Страница:
Пока гости охали и ахали, Бренда то и дело поглядывала на дверь, надеясь, что та откроется. Она ждала, что отец придет. Самым большим подарком для нее было бы, если бы этот кошмар кончился.
Дети жевали бутерброды и чипсы, а дверь, словно магнит, продолжала притягивать взгляд Бренды. Девочка все еще ждала, что отец не подведет ее, не допустит, чтобы она была несчастна.
Подали торт и мороженое. Бренда, не отрываясь, сверлила дверь взглядом, всей душой желая, чтобы та открылась и на пороге появился отец, живой и здоровый.
Бренда загадала желание и, задув свечи, снова взглянула на дверь. Элен знала, что загадала ее дочь.
Но дверь не открылась.
Бренда наконец поняла, что чуда не произойдет, что кошмар, в котором она жила последнее время, ей вовсе не снится, и отец действительно ушел навсегда.
Бренда вдруг схватила из камина кочергу и изо всей силы стала колотить по отцовскому подарку, превращая колбы, реторты и пробирки в груду осколков, острых и опасных, как и ее рухнувшие надежды. Ошарашенные одноклассники в ужасе смотрели на нее. Она опрометью бросилась в свою комнату и, запершись, наотрез отказалась выйти.
В тот вечер Бренда впервые после смерти отца приняла утешения Элен. Бренда лежала на кровати, громко навзрыд плача. Обняв ее, Элен чувствовала, как содрогается от рыданий ее хрупкое тельце и удивлялась, сколько горя оно может вместить. Она крепко сжимала девочку в объятиях до тех пор, пока наконец рыдания не перешли во всхлипывания, и Бренда смогла говорить.
– Мама, неужели я когда-нибудь смогу забыть папу?
Еще один вопрос, на который нет ответа, но Элен все-таки постаралась его найти.
– Наверное, нет, – мягко проговорила она. – Но воспоминания не всегда будут причинять тебе боль.
Бренда долго молчала, обдумывая слова матери, прежде чем согласилась с ее доводом.
– Знаешь, сегодня я приняла решение. Я стану химиком, – вдруг сообщила она.
– Я думала, ты собираешься работать в какой-нибудь фирме, – улыбнулась Элен. Бренда любила подражать Филу и часто играла в «фирму».
Девочка на минутку задумалась, а потом сказала:
– А я буду сразу химиком и буду работать в фирме, как папа.
По специальности Фил был химиком, и до того, как уйти в коммерцию, занимался анилиновыми красителями и производством красок.
Элен про себя улыбнулась наивным планам дочери. Маленькие девочки вырастают не для того, чтобы стать химиками или директорами. Они взрослеют, чтобы быть женами и матерями, но Элен решила оставить эту мысль при себе. Бренда слишком много пережила за этот день, крах еще одной мечты был бы для нее невыносим.
Бедняжка Бренда. Она была папиной дочкой, а теперь вдруг отец ушел навсегда.
С того самого дня Бренда стала обожествлять своего отца. Он стал ее идолом, героем. Она не терпела никаких замечаний в его адрес. Комната Бренды превратилась в святилище памяти Фила. Стены были увешаны его фотографиями. Серебряная рамка, которую Элен принесла с работы мужа, стояла теперь на столе у Бренды, и девочка время от времени с благоговением начищала ее. Она засыпа?ла, крепко прижимая к груди свитер Фила.
Элен знала, что чувствует дочь, потому что и сама сейчас чувствовала то же. Память избирает только самое хорошее.
Когда Фил был жив, дни рождения были настоящими праздниками.
Когда Фил был жив, люди тянулись к ней.
Когда Фил был жив, в квартире не переставая звонил телефон.
Когда Фил был жив, дом был полон жизни.
Когда Фил был жив, дети были счастливы.
Когда Фил был жив, она была счастлива.
Когда Фил был жив, все было изумительно.
Фил.
Орлиный профиль, нежная загорелая кожа, пронзительные зеленые глаза, обрамленные длинными черными ресницами. Он был самым заметным парнем среди студентов Пенсильванского университета. Когда Элен поступила в университет, Фил был уже старшекурсником. Он ездил на белом «олдсмобиле» с откидным верхом и красными кожаными сиденьями, одевался в модные костюмы из твида или прекрасной шерсти и имел поклонниц по всему Западному побережью. Он был научным редактором университетской газеты и президентом братства. Он прекрасно успевал по всем предметам и считался третьим игроком в команде теннисистов. Все любили находиться в его компании, подражали ему, хотели нравиться. Парни ценили его, а девушки обожали. Они оказывали ему знаки внимания, окружали его материнской заботой, обольщали, пытались стать его «лучшим другом», расставляя перед ним всевозможные капканы.
Как ни странно, Фил обратил внимание на Элен, назначил свидание, а потом приглашал ее снова и снова. Удивительно, но он сделал ей предложение и женился на ней.
Фил заполнил всю ее жизнь. Он научил ее быть женщиной его мечты. Он учил ее одеваться и кокетничать, кататься на лыжах и болеть на футбольном матче, заказывать ужин в дорогом французском ресторане и молча смотреть ему в глаза поверх бокала шампанского.
Именно Фил научил Элен чувствовать себя красивой, любимой и обожаемой. Быть центром жизни Фила было все равно, что быть центром вселенной.
Он любил ее. Он хотел, чтобы у них были дети. А она хотела всего, что хотел он.
Элен ни на минуту ни о чем не пожалела. Она даже не осознавала, что став собственностью Фила, растеряла все, что у нее было своего.
Элен думала, что недвижимость есть только у миллионеров. Придя в крошечный офис Эла Шелдрока, она узнала, что это не так. Эл объяснил, что у Фила была недвижимость. Завещание его было простым: все оставалось Элен. Новый желтенький «бьюик», дом на Догвуд-Лейн, одна тысяча пятьсот пятьдесят один доллар сорок два цента на срочном вкладе, семьсот семьдесят два доллара тридцать центов на депозите, часть долларов в акциях и даже старенький «форд», на котором Фил иногда ездил на вокзал.
– Он завещал мне эту мышеловку? – спросила Элен.
– Да. Эту мышеловку, – впервые с тех пор, как Элен вошла в кабинет, Эл позволил себе улыбнуться. Она заметила, что он не слишком жизнерадостен, но в конце концов, он поверенный. Что от него ожидать?
– Значит, я наследница, – Элен попыталась выдавить одну из своих фальшивых улыбок. – Думаю, я богачка.
– Не совсем, – Эл вновь перешел на деловой тон, не допускающий легкомыслия. Истинный голос поверенного в делах. – Боюсь, что вы унаследовали также долги Фила.
– Долги?
– Вам осталось выплатить за дом двадцать четыре тысячи долларов. Кроме того, еще придется в течение двадцати месяцев выплачивать за «бьюик», купленный только прошлой зимой. И, конечно, кредит.
– Кредит? – тупо переспросила Элен. – Какой кредит?
– В январе Фил взял в долг у Льюиса Свана пять тысяч долларов.
– Пять тысяч долларов! У Льюиса Свана! – Элен чуть не задохнулась. Ничего удивительного, что Лью проявляет к ней такой интерес. Ему, наверное, небезынтересно узнать, когда же она выплатит долг Фила.
– Пять тысяч долларов! – повторила она. – Зачем ему были нужны пять тысяч долларов?
– Для выплат по просроченным счетам, – объяснил Эл. – Одежда, рестораны, взносы за «бьюик», меховой жакет…
– Но он говорил, что покупает все это на премии.
– У него никогда не было таких больших премий. Если приплюсовать выплаты за дом, за машину и кредит, то в общей сложности набирается больше тридцати тысяч долларов.
– Тридцать тысяч долларов, – в третий раз ошеломленно повторила Элен. – Я понятия не имела.
Она не знала, ничего не знала все это время. «Нет, ты знала», – говорил внутренний голос. Фил Дурбан никогда не позволял никому совать нос в свои счета. Он носил свитера из тонкой шерсти и костюмы из самых дорогих магазинов. Жакет Элен из рыжей лисы пришел в коробке из фешенебельного универмага на Бродвее. Фил разъезжал на экстравагантном желтом «бьюике» с откидным верхом, в то время как все соседи с Догвуд Лейн ездили на «фордах» и «шевроле». Стоило Элен намекнуть Филу на его расточительность, как он тут же успокаивал ее. «Не волнуйся, моя сладкая. Мы можем себе это позволить. Я всегда был первым, ты же знаешь». Он без труда мог убедить ее. А еще она вспомнила, как он говорил: «Тебе никогда не придется волноваться. Никогда».
– Тридцать тысяч долларов съест больше четверти страховки, – сказала Элен, сделав в голове быстрый подсчет. – Смогу ли я дать детям образование в колледже, когда они вырастут? Как долго я могу протянуть на оставшиеся семьдесят тысяч? – Внезапно сто тысяч долларов показались не такой большой суммой.
– Элен, – мягко перебил ее Эл, – боюсь, что будут проблемы.
Элен не приходилось иметь дело с деловым миром, поэтому она не понимала, что если поверенный произносит слово «проблема», на самом деле это означает «катастрофа».
– Проблемы? – Голос Элен прозвучал так, словно шел не из нее, а откуда-то издалека.
Она выслушала объяснения Эла о том, что Фил занимал деньги под страховку – «подчистую» – с тем же странным чувством раздвоенности, с каким слушала полицейского, позвонившего ей в дверь тем роковым утром. Эл рассказал ей, что все ее состояние составляют тридцать тысяч долга, и что для погашения долга у нее нет на страховке ни цента. Ни цента, чтобы жить и воспитывать детей.
– Что же теперь делать? – спросила Элен, борясь с подступающим приступом тошноты.
– Ваши родители могут помочь? – поинтересовался Эл.
– Они умерли.
– А родители Фила?
– У них свои проблемы, – вздохнула Элен. У брата Томми Дурбана в тридцать четыре года случился удар, после которого он так и не смог оправиться. Он находился в клинике неподалеку от Балтимора, и Томми в течение многих лет поддерживал его жену и детей.
В комнате повисло гнетущее молчание. Эл предупреждал Фила, чтобы он не сорил деньгами и не залезал в постоянные долги, но Фил лишь отмахивался от него. «Мне нравится жить в долг, – говорил он. – Это заставляет меня шевелиться и лучше работать». Эл не знал, как теперь будет жить вдова Фила.
– Ну что ж, – храбро сказала Элен, все еще не придя в себя от шока. – Я выросла в бедной семье. Думаю, мне придется привыкнуть к этому снова. Найду работу, как-нибудь справлюсь. – У нее из ума не выходила дорогая подзорная труба, которую она подарила Бренде на день рождения. Счет за нее еще не пришел, и с самого дня рождения Бренда ни разу к ней не притронулась.
Элен подошла к обшарпанной двери кабинета с тусклым матовым стеклом и сделала грустный неопределенный жест рукой, который должен был означать «до свидания». Она хотела что-то сказать, но не нашла слов. Элен уже повернулась к двери, когда ей пришла внезапная мысль. Она обернулась к Элу.
– Вы оплачивали счета с момента смерти Фила, – вдруг сказала она. – Откуда же вы брали деньги?
– Льюис Сван прислал нам чек. Он сказал, что это премия Фила за последний квартал.
Вернувшись домой, Элен первым делом написала Лью записку, в которой просила его подождать и обещала вернуть долг. Она поблагодарила его за то, что он выслал Элу чек на сумму последней премии.
Элен завершила свое послание официальным «искренне ваша».
Когда Элен отправила письмо, она пожалела, что оно получилось таким сухим и казенным, но переделывать что-либо было уже поздно.
5
Дети жевали бутерброды и чипсы, а дверь, словно магнит, продолжала притягивать взгляд Бренды. Девочка все еще ждала, что отец не подведет ее, не допустит, чтобы она была несчастна.
Подали торт и мороженое. Бренда, не отрываясь, сверлила дверь взглядом, всей душой желая, чтобы та открылась и на пороге появился отец, живой и здоровый.
Бренда загадала желание и, задув свечи, снова взглянула на дверь. Элен знала, что загадала ее дочь.
Но дверь не открылась.
Бренда наконец поняла, что чуда не произойдет, что кошмар, в котором она жила последнее время, ей вовсе не снится, и отец действительно ушел навсегда.
Бренда вдруг схватила из камина кочергу и изо всей силы стала колотить по отцовскому подарку, превращая колбы, реторты и пробирки в груду осколков, острых и опасных, как и ее рухнувшие надежды. Ошарашенные одноклассники в ужасе смотрели на нее. Она опрометью бросилась в свою комнату и, запершись, наотрез отказалась выйти.
В тот вечер Бренда впервые после смерти отца приняла утешения Элен. Бренда лежала на кровати, громко навзрыд плача. Обняв ее, Элен чувствовала, как содрогается от рыданий ее хрупкое тельце и удивлялась, сколько горя оно может вместить. Она крепко сжимала девочку в объятиях до тех пор, пока наконец рыдания не перешли во всхлипывания, и Бренда смогла говорить.
– Мама, неужели я когда-нибудь смогу забыть папу?
Еще один вопрос, на который нет ответа, но Элен все-таки постаралась его найти.
– Наверное, нет, – мягко проговорила она. – Но воспоминания не всегда будут причинять тебе боль.
Бренда долго молчала, обдумывая слова матери, прежде чем согласилась с ее доводом.
– Знаешь, сегодня я приняла решение. Я стану химиком, – вдруг сообщила она.
– Я думала, ты собираешься работать в какой-нибудь фирме, – улыбнулась Элен. Бренда любила подражать Филу и часто играла в «фирму».
Девочка на минутку задумалась, а потом сказала:
– А я буду сразу химиком и буду работать в фирме, как папа.
По специальности Фил был химиком, и до того, как уйти в коммерцию, занимался анилиновыми красителями и производством красок.
Элен про себя улыбнулась наивным планам дочери. Маленькие девочки вырастают не для того, чтобы стать химиками или директорами. Они взрослеют, чтобы быть женами и матерями, но Элен решила оставить эту мысль при себе. Бренда слишком много пережила за этот день, крах еще одной мечты был бы для нее невыносим.
Бедняжка Бренда. Она была папиной дочкой, а теперь вдруг отец ушел навсегда.
С того самого дня Бренда стала обожествлять своего отца. Он стал ее идолом, героем. Она не терпела никаких замечаний в его адрес. Комната Бренды превратилась в святилище памяти Фила. Стены были увешаны его фотографиями. Серебряная рамка, которую Элен принесла с работы мужа, стояла теперь на столе у Бренды, и девочка время от времени с благоговением начищала ее. Она засыпа?ла, крепко прижимая к груди свитер Фила.
Элен знала, что чувствует дочь, потому что и сама сейчас чувствовала то же. Память избирает только самое хорошее.
Когда Фил был жив, дни рождения были настоящими праздниками.
Когда Фил был жив, люди тянулись к ней.
Когда Фил был жив, в квартире не переставая звонил телефон.
Когда Фил был жив, дом был полон жизни.
Когда Фил был жив, дети были счастливы.
Когда Фил был жив, она была счастлива.
Когда Фил был жив, все было изумительно.
Фил.
Орлиный профиль, нежная загорелая кожа, пронзительные зеленые глаза, обрамленные длинными черными ресницами. Он был самым заметным парнем среди студентов Пенсильванского университета. Когда Элен поступила в университет, Фил был уже старшекурсником. Он ездил на белом «олдсмобиле» с откидным верхом и красными кожаными сиденьями, одевался в модные костюмы из твида или прекрасной шерсти и имел поклонниц по всему Западному побережью. Он был научным редактором университетской газеты и президентом братства. Он прекрасно успевал по всем предметам и считался третьим игроком в команде теннисистов. Все любили находиться в его компании, подражали ему, хотели нравиться. Парни ценили его, а девушки обожали. Они оказывали ему знаки внимания, окружали его материнской заботой, обольщали, пытались стать его «лучшим другом», расставляя перед ним всевозможные капканы.
Как ни странно, Фил обратил внимание на Элен, назначил свидание, а потом приглашал ее снова и снова. Удивительно, но он сделал ей предложение и женился на ней.
Фил заполнил всю ее жизнь. Он научил ее быть женщиной его мечты. Он учил ее одеваться и кокетничать, кататься на лыжах и болеть на футбольном матче, заказывать ужин в дорогом французском ресторане и молча смотреть ему в глаза поверх бокала шампанского.
Именно Фил научил Элен чувствовать себя красивой, любимой и обожаемой. Быть центром жизни Фила было все равно, что быть центром вселенной.
Он любил ее. Он хотел, чтобы у них были дети. А она хотела всего, что хотел он.
Элен ни на минуту ни о чем не пожалела. Она даже не осознавала, что став собственностью Фила, растеряла все, что у нее было своего.
Элен думала, что недвижимость есть только у миллионеров. Придя в крошечный офис Эла Шелдрока, она узнала, что это не так. Эл объяснил, что у Фила была недвижимость. Завещание его было простым: все оставалось Элен. Новый желтенький «бьюик», дом на Догвуд-Лейн, одна тысяча пятьсот пятьдесят один доллар сорок два цента на срочном вкладе, семьсот семьдесят два доллара тридцать центов на депозите, часть долларов в акциях и даже старенький «форд», на котором Фил иногда ездил на вокзал.
– Он завещал мне эту мышеловку? – спросила Элен.
– Да. Эту мышеловку, – впервые с тех пор, как Элен вошла в кабинет, Эл позволил себе улыбнуться. Она заметила, что он не слишком жизнерадостен, но в конце концов, он поверенный. Что от него ожидать?
– Значит, я наследница, – Элен попыталась выдавить одну из своих фальшивых улыбок. – Думаю, я богачка.
– Не совсем, – Эл вновь перешел на деловой тон, не допускающий легкомыслия. Истинный голос поверенного в делах. – Боюсь, что вы унаследовали также долги Фила.
– Долги?
– Вам осталось выплатить за дом двадцать четыре тысячи долларов. Кроме того, еще придется в течение двадцати месяцев выплачивать за «бьюик», купленный только прошлой зимой. И, конечно, кредит.
– Кредит? – тупо переспросила Элен. – Какой кредит?
– В январе Фил взял в долг у Льюиса Свана пять тысяч долларов.
– Пять тысяч долларов! У Льюиса Свана! – Элен чуть не задохнулась. Ничего удивительного, что Лью проявляет к ней такой интерес. Ему, наверное, небезынтересно узнать, когда же она выплатит долг Фила.
– Пять тысяч долларов! – повторила она. – Зачем ему были нужны пять тысяч долларов?
– Для выплат по просроченным счетам, – объяснил Эл. – Одежда, рестораны, взносы за «бьюик», меховой жакет…
– Но он говорил, что покупает все это на премии.
– У него никогда не было таких больших премий. Если приплюсовать выплаты за дом, за машину и кредит, то в общей сложности набирается больше тридцати тысяч долларов.
– Тридцать тысяч долларов, – в третий раз ошеломленно повторила Элен. – Я понятия не имела.
Она не знала, ничего не знала все это время. «Нет, ты знала», – говорил внутренний голос. Фил Дурбан никогда не позволял никому совать нос в свои счета. Он носил свитера из тонкой шерсти и костюмы из самых дорогих магазинов. Жакет Элен из рыжей лисы пришел в коробке из фешенебельного универмага на Бродвее. Фил разъезжал на экстравагантном желтом «бьюике» с откидным верхом, в то время как все соседи с Догвуд Лейн ездили на «фордах» и «шевроле». Стоило Элен намекнуть Филу на его расточительность, как он тут же успокаивал ее. «Не волнуйся, моя сладкая. Мы можем себе это позволить. Я всегда был первым, ты же знаешь». Он без труда мог убедить ее. А еще она вспомнила, как он говорил: «Тебе никогда не придется волноваться. Никогда».
– Тридцать тысяч долларов съест больше четверти страховки, – сказала Элен, сделав в голове быстрый подсчет. – Смогу ли я дать детям образование в колледже, когда они вырастут? Как долго я могу протянуть на оставшиеся семьдесят тысяч? – Внезапно сто тысяч долларов показались не такой большой суммой.
– Элен, – мягко перебил ее Эл, – боюсь, что будут проблемы.
Элен не приходилось иметь дело с деловым миром, поэтому она не понимала, что если поверенный произносит слово «проблема», на самом деле это означает «катастрофа».
– Проблемы? – Голос Элен прозвучал так, словно шел не из нее, а откуда-то издалека.
Она выслушала объяснения Эла о том, что Фил занимал деньги под страховку – «подчистую» – с тем же странным чувством раздвоенности, с каким слушала полицейского, позвонившего ей в дверь тем роковым утром. Эл рассказал ей, что все ее состояние составляют тридцать тысяч долга, и что для погашения долга у нее нет на страховке ни цента. Ни цента, чтобы жить и воспитывать детей.
– Что же теперь делать? – спросила Элен, борясь с подступающим приступом тошноты.
– Ваши родители могут помочь? – поинтересовался Эл.
– Они умерли.
– А родители Фила?
– У них свои проблемы, – вздохнула Элен. У брата Томми Дурбана в тридцать четыре года случился удар, после которого он так и не смог оправиться. Он находился в клинике неподалеку от Балтимора, и Томми в течение многих лет поддерживал его жену и детей.
В комнате повисло гнетущее молчание. Эл предупреждал Фила, чтобы он не сорил деньгами и не залезал в постоянные долги, но Фил лишь отмахивался от него. «Мне нравится жить в долг, – говорил он. – Это заставляет меня шевелиться и лучше работать». Эл не знал, как теперь будет жить вдова Фила.
– Ну что ж, – храбро сказала Элен, все еще не придя в себя от шока. – Я выросла в бедной семье. Думаю, мне придется привыкнуть к этому снова. Найду работу, как-нибудь справлюсь. – У нее из ума не выходила дорогая подзорная труба, которую она подарила Бренде на день рождения. Счет за нее еще не пришел, и с самого дня рождения Бренда ни разу к ней не притронулась.
Элен подошла к обшарпанной двери кабинета с тусклым матовым стеклом и сделала грустный неопределенный жест рукой, который должен был означать «до свидания». Она хотела что-то сказать, но не нашла слов. Элен уже повернулась к двери, когда ей пришла внезапная мысль. Она обернулась к Элу.
– Вы оплачивали счета с момента смерти Фила, – вдруг сказала она. – Откуда же вы брали деньги?
– Льюис Сван прислал нам чек. Он сказал, что это премия Фила за последний квартал.
Вернувшись домой, Элен первым делом написала Лью записку, в которой просила его подождать и обещала вернуть долг. Она поблагодарила его за то, что он выслал Элу чек на сумму последней премии.
Элен завершила свое послание официальным «искренне ваша».
Когда Элен отправила письмо, она пожалела, что оно получилось таким сухим и казенным, но переделывать что-либо было уже поздно.
5
– Нет, я умею печатать и не знаю стенографии, – сказала Элен на собеседовании в первом агентстве по трудоустройству. Беседу проводила блондинка, которая выглядела как Джейн Мэнсфилд и была не более обаятельна, чем Адольф Гитлер. – Нет, я не знакома с делопроизводством и не имею опыта работы в конторе.
Не успела Элен ответить на последний вопрос, а Джейн-Адольф уже нажала на кнопку с тем, чтобы секретарь вызвала следующего претендента.
Элен была счастлива вырваться из душного кабинета. Она решила, что если она хочет получить работу – а ей это было просто необходимо, – то на следующем собеседовании ей надо быть более уверенной и агрессивной. Вместо того, чтобы покорно дожидаться вопросов, надо самой рассказать о том, что у нее есть, не бог весть какой, но все же опыт работы.
– Два лета подряд я работала во французском ресторане в Кейпе, – сказала Элен агенту, который составлял весь персонал агентства по трудоустройству. Он был высоким тучным мужчиной и на протяжении всей беседы постоянно жевал бутерброды с луком. – А когда училась в колледже, – продолжала Элен, – я работала в загородном кафе. Сначала я была официанткой, а потом помогала на кухне. К концу работы я стала шефом по приготовлению соусов.
Она явно преувеличивала, но при данных обстоятельcтвах это было простительно. На самом деле однажды Элен подменила шефа во время одного из его трехдневных запоев. Хозяин ресторанчика сказал, что ее соусы даже лучше, чем соусы шефа, и с тех пор в основном она готовила соусы, при этом, конечно, не имея ни зарплаты, ни звания шефа.
– Мне очень жаль, но вакансий во французских ресторанах у нас нет, – сказал агент с искренним сожалением. – На моей памяти такой вакансии никогда и не было. А как насчет домовой кухни? Такая работа могла бы вас заинтересовать? – Он незаметно (во всяком случае, как он считал) рыгнул, прикрыв рот изящной ручкой, удивительно не соответствующей его грузной фигуре.
– Да, – кивнула Элен. Ей нравилось все, что касалось готовки. Кухня была тем местом, где она всегда чувствовала себя счастливой, когда на всех конфорках что-то кипело и жарилось, а она помешивала, пробовала, добавляла приправы. Элен любил готовить куда больше, чем есть.
– Вы будете помощником начальника. Вам надо будет готовить, отвечать на телефонные звонки, вести переговоры с клиентами, – объяснил он, доставая из картотеки нужную карточку. – Тридцать пять долларов в неделю. Хотите поехать и познакомиться с делом? Это в Скарсдейле.
Тридцать пять долларов в неделю! Это же ничто! Но Элен решила поговорить с хозяином кухни на дому. Все-таки это хоть какая-то возможность. В течение недели она обошла множество агентств по трудоустройству, и все напрасно. В каждом агентстве ей напоминали, что у нее нет квалификации. Ей предлагали пойти на курсы секретарш и научиться печатать. Ей советовали познакомиться с делопроизводством или закончить курсы косметологов, но никто не подсказал, как прокормить себя и своих детей, пока она будет учиться.
Тридцать пять долларов в неделю? Должно быть, это не полный рабочий день, осенило Элен. Наверное, агент просто забыл ей об этом сказать.
Русская по происхождению, графиня Тамара была высокого роста. Классический темный костюм и белая шелковая блузка сидели на ней безупречно. Длинные ногти были покрыты алым лаком. Она курила тонкую сигарету в изящном длинном мундштуке. Вся беседа состояла из нескольких вопросов. Кто были родители Элен, родители ее мужа, в какую школу она ходила, членом каких клубов состояла и где покупала одежду. Ни один из ответов Элен ей не понравился.
– Я ищу помощницу, которая смогла бы вдохнуть жизнь в мое дело. Кого-нибудь со связями в обществе, – сказала она хрипловатым голосом.
– Я хорошо готовлю, – сказала Элен, оглядывая элегантный, со вкусом украшенный магазинчик, находящийся в самом лучшем районе Скарсдейла. Баночки с трюфелями, красиво упакованные коробки шоколада, тонкие ломтики осетрины, горки аппетитных паштетов и лоточек с черной икрой, гордо выставленные в витрине. «Как будто находишься внутри шкатулки с драгоценностями, – подумала Элен. – С той только разницей, что драгоценности съедобные».
– Ну… – с сомнением проговорила графиня.
– Вы не пожалеете, – с жаром продолжила Элен. – Мне так хочется работать у вас. – Ей никогда не приходилось встречать титулованных особ. Графиня Тамара произвела на нее неизгладимое впечатление и своим своеобразным выговором, и одеждой (Элен сразу узнала костюм из журнала «Вог»), и даже своим ростом. Другая женщина стеснялась бы своего высокого роста, а графиня, казалось, считала рост одним из своих несомненных достоинств. Элен обратила внимание, что графиня носит туфли на высоченных шпильках. Ничего удивительного, что ее дело процветало, посетители, вероятно, робели перед ней так же, как сейчас Элен.
– Я могла бы взять вас только с испытательным сроком, – с сомнением сказала графиня. – Я должна быть уверена, что вы справитесь.
– Да, конечно, – поспешно согласилась Элен, – я не против испытательного срока.
– Хорошо! – кивнула графиня. – Можете приступить к работе завтра. Рабочий день с восьми до шести. Выходной в воскресенье. Вы будете получать двадцать пять долларов в неделю.
Элен не смогла скрыть своего отчаяния. Губы ее задрожали.
– В агентстве мне сказали, что я буду получать тридцать пять, – сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно тверже и увереннее.
– Двадцать семь? – предложила графиня, маленькими глотками отпивая крепкий чай из стакана в филигранном серебряном подстаканнике. – Из дворца в Петербурге. Он принадлежал еще моей бабке, – сказала она, заметив взгляд Элен.
– Двадцать семь! Это возмутительно! – воскликнула Элен, теряя самообладание. – Минимальная оплата, на которую я могу согласиться – доллар в час!
В холодных голубых глазах графини вспыхнуло негодование на дерзость Элен.
– Двадцать восемь с половиной, – милостиво согласившись, промурлыкала графиня, – но это мое последнее слово.
– Я не могу работать за двадцать восемь с половиной, – покачала головой Элен. Ее охватило такое огорчение и разочарование, что она даже не сочла нужным упомянуть, что надеялась на два выходных в неделю. – Я не девочка, ищущая работу для развлечения. Я – вдова, и мне надо содержать детей.
– Очень жаль, – с искренним сожалением произнесла графиня, понимая, что скорее всего придется нанимать какую-нибудь девчоночку из школы, которая ничего не смыслит в деле, но будет с радостью работать и за двадцать семь долларов, только плати наличными. – Бедняжка! Вы такая молоденькая.
Она поставила стакан, подошла к холодильнику, и достав изящную вазочку с шоколадным муссом, протянула ее Элен. – Если вдруг передумаете, дайте мне знать.
– Хорошо, – сказала Элен поникшим голосом. Она поблагодарила графиню за мусс. – Но я не передумаю. Во всяком случае, если вы не пересмотрите мое жалованье. Я хочу получать тридцать пять долларов в неделю, ровно столько, сколько вы объявили в агентстве.
– Я уже сказала вам, двадцать восемь и пятьдесят центов, – раздраженно сказала графиня и, понизив голос, добавила, – наличными, без ведомостей. Это мое последнее слово.
Графиня Тамара выговаривала «р» по-русски. Элен подумала, что наверное так же говорили во дворце в Петербурге. А торговаться графиня умела так, как торгуются только на восточных базарах.
– Графиня, но ведь это Скарсдейл, – напомнила Элен.
– Увы, – вздохнув, покачала головой графиня. – Мне об этом постоянно напоминают, но я так же постоянно забываю об этом.
Элен вышла из изысканного магазинчика, но несмотря на то, что этот визит оказался пустой тратой времени, ей чем-то понравилась старая грабительница. «Как ни забавна эта встреча, она не даст средств к существованию ни мне, ни детям», – с грустью подумала Элен. Она не предполагала, что найти работу будет так сложно, и ее постигнет столько неудач. Ей стало страшно.
«Мой десерт все равно вкуснее, – мстительно подумала Элен, вспомнив мусс графини. – Но откуда ей знать об этом!»
Элен дала объявление о продаже дома.
– Просите тридцать пять, а соглашайтесь на тридцать две, – серьезно посоветовала ей первая женщина-маклер с крашеной рыжей шевелюрой и зажатой в уголке ярко намалеванного рта сигаретой.
– Я собираюсь попросить тридцать пять, – начала Элен в разговоре со вторым маклером, элегантным мужчиной в коричневом костюме и желтой жилетке.
– Не вздумайте продешевить, – возразил он. – Надо учитывать психологию покупателя. Я бы начал с тридцати восьми.
Третий маклер оказался растрепанной домохозяйкой, чей муж не без успеха сражался с бутылочкой. В деле она не смыслила ровным счетом ничего.
– Откуда мне знать, сколько вам запросить? Это ваш дом, а не мой, вы и назначайте цену, – сказала она.
Элен на минутку задумалась, а потом решилась.
– Тридцать восемь. Я запрошу тридцать восемь.
Кто знает, может быть, ей удастся выручить эту сумму? Тогда она могла бы позволить себе снять квартиру чуть попросторнее, после того как дом будет продан. Дом, который она украшала с такой любовью. Дом, где жили они с Филом. Дом, в котором они мечтали растить своих детей. Элен старалась не думать об этом. Она старалась не давать волю слезам, ведь другого выхода не было.
Сразу после встречи с Элом Элен отвезла желтый «бьюик» на распродажу подержанных машин. Пятьсот долларов, которые она получила, были ничтожной суммой, но торговец поспешил заверить ее, что машины с открывающимся верхом сейчас не в моде. От них одна морока. Нынче все желают иметь в машине кондиционер. Элен была слишком напугана, чтобы спорить. Она взяла пятьсот долларов и побрела прочь, чувствуя себя униженной, как-будто ее изваляли в грязи.
Вместе с тысячей долларов, которые она нашла в ящике стола, теперь у нее было пятнадцать сотен. При бережливом подходе на эти деньги можно было протянуть месяцев пять.
Тем временем Элен продолжала поиски работы.
Она зарегистрировалась в каждом агентстве по трудоустройству в Уэстчестер Каунти и откликалась на любое объявление о найме квалифицированной помощницы, даже если условия казались совершенно неприемлемыми. Каждое утро, проводив детей в школу, прежде чем отправляться на поиски работы, Элен вычищала в доме каждую пылинку, на случай, если вдруг заглянет какой-нибудь покупатель.
Элен не замечала, как мало-помалу убывает ее энергия по мере того, как она осознает всю жестокость реальности, представшей перед ней.
В течение следующих месяцев Элен бросалась от надежды к отчаянию и снова к надежде.
– Краска на плинтусах облупилась, – обходя дом, брезгливо морщилась одна из покупательниц, дистрофичная мать троих детей. – А в ванной просто отвратительное пятно. Я и представить себе не могу, чтобы мой муж жил в такой халупе. – Она говорила так, словно находилась в родстве с самой английской королевой, а Элен была не более, чем пустым местом.
– Оранжевые обои в комнате мальчика. Какая безвкусица! – фыркнула другая покупательница, увидев обои с футболистами, которые Денни выбрал сам и очень любил. Она тоже вела себя так, словно Элен не было рядом, словно Элен была глухая или тупая, или ей платили за то, чтобы выслушивать гадости.
– Мне ужасно нравится! Дом такой чистенький, и в нем так много воздуха! И потом, вид на лес просто изумительный, – восклицала молоденькая женщина. – Я знаю, Джек тоже будет в восторге!
Джек пришел посмотреть дом на следующее утро.
– Мне нравится, – сказал он Элен. – Дом отличный. Как раз то, что мы искали.
Через день он позвонил и предложил двадцать восемь тысяч.
– Нет, – отказала Элен маклеру-домохозяйке, которой не терпелось заключить сделку. – За эту сумму я не продам. Подождем, пока Джек набавит цену.
– Забудем об этом, – сказал Джек, и больше Элен его не видела.
Были и другие предложения.
Покупатели, уверявшие, что непременно внесут задаток, исчезали с концами. Те, кто обещал вернуться, никогда не показывались снова. Однажды Элен почти удалось подписать все документы, но в последний момент покупательница передумала.
Продажа недвижимости была для Элен ненавистна. Элен терпеть не могла, когда маклеры говорили о «продаже дома». Ее раздражал подтекст этой фразы. Она продавала не дом, а недвижимость. И точка.
На поприще поиска работы ее тоже ждали неудачи и огорчения.
Юрист по делам о разводе предложил Элен работу регистратора, но его взгляд и руки ясно говорили о том, что одновременно ей придется играть роль девушки на ночь. В конторе, занимающейся продажей земельных участков, был нужен секретарь на телефоне. Сначала Элен с надеждой ухватилась за эту работу, тем более, что помимо жалованья были обещаны комиссионные. Но, увы, работа потеряла привлекательность, когда оказалось, что Элен должна быть прикована к телефону в течение двенадцати часов в день. Она попыталась устроиться официанткой, но часы наплыва посетителей в ресторанах совпадали с теми часами, когда дети больше всего нуждались в ее обществе. Ее почти приняли регистратором стоматолога, но она потеряла место, потому что молоденькая девушка согласилась работать за меньшую плату. Наконец, она нашла работу корректора в компании, издающей телефонные справочники. Работа казалась идеальной во всех отношениях, но, к сожалению, компания разорилась за три дня до того, как Элен приступила к своим обязанностям.
Элен не понимала, как женщины, попавшие в такое же положение, как она, умудряются выжить без мужчины. Но, оглядываясь вокруг, она не видела женщин, оказавшихся в подобной ситуации. Наверное, если они и существовали, то были такими же незаметными, как она, ведь всем ее знакомым было не до нее. Замужние дамы были поглощены заботами о доме, мужьях и детях. Женщины из телесериалов, кино, светской хроники тоже были за спиной у мужчин. У Люси был Дези, у Мэмми – Ив, у Симоны Синьоре, игравшей в «Пути наверх» стареющую женщину, был Лоренс Харви. Единственная героиня, которая, подобно Элен, осталась одна без средств к существованию, была Скарлетт, но ведь и у Скарлетт был в конце концов Ретт.
Не успела Элен ответить на последний вопрос, а Джейн-Адольф уже нажала на кнопку с тем, чтобы секретарь вызвала следующего претендента.
Элен была счастлива вырваться из душного кабинета. Она решила, что если она хочет получить работу – а ей это было просто необходимо, – то на следующем собеседовании ей надо быть более уверенной и агрессивной. Вместо того, чтобы покорно дожидаться вопросов, надо самой рассказать о том, что у нее есть, не бог весть какой, но все же опыт работы.
– Два лета подряд я работала во французском ресторане в Кейпе, – сказала Элен агенту, который составлял весь персонал агентства по трудоустройству. Он был высоким тучным мужчиной и на протяжении всей беседы постоянно жевал бутерброды с луком. – А когда училась в колледже, – продолжала Элен, – я работала в загородном кафе. Сначала я была официанткой, а потом помогала на кухне. К концу работы я стала шефом по приготовлению соусов.
Она явно преувеличивала, но при данных обстоятельcтвах это было простительно. На самом деле однажды Элен подменила шефа во время одного из его трехдневных запоев. Хозяин ресторанчика сказал, что ее соусы даже лучше, чем соусы шефа, и с тех пор в основном она готовила соусы, при этом, конечно, не имея ни зарплаты, ни звания шефа.
– Мне очень жаль, но вакансий во французских ресторанах у нас нет, – сказал агент с искренним сожалением. – На моей памяти такой вакансии никогда и не было. А как насчет домовой кухни? Такая работа могла бы вас заинтересовать? – Он незаметно (во всяком случае, как он считал) рыгнул, прикрыв рот изящной ручкой, удивительно не соответствующей его грузной фигуре.
– Да, – кивнула Элен. Ей нравилось все, что касалось готовки. Кухня была тем местом, где она всегда чувствовала себя счастливой, когда на всех конфорках что-то кипело и жарилось, а она помешивала, пробовала, добавляла приправы. Элен любил готовить куда больше, чем есть.
– Вы будете помощником начальника. Вам надо будет готовить, отвечать на телефонные звонки, вести переговоры с клиентами, – объяснил он, доставая из картотеки нужную карточку. – Тридцать пять долларов в неделю. Хотите поехать и познакомиться с делом? Это в Скарсдейле.
Тридцать пять долларов в неделю! Это же ничто! Но Элен решила поговорить с хозяином кухни на дому. Все-таки это хоть какая-то возможность. В течение недели она обошла множество агентств по трудоустройству, и все напрасно. В каждом агентстве ей напоминали, что у нее нет квалификации. Ей предлагали пойти на курсы секретарш и научиться печатать. Ей советовали познакомиться с делопроизводством или закончить курсы косметологов, но никто не подсказал, как прокормить себя и своих детей, пока она будет учиться.
Тридцать пять долларов в неделю? Должно быть, это не полный рабочий день, осенило Элен. Наверное, агент просто забыл ей об этом сказать.
Русская по происхождению, графиня Тамара была высокого роста. Классический темный костюм и белая шелковая блузка сидели на ней безупречно. Длинные ногти были покрыты алым лаком. Она курила тонкую сигарету в изящном длинном мундштуке. Вся беседа состояла из нескольких вопросов. Кто были родители Элен, родители ее мужа, в какую школу она ходила, членом каких клубов состояла и где покупала одежду. Ни один из ответов Элен ей не понравился.
– Я ищу помощницу, которая смогла бы вдохнуть жизнь в мое дело. Кого-нибудь со связями в обществе, – сказала она хрипловатым голосом.
– Я хорошо готовлю, – сказала Элен, оглядывая элегантный, со вкусом украшенный магазинчик, находящийся в самом лучшем районе Скарсдейла. Баночки с трюфелями, красиво упакованные коробки шоколада, тонкие ломтики осетрины, горки аппетитных паштетов и лоточек с черной икрой, гордо выставленные в витрине. «Как будто находишься внутри шкатулки с драгоценностями, – подумала Элен. – С той только разницей, что драгоценности съедобные».
– Ну… – с сомнением проговорила графиня.
– Вы не пожалеете, – с жаром продолжила Элен. – Мне так хочется работать у вас. – Ей никогда не приходилось встречать титулованных особ. Графиня Тамара произвела на нее неизгладимое впечатление и своим своеобразным выговором, и одеждой (Элен сразу узнала костюм из журнала «Вог»), и даже своим ростом. Другая женщина стеснялась бы своего высокого роста, а графиня, казалось, считала рост одним из своих несомненных достоинств. Элен обратила внимание, что графиня носит туфли на высоченных шпильках. Ничего удивительного, что ее дело процветало, посетители, вероятно, робели перед ней так же, как сейчас Элен.
– Я могла бы взять вас только с испытательным сроком, – с сомнением сказала графиня. – Я должна быть уверена, что вы справитесь.
– Да, конечно, – поспешно согласилась Элен, – я не против испытательного срока.
– Хорошо! – кивнула графиня. – Можете приступить к работе завтра. Рабочий день с восьми до шести. Выходной в воскресенье. Вы будете получать двадцать пять долларов в неделю.
Элен не смогла скрыть своего отчаяния. Губы ее задрожали.
– В агентстве мне сказали, что я буду получать тридцать пять, – сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно тверже и увереннее.
– Двадцать семь? – предложила графиня, маленькими глотками отпивая крепкий чай из стакана в филигранном серебряном подстаканнике. – Из дворца в Петербурге. Он принадлежал еще моей бабке, – сказала она, заметив взгляд Элен.
– Двадцать семь! Это возмутительно! – воскликнула Элен, теряя самообладание. – Минимальная оплата, на которую я могу согласиться – доллар в час!
В холодных голубых глазах графини вспыхнуло негодование на дерзость Элен.
– Двадцать восемь с половиной, – милостиво согласившись, промурлыкала графиня, – но это мое последнее слово.
– Я не могу работать за двадцать восемь с половиной, – покачала головой Элен. Ее охватило такое огорчение и разочарование, что она даже не сочла нужным упомянуть, что надеялась на два выходных в неделю. – Я не девочка, ищущая работу для развлечения. Я – вдова, и мне надо содержать детей.
– Очень жаль, – с искренним сожалением произнесла графиня, понимая, что скорее всего придется нанимать какую-нибудь девчоночку из школы, которая ничего не смыслит в деле, но будет с радостью работать и за двадцать семь долларов, только плати наличными. – Бедняжка! Вы такая молоденькая.
Она поставила стакан, подошла к холодильнику, и достав изящную вазочку с шоколадным муссом, протянула ее Элен. – Если вдруг передумаете, дайте мне знать.
– Хорошо, – сказала Элен поникшим голосом. Она поблагодарила графиню за мусс. – Но я не передумаю. Во всяком случае, если вы не пересмотрите мое жалованье. Я хочу получать тридцать пять долларов в неделю, ровно столько, сколько вы объявили в агентстве.
– Я уже сказала вам, двадцать восемь и пятьдесят центов, – раздраженно сказала графиня и, понизив голос, добавила, – наличными, без ведомостей. Это мое последнее слово.
Графиня Тамара выговаривала «р» по-русски. Элен подумала, что наверное так же говорили во дворце в Петербурге. А торговаться графиня умела так, как торгуются только на восточных базарах.
– Графиня, но ведь это Скарсдейл, – напомнила Элен.
– Увы, – вздохнув, покачала головой графиня. – Мне об этом постоянно напоминают, но я так же постоянно забываю об этом.
Элен вышла из изысканного магазинчика, но несмотря на то, что этот визит оказался пустой тратой времени, ей чем-то понравилась старая грабительница. «Как ни забавна эта встреча, она не даст средств к существованию ни мне, ни детям», – с грустью подумала Элен. Она не предполагала, что найти работу будет так сложно, и ее постигнет столько неудач. Ей стало страшно.
«Мой десерт все равно вкуснее, – мстительно подумала Элен, вспомнив мусс графини. – Но откуда ей знать об этом!»
Элен дала объявление о продаже дома.
– Просите тридцать пять, а соглашайтесь на тридцать две, – серьезно посоветовала ей первая женщина-маклер с крашеной рыжей шевелюрой и зажатой в уголке ярко намалеванного рта сигаретой.
– Я собираюсь попросить тридцать пять, – начала Элен в разговоре со вторым маклером, элегантным мужчиной в коричневом костюме и желтой жилетке.
– Не вздумайте продешевить, – возразил он. – Надо учитывать психологию покупателя. Я бы начал с тридцати восьми.
Третий маклер оказался растрепанной домохозяйкой, чей муж не без успеха сражался с бутылочкой. В деле она не смыслила ровным счетом ничего.
– Откуда мне знать, сколько вам запросить? Это ваш дом, а не мой, вы и назначайте цену, – сказала она.
Элен на минутку задумалась, а потом решилась.
– Тридцать восемь. Я запрошу тридцать восемь.
Кто знает, может быть, ей удастся выручить эту сумму? Тогда она могла бы позволить себе снять квартиру чуть попросторнее, после того как дом будет продан. Дом, который она украшала с такой любовью. Дом, где жили они с Филом. Дом, в котором они мечтали растить своих детей. Элен старалась не думать об этом. Она старалась не давать волю слезам, ведь другого выхода не было.
Сразу после встречи с Элом Элен отвезла желтый «бьюик» на распродажу подержанных машин. Пятьсот долларов, которые она получила, были ничтожной суммой, но торговец поспешил заверить ее, что машины с открывающимся верхом сейчас не в моде. От них одна морока. Нынче все желают иметь в машине кондиционер. Элен была слишком напугана, чтобы спорить. Она взяла пятьсот долларов и побрела прочь, чувствуя себя униженной, как-будто ее изваляли в грязи.
Вместе с тысячей долларов, которые она нашла в ящике стола, теперь у нее было пятнадцать сотен. При бережливом подходе на эти деньги можно было протянуть месяцев пять.
Тем временем Элен продолжала поиски работы.
Она зарегистрировалась в каждом агентстве по трудоустройству в Уэстчестер Каунти и откликалась на любое объявление о найме квалифицированной помощницы, даже если условия казались совершенно неприемлемыми. Каждое утро, проводив детей в школу, прежде чем отправляться на поиски работы, Элен вычищала в доме каждую пылинку, на случай, если вдруг заглянет какой-нибудь покупатель.
Элен не замечала, как мало-помалу убывает ее энергия по мере того, как она осознает всю жестокость реальности, представшей перед ней.
В течение следующих месяцев Элен бросалась от надежды к отчаянию и снова к надежде.
– Краска на плинтусах облупилась, – обходя дом, брезгливо морщилась одна из покупательниц, дистрофичная мать троих детей. – А в ванной просто отвратительное пятно. Я и представить себе не могу, чтобы мой муж жил в такой халупе. – Она говорила так, словно находилась в родстве с самой английской королевой, а Элен была не более, чем пустым местом.
– Оранжевые обои в комнате мальчика. Какая безвкусица! – фыркнула другая покупательница, увидев обои с футболистами, которые Денни выбрал сам и очень любил. Она тоже вела себя так, словно Элен не было рядом, словно Элен была глухая или тупая, или ей платили за то, чтобы выслушивать гадости.
– Мне ужасно нравится! Дом такой чистенький, и в нем так много воздуха! И потом, вид на лес просто изумительный, – восклицала молоденькая женщина. – Я знаю, Джек тоже будет в восторге!
Джек пришел посмотреть дом на следующее утро.
– Мне нравится, – сказал он Элен. – Дом отличный. Как раз то, что мы искали.
Через день он позвонил и предложил двадцать восемь тысяч.
– Нет, – отказала Элен маклеру-домохозяйке, которой не терпелось заключить сделку. – За эту сумму я не продам. Подождем, пока Джек набавит цену.
– Забудем об этом, – сказал Джек, и больше Элен его не видела.
Были и другие предложения.
Покупатели, уверявшие, что непременно внесут задаток, исчезали с концами. Те, кто обещал вернуться, никогда не показывались снова. Однажды Элен почти удалось подписать все документы, но в последний момент покупательница передумала.
Продажа недвижимости была для Элен ненавистна. Элен терпеть не могла, когда маклеры говорили о «продаже дома». Ее раздражал подтекст этой фразы. Она продавала не дом, а недвижимость. И точка.
На поприще поиска работы ее тоже ждали неудачи и огорчения.
Юрист по делам о разводе предложил Элен работу регистратора, но его взгляд и руки ясно говорили о том, что одновременно ей придется играть роль девушки на ночь. В конторе, занимающейся продажей земельных участков, был нужен секретарь на телефоне. Сначала Элен с надеждой ухватилась за эту работу, тем более, что помимо жалованья были обещаны комиссионные. Но, увы, работа потеряла привлекательность, когда оказалось, что Элен должна быть прикована к телефону в течение двенадцати часов в день. Она попыталась устроиться официанткой, но часы наплыва посетителей в ресторанах совпадали с теми часами, когда дети больше всего нуждались в ее обществе. Ее почти приняли регистратором стоматолога, но она потеряла место, потому что молоденькая девушка согласилась работать за меньшую плату. Наконец, она нашла работу корректора в компании, издающей телефонные справочники. Работа казалась идеальной во всех отношениях, но, к сожалению, компания разорилась за три дня до того, как Элен приступила к своим обязанностям.
Элен не понимала, как женщины, попавшие в такое же положение, как она, умудряются выжить без мужчины. Но, оглядываясь вокруг, она не видела женщин, оказавшихся в подобной ситуации. Наверное, если они и существовали, то были такими же незаметными, как она, ведь всем ее знакомым было не до нее. Замужние дамы были поглощены заботами о доме, мужьях и детях. Женщины из телесериалов, кино, светской хроники тоже были за спиной у мужчин. У Люси был Дези, у Мэмми – Ив, у Симоны Синьоре, игравшей в «Пути наверх» стареющую женщину, был Лоренс Харви. Единственная героиня, которая, подобно Элен, осталась одна без средств к существованию, была Скарлетт, но ведь и у Скарлетт был в конце концов Ретт.