Был прекрасный майский день, теплый, с нежной зеленью и почти прозрачными облаками, которые высоко плыли в голубом небе.
   – Элен, мне очень жаль, – ответил Лью, – но архитектор, с которым я должен был встретиться на двадцатом этаже в половине четвертого, только что позвонил мне и сказал, что он должен в четыре улетать в Вашингтон, поэтому он будет здесь через час.
   – Вы наконец решили оформить аренду? – спросила Элен.
   Лью кивнул:
   – Мы заключили сделку на тех условиях, которые нас устраивают.
   – Тогда у нас будет пикник на двадцатом этаже, – решила Элен.
   – Прекрасная идея, – сказал Лью, вставая.
   Когда они шли к лифту, Элен обратила внимание на разбросанные куски драпировки в офисе Макса.
   – Джоанна, – объяснил Лью. – Это она занимается оформлением его офиса.
   – Я думала, что Макс им никогда не пользуется, – заметила Элен.
   – Отец действительно там никогда не бывает, – ответил Лью.
   – Тогда зачем обновлять его?
   Лью пожал плечами.
   – Кто ее знает! Она мне так надоела! Прибегает ко мне каждые полчаса, спрашивает, как мне нравится тот или иной оттенок краски, какой драпировочный материал кажется мне подходящим, сколько полок заказывать мастеру?
   – Почему она не поинтересуется у Макса?
   – Она говорит, что хочет сделать ему сюрприз.
   – Что ж, сюрприз – это всегда приятно, – заметила Элен.
   – Угу, – хмыкнул Лью. – Я тоже так думаю. Мне бы только хотелось, чтобы она оставила меня в покое.
   Двадцатый этаж был призрачно пустым. Кругом стояли только козлы для распилки досок, различные дрели и листы отделочного пластика были прислонены к стенам и составляли единственные детали интерьера. Элен расстелила клетчатую скатерть в солнечном уголке и разложила продукты: зажаренного цыпленка с корочкой из горчицы и эстрагона, салат из свежей картошки, нарезанные помидоры с тертым сыром в соусе из растительного масла и мелко нарезанного базилика, на десерт у нее был приготовлен фруктовый салат с вишневкой и измельченными лесными орехами. Прихватила она и бутылку шампанского.
   – Ого, шампанское, – удивленно воскликнул Лью.
   – Нам есть что отметить, – Элен протянула Лью чек, который принесла с собой. – Четыреста тридцать два доллара. Я вышла из долговой кабалы!
   – Элен, ты – потрясающая женщина, – сказал Лью, кладя сложенный чек в карман.
   – Скажи честно, Лью, ты, наверно, думал, что никогда не увидишь этих денег?
   – Ты абсолютно права, – ответил Лью, отрывая кусок курицы руками. Этот жест очень понравился Элен – в нем было что-то очень обыденное и честное. Ей не нравились люди, которые поклевывали пищу так, словно они делали одолжение, что отведали какое-то блюдо. – Я не верил, что ты сможешь это сделать. Мой отец был такого же мнения. Он до сих пор не может понять, как ты смогла выплатить мне долг. Он постоянно меня поддразнивает по этому поводу.
   – Я, видимо, разрушила его представления о женщинах, – улыбнулась Элен.
   – Ты права, – ответил Лью. – Он когда-то сказал мне, что женщины могут считать только до девяти – ведь беременность длится девять месяцев.
   Элен расхохоталась и покачала головой. Это было совершенно в стиле Макса! Затем она попросила Лью рассказать ей, как ему удалось сдать двадцатый этаж на таких выгодных для фирмы условиях. Поедая приготовленные Элен закуски и попивая шампанское, они признались себе, какими важными стали для них обоих их нечастые совместные ленчи.
   Для Лью Элен была единственной женщиной, с которой он мог обсуждать дела. Она разбиралась в проблемах наличности, задержках в поставках, в служащих с плохим характером, ошибках в производстве и кризисах – словом, в тысяче и одной деталях, из которых и складывается бизнес. В первый раз Лью осознал, как приятно разговаривать с женщиной о том, что было ему очень дорого. Как приятно и важно! В первый раз он начал понимать, какое очарование заключалось в Джоанне для Макса с точки зрения самого Макса.
   Для Элен Лью олицетворял счастливое прошлое. Он был кем-то, на ком стоял штамп «одобряю», поставленный Филом. Она вспоминала, как Фил ей рассказывал, что она нравилась Лью. Как ни странно это было, но иногда ей казалось, что Фил подталкивал ее и Лью к более близким отношениям.
   В отличие от Эла, чей интерес к делам «А Ля Карт» был чисто профессиональным, и от Уилсона Хобэка, который рассматривал «А Ля Карт» как символ ее общественного статуса, кстати, весьма важный символ, Лью как бы лично выигрывал от ее успеха, так как ее успех позволил ей выплатить долг Фила.
   Но теперь, когда долг уже выплачен, у нее не было причин, чтобы продолжать встречаться с Лью. Да и Лью не мог придумать повода, по которому им можно было бы видеться время от времени. И Элен и Лью ясно понимали это, наслаждаясь едой, шампанским и разговором.
   – Я увеличил кредит «Декора», чтобы приобрести весь этаж и для того, чтобы у меня были деньги для реализации нового проекта. Я собираюсь создать новое отделение фирмы и назвать его «Игл Пейнтс», – с очевидным удовольствием рассказывал Лью. – Отделение будет продавать краски самого высшего качества оттенков раннеамериканского стиля. Создам собственный штат агентов по распространению товаров, отдел рекламы и бухгалтерию. – «Игл» был идеей самого Лью, первый шаг в превращении «Декора» в большую компанию, воплощение его мечты. Этот шаг можно предпринять сейчас, когда Макс всецело был занят Джоанной и своей собственной империей. У него сейчас не было времени, чтобы анализировать или критиковать любой шаг и предложения Лью. – Я занял сто тысяч долларов, чтобы «Игл» мог нормально начать работу.
   – Боже ты мой! Сто тысяч долларов! – воскликнула Элен, думая о том, какой она себя чувствует свободной и счастливой, когда наконец избавилась от внутренней зависимости, выплатив долг Фила в пять тысяч долларов! Наконец-то, наконец-то этот груз свалился с ее плеч! Никогда не влезай в долги…Элен с сочувствием сжала руку Лью. – Сколько же тебе понадобится времени, чтобы выплатить этот долг?
   – Полтора года, или, может быть, два, – небрежно ответил Лью, прикосновение Элен пронзило его, как удар током. Он пытался не показать Элен свою реакцию. – Все дело в том, что мы возлагаем большие надежды на новое отделение. И мы считаем, что оно принесет нам доходы уже к концу второго года. Наши анализы показывают, что существует возможность нового рынка для реализации красок высшего качества новых оттенков. Ни один производитель еще не выходил на этот рынок – пока. «Декор» будет первым! – По мере того, как нарастало возбуждение в голосе Лью, он все ближе наклонялся к Элен, взял ее за руку.
   – Ты кажешься таким счастливым от того, что начинаешь новое дело, а ведь оно ввергает тебя в такие долги! – сказала Элен, думая только о том, как это страшно быть в долгу. – Я бы просто застрелилась, если бы была должна такую сумму денег!
   – Хорошо! Тогда я никогда не разрешу тебе покупать пистолет! – пошутил Лью и разжал пальцы, как бы показывая Элен, что у него в руке нет никакого оружия. Они улыбнулись, давая понять друг другу, как легко их прикосновение, что это всего лишь – шутка. Прикосновение случайное и ничего не значащее. – Элен, занимать деньги – это условие игры. Занимая, ты можешь делать другие деньги!
   – Ты рассматриваешь это, как способ делать деньги, – возразила Элен, убирая свою руку – она почувствовала, как бьется ее сердце. – Для меня же долг… как страшный гнет!
   Когда Элен убрала свою руку, Лью почувствовал себя разочарованным и опустошенным. Он стал наполнять бокалы, стараясь показать, что он всецело занят этим. Он слегка покачал головой.
   – Элен, иногда ты рассуждаешь, как домохозяйка!
   – Но я и есть домохозяйка, – возразила она безо всякой обиды.
   – Может быть, – продолжал Лью. – Но ты еще и деловая женщина. Ты занимаешься прибыльным бизнесом. И доказательство этому тот факт, что ты заплатила долг Фила.
   После этих слов Элен снова положила свою руку на руку Лью.
   – Мне хотелось бы знать, будем ли мы видеть друг друга после того, как я…
   Лью молчал. Он просто физически уже не мог оставаться спокойным, находясь в такой близости от Элен. Как отсветы пламени играли блики на ее волосах, упавших на щеку, и тень от ресниц приглушала свет ее синих с прозеленью глаз. Ее слова подействовали на него как кинжальный удар – он понял, как сильно ему будет не хватать их встреч, как необходимо для него просто видеть ее, разговаривать с ней, рассказывать о своих делах.
   Элен молча смотрела на Лью, словно пыталась навсегда запомнить его образ: гладкую, со свежим загаром кожу, густые темно-русые волосы, слегка выгоревшие на солнце, приятный тембр его голоса, ненавязчивый, но несущий в себе нотки властности, интеллигентный, с нотками юмора и очень теплый. Целое долгое напряженное мгновение молчали, не желая разрушить наваждение.
   Элен вдруг оказалась в его объятиях. Он нежно целовал ее, его руки ласкали ее волосы, губы его были теплыми и мягкими. Элен ничего не помнила, кроме поцелуя, поцелуя, который казался вечностью, когда они лежали на полу в объятиях друг друга, ничего не замечая вокруг, отдавшись во власть своих чувств.
   – Я тебя везде ищу! Твоя секретарша сказала, что ты можешь быть здесь. – Джоанна Вайкопф стояла в дверях, держа в руках образцы тканей. – Я принесла показать тебе ткани, чтобы ты одобрил их. – Ее голос казался неестественно громким в пустых комнатах, отражаясь от голых стен и пола. Она переводила взгляд с Лью на Элен, а потом опять на Лью.
   – Если я не вовремя… – начала она, ничуть не смущаясь из-за того, что она могла им помешать.
   Лью и Элен посмотрели друг на друга, в их глазах можно было прочитать так много! Элен начала собирать вещи – вино, салфетки, не поднимая глаз на Лью и стараясь избежать оценивающих взглядов Джоанны.
   – Мне лучше уйти – сказала она, ее щеки пылали от смущения и от чувств, которые она испытывала. – У меня еще много заказов на сегодня!
   Она собрала тарелки и остатки ленча в корзину, не глядя на Лью; ее единственным желанием было, чтобы эта женщина – кто бы она ни была – немедленно исчезла.
   – Я – Джоанна Вайкопф, – представилась Джоанна и протянула руку Элен так, будто они знакомились на коктейле.
   Волосы в беспорядке, горящие щеки, хорошая фигура, правда, несколько худовата, маленькая грудь, короткие ноги, изумительные глаза, скромная одежда – Джоанна оценила Элен с первого взгляда.
   – Элен Дурбан, – представилась Элен, мечтая скрыться куда-нибудь от глаз этой резкой, проницательной, уверенной в себе женщины.
   – Макс считает вас потрясающей женщиной, – сказала Джоанна. Пожатие ее руки было крепким, на мгновение она задержала руку Элен в своей. Она повернулась к Лью. – Ты же помнишь, он именно так выразился!
   Лью отвернулся, он, как и Элен, хотел бы, чтобы Джоанна провалилась в тартарары. Его бесила ее полнейшая бестактность. Джоанна тем временем продолжала что-то болтать по поводу образцов тканей, разворачивать сначала один кусок, затем – другой, спрашивая мнение Лью. Она также обратилась к Элен. Она ничего не сказала по поводу поцелуя, который она прервала. Она просто заложила этот эпизод в свою память. В будущем это могло ей пригодиться…
   Как и конверт из оберточной бумаги с письмами, который она обнаружила на одной из полок в офисе Макса.

12

   – Я не хочу, чтобы между нами все закончилось так, как это закончилось сегодня. – Лью позвонил Элен в тот же день, его голос снова вверг Элен в изведанное недавно радостное возбуждение. Он говорил о вторжении Джоанны и об их собственных неразрешенных чувствах. Он пытался представить, что бы случилось, если бы Джоанна не ворвалась к ним. – Не встретиться ли нам на ленче на следующей неделе? Во вторник?
   Элен с радостью согласилась, ее сердце воспарило высоко над всеми ее сомнениями.
   Вторник.
   Во вторник у нее были вымыты и уложены волосы, был сделан маникюр – редкие подарки самой себе. У нее на губах был новый тон помады, и она надела новое, все в кружевах белье, светлое платье из хлопка и нитку жемчуга. Элен даже открыла флакончик «Мисс Диор», она не пользовалась духами с момента смерти Фила. Даже поезд, на котором она приехала в Нью-Йорк, в кои-то веки прибыл вовремя.
 
   Элен вышла из здания вокзала в двенадцать ноль две и пошла вверх к ресторану «Красный Петух» между Второй и Третьей авеню на 32-й улице, где они с Лью условились встретиться. Она шла очень медленно, наслаждаясь этим днем, воздухом, вглядываясь в прохожих, спешивших мимо нее. Она в первый раз за долгое время ощущала себя красивой, желанной женщиной. Она вдруг заметила, как много влюбленных на улицах города: парочки держались за руки, шли, обняв друг друга за талию, страстно целовались в тени небоскребов, шептались о любви и будущем. Элен чувствовала, что незримые узы связывают ее с ними. Ей казалось, что она тоже принадлежит к их сообществу. А ведь долгое время после смерти Фила она чувствовала себя отвергнутой и одинокой.
   Она вспомнила, как они целовались с Лью, и представляла себе поцелуи, которые ожидают их в будущем. Она удивлялась шелковистости его кожи, силе его рук, его длинным ногам. Вспоминала запах его волос, его ласковые объятия. Она ничего не замечала вокруг себя, занятая своими мечтами – и оказалась в объятиях Уилсона Хобэка, столкнувшись с ним на 48-й улице.
   – Элен! Ты витаешь в облаках! – воскликнул Уилсон, отметив про себя, что никогда раньше он не видел Элен такой красивой и притягательной.
   – Наверно, – призналась Элен. Она была рада, что неожиданно встретила Уилсона именно сейчас, когда она так хорошо выглядела. Она сразу увидела восхищение в его глазах. Незнакомые мужчины обращали на нее внимание, смотрели на нее с одобрением и с понимающими улыбками.
   – Куда ты направляешься? – спросил ее Уилсон, глядя на часы. – У тебя есть время, чтобы перекусить со мной?
   Элен покачала головой.
   – Прости…
   – У тебя важное свидание? – поддразнил ее Уилсон, беря ее под руку и шагая рядом с ней.
   – Просто друг, – пробормотала Элен, злясь на себя за румянец, вдруг заливший ее лицо.
   – Просто друг, – передразнил ее Уилсон. – Элен, ты совсем не умеешь обманывать! – Он перебрал в памяти мужчин, своих знакомых и посторонних, женатых и холостых, и вспомнил, как все они реагировали на Элен. – Кто-то, кого я знаю?
   Элен покачала головой.
   – Нет, – ответила она. – Ты его не знаешь.
   Они остановились на углу 52-й улицы и Лексингтона.
   – Мне сюда. Здесь мы расстаемся.
   – Как мне не хочется расставаться, – сказал Уилсон таким голосом, какого она никогда не слышала у него раньше.
   Уилсон смотрел, как она повернула на восток по 52-й, смотрел, пока она не скрылась из виду, и только слабый запах духов напоминал о ее недавнем присутствии. Теперь он понял, почему она была так холодна с ним, так раздражающе неуловима. Он подумал о человеке, с которым она должна была встретиться, подумал о своем сопернике. На 52-й улице были расположены самые элегантные, роскошные рестораны. Кто бы ни был ее ухажер, он не прятал ее от посторонних глаз.
   Пока Элен шла по 52-й улице, она никак не могла вернуть назад свои романтические фантазии, которые унесла ее встреча с Уилсоном. Теперь она думала о том, что Лью женат, и, насколько она знала, счастлив в браке. Она, наверное, сошла с ума, когда решила еще раз встретиться с ним – у нее больше не было повода видеть Лью.
   Когда Элен подошла к двери «Красного Петуха» и взялась за тяжелую медную ручку, собираясь войти, она вдруг заколебалась. Остановилась в нерешительности.
   Лью всегда нравился Элен, но она всегда помнила, что он муж другой женщины. Она представила себе, что было бы, если бы мужчина, который ждал ее в ресторане, был бы Фил, а она, его жена, сидела бы дома, ждала его, любила, и верила ему.
   Элен вздрогнула и медленно опустила руку. Затем она продолжила свой путь ко Второй Авеню. Сердце ее бешено колотилось, наконец ресторан «Красный Петух» скрылся из вида, и только тогда она почувствовала себя вне опасности.
   Она вернулась обратно на 42-ю улицу и села на поезд, отправлявшийся в час четырнадцать до Нью-Рошели. Ей было стыдно за свою трусость и жестокость по отношению к Лью, но она гордилась своей силой воли.
   – Ты не хочешь видеть меня? – спросил ее Лью, когда позже Элен позвонила ему.
   – Да, – ответила ему Элен. – Так будет лучше.
   – Я понимаю тебя, – сказал Лью, – Ты права, так будет лучше.
   «Лучше для кого?» – подумал он, когда они попрощались. Он подумал о том, хватит ли у него сил, чтобы не видеть Элен. Ведь не смог же он справиться с собой, не мог удержаться, чтобы не поцеловать ее во время их импровизированного пикника…
 
   Спустя две недели Элен в первый раз занималась любовью с Уилсоном.
   – Я говорил тебе, – сказал он хриплым голосом, его глаза пожирали ее, – ты сводишь меня с ума. Я – сумасшедший в квадрате, но мне приятно это состояние. И-я-тоже-должен-свести-тебя-с-ума!
   Он был нежным, сильным и страстным любовником. Элен полностью отдалась ему. Она была нетерпеливой и жаждущей его ласк возлюбленной. «Как прекрасно, – подумала она после того, как все закончилось и они молча лежали рядом, – как прекрасно, когда нет никаких осложнений».
   Уилсон был привлекателен, он добился успеха в жизни, его добивались многие женщины, и он был свободен!
* * *
   – Где это вы достали такие странные очки? – не очень-то вежливо поинтересовался Денни, когда Элен в первый раз пригласила Уилсона к обеду. – Вы в них похожи на бурундука. – Как раз в это время Элен перекладывала кусок баранины на блюдо, она была готова провалиться под землю вместе с бараниной, блюдом и всем, что ее окружало.
   – В городе купил, – скованно ответил Уилсон, наливая себе бокал вина и делая огромный глоток.
   – В каком городе? – сладким голоском подхватила Бренда. – В столице Нижней Слобовии?
   – Нет, ясно, что не в столице, – продолжил Денни, приспосабливая лист салата в виде усов. – Где-нибудь в захолустье, даже в столице Нижней Слобовии не могут продавать такие очки!
   – Денни, Бренда! – предупредила их Элен. – Мистер Хобэк наш гость. Ведите себя прилично! – Ей хотелось тут же на месте убить их обоих.
   – Тоже мне гость! – продолжал Денни, пытаясь прилепить другой лист салата на подбородок в виде бородки: майонез капал ему на шею и на ворот рубашки.
   – Да уж! – поддержала брата Бренда. Она повернулась к Денни. – Он совсем не гость! Он просто дружок нашей мамочки!
   – У тебя прелестные дети! – угрюмо буркнул Уилсон, разрезая баранину. Элен простить себе не могла, что пригласила его к себе домой. Ей не следовало знакомить его с детьми. Никогда!
   Но через неделю она снова позвала его. Уилсон стал важной частью ее жизни, и ее детям придется приспособиться к новому положению вещей.
   – Между прочим, чем вы занимаетесь? – спросил его Денни.
   – Я владею фирмой, которая занимается рекламой, – ответил Уилсон.
   – Как вы считаете, вы добились какого-нибудь успеха? – продолжила допрос Бренда.
   – Вы много зарабатываете? – перебил ее Денни.
   Элен посмотрела на Уилсона.
   – Да, – твердо ответил он. – Да, я добился успеха в своей работе. И я зарабатываю много денег.
   – А вы что, все время здесь будете? – продолжала спрашивать Бренда. – Вы все время будете крутиться около нашей мамочки?
   – Да, – подтвердил Уилсон. – И вам придется научиться как следует вести себя в моем присутствии. Ты, – он обратился к Денни, – должен быть более почтительным, и ты, – он посмотрел на Бренду, – должна изменить свое отношение ко мне. Кроме того, я требую, чтобы вы уважали свою мать!
   К удивлению Элен, Бренда сразу же согласилась с ним и смущенно добавила:
   – Да, я знаю, я могу быть очень вредной.
   Денни на этот раз воздержался от комментариев.
   Видимо, Уилсон знал волшебные слова. Элен стала еще больше ценить твердость и проницательность Уилсона.
    В доме давно был нужен мужчина, который был бы требователен к детям и смог бы держать их в рамках. Элен прекрасно понимала, что она постоянно шарахалась от одной крайности к другой: она была с ними то слишком строгой, то прощала им все. Она прощала им все, так как она постоянно испытывала чувство вины перед ними, потому что работа занимала у нее слишком много времени, она мало бывала с детьми. Элен была с ними резкой, когда понимала, что дети пользовались ее добротой. Пытаясь воспитывать детей и одновременно занимаясь бизнесом, Элен все время была как бы на качелях. Она постоянно обвиняла себя, что не может достичь нужного равновесия.
   Через несколько месяцев Денни спросил Уилсона:
   – Если ты женишься на моей маме, ты мне станешь отцом? – Он хотел знать, что он должен сказать ребятам в школе.
   – Я стану тебе отчимом, – ответил Уилсон. Он ясно понял, что Денни имел в виду. Его собственный сын задал тот же вопрос, когда Мэри Лу снова вышла замуж.
   – Денни, мистер Хобэк пришел к нам на обед, – Элен сама удивилась твердым ноткам в ее голосе. – На обед, а не на допрос.
   Денни рассмеялся – его смех был так похож на смех Фила, что Элен каждый раз просто терялась. «Допрос с пристрастием». Денни часто слышал это выражение в телевизионных фильмах о полицейских, и каждый раз, когда Элен спрашивала, где они были или что делали, дети говорили ей, что она прибегает к допросу с пристрастием.
   Элен посмотрела на Уилсона, который подмигнул ей. Она поняла, что они уже преодолели самое главное препятствие, и ей, наконец, можно было несколько расслабиться.
   Слово «встречаться» не могло определить страстные и напряженные отношения между Элен и Уилсоном – они иногда целые вечера проводили в квартире Уилсона, не вылезая из кровати, когда они просто не могли не касаться друг друга каждую минуту.
   Элен никогда не могла найти точное слово для определения роли Уилсона в ее жизни. «Приятель» – это слово больше подходило бы для подростков, для пятнадцатилетней Бренды. «Любовник» – это определение было из лексикона людей светских, таких, например, как всемирно известные Софи Лорен и Бриджит Бардо. «Друг» – и это понятие не подходило к их отношениям. Эл Шелдрок был другом. «Жених» – тоже неточное определение, хотя Элен иногда разрешала себе помечтать о том дне, когда в конце концов Уилсон отважится сделать ей предложение. Ведь, когда Денни прямо спросил его, собирается ли он жениться на Элен, он не ответил мальчику «нет».
   А истина была в том, что Элен хотела снова выйти замуж.
   Она уверяла себя, что хочет выйти замуж, потому что чувствует себя одинокой. Потому что так будет лучше для Денни и Бренды. Потому что счастливая семейная жизнь – это самое главное в жизни. Потому что она чувствовала себя вымотанной и просто больной – у нее начиналось малокровие, давала себя знать и язва. Элен едва выдерживала двойную нагрузку – вести свой бизнес и воспитывать детей. Она устала от того, что ей постоянно приходилось выбирать между детьми и делом. И эта необходимость выбора угнетала ее. А симпатия к Уилсону, с которой все и началось, совершенно определенно перерастала в любовь.
   Но было нечто, в чем Элен не признавалась себе – она даже не разрешала себе об этом думать – это была прямая связь между двумя событиями в ее жизни: Элен отказалась от Лью Свана и вскоре стала любовницей Уилсона. И в такой последовательности событий была своя логика: подсознательно Элен ощущала, что их возможная близость с Лью не может перерасти ни во что иное, кроме тайной связи, а ее отношения с Уилсоном обещали новые возможности, давали надежду на будущее…

13

   Элен выросла в то же время и в тех же традициях, что и Уилсон, и у них были близкие представления о роли мужчины и женщины в жизни. Женщины нуждались в опоре, мужчины давали опору. Женщины – эмоциональны, мужчины – рациональны. Женщина должна быть у домашнего очага, мужчина должен делать карьеру.
   Выбор у женщины ограничен, и цена семейного счастья немалая: отказ от всех интересов и стремлений, не связанных с образом матери и жены. Выбор у мужчины тоже достаточно ограничен, и плата за жизненный успех тоже высока: подавление всех чувств, которые мешают его целеустремленности, выдержке и выносливости.
   Обстоятельства жизни Элен заставили изменить – хоть и немного – ее представления о роли женщин. Обстоятельства жизни Уилсона заставили значительно изменить его представление о женщинах.
 
   Уилсон Хобэк приехал в Нью-Йорк в середине пятидесятых годов. Тогда он был молодым человеком с сильной, хотя и неопределенной мечтой об успехе. Закончив колледж в Мэриленде со степенью бакалавра по английскому языку, Уилсон нашел работу в отделе прессы в Национальной радиокомпании, где продвигали актеров и актрис, игравших в мыльных операх. Он перевез свою жену Мэри Лу и их малыша в самую лучшую квартиру, какую только мог тогда себе позволить – на пятом этаже без лифта в малопривлекательном, но престижном доме в Гринвич Виллидж.
   Как только подвернулся случай, Уилсон бросил работу в радиокомпании и мыльные оперы и поступил на работу в студию «Парамаунт», где он делал то же самое, но для звезд кино за значительно большую зарплату и на более высоком уровне. Пока Уилсон убеждал себя, что он уже на пути к успеху, Мэри Лу постоянно задавалась вопросом, почему же она все время одна.
   После двух лет, проведенных в «Парамаунте», и рождения второго ребенка Уилсон открыл собственную рекламную фирму. Он вел борьбу за существование вместе с теми актерами и актрисами, которые доверились ему. Он надеялся – как и любой рекламный агент – на счастливый случай. На успешный спектакль с гастролями по всей стране, на дорогостоящий киношедевр, который сделает его имя известным, на кинозвезду, которая станет звездой первой величины. А Мэри Лу в это время мечтала о спокойном приличном доме, о лужайке и деревьях, о том дне, когда ей не придется больше толкать вниз и вверх две коляски с детьми по два раза в день!