Страница:
— Просто спросила...
— Может, вам нужно остаться наедине? — подала голос Джули.
— Нет-нет, останься, — поспешно возразила Сью.
Хэкет был несколько разочарован.
— Сью, я хотел бы, чтобы в следующий мой приезд ты посмотрела дом.
— А что говорил директор об учителе, который прежде там жил? — поинтересовалась Джули.
— Да почти ничего, — ухмыльнулся Хэкет.
Едва заметно покачав головой, Джули уставилась в свою чашку.
— А что? — спросил Хэкет, немного удивленный выражением ее лица.
— Возможно, мне не следует об этом говорить, но я полагаю, он должен был сказать тебе... Каждый может тебе об этом рассказать. Все газеты писали. Сенсация. Полиция так и не выяснила, почему он это сделал.
— Сделал — что? — Сью взглянула на сестру.
— Однажды ночью он, должно быть, помешался... Схватил ружье, убил жену и сына, а потом вставил себе в рот ружейный ствол и застрелился.
Глава 38
Глава 39
Глава 40
Глава 41
Глава 42
Глава 43
— Может, вам нужно остаться наедине? — подала голос Джули.
— Нет-нет, останься, — поспешно возразила Сью.
Хэкет был несколько разочарован.
— Сью, я хотел бы, чтобы в следующий мой приезд ты посмотрела дом.
— А что говорил директор об учителе, который прежде там жил? — поинтересовалась Джули.
— Да почти ничего, — ухмыльнулся Хэкет.
Едва заметно покачав головой, Джули уставилась в свою чашку.
— А что? — спросил Хэкет, немного удивленный выражением ее лица.
— Возможно, мне не следует об этом говорить, но я полагаю, он должен был сказать тебе... Каждый может тебе об этом рассказать. Все газеты писали. Сенсация. Полиция так и не выяснила, почему он это сделал.
— Сделал — что? — Сью взглянула на сестру.
— Однажды ночью он, должно быть, помешался... Схватил ружье, убил жену и сына, а потом вставил себе в рот ружейный ствол и застрелился.
Глава 38
Илейн Крэйвен сидела перед кабинетом врача.
Потоки солнечного света, вливаясь в широкие окна, бросали яркие блики на белые стены комнаты. Илейн смотрела по сторонам и всякий раз, поймав на себе взгляд секретарши, улыбалась ей. Илейн взглянула на часы, висевшие над столом: доктор Кёртис должен был принять ее через пять минут. Она попыталась осторожно переменить положение левой руки в надежде, что уменьшится боль. Однако это нисколько не помогло — острая боль вновь пронзила предплечье.
— Что у вас с рукой? — спросила секретарша.
— Да так, несчастный случай, — небрежно обронила пациентка, пожав плечами, что вызвало новый приступ боли.
Женщины заговорили о погоде. Однако секретарше быстро наскучила метеорологическая тема, и она завела речь о другом.
— Как ваша семья? У вас ведь один мальчик? — спросила она у посетительницы.
Илейн кивнула.
— Да, Филип. С ним все в порядке. С мужем тоже. Это только со мной вечно происходят какие-нибудь дурацкие истории. — Она кивком указала на перевязанную руку, заодно как бы напоминая о цели своего визита.
Раздался громкий гудок селектора, установленного прямо перед секретаршей. Она щелкнула выключателем.
— Попросите ко мне миссис Крэйвен, пожалуйста. — Динамик придавал голосу Кёртиса металлическое звучание, словно говорил робот, а не живой человек.
Илейн, еще раз улыбнувшись секретарше, направилась к двери с надписью: «Без приглашения не входить». За дверью находился короткий коридорчик, ведущий к следующей двери. Она постучала и вошла.
При виде посетительницы Эдвард Кёртис улыбнулся. Пригласив ее сесть, он тотчас кивнул на перевязанную руку.
— Надеюсь, ваши домашние чувствуют себя лучше, чем вы, Илейн, — произнес он, поднимаясь со стула. — Что с вами случилось?
— Несчастный случай. Чистейшая случайность. — Она взглянула на Кёртиса, и он заметил, что в глазах ее промелькнуло что-то похожее на страх.
— Дайте-ка взглянуть, — сказал доктор.
Она положила перед ним на стол свою руку. С необычайной осторожностью Кёртис принялся разматывать бинты, извиняясь всякий раз, когда Илейн вскрикивала от боли. Размотав последний виток бинта, он увидел два больших ватных тампона, закрывавших ее предплечье. Он взял с подноса пинцет. Поддев им край ватного тампона, аккуратно отогнул его.
— Боже правый! — пробормотал он, открывая рану. — Как это вас угораздило?
На предплечье в нескольких местах отсутствовал кожный покров. Причем кожа не стерлась, а была содрана клочьями. Кёртис увидел скопления белесого гноя на месте вырванного с мясом клочка кожи.
Вторая рана выглядела еще хуже. Сняв тампон, доктор невольно вздрогнул. Часть мышцы у локтевого сгиба оказалась вырванной, и сквозь переплетение обнаженных мускулов проглядывала кость. По краям раны скопился гной, густой и многослойный, частично просочившийся в рану.
Он сурово взглянул на Илейн.
— Когда это случилось?
— Два дня назад.
— Почему вы меня не вызвали?! — рявкнул Кёртис. — Еще кто-нибудь пострадал?
Женщина покачала головой. Лицо ее исказилось от боли, когда он принялся за обработку ран.
— Я понимаю, что сама виновата, — сказала Илейн. — Я знала, что это время приближается. Мне следовало связаться с вами, но он вроде был в полном порядке.
Кёртис снял слой гноя и бросил в урну использованный тампон.
— Учтите: лечение должно проводиться регулярно, — проговорил доктор, обрабатывая другую рану. — Как мальчик?
— Беспокоен, — ответила она, немного помолчав.
— Завтра же приведите его ко мне. Пока еще что-нибудь не случилось.
Он выразительно взглянул на ее плечо. Илейн кивнула, наблюдая за тем, как он заново перебинтовывает рану. Минуту спустя, осторожно просунув левую руку в рукав, она надела пальто и направилась к выходу.
— Не забудьте же, — напомнил ей Кёртис.
Снова кивнув, она открыла дверь.
Потоки солнечного света, вливаясь в широкие окна, бросали яркие блики на белые стены комнаты. Илейн смотрела по сторонам и всякий раз, поймав на себе взгляд секретарши, улыбалась ей. Илейн взглянула на часы, висевшие над столом: доктор Кёртис должен был принять ее через пять минут. Она попыталась осторожно переменить положение левой руки в надежде, что уменьшится боль. Однако это нисколько не помогло — острая боль вновь пронзила предплечье.
— Что у вас с рукой? — спросила секретарша.
— Да так, несчастный случай, — небрежно обронила пациентка, пожав плечами, что вызвало новый приступ боли.
Женщины заговорили о погоде. Однако секретарше быстро наскучила метеорологическая тема, и она завела речь о другом.
— Как ваша семья? У вас ведь один мальчик? — спросила она у посетительницы.
Илейн кивнула.
— Да, Филип. С ним все в порядке. С мужем тоже. Это только со мной вечно происходят какие-нибудь дурацкие истории. — Она кивком указала на перевязанную руку, заодно как бы напоминая о цели своего визита.
Раздался громкий гудок селектора, установленного прямо перед секретаршей. Она щелкнула выключателем.
— Попросите ко мне миссис Крэйвен, пожалуйста. — Динамик придавал голосу Кёртиса металлическое звучание, словно говорил робот, а не живой человек.
Илейн, еще раз улыбнувшись секретарше, направилась к двери с надписью: «Без приглашения не входить». За дверью находился короткий коридорчик, ведущий к следующей двери. Она постучала и вошла.
При виде посетительницы Эдвард Кёртис улыбнулся. Пригласив ее сесть, он тотчас кивнул на перевязанную руку.
— Надеюсь, ваши домашние чувствуют себя лучше, чем вы, Илейн, — произнес он, поднимаясь со стула. — Что с вами случилось?
— Несчастный случай. Чистейшая случайность. — Она взглянула на Кёртиса, и он заметил, что в глазах ее промелькнуло что-то похожее на страх.
— Дайте-ка взглянуть, — сказал доктор.
Она положила перед ним на стол свою руку. С необычайной осторожностью Кёртис принялся разматывать бинты, извиняясь всякий раз, когда Илейн вскрикивала от боли. Размотав последний виток бинта, он увидел два больших ватных тампона, закрывавших ее предплечье. Он взял с подноса пинцет. Поддев им край ватного тампона, аккуратно отогнул его.
— Боже правый! — пробормотал он, открывая рану. — Как это вас угораздило?
На предплечье в нескольких местах отсутствовал кожный покров. Причем кожа не стерлась, а была содрана клочьями. Кёртис увидел скопления белесого гноя на месте вырванного с мясом клочка кожи.
Вторая рана выглядела еще хуже. Сняв тампон, доктор невольно вздрогнул. Часть мышцы у локтевого сгиба оказалась вырванной, и сквозь переплетение обнаженных мускулов проглядывала кость. По краям раны скопился гной, густой и многослойный, частично просочившийся в рану.
Он сурово взглянул на Илейн.
— Когда это случилось?
— Два дня назад.
— Почему вы меня не вызвали?! — рявкнул Кёртис. — Еще кто-нибудь пострадал?
Женщина покачала головой. Лицо ее исказилось от боли, когда он принялся за обработку ран.
— Я понимаю, что сама виновата, — сказала Илейн. — Я знала, что это время приближается. Мне следовало связаться с вами, но он вроде был в полном порядке.
Кёртис снял слой гноя и бросил в урну использованный тампон.
— Учтите: лечение должно проводиться регулярно, — проговорил доктор, обрабатывая другую рану. — Как мальчик?
— Беспокоен, — ответила она, немного помолчав.
— Завтра же приведите его ко мне. Пока еще что-нибудь не случилось.
Он выразительно взглянул на ее плечо. Илейн кивнула, наблюдая за тем, как он заново перебинтовывает рану. Минуту спустя, осторожно просунув левую руку в рукав, она надела пальто и направилась к выходу.
— Не забудьте же, — напомнил ей Кёртис.
Снова кивнув, она открыла дверь.
Глава 39
Когда он покидал Хинкстон, солнце клонилось к закату. Въехал же в предместье Лондона в сумерки.
Хэкет испытывал смешанные чувства. Ожидание, возбуждение, беспокойство — все эти эмоции имели отношение к его работе, а также к возможности начать новую жизнь вместе со Сью. Однако смущало его нечто другое...
Подозрение? Нет, не совсем подходящее определение... Скорее, тревога.
Почему Брукс утаил от него правду о предыдущем обитателе дома? Можно, конечно, допустить, что директор просто не желал распространяться на эту тему в беседе с незнакомым человеком. Хэкету понятно было и другое: возможно, директор опасался, что рассказ о разыгравшейся в доме трагедии отпугнет его. Но все же зачем так откровенно лгать?
Впрочем, беспокоила его даже не ложь Брукса: Хэкет с тревогой думал о причине, по которой его предшественник мог убить свою семью и покончить с собой.
Хэкет остановился у светофора. Тревожные мысли так и осаждали его.
Переутомился на работе? Нет, это уж чересчур.
«Возможно, ему не нравилась стряпня жены! — мрачно усмехнулся Хэкет. — А может, он завел интрижку и не мог больше смотреть в глаза жене? Может, они с ним товарищи по несчастью?»
Досадливо мотнув головой, Хэкет попытался выбросить эту чушь из головы. И в тот же миг вспыхнул зеленый свет.
По мере того как он углублялся в кварталы столицы, на него наваливалась какая-то странная усталость. У него возникло ощущение чего-то тяжкого и удушающего, словно свинцовое одеяло, сброшенное им сегодня утром при выезде из города, вновь накрывало его с головой.
Возможно, Хэкета угнетало само возвращение — возвращение в дом, с которым связаны столь тяжелые для него воспоминания.
«...Но ночь тянулась бесконечно... — доносилось из радиоприемника. — И я надеялся, так будет вечность. Один...»
Хэкет выключил приемник.
До дома оставалось приблизительно миль пять. Он взглянул на встроенные в панель часы.
Восемь тридцать восемь.
Хэкет зевнул, приостанавливаясь перед «зеброй». Первой улицу перешла женщина, толкавшая впереди себя переполненную коробками коляску, за ней молодая пара, державшаяся за руки. И наконец — высокий мужчина, мельком взглянувший на его машину. В ярком свете фар Хэкет хорошо разглядел его лицо. Прямые волосы, бледные щеки, запавшие глаза...
Хэкету показалось, что он уже где-то видел этого человека. Почувствовал, как что-то зашевелилось у него в душе... И в тот же миг заметил темное родимое пятно на шее мужчины. Сомнений не оставалось: это был он.
Хэкет изо всех сил вцепился в руль. Глаза его неотрывно следили за пешеходом.
За человеком, убившим его дочь.
Мимо него прошел Питер Уолтон.
Хэкет испытывал смешанные чувства. Ожидание, возбуждение, беспокойство — все эти эмоции имели отношение к его работе, а также к возможности начать новую жизнь вместе со Сью. Однако смущало его нечто другое...
Подозрение? Нет, не совсем подходящее определение... Скорее, тревога.
Почему Брукс утаил от него правду о предыдущем обитателе дома? Можно, конечно, допустить, что директор просто не желал распространяться на эту тему в беседе с незнакомым человеком. Хэкету понятно было и другое: возможно, директор опасался, что рассказ о разыгравшейся в доме трагедии отпугнет его. Но все же зачем так откровенно лгать?
Впрочем, беспокоила его даже не ложь Брукса: Хэкет с тревогой думал о причине, по которой его предшественник мог убить свою семью и покончить с собой.
Хэкет остановился у светофора. Тревожные мысли так и осаждали его.
Переутомился на работе? Нет, это уж чересчур.
«Возможно, ему не нравилась стряпня жены! — мрачно усмехнулся Хэкет. — А может, он завел интрижку и не мог больше смотреть в глаза жене? Может, они с ним товарищи по несчастью?»
Досадливо мотнув головой, Хэкет попытался выбросить эту чушь из головы. И в тот же миг вспыхнул зеленый свет.
По мере того как он углублялся в кварталы столицы, на него наваливалась какая-то странная усталость. У него возникло ощущение чего-то тяжкого и удушающего, словно свинцовое одеяло, сброшенное им сегодня утром при выезде из города, вновь накрывало его с головой.
Возможно, Хэкета угнетало само возвращение — возвращение в дом, с которым связаны столь тяжелые для него воспоминания.
«...Но ночь тянулась бесконечно... — доносилось из радиоприемника. — И я надеялся, так будет вечность. Один...»
Хэкет выключил приемник.
До дома оставалось приблизительно миль пять. Он взглянул на встроенные в панель часы.
Восемь тридцать восемь.
Хэкет зевнул, приостанавливаясь перед «зеброй». Первой улицу перешла женщина, толкавшая впереди себя переполненную коробками коляску, за ней молодая пара, державшаяся за руки. И наконец — высокий мужчина, мельком взглянувший на его машину. В ярком свете фар Хэкет хорошо разглядел его лицо. Прямые волосы, бледные щеки, запавшие глаза...
Хэкету показалось, что он уже где-то видел этого человека. Почувствовал, как что-то зашевелилось у него в душе... И в тот же миг заметил темное родимое пятно на шее мужчины. Сомнений не оставалось: это был он.
Хэкет изо всех сил вцепился в руль. Глаза его неотрывно следили за пешеходом.
За человеком, убившим его дочь.
Мимо него прошел Питер Уолтон.
Глава 40
Не раздумывая, Хэкет выскочил из машины и рванулся в сторону Уолтона.
— Эй ты, стой! — заорал учитель.
Напуганный окриком, Уолтон не стал дожидаться. Сорвавшись с места, он побежал по тротуару, расталкивая прохожих. Он не знал даже, почему вдруг побежал. Но гримасы ненависти, исказившей лицо выскочившего из машины человека, было достаточно, чтобы понять: кем бы ни являлся этот незнакомец, лучше держаться от него подальше.
Хэкет захлопнул дверцу и, не обращая внимания на сигналы стоявших позади водителей, бросился вдогонку за Уолтоном. Однако Хэкет не заметил, что и за ним самим побежал какой-то человек.
— Уолтон, стой! — ревел он, мчась за беглецом.
На всех парусах летел он к перекрестку. Прохожие шарахались от него, уступая дорогу, а зазевавшихся он отшвыривал в сторону.
Уолтон оглянулся и увидел, что Хэкет по-прежнему его преследует. Не обращая внимания на красный свет, он выскочил на проезжую часть дороги. Мчавшийся прямо на него «вольво» едва не сбил его, водитель приближавшегося с другой стороны такси отчаянно засигналил и тоже лишь каким-то чудом объехал бегущего прямо под колеса человека. Тем не менее Уолтону удалось благополучно добраться до противоположной стороны улицы. Уолтон продолжал бежать, то и дело оглядываясь на своего разъяренного преследователя. Хэкет выскочил на дорогу вслед за беглецом. Прямо перед ним, взвизгнув тормозами, остановился «капри». Хэкет запрыгнул на капот и соскочил на дорогу с другой его стороны. Вслед учителю понеслась отборная ругань.
Он коснулся ногами асфальта как раз вовремя, чтобы увернуться от мчавшегося по встречной полосе «мини», который, вильнув в сторону, врезался в бровку тротуара. Набрав полные легкие воздуха, Хэкет возобновил погоню, опасаясь, как бы беглец не скрылся в толпе.
Уолтон неожиданно свернул налево и нырнул в кафе: он бежал, расталкивая посетителей, задевая столы, опрокидывая чашки и стаканы. Один из посетителей даже вскочил из-за стола, дабы посчитаться с ним, но Уолтон, отшвырнув его в сторону, вломился в дверь, ведущую на кухню.
Несколькими секундами позже в кафе вбежал Хэкет и также ринулся на кухню, а оттуда, сопровождаемый потоком ругани возмущенного повара, — в заднюю дверь, на улицу, вслед за Уолтоном. После удушающего жара кухни прохладный ветерок приятно освежал. Тем не менее Хэкет обливался потом.
Уолтон, оказавшийся в узком переулке, несся во весь дух, переворачивая на бегу бачки с мусором. Хэкет, перепрыгивая их, не отставал, полный решимости догнать врага.
Ну и поймает? А что дальше?
Отвлеченный этими мыслями, он споткнулся о какой-то ящик, сохраняя равновесие, выбросил вперед руку, сильно ободрав ее о кирпичную стену дома.
Неожиданно переулок закончился. Они с Уолтоном вновь очутились на людной улице. Уолтон сбил с ног молодого парня и, не останавливаясь, побежал дальше, оглядываясь через плечо на Хэкета. Увидев идущий по улице автобус, он пробежал рядом с ним несколько ярдов и впрыгнул на ходу на заднюю площадку.
Удиравший громко засмеялся, увидев бегущего за автобусом учителя. Однако впереди был светофор.
«Ну давай же, давай красный!» — мысленно молил Хэкет, преследуя автобус. Так и случилось. К ужасу Уолтона, водитель автобуса притормозил. Уолтон оглянулся. Преследователь догонял его.
Уолтон, стряхнув с себя руку кондуктора, пытавшегося задержать его, выпрыгнул из автобуса. Он бежал, чувствуя, как легкие обжигает огнем, как наливаются свинцом ноги. Он понимал, что долго эту гонку выдержать не сможет.
Но то же самое испытывал и Хэкет. Он судорожно захватывал ртом воздух, точно выброшенная на берег рыба. И все же не отставал. Сердце учителя бешено колотилось, в глазах потемнело, но он упорно преследовал врага.
Уолтон бросил взгляд в сторону и вдруг увидел, как ему показалось, свой последний шанс.
Неоновый знак станции метро горел во тьме, словно маяк; Уолтон выбежал на дорогу и бросился к спасительным дверям.
Хэкет не отставал.
— Прочь с дороги! — орал Уолтон, врезаясь в толпу пассажиров, поднимавшихся по ступенькам.
Вовсю орудуя локтями, он уже почти добрался до цели, но на нижних ступеньках лестницы поскользнулся и кубарем полетел на грязный плиточный пол.
Перескакивая через две ступеньки, Хэкет мчался следом. В нос ему бил тяжелый запах застоявшейся мочи и пота, поднимавшийся снизу.
Уолтон, вскочив, бросился к турникетам и, игнорируя протестующие вопли контролера, перепрыгнул через заграждение.
Хэкет, последовав его примеру, бросился вдогонку за беглецом, который уже проталкивался к эскалатору, опускавшемуся еще глубже в недра земли.
Сбегая по металлическим ступеням, он прилагал отчаянные усилия, чтобы не отстать, при этом даже не подозревая, что и его преследуют.
Он задыхался, губы его пересохли, в горле саднило. Каждая клеточка его плоти вопила об отдыхе, но он знал: если ему удастся настигнуть Уолтона на платформе, тому уже не ускользнуть.
Где-то на середине лестницы Хэкет споткнулся, но все же удержался на ногах, успев заметить, что Уолтон, уже добравшийся до нижней ступеньки, ринулся направо.
До него донесся грохот приближавшегося поезда, повергший его в отчаяние: если Уолтону удастся вскочить в поезд, преследование на этом закончится.
Перед ним стояло человек двадцать пассажиров, большинство из которых, услышав грохот поезда, подвинулось к краю платформы. Хэкет глянул по сторонам, утер с лица соленый пот, заливающий глаза, и снова осмотрелся. Уолтона и след простыл.
В туннеле показался поезд, напоминающий огромного червя с горящими глазами.
Хэкет метался по платформе. Тут подошел поезд, двери открылись. Учитель дико озирался, в эти минуты он напоминал безумца — потный, растрепанный, задыхающийся от бега...
Где же этот чертов Уолтон?
Услыхав знакомое жужжание — двери закрывались, — он в последний миг успел его заметить: Уолтон вскочил в последний вагон.
Бросившись к ближайшему вагону, учитель просунул руку в почти захлопнувшиеся двери. Створки чуть приоткрылись, позволив ему проскользнуть в образовавшуюся щель. В следующее мгновение поезд тронулся с места: набирая скорость, он все дальше уходил в туннель.
Хэкет стал пробираться в конец вагона, ближе к хвосту поезда. Добрался наконец до двери с надписью: «Пользоваться только в случае крайней необходимости». Нажал на ручку — дверь отворилась. Едва он шагнул на узкую площадку, как в лицо ему ударила волна теплого воздуха. Вагоны покачивались из стороны в сторону — поезд набирал скорость. Хэкет, балансируя на узенькой площадке, устремился к следующей двери. Уже почти добравшись до нее, он вдруг оступился, замирая от ужаса. Хэкет почувствовал, что падает вниз, под колеса... Выбросив вперед руку, он судорожно ухватился за ручку двери, которая тотчас отворилась.
Ввалившись в вагон, Хэкет распластался на полу. Удивленные взгляды пассажиров мало его трогали. Отдышавшись, вскочил на ноги и тотчас устремился к дверям вагона — до следующей остановки оставались считанные секунды. Когда поезд остановится, он выбежит на платформу и добежит до вагона, в котором скрывается Уолтон.
Поезд вынырнул из тьмы туннеля, и Хэкет прижался к раздвижным дверям, готовый, едва лишь створки отворятся, выскочить на платформу. Поезд замедлял ход. Наконец остановился. Секунду спустя Хэкет уже бежал к хвостовому вагону.
Уолтон, словно догадавшись о намерениях преследователя, выскочил из вагона и, сбив с ног стоявшую перед ним женщину, устремился к узкому проходу и к лестнице, ведущей к другой линии метро. Хэкет, уже почти не чувствуя под собой ног, бросился вдогонку. Уолтон оглянулся и увидел, что преследователь догоняет его. Перепрыгнув последние три ступеньки, Уолтон свернул направо, к платформе другой линии. Возможно, это было прокисшее мороженое, а может, сгусток блевотины, извергнутый из чрева одного из многочисленных пьянчуг, оккупировавших подземные переходы. Чем бы это ни было, а Уолтон не заметил лежавшую у него на пути склизкую массу. Только он покачнулся, ноги его разъехались, и он, неуклюже размахивая руками, заскользил к краю платформы. Еще мгновение — и он с отчаянным воплем рухнул на рельсы.
Подбежав к краю платформы, Хэкет услышал шипение и треск, тысячевольтный разряд прошел по распростертому на шпалах телу, мгновенно почерневшему. Обуглившийся труп Уолтона слегка подергивался под воздействием мощного потока электричества.
Хэкет, тяжело дыша, уставился на своего врага, напоминавшего теперь обгоревшую спичку.
В нос ударил запах горелого мяса. Хэкет почувствовал, что его вот-вот вырвет. Но секунду спустя тошнота отступила. Остались ломота в суставах и жжение в груди. На платформе раздались громкие крики; рядом с Хэкетом пронзительно завизжала женщина. Он еще раз взглянул на обуглившееся тело Уолтона. Хэкет по-прежнему не замечал, что за ним следят.
— Эй ты, стой! — заорал учитель.
Напуганный окриком, Уолтон не стал дожидаться. Сорвавшись с места, он побежал по тротуару, расталкивая прохожих. Он не знал даже, почему вдруг побежал. Но гримасы ненависти, исказившей лицо выскочившего из машины человека, было достаточно, чтобы понять: кем бы ни являлся этот незнакомец, лучше держаться от него подальше.
Хэкет захлопнул дверцу и, не обращая внимания на сигналы стоявших позади водителей, бросился вдогонку за Уолтоном. Однако Хэкет не заметил, что и за ним самим побежал какой-то человек.
— Уолтон, стой! — ревел он, мчась за беглецом.
На всех парусах летел он к перекрестку. Прохожие шарахались от него, уступая дорогу, а зазевавшихся он отшвыривал в сторону.
Уолтон оглянулся и увидел, что Хэкет по-прежнему его преследует. Не обращая внимания на красный свет, он выскочил на проезжую часть дороги. Мчавшийся прямо на него «вольво» едва не сбил его, водитель приближавшегося с другой стороны такси отчаянно засигналил и тоже лишь каким-то чудом объехал бегущего прямо под колеса человека. Тем не менее Уолтону удалось благополучно добраться до противоположной стороны улицы. Уолтон продолжал бежать, то и дело оглядываясь на своего разъяренного преследователя. Хэкет выскочил на дорогу вслед за беглецом. Прямо перед ним, взвизгнув тормозами, остановился «капри». Хэкет запрыгнул на капот и соскочил на дорогу с другой его стороны. Вслед учителю понеслась отборная ругань.
Он коснулся ногами асфальта как раз вовремя, чтобы увернуться от мчавшегося по встречной полосе «мини», который, вильнув в сторону, врезался в бровку тротуара. Набрав полные легкие воздуха, Хэкет возобновил погоню, опасаясь, как бы беглец не скрылся в толпе.
Уолтон неожиданно свернул налево и нырнул в кафе: он бежал, расталкивая посетителей, задевая столы, опрокидывая чашки и стаканы. Один из посетителей даже вскочил из-за стола, дабы посчитаться с ним, но Уолтон, отшвырнув его в сторону, вломился в дверь, ведущую на кухню.
Несколькими секундами позже в кафе вбежал Хэкет и также ринулся на кухню, а оттуда, сопровождаемый потоком ругани возмущенного повара, — в заднюю дверь, на улицу, вслед за Уолтоном. После удушающего жара кухни прохладный ветерок приятно освежал. Тем не менее Хэкет обливался потом.
Уолтон, оказавшийся в узком переулке, несся во весь дух, переворачивая на бегу бачки с мусором. Хэкет, перепрыгивая их, не отставал, полный решимости догнать врага.
Ну и поймает? А что дальше?
Отвлеченный этими мыслями, он споткнулся о какой-то ящик, сохраняя равновесие, выбросил вперед руку, сильно ободрав ее о кирпичную стену дома.
Неожиданно переулок закончился. Они с Уолтоном вновь очутились на людной улице. Уолтон сбил с ног молодого парня и, не останавливаясь, побежал дальше, оглядываясь через плечо на Хэкета. Увидев идущий по улице автобус, он пробежал рядом с ним несколько ярдов и впрыгнул на ходу на заднюю площадку.
Удиравший громко засмеялся, увидев бегущего за автобусом учителя. Однако впереди был светофор.
«Ну давай же, давай красный!» — мысленно молил Хэкет, преследуя автобус. Так и случилось. К ужасу Уолтона, водитель автобуса притормозил. Уолтон оглянулся. Преследователь догонял его.
Уолтон, стряхнув с себя руку кондуктора, пытавшегося задержать его, выпрыгнул из автобуса. Он бежал, чувствуя, как легкие обжигает огнем, как наливаются свинцом ноги. Он понимал, что долго эту гонку выдержать не сможет.
Но то же самое испытывал и Хэкет. Он судорожно захватывал ртом воздух, точно выброшенная на берег рыба. И все же не отставал. Сердце учителя бешено колотилось, в глазах потемнело, но он упорно преследовал врага.
Уолтон бросил взгляд в сторону и вдруг увидел, как ему показалось, свой последний шанс.
Неоновый знак станции метро горел во тьме, словно маяк; Уолтон выбежал на дорогу и бросился к спасительным дверям.
Хэкет не отставал.
— Прочь с дороги! — орал Уолтон, врезаясь в толпу пассажиров, поднимавшихся по ступенькам.
Вовсю орудуя локтями, он уже почти добрался до цели, но на нижних ступеньках лестницы поскользнулся и кубарем полетел на грязный плиточный пол.
Перескакивая через две ступеньки, Хэкет мчался следом. В нос ему бил тяжелый запах застоявшейся мочи и пота, поднимавшийся снизу.
Уолтон, вскочив, бросился к турникетам и, игнорируя протестующие вопли контролера, перепрыгнул через заграждение.
Хэкет, последовав его примеру, бросился вдогонку за беглецом, который уже проталкивался к эскалатору, опускавшемуся еще глубже в недра земли.
Сбегая по металлическим ступеням, он прилагал отчаянные усилия, чтобы не отстать, при этом даже не подозревая, что и его преследуют.
Он задыхался, губы его пересохли, в горле саднило. Каждая клеточка его плоти вопила об отдыхе, но он знал: если ему удастся настигнуть Уолтона на платформе, тому уже не ускользнуть.
Где-то на середине лестницы Хэкет споткнулся, но все же удержался на ногах, успев заметить, что Уолтон, уже добравшийся до нижней ступеньки, ринулся направо.
До него донесся грохот приближавшегося поезда, повергший его в отчаяние: если Уолтону удастся вскочить в поезд, преследование на этом закончится.
Перед ним стояло человек двадцать пассажиров, большинство из которых, услышав грохот поезда, подвинулось к краю платформы. Хэкет глянул по сторонам, утер с лица соленый пот, заливающий глаза, и снова осмотрелся. Уолтона и след простыл.
В туннеле показался поезд, напоминающий огромного червя с горящими глазами.
Хэкет метался по платформе. Тут подошел поезд, двери открылись. Учитель дико озирался, в эти минуты он напоминал безумца — потный, растрепанный, задыхающийся от бега...
Где же этот чертов Уолтон?
Услыхав знакомое жужжание — двери закрывались, — он в последний миг успел его заметить: Уолтон вскочил в последний вагон.
Бросившись к ближайшему вагону, учитель просунул руку в почти захлопнувшиеся двери. Створки чуть приоткрылись, позволив ему проскользнуть в образовавшуюся щель. В следующее мгновение поезд тронулся с места: набирая скорость, он все дальше уходил в туннель.
Хэкет стал пробираться в конец вагона, ближе к хвосту поезда. Добрался наконец до двери с надписью: «Пользоваться только в случае крайней необходимости». Нажал на ручку — дверь отворилась. Едва он шагнул на узкую площадку, как в лицо ему ударила волна теплого воздуха. Вагоны покачивались из стороны в сторону — поезд набирал скорость. Хэкет, балансируя на узенькой площадке, устремился к следующей двери. Уже почти добравшись до нее, он вдруг оступился, замирая от ужаса. Хэкет почувствовал, что падает вниз, под колеса... Выбросив вперед руку, он судорожно ухватился за ручку двери, которая тотчас отворилась.
Ввалившись в вагон, Хэкет распластался на полу. Удивленные взгляды пассажиров мало его трогали. Отдышавшись, вскочил на ноги и тотчас устремился к дверям вагона — до следующей остановки оставались считанные секунды. Когда поезд остановится, он выбежит на платформу и добежит до вагона, в котором скрывается Уолтон.
Поезд вынырнул из тьмы туннеля, и Хэкет прижался к раздвижным дверям, готовый, едва лишь створки отворятся, выскочить на платформу. Поезд замедлял ход. Наконец остановился. Секунду спустя Хэкет уже бежал к хвостовому вагону.
Уолтон, словно догадавшись о намерениях преследователя, выскочил из вагона и, сбив с ног стоявшую перед ним женщину, устремился к узкому проходу и к лестнице, ведущей к другой линии метро. Хэкет, уже почти не чувствуя под собой ног, бросился вдогонку. Уолтон оглянулся и увидел, что преследователь догоняет его. Перепрыгнув последние три ступеньки, Уолтон свернул направо, к платформе другой линии. Возможно, это было прокисшее мороженое, а может, сгусток блевотины, извергнутый из чрева одного из многочисленных пьянчуг, оккупировавших подземные переходы. Чем бы это ни было, а Уолтон не заметил лежавшую у него на пути склизкую массу. Только он покачнулся, ноги его разъехались, и он, неуклюже размахивая руками, заскользил к краю платформы. Еще мгновение — и он с отчаянным воплем рухнул на рельсы.
Подбежав к краю платформы, Хэкет услышал шипение и треск, тысячевольтный разряд прошел по распростертому на шпалах телу, мгновенно почерневшему. Обуглившийся труп Уолтона слегка подергивался под воздействием мощного потока электричества.
Хэкет, тяжело дыша, уставился на своего врага, напоминавшего теперь обгоревшую спичку.
В нос ударил запах горелого мяса. Хэкет почувствовал, что его вот-вот вырвет. Но секунду спустя тошнота отступила. Остались ломота в суставах и жжение в груди. На платформе раздались громкие крики; рядом с Хэкетом пронзительно завизжала женщина. Он еще раз взглянул на обуглившееся тело Уолтона. Хэкет по-прежнему не замечал, что за ним следят.
Глава 41
Эдвард Кёртис бросил в огонь еще одно полено. Откинувшись на спинку обитого кожей стула, он завороженно смотрел на оранжевые языки пламени, пляшущие за каминной решеткой. Нахмурившись, доктор потянулся к рюмке бренди, стоявшей на столике. Взгляд его по-прежнему был прикован к полыхавшему в камине огню. Его мать говорила, что, если как следует вглядеться в пламя, можно увидеть все на свете.
Но сейчас перед глазами Кёртиса стояла одна картина — изувеченная рука Илейн Крэйвен.
— Думаю, что ситуация выходит из-под контроля, — вполголоса проговорил доктор.
— Кроме тебя, никто с этим не совладает, — подал голос мужчина, сидевший по другую сторону камина. Взгляд его был прикован к лицу Кёртиса.
— В последнее время имело место несколько подобных инцидентов, — продолжал доктор. — Дочь Киркхэмов в гостинице. Младенец Льюисов, а теперь эта история с Филипом Крэйвеном.
— Они знали, на что идут, Эдвард, это не твоя вина.
— Вина — не то слово. Я не чувствую вины за то, что произошло или произойдет. Ты прав: они знали, на что идут. Но видишь ли... меня не покидает чувство... Я сам многого не понимаю.
— Ты хочешь сказать, что следует остановиться? — спросил собеседник Кёртиса с некоторым вызовом.
Кёртис взглянул на него и покачал головой.
— Слишком много поставлено на карту, чтобы останавливаться. — Он отхлебнул из рюмки. — А кроме того, я уже слишком далеко зашел. Мы оба слишком далеко зашли. — Он вновь наполнил свою рюмку и рюмку компаньона.
— Согласен, — отозвался тот. — Теперь мы просто не имеем права останавливаться.
Кёртис молча наблюдал за собеседником. Поднявшись со стула, тот подошел к окну и, отодвинув штору, взглянул на огни Хинкстона, раскинувшегося у подножия холма.
— Ты говоришь так, будто это наша обязанность, — произнес Кёртис.
— Не обязанность, Эдвард. Нам не позволит остановиться нечто более серьезное.
— Что же именно? — поинтересовался Кёртис.
Не отрывая глаз от огней города, тот задумчиво сказал:
— Что именно? Я полагаю, месть.
Но сейчас перед глазами Кёртиса стояла одна картина — изувеченная рука Илейн Крэйвен.
— Думаю, что ситуация выходит из-под контроля, — вполголоса проговорил доктор.
— Кроме тебя, никто с этим не совладает, — подал голос мужчина, сидевший по другую сторону камина. Взгляд его был прикован к лицу Кёртиса.
— В последнее время имело место несколько подобных инцидентов, — продолжал доктор. — Дочь Киркхэмов в гостинице. Младенец Льюисов, а теперь эта история с Филипом Крэйвеном.
— Они знали, на что идут, Эдвард, это не твоя вина.
— Вина — не то слово. Я не чувствую вины за то, что произошло или произойдет. Ты прав: они знали, на что идут. Но видишь ли... меня не покидает чувство... Я сам многого не понимаю.
— Ты хочешь сказать, что следует остановиться? — спросил собеседник Кёртиса с некоторым вызовом.
Кёртис взглянул на него и покачал головой.
— Слишком много поставлено на карту, чтобы останавливаться. — Он отхлебнул из рюмки. — А кроме того, я уже слишком далеко зашел. Мы оба слишком далеко зашли. — Он вновь наполнил свою рюмку и рюмку компаньона.
— Согласен, — отозвался тот. — Теперь мы просто не имеем права останавливаться.
Кёртис молча наблюдал за собеседником. Поднявшись со стула, тот подошел к окну и, отодвинув штору, взглянул на огни Хинкстона, раскинувшегося у подножия холма.
— Ты говоришь так, будто это наша обязанность, — произнес Кёртис.
— Не обязанность, Эдвард. Нам не позволит остановиться нечто более серьезное.
— Что же именно? — поинтересовался Кёртис.
Не отрывая глаз от огней города, тот задумчиво сказал:
— Что именно? Я полагаю, месть.
Глава 42
— Что же вы натворили?! Черт бы вас побрал!.. — Инспектор Мэдден орал на Хэкета, который сидел за столом, сжимая в руке пластиковую чашку с кофе. — Вы ведь не виджиланте [Виджиланте — член «Комитета бдительности» — организации линчевателей (амер.).]... И здесь вам не Нью-Йорк, — продолжал Мэдден.
— Видите ли, он упал... — начал Хэкет.
Но его тут же оборвал инспектор:
— Вам крупно повезло, что он упал. Вы должны быть благодарны свидетелям, подтвердившим этот факт.
Кабинет тонул в клубах дыма. Все трое курили. Хэкет сидел на пластиковом стуле напротив стола Мэддена. Сам же инспектор возбужденно мерил шагами комнату. Сержант Спенсер, привалившись к столу, внимательно наблюдал за Хэкетом.
Хэкет сделал глоток уже остывшего кофе, поморщился.
— И долго вы собираетесь меня здесь держать?
— Столько, сколько понадобится! — рявкнул Мэдден.
— Понадобится — для чего?
— Для того, чтобы вы образумились. Для того, чтобы поняли наконец, что вы не полицейский.
— Я же сказал вам, Уолтон поскользнулся. И вы это знаете. Почему бы вам меня не отпустить?
— Скажите спасибо, что мы не привлекаем вас к ответственности, — сурово взглянул на него Мэдден.
— Не привлекаете? — возмутился учитель. — А за что, собственно, меня привлекать?
— За нарушение общественного порядка.
— Этот ублюдок убил мою дочь! — заорал Хэкет, вскакивая со стула. — И, поскольку вы ничего не предпринимали, пришлось действовать самому.
— Вы уверены, что именно Уолтон убил вашу дочь?
— Как вы знаете, в доме орудовали двое, — заметил Спенсер.
— Что ж, прекрасно. Значит, теперь одним меньше.
— Я предупреждаю вас, Хэкет, — сурово проговорил инспектор, — от этого дела держитесь подальше. — Он несколько секунд молчал, затем продолжал уже более миролюбивым тоном: — Мне очень жаль... Все мы чрезвычайно сожалеем по поводу того, что произошло с вашей дочерью. Но позвольте же закону позаботиться о наказании преступников.
Хэкет кивнул.
— "Позвольте закону позаботиться!" — эхом отозвался он. — А если вы поймаете второго, что тогда? Сомневаюсь, что он действительно понесет наказание. Несколько лет тюрьмы — всего-то. И это за то, что он сделал с моей крошкой...
— Не исключено, что так оно и получится. Но он понесет соответствующее наказание, вынесенное судом присяжных, в соответствии с законом. Семья Фернз также потеряла дочь, не так ли? Если вы забыли, Хэкет, напоминаю: в вашем доме убили двоих. Но с мистером Фернзом у меня проблем не возникало. Во всяком случае, он не изъявил желания стать одновременно судьей, присяжным и исполнителем приговора.
— Если он способен жить, зная, что убийца его дочери не получил по заслугам, Бог ему судья. Но я так жить не могу.
— У вас нет выбора. Я прошу вас, Хэкет, не лезьте не в свое дело.
— А я, Хэкет, вас предупреждаю, — заявил Мадден, — имейте в виду, меньше всего мне нужны благородные мстители, бегающие по Лондону.
Хэкет пожал плечами и, в последний раз затянувшись сигаретой, потушил ее в переполненной окурками пепельнице.
— А что бы вы делали, если бы подобным образом убили вашего ребенка? Вас бы удовлетворило решение суда? — спросил он с сарказмом. — Не пытайтесь убедить меня, что вам не хотелось бы посмотреть на мучения мерзавца, убившего вашу дочь.
— А если бы вы догнали Уолтона? — с любопытством взглянул на Хэкета Спенсер. — Что бы вы сделали? Убили бы его? Ну и угодили бы за решетку...
— Не стоит губить свою жизнь из-за пятиминутного удовольствия, — вторил ему Мэдден. Затянувшись сигаретой, он указал большим пальцем на дверь. — Идите. Отправляйтесь домой, пока я не передумал и не задержал вас за нарушение общественного порядка.
Хэкет подошел к двери. Затем обернулся к полицейским.
— Знаете, — сказал он с улыбкой, — а все же я рад, что он умер. Жаль только, что мучился недолго. — И Хэкет захлопнул за собой дверь.
Мэдден уронил окурок на пол и затоптал его каблуком.
— Знаешь, что во всем этом самое паскудное? — спросил инспектор, кивнув на выход, за которым только что исчез Хэкет. — Хуже всего то, что я с ним согласен.
— Видите ли, он упал... — начал Хэкет.
Но его тут же оборвал инспектор:
— Вам крупно повезло, что он упал. Вы должны быть благодарны свидетелям, подтвердившим этот факт.
Кабинет тонул в клубах дыма. Все трое курили. Хэкет сидел на пластиковом стуле напротив стола Мэддена. Сам же инспектор возбужденно мерил шагами комнату. Сержант Спенсер, привалившись к столу, внимательно наблюдал за Хэкетом.
Хэкет сделал глоток уже остывшего кофе, поморщился.
— И долго вы собираетесь меня здесь держать?
— Столько, сколько понадобится! — рявкнул Мэдден.
— Понадобится — для чего?
— Для того, чтобы вы образумились. Для того, чтобы поняли наконец, что вы не полицейский.
— Я же сказал вам, Уолтон поскользнулся. И вы это знаете. Почему бы вам меня не отпустить?
— Скажите спасибо, что мы не привлекаем вас к ответственности, — сурово взглянул на него Мэдден.
— Не привлекаете? — возмутился учитель. — А за что, собственно, меня привлекать?
— За нарушение общественного порядка.
— Этот ублюдок убил мою дочь! — заорал Хэкет, вскакивая со стула. — И, поскольку вы ничего не предпринимали, пришлось действовать самому.
— Вы уверены, что именно Уолтон убил вашу дочь?
— Как вы знаете, в доме орудовали двое, — заметил Спенсер.
— Что ж, прекрасно. Значит, теперь одним меньше.
— Я предупреждаю вас, Хэкет, — сурово проговорил инспектор, — от этого дела держитесь подальше. — Он несколько секунд молчал, затем продолжал уже более миролюбивым тоном: — Мне очень жаль... Все мы чрезвычайно сожалеем по поводу того, что произошло с вашей дочерью. Но позвольте же закону позаботиться о наказании преступников.
Хэкет кивнул.
— "Позвольте закону позаботиться!" — эхом отозвался он. — А если вы поймаете второго, что тогда? Сомневаюсь, что он действительно понесет наказание. Несколько лет тюрьмы — всего-то. И это за то, что он сделал с моей крошкой...
— Не исключено, что так оно и получится. Но он понесет соответствующее наказание, вынесенное судом присяжных, в соответствии с законом. Семья Фернз также потеряла дочь, не так ли? Если вы забыли, Хэкет, напоминаю: в вашем доме убили двоих. Но с мистером Фернзом у меня проблем не возникало. Во всяком случае, он не изъявил желания стать одновременно судьей, присяжным и исполнителем приговора.
— Если он способен жить, зная, что убийца его дочери не получил по заслугам, Бог ему судья. Но я так жить не могу.
— У вас нет выбора. Я прошу вас, Хэкет, не лезьте не в свое дело.
— А я, Хэкет, вас предупреждаю, — заявил Мадден, — имейте в виду, меньше всего мне нужны благородные мстители, бегающие по Лондону.
Хэкет пожал плечами и, в последний раз затянувшись сигаретой, потушил ее в переполненной окурками пепельнице.
— А что бы вы делали, если бы подобным образом убили вашего ребенка? Вас бы удовлетворило решение суда? — спросил он с сарказмом. — Не пытайтесь убедить меня, что вам не хотелось бы посмотреть на мучения мерзавца, убившего вашу дочь.
— А если бы вы догнали Уолтона? — с любопытством взглянул на Хэкета Спенсер. — Что бы вы сделали? Убили бы его? Ну и угодили бы за решетку...
— Не стоит губить свою жизнь из-за пятиминутного удовольствия, — вторил ему Мэдден. Затянувшись сигаретой, он указал большим пальцем на дверь. — Идите. Отправляйтесь домой, пока я не передумал и не задержал вас за нарушение общественного порядка.
Хэкет подошел к двери. Затем обернулся к полицейским.
— Знаете, — сказал он с улыбкой, — а все же я рад, что он умер. Жаль только, что мучился недолго. — И Хэкет захлопнул за собой дверь.
Мэдден уронил окурок на пол и затоптал его каблуком.
— Знаешь, что во всем этом самое паскудное? — спросил инспектор, кивнув на выход, за которым только что исчез Хэкет. — Хуже всего то, что я с ним согласен.
Глава 43
Он стоял у входа, наверное, уже целую вечность. Глаза его были прикованы к кнопке звонка, но нажать на нее он не решался. Хэкет не мог бы сказать, что ему недостает смелости. Смелости — не то слово. Но чего же он медлил?
Он все же позвонил и стал ждать.
За дверью послышался шорох.
— Кто там?
Он едва заметно улыбнулся, уловив мягкий ирландский акцент.
— Это Хэкет.
Тишина.
— Что тебе нужно? — спросила она наконец.
— Хочу поговорить.
Снова тишина. Потом лязг цепочки и щелчок замка. Дверь отворилась.
Никки стояла перед ним заспанная, в длинной футболке.
— Ты знаешь, который час? — спросила она, прислонившись к косяку.
— Могу я войти? — Он дыхнул на нее парами виски.
— А в чем дело? Везде закрыто, домашние запасы спиртного закончились, так?
Хэкет промолчал, лишь взглянул на нее исподлобья. Она вздохнула, делая шаг назад. Он прошел в гостиную и опустился на диван.
— Чувствуй себя как дома. — Она язвительно улыбнулась, усаживаясь на стул, футболка задралась выше колен, открыв взору стройные ноги.
Хэкет смотрел на них секунду-другую, потом перевел взгляд на ее лицо.
— У тебя железные нервы, Джон, — сухо заметила Никки. — Заявиться сюда после того, что случилось...
— Я хотел поговорить с тобой.
— Я полагала, ты уже все сказал по телефону.
— Мне просто думалось, что тебе будет интересно узнать о том эффекте, который произвело твое послание. Что ж, ты добилась своего: мой брак, похоже, рушится.
Она пожала плечами:
— Я ведь просила тебя не вытирать об меня ноги. Ты сделал мне больно. И я хотела отплатить тебе тем же. Другого способа не нашла.
— Ты знаешь, что случилось с моей дочерью?
— Да, мне очень жаль...
— А ты в курсе, что твое письмецо прибыло как раз в день ее похорон? — прохрипел Хэкет. — Сью мигом сообразила, где я находился в то время, когда убивали Лизу.
— Убийцу еще не нашли? — спросила она как бы между прочим.
Губы его тронула горестная усмешка.
— Один из них уже вне игры, скажем так... — Он ухмыльнулся, взглянув ей в лицо. — В том, что ты сделала, Никки, не было необходимости. Если ты хотела мне досадить, то и отыгрывалась бы на мне, при чем тут Сью?
— Не по моей вине погибла твоя дочь, Джон. Говорю же тебе, что не хотела, чтобы у вас с женой дошло до этого. Мне жаль, что так получилось.
— Тебе жаль? — прорычал он. — В самом деле? Да, ты права в одном: не по твоей вине умерла моя дочь, а по моей. Я виноват в том, что был у тебя, вместо того чтобы находиться рядом с ней.
Он все же позвонил и стал ждать.
За дверью послышался шорох.
— Кто там?
Он едва заметно улыбнулся, уловив мягкий ирландский акцент.
— Это Хэкет.
Тишина.
— Что тебе нужно? — спросила она наконец.
— Хочу поговорить.
Снова тишина. Потом лязг цепочки и щелчок замка. Дверь отворилась.
Никки стояла перед ним заспанная, в длинной футболке.
— Ты знаешь, который час? — спросила она, прислонившись к косяку.
— Могу я войти? — Он дыхнул на нее парами виски.
— А в чем дело? Везде закрыто, домашние запасы спиртного закончились, так?
Хэкет промолчал, лишь взглянул на нее исподлобья. Она вздохнула, делая шаг назад. Он прошел в гостиную и опустился на диван.
— Чувствуй себя как дома. — Она язвительно улыбнулась, усаживаясь на стул, футболка задралась выше колен, открыв взору стройные ноги.
Хэкет смотрел на них секунду-другую, потом перевел взгляд на ее лицо.
— У тебя железные нервы, Джон, — сухо заметила Никки. — Заявиться сюда после того, что случилось...
— Я хотел поговорить с тобой.
— Я полагала, ты уже все сказал по телефону.
— Мне просто думалось, что тебе будет интересно узнать о том эффекте, который произвело твое послание. Что ж, ты добилась своего: мой брак, похоже, рушится.
Она пожала плечами:
— Я ведь просила тебя не вытирать об меня ноги. Ты сделал мне больно. И я хотела отплатить тебе тем же. Другого способа не нашла.
— Ты знаешь, что случилось с моей дочерью?
— Да, мне очень жаль...
— А ты в курсе, что твое письмецо прибыло как раз в день ее похорон? — прохрипел Хэкет. — Сью мигом сообразила, где я находился в то время, когда убивали Лизу.
— Убийцу еще не нашли? — спросила она как бы между прочим.
Губы его тронула горестная усмешка.
— Один из них уже вне игры, скажем так... — Он ухмыльнулся, взглянув ей в лицо. — В том, что ты сделала, Никки, не было необходимости. Если ты хотела мне досадить, то и отыгрывалась бы на мне, при чем тут Сью?
— Не по моей вине погибла твоя дочь, Джон. Говорю же тебе, что не хотела, чтобы у вас с женой дошло до этого. Мне жаль, что так получилось.
— Тебе жаль? — прорычал он. — В самом деле? Да, ты права в одном: не по твоей вине умерла моя дочь, а по моей. Я виноват в том, что был у тебя, вместо того чтобы находиться рядом с ней.