Шон Хатсон
Возмездие
Белинде с любовью
15 августа 1940 года
Они приближались.
Это было очевидно.
Подземный коридор наполнился гулом; ему казалось, что каждый кирпичик, каждая трещина исторгают из себя этот оглушительный вой, ежесекундно нарастающий, словно он очутился в эпицентре надвигающегося шторма.
Джордж Лоуренсон знал, что туннель, по которому он сейчас шагал, проложен по крайней мере футах в семидесяти под тротуарами Уайтхолла, но тем не менее грохот достигал его ушей, заставляя то и дело вздрагивать. С потолка, точно хлопья снега, осыпалась штукатурка. Отряхнув с пиджака пыль, Лоуренсон взглянул на мигавшие под потолком лампочки.
Под землей было светло. Наверху же царила тьма.
Лоуренсон подумал о том, что даже это случайно пришедшее на ум сопоставление прекрасно иллюстрировало состояние, в котором все они пребывали вот уже несколько недель: роли странным образом переменились, все встало с ног на голову. Там, где надлежало царить тьме, горел свет. Улицы же, освещенные прежде фонарями, погрузились в полумрак, кое-где озаряемый отсветом пожарищ.
Пылали остовы домов, пылали фабрики, зажженные бомбами люфтваффе.
Так было каждую ночь — каждую ночь на протяжении последних двух недель, — и никто не мог сказать, когда же этому придет конец.
Небо над Лондоном заполонили немецкие самолеты, засыпавшие город бомбами, превратившие его в гигантский факел.
Лоуренсон продолжал свой путь, крепко прижимая к груди папку с бумагами. Когда он завернул за угол, свет на несколько минут почти совсем погас. Но вскоре лампы вновь ярко вспыхнули.
Бомбы уже падали на набережную.
Совсем близко.
Сколько же их будет на этот раз? Сколько людей, выйдя утром из относительно безопасного убежища подземки, обнаружат, что их домов больше не существует, что их жилища превратились в груды почерневшего кирпича.
Каждую ночь они наводняли станции метро, коротая время до утра: кто спал, а кто просто лежал, прислушиваясь к грохоту бомбежки. С наступлением утра людской поток выливался на поверхность. Их можно было сравнить с душами грешников, вырвавшимися из преисподней. Правда, в данном случае они в самое пекло-то и попадали — поднимались в охваченный пожарами город, улицы которого, изрытые бомбежкой, были запружены разбитыми машинами и окровавленными человеческими останками.
Теперь же люди, точно забившиеся в норы пугливые зверушки, попрятались под землю. Им оставалось лишь ждать и надеяться. Ждать, надеяться и молиться.
Лоуренсон шагал по коридору... Он думал о жене. Его дом находился за городом, в сорока километрах от столицы. В отличие от лондонцев, он имел веские основания считать, что жена его в безопасности. Каждый вечер он говорил с ней по телефону, она жаловалась, что ей страшно, и она боялась за него. И каждый раз он уговаривал ее не волноваться, а затем спускался вниз, под землю, точно пещерный человек, пережидающий ночную тьму в своем укрытии.
Гул все нарастал... Вновь замигали лампочки, Лоуренсон быстро шел по коридору.
Когда он снова завернул за угол, перед ним внезапно выросли две фигуры, казалось вышедшие прямо из стены. Лоуренсон непроизвольно замедлил шаг.
Небрежно кивнув ближайшему к нему военному, он полез во внутренний карман пиджака за пропуском. Протянув документ старшему по званию, с нетерпением ждал, пока закончится тщательная сверка крохотной фотокарточки с ее предъявителем. Патрульный смотрел то на фото, то на Лоуренсона, желая удостовериться наверняка, что податель документа — действительно тот, за кого себя выдает. Завершив проверку, военный повернулся к двери, несколько раз постучал в нее — то был условный стук — и отступил, пропуская Лоуренсона внутрь.
За дверью его приветствовал еще один военный, на сей раз офицер.
Слева от двери находился стол с развернутой на нем картой, над которой склонились двое мужчин. Стены также были увешаны картами и диаграммами. В одной из них Лоуренсон распознал схему вывода британских войск в Дюнкерк.
Комнату наполнял аромат кофе, смешанный с запахом сигарет. Лоуренсон несколько раз взмахнул рукой, словно рассчитывал таким образом развеять застоявшийся табачный дух. Однако никто из присутствующих не улыбнулся.
Лоуренсон откинул со лба прядь волос и приблизился к столу.
Склонившиеся над картой мужчины подняли головы. Старший из них почтительно кивнул и, взглянув на папку Лоуренсона, стал смотреть, как тот раскладывает на столе ее содержимое.
Вокруг стола стали собираться люди — папка точно магнит притягивала их к себе из разных концов комнаты. Остался сидеть лишь один пожилой мужчина; устало щурясь, он снял очки, затем снова их надел.
Земля над ними сотрясалась от разрывов бомб. Укрывшись в своей подземной штаб-квартире, Уинстон Черчилль приступил к просмотру содержимого папки под названием «Генезис».
Это было очевидно.
Подземный коридор наполнился гулом; ему казалось, что каждый кирпичик, каждая трещина исторгают из себя этот оглушительный вой, ежесекундно нарастающий, словно он очутился в эпицентре надвигающегося шторма.
Джордж Лоуренсон знал, что туннель, по которому он сейчас шагал, проложен по крайней мере футах в семидесяти под тротуарами Уайтхолла, но тем не менее грохот достигал его ушей, заставляя то и дело вздрагивать. С потолка, точно хлопья снега, осыпалась штукатурка. Отряхнув с пиджака пыль, Лоуренсон взглянул на мигавшие под потолком лампочки.
Под землей было светло. Наверху же царила тьма.
Лоуренсон подумал о том, что даже это случайно пришедшее на ум сопоставление прекрасно иллюстрировало состояние, в котором все они пребывали вот уже несколько недель: роли странным образом переменились, все встало с ног на голову. Там, где надлежало царить тьме, горел свет. Улицы же, освещенные прежде фонарями, погрузились в полумрак, кое-где озаряемый отсветом пожарищ.
Пылали остовы домов, пылали фабрики, зажженные бомбами люфтваффе.
Так было каждую ночь — каждую ночь на протяжении последних двух недель, — и никто не мог сказать, когда же этому придет конец.
Небо над Лондоном заполонили немецкие самолеты, засыпавшие город бомбами, превратившие его в гигантский факел.
Лоуренсон продолжал свой путь, крепко прижимая к груди папку с бумагами. Когда он завернул за угол, свет на несколько минут почти совсем погас. Но вскоре лампы вновь ярко вспыхнули.
Бомбы уже падали на набережную.
Совсем близко.
Сколько же их будет на этот раз? Сколько людей, выйдя утром из относительно безопасного убежища подземки, обнаружат, что их домов больше не существует, что их жилища превратились в груды почерневшего кирпича.
Каждую ночь они наводняли станции метро, коротая время до утра: кто спал, а кто просто лежал, прислушиваясь к грохоту бомбежки. С наступлением утра людской поток выливался на поверхность. Их можно было сравнить с душами грешников, вырвавшимися из преисподней. Правда, в данном случае они в самое пекло-то и попадали — поднимались в охваченный пожарами город, улицы которого, изрытые бомбежкой, были запружены разбитыми машинами и окровавленными человеческими останками.
Теперь же люди, точно забившиеся в норы пугливые зверушки, попрятались под землю. Им оставалось лишь ждать и надеяться. Ждать, надеяться и молиться.
Лоуренсон шагал по коридору... Он думал о жене. Его дом находился за городом, в сорока километрах от столицы. В отличие от лондонцев, он имел веские основания считать, что жена его в безопасности. Каждый вечер он говорил с ней по телефону, она жаловалась, что ей страшно, и она боялась за него. И каждый раз он уговаривал ее не волноваться, а затем спускался вниз, под землю, точно пещерный человек, пережидающий ночную тьму в своем укрытии.
Гул все нарастал... Вновь замигали лампочки, Лоуренсон быстро шел по коридору.
Когда он снова завернул за угол, перед ним внезапно выросли две фигуры, казалось вышедшие прямо из стены. Лоуренсон непроизвольно замедлил шаг.
Небрежно кивнув ближайшему к нему военному, он полез во внутренний карман пиджака за пропуском. Протянув документ старшему по званию, с нетерпением ждал, пока закончится тщательная сверка крохотной фотокарточки с ее предъявителем. Патрульный смотрел то на фото, то на Лоуренсона, желая удостовериться наверняка, что податель документа — действительно тот, за кого себя выдает. Завершив проверку, военный повернулся к двери, несколько раз постучал в нее — то был условный стук — и отступил, пропуская Лоуренсона внутрь.
За дверью его приветствовал еще один военный, на сей раз офицер.
Слева от двери находился стол с развернутой на нем картой, над которой склонились двое мужчин. Стены также были увешаны картами и диаграммами. В одной из них Лоуренсон распознал схему вывода британских войск в Дюнкерк.
Комнату наполнял аромат кофе, смешанный с запахом сигарет. Лоуренсон несколько раз взмахнул рукой, словно рассчитывал таким образом развеять застоявшийся табачный дух. Однако никто из присутствующих не улыбнулся.
Лоуренсон откинул со лба прядь волос и приблизился к столу.
Склонившиеся над картой мужчины подняли головы. Старший из них почтительно кивнул и, взглянув на папку Лоуренсона, стал смотреть, как тот раскладывает на столе ее содержимое.
Вокруг стола стали собираться люди — папка точно магнит притягивала их к себе из разных концов комнаты. Остался сидеть лишь один пожилой мужчина; устало щурясь, он снял очки, затем снова их надел.
Земля над ними сотрясалась от разрывов бомб. Укрывшись в своей подземной штаб-квартире, Уинстон Черчилль приступил к просмотру содержимого папки под названием «Генезис».
Глава 1
Машина неслась в нескольких дюймах от него; Гэри Синклер, резко повернув руль мотоцикла, лишь каким-то чудом избежал столкновения.
— Ты, ублюдок! — гаркнул он вдогонку автомобилю, через секунду-другую растворившемуся во мраке ночи.
Гэри с силой втянул в себя воздух, испытывая одновременно и гнев, и облегчение — ведь он находился только что на волоске от смерти. Неужели водитель его не заметил? А может, этот идиот накачался под завязку. Другого объяснения не находилось. Еще бы несколько дюймов — и ему крышка. Мотоцикл сердито заворчал, словно разделяя негодование своего владельца. Гэри непроизвольно глянул на указатель топливного бака. Стрелка вплотную приблизилась к нулю — бензобак был практически пуст. Вполголоса выругавшись, Гэри чуть прикрыл дроссельную заслонку. Он подумал, что, если держать заслонку в таком положении, ему, возможно, удастся добраться домой до того, как мотор окончательно заглохнет. Сделав несколько пробных выездов, Гэри решил, что бензобак протекает, однако его брат, продавший ему мотоцикл, уверял, что все в полнейшем порядке.
— Как же, в порядке! — проворчал Гэри, снова взглянув на стрелку. До Хинкстона оставалось добрых пять миль, и он сомневался, хватит ли ему тех капель, что еще остались в баке.
Словно подтверждая его сомнения, мотоцикл замедлил ход, хотя седок яростно жал на рукоятку газа. Мотор отчаянно зачихал и наконец заглох. Гэри коснулся почвы носком ботинка, выскочил из седла и привалил свой «кавасаки» к протянувшейся вдоль дороги ограде.
Затем сорвал с головы шлем и свирепо взглянул на злополучное транспортное средство. Запустив пятерню в копну каштановых волос, Гэри присел на корточки и после минутного раздумья пришел к выводу, что заниматься ремонтом — каковы бы ни были поломки — в данной ситуации бессмысленно. Он находился в пяти милях от дома, и все пять миль ему придется толкать впереди себя этот проклятый мотоцикл — ничего другого не оставалось. Гэри вытащил из кармана своей кожаной куртки пачку сигарет и прикурил, глубоко затягиваясь, согревая легкие горячим дымом. Затем ухватился за руль и повел мотоцикл в направлении города.
Ветер за последний час заметно усилился. Гэри по-прежнему шел по обочине дороги, то и дело отбрасывая с лица пряди волос и мысленно проклиная брата, навязавшего ему свой мотоцикл. Каждую сотню ярдов он останавливался, переводя дыхание.
А ветер все усиливался, все ниже пригибая к земле деревья, росшие по обеим сторонам дороги. Луна исчезла в затянувших небо тучах, и стало совсем темно. Злобной насмешкой звучал свист ветра в ветвях деревьев и кустарников. Справа от него поднимались темные холмы, скрывавшие от взора окраины Хинкстона и свет уличных фонарей. Гэри взглянул на часы. Четверть первого... А ведь в шесть утра он уже должен опять быть на ногах... Снова и снова поминал Гэри недобрым словом своего брата. Господи, когда же он наконец доберется до дома? Ему поспать бы хоть несколько часов... «А что, если, — подумал Гэри, — позвонить утром на работу и сказать, что заболел?» Подумал, но тотчас отбросил эту мысль. Прошло два года с тех пор, как он окончил школу, но лишь недавно наконец-то получил работу — работу в булочной. Так что Гэри не мог себе позволить испытывать судьбу. Ведь имея на руках всего лишь школьный аттестат, не так-то просто найти работодателя.
Наконец Гэри добрался до поворота. Ветер здесь дул даже сильнее, чем он ожидал. Его злобное пронзительное завывание в высоких зарослях кустарника напоминало стоны сказочных духов, вещающих о смерти. Гэри продолжал устало брести по обочине, и, несмотря на холодный ветер, он даже чуть вспотел.
Остановившись в очередной раз передохнуть, поднял голову и увидел впереди себя машину: она стояла ярдах в двух от него. Стояла на придорожной стоянке с включенными фарами.
Гэри невольно улыбнулся. Возможно, водитель подбросит его до Хинкстона. А мотоцикл они как-нибудь пристроят в багажнике... Не может быть, чтоб этот парень отказал ему... Гэри прибавил шагу.
Что-то в машине этой было знакомое...
Что-то... Но что именно?
Он подошел поближе и вдруг сообразил, что это та самая машина, которая час с лишним назад чуть не сбила его.
Гэри почувствовал, как в нем закипает гнев. Но он все же сумел взять себя в руки. Если водитель подбросит его до города, то, возможно, Гэри изменит свое мнение о нем. А об инциденте он упомянет по дороге лишь вскользь, как бы в шутку... Стоит ли придираться к мелочам?
Подойдя к машине, он услыхал приглушенное урчание мотора — единственный звук, нарушавший ночную тишину.
Вероятно, водитель не один... Должно быть, уединился со своей подружкой. Видать, решили наскоро перепихнуться. Гэри ухмыльнулся, затем с сомнением покачал головой: если бы они возились на заднем сиденье, водитель вряд ли оставил бы включенными двигатель и фары.
Мотор урчал в полночной тиши все так же тихо, монотонно...
Ветер чуть утих, но по-прежнему клонились вниз ветви деревьев, словно кто-то невидимый пригибал их к земле. Гэри подошел к машине. Заглянул.
В салоне было пусто.
Парень, наверное, зашел за изгородь по малой нужде, размышлял Гэри, осматривая машину. Что ж, придется подождать, пока тот не вернется.
Прислонив мотоцикл к изгороди, Гэри снова подошел к машине, восхищенно рассматривая сверкающий кузов. Он подумал о том, что пора бы начать откладывать деньги на уроки вождения. Ему нравилось гонять на мотоцикле, но машина ведь совсем другое дело. Он обошел автомобиль со всех сторон, изучая его с видом знатока, приценивающегося к товару.
Мотор работал по-прежнему.
Гэри в недоумении оглянулся на изгородь — куда же запропастился водитель? Он вздохнул и продолжил осмотр. Рука его почти непроизвольно потянулась к ручке.
Дверца тотчас отворилась.
Гэри нахмурился.
Как странно... Не очень-то разумно оставлять машину с включенным двигателем и зажженными фарами, но чтоб не запереть дверцу... Одно из двух: либо водитель чересчур доверчив, либо круглый дурак. Гэри взялся за ручку задней дверцы.
И тут не заперто.
Обойдя машину, он нажал на ручку со стороны водителя. И уже не удивился, когда дверца поддалась.
Машина, качнувшись, сдвинулась с места.
Сдвинулась лишь на дюйм-другой, но и этого оказалось достаточно — Гэри в испуге отпрянул назад. «Наверное, ручной тормоз отошел», — подумал он. Двигатель по-прежнему работал вхолостую. Минуту спустя Гэри вновь шагнул к дверце водителя, рассудив, что все же лучше поставить машину на ручной тормоз, пока она не скатилась с пологого холма. Он приоткрыл дверцу. И в тот же миг почувствовал на своем затылке чьи-то руки. В следующее мгновение сильные цепкие пальцы сомкнулись у него на шее, впившись в горло.
Захваченный врасплох, совершенно беспомощный, Гэри не в силах был сопротивляться, когда руки невидимого противника с силой швырнули его на стекло.
Гэри почувствовал, как по лицу его заструилась кровь.
Он вскрикнул от боли и изумления, и тут же последовал еще один толчок — гораздо сильнее предыдущего. Теперь он ударился лицом о дверцу; его пронзила жгучая боль: осколок одного из сломавшихся зубов вонзился в язык. Рот Гэри наполнился кровью, заструившейся по подбородку и закапавшей на куртку. Тут наконец он попытался оказать сопротивление, однако невидимый противник нанес еще один удар: после очередного столкновения с машиной Гэри лишился еще нескольких зубов и сломал нижнюю челюсть. Юноша попытался закричать, но боль была невыносима и он уже находился на грани беспамятства.
Гэри Синклер привалился к капоту, соскользнул на землю. Перекатившись на спину, попытался разглядеть своего мучителя. Незнакомец сел на корточки, ухватил Гэри за волосы, приподнял над землей; он вглядывался в залитое кровью лицо, словно оценивая тяжесть нанесенных увечий.
И тут Гэри увидел нож. Лезвие десяти дюймов длиной. Чуть толще вязальной спицы. Гэри застонал — боль была мучительной, невыносимой... Он попытался вырваться, но тщетно: рука вцепилась в него мертвой хваткой.
Острие ножа коснулось века... Почувствовав, как штаны его становятся теплыми и влажными, Гэри понял, что обмочился.
Острый как игла кончик ножа проколол белок его правого глаза.
Острие погружалось в глаз долго и медленно. Неторопливо, с какой-то садистской основательностью нож как бы вставляли в дергающееся глазное яблоко.
Наконец Гэри нашел в себе силы закричать, но его безумный вопль тотчас оборвался — лезвие еще на дюйм вошло в глазницу. Нож продвигался все так же медленно, размеренно...
Еще на дюйм...
На два...
На три...
...Остекленевший глаз выплеснулся на залитую кровью щеку. Лезвие же проникало все дальше... Вот острие коснулось лобной доли мозга.
Гэри Синклер судорожно дернулся и затих.
Убийца, вытащив нож, обошел машину и открыл багажник. Спустя минуту труп юноши лежал в багажном отделении. Убийца же, проследовав к передней дверце, уселся за руль, выехал на дорогу, и машина мгновенно исчезла во тьме.
— Ты, ублюдок! — гаркнул он вдогонку автомобилю, через секунду-другую растворившемуся во мраке ночи.
Гэри с силой втянул в себя воздух, испытывая одновременно и гнев, и облегчение — ведь он находился только что на волоске от смерти. Неужели водитель его не заметил? А может, этот идиот накачался под завязку. Другого объяснения не находилось. Еще бы несколько дюймов — и ему крышка. Мотоцикл сердито заворчал, словно разделяя негодование своего владельца. Гэри непроизвольно глянул на указатель топливного бака. Стрелка вплотную приблизилась к нулю — бензобак был практически пуст. Вполголоса выругавшись, Гэри чуть прикрыл дроссельную заслонку. Он подумал, что, если держать заслонку в таком положении, ему, возможно, удастся добраться домой до того, как мотор окончательно заглохнет. Сделав несколько пробных выездов, Гэри решил, что бензобак протекает, однако его брат, продавший ему мотоцикл, уверял, что все в полнейшем порядке.
— Как же, в порядке! — проворчал Гэри, снова взглянув на стрелку. До Хинкстона оставалось добрых пять миль, и он сомневался, хватит ли ему тех капель, что еще остались в баке.
Словно подтверждая его сомнения, мотоцикл замедлил ход, хотя седок яростно жал на рукоятку газа. Мотор отчаянно зачихал и наконец заглох. Гэри коснулся почвы носком ботинка, выскочил из седла и привалил свой «кавасаки» к протянувшейся вдоль дороги ограде.
Затем сорвал с головы шлем и свирепо взглянул на злополучное транспортное средство. Запустив пятерню в копну каштановых волос, Гэри присел на корточки и после минутного раздумья пришел к выводу, что заниматься ремонтом — каковы бы ни были поломки — в данной ситуации бессмысленно. Он находился в пяти милях от дома, и все пять миль ему придется толкать впереди себя этот проклятый мотоцикл — ничего другого не оставалось. Гэри вытащил из кармана своей кожаной куртки пачку сигарет и прикурил, глубоко затягиваясь, согревая легкие горячим дымом. Затем ухватился за руль и повел мотоцикл в направлении города.
Ветер за последний час заметно усилился. Гэри по-прежнему шел по обочине дороги, то и дело отбрасывая с лица пряди волос и мысленно проклиная брата, навязавшего ему свой мотоцикл. Каждую сотню ярдов он останавливался, переводя дыхание.
А ветер все усиливался, все ниже пригибая к земле деревья, росшие по обеим сторонам дороги. Луна исчезла в затянувших небо тучах, и стало совсем темно. Злобной насмешкой звучал свист ветра в ветвях деревьев и кустарников. Справа от него поднимались темные холмы, скрывавшие от взора окраины Хинкстона и свет уличных фонарей. Гэри взглянул на часы. Четверть первого... А ведь в шесть утра он уже должен опять быть на ногах... Снова и снова поминал Гэри недобрым словом своего брата. Господи, когда же он наконец доберется до дома? Ему поспать бы хоть несколько часов... «А что, если, — подумал Гэри, — позвонить утром на работу и сказать, что заболел?» Подумал, но тотчас отбросил эту мысль. Прошло два года с тех пор, как он окончил школу, но лишь недавно наконец-то получил работу — работу в булочной. Так что Гэри не мог себе позволить испытывать судьбу. Ведь имея на руках всего лишь школьный аттестат, не так-то просто найти работодателя.
Наконец Гэри добрался до поворота. Ветер здесь дул даже сильнее, чем он ожидал. Его злобное пронзительное завывание в высоких зарослях кустарника напоминало стоны сказочных духов, вещающих о смерти. Гэри продолжал устало брести по обочине, и, несмотря на холодный ветер, он даже чуть вспотел.
Остановившись в очередной раз передохнуть, поднял голову и увидел впереди себя машину: она стояла ярдах в двух от него. Стояла на придорожной стоянке с включенными фарами.
Гэри невольно улыбнулся. Возможно, водитель подбросит его до Хинкстона. А мотоцикл они как-нибудь пристроят в багажнике... Не может быть, чтоб этот парень отказал ему... Гэри прибавил шагу.
Что-то в машине этой было знакомое...
Что-то... Но что именно?
Он подошел поближе и вдруг сообразил, что это та самая машина, которая час с лишним назад чуть не сбила его.
Гэри почувствовал, как в нем закипает гнев. Но он все же сумел взять себя в руки. Если водитель подбросит его до города, то, возможно, Гэри изменит свое мнение о нем. А об инциденте он упомянет по дороге лишь вскользь, как бы в шутку... Стоит ли придираться к мелочам?
Подойдя к машине, он услыхал приглушенное урчание мотора — единственный звук, нарушавший ночную тишину.
Вероятно, водитель не один... Должно быть, уединился со своей подружкой. Видать, решили наскоро перепихнуться. Гэри ухмыльнулся, затем с сомнением покачал головой: если бы они возились на заднем сиденье, водитель вряд ли оставил бы включенными двигатель и фары.
Мотор урчал в полночной тиши все так же тихо, монотонно...
Ветер чуть утих, но по-прежнему клонились вниз ветви деревьев, словно кто-то невидимый пригибал их к земле. Гэри подошел к машине. Заглянул.
В салоне было пусто.
Парень, наверное, зашел за изгородь по малой нужде, размышлял Гэри, осматривая машину. Что ж, придется подождать, пока тот не вернется.
Прислонив мотоцикл к изгороди, Гэри снова подошел к машине, восхищенно рассматривая сверкающий кузов. Он подумал о том, что пора бы начать откладывать деньги на уроки вождения. Ему нравилось гонять на мотоцикле, но машина ведь совсем другое дело. Он обошел автомобиль со всех сторон, изучая его с видом знатока, приценивающегося к товару.
Мотор работал по-прежнему.
Гэри в недоумении оглянулся на изгородь — куда же запропастился водитель? Он вздохнул и продолжил осмотр. Рука его почти непроизвольно потянулась к ручке.
Дверца тотчас отворилась.
Гэри нахмурился.
Как странно... Не очень-то разумно оставлять машину с включенным двигателем и зажженными фарами, но чтоб не запереть дверцу... Одно из двух: либо водитель чересчур доверчив, либо круглый дурак. Гэри взялся за ручку задней дверцы.
И тут не заперто.
Обойдя машину, он нажал на ручку со стороны водителя. И уже не удивился, когда дверца поддалась.
Машина, качнувшись, сдвинулась с места.
Сдвинулась лишь на дюйм-другой, но и этого оказалось достаточно — Гэри в испуге отпрянул назад. «Наверное, ручной тормоз отошел», — подумал он. Двигатель по-прежнему работал вхолостую. Минуту спустя Гэри вновь шагнул к дверце водителя, рассудив, что все же лучше поставить машину на ручной тормоз, пока она не скатилась с пологого холма. Он приоткрыл дверцу. И в тот же миг почувствовал на своем затылке чьи-то руки. В следующее мгновение сильные цепкие пальцы сомкнулись у него на шее, впившись в горло.
Захваченный врасплох, совершенно беспомощный, Гэри не в силах был сопротивляться, когда руки невидимого противника с силой швырнули его на стекло.
Гэри почувствовал, как по лицу его заструилась кровь.
Он вскрикнул от боли и изумления, и тут же последовал еще один толчок — гораздо сильнее предыдущего. Теперь он ударился лицом о дверцу; его пронзила жгучая боль: осколок одного из сломавшихся зубов вонзился в язык. Рот Гэри наполнился кровью, заструившейся по подбородку и закапавшей на куртку. Тут наконец он попытался оказать сопротивление, однако невидимый противник нанес еще один удар: после очередного столкновения с машиной Гэри лишился еще нескольких зубов и сломал нижнюю челюсть. Юноша попытался закричать, но боль была невыносима и он уже находился на грани беспамятства.
Гэри Синклер привалился к капоту, соскользнул на землю. Перекатившись на спину, попытался разглядеть своего мучителя. Незнакомец сел на корточки, ухватил Гэри за волосы, приподнял над землей; он вглядывался в залитое кровью лицо, словно оценивая тяжесть нанесенных увечий.
И тут Гэри увидел нож. Лезвие десяти дюймов длиной. Чуть толще вязальной спицы. Гэри застонал — боль была мучительной, невыносимой... Он попытался вырваться, но тщетно: рука вцепилась в него мертвой хваткой.
Острие ножа коснулось века... Почувствовав, как штаны его становятся теплыми и влажными, Гэри понял, что обмочился.
Острый как игла кончик ножа проколол белок его правого глаза.
Острие погружалось в глаз долго и медленно. Неторопливо, с какой-то садистской основательностью нож как бы вставляли в дергающееся глазное яблоко.
Наконец Гэри нашел в себе силы закричать, но его безумный вопль тотчас оборвался — лезвие еще на дюйм вошло в глазницу. Нож продвигался все так же медленно, размеренно...
Еще на дюйм...
На два...
На три...
...Остекленевший глаз выплеснулся на залитую кровью щеку. Лезвие же проникало все дальше... Вот острие коснулось лобной доли мозга.
Гэри Синклер судорожно дернулся и затих.
Убийца, вытащив нож, обошел машину и открыл багажник. Спустя минуту труп юноши лежал в багажном отделении. Убийца же, проследовав к передней дверце, уселся за руль, выехал на дорогу, и машина мгновенно исчезла во тьме.
Глава 2
Будто кто-то угольным карандашом навел ей под глазами тени. Сьюзен Хэкет взглянула на свое отражение в зеркале и вздохнула. Она взяла с туалетного столика расческу и провела ею по волосам, невольно прислушиваясь к их электрическому потрескиванию. Взбив кончиками пальцев и без того пышную прическу, она потянулась к косметичке, из которой извлекла пуховку, чтобы припудрить бледное лицо. Косметический набор ей подарили семь месяцев назад, к двадцатипятилетию. А вот сегодня она чувствовала себя на все сто двадцать пять.
Сьюзен снова вздохнула, утомленная косметическими упражнениями, поднялась и направилась в ванную — смыть грим с лица. Лишь насухо вытершись махровым полотенцем, она решила еще раз посмотреться в зеркало, висевшее над раковиной. Посмотрела — и нахмурилась. Но все же — несмотря на множество бессонных ночей — она сохранила присущую ей от природы привлекательность. Она очень осторожно пользовалась косметикой. Впрочем, многие утверждали, что ей вовсе не нужно краситься. Так стоило ли все менять? Потому только, что...
Снова ополоснув лицо и насухо вытершись полотенцем, она возвратилась в спальню, где быстро, но при этом весьма искусно подвела глаза, подкрасила тушью ресницы. Темные круги под глазами уже не казались ей такими безобразными. Ей бы несколько ночей поспать по-человечески — и все будет в порядке. Но вот когда ей выпадут такие ночи, Сьюзен понятия не имела.
Натянув свитер и джинсы и надев замшевые полусапожки, она вышла в узкий коридорчик. Дверь в комнату напротив спальни была чуть приоткрыта. Секунду помедлив, Сью осторожно переступила порог, стараясь при этом не задеть свисавшие с потолка марионетки. Белоснежка, семь гномов и прочие сказочные персонажи покачивались в дуновении ветерка, проникавшего через открытое окно. Сью зябко потерла руки — в комнате было довольно прохладно. Она подошла к окну и закрыла его, с озабоченным видом потрогала батарею. Приблизившись к кровати, отвернула край одеяла, под которым свернулось калачиком крохотное тельце.
Лиза Хэкет мирно спала. Мать осторожно провела рукой по ее светлым шелковистым волосам, убрала с лица дочери несколько тонких прядей. Потом наклонилась и поцеловала девочку в щечку.
— Любимая моя, — прошептала Сью и, медленно распрямившись, тихо вышла из комнаты.
Спустившись по ступенькам, Сью взяла сумочку, накинула куртку и, заглянув в гостиную, с улыбкой сказала:
— Кэролайн, я пошла. Буду часа через два.
Кэролайн Фернз, расположившаяся на диване, повернулась к Сью. Это была веселая и довольно привлекательная шестнадцатилетняя девушка с развитой грудью. Глядя на Сью, она, как всегда, улыбалась.
— Извини, что не предупредила тебя заранее, — сказала Сью, но Джон сегодня задерживается на собрании в школе, и я точно не знаю, когда он вернется. Если придет раньше меня, будь добра, скажи ему, что еда на плите. Хорошо?
Поспешно кивнув, Кэролайн снова улыбнулась и повернулась к экрану телевизора. Ей нравилось сидеть с четырехлетней дочкой Хэкетов. Они хорошо ей платили, и у них был цветной телевизор и видео — именно то, что ее отец категорически отказывался покупать. Но дело не только в деньгах и цветном телевизоре: вся прелесть этой работы состояла в том, что ее, приходящую няню, каждый раз после очередного «дежурства» отвозили домой на машине — мистер Хэкет неизменно на этом настаивал. Кэролайн находила, что он выглядит необычайно сексуально, несмотря на свой тридцатилетний возраст. Ей хотелось, чтобы и ее учитель английского хотя бы немножко на него походил.
Она услышала, как хлопнула входная дверь, и взглянула на часы. Восемнадцать тридцать пять.
Еще несколько минут — и мыльная опера закончится. После этого она пойдет выпьет чашку чая. Кэролайн блаженно потянулась и поудобней устроилась на диване.
Выйдя из дома, Сью невольно зябко вздрогнула. По улицам гулял холодный ветер. Она, поежившись, подняла воротник куртки и торопливо зашагала к машине. Усевшись за руль «метро», она завела мотор и мельком глянула на свое отражение в зеркало заднего вида.
Откинувшись на спинку сиденья, мысленно напомнила себе о цветах — нужно было захватить цветы. Цветы — это очень важно...
Они видели, как она уезжала.
Затаившись в полумраке, они наблюдали за удалявшимся «метро». Восемнадцать тридцать восемь.
Один из них, выглянув из машины, зыркнул на освещенное окно.
Они решили еще немного подождать.
Сьюзен снова вздохнула, утомленная косметическими упражнениями, поднялась и направилась в ванную — смыть грим с лица. Лишь насухо вытершись махровым полотенцем, она решила еще раз посмотреться в зеркало, висевшее над раковиной. Посмотрела — и нахмурилась. Но все же — несмотря на множество бессонных ночей — она сохранила присущую ей от природы привлекательность. Она очень осторожно пользовалась косметикой. Впрочем, многие утверждали, что ей вовсе не нужно краситься. Так стоило ли все менять? Потому только, что...
Снова ополоснув лицо и насухо вытершись полотенцем, она возвратилась в спальню, где быстро, но при этом весьма искусно подвела глаза, подкрасила тушью ресницы. Темные круги под глазами уже не казались ей такими безобразными. Ей бы несколько ночей поспать по-человечески — и все будет в порядке. Но вот когда ей выпадут такие ночи, Сьюзен понятия не имела.
Натянув свитер и джинсы и надев замшевые полусапожки, она вышла в узкий коридорчик. Дверь в комнату напротив спальни была чуть приоткрыта. Секунду помедлив, Сью осторожно переступила порог, стараясь при этом не задеть свисавшие с потолка марионетки. Белоснежка, семь гномов и прочие сказочные персонажи покачивались в дуновении ветерка, проникавшего через открытое окно. Сью зябко потерла руки — в комнате было довольно прохладно. Она подошла к окну и закрыла его, с озабоченным видом потрогала батарею. Приблизившись к кровати, отвернула край одеяла, под которым свернулось калачиком крохотное тельце.
Лиза Хэкет мирно спала. Мать осторожно провела рукой по ее светлым шелковистым волосам, убрала с лица дочери несколько тонких прядей. Потом наклонилась и поцеловала девочку в щечку.
— Любимая моя, — прошептала Сью и, медленно распрямившись, тихо вышла из комнаты.
Спустившись по ступенькам, Сью взяла сумочку, накинула куртку и, заглянув в гостиную, с улыбкой сказала:
— Кэролайн, я пошла. Буду часа через два.
Кэролайн Фернз, расположившаяся на диване, повернулась к Сью. Это была веселая и довольно привлекательная шестнадцатилетняя девушка с развитой грудью. Глядя на Сью, она, как всегда, улыбалась.
— Извини, что не предупредила тебя заранее, — сказала Сью, но Джон сегодня задерживается на собрании в школе, и я точно не знаю, когда он вернется. Если придет раньше меня, будь добра, скажи ему, что еда на плите. Хорошо?
Поспешно кивнув, Кэролайн снова улыбнулась и повернулась к экрану телевизора. Ей нравилось сидеть с четырехлетней дочкой Хэкетов. Они хорошо ей платили, и у них был цветной телевизор и видео — именно то, что ее отец категорически отказывался покупать. Но дело не только в деньгах и цветном телевизоре: вся прелесть этой работы состояла в том, что ее, приходящую няню, каждый раз после очередного «дежурства» отвозили домой на машине — мистер Хэкет неизменно на этом настаивал. Кэролайн находила, что он выглядит необычайно сексуально, несмотря на свой тридцатилетний возраст. Ей хотелось, чтобы и ее учитель английского хотя бы немножко на него походил.
Она услышала, как хлопнула входная дверь, и взглянула на часы. Восемнадцать тридцать пять.
Еще несколько минут — и мыльная опера закончится. После этого она пойдет выпьет чашку чая. Кэролайн блаженно потянулась и поудобней устроилась на диване.
Выйдя из дома, Сью невольно зябко вздрогнула. По улицам гулял холодный ветер. Она, поежившись, подняла воротник куртки и торопливо зашагала к машине. Усевшись за руль «метро», она завела мотор и мельком глянула на свое отражение в зеркало заднего вида.
Откинувшись на спинку сиденья, мысленно напомнила себе о цветах — нужно было захватить цветы. Цветы — это очень важно...
Они видели, как она уезжала.
Затаившись в полумраке, они наблюдали за удалявшимся «метро». Восемнадцать тридцать восемь.
Один из них, выглянув из машины, зыркнул на освещенное окно.
Они решили еще немного подождать.
Глава 3
Сверху раздался глухой стук. Он уставился на потолок, словно ожидал, что тот вот-вот обвалится. Однако обошлось — не видно было ни трещин, ни выпирающих балок, ни осыпающегося бетона. Потолок оставался таким же безупречно ровным, как и десять минут назад.
Джон Хэкет положил руку на лоб, попутно взглянув на наручные часы, которые тикали, как ему казалось, слишком громко.
— О чем задумался?
Голос с легким ирландским акцентом прозвучал совсем рядом.
Хэкет медленно повернул голову. Никки Ривз уставилась на него немигающим взглядом своих огромных карих глаз, тем самым взглядом, который сразу же его очаровал, когда он увидел ее впервые. Для таких глаз и подобного взгляда существует множество банальнейших определений: «завлекающие глаза», «гипнотический взгляд» и тому подобное.
Хэкет хмыкнул, подумав: "А как насчет потрахаться и черт с ними, с твоими глазами?.. "
Она откинула с лица волосы и повторила свой вопрос:
— О чем ты думаешь?..
Хэкет помотал головой, отгоняя досаждавшие ему мысли. Никки приподнялась на локте, вглядываясь в его лицо. Указательным пальцем правой руки она выводила узоры на его обнаженной груди. Он почувствовал запах ее духов. Он прекрасно знал этот запах. Не мог не знать, так как сам же и подарил их.
— Ты полагаешь, меня что-то беспокоит? — спросил Хэкет, проводя пальцем по ее нижней губе.
Высунув язык, она лизнула его палец.
— Потому что ты какой-то задумчивый, — сказала она с улыбкой.
— Что значит — задумчивый?.. — Он пожал плечами.
...Хэкет лежал неподвижно; она поглаживала его грудь, а он рассматривал ее лицо, словно изучая его. Простыня сползла на пол, обнажив ее груди с набухшими сосками. Он снова заглянул в ее глаза. И тотчас же почувствовал, что тонет в них, теряется... Его палец соскользнул с губ девушки; Хэкет принялся поглаживать ее щеку, наслаждаясь шелковистостью кожи. Но главное — его по-прежнему пленял аромат ее духов — один из важнейших факторов, определивших их дальнейшие взаимоотношения. Ее красота играла, по-видимому, второстепенную роль. Любовные истории начинаются по-разному, и Хэкет мог бы дать десятки всевозможных описаний того специфического чувства, которое присуще как влюбленным мужчинам, так и женщинам. Но он прекрасно знал, что случай с Никки не имеет ничего общего с возвышенными чувствами. Просто любовная связь, чистейшей воды. Он мысленно улыбнулся такой формулировке. Что же в этом нечистого? Любовница — она и есть любовница.
Ей было двадцать два, на восемь лет меньше, чем Хэкету. Их связь длилась уже три месяца. С тех пор как...
Он попытался отогнать эту мысль, но она слишком прочно засела в его мозгу.
С тех пор как заболел отец Сью.
Ему вдруг пришло в голову, что он занимается самооправданием. И более того: вину за собственную измену пытается переложить на жену.
Ее отец умирал. Она вся целиком погрузилась в заботы о нем. Для мужа у нее времени почти не оставалось, вот он и завел себе любовницу. «Да, все это так», — с горечью подумал Хэкет. Беда лишь в том, что слишком уж просто выглядело подобное объяснение.
Никки, склонившись над ним, прижалась губами к его губам. Кончик ее языка настойчиво раздвигал его зубы, проникая все дальше, касаясь его языка... Хэкет с готовностью ответил на поцелуй. Когда они наконец оторвались друг от друга, оба дышали глубоко и прерывисто. Он чувствовал, как прижимаются к его груди ее соски, как твердеет его член, упираясь ей в живот...
Она вдруг отстранилась от него и села на краю кровати.
— Я что-то не то сказал? — Он с любопытством наблюдал, как Никки, вскочив, потянулась за футболкой, мешком свисавшей со спинки стула.
Она прошествовала к двери и, задержавшись на пороге, с улыбкой сообщила:
— Что-то я проголодалась... А ты как? Может, принести чего-нибудь?
Он покачал головой.
— Нет, спасибо. Я... — Он закашлялся. — Спасибо, я не голоден. Дома поем. «Ведь там меня ждет ужин», — подумал Хэкет. Он тяжко вздохнул, нахмурился и, усевшись на кровати, потянулся к своим брюкам — за пачкой «Данхилла». Прикурив, жадно затянулся. Взглянув на часы, Хэкет подумал о том, что Сью в это время должна уже быть в больнице. Ночное дежурство. Господи, зачем себя так изводить? Каждую ночь торчать в больнице! Он выпустил струйку дыма, задумчиво глядя, как дым, медленно поднимаясь к потолку, растворяется в воздухе. Когда же этому настанет конец?
Никто не знает ответа... И никто не мог бы сказать, как долго будет продолжаться его связь с Никки. В глубине души он конечно же раскаивался... Так не положить ли этому конец прямо сейчас? Правда, угрызения совести он испытывал, лишь находясь вдали от нее. Когда же Никки была рядом, желание порвать с ней раз и навсегда несколько притуплялось. Разумеется, он не любил ее, это он знал наверняка. Не любил, но привязался...
Ведь она заполняла пустоту, образовавшуюся в его жизни. Пустота — вот где корень бед! — которая, в сущности, не должна была возникнуть. Ну вот... Он снова обвиняет Сью. Однако роль мужа, которым пренебрегают или которого не понимают, — эта роль не очень-то ему подходит.
А что, если муж сожалеет о содеянном?
Хэкет снова затянулся.
А как насчет мужа — бесчувственного, самодовольного ублюдка? Похоже, подходит идеально...
Философские раздумья Джона Хэкета были прерваны появлением Никки. Она несла на подносе стакан молока и несколько наспех сооруженных бутербродов.
Зябко поежившись, она с улыбкой сообщила, что на кухне ужасно холодно, затем присела рядом с ним на кровать и с удовольствием откусила от одного из бутербродов.
— Хрюшка, вот ты кто, — сказал он, наблюдая, как она ест.
— Хрю-хрю! — отозвалась она со смехом.
Он обхватил ее за талию и, притянув к себе, поцеловал в ухо. Никки отложила бутерброд, коснулась губами его носа и потянулась за стаканом. Набрав полный рот молока, она наклонилась к Хэкету. Белые струйки текли из уголков ее рта. Она поцеловала его в приоткрытые губы, вливая ему в рот согревшуюся жидкость. Когда они разъединились, на лице ее сияла улыбка. Она опустила руку на его бедро, постепенно перемещая в область паха. Добравшись до мошонки, чуть поскребла ее ноготками и потянулась к напрягшемуся пенису.
— Мне скоро уходить, — прошептал он в тот момент, когда она крепко ухватила его член, пытаясь придать ему предельное напряжение.
— Скоро и пойдешь, — выдохнула она ему в ухо.
Их тела переплелись. Они снова повалились на кровать.
Джон Хэкет положил руку на лоб, попутно взглянув на наручные часы, которые тикали, как ему казалось, слишком громко.
— О чем задумался?
Голос с легким ирландским акцентом прозвучал совсем рядом.
Хэкет медленно повернул голову. Никки Ривз уставилась на него немигающим взглядом своих огромных карих глаз, тем самым взглядом, который сразу же его очаровал, когда он увидел ее впервые. Для таких глаз и подобного взгляда существует множество банальнейших определений: «завлекающие глаза», «гипнотический взгляд» и тому подобное.
Хэкет хмыкнул, подумав: "А как насчет потрахаться и черт с ними, с твоими глазами?.. "
Она откинула с лица волосы и повторила свой вопрос:
— О чем ты думаешь?..
Хэкет помотал головой, отгоняя досаждавшие ему мысли. Никки приподнялась на локте, вглядываясь в его лицо. Указательным пальцем правой руки она выводила узоры на его обнаженной груди. Он почувствовал запах ее духов. Он прекрасно знал этот запах. Не мог не знать, так как сам же и подарил их.
— Ты полагаешь, меня что-то беспокоит? — спросил Хэкет, проводя пальцем по ее нижней губе.
Высунув язык, она лизнула его палец.
— Потому что ты какой-то задумчивый, — сказала она с улыбкой.
— Что значит — задумчивый?.. — Он пожал плечами.
...Хэкет лежал неподвижно; она поглаживала его грудь, а он рассматривал ее лицо, словно изучая его. Простыня сползла на пол, обнажив ее груди с набухшими сосками. Он снова заглянул в ее глаза. И тотчас же почувствовал, что тонет в них, теряется... Его палец соскользнул с губ девушки; Хэкет принялся поглаживать ее щеку, наслаждаясь шелковистостью кожи. Но главное — его по-прежнему пленял аромат ее духов — один из важнейших факторов, определивших их дальнейшие взаимоотношения. Ее красота играла, по-видимому, второстепенную роль. Любовные истории начинаются по-разному, и Хэкет мог бы дать десятки всевозможных описаний того специфического чувства, которое присуще как влюбленным мужчинам, так и женщинам. Но он прекрасно знал, что случай с Никки не имеет ничего общего с возвышенными чувствами. Просто любовная связь, чистейшей воды. Он мысленно улыбнулся такой формулировке. Что же в этом нечистого? Любовница — она и есть любовница.
Ей было двадцать два, на восемь лет меньше, чем Хэкету. Их связь длилась уже три месяца. С тех пор как...
Он попытался отогнать эту мысль, но она слишком прочно засела в его мозгу.
С тех пор как заболел отец Сью.
Ему вдруг пришло в голову, что он занимается самооправданием. И более того: вину за собственную измену пытается переложить на жену.
Ее отец умирал. Она вся целиком погрузилась в заботы о нем. Для мужа у нее времени почти не оставалось, вот он и завел себе любовницу. «Да, все это так», — с горечью подумал Хэкет. Беда лишь в том, что слишком уж просто выглядело подобное объяснение.
Никки, склонившись над ним, прижалась губами к его губам. Кончик ее языка настойчиво раздвигал его зубы, проникая все дальше, касаясь его языка... Хэкет с готовностью ответил на поцелуй. Когда они наконец оторвались друг от друга, оба дышали глубоко и прерывисто. Он чувствовал, как прижимаются к его груди ее соски, как твердеет его член, упираясь ей в живот...
Она вдруг отстранилась от него и села на краю кровати.
— Я что-то не то сказал? — Он с любопытством наблюдал, как Никки, вскочив, потянулась за футболкой, мешком свисавшей со спинки стула.
Она прошествовала к двери и, задержавшись на пороге, с улыбкой сообщила:
— Что-то я проголодалась... А ты как? Может, принести чего-нибудь?
Он покачал головой.
— Нет, спасибо. Я... — Он закашлялся. — Спасибо, я не голоден. Дома поем. «Ведь там меня ждет ужин», — подумал Хэкет. Он тяжко вздохнул, нахмурился и, усевшись на кровати, потянулся к своим брюкам — за пачкой «Данхилла». Прикурив, жадно затянулся. Взглянув на часы, Хэкет подумал о том, что Сью в это время должна уже быть в больнице. Ночное дежурство. Господи, зачем себя так изводить? Каждую ночь торчать в больнице! Он выпустил струйку дыма, задумчиво глядя, как дым, медленно поднимаясь к потолку, растворяется в воздухе. Когда же этому настанет конец?
Никто не знает ответа... И никто не мог бы сказать, как долго будет продолжаться его связь с Никки. В глубине души он конечно же раскаивался... Так не положить ли этому конец прямо сейчас? Правда, угрызения совести он испытывал, лишь находясь вдали от нее. Когда же Никки была рядом, желание порвать с ней раз и навсегда несколько притуплялось. Разумеется, он не любил ее, это он знал наверняка. Не любил, но привязался...
Ведь она заполняла пустоту, образовавшуюся в его жизни. Пустота — вот где корень бед! — которая, в сущности, не должна была возникнуть. Ну вот... Он снова обвиняет Сью. Однако роль мужа, которым пренебрегают или которого не понимают, — эта роль не очень-то ему подходит.
А что, если муж сожалеет о содеянном?
Хэкет снова затянулся.
А как насчет мужа — бесчувственного, самодовольного ублюдка? Похоже, подходит идеально...
Философские раздумья Джона Хэкета были прерваны появлением Никки. Она несла на подносе стакан молока и несколько наспех сооруженных бутербродов.
Зябко поежившись, она с улыбкой сообщила, что на кухне ужасно холодно, затем присела рядом с ним на кровать и с удовольствием откусила от одного из бутербродов.
— Хрюшка, вот ты кто, — сказал он, наблюдая, как она ест.
— Хрю-хрю! — отозвалась она со смехом.
Он обхватил ее за талию и, притянув к себе, поцеловал в ухо. Никки отложила бутерброд, коснулась губами его носа и потянулась за стаканом. Набрав полный рот молока, она наклонилась к Хэкету. Белые струйки текли из уголков ее рта. Она поцеловала его в приоткрытые губы, вливая ему в рот согревшуюся жидкость. Когда они разъединились, на лице ее сияла улыбка. Она опустила руку на его бедро, постепенно перемещая в область паха. Добравшись до мошонки, чуть поскребла ее ноготками и потянулась к напрягшемуся пенису.
— Мне скоро уходить, — прошептал он в тот момент, когда она крепко ухватила его член, пытаясь придать ему предельное напряжение.
— Скоро и пойдешь, — выдохнула она ему в ухо.
Их тела переплелись. Они снова повалились на кровать.
Глава 4
Дома в этой части Клэпхэма внешне почти ничем не отличались один от другого. Эти строения, обрамленные террасами, населяли зауряднейшие, ведущие ничем не примечательную жизнь люди, такие как Джон и Сьюзен Хэкет. Но именно их жилище являлось объектом пристального наблюдения. Вот уже двадцать минут двое сидевших в сером «форде» не сводили глаз с освещенного окна.
...Словно по сигналу оба вылезли из машины и не спеша направились к проулку, за которым начинался сад, расположенный рядом с домом Хэкетов. Уличный фонарь напротив дома не горел, и, похоже, это было незнакомцам на руку. Во дворе одного из соседних домов залаяла собака, но они не обратили на нее ни малейшего внимания. Шедший впереди высокий мужчина с непомерно длинными руками подошел к калитке, осторожно приподнял щеколду. Его спутник следовал за ним. Дорожка палисадника, посыпанная гранитной крошкой, протянулась футов на пятнадцать. Стараясь ступать как можно осторожнее, мужчины продвигались к задней стене дома.
...Словно по сигналу оба вылезли из машины и не спеша направились к проулку, за которым начинался сад, расположенный рядом с домом Хэкетов. Уличный фонарь напротив дома не горел, и, похоже, это было незнакомцам на руку. Во дворе одного из соседних домов залаяла собака, но они не обратили на нее ни малейшего внимания. Шедший впереди высокий мужчина с непомерно длинными руками подошел к калитке, осторожно приподнял щеколду. Его спутник следовал за ним. Дорожка палисадника, посыпанная гранитной крошкой, протянулась футов на пятнадцать. Стараясь ступать как можно осторожнее, мужчины продвигались к задней стене дома.