Харрис Рут. Сотворившая себя

 
   – Она не имеет права! – в ярости сказала Джоанна Максу. Она обращалась именно к нему, как будто Элен вообще не было в комнате, в большом угловом кабинете, который Джоанна когда-то оборудовала для Лью.
   – Имеет. И она это сделала, – ответил Макс. – Покупка компании не противоречит закону.
   – Но она не имеет права так со мной поступать! Просто не имеет права! – повторила Джоанна, по-прежнему обращаясь исключительно к Максу.
   – Ничего не поделаешь, – пожал плечами Макс. – Да и потом, дело уже сделано.
   Все документы были подписаны неделю назад. «Декор» теперь полностью принадлежал компании «А Ля Карт» и был ее отделением. Обе компании вместе оценивались в общей сложности в десять миллионов долларов. Элен Дурбан была президентом, Льюис Сван – вице-президентом, Денни Дурбан – управляющим финансами.
   – Но что же мне делать? – Джоанна буквально заламывала руки в бессильном отчаянии. Она уже не могла отсудить «Декор»: Макс продал все акции до единой и даже всю имеющуюся у него наличность передал Элен, чтобы помочь ей выкупить у него компанию.
   – Ты можешь попробовать зарабатывать себе на жизнь, – сказал Макс. – У тебя остается твоя парикмахерская на площади Дженерал Моторс. Расширь ее. Займись ею, чтобы она приносила доход. Бери пример с Элен.
   Макс нарочно еще больше дразнил Джоанну, но прежде чем та успела ответить, вмешалась Элен.
   – Я с тобой еще не полностью рассчиталась, Джоанна, – сказала она, впервые вступая в разговор. – Мне нужны те самые письма. И я хочу их иметь прежде, чем сюда вернется Лью.
   – Ты их никогда не получишь! – сказала Джоанна. – Это все, что у меня осталось.
   – Чушь собачья! – заявила Элен, расширяя свой словарный запас за счет любимых выражений Макса. – Лучше отдай их мне, Джоанна. Потому что, если ты не отдашь их добровольно, я подам на тебя в суд за кражу. Эти письма – собственность моего мужа. Теперь они – часть его имущества. А я его душеприказчик и распоряжаюсь этим имуществом. Если ты не отдашь мне письма – и все копии, – ты снова окажешься в суде. И на этот раз в качестве ответчика!
   – Макс, она не имеет права! – взмолилась Джоанна, все еще не удостаивая Элен прямого обращения.
   – Я имею полное право! – перебила ее Элен, которую вывело из себя то, что Джоанна смеет ее игнорировать. – И я это сделаю, если ты их не отдашь. Я жду эти письма до двух часов, или мой адвокат будет добиваться их возвращения по суду как части принадлежавшего Филу имущества.
   – Значит, у меня нет выбора? – спросила Джоанна неожиданно тихо, впервые взглянув на Элен и обращаясь непосредственно к ней.
   – Нет, – сказала Элен. – Никакого.
 
   Даже в начале восьмидесятых женщина – президент компании стоимостью в десять миллионов, которая достигла своего положения не благодаря тому, что она была чьей-то дочерью или женой или пользовалась поддержкой сильной мужской руки, тайно приводившей в действие нужные пружины, была редкостью. Когда было публично объявлено о том, что «Декор» приобретен компанией «А Ля Карт», Элен стала настоящей героиней для представителей деловой прессы, для редакторов женских журналов, для деканов школ бизнеса. Ее имя гремело во всех знаменитых журналах: о ней писали «Пипл» и «Форчун», «Вог» и «Лэдиз Хоум Джорнал», «Донэхью» и «Сигначур».
   Почти все горели желанием узнать, в чем состоит ее «секрет». Как будто этот «секрет», став известным, мог тиражироваться, продаваться и покупаться, приспосабливаться, одалживаться или уворовываться, предлагаться для достижения мгновенного успеха любому, кто пожелает его применить.
   – Нет никакого секрета, – снова и снова повторяла Элен. – А если и есть, то по крайней мере мне неизвестно, в чем он состоит.
 
   – Что для вас было труднее всего? – вновь и вновь спрашивали ее. – Начать? Приобрести клиентру? Готовить еду? Или самой большой трудностью была экономическая нестабильность – спады и подъемы? Угроза конкуренции? Непрерывные колебания кулинарной моды? Нехватка времени? Усталость? Может быть, труднее всего было совмещать воспитание детей с деловой деятельностью? Находить время для личной жизни?
   – Все это в разное время представляло трудность. Но труднее всего было найти себя и определить как личность, независимо от общепринятых представлений о том, какой была или должна быть женщина, – ответила Элен. И добавила, нарушая правила строгой логики: – Самое трудное для женщины, которая хочет быть обязана своим успехом самой себе, – это обрести себя, стать личностью…
   – А этого можно добиться? – задавали ей вопрос.
   – Если я смогла, – отвечала Элен с улыбкой, но серьезно, – то и другие могут…
   А затем она обнаружила, что есть еще одна ступень, на которую надо подняться.
 
   Она ценила Бренду.
   Гордилась Денни.
   Баловала Каро и ее новорожденную сестренку.
   Ровно и спокойно относилась к Лью.
   Восхищалась Каролиной.
   Дружелюбно подшучивала над Максом.
   Презирала Джоанну.
   Уважала и даже немножко побаивалась Тони.
   Уверенно держалась с клиентами.
   Была любезна и деловита со своими сотрудниками.
   Сияла очарованием на телевидении.
   Проявляла творческий подход при организации банкетов и составлении меню.
   Обнаруживала твердость там, где это было необходимо.
   С юмором воспринимала происшествия, если они были забавны.
   Не допускала никаких шуток, если случалось что-нибудь серьезное.
   А в отношениях с Элом она проявляла и другие свои качества.
   Она утешала его, если он нуждался в утешении, и ожидала получить – и получала – от него то же самое.
   Она хотела, чтобы он радовался ее успеху, когда ей что-нибудь удавалось лучше, чем она ожидала, и поддерживал ее, когда у нее случались неудачи и провалы.
   Она искала в нем ласку и нежность, время от времени ничего не имела против доброй ссоры, хотела найти внимательное отношение, надежную опору и верное сердце.
   Она и сама отдавала то, что хотела найти в другом, – и Эл поступал так же.
   – Оказывается, мне надо было найти не себя, – сказала она ему. – Мне надо было найти нас – а то, что я искала, все время было рядом.
   И она узнала кое-что новое для себя о счастье. Счастье было не в успехе, или деньгах, или славе. Счастье состояло в том давно знакомом, что всегда делало ее счастливой: в семье, в друзьях, в том, кто ее любил и кого она любила.
   И никогда она не чувствовала себя более счастливой, чем когда была на кухне, где горели все конфорки, и готовила что-нибудь вкусное для тех, кого она любила.

* * *

   – Я так давно не готовила для двоих, – сказала она Элу ранней весной восемьдесят третьего года. – А от Рейнхарта как раз прислали чудесных перепелов – они теперь поставляют и перепелов в дополнение к своим прекрасным курам. – Мне так хочется их приготовить – с рисом и ягодами можжевельника. Ты любишь перепелов?
   – Даже больше, чем рис и ягоды можжевельника, – ответил Эл.
   – Тогда приходи на обед, – сказала Элен. – Последний обед в доме номер семьдесят шесть на Догвуд Лейн.
   Она собиралась переезжать, а в дом должны были въехать новые владельцы. Она продала дом, когда нужны были деньги на покупку «Декора». Дом, который она когда-то не могла продать за тридцать тысяч долларов, теперь принес ей почти сто пятьдесят тысяч.
   – А мы будем вдвоем? – спросил Эл.
   – Только вдвоем.
   – Дело в том, что я хочу задать тебе один вопрос…
   Элен улыбнулась.
   Она была почтиуверена, что знает, какой это будет вопрос. И она была абсолютноуверена в том, каким будет ответ.