пламя настоящей нешуточной социальной борьбы. У дашнаков была своя цель, у власти - своя. А вот кто кого использовал - это вопрос! Ни солдат, ни казаков на улицах Баку во время стрельбы и погромов не было. Они словно самоустранились... Я спрашивал полицию, которая пряталась по подворотням: "Почему не вмешаетесь?" Отвечали: "Приказа нет". Всем им было плевать, сколько трупов валялось в городе. Главное - остановить забастовки, снять все требования поднять зарплату, улучшить условия жизни... Газету Топчибашева "Каспий", где пытались писать правду, сразу обвинили в панисламизме. Но во многих бакинских газетах тогда все же успела проскользнуть догадка о "сговоре" жандармов с дашнаками. Азербайджанским рабочим и местным русским, чтобы втянуть их в беспорядки, кто-то внушил мысль, что армяне хотят поставить своего государя, а потом примутся за них... Город тонул в слухах, как лодка в бурном море, - Аркадий помолчал и продолжил: - Знаете, как пожар тушат в лесу? Встречным огнем... Здесь поступили именно так. Дашнаки и распоясались. Только зря власть лелеет пустые мечты - загнать этого джинна обратно в бутылку. Армяне почуяли ее слабость и теперь будут добивать ее, как шакалы...
- Значит, это была чудовищная игра? - вырвалось у потрясенного Маевского.
Аркадий сокрушенно махнул рукой. Опять огляделся. В духан с шумом вошла большая компания грузин. Молнией носились по залу подавальщики, накрывая все новые и новые столы.
- Я пытался намеком хоть что-то написать об этом в "Кавказе", но редактор мне прямо сказал, что судьба Величко его не привлекает. С тех пор, я замечаю: за мной следят... - совсем шепотом сказал молодой человек. - Боже мой, - печально продолжил он, - я как вспомню Василия Львовича!.. Сраженный в борьбе со всякою неправдою, внезапно и грубо оторванный от заветной работы, без денег, больной... В непроглядную бурную ночь на 1 января 1900 года, подвергая опасности свою жизнь, ехал он на лошадях в жуткую метель по Военно-Грузинской дороге из Тифлиса во Владикавказ, торопясь поспеть к поезду на Петербург, чтобы спасти от темной интриги хоть свое доброе имя... Так и вижу, как он переваливает через Кавказский хребет... С единственным багажом - последними номерами "Кавказа"... А вокруг - красные флажки, предвестники грозных завалов... Знаю, он забыл и горе, и тяжкую обиду, весь уйдя в мечту о России, о преданном ей служении...
- Они разорили его? - тихо спросил Маевский.
- Конечно! - Аркадий опустил голову. - Доносами на него завалили Тифлис и Петербург... На карте стояла честь его имени. Пришлось немедленно уезжать в столицу. Для выплаты заключенных при внезапной сдаче газеты займов ему потребовалось заложить свое родовое имение в Полтавской губернии, а просить о возмещении убытков он не стал из природной гордости. Словом, его буквально выдворили с Кавказа, обвинив в подстрекательстве к бунту... Вся эта история подорвала его сердце, и он умер внезапно чуть ли не день в день четырехлетней годовщины своего изгнания из Тифлиса. Мой брат присутствовал при его кончине. Среди его последних слов было: "Работают исподтишка..." Вы понимаете, кого он имел в виду...
- Значит, для власти революционеры революционерам рознь. И можно убивать безнаказанно средь бела дня губернатора ключевого для Кавказа района... - задумчиво обронил Маевский.
- Но Накашидзе не просто убили. Его казнили демонстративно. Три часа пополудни, центральная улица Баку и взрыв такой силы, что от кареты остались клочья... Никто даже не преследовал убегавшего террориста. Погибли еще слуга, кучер и случайный прохожий. Потом были убиты Махмедбеков, Микеладзе, Шахтахтинов - все добропорядочные люди. Убиты лишь за то, что организовали отпор погромщикам. Представляете, Владимир Феофилович, бакинский домовладелец Рустам Гасанов во время беспорядков укрывал восемь армянских семей, около пятидесяти человек, так и его строения подожгли дашнаки. Хотел я опубликовать этот факт с фамилиями в "Кавказе", но редактор не дал. Страх сковывает людей. Однако нигде в Закавказье армяно-азербайджанские столкновения не были столь яростными и кровавыми, как в Карабахе и Шуше. Там уездом руководил племянник убитого Накашидзе. Досталось и ему... Его армяне ненавидели. Мусульмане потеряли убитыми в одной Шуше более 500 человек. Благодаря дашнакам, все это напоминало настоящую бойню.
- И никто не писал про это...
Аркадий горько засмеялся:
- Я же вам рассказал о реакции на мою так и не напечатанную статью! То, что сделали с Василием Львовичем, являлось демонстративно-показательным уроком для других. Предвижу, и мне в скором времени придется покинуть Тифлис, - с грустью продолжил молодой человек. - По возвращении из Баку я был вызван в полицейский участок. А я никому не рассказывал, куда ездил. Значит, донес кто-то, теперь вот шпиков приставили.
- Ай, Аркадий, как плохо вы принимаете гостя! Какое уныние у вас за столом! - голос Шахмалиева прервал их молчание. Он сел за стол, окинул взглядом сосредоточенные лица друзей и тут же понял, о чем шел разговор.
- Владимир Феофилович! Аркадий! - сказал он. - Ваша вера, также как и моя, учит, что отчаянию и унынию не должно быть места в душе человека. К истине ведет лишь один путь, а кто отступает, те - дрова для геенны... Что горевать? Давайте хоть один вечер помечтаем, что не зря мы все собрались в Тифлисе, - пусть воцарится наконец на Кавказе скорый и прочный мир. Понимаю, надежды мало, - он улыбнулся. - Но вот соберется Государственная Дума, и голос кавказского населения, голос мусульман будет услышан в самой столице без всяких посредников. Они подняли бокалы.
Насколько был искренен наместник Воронцов-Дашков, а в его лице российская власть, в своих обещаниях на тифлисском совещании, делегатам от мусульман предстояло убедиться, еще не доехав до своих мест.
Выступая 6 марта на заключительном заседании съезда, наместник заверил собравшихся, что "вопросы, намеченные совещанием относительно мер просветительных и по уравнению мусульман в правах с другими национальностями, уже разрабатываются центральным правительством и, следует думать, будут разрешены в желаемом совещанием смысле". Он заверил также, что им будут приниматься все "зависящие от него меры к распространению грамотности и постановке школьного дела на должную высоту".
На заседании 6 марта были избраны азербайджанские делегаты на предложенное Топчибашевым особое совещание при наместнике. Ими стали А.М.Топчибашев, И.Векилов, А.Зюльдагаров, М.Шахмалиев, А.Казаналипов. Но 17 марта начальник канцелярии наместника Петерсон сообщил на запросы мусульман, что еще нет никаких распоряжений по поводу создания губернских и уездных примирительных комиссий. И лишь 6 апреля члены совещания получили телеграммы от наместника о создании этих комиссий, но права их оговаривались лишь совещательным голосом по всем вопросам, касающимся главного, межнациональных отношений.
Между тем, распавшаяся с введением на Кавказе в начале 1906 года военного положения дашнакская террористическая сеть продолжала причинять страдания мирному мусульманскому населению. Шайки зинворов (солдат) почти целиком "переквалифицировались" на разбои и грабежи. Причем, как совершенно справедливо отмечает исследователь Б.Наджафов, "большинство из бывших зинворов, ставших бандитами, были сбитые с толку крестьяне, которых сорвали с земли, заморочили головы бредовыми националистическими идеями и щедрыми посулами, вооружили, научили убивать, а потом бросили без помощи и поддержки". Теперь же дашнакские начальники, совершив лицемерный маневр, уверяли о якобы поддержке борьбы властей с бандитизмом и стали создавать так называемые "зеленые сотни" для уничтожения "разбойничьих шаек", т.е. своих же бывших солдат. Призыв к беспощадной расправе с соплеменниками совместно с недавним злейшим врагом - царской властью - наглядно показывает всю изуверскую жестокость и беспринципность дашнакских лидеров, для кого живые люди были не более чем "человеческий мусор". Здесь дашнаки предвосхитили массовый большевистский террор в пору становления советской власти. Зинворы объявлялись шантажистами, позорящими честь партии, их было приказано вылавливать и безжалостно истреблять.
В течение 1906 года и несколько позднее Дашнакцутюн предпринимает настойчивые попытки окончательно прибрать к рукам Эчмиадзинский Синод, католикоса, все духовные управления, семинарии и училища. Хотя дашнаки и раньше не могли жаловаться на отсутствие взаимопонимания между католикосатом и партией, но ее лидеры теперь рассчитывали кардинально поправить свои денежные дела за счет богатств церковной казны. Ведь в течение 1903-1905 г.г. партия израсходовала огромные суммы на содержание армии зинворов и закупку оружия. Поддавшись нажиму сторонников Дашнакцутюна, в том же 1906 году католикос Хримян согласился на то, чтобы епархиальные начальники, викарии и другие служители церкви избирались прихожанами. Это шло вразрез с церковными канонами и давало возможность дашнакам протолкнуть своих ставленников практически на все ступени церковной иерархии. В дальнейшем, уже после смерти Хримяна, его место занял Измирлиан, который окончательно пошел на уступки дашнакам и другим радикально настроенным националистическим элементам. В 1908 году, находясь в Петербурге на аудиенции у Николая II (чего не могло бы произойти без влиятельной поддержки Воронцова-Дашкова), Измирлиан испросил у него амнистии для дашнаков, арестованных и заключенных за антиправительственную деятельность и терроризм.
При содействии Измирлиана Дашнакцутюн добился всеобъемлющего контроля над Эчмиадзином. Теперь их отношения приобрели характер господства и подчинения: армянское духовенство превратилось в прямых исполнителей и проводников Дашнакцутюна, оно теперь поощряло своим молчанием по поводу преступлений, совершенных дашнаками, и революционную, и террористическую деятельность, делало ее в глазах простого населения как бы святой. С одной стороны, достаточно успешно свалив вину за свои кровавые злодеяния в 1905-1906 г.г. целиком на российское самодержавие, обвиняя в своей прессе "царских сатрапов", натравивших народы друг на друга, дашнаки, с другой стороны, продолжали заигрывать с властью, демонстрируя на поверхности свою преданность престолу.
А в подполье вовсю разворачивалась подрывная деятельность. Продолжались политические убийства неугодных Дашнакцутюну чиновников и общественных деятелей, а также "своих", которых клеймили изменниками, отступившими от принципов партии.
Большую активность в эти годы проявляют эмиссары Дашнакцутюна в зарубежье, снабжая террористов оружием и взрывчатыми веществами. В их числе на первых ролях подвизается уже стяжавший себе кровавую славу Андраник, который, будучи еще офицером в армии Оттоманской Империи, за воровство и лживость лишился уха...
В 1910 году он совершает обширный заграничный вояж: Манчестер - Париж Варна - "Турецкая" Армения - Тегеран - Ордубад - Эриванская губерния. В Манчестере и Париже он закупает крупные партии оружия и переправляет его в Варну, где в собственном доме устраивает склад и оружейные мастерские, устанавливает станки для набивки патронов.
Аналогичные зарубежные турне проделывает и другой видный деятель Дашнакцутюна, редактор газеты "Дрошак" Хачатур Малумьян. В 1910 году он посещает Америку в целях укрепления политических связей и получения материальной помощи от армянской диаспоры.
Оружие, закупленное за границей, доставлялось в Россию и через Румынию - по железной дороге, и из Константинополя - морем, закупки делались также и в Вене. При этом дашнаки широко использовали свои связи в верхах, и не жалели средств на подкуп таможенных чиновников.
Не дремала и дашнакская нелегальная пресса: сеть подпольных типографий после необходимой чистки 1905-1906 г.г. была быстро восстановлена. Так, в телеграфном донесении Бакинского губернского жандармского управления в Тифлис генерал-майор Козинцев сообщал: "Взята оборудованная на полном ходу типография Дашнакцутюна, 30 пудов шрифта, прокламации набора".
Вертелось "дашнакское колесо"...
Воронцову-Дашкову удалось склонить царя в "армянском вопросе" на свою сторону. Посетив Закавказье в 1914 году, Николай II в Тифлисе пообещал католикосу Геворку V поддержать требования армян и добиться автономии так называемой Турецкой Армении. В конце XX века история повторилась: Михаил Горбачев точно также заигрывает с представителями армянской диаспоры и тоже обещает им решить "карабахскую проблему" по "справедливости". И каждый раз это приводит к войне, кровавой смуте и истреблению народов, в том числе и самих армян.
Владимир Маевский представил в Министерство иностранных дел свою записку (она до сих пор хранится в министерском архиве), а в 1915 году под заглавием "Армяно-татарская смута на Кавказе, как один из фазисов армянского вопроса" она вышла в Тифлисе в типографии штаба Кавказского военного округа под грифом "секретно". Как предостережение всем народам, населяющим Закавказье, сделаны автором к этой работе, написанной в апреле 1906 года, два примечания от 1908 и 1915 г.г. В них Маевский еще и еще раз подчеркивает зловещую роль дашнаков в организации масштабных кровопролитий, приносящих людям сиротство, множество слез, страданий и жертв. Пророчества Маевского простираются и в наши дни. Нравы дашнаков с новой силой выявились в трагических перипетиях распада Советского Союза конца 80-х - начала 90-х г.г. XX века, когда по их лекалам "кроились" Сумгаит и события в Баку, уничтожались мирные жители Ходжалы и Гукарка, когда запылал Карабах... Именно они, армянские националисты, - уже в который раз за один век ввергли азербайджанский и армянский народы в очередную трагедию. Человеконенавистническая идеология Дашнак-цутюна вновь, как и в начале столетия, привела к сотням тысяч беженцев, тысячам искалеченных и убитых. Не вырванное с корнем "дашнакство" проросло в лицемерии его современных вождей - балаянов, ишханянов, манучарянов, капутикянш, аганбегянов и прочих новых идеологов армянского национализма.
В смятенном состоянии духа уезжал Маевский в 1906 году из Тифлиса. В ушах его звучали напутственные слова Аркадия: "Может, хоть вам удастся достучаться до властей в Петербурге. Вспомните, что писал Величко: "Армянство держало за пазухой камень обособления, и этот камень рос, сперва незаметно, а на вторую половину XIX века - с наглядною, головокружительною быстротою..."
Сейчас, в начале XX, вы же видите - начался уже камнепад... Как бы нам всем в скором времени не оказаться под ним погребенными..."
ГЛАВА 17
С упорством травы
Спецпереселенцев из Нахчивана в поселке Кировск разделили: часть из них отправили в отделение № 1 свеклосовхоза "Талды-Курганский", другую - в отделение № 2, расположенное по соседству.
Уже смеркалось, когда колонна грузовиков, в которую попал и Абдуррахман с семьей, остановилась на площади совхозной усадьбы. Возвращающиеся с работы сельчане подходили к выгружавшимся из машин людям, спрашивали, откуда они. Спустя годы, Абдуррахман вспоминал: разные звучали еще вопросы, но никто не поинтересовался, за что его выселили. Тут не принято было спрашивать об этом. А спецпереселенцы, на которых красовалось клеймо "социально-опасный элемент", не чувствуя за собой никакой вины, уверенные, что их оклеветали и поступили несправедливо, сказать об этом вслух не могли, осуждать же действия власти по очистке общества от "вредных элементов" не смели.