верхнем своем положении, нажимая различные трезвучия, кроме тонического
(a-moll). На 13-ом такте левая рука ударяет нижнее ля, впервые опускаясь
вниз и касаясь основного тона. Накопление ещё не кончено, т. к. правая рука
проделывает в это время довольно сложную быструю фигуру в триолях, где
основной тон ля пролетает в восьмых и, сейчас же, в 14-ом такте накопление
продолжается; левая рука опять сгущается в своих верхних пределах, и вдруг,
в 19-ом такте, происходит быстрая подготовка к разрешению: правая рука
делает максимальный взлет (верхнее do), а левая -- максимальный спуск
(нижнее mi) и в 20-м такте наступает полное разрешение (правая рука держит
тонику все 3/4, а левая нажимает нижнее ля и тоническое трезвучие) и первое
накопление заканчивается. Но с 21-го такта начинается новое накопление,
почти совершенно такое же как и первое, разница едва заметная. И вот это-то
незначительное отклонение (сравни такты 7-ой с 23-им, 13-ый с 20-ым и 15-ый
с 32-ым), но гениально правильно найденное и создает драгоценную "небольшую
погрешность".1
И вот тут-то, на 37-ом такте, заканчивается фаза накопления и
начинается новая фаза, известная некоторым композиторам, а в особенности
Шопену,-- это фаза отсекания.
Смысл этой фазы примерно тот же, что и в площадках лестницы: во-первых
дать некоторый отдых, а во-вторых, если это нужно, сделать поворот.
Обыкновенно рассказывая о фазе накопления, человек мягко сгибает ладони и
несколько раз сближает их друг с другом, описывая в воздухе полукруги, фазу
отсекания человек изображает так: он, твердо выпрямленными ладонями,
рассекает по диагоналям воздух перед собой, в разных направлениях.
Мы думаем, что и при исполнении Шопена, фазу отсекания надо играть
более твердой рукой, чем фазу накопления.
Отсеканием служит некая повторяющаяся музыкальная фигура, изображаемая
при словесном рассказе твердой ладонью, которой рассказчик рубит перед собой
в разных направлениях.
В 13-ой мазурке этим ударом ладони соответствуют музыкальные ходы вниз
(такты 38 и 39-ый, 40 и 41, 42 и 43).
Например такты 36-ой и 39-ый:
img src=kh_gil_1.gif
Надо очень отчетливо и искусно отделить при исполнении фазу отсекания
от фазы накопления.
В 13-ой мазурке, после отсекания, опять идет накопление с 46-го по
61-ый такт. Дается опять новый вариант накопления, объединяющий I и II
варианты, но, вместе с тем, разнящий от них небольшой погрешностью.
И вот, к концу III накопления, слушатель вдруг понимает, что
накопление, собственно говоря, и не прекращалось, и, что его так много, что
дыхание спирается. Слушатель окончательно пресыщен накоплением. И вот тут-то
Шопен оставляет эту фазу и переходит к фазе вольного дыхания.
Для этого Шопен переходит в мажор, и, на 62-ом такте, как бы
распахивается дверь, и дыхание делается вольным.
У слушателя создается на секунду впечатление, будто все, что было до
этого такта, являлось только вступлением, и что только сейчас началось
настоящее. Но когда тема этой фазы, вместо того, чтобы развиваться,
постоянно возвращается к секунде
img src=kh_gil_2.gif
восемь раз на протяжении двух тактов, слушатель, несмотря на открытую фазу
вольного дыхания, начинает ощущать потребность в новом решении, которое
Шопен и дает с 94-го такта в виде темы I-го накопления. Он проводит в ней
4-ый вариант, опять создавая небольшую погрешность. И на этот раз, слушатель
понимает, что то, что он, на 62-ом такте, положил считать только вступлением
к вольному дыханию, есть на самом деле, решение вольного дыхания.
Засим следует фраза сложного отсекания с постоянной фигурой
img src=kh_gil_3.gif
Характер этой фазы импрессионистический и потому Шопен заканчивает ее
(а с ней вместе и всю мазурку) первыми четырьмя тактами, тактами настройки.
Но теперь слушатель естественно воспринимает импрессионистический характер
этой настройки и нисколько не удивляется, что вся мазурка заканчивается
секстаккордом фа-мажора.
Таким образом мы видим, что вся мазурка состоит из 9 частей:
1. Настройка .................. такты 1-4
2. I накопление .................... 5-20
3. II накопление .................. 21-37
4. Отсекание ...................... 38-45
5. III накопление (и пресыщение)... 46-61
6. Вольное дыхание ................ 62-93
7. IV накопление ................. 94-109
8. Отсекание (завершающее) ...... 110-129
9. Настройка .................... 130-133.
Мы знаем твердо одно, что пианист, при исполнении этой мазурки, должен
четко выявить смысл каждой части и заставить слушателя почувствовать все
переходы от одной части к другой.
Баллада Шопена своим строением напоминает 13-ую мазурку. Гиллельс не
разобрался в смыслах баллады, и единственное, что он сказал своей игрой,
это, что Шопен несколько более задумчивый композитор, нежели Лист. Это столь
же бессмысленно и несущественно, как называть Чехова "певцом вечерних
сумерек".
Мендельсона "Рондо-Капричиозо" Гиллельс сыграл несколько лучше.
Потом он сыграл Листа "Карнавал". Такую музыку играть и слушать просто
неприлично.
На бис Гиллельс исполнил "Кукушку" Дакэна. На наш взгляд ее следовало
бы исполнить громче. (Мы вообще стоим всегда за более громкое исполнение и
фортепьянную музыку предпочли бы слушать, сидя под роялем).
Лучше всего Гиллельс исполнил этюд Паганини-Лист "Охота".
В зале говорили про Гиллельса. поднимая плечи и разводя руками; "Это...
это... это уже не артист, а само искусство!"
Больше нам сказать про концерт Гиллельса -- нечего.
<1939>
1 Термин Я. С. Друскина "Равновесие с "небольшой погрешностью". Сравни
с термином Розанова "Чуть-чуть" (Прим. Хармса)
--------
Калиндов стоял на цыпочках и заглядывал мне в лицо. Мне было это
неприятно. Я отворачивался в сторону, но Калиндов обегал меня кругом и опять
заглядывал мне в лицо. Я попробовал заслониться от Калиндова газетой. Но
Калиндов перехитрил меня: он поджёг мою газету, и когда она вспыхнула, я
уронил её на пол, а Калиндов начал опять заглядывать мне в лицо. Я, медленно
отступая, ушёл за шкап, и тут несколько мгновений я отдыхал от назойливых
взглядов Калиндова. Но отдых мой был недлителен: Калиндов на четверинках
подполз к шкапу и заглянул на меня снизу. Терпение моё кончилось: я
зажмурился и сапогом ударил Калиндова в лицо.
Когда я открыл глаза, Калиндов стоял передо мной со своей окровавленной
рожей и рассеченным ртом и по-прежнему заглядывал мне в лицо.
<1939-1940>
--------
Философ!
Пишу Вам в ответ на Ваше письмо, которое Вы собираетесь написать мне в
ответ на мое письмо уже написанное Вам. Отвечаю Вам двумя пунктами.
Пункт N 1. Вы неправы. Развить эту мысль к сожалению не могу.
Пункт N 2. Вы правы. И эту мысль тоже к сожалению развить не могу.
Философ!
Я видел чудо: пожилой человек в длинном старинном сюртуке бегал вокруг
дерева, Это было днем в Летнем Саду.
Философ!
Мы обменялись с Вами письмами и это напоминает мне следующий случай:
один скрипач купил магнит и понёс его домой. По дороге он зашел в магазинчик
где торгуют газированными напитками и спросил себе стакан вишнёвой воды.
Чтобы удобнее было лить, скрипач положил магнит на прилавок, взял стакан
двумя руками и поднёс его ко рту. "Пейте на здоровие!" -- сказала в это
время барышня-продавщица. "Пью за Ваше здоровие!" -- сказал скрипач
барышне-продавщице и выпил вишнёвую воду. Эта история мне припомнилась
потому, что мы обменялись с Вами письмами, а скрипач и продавщица обменялись
любезностями.
<сентябрь 1937>
--------
Квартира состояла из двух комнат и кухни. В одной комнате жил Николай
Робертович Смит, а в другой Иван Игнатьевич Петров.
Обыкновенно Петров заходил к Смиту и у них начиналась беседа. Говорили
о разных вещах, иногда рассказывали друг другу о прошлом, но больше говорил
Петров. Смит в это время курил и что-нибудь делал, либо чистил свои ногти,
либо разбирал старые письма, либо мешал кочергой в печке. Петров ходил
всегда в коричневом пиджаке, и концы галстука болтались у него во все
стороны. Смит был аккуратен; ходил он в коротких клетчатых штатах и носил
крахмальные воротнички.
<1937>
--------
Какой туман у меня в голове! Ничего не могу сообразить! Хотел сесть на
диван, а сел на корзинку. Хотел свечку зажечь, а вместо этого сделал что-то
совсем другое, и получился пожар. Забегали люди, застучали пожарные топоры,
зашипели под водяными струями пылающие балки, и вот я очутился на улице в
одном платке, накинутом на плечи, с маленькой корзиночкой в руках, в которой
лежали только три мелкие тарелки, линеечка, портрет зодчего Росси и машинка
для распрямления туфель. Это всё, что удалось мне спасти второпях во время
пожара! К тому же ещё, сбегая по лестнице, я оступился и упал, ударившись
при этом челюстью о чей-то керосиновый жбан, стоявший на площадке лестницы.
Теперь у меня сильно болела моя челюсть.
Я прислонился к папиросной будке и смотрел, как догорает мой дом.
<1936-1938?>
--------
Водевиль о трех головах
Действующие лица:
Евстигнеев
I-ый Володя
II-й Володя
Евдокия -- жена Евстигнеева
Вера Александровна Сулипанова -- двоюродная сестра Евдокии
Дворник Петр Перец
Дворничиха
Амуры, зебры и античные девушки.
Действие первое
Евстигнеев стоит посередине комнаты и старается издать звук на флейте.
Жена Евстигнеева Евдокия стоит-перед ним на коленях.
ЕВДОКИЯ: Евстигнеев! Дорогой муж мой! Супруг мой! Любимый человек и
друг! Евстигнеев! Ну молю тебя, не дуй в флейту! Евстигнеев!
ЕВСТИГНЕЕВ смеётся: Хы-хы-хы!
ЕВДОКИЯ: Евстигнеев! Четыре с половиной года ты дуешь в эту флейту и,
все равно, ни звука издать не можешь! Брось! На коленях прошу тебя! Вот
видишь? Я целую твои ноги. Неужели ты меня не слышишь? Ты злой, нехороший
человек, Евстигнеев! Я тружусь дни и ночи, чтобы мы не голодали с тобой. Я
служу, бегаю по лавкам, готовлю обед, мою посуду, убираю комнату, стираю
твоё бельё... Ты видишь на что стали похожи мои руки? Я больная и несчастная
делаю непосильную для себя работу. А ты? Знай дуешь в свою флейту! И ведь
хоть бы прок был какой! А то не только сыграть чего-нибудь, а даже звука
издать не можешь! Опомнись! Опомнись Евстигнеев!
ЕВСТИГНЕЕВ смеётся: Хы-хы-хы!
ЕВДОКИЯ: Нет, больше не могу! Это не человек, а зверь какой-то!
(Поднимаясь с колен). Слушай Евстигнеев! Я делала все, чтобы образумить
тебя. Ничего не помогает. Я слабая и не могу сама отнять у тебя флейту. Ты
меня просто поколотишь. Поэтому я решила прибегнуть к крайнему средству. Ты
слышишь, что я тебе говорю, Евстигнеев! Ты слышишь?
ЕВСТИГНЕЕВ дует в флейту: фю-фю-фю!
ЕВДОКИЯ: Да ты слышишь, что я тебе говорю? Ах, так! И слушать не
желаешь! Ну ладно: сейчас прибегну к тому крайнему средству, о котором я
тебе говорила. Не слушаешь? Ладно! Сейчас пойду и позову дворника!
ЕВСТИГНЕЕВ перестаёт дуть в флейту.
ЕВДОКИЯ: Ты слышал? Сейчас позову дворника.
ЕВСТИГНЕЕВ: Зачем?
ЕВДОКИЯ: А затем, что мы с дворником отнимем у тебя флейту, сломаем ее
и выбросим на помойку.
ЕВСТИГНЕЕВ: Нет? Хы-хы-хы!
ЕВДОКИЯ: Не нет, а именно да!
ЕВСТИГНЕЕВ: Как же так? (рассматривает флейту и пробует в неё дунуть).
ЕВДОКИЯ: Ах, ты опять! Ну, ладно...
(Стук в дверь)
Евстигнеев и Евдокия молча стоят и слушают. Стук повторяется.
ЕВДОКИЯ: Кто там?
ГОЛОС ЗА ДВЕРЬЮ: Дорочка! Это я! Открой, силь-ву-пле!
ЕВДОКИЯ; Ах, это ты, Вера! Сейчас, одну минуту. (Евстигнееву). Спрячь
флейту!
ЕВСТИГНЕЕВ смеётся: Хы-хы-хы!
ЕВДОКИЯ: Дай сюда флейту! Сию же минуту дай сюда флейту!
ЕВСТИГНЕЕВ (пряча флейту за спину): Хы-хы!
ЕВДОКИЯ: Сейчас Верочка! (Евстигнееву): Ты дашь мне флейту? Ах так!..
(подходит к двери и открывает её.) Входи Верочка!
(Входит Вера Александровна Сулипанова)
ЕВДОКИЯ: Вот познакомься: Евстигнеев, мой муж. А это Вера Александровна
Сулипанова -- моя двоюродная сестра.
СУЛИПАНОВА (подходя к Евстигнееву): Очень рада с вами познакомиться!
ЕВСТИГНЕЕВ: Хы-хы-хы!
ЕВДОКИЯ: Садись, Вера, вот сюда и рассказывай как ты живешь?
(Сулипанова садится с ногами на стул)
СУЛИПАНОВА: О, душа моя, столько новостей! Я брежу театрами и светской
жизнью. Да, милочка, я вся для общества! Грегуар подарил мне тончайший
заграничный чулок, но к сожалению только один. Так что его нельзя носить. Но
я, когда ко мне приходят гости, бросаю этот чулок на диван, будто забыла его
убрать, и все, конечно, думают, что у меня их пара. Борман увидал этот чулок
и сказал: "Такими чулками кидаться нельзя!" А я ему сказала: "О! У меня их
целая куча! А вот туфель нет!.." Ах, да, милочка, же сюи малад, у меня болит
под мышкой. Это Зайцев лез ко мне рукой за шиворот, но я его дальше подмышки
не пустила. Не дам же я Зайцеву хватать себя!
ЕВСТИГНЕЕВ: Хы-хы!
СУЛИПАНОВА: Ой! Я говорю такие вещи в присутствии мужчины. Но вы
все-таки муж моей сестры и потом, мы, люди высшего общества, можем позволить
себе некоторые фривольности.
ЕВСТИГНЕЕВ: Хы-хы! (дует в флейту).
СУЛИПАНОВА: Что это?
ЕВДОКИЯ: Да это мой муж хочет на флейте играть.
СУЛИПАНОВА: Господи! Зачем же это?
ЕВДОКИЯ: Ах Вера! Он целые дни изводит меня этой флейтой. Вот видишь?
Так он с утра до вечера.
СУЛИПАНОВА: Да ты спрячь от него эту трубку,
ЕВДОКИЯ:
<1935-1936>
--------
Предназначение
Приготовься выслушать перечень зверей: царствующих, величавых, гнутых,
вызолоченных, пришибленных и низкокланяющихся.
Причеши голову твою, если есть борода, сбрей её, руки вымой и сядь. Для
тебя, читатель моих сочинений, приготовлены эти странички. Легкий дымок
вьется вокруг головы твоей. Ногами своими ты гладишь кота, а в руках держишь
медную птичку. Думаешь ли ты посмеяться над буковками моими, или ты думаешь,
подобно безумной дрофе, пронестись мимо глаз моих, оставляя в воздухе
пёстрый пух?
Стой! Не спеши читатель, не приготавливай улыбки на безобразном своём
лице, не скачи куда-то вбок от меня. Дай тебя разглядеть. Быть может, ты
крив и у тебя слишком узкие плечи? А, может быть, ты спишь в грязи, а днём у
тебя потеют руки? Может быть и ума-то в тебе нет никакого, может быть ты
просто дрянь? Тогда скачи дальше, смейся и делай всё, что ты хочешь, потому
что есть у меня и другой читатель, получше тебя1. Он не крив и широкоплеч,
он живет в достатке и спит на чистом белье, руки моет квасцами и сморкается
в белоснежные тряпочки. Он умён: это видно сразу. У него на лбу вертикальная
морщинка, а глаза его всегда немного прищурены. Он одет в хороший костюм на
шерстяной материи, на голове он носит маленькую войлочную шапочку, а зимой,
поверх этой шапочки, надевает верблюжий башлык. Он курит почти непрерывно;
утром он курит короткую прямую трубку, а днем и вечером -- кривую. Иногда он
курит сигары, а если его угощают папиросой, то курит и папиросу. Он
идеальный читатель, потому что всякую прочитанную им книгу он целует и
прячет в сундук сделанный из темной карельской берёзы с медными пластинками
на углах. В этом сундуке скопилось уже 36 книг. Я хотел бы, чтобы моя книга
стала 37-ой!
Вот именно тебе, дорогой читатель, предназначаю я эту книгу, а затем,
не мешкая, приступаю к перечню зверей.
Перечень зверей
Вот той-терьер. Он самый приятный из всех зверей, потому что он похож
на пчелу. Он умеет свистеть. Он приятен душе моей.
Вот лев. Это страшный зверь. Взгляд его умен, но сам он глуп. Он
бросается на толстые прутья железной клетки и грызёт их своими клыками. Он
могучими лапами бьёт по деревянному пню. Он кричит страшным голосом
неизвестно чего, и, когда он кричит, все другие звери приходят в страшное
волнение. А он кричит и надсаживается иногда пятнадцать минут подряд, а
потом, надравши глотку, ложится и мудрыми глазами глядит на вонючую толпу.
Отойдите от него все! Это несчастный дурак. Не держите его в клетке.
Отвезите его домой и отпустите на волю, где ему и полагается быть. Он
помчится, задравши хвост! Он помчится, взрывая задними лапами песок, такой
же жёлтый как и он сам. Он убежит к далекому светлому ручью, напьётся
прохладной воды и, широко разинув пасть, закричит своим ужасным голосом,
прославляя Создателя всех вещей. Лев, лев! Тебе не место сидеть2 в
человеческом городе!
А вот мурашеед. Когда он видит врага, он поворачивается и бежит. Куда
он бежит? У него такой вид будто он бежит в лавочку. Но нет, он пробегает
мимо лавочки и 6ежит в лес. В лесу у него много тайных уголков, там он
спасает свою жизнь. Он садится в яму и сверху засыпает себя землёй и
упавшими листьями, а для дыхания выставляет наружу один только свои длинный
и тонкий нос. В носу у него устроено отверстие, и в это отверстие он может
высовывать свой язык. Глупый зверь мурашеед: он живет под водой, а питается
только мерзкими червями.
Но есть зверь, который ещё глупее мурашееда, это конь. У него большие
выпуклые глаза, в которых отражается только тупая грусть, а иногда злость.
Вот он стоит в стойле и шевелит своими мягкими губами. Не подходи к нему
хозяин! Не подходи, потому что конь так и норовит схватить тебя за плечо
жёлтыми зубами3.
Конь! Конь! Это ты когда-то скакал по Аравийской пустыне! Это тебя
поили арабы черным кофием. Ночью мчался ты по темным степям, перепрыгивал
через реки и давил своими копытами встречных поселян. Тебя ловили длинным
арканом, но ты вырывал аркан из рук ловца и летел вперед и горячий воздух со
свистом вылетал из твоих ноздрей. Ты, неукротимый, сбрасывал с себя дикого
всадника и волочил его лицом по земле. Ты бежал до тех пор, пока белая пена
не покрыла твой живот. Тогда ты упал на бок и испустил дух.
А зачем ты бежал, неразумный зверь? Куда несло тебя? Это конская удаль
несла тебя безо всякого смысла. Конь, ты, среди зверей, самый противный, ты
противен душе моей!
А вот ещё один зверь, это ночной лемур. Он как птица летает с ветки на
ветку и из глаз его висят верёвочки. Лемур, это воздушный человечек.4
А это ягуар, он лижет своих детенышей и обдумывает план побега. Сторож
Матвей свободно входит в его клетку, потому что ягуар давно считается
ручным. Сторож Матвей спокойно теребит его за уши. И ягуар это любит. Но ещё
больше любит он свободу. Он чувствует, что как-то при помощи Матвея он может
удрать, но как, этого он решить не может. Он слишком глуп. Ах! он лежит и от
напряжённой мысли морщит лоб. Вот в клетку входит сторож Матвей. Вот ягуар
встает, потягивается и подходит к открытой дверце. "Ну, ты!" -- кричит
сторож Матвей и сапогом дает ягуару пинка в бок. Ягуар скалит зубы и дёргает
усом. Чтобы убежать, надо что-то сделать. Но что? Ягуар стоит и думает. А
сторож Матвей вылезает из клетки, закрывает дверцу, гремит каким-то железным
ковшом и уходит. Что-то кончилось навсегда. Ягуар забирается на полку,
прибитую под самым потолком клетки и, свесив хвост, засыпает.
А вот слон. Это большой и умный зверь.
Больше о нём и говорить нечего.
Теперь медведь. О нём расскажу такой случай: один инженер купил себе
ценного медведя и посадил в ванную комнату. Гости того инженера частенько
приходили посмотреть на страшного зверя. Но инженер никого в ванную комнату
не пускал.5
Много, много есть различных зверей: царствующих, величавых, гнутых,
вызолоченных, пришибленных и низкокланяющихся. Но лучший из них -- это
той-терьер. Его мы помянем ещё раз и прокричим ему ура!
На этом закончим перечень зверей, ещё раз крикнем ура! той-терьеру и не
мешкая перейдем к иной беседе.
(сер. 1930-х)
1 Далее зачеркнуто -- "и этот читатель -- я сам..."
2 Вариант "жить".
3 Очевидно, описка -- "губами".
4 Далее, после зачёркнутого фрагмента, идет концовка, перенесенная нами
в конец текста.
5 На этом текст обрывается.
--------
Нам бы не хотелось затрагивать чьих-либо имён, потому что имена,
которые мы могли бы затронуть, принадлежали столь незначительным особам, что
нет никакого смысла поминать их тут, на страницах предназначенных для чтения
наших далёких потомков Все равно эти имена были бы к тому времени забыты и
потеряли бы своё значение. Поэтому мы возьмём вымышленные имена и назовем
своего героя Андреем Головым. Наш герой только что переехал из Гусева
переулка на Петроградскую сторону, и вот, в первую же ночь, проведённую им
на новой квартире, ему приснился человек с лицом Тантала.
Сначала сон был не страшный и даже весёлый. Андрей увидал себя на
зеленой лужайке. Где-то чирикали птицы, и, кажется, по небу бежали маленькие
облака. Вдали Андрей увидел сосновую рощу и пошел к ней. Тут, как бывает во
сне, произошло что-то непонятное, что Андрей проснувшись уже вспомнить не
мог. Дальше Андрей помнит себя уже в Сосновой роще. Сосны стояли довольно
редко и небо было хорошо видно. Андрей видел, как по небу пролетела туча.
Тут опять произошло что-то непонятное, чего Андрей потом тоже не мог
вспомнить. Андрей
(сер. 1930-х)
--------
Феодор Моисеевич был покороче, так его уложили спать на фисгармонию,
зато Авакума Николаевича, который был черезвычайно длинного роста, пришлось
уложить в передней на дровах. Феодор Моисеевич сразу же заснул и увидел во
сне блох, а длинный Авакум Николаевич долго возился и пристраивался, но
никак не мог улечься: то голова его попадала в корытце с каким-то белым
порошком, а если Авакум Николаевич подавался вниз, то распахивалась дверь и
ноги Авакума Николаевича приходились прямо в сад. Провозившись пол-ночи,
Авакум Николаевич ошалел настолько, что перестал уже соображать, где
находится его голова и где ноги и заснул, уткнувшись головой в белый
порошок, а ноги выставив из дверей на свежий воздух.
Ночь прошла. Настало утро. Проснулись гуси и пришли в сад пощипать
свежую травку. Потом проснулись коровы, потом собаки и, наконец, встала
скотница Пелагея.
(сер. 1930-х)
--------
Однажды один человек по имени Андриан, а по отчеству Матвеевич и по
фамилии Петров, посмотрел на себя в зеркало и увидел, что его нос как бы
слегка пригнулся книзу и в то же время выступил горбом несколько вперёд.
Потрогав нос рукой, Андриан Матвеевич Петров решил, что это как-нибудь
обойдётся, и что нос вовсе никуда не пригибался и никуда не выдавался, и что
это ему просто так показалось. Посмотрев ещё раз в зеркало, Андриан
Матвеевич пожал плечами и отправился на службу.
Однако на службе сразу обратили внимание на нос Андриана Матвеевича.
-- Посмотрите,-- сказал Карл Иванович,-- у Андриана Матвеевича нос как
бы несколько изогнулся книзу.
-- Я тоже смотрю,-- сказал Николай Ипполитович.-- и все не могу понять,
что такое с Андрианом Матвеевичем. А вы совершенно правильно заметили:
действительно, нос как бы несколько изогнулся книзу.
-- Это верно, Николай Ипполитович,-- сказал Пантелей Игнатьевич,-- Карл
Иванович совершенно правильно приметил, что нос Андриана Матвеевича
изогнулся несколько книзу. Это и я тоже совершенно отчетливо наблюдаю.
-- Я вижу, что тут что-то не то,-- сказал Мафусаил Галактионович.--
Смотрю на Андриана Матвеевича, а Карл Иванович и говорит Николаю
Ипполитовичу, что нос у Андриана Матвеевича стал несколько книзу, так что
даже Пантелею Игнатьевичу от окна это заметно.
-- Вот и Мафусаил Галактионович заметил,-- сказал Игорь Валентинович,--
что нос у Андриана Матвеевича, как правильно сказал Карл Иванович Николаю
Ипполитовичу и Пантелею Игнатьевичу, несколько приблизился ко рту своим
кончиком.
-- Ну уж не говорите, Игорь Валентинович,-- сказал, подходя к
говорившим, Парамон Парамонович,-- будто Карл Игнатьевич сказал Николаю
Ипполитовичу и Пантелею Игнатьевичу, что нос Андриана Матвеевича, как
заметил Мафусаил Галактионович, изогнулся несколько книзу.
(1934-1935)
--------
Лыкин сидел у окна и курил трубку. По улице мимо окна шел Сашин и нес
арбуз.
Увидя в окне Лыкина, Сашин остановился и сказал:
-- Вот дурак, сидит себе и курит, а жена его крутит с Мухиным.
Лыкин услышал слова Сашина и высунулся из окна.
-- Эй вы! -- крикнул он.-- Чего вы плетете про мою жену?
Сашин сказал:
-- Вот дурак, делает вид, что сам не знает.
-- Послушайте! -- крикнул Лыкин.-- Зайдйте-ка ко мне на минутку.
Сашин сказал:
-- Этот дурак приглашает меня к себе. Зайти или не заходить?
Сашин положил арбуз на землю около плетня и вошёл в дом Лыкина.
<1934-1936?>
--------
Посвящаю Марине Владимировне Малич
* Цикл из 30 историй, закончен в 1939 году. -- С. В.
1939
--------
Жил один рыжий человек, у которого не было глаз и ушей. У него не было
и волос, так что рыжим его называли условно.
Говорить он не мог, так как у него не было рта. Носа тоже у него не
было.
У него не было даже рук и ног. И живота у него не было, и спины у него
не было, и хребта у него не было, и никаких внутренностей у него не было.
Ничего не было! Так что непонятно, о ком идёт речь.
Уж лучше мы о нём не будем больше говорить.
<7.1.1937>
--------
Однажды Орлов объелся толчёным горохом и умер. А Крылов, узнав об этом,
тоже умер. А Спиридонов умер сам собой. А жена Спиридонова упала с буфета и
тоже умерла. А дети Спиридонова утонули в пруду. А бабушка Спиридонова
спилась и пошла по дорогам. А Михайлов перестал причёсываться и заболел
(a-moll). На 13-ом такте левая рука ударяет нижнее ля, впервые опускаясь
вниз и касаясь основного тона. Накопление ещё не кончено, т. к. правая рука
проделывает в это время довольно сложную быструю фигуру в триолях, где
основной тон ля пролетает в восьмых и, сейчас же, в 14-ом такте накопление
продолжается; левая рука опять сгущается в своих верхних пределах, и вдруг,
в 19-ом такте, происходит быстрая подготовка к разрешению: правая рука
делает максимальный взлет (верхнее do), а левая -- максимальный спуск
(нижнее mi) и в 20-м такте наступает полное разрешение (правая рука держит
тонику все 3/4, а левая нажимает нижнее ля и тоническое трезвучие) и первое
накопление заканчивается. Но с 21-го такта начинается новое накопление,
почти совершенно такое же как и первое, разница едва заметная. И вот это-то
незначительное отклонение (сравни такты 7-ой с 23-им, 13-ый с 20-ым и 15-ый
с 32-ым), но гениально правильно найденное и создает драгоценную "небольшую
погрешность".1
И вот тут-то, на 37-ом такте, заканчивается фаза накопления и
начинается новая фаза, известная некоторым композиторам, а в особенности
Шопену,-- это фаза отсекания.
Смысл этой фазы примерно тот же, что и в площадках лестницы: во-первых
дать некоторый отдых, а во-вторых, если это нужно, сделать поворот.
Обыкновенно рассказывая о фазе накопления, человек мягко сгибает ладони и
несколько раз сближает их друг с другом, описывая в воздухе полукруги, фазу
отсекания человек изображает так: он, твердо выпрямленными ладонями,
рассекает по диагоналям воздух перед собой, в разных направлениях.
Мы думаем, что и при исполнении Шопена, фазу отсекания надо играть
более твердой рукой, чем фазу накопления.
Отсеканием служит некая повторяющаяся музыкальная фигура, изображаемая
при словесном рассказе твердой ладонью, которой рассказчик рубит перед собой
в разных направлениях.
В 13-ой мазурке этим ударом ладони соответствуют музыкальные ходы вниз
(такты 38 и 39-ый, 40 и 41, 42 и 43).
Например такты 36-ой и 39-ый:
img src=kh_gil_1.gif
Надо очень отчетливо и искусно отделить при исполнении фазу отсекания
от фазы накопления.
В 13-ой мазурке, после отсекания, опять идет накопление с 46-го по
61-ый такт. Дается опять новый вариант накопления, объединяющий I и II
варианты, но, вместе с тем, разнящий от них небольшой погрешностью.
И вот, к концу III накопления, слушатель вдруг понимает, что
накопление, собственно говоря, и не прекращалось, и, что его так много, что
дыхание спирается. Слушатель окончательно пресыщен накоплением. И вот тут-то
Шопен оставляет эту фазу и переходит к фазе вольного дыхания.
Для этого Шопен переходит в мажор, и, на 62-ом такте, как бы
распахивается дверь, и дыхание делается вольным.
У слушателя создается на секунду впечатление, будто все, что было до
этого такта, являлось только вступлением, и что только сейчас началось
настоящее. Но когда тема этой фазы, вместо того, чтобы развиваться,
постоянно возвращается к секунде
img src=kh_gil_2.gif
восемь раз на протяжении двух тактов, слушатель, несмотря на открытую фазу
вольного дыхания, начинает ощущать потребность в новом решении, которое
Шопен и дает с 94-го такта в виде темы I-го накопления. Он проводит в ней
4-ый вариант, опять создавая небольшую погрешность. И на этот раз, слушатель
понимает, что то, что он, на 62-ом такте, положил считать только вступлением
к вольному дыханию, есть на самом деле, решение вольного дыхания.
Засим следует фраза сложного отсекания с постоянной фигурой
img src=kh_gil_3.gif
Характер этой фазы импрессионистический и потому Шопен заканчивает ее
(а с ней вместе и всю мазурку) первыми четырьмя тактами, тактами настройки.
Но теперь слушатель естественно воспринимает импрессионистический характер
этой настройки и нисколько не удивляется, что вся мазурка заканчивается
секстаккордом фа-мажора.
Таким образом мы видим, что вся мазурка состоит из 9 частей:
1. Настройка .................. такты 1-4
2. I накопление .................... 5-20
3. II накопление .................. 21-37
4. Отсекание ...................... 38-45
5. III накопление (и пресыщение)... 46-61
6. Вольное дыхание ................ 62-93
7. IV накопление ................. 94-109
8. Отсекание (завершающее) ...... 110-129
9. Настройка .................... 130-133.
Мы знаем твердо одно, что пианист, при исполнении этой мазурки, должен
четко выявить смысл каждой части и заставить слушателя почувствовать все
переходы от одной части к другой.
Баллада Шопена своим строением напоминает 13-ую мазурку. Гиллельс не
разобрался в смыслах баллады, и единственное, что он сказал своей игрой,
это, что Шопен несколько более задумчивый композитор, нежели Лист. Это столь
же бессмысленно и несущественно, как называть Чехова "певцом вечерних
сумерек".
Мендельсона "Рондо-Капричиозо" Гиллельс сыграл несколько лучше.
Потом он сыграл Листа "Карнавал". Такую музыку играть и слушать просто
неприлично.
На бис Гиллельс исполнил "Кукушку" Дакэна. На наш взгляд ее следовало
бы исполнить громче. (Мы вообще стоим всегда за более громкое исполнение и
фортепьянную музыку предпочли бы слушать, сидя под роялем).
Лучше всего Гиллельс исполнил этюд Паганини-Лист "Охота".
В зале говорили про Гиллельса. поднимая плечи и разводя руками; "Это...
это... это уже не артист, а само искусство!"
Больше нам сказать про концерт Гиллельса -- нечего.
<1939>
1 Термин Я. С. Друскина "Равновесие с "небольшой погрешностью". Сравни
с термином Розанова "Чуть-чуть" (Прим. Хармса)
--------
Калиндов стоял на цыпочках и заглядывал мне в лицо. Мне было это
неприятно. Я отворачивался в сторону, но Калиндов обегал меня кругом и опять
заглядывал мне в лицо. Я попробовал заслониться от Калиндова газетой. Но
Калиндов перехитрил меня: он поджёг мою газету, и когда она вспыхнула, я
уронил её на пол, а Калиндов начал опять заглядывать мне в лицо. Я, медленно
отступая, ушёл за шкап, и тут несколько мгновений я отдыхал от назойливых
взглядов Калиндова. Но отдых мой был недлителен: Калиндов на четверинках
подполз к шкапу и заглянул на меня снизу. Терпение моё кончилось: я
зажмурился и сапогом ударил Калиндова в лицо.
Когда я открыл глаза, Калиндов стоял передо мной со своей окровавленной
рожей и рассеченным ртом и по-прежнему заглядывал мне в лицо.
<1939-1940>
--------
Философ!
Пишу Вам в ответ на Ваше письмо, которое Вы собираетесь написать мне в
ответ на мое письмо уже написанное Вам. Отвечаю Вам двумя пунктами.
Пункт N 1. Вы неправы. Развить эту мысль к сожалению не могу.
Пункт N 2. Вы правы. И эту мысль тоже к сожалению развить не могу.
Философ!
Я видел чудо: пожилой человек в длинном старинном сюртуке бегал вокруг
дерева, Это было днем в Летнем Саду.
Философ!
Мы обменялись с Вами письмами и это напоминает мне следующий случай:
один скрипач купил магнит и понёс его домой. По дороге он зашел в магазинчик
где торгуют газированными напитками и спросил себе стакан вишнёвой воды.
Чтобы удобнее было лить, скрипач положил магнит на прилавок, взял стакан
двумя руками и поднёс его ко рту. "Пейте на здоровие!" -- сказала в это
время барышня-продавщица. "Пью за Ваше здоровие!" -- сказал скрипач
барышне-продавщице и выпил вишнёвую воду. Эта история мне припомнилась
потому, что мы обменялись с Вами письмами, а скрипач и продавщица обменялись
любезностями.
<сентябрь 1937>
--------
Квартира состояла из двух комнат и кухни. В одной комнате жил Николай
Робертович Смит, а в другой Иван Игнатьевич Петров.
Обыкновенно Петров заходил к Смиту и у них начиналась беседа. Говорили
о разных вещах, иногда рассказывали друг другу о прошлом, но больше говорил
Петров. Смит в это время курил и что-нибудь делал, либо чистил свои ногти,
либо разбирал старые письма, либо мешал кочергой в печке. Петров ходил
всегда в коричневом пиджаке, и концы галстука болтались у него во все
стороны. Смит был аккуратен; ходил он в коротких клетчатых штатах и носил
крахмальные воротнички.
<1937>
--------
Какой туман у меня в голове! Ничего не могу сообразить! Хотел сесть на
диван, а сел на корзинку. Хотел свечку зажечь, а вместо этого сделал что-то
совсем другое, и получился пожар. Забегали люди, застучали пожарные топоры,
зашипели под водяными струями пылающие балки, и вот я очутился на улице в
одном платке, накинутом на плечи, с маленькой корзиночкой в руках, в которой
лежали только три мелкие тарелки, линеечка, портрет зодчего Росси и машинка
для распрямления туфель. Это всё, что удалось мне спасти второпях во время
пожара! К тому же ещё, сбегая по лестнице, я оступился и упал, ударившись
при этом челюстью о чей-то керосиновый жбан, стоявший на площадке лестницы.
Теперь у меня сильно болела моя челюсть.
Я прислонился к папиросной будке и смотрел, как догорает мой дом.
<1936-1938?>
--------
Водевиль о трех головах
Действующие лица:
Евстигнеев
I-ый Володя
II-й Володя
Евдокия -- жена Евстигнеева
Вера Александровна Сулипанова -- двоюродная сестра Евдокии
Дворник Петр Перец
Дворничиха
Амуры, зебры и античные девушки.
Действие первое
Евстигнеев стоит посередине комнаты и старается издать звук на флейте.
Жена Евстигнеева Евдокия стоит-перед ним на коленях.
ЕВДОКИЯ: Евстигнеев! Дорогой муж мой! Супруг мой! Любимый человек и
друг! Евстигнеев! Ну молю тебя, не дуй в флейту! Евстигнеев!
ЕВСТИГНЕЕВ смеётся: Хы-хы-хы!
ЕВДОКИЯ: Евстигнеев! Четыре с половиной года ты дуешь в эту флейту и,
все равно, ни звука издать не можешь! Брось! На коленях прошу тебя! Вот
видишь? Я целую твои ноги. Неужели ты меня не слышишь? Ты злой, нехороший
человек, Евстигнеев! Я тружусь дни и ночи, чтобы мы не голодали с тобой. Я
служу, бегаю по лавкам, готовлю обед, мою посуду, убираю комнату, стираю
твоё бельё... Ты видишь на что стали похожи мои руки? Я больная и несчастная
делаю непосильную для себя работу. А ты? Знай дуешь в свою флейту! И ведь
хоть бы прок был какой! А то не только сыграть чего-нибудь, а даже звука
издать не можешь! Опомнись! Опомнись Евстигнеев!
ЕВСТИГНЕЕВ смеётся: Хы-хы-хы!
ЕВДОКИЯ: Нет, больше не могу! Это не человек, а зверь какой-то!
(Поднимаясь с колен). Слушай Евстигнеев! Я делала все, чтобы образумить
тебя. Ничего не помогает. Я слабая и не могу сама отнять у тебя флейту. Ты
меня просто поколотишь. Поэтому я решила прибегнуть к крайнему средству. Ты
слышишь, что я тебе говорю, Евстигнеев! Ты слышишь?
ЕВСТИГНЕЕВ дует в флейту: фю-фю-фю!
ЕВДОКИЯ: Да ты слышишь, что я тебе говорю? Ах, так! И слушать не
желаешь! Ну ладно: сейчас прибегну к тому крайнему средству, о котором я
тебе говорила. Не слушаешь? Ладно! Сейчас пойду и позову дворника!
ЕВСТИГНЕЕВ перестаёт дуть в флейту.
ЕВДОКИЯ: Ты слышал? Сейчас позову дворника.
ЕВСТИГНЕЕВ: Зачем?
ЕВДОКИЯ: А затем, что мы с дворником отнимем у тебя флейту, сломаем ее
и выбросим на помойку.
ЕВСТИГНЕЕВ: Нет? Хы-хы-хы!
ЕВДОКИЯ: Не нет, а именно да!
ЕВСТИГНЕЕВ: Как же так? (рассматривает флейту и пробует в неё дунуть).
ЕВДОКИЯ: Ах, ты опять! Ну, ладно...
(Стук в дверь)
Евстигнеев и Евдокия молча стоят и слушают. Стук повторяется.
ЕВДОКИЯ: Кто там?
ГОЛОС ЗА ДВЕРЬЮ: Дорочка! Это я! Открой, силь-ву-пле!
ЕВДОКИЯ; Ах, это ты, Вера! Сейчас, одну минуту. (Евстигнееву). Спрячь
флейту!
ЕВСТИГНЕЕВ смеётся: Хы-хы-хы!
ЕВДОКИЯ: Дай сюда флейту! Сию же минуту дай сюда флейту!
ЕВСТИГНЕЕВ (пряча флейту за спину): Хы-хы!
ЕВДОКИЯ: Сейчас Верочка! (Евстигнееву): Ты дашь мне флейту? Ах так!..
(подходит к двери и открывает её.) Входи Верочка!
(Входит Вера Александровна Сулипанова)
ЕВДОКИЯ: Вот познакомься: Евстигнеев, мой муж. А это Вера Александровна
Сулипанова -- моя двоюродная сестра.
СУЛИПАНОВА (подходя к Евстигнееву): Очень рада с вами познакомиться!
ЕВСТИГНЕЕВ: Хы-хы-хы!
ЕВДОКИЯ: Садись, Вера, вот сюда и рассказывай как ты живешь?
(Сулипанова садится с ногами на стул)
СУЛИПАНОВА: О, душа моя, столько новостей! Я брежу театрами и светской
жизнью. Да, милочка, я вся для общества! Грегуар подарил мне тончайший
заграничный чулок, но к сожалению только один. Так что его нельзя носить. Но
я, когда ко мне приходят гости, бросаю этот чулок на диван, будто забыла его
убрать, и все, конечно, думают, что у меня их пара. Борман увидал этот чулок
и сказал: "Такими чулками кидаться нельзя!" А я ему сказала: "О! У меня их
целая куча! А вот туфель нет!.." Ах, да, милочка, же сюи малад, у меня болит
под мышкой. Это Зайцев лез ко мне рукой за шиворот, но я его дальше подмышки
не пустила. Не дам же я Зайцеву хватать себя!
ЕВСТИГНЕЕВ: Хы-хы!
СУЛИПАНОВА: Ой! Я говорю такие вещи в присутствии мужчины. Но вы
все-таки муж моей сестры и потом, мы, люди высшего общества, можем позволить
себе некоторые фривольности.
ЕВСТИГНЕЕВ: Хы-хы! (дует в флейту).
СУЛИПАНОВА: Что это?
ЕВДОКИЯ: Да это мой муж хочет на флейте играть.
СУЛИПАНОВА: Господи! Зачем же это?
ЕВДОКИЯ: Ах Вера! Он целые дни изводит меня этой флейтой. Вот видишь?
Так он с утра до вечера.
СУЛИПАНОВА: Да ты спрячь от него эту трубку,
ЕВДОКИЯ:
<1935-1936>
--------
Предназначение
Приготовься выслушать перечень зверей: царствующих, величавых, гнутых,
вызолоченных, пришибленных и низкокланяющихся.
Причеши голову твою, если есть борода, сбрей её, руки вымой и сядь. Для
тебя, читатель моих сочинений, приготовлены эти странички. Легкий дымок
вьется вокруг головы твоей. Ногами своими ты гладишь кота, а в руках держишь
медную птичку. Думаешь ли ты посмеяться над буковками моими, или ты думаешь,
подобно безумной дрофе, пронестись мимо глаз моих, оставляя в воздухе
пёстрый пух?
Стой! Не спеши читатель, не приготавливай улыбки на безобразном своём
лице, не скачи куда-то вбок от меня. Дай тебя разглядеть. Быть может, ты
крив и у тебя слишком узкие плечи? А, может быть, ты спишь в грязи, а днём у
тебя потеют руки? Может быть и ума-то в тебе нет никакого, может быть ты
просто дрянь? Тогда скачи дальше, смейся и делай всё, что ты хочешь, потому
что есть у меня и другой читатель, получше тебя1. Он не крив и широкоплеч,
он живет в достатке и спит на чистом белье, руки моет квасцами и сморкается
в белоснежные тряпочки. Он умён: это видно сразу. У него на лбу вертикальная
морщинка, а глаза его всегда немного прищурены. Он одет в хороший костюм на
шерстяной материи, на голове он носит маленькую войлочную шапочку, а зимой,
поверх этой шапочки, надевает верблюжий башлык. Он курит почти непрерывно;
утром он курит короткую прямую трубку, а днем и вечером -- кривую. Иногда он
курит сигары, а если его угощают папиросой, то курит и папиросу. Он
идеальный читатель, потому что всякую прочитанную им книгу он целует и
прячет в сундук сделанный из темной карельской берёзы с медными пластинками
на углах. В этом сундуке скопилось уже 36 книг. Я хотел бы, чтобы моя книга
стала 37-ой!
Вот именно тебе, дорогой читатель, предназначаю я эту книгу, а затем,
не мешкая, приступаю к перечню зверей.
Перечень зверей
Вот той-терьер. Он самый приятный из всех зверей, потому что он похож
на пчелу. Он умеет свистеть. Он приятен душе моей.
Вот лев. Это страшный зверь. Взгляд его умен, но сам он глуп. Он
бросается на толстые прутья железной клетки и грызёт их своими клыками. Он
могучими лапами бьёт по деревянному пню. Он кричит страшным голосом
неизвестно чего, и, когда он кричит, все другие звери приходят в страшное
волнение. А он кричит и надсаживается иногда пятнадцать минут подряд, а
потом, надравши глотку, ложится и мудрыми глазами глядит на вонючую толпу.
Отойдите от него все! Это несчастный дурак. Не держите его в клетке.
Отвезите его домой и отпустите на волю, где ему и полагается быть. Он
помчится, задравши хвост! Он помчится, взрывая задними лапами песок, такой
же жёлтый как и он сам. Он убежит к далекому светлому ручью, напьётся
прохладной воды и, широко разинув пасть, закричит своим ужасным голосом,
прославляя Создателя всех вещей. Лев, лев! Тебе не место сидеть2 в
человеческом городе!
А вот мурашеед. Когда он видит врага, он поворачивается и бежит. Куда
он бежит? У него такой вид будто он бежит в лавочку. Но нет, он пробегает
мимо лавочки и 6ежит в лес. В лесу у него много тайных уголков, там он
спасает свою жизнь. Он садится в яму и сверху засыпает себя землёй и
упавшими листьями, а для дыхания выставляет наружу один только свои длинный
и тонкий нос. В носу у него устроено отверстие, и в это отверстие он может
высовывать свой язык. Глупый зверь мурашеед: он живет под водой, а питается
только мерзкими червями.
Но есть зверь, который ещё глупее мурашееда, это конь. У него большие
выпуклые глаза, в которых отражается только тупая грусть, а иногда злость.
Вот он стоит в стойле и шевелит своими мягкими губами. Не подходи к нему
хозяин! Не подходи, потому что конь так и норовит схватить тебя за плечо
жёлтыми зубами3.
Конь! Конь! Это ты когда-то скакал по Аравийской пустыне! Это тебя
поили арабы черным кофием. Ночью мчался ты по темным степям, перепрыгивал
через реки и давил своими копытами встречных поселян. Тебя ловили длинным
арканом, но ты вырывал аркан из рук ловца и летел вперед и горячий воздух со
свистом вылетал из твоих ноздрей. Ты, неукротимый, сбрасывал с себя дикого
всадника и волочил его лицом по земле. Ты бежал до тех пор, пока белая пена
не покрыла твой живот. Тогда ты упал на бок и испустил дух.
А зачем ты бежал, неразумный зверь? Куда несло тебя? Это конская удаль
несла тебя безо всякого смысла. Конь, ты, среди зверей, самый противный, ты
противен душе моей!
А вот ещё один зверь, это ночной лемур. Он как птица летает с ветки на
ветку и из глаз его висят верёвочки. Лемур, это воздушный человечек.4
А это ягуар, он лижет своих детенышей и обдумывает план побега. Сторож
Матвей свободно входит в его клетку, потому что ягуар давно считается
ручным. Сторож Матвей спокойно теребит его за уши. И ягуар это любит. Но ещё
больше любит он свободу. Он чувствует, что как-то при помощи Матвея он может
удрать, но как, этого он решить не может. Он слишком глуп. Ах! он лежит и от
напряжённой мысли морщит лоб. Вот в клетку входит сторож Матвей. Вот ягуар
встает, потягивается и подходит к открытой дверце. "Ну, ты!" -- кричит
сторож Матвей и сапогом дает ягуару пинка в бок. Ягуар скалит зубы и дёргает
усом. Чтобы убежать, надо что-то сделать. Но что? Ягуар стоит и думает. А
сторож Матвей вылезает из клетки, закрывает дверцу, гремит каким-то железным
ковшом и уходит. Что-то кончилось навсегда. Ягуар забирается на полку,
прибитую под самым потолком клетки и, свесив хвост, засыпает.
А вот слон. Это большой и умный зверь.
Больше о нём и говорить нечего.
Теперь медведь. О нём расскажу такой случай: один инженер купил себе
ценного медведя и посадил в ванную комнату. Гости того инженера частенько
приходили посмотреть на страшного зверя. Но инженер никого в ванную комнату
не пускал.5
Много, много есть различных зверей: царствующих, величавых, гнутых,
вызолоченных, пришибленных и низкокланяющихся. Но лучший из них -- это
той-терьер. Его мы помянем ещё раз и прокричим ему ура!
На этом закончим перечень зверей, ещё раз крикнем ура! той-терьеру и не
мешкая перейдем к иной беседе.
(сер. 1930-х)
1 Далее зачеркнуто -- "и этот читатель -- я сам..."
2 Вариант "жить".
3 Очевидно, описка -- "губами".
4 Далее, после зачёркнутого фрагмента, идет концовка, перенесенная нами
в конец текста.
5 На этом текст обрывается.
--------
Нам бы не хотелось затрагивать чьих-либо имён, потому что имена,
которые мы могли бы затронуть, принадлежали столь незначительным особам, что
нет никакого смысла поминать их тут, на страницах предназначенных для чтения
наших далёких потомков Все равно эти имена были бы к тому времени забыты и
потеряли бы своё значение. Поэтому мы возьмём вымышленные имена и назовем
своего героя Андреем Головым. Наш герой только что переехал из Гусева
переулка на Петроградскую сторону, и вот, в первую же ночь, проведённую им
на новой квартире, ему приснился человек с лицом Тантала.
Сначала сон был не страшный и даже весёлый. Андрей увидал себя на
зеленой лужайке. Где-то чирикали птицы, и, кажется, по небу бежали маленькие
облака. Вдали Андрей увидел сосновую рощу и пошел к ней. Тут, как бывает во
сне, произошло что-то непонятное, что Андрей проснувшись уже вспомнить не
мог. Дальше Андрей помнит себя уже в Сосновой роще. Сосны стояли довольно
редко и небо было хорошо видно. Андрей видел, как по небу пролетела туча.
Тут опять произошло что-то непонятное, чего Андрей потом тоже не мог
вспомнить. Андрей
(сер. 1930-х)
--------
Феодор Моисеевич был покороче, так его уложили спать на фисгармонию,
зато Авакума Николаевича, который был черезвычайно длинного роста, пришлось
уложить в передней на дровах. Феодор Моисеевич сразу же заснул и увидел во
сне блох, а длинный Авакум Николаевич долго возился и пристраивался, но
никак не мог улечься: то голова его попадала в корытце с каким-то белым
порошком, а если Авакум Николаевич подавался вниз, то распахивалась дверь и
ноги Авакума Николаевича приходились прямо в сад. Провозившись пол-ночи,
Авакум Николаевич ошалел настолько, что перестал уже соображать, где
находится его голова и где ноги и заснул, уткнувшись головой в белый
порошок, а ноги выставив из дверей на свежий воздух.
Ночь прошла. Настало утро. Проснулись гуси и пришли в сад пощипать
свежую травку. Потом проснулись коровы, потом собаки и, наконец, встала
скотница Пелагея.
(сер. 1930-х)
--------
Однажды один человек по имени Андриан, а по отчеству Матвеевич и по
фамилии Петров, посмотрел на себя в зеркало и увидел, что его нос как бы
слегка пригнулся книзу и в то же время выступил горбом несколько вперёд.
Потрогав нос рукой, Андриан Матвеевич Петров решил, что это как-нибудь
обойдётся, и что нос вовсе никуда не пригибался и никуда не выдавался, и что
это ему просто так показалось. Посмотрев ещё раз в зеркало, Андриан
Матвеевич пожал плечами и отправился на службу.
Однако на службе сразу обратили внимание на нос Андриана Матвеевича.
-- Посмотрите,-- сказал Карл Иванович,-- у Андриана Матвеевича нос как
бы несколько изогнулся книзу.
-- Я тоже смотрю,-- сказал Николай Ипполитович.-- и все не могу понять,
что такое с Андрианом Матвеевичем. А вы совершенно правильно заметили:
действительно, нос как бы несколько изогнулся книзу.
-- Это верно, Николай Ипполитович,-- сказал Пантелей Игнатьевич,-- Карл
Иванович совершенно правильно приметил, что нос Андриана Матвеевича
изогнулся несколько книзу. Это и я тоже совершенно отчетливо наблюдаю.
-- Я вижу, что тут что-то не то,-- сказал Мафусаил Галактионович.--
Смотрю на Андриана Матвеевича, а Карл Иванович и говорит Николаю
Ипполитовичу, что нос у Андриана Матвеевича стал несколько книзу, так что
даже Пантелею Игнатьевичу от окна это заметно.
-- Вот и Мафусаил Галактионович заметил,-- сказал Игорь Валентинович,--
что нос у Андриана Матвеевича, как правильно сказал Карл Иванович Николаю
Ипполитовичу и Пантелею Игнатьевичу, несколько приблизился ко рту своим
кончиком.
-- Ну уж не говорите, Игорь Валентинович,-- сказал, подходя к
говорившим, Парамон Парамонович,-- будто Карл Игнатьевич сказал Николаю
Ипполитовичу и Пантелею Игнатьевичу, что нос Андриана Матвеевича, как
заметил Мафусаил Галактионович, изогнулся несколько книзу.
(1934-1935)
--------
Лыкин сидел у окна и курил трубку. По улице мимо окна шел Сашин и нес
арбуз.
Увидя в окне Лыкина, Сашин остановился и сказал:
-- Вот дурак, сидит себе и курит, а жена его крутит с Мухиным.
Лыкин услышал слова Сашина и высунулся из окна.
-- Эй вы! -- крикнул он.-- Чего вы плетете про мою жену?
Сашин сказал:
-- Вот дурак, делает вид, что сам не знает.
-- Послушайте! -- крикнул Лыкин.-- Зайдйте-ка ко мне на минутку.
Сашин сказал:
-- Этот дурак приглашает меня к себе. Зайти или не заходить?
Сашин положил арбуз на землю около плетня и вошёл в дом Лыкина.
<1934-1936?>
--------
Посвящаю Марине Владимировне Малич
* Цикл из 30 историй, закончен в 1939 году. -- С. В.
1939
--------
Жил один рыжий человек, у которого не было глаз и ушей. У него не было
и волос, так что рыжим его называли условно.
Говорить он не мог, так как у него не было рта. Носа тоже у него не
было.
У него не было даже рук и ног. И живота у него не было, и спины у него
не было, и хребта у него не было, и никаких внутренностей у него не было.
Ничего не было! Так что непонятно, о ком идёт речь.
Уж лучше мы о нём не будем больше говорить.
<7.1.1937>
--------
Однажды Орлов объелся толчёным горохом и умер. А Крылов, узнав об этом,
тоже умер. А Спиридонов умер сам собой. А жена Спиридонова упала с буфета и
тоже умерла. А дети Спиридонова утонули в пруду. А бабушка Спиридонова
спилась и пошла по дорогам. А Михайлов перестал причёсываться и заболел