Страница:
– Так вот, чтоб вы знали. Это я их готовлю, и в них присутствует дух Нью-Рошели!
– Нет, правда? Я ничему на удивляюсь! Она – мошенница. К тому же еще и привирает. Я это всегда знал. Так вы занимаетесь приготовлением пищи по заказам? Почему же я никогда не слышал о вас?
– Я занимаюсь этим сравнительно недавно, – ответила Элен. – Я называюсь «А Ля Карт от Элен».
Жак Буш излучал такое количество энергии и мужественности, что ее можно было измерять в тысячах ватт. Его рост был что-то около метра восьмидесяти, у него была мощная грудная клетка и плечи атлета, светлые волосы, постриженные совсем коротко, как было модно много лет назад, и умные, хищные, живые светло-голубые глаза.
– Если вам нужно настоящее кухонное оборудование, я смогу помочь вам, – сказал он. – Мне пришлось заниматься готовкой на нефтеразработках. Я работал в Венесуэле – в сраных джунглях, которые выпивают силу из мужчин, как проклятый песок в пустыне всасывает воду. В Ньюфаундленде. Там можно запросто отморозить задницу. И в Саудовской Аравии. Только Бог знает, почему они не могут отыскать нефть в каком-нибудь удобном для вас месте. Но я все это вам говорю, чтобы вы поняли, что я кое-что знаю о кухне и кухонных принадлежностях. Я знаю, какие кастрюли и сковородки хорошие, и какие – барахло. Я знаю, что стоит покупать, а без чего можно обойтись. Пожалуйста, мисс, пройдите сюда!
Он занимался с Элен полтора часа, давал ей советы и объяснял очень подробно и со знанием дела разницу между медью, алюминием и нержавеющей сталью. Как определять, приклепана ли ручка или она держится на винтах: в первом случае ручка будет хорошо держаться все время, а во втором – она разболтается после нескольких дней употребления сковороды. Он рассказал ей о ножах, изготовленных из углеродистой стали, о разнице между разделочными досками, сделанными из ели и клена. О самых лучших скороварках, шампурах для зажаривания мяса и хороших духовках.
Через час он спросил Элен, не желает ли она чего-нибудь выпить, и прежде чем она успела ответить, он всунул ей в руку свою чашку.
– Выпейте, – сказал он, и когда увидел, что Элен колеблется, добавил – Не бойтесь, у меня нет никаких заразных заболеваний.
Чай оказался просто виски, и их беседа закончилась в офисе Жака, в другом конце этого немыслимо огромного ангара. Жак начал жадно целовать Элен. Его медвежьи объятия душили Элен, он крепко сжимал ее руки.
– Пожалуйста, оставьте меня, – просила она, сопротивляясь, но он просто закрыл ей рот поцелуями.
Его руки, казалось, были везде – на ее волосах, лице, груди, бедрах, животе… Она пыталась увернуться, но объятия Жака стали только крепче.
– Не надо сопротивляться, – шептал он ей. – Ты ведь сама этого хочешь! Я тоже хочу тебя. – Он везде касался ее языком и проник им глубоко в ее рот. Он одновременно был нежным и грубым. Элен перестала сопротивляться, у нее уже не было сил.
Жак оказался прав: ей действительно был нужен секс, она сама даже не подозревала, насколько ей был нужен секс!
Для Элен это был первый сексуальный контакт после смерти Фила. Она даже не могла бы сказать, нравился ли ей Жак Буш или нет. Она поняла одно, что начинающиеся и прекращающиеся ухаживания Уилсона только возбуждали, тревожили ее, но не находили разрешения. Да, она изголодалась по прикосновению мужчины, а Жак был сильным и нежным любовником, и Элен была загипнотизирована его агрессивной мужской силой.
Когда она уходила, с трудом веря в то, что случилось, Жак сказал:
– Элен, ты настоящая женщина. Здесь нет ни одной, равной тебе. Приезжай в следующий вторник в четыре тридцать.
– Настоящая женщина… – Элен тихонько повторила эти слова, принимая и оценивая комплимент.
Когда наступил вторник, Элен уже пришла в себя. Она не поехала к Жаку на «свидание». Вместо этого она поехала в Скарсдейл.
– Элен! Как прекрасно, что ты заехала ко мне! Чашечку чаю! – Сильный аромат хорошего китайского чая распространялся по пустому магазинчику. Тамара была в прекрасном настроении. В течение года она открыла свои отделения в Гринвиче и купила цветочную лавку рядом, в Скарсдейле. Таким образом, она могла кроме еды поставлять и цветы для различных торжеств, что составило дополнительные четырнадцать процентов ее общего дохода, или же чистые восемь процентов, после вычета налогов.
Помощник, которого она наняла для работы в магазине, бывший преподаватель искусств в Парсонсе по имени Клаус Фейринг, отлично справлялся с делами. Клиентам он нравился – Клаус был высокий блондин, классический нордический тип. Им нравились его элегантные и необычные цветочные композиции, как бы подсказанные фламандскими мастерами семнадцатого столетия. Ссылка на старых мастеров неизменно производила нужное впечатление на заказчиков и позволяла Тамаре резко повышать цены. Искусство всегда было прибыльным бизнесом. И Тамара хорошо это усвоила.
– Мне не нравится, что вы говорите людям, что это вы готовите мои кулебяки, – жестко сказала Элен, проигнорировав предложенный чай. Когда же она произнесла эти слова, она поняла вдруг, что просто кипит от негодования. – Клиенты должны знать, что именно я готовлю их! Они получают ваши кулебяки из моей кухни! А не из вашей!
– Элен, не следует так волноваться! – сказала Тамара, понимая, что ей придется каким-то образом искупить неловкость. Ей ни в коем случае нельзя было терять Элен. Она даже назвала свое отделение в Гринвиче «Этот Русский Дух». И дела там шли просто прекрасно! – Знаешь, Элен, у меня есть предложение: я буду отдавать тебе часть прибыли!
– Забудьте об этом, – прервала ее Элен. – Зная вас, я могу предположить, что никогда не буду точно знать, каковы же ваши доходы.
– Это ты так думаешь обо мне? – Тамара сделала вид, что она страшно обиделась, но огромным усилием воли старается держать себя в руках. Секундой позже она спросила: – Так что же ты хочешь?
– Я хочу получить кредит, Тамара. – Элен взяла пачку бланков-заказов с прилавка. – И я хочу получать часть прибылей. – Элен обратила внимание, что на бланках-заказах были перечислены специальные блюда из «Этого Русского Духа»: каша, цыпленок по-киевски, бефстроганов, телятина по-орловски, пожарские котлеты, кулебяка с лососиной – блюда, которые готовила для Тамары Элен. На бланках было указано имя Тамары, ее адрес и номера телефонов магазинов в Скарсдейле и в Гринвиче. Нигде даже не упоминалось имени Элен, не были обозначены и цены. Это было так похоже на Тамару – эта сумасбродка могла назначить цены в соответствии с гороскопом на каждый отдельный день!
– Что вы собираетесь делать с этими бланками? – спросила Тамара. На этот раз в ее голосе звучала тревога. Она представила, как с уходом Элен уплывают ее заказы. – Верните эти бумаги мне! Я заплатила за их изготовление! – Голос Тамары звенел, ее экзотический русский акцент внезапно заглушила простонародная брань, словно она была рыбной торговкой.
Если Элен и услышала слова Тамары, то не обратила на них никакого внимания. Элен молча направилась к машине и вставила ключ зажигания.
– Элен! Элен! – Тамара выбежала за ней на улицу и постучала в стекло машины. – Если вы не доверяете мне, я распоряжусь, чтобы в других заказах были указаны цены!
– Я сама проставлю цены на других бланках, – крикнула в ответ Элен, разогревая мотор и трогая машину со стоянки.
– Как вы можете так поступать со мной?! – Тамара была потрясена.
– А что вас удивляет? – усмехнулась Элен. – Я с превеликим удовольствием сделаю так, как говорю.
Клаус Фейринг не пропустил ни единого слова из ссоры Элен с Тамарой. Следующую половину рабочего дня он был занят составлением роскошного букета, который он сам отвез по адресу Догвуд Лейн, 76.
10
11
– Нет, правда? Я ничему на удивляюсь! Она – мошенница. К тому же еще и привирает. Я это всегда знал. Так вы занимаетесь приготовлением пищи по заказам? Почему же я никогда не слышал о вас?
– Я занимаюсь этим сравнительно недавно, – ответила Элен. – Я называюсь «А Ля Карт от Элен».
Жак Буш излучал такое количество энергии и мужественности, что ее можно было измерять в тысячах ватт. Его рост был что-то около метра восьмидесяти, у него была мощная грудная клетка и плечи атлета, светлые волосы, постриженные совсем коротко, как было модно много лет назад, и умные, хищные, живые светло-голубые глаза.
– Если вам нужно настоящее кухонное оборудование, я смогу помочь вам, – сказал он. – Мне пришлось заниматься готовкой на нефтеразработках. Я работал в Венесуэле – в сраных джунглях, которые выпивают силу из мужчин, как проклятый песок в пустыне всасывает воду. В Ньюфаундленде. Там можно запросто отморозить задницу. И в Саудовской Аравии. Только Бог знает, почему они не могут отыскать нефть в каком-нибудь удобном для вас месте. Но я все это вам говорю, чтобы вы поняли, что я кое-что знаю о кухне и кухонных принадлежностях. Я знаю, какие кастрюли и сковородки хорошие, и какие – барахло. Я знаю, что стоит покупать, а без чего можно обойтись. Пожалуйста, мисс, пройдите сюда!
Он занимался с Элен полтора часа, давал ей советы и объяснял очень подробно и со знанием дела разницу между медью, алюминием и нержавеющей сталью. Как определять, приклепана ли ручка или она держится на винтах: в первом случае ручка будет хорошо держаться все время, а во втором – она разболтается после нескольких дней употребления сковороды. Он рассказал ей о ножах, изготовленных из углеродистой стали, о разнице между разделочными досками, сделанными из ели и клена. О самых лучших скороварках, шампурах для зажаривания мяса и хороших духовках.
Через час он спросил Элен, не желает ли она чего-нибудь выпить, и прежде чем она успела ответить, он всунул ей в руку свою чашку.
– Выпейте, – сказал он, и когда увидел, что Элен колеблется, добавил – Не бойтесь, у меня нет никаких заразных заболеваний.
Чай оказался просто виски, и их беседа закончилась в офисе Жака, в другом конце этого немыслимо огромного ангара. Жак начал жадно целовать Элен. Его медвежьи объятия душили Элен, он крепко сжимал ее руки.
– Пожалуйста, оставьте меня, – просила она, сопротивляясь, но он просто закрыл ей рот поцелуями.
Его руки, казалось, были везде – на ее волосах, лице, груди, бедрах, животе… Она пыталась увернуться, но объятия Жака стали только крепче.
– Не надо сопротивляться, – шептал он ей. – Ты ведь сама этого хочешь! Я тоже хочу тебя. – Он везде касался ее языком и проник им глубоко в ее рот. Он одновременно был нежным и грубым. Элен перестала сопротивляться, у нее уже не было сил.
Жак оказался прав: ей действительно был нужен секс, она сама даже не подозревала, насколько ей был нужен секс!
Для Элен это был первый сексуальный контакт после смерти Фила. Она даже не могла бы сказать, нравился ли ей Жак Буш или нет. Она поняла одно, что начинающиеся и прекращающиеся ухаживания Уилсона только возбуждали, тревожили ее, но не находили разрешения. Да, она изголодалась по прикосновению мужчины, а Жак был сильным и нежным любовником, и Элен была загипнотизирована его агрессивной мужской силой.
Когда она уходила, с трудом веря в то, что случилось, Жак сказал:
– Элен, ты настоящая женщина. Здесь нет ни одной, равной тебе. Приезжай в следующий вторник в четыре тридцать.
– Настоящая женщина… – Элен тихонько повторила эти слова, принимая и оценивая комплимент.
Когда наступил вторник, Элен уже пришла в себя. Она не поехала к Жаку на «свидание». Вместо этого она поехала в Скарсдейл.
– Элен! Как прекрасно, что ты заехала ко мне! Чашечку чаю! – Сильный аромат хорошего китайского чая распространялся по пустому магазинчику. Тамара была в прекрасном настроении. В течение года она открыла свои отделения в Гринвиче и купила цветочную лавку рядом, в Скарсдейле. Таким образом, она могла кроме еды поставлять и цветы для различных торжеств, что составило дополнительные четырнадцать процентов ее общего дохода, или же чистые восемь процентов, после вычета налогов.
Помощник, которого она наняла для работы в магазине, бывший преподаватель искусств в Парсонсе по имени Клаус Фейринг, отлично справлялся с делами. Клиентам он нравился – Клаус был высокий блондин, классический нордический тип. Им нравились его элегантные и необычные цветочные композиции, как бы подсказанные фламандскими мастерами семнадцатого столетия. Ссылка на старых мастеров неизменно производила нужное впечатление на заказчиков и позволяла Тамаре резко повышать цены. Искусство всегда было прибыльным бизнесом. И Тамара хорошо это усвоила.
– Мне не нравится, что вы говорите людям, что это вы готовите мои кулебяки, – жестко сказала Элен, проигнорировав предложенный чай. Когда же она произнесла эти слова, она поняла вдруг, что просто кипит от негодования. – Клиенты должны знать, что именно я готовлю их! Они получают ваши кулебяки из моей кухни! А не из вашей!
– Элен, не следует так волноваться! – сказала Тамара, понимая, что ей придется каким-то образом искупить неловкость. Ей ни в коем случае нельзя было терять Элен. Она даже назвала свое отделение в Гринвиче «Этот Русский Дух». И дела там шли просто прекрасно! – Знаешь, Элен, у меня есть предложение: я буду отдавать тебе часть прибыли!
– Забудьте об этом, – прервала ее Элен. – Зная вас, я могу предположить, что никогда не буду точно знать, каковы же ваши доходы.
– Это ты так думаешь обо мне? – Тамара сделала вид, что она страшно обиделась, но огромным усилием воли старается держать себя в руках. Секундой позже она спросила: – Так что же ты хочешь?
– Я хочу получить кредит, Тамара. – Элен взяла пачку бланков-заказов с прилавка. – И я хочу получать часть прибылей. – Элен обратила внимание, что на бланках-заказах были перечислены специальные блюда из «Этого Русского Духа»: каша, цыпленок по-киевски, бефстроганов, телятина по-орловски, пожарские котлеты, кулебяка с лососиной – блюда, которые готовила для Тамары Элен. На бланках было указано имя Тамары, ее адрес и номера телефонов магазинов в Скарсдейле и в Гринвиче. Нигде даже не упоминалось имени Элен, не были обозначены и цены. Это было так похоже на Тамару – эта сумасбродка могла назначить цены в соответствии с гороскопом на каждый отдельный день!
– Что вы собираетесь делать с этими бланками? – спросила Тамара. На этот раз в ее голосе звучала тревога. Она представила, как с уходом Элен уплывают ее заказы. – Верните эти бумаги мне! Я заплатила за их изготовление! – Голос Тамары звенел, ее экзотический русский акцент внезапно заглушила простонародная брань, словно она была рыбной торговкой.
Если Элен и услышала слова Тамары, то не обратила на них никакого внимания. Элен молча направилась к машине и вставила ключ зажигания.
– Элен! Элен! – Тамара выбежала за ней на улицу и постучала в стекло машины. – Если вы не доверяете мне, я распоряжусь, чтобы в других заказах были указаны цены!
– Я сама проставлю цены на других бланках, – крикнула в ответ Элен, разогревая мотор и трогая машину со стоянки.
– Как вы можете так поступать со мной?! – Тамара была потрясена.
– А что вас удивляет? – усмехнулась Элен. – Я с превеликим удовольствием сделаю так, как говорю.
Клаус Фейринг не пропустил ни единого слова из ссоры Элен с Тамарой. Следующую половину рабочего дня он был занят составлением роскошного букета, который он сам отвез по адресу Догвуд Лейн, 76.
10
– Джоанна, – произнес Макс Сван, возвращаясь из глубин блаженства после оргазма. Он лежал на кровати королевских размеров, широко раскинув руки и ноги, в квартире на Гремерси-Парк, которую он купил для Джоанны.
– Да? – прошептала она. Ее светлые волосы цвета шампанского струились по подушке как шелк.
– Сделай так еще раз.
– Нет. – Простенькая форма отказа. Односложное слово. «Нет».
– Что? – переспросил Макс. Он в удивлении приподнялся со своего роскошного ложа.
– Нет. – Вот так-то просто. Как бы между прочим. Хочешь ешь, хочешь – пей.
– Что значит «нет»? – Макс был в ярости. «Нет» было совсем не тем словом, к которому он привык.
– Ты прекрасно меня слышал. Нет.
– Ну и что дальше? – спросил Макс. Он не понимал ее и был удивлен.
– Все зависит от тебя.
– От меня?
– Ты хочешь, чтобы я сделала это еще раз?
– Боже мой, я сразу так и сказал! – ответил Макс, посчитав, что она пришла в себя и начинает наконец соображать, что к чему.
Джоанна слегка подвинулась и начала что-то шептать на ухо Максу. Она прошептала ему семь простых и вечных слов, которые нельзя было неправильно понять. Таким образом, ее предложение было выражено абсолютно недвусмысленно.
– Ты хочешь сказать, что у меня нет выбора? – спросил Макс.
– Это значит, что у тебя нет выбора, – подтвердила Джоанна.
– Дерьмо, – заявил Макс.
Это было самое образное предложение руки и сердца, которое когда-либо делал Макс Свен.
– Что же такое есть в тебе, чего нет у меня? – спросил Макс своего сына Лью спустя три недели. – Женщины присылают тебе деньги! – громогласно говорил Макс, похохатывая. – Мои женщины говорят только «дай мне» или «дай мне еще денег!»
Макс втайне гордился тем, что его женщины постоянно требовали у него денег, а еще больше он был горд тем, что мог выполнять любые их требования и просьбы – финансовые и сексуальные!
– Я сам был удивлен, – признался Лью. – Элен выплатила мне почти половину задолженности, – добавил он. Еще один чек, на этот раз на триста долларов, пришел по почте в то самое утро, когда Макс приехал в город с новостями для Лью. Лью как раз собирался позвонить Элен, поблагодарить ее и пригласить на ленч. В последний год у них вошло в привычку встречаться за ленчем, каждый раз после того, как Элен посылала ему очередной чек. Никто из них не признался бы – во всяком случае, пока, – как они оба ждали этих нечастых встреч.
– Твоя мать и я разводимся, – сказал Макс, внимательно следя за реакцией Лью. – Надеюсь, ты не считаешь меня плохим человеком?
– Нет, конечно, – искренне ответил Лью, которого не удивили эти новости. – Ты и мать… – Лью остановился, только жестом показывая, что он все понимает, что он давно знал, что Макс и его мать, Эсме, давно уже не живут вместе.
– Этот развод будет стоить мне уйму денег, – недовольно продолжал Макс. – Твоя мать жаждет моей крови. Но я не виню ее!
– А что же будет с фирмой? – Лью работал в «Декоре» больше десяти лет, но ему казалось, что он занимался делом всю свою жизнь.
– Никаких проблем, – заявил Макс. – Твоя мать не заинтересована в бизнесе. Ей нужен дом и наличность. Много-много денег. Ты будешь продолжать заниматься «Декором», как и раньше. Черт возьми, это же твое детище! – сказал Макс, хотя на самом деле «Декор» был только наполовину детищем Лью. Каждый из них владел только пятьюдесятью процентами акций.
– В таком случае я бы хотел выкупить твою половину, – сказал Лью. – Все было бы проще, если бы «Декор» полностью принадлежал мне. – Не хватало только, чтобы Макс продал акции кому-нибудь со стороны, чтобы иметь наличные для развода. Или, еще хуже, продаст Макс дело Джоанне, которую Лью считал бесстыдной наглой сукой.
– Черт, Лью! У тебя не хватит денег, чтобы выкупить мою долю, – заявил Макс со свойственным ему сарказмом. – Ты слишком хорошо поработал в «Декоре». Акции теперь стоят гораздо дороже! Ты сам себе подгадил!
– Если ты все же соберешься продавать акции, я хочу, чтобы ты первому предложил их мне. Договорились? – Лью не собирался так легко сдаваться. Он слишком много сил вложил в фирму.
– Конечно, – пообещал Макс. – Ведь это ты занимаешься этим чертовым делом!
– Я слышал такую глупость сегодня! – заявил Макс Джоанне, когда вернулся к ней вечером. – Женщина платит мужчине! Ты помнишь Фила Дурбана? Я, кажется, рассказывал тебе о нем? Он был управляющим по продаже продукции у Лью. Он был должен Лью пять тысяч, когда загнулся. Лью и не надеялся получить обратно эти деньги. Но боже ты мой, его маленькая вдовушка выплачивает этот долг Лью, сотню сегодня, две сотни завтра. – Макс запрокинул голову и захохотал в удивлении и восхищении перед этой мужественной женщиной.
– Как она выглядит? – поинтересовалась Джоанна, которая всегда бдительно охраняла свои интересы. Она хорошо знала неутолимые сексуальные аппетиты Макса.
– Какого черта, откуда я знаю? – взорвался Макс. – Я в жизни ее ни разу не видел!
Джоанна не знала, верить ему или нет, но решила не продолжать этот разговор и вернулась к тому, что по-настоящему было важно для нее.
– Что сказал тебе Лью, когда ты объявил ему о разводе?
– Он спросил, не получит ли Эсме «Декор» в качестве компенсации за развод. Я сказал ему, чтобы он не беспокоился. Эсме интересует только наличность.
– Он что-нибудь спрашивал обо мне? – поинтересовалась Джоанна. Ее совершенно не волновало, что получит после развода Эсме. Макс был так богат, что даже после удовлетворения требований Эсме, денег у них останется еще куча.
Макс покачал головой.
– Я хочу, чтобы он хорошо относился ко мне, – Джоанна размышляла, что ей нужно сделать, чтобы заполучить Лью в союзники. Развод Макса многим вряд ли понравится, и Джоанне были необходимы союзники. Лью был самым близким для Макса человеком, после Джоанны, конечно. Она хотела, чтобы Лью был на ее стороне. Джоанна задумалась, что бы такое необыкновенное подарить Лью… заручиться его поддержкой, завоевать симпатии.
Развод родителей и реакция на него самого Лью заставили младшего Свана пересмотреть и свою собственную семейную жизнь. Лью осознал, что не имеет права примириться с вялостью и серостью своей жизни. Рини после совсем холодных, порой просто ледяных отношений с Лью, опять стала проявлять к нему внимание, как в самом начале их семейной жизни. Умеренный интерес, спокойный и ровный. Лью думал с завистью о том, что его отец никогда не оставлял своих попыток найти настоящее счастье. Прохладные отношения – это совсем не то, что нужно настоящему мужчине. Лью было тридцать шесть лет, и он оставался страстным мужчиной. Слишком молодым, чтобы довольствоваться прохладными отношениями с женщиной.
Днем Лью получил наличные деньги по чеку, который Элен прислала ему, и истратил часть их на цветы для Элен. На карточке Лью написал, что признателен ей за ее желание вернуть долг Фила, и снова пригласил ее на ленч.
Он давно, а в последнее время, довольно часто возвращался в мыслях к Элен. Пожалуй, теперь настало время перейти от мыслей к делам.
– Да? – прошептала она. Ее светлые волосы цвета шампанского струились по подушке как шелк.
– Сделай так еще раз.
– Нет. – Простенькая форма отказа. Односложное слово. «Нет».
– Что? – переспросил Макс. Он в удивлении приподнялся со своего роскошного ложа.
– Нет. – Вот так-то просто. Как бы между прочим. Хочешь ешь, хочешь – пей.
– Что значит «нет»? – Макс был в ярости. «Нет» было совсем не тем словом, к которому он привык.
– Ты прекрасно меня слышал. Нет.
– Ну и что дальше? – спросил Макс. Он не понимал ее и был удивлен.
– Все зависит от тебя.
– От меня?
– Ты хочешь, чтобы я сделала это еще раз?
– Боже мой, я сразу так и сказал! – ответил Макс, посчитав, что она пришла в себя и начинает наконец соображать, что к чему.
Джоанна слегка подвинулась и начала что-то шептать на ухо Максу. Она прошептала ему семь простых и вечных слов, которые нельзя было неправильно понять. Таким образом, ее предложение было выражено абсолютно недвусмысленно.
– Ты хочешь сказать, что у меня нет выбора? – спросил Макс.
– Это значит, что у тебя нет выбора, – подтвердила Джоанна.
– Дерьмо, – заявил Макс.
Это было самое образное предложение руки и сердца, которое когда-либо делал Макс Свен.
– Что же такое есть в тебе, чего нет у меня? – спросил Макс своего сына Лью спустя три недели. – Женщины присылают тебе деньги! – громогласно говорил Макс, похохатывая. – Мои женщины говорят только «дай мне» или «дай мне еще денег!»
Макс втайне гордился тем, что его женщины постоянно требовали у него денег, а еще больше он был горд тем, что мог выполнять любые их требования и просьбы – финансовые и сексуальные!
– Я сам был удивлен, – признался Лью. – Элен выплатила мне почти половину задолженности, – добавил он. Еще один чек, на этот раз на триста долларов, пришел по почте в то самое утро, когда Макс приехал в город с новостями для Лью. Лью как раз собирался позвонить Элен, поблагодарить ее и пригласить на ленч. В последний год у них вошло в привычку встречаться за ленчем, каждый раз после того, как Элен посылала ему очередной чек. Никто из них не признался бы – во всяком случае, пока, – как они оба ждали этих нечастых встреч.
– Твоя мать и я разводимся, – сказал Макс, внимательно следя за реакцией Лью. – Надеюсь, ты не считаешь меня плохим человеком?
– Нет, конечно, – искренне ответил Лью, которого не удивили эти новости. – Ты и мать… – Лью остановился, только жестом показывая, что он все понимает, что он давно знал, что Макс и его мать, Эсме, давно уже не живут вместе.
– Этот развод будет стоить мне уйму денег, – недовольно продолжал Макс. – Твоя мать жаждет моей крови. Но я не виню ее!
– А что же будет с фирмой? – Лью работал в «Декоре» больше десяти лет, но ему казалось, что он занимался делом всю свою жизнь.
– Никаких проблем, – заявил Макс. – Твоя мать не заинтересована в бизнесе. Ей нужен дом и наличность. Много-много денег. Ты будешь продолжать заниматься «Декором», как и раньше. Черт возьми, это же твое детище! – сказал Макс, хотя на самом деле «Декор» был только наполовину детищем Лью. Каждый из них владел только пятьюдесятью процентами акций.
– В таком случае я бы хотел выкупить твою половину, – сказал Лью. – Все было бы проще, если бы «Декор» полностью принадлежал мне. – Не хватало только, чтобы Макс продал акции кому-нибудь со стороны, чтобы иметь наличные для развода. Или, еще хуже, продаст Макс дело Джоанне, которую Лью считал бесстыдной наглой сукой.
– Черт, Лью! У тебя не хватит денег, чтобы выкупить мою долю, – заявил Макс со свойственным ему сарказмом. – Ты слишком хорошо поработал в «Декоре». Акции теперь стоят гораздо дороже! Ты сам себе подгадил!
– Если ты все же соберешься продавать акции, я хочу, чтобы ты первому предложил их мне. Договорились? – Лью не собирался так легко сдаваться. Он слишком много сил вложил в фирму.
– Конечно, – пообещал Макс. – Ведь это ты занимаешься этим чертовым делом!
– Я слышал такую глупость сегодня! – заявил Макс Джоанне, когда вернулся к ней вечером. – Женщина платит мужчине! Ты помнишь Фила Дурбана? Я, кажется, рассказывал тебе о нем? Он был управляющим по продаже продукции у Лью. Он был должен Лью пять тысяч, когда загнулся. Лью и не надеялся получить обратно эти деньги. Но боже ты мой, его маленькая вдовушка выплачивает этот долг Лью, сотню сегодня, две сотни завтра. – Макс запрокинул голову и захохотал в удивлении и восхищении перед этой мужественной женщиной.
– Как она выглядит? – поинтересовалась Джоанна, которая всегда бдительно охраняла свои интересы. Она хорошо знала неутолимые сексуальные аппетиты Макса.
– Какого черта, откуда я знаю? – взорвался Макс. – Я в жизни ее ни разу не видел!
Джоанна не знала, верить ему или нет, но решила не продолжать этот разговор и вернулась к тому, что по-настоящему было важно для нее.
– Что сказал тебе Лью, когда ты объявил ему о разводе?
– Он спросил, не получит ли Эсме «Декор» в качестве компенсации за развод. Я сказал ему, чтобы он не беспокоился. Эсме интересует только наличность.
– Он что-нибудь спрашивал обо мне? – поинтересовалась Джоанна. Ее совершенно не волновало, что получит после развода Эсме. Макс был так богат, что даже после удовлетворения требований Эсме, денег у них останется еще куча.
Макс покачал головой.
– Я хочу, чтобы он хорошо относился ко мне, – Джоанна размышляла, что ей нужно сделать, чтобы заполучить Лью в союзники. Развод Макса многим вряд ли понравится, и Джоанне были необходимы союзники. Лью был самым близким для Макса человеком, после Джоанны, конечно. Она хотела, чтобы Лью был на ее стороне. Джоанна задумалась, что бы такое необыкновенное подарить Лью… заручиться его поддержкой, завоевать симпатии.
Развод родителей и реакция на него самого Лью заставили младшего Свана пересмотреть и свою собственную семейную жизнь. Лью осознал, что не имеет права примириться с вялостью и серостью своей жизни. Рини после совсем холодных, порой просто ледяных отношений с Лью, опять стала проявлять к нему внимание, как в самом начале их семейной жизни. Умеренный интерес, спокойный и ровный. Лью думал с завистью о том, что его отец никогда не оставлял своих попыток найти настоящее счастье. Прохладные отношения – это совсем не то, что нужно настоящему мужчине. Лью было тридцать шесть лет, и он оставался страстным мужчиной. Слишком молодым, чтобы довольствоваться прохладными отношениями с женщиной.
Днем Лью получил наличные деньги по чеку, который Элен прислала ему, и истратил часть их на цветы для Элен. На карточке Лью написал, что признателен ей за ее желание вернуть долг Фила, и снова пригласил ее на ленч.
Он давно, а в последнее время, довольно часто возвращался в мыслях к Элен. Пожалуй, теперь настало время перейти от мыслей к делам.
11
– Вы никогда мне не звоните, Элен, – сказал Уилсон Хобэк спустя почти год после их первой встречи. Он пригласил ее в бар «Карлайл» послушать Бобби Шорта. Беби Джейн Холзер, чьи роскошные волосы сверкали как золото, была с Энди Уорхолом – его серебряная грива была заметна издалека. Мик Джаггер, в белом атласном костюме, отделанном косичками из белого сутажа, был с группой типов, которые занимались записями его песен. Все они были словно не от мира сего – в дыму и мечтах. По залу прошел шепоток, что скоро должны прибыть Дэвид Бейли и Джин Шримптон.
– Вам это нравится? – спросила его Элен, пытаясь перевести разговор на другую тему, чтобы скрыть свое замешательство. Она не могла понять Уилсона. Уилсону и вправду хотелось, чтобы она ему звонила? Или он давал ей понять, что она должна это сделать? Когда он обещал ей звонить, может быть, он ждал, что она сама позвонит ему? Элен всегда помнила, когда Фил ухаживал за ней, он предпринимал все необходимые шаги, а она ждала. Или, как говорилось в ее время: «Он бежал за ней, пока она его не поймала». Элен никогда в жизни первая не позвонила мужчине, если это не были деловые звонки, – и не собиралась менять свои привычки.
– Это все так своеобразно, – ответил Уилсон, загадочно улыбаясь. Он был очень привлекателен, не меньше, чем любая знаменитость в этом зале. Когда Уилсон появлялся в обществе, все головы поворачивались, присутствующие секунду оценивали нового гостя и затем неохотно возвращались к прерванному разговору. Элен замечала, какое внимание приковывал к себе Уилсон. Хотя Элен приятно было появляться в его обществе, она не могла не понимать, что на нее – в ее скромном, несколько консервативном наряде – переставали обращать внимание после первых же беглых взглядов.
– О… – Элен, не знала, что еще добавить. На мгновение воцарилась неприятная пауза. Элен всегда немного нервничала в присутствии Хобэка. Отчасти это происходило из-за того, что она находила Уилсона чертовски привлекательным. Была еще одна причина – Уилсон казался таким светским человеком, образованным и раскованным, что она постоянно боялась сказать или сделать что-то неправильно. Ввернуть, например, в разговор модное словечко, а через мгновение увидеть изумленно поднятые к небу глаза, как часто бывало в тех кругах, где привык вращаться Уилсон. И, конечно, Элен нервничала из-за того, что их сексуальные отношения так и не разрешились.
Элен не знала, да и не могла знать, так как сам Уилсон не осознавал этого – он находился на перепутье. С одной стороны, его поступки были мотивированы теми условиями, в которых он рос, – теми же самыми условиями, в которых выросла и Элен. С другой стороны, его поведение, стиль жизни были сформированы обществом, в котором он жил и в котором все было разрешено. В этом обществе он был желанным членом, к нему тянулись все. Жизнь Уилсона напоминала сюжеты из «Плейбоя», которые стали явью.
Его телефон звонил так часто, что ему пришлось абонировать второй номер. Целый сонм умных, модных, преуспевающих женщин – одиноких и разведенных, израненных прошлым опытом, замужних, но готовых на все – осаждали его приглашениями на коктейли, ужины, открытия выставок, на презентации новых изданий, ленчи, приглашениями в театры и на премьеры балетов, просмотры новых фильмов, или, если сказать кратко, «в постель»!
Однажды, когда Уилсон заболел гриппом, женщины чередой то передавали ему домашний супчик и новые журналы, то развлекали его игрой в карты, приносили бумаги из офиса, растирали ему спину, меняли простыни, стирали белье и ходили за продуктами.
Те уик-энды, которые Уилсон не проводил с одной своей приятельницей в ее роскошном сельском доме в Коннектикуте, переоборудованном из амбара, доставшегося ей после развода, он проводил в другом, не менее роскошном доме в дюнах Ист Хемптона, возведенном на деньги, которые эта его пассия заработала сама. Элен была совсем не похожа на женщин, с которыми привык иметь дело Уилсон.
Она никогда ему не звонила. Она никогда не посылала ему миленькие, умненькие открытки, несущие определенный посыл «почему-это-я-так-давно-ничего-от-вас-не-слышала». Она никогда не присылала ему газетные вырезки, которые имели отношение к последнему коктейлю, на котором они были вместе, или просто записочку, чтобы он помнил о ее существовании. Она никогда никуда его не приглашала – ни на ленч, ни на коктейль или просто в гости. Ей никогда не «случалось» нечаянно ждать автобуса через улицу от его дома, когда он отправлялся на работу, и она никогда не проходила «совершенно случайно» мимо его офиса, когда он покидал работу вечером.
Уилсон привык, чтобы его завоевывали. Казалось, Элен не было дела до его завоевания.
– Ты сводишь меня с ума, Элен, – признался Уилсон. Он был современный любовник: сразу начинал нападение, а затем выжидал, чтобы его сильно захотели. Наполовину – преследователь, наполовину – преследуемый. Мальчик, каким он когда-то был, и одновременно – мужчина, которым стал.
– Я надеюсь, это приятное состояние? – спросила его Элен.
У нее кружилась голова от близости Уилсона, у нее захватывало дух от мира, в котором он жил. Состояние было странное – волнение, страх перед неизвестностью, гордость, которую она испытывала от его внимания – словом, она совсем запуталась. Она запуталась еще и потому, что он посылал смешанные и непонятные сигналы.
– Я чувствую себя просто сумасшедшим, – ответил Уилсон. Элен увидела в его глазах то же выражение, которое она наблюдала в глазах Фила. Взгляд мужчины-преследователя. В последнее время Уилсон несколько растерял свои практические навыки.
Но теперь вдруг все изменилось – Уилсон Хобэк обнаружил, что он агрессор. Теперь он мог, изменив своим правилам, снять телефонную трубку и позвонить знакомой женщине. Он вдруг ощутил себя преследователем, а не преследуемым. И как ни странно, он вдруг подумал не о том, когда же Элен будет заниматься с ним любовью, а ляжет ли она вообще когда-нибудь с ним в постель.
Когда Уилсон поцеловал ее, Элен ответила страстными поцелуями, но на этом все кончилось. Когда Уилсон обнял Элен, она приникла к нему, когда он коснулся языком ее руки, она вздрогнула от желания. Уилсон ждал продолжения, он уже привык, что женщины делают следующий шаг, чтобы дать понять ему, что не отвергают его.
Но в отношениях Уилсона и Элен ничего не менялось.
Уилсон так привык к тому, что женщины делали шаг из гостиной в спальню, что поведение Элен его обескураживало, он не мог понять ее. Мелькнула даже мысль, не была ли она вообще мужененавистницей. Потом Уилсон решил, что Элен играет с ним и начал вычислять, в чем состояла ее игра. Ни одна из его знакомых женщин, которые появлялись в его жизни после развода, не вела себя так.
Ему никогда не приходила в голову одна простая мысль – мысль о том, что у него мог быть соперник.
Коробки лимонов и лука, огромное количество говяжьего филе, горы картофеля, литры молока, сливок и сметаны, масса пластиковых упаковок и фольги; кастрюльки, сковородки, взбивалки и формочки для выпечки печений – все было закуплено оптом, потому что, как сказал Эл Шелдрок, «А Ля Карт» уже вела такие дела, что пора было переходить на оптовые закупки. Все эти запасы загромоздили гараж, который теперь превратился в склад и хранилище. Подержанный холодильник стоял в пристройке, а во время особой запарки дополнительные плиты стояли на разделочном столе.
Поначалу такое количество продуктов казалось просто угрожающим. Но довольно скоро Элен использовала все до последней капли, дело шло успешно, начали создаваться накопления, и Элен смогла заплатить за работу двум своим помощникам – старшеклассникам, которые с недавних пор работали у нее почти каждый день после школы и по выходным.
Идея Элен об обслуживании коммерческих структур оказалась очень современной, потому что в 1963 году индекс Доу скакнул от начального показателя в 646 пунктов в начале года к 767 – в конце его. Это были понятия из мира мужчин, которые ничего не значили для Элен, но их действие оказывало влияние и на жизнь, и на ее дела.
В течение первого года, после того, как она отправила письма с предложениями своих услуг, она занималась главным образом обслуживанием презентаций нового оборудования для офисов, поставляемого компанией, расположенной в Армонке, организовывала проведение коктейлей для нового партнера отделения Уайт Плейнс фирмы «Меррилл» из Линча, обслужила весенний и осенний показы моделей «Юсквейк Бутик» в Скарсдейле, открытие нового офиса отделения Нью-Йоркского сбербанка в Хартсдейле, подготовила обед для партнеров юридической фирмы «Рай» и ежегодный пикник 4 июля в честь Дня независимости, который компания «Уэстчестер Рекорд» устраивала для детей-инвалидов.
Но обслуживание коммерческих клиентов составляло только часть дел и забот Элен. Шестьдесят третий год стал годом открытий для Элен и ее фирмы.
Она впервые обслужила праздник для ста гостей – это было обручение. Все прошло настолько хорошо, что мать невесты попросила Элен помочь им в проведении свадьбы для двухсот пятидесяти гостей. Такое огромное количество гостей Элен никогда не приходилось обслуживать.
В этот год она получила и свою первую постоянную работу. Элен уже трижды готовила ленч, который ежемесячно устраивал библиотечный комитет в Уайт Плейнсе, когда его председатель предложил ей постоянно обслуживать их каждую неделю.
И как всегда, обслуживание частных и коммерческих клиентов было так тесно связано, что было трудно определить, какая сфера для нее важнее. Хелена Бранч – это ее мужу принадлежал «Уэстчестер Рекорд», получила такое удовольствие от пикника, посвященного Четвертому июля, что предложила Элен подготовить прием по случаю тридцать пятой годовщины со дня их свадьбы. Боссу Сэма Уитьера так понравился цыпленок в вине и бефстроганов, которые Элен готовила для него раз в полгода, что он предложил ей позаботиться о ленче для представителей прессы, связанных с торговой рекламой во время презентации новых наборов инструментов «Сделай сам».
Когда Элен рассказывала Уилсону о том, как хорошо идут дела в «А Ля Карт», она говорила совершенную правду без всяких преувеличений.
Год первых открытий для Элен одновременно подвел черту под другим важным делом – она наконец-то выплатила пятитысячный долг Фила!
– Сегодня угощаю я! – объявила Элен, входя в офис Лью с корзинкой для пикников – прелестной и дорогой плетеной корзинкой, которую Фил купил в «Эберкромби и Фитч», и которой Элен не пользовалась после его смерти. – Мы можем пойти в парк.
– Вам это нравится? – спросила его Элен, пытаясь перевести разговор на другую тему, чтобы скрыть свое замешательство. Она не могла понять Уилсона. Уилсону и вправду хотелось, чтобы она ему звонила? Или он давал ей понять, что она должна это сделать? Когда он обещал ей звонить, может быть, он ждал, что она сама позвонит ему? Элен всегда помнила, когда Фил ухаживал за ней, он предпринимал все необходимые шаги, а она ждала. Или, как говорилось в ее время: «Он бежал за ней, пока она его не поймала». Элен никогда в жизни первая не позвонила мужчине, если это не были деловые звонки, – и не собиралась менять свои привычки.
– Это все так своеобразно, – ответил Уилсон, загадочно улыбаясь. Он был очень привлекателен, не меньше, чем любая знаменитость в этом зале. Когда Уилсон появлялся в обществе, все головы поворачивались, присутствующие секунду оценивали нового гостя и затем неохотно возвращались к прерванному разговору. Элен замечала, какое внимание приковывал к себе Уилсон. Хотя Элен приятно было появляться в его обществе, она не могла не понимать, что на нее – в ее скромном, несколько консервативном наряде – переставали обращать внимание после первых же беглых взглядов.
– О… – Элен, не знала, что еще добавить. На мгновение воцарилась неприятная пауза. Элен всегда немного нервничала в присутствии Хобэка. Отчасти это происходило из-за того, что она находила Уилсона чертовски привлекательным. Была еще одна причина – Уилсон казался таким светским человеком, образованным и раскованным, что она постоянно боялась сказать или сделать что-то неправильно. Ввернуть, например, в разговор модное словечко, а через мгновение увидеть изумленно поднятые к небу глаза, как часто бывало в тех кругах, где привык вращаться Уилсон. И, конечно, Элен нервничала из-за того, что их сексуальные отношения так и не разрешились.
Элен не знала, да и не могла знать, так как сам Уилсон не осознавал этого – он находился на перепутье. С одной стороны, его поступки были мотивированы теми условиями, в которых он рос, – теми же самыми условиями, в которых выросла и Элен. С другой стороны, его поведение, стиль жизни были сформированы обществом, в котором он жил и в котором все было разрешено. В этом обществе он был желанным членом, к нему тянулись все. Жизнь Уилсона напоминала сюжеты из «Плейбоя», которые стали явью.
Его телефон звонил так часто, что ему пришлось абонировать второй номер. Целый сонм умных, модных, преуспевающих женщин – одиноких и разведенных, израненных прошлым опытом, замужних, но готовых на все – осаждали его приглашениями на коктейли, ужины, открытия выставок, на презентации новых изданий, ленчи, приглашениями в театры и на премьеры балетов, просмотры новых фильмов, или, если сказать кратко, «в постель»!
Однажды, когда Уилсон заболел гриппом, женщины чередой то передавали ему домашний супчик и новые журналы, то развлекали его игрой в карты, приносили бумаги из офиса, растирали ему спину, меняли простыни, стирали белье и ходили за продуктами.
Те уик-энды, которые Уилсон не проводил с одной своей приятельницей в ее роскошном сельском доме в Коннектикуте, переоборудованном из амбара, доставшегося ей после развода, он проводил в другом, не менее роскошном доме в дюнах Ист Хемптона, возведенном на деньги, которые эта его пассия заработала сама. Элен была совсем не похожа на женщин, с которыми привык иметь дело Уилсон.
Она никогда ему не звонила. Она никогда не посылала ему миленькие, умненькие открытки, несущие определенный посыл «почему-это-я-так-давно-ничего-от-вас-не-слышала». Она никогда не присылала ему газетные вырезки, которые имели отношение к последнему коктейлю, на котором они были вместе, или просто записочку, чтобы он помнил о ее существовании. Она никогда никуда его не приглашала – ни на ленч, ни на коктейль или просто в гости. Ей никогда не «случалось» нечаянно ждать автобуса через улицу от его дома, когда он отправлялся на работу, и она никогда не проходила «совершенно случайно» мимо его офиса, когда он покидал работу вечером.
Уилсон привык, чтобы его завоевывали. Казалось, Элен не было дела до его завоевания.
– Ты сводишь меня с ума, Элен, – признался Уилсон. Он был современный любовник: сразу начинал нападение, а затем выжидал, чтобы его сильно захотели. Наполовину – преследователь, наполовину – преследуемый. Мальчик, каким он когда-то был, и одновременно – мужчина, которым стал.
– Я надеюсь, это приятное состояние? – спросила его Элен.
У нее кружилась голова от близости Уилсона, у нее захватывало дух от мира, в котором он жил. Состояние было странное – волнение, страх перед неизвестностью, гордость, которую она испытывала от его внимания – словом, она совсем запуталась. Она запуталась еще и потому, что он посылал смешанные и непонятные сигналы.
– Я чувствую себя просто сумасшедшим, – ответил Уилсон. Элен увидела в его глазах то же выражение, которое она наблюдала в глазах Фила. Взгляд мужчины-преследователя. В последнее время Уилсон несколько растерял свои практические навыки.
Но теперь вдруг все изменилось – Уилсон Хобэк обнаружил, что он агрессор. Теперь он мог, изменив своим правилам, снять телефонную трубку и позвонить знакомой женщине. Он вдруг ощутил себя преследователем, а не преследуемым. И как ни странно, он вдруг подумал не о том, когда же Элен будет заниматься с ним любовью, а ляжет ли она вообще когда-нибудь с ним в постель.
Когда Уилсон поцеловал ее, Элен ответила страстными поцелуями, но на этом все кончилось. Когда Уилсон обнял Элен, она приникла к нему, когда он коснулся языком ее руки, она вздрогнула от желания. Уилсон ждал продолжения, он уже привык, что женщины делают следующий шаг, чтобы дать понять ему, что не отвергают его.
Но в отношениях Уилсона и Элен ничего не менялось.
Уилсон так привык к тому, что женщины делали шаг из гостиной в спальню, что поведение Элен его обескураживало, он не мог понять ее. Мелькнула даже мысль, не была ли она вообще мужененавистницей. Потом Уилсон решил, что Элен играет с ним и начал вычислять, в чем состояла ее игра. Ни одна из его знакомых женщин, которые появлялись в его жизни после развода, не вела себя так.
Ему никогда не приходила в голову одна простая мысль – мысль о том, что у него мог быть соперник.
Коробки лимонов и лука, огромное количество говяжьего филе, горы картофеля, литры молока, сливок и сметаны, масса пластиковых упаковок и фольги; кастрюльки, сковородки, взбивалки и формочки для выпечки печений – все было закуплено оптом, потому что, как сказал Эл Шелдрок, «А Ля Карт» уже вела такие дела, что пора было переходить на оптовые закупки. Все эти запасы загромоздили гараж, который теперь превратился в склад и хранилище. Подержанный холодильник стоял в пристройке, а во время особой запарки дополнительные плиты стояли на разделочном столе.
Поначалу такое количество продуктов казалось просто угрожающим. Но довольно скоро Элен использовала все до последней капли, дело шло успешно, начали создаваться накопления, и Элен смогла заплатить за работу двум своим помощникам – старшеклассникам, которые с недавних пор работали у нее почти каждый день после школы и по выходным.
Идея Элен об обслуживании коммерческих структур оказалась очень современной, потому что в 1963 году индекс Доу скакнул от начального показателя в 646 пунктов в начале года к 767 – в конце его. Это были понятия из мира мужчин, которые ничего не значили для Элен, но их действие оказывало влияние и на жизнь, и на ее дела.
В течение первого года, после того, как она отправила письма с предложениями своих услуг, она занималась главным образом обслуживанием презентаций нового оборудования для офисов, поставляемого компанией, расположенной в Армонке, организовывала проведение коктейлей для нового партнера отделения Уайт Плейнс фирмы «Меррилл» из Линча, обслужила весенний и осенний показы моделей «Юсквейк Бутик» в Скарсдейле, открытие нового офиса отделения Нью-Йоркского сбербанка в Хартсдейле, подготовила обед для партнеров юридической фирмы «Рай» и ежегодный пикник 4 июля в честь Дня независимости, который компания «Уэстчестер Рекорд» устраивала для детей-инвалидов.
Но обслуживание коммерческих клиентов составляло только часть дел и забот Элен. Шестьдесят третий год стал годом открытий для Элен и ее фирмы.
Она впервые обслужила праздник для ста гостей – это было обручение. Все прошло настолько хорошо, что мать невесты попросила Элен помочь им в проведении свадьбы для двухсот пятидесяти гостей. Такое огромное количество гостей Элен никогда не приходилось обслуживать.
В этот год она получила и свою первую постоянную работу. Элен уже трижды готовила ленч, который ежемесячно устраивал библиотечный комитет в Уайт Плейнсе, когда его председатель предложил ей постоянно обслуживать их каждую неделю.
И как всегда, обслуживание частных и коммерческих клиентов было так тесно связано, что было трудно определить, какая сфера для нее важнее. Хелена Бранч – это ее мужу принадлежал «Уэстчестер Рекорд», получила такое удовольствие от пикника, посвященного Четвертому июля, что предложила Элен подготовить прием по случаю тридцать пятой годовщины со дня их свадьбы. Боссу Сэма Уитьера так понравился цыпленок в вине и бефстроганов, которые Элен готовила для него раз в полгода, что он предложил ей позаботиться о ленче для представителей прессы, связанных с торговой рекламой во время презентации новых наборов инструментов «Сделай сам».
Когда Элен рассказывала Уилсону о том, как хорошо идут дела в «А Ля Карт», она говорила совершенную правду без всяких преувеличений.
Год первых открытий для Элен одновременно подвел черту под другим важным делом – она наконец-то выплатила пятитысячный долг Фила!
– Сегодня угощаю я! – объявила Элен, входя в офис Лью с корзинкой для пикников – прелестной и дорогой плетеной корзинкой, которую Фил купил в «Эберкромби и Фитч», и которой Элен не пользовалась после его смерти. – Мы можем пойти в парк.