Хатсон Шон. Жертвы

   Он не дал ей договорить.
   — Вы присутствовали на пресс-конференции в Новом Скотленд-Ярде дней десять назад? — спросил он.
   Она кивнула.
   — Полиция вам объявила, что убийца арестован. Прежде чем вы ответите мне что-нибудь, скажу, что да, я знаю, ее показывали по телевидению и отчет о ней был опубликован в газетах, а посему я не открываю вам ничего такого, чего вы не знаете. Кроме того, что все это — блеф.
   — У меня были на этот счет подозрения. А вам откуда это известно?
   — Руководитель следственной группы сам мне об этом сказал. У полиции до сих пор нет никаких улик, поиски убийцы зашли в тупик.
   — А почему этот некто из Нового Скотленд-Ярда вообще говорил с вами на эту тему?
   — Давайте считать, что я просто использовал свое влияние. Одно время я работал у них. Мы с инспектором сыскной полиции Гибсоном близкие друзья. Или, по крайней мере, были друзьями.
   — И все же мне пока не понятен ваш интерес в этом деле, — сказала Терри.
   — Семерым убитым было заранее предначертано погибнуть насильственной смертью. Я установил это по их фотографиям.
   Терри нахмурилась, еще не зная, как ей поступить: рассмеяться, встать и уйти или продолжать слушать.
   — "Предначертано"? — насторожилась она. — Это отдает сентиментальностью.
   — Каждая жертва убийства излучает нечто вроде ауры, не знаю, как еще можно это назвать, — с раздражением сказал Миллер, осознавая, что его откровения действительно могут показаться горячечным бредом. Даже покажи он Терри фотографии Пенни Стил и Джорджа Кука, она бы не нашла в них ничего примечательного. — Эту ауру могу видеть только я. И только на фотографиях.
   — Не хотите ли вы сказать, что видели фотографии убитых? — удивилась Терри, внезапно оживляясь. — Но ведь это же засекреченные документы. Как вам удалось получить к ним доступ?
   — Это уж мое дело. Во всяком случае, я говорю о фотоснимках этих людей до того, как они были убиты. Именно на них и проступает загадочное свечение.
   Терри отпивала свой напиток маленькими глотками, все время посматривая на Миллера поверх бокала. Наконец она поставила бокал на столик и стала играть им, держа его пальцами за ножку.
   — А почему вы обратились ко мне? Почему выбрали именно меня, чтобы поделиться своими секретами? — поинтересовалась она.
   — Потому что, мне кажется, вам можно доверять, вы не будете распространяться об этом. Откровенно говоря, если и есть в этом мире что-то, чего я терпеть не могу, так это доверять кому бы то ни было свои тайны. Но поскольку в данном случае сделать это необходимо, мой выбор пал на вас. Расскажите, что вам известно об этих убийствах?
   — С какой стати я должна говорить с вами об этом?
   Он пожал плечами.
   — Не хотите — не надо, вероятно, мне известно гораздо больше, чем вам. Просто мне показалось, что мы могли бы помочь друг другу. Но, возможно, вы и правы, и мне следовало обратиться в газету. — Миллер собрался было уйти, но Терри, выставив вперед руку, усадила его на место.
   — Все жертвы были убиты различными способами, — сказала она. — Вы уже, наверное, знаете об этом. Но — самое поразительное — всякий раз преступник, совершая убийство, словно со скрупулезной точностью копировал одно из тех, что имели место в прошлом. Кем бы ни был убийца, абсолютно ясно одно: у него обширные познания в криминальной истории. Последняя женщина была убита и изуродована точь-в-точь как жертвы известного убийцы Гордона Камминса. Его называли «Блиц-потрошитель». В 1942 году за четыре дня он убил четырех женщин, две из них были проститутками. Что характерно, последняя убитая тоже проститутка.
   — Откуда вы все это знаете? — спросил Миллер, не сводя с нее глаз.
   — После второго убийства мне позвонил человек, уверявший, что он из группы расследования, занимающейся данным делом. Сказал, что у него есть для меня информация относительно этих убийств. Вначале я подумала, что кто-то слышал мои репортажи и решил надо мной подшутить, но то, что я от него услышала, оказалось слишком серьезно, чтобы это мог знать кто-то посторонний. С тех пор он звонит мне после каждого убийства. Но я не знаю ни его фамилии, ни его должности.
   — Какой-нибудь информатор внутри Скотленд-Ярда? — предположил Миллер, в задумчивости поглаживая подбородок, и ему вспомнились слова Гибсона: «Иногда мне кажется, что Чандлер будет злорадствовать, если меня поставят к стенке...» — Так вы полагаете, что убийца хорошо разбирается в криминальной истории? — пробормотал он.
   Терри кивнула.
   «Кто-то с оскорбленным самолюбием? — размышлял Миллер. — Кто-то точит зуб на полицию?»
   Чандлер, конечно, подходил на эту роль.
   Наступило долгое молчание, которое было нарушено Терри.
   — Он мне звонил, — сказала она тихо. — Убийца. Несколько дней назад. В полицию я не обращалась, полагая, что он попытается со мной связаться, но пока этого не произошло.
   — Вы думаете, что он еще позвонит? — поинтересовался Миллер.
   — Кто знает? Я даже не совсем уверена, что это был именно убийца, — пожала она плечами. — Возможно, это кто-то с нездоровым чувством юмора.
   — Настолько нездоровым, что убил семь человек разными способами, — пробурчал Миллер. — Почему вы не обратились в полицию? Они могли бы поставить ваш телефон на прослушивание.
   — Идея не заявлять в полицию пришла в голову не мне, — призналась Терри. — Так посоветовал мой коллега, Боб Джонсон. Он посчитал, что у меня есть шанс найти убийцу, если тот захочет связаться со мной.
   — Да понимаете ли вы, что рискуете своей жизнью? — воскликнул Миллер.
   — Это — шанс, которым я хочу воспользоваться.
   Она допила то, что оставалось в ее бокале, и отодвинула пустой бокал от себя. Миллер предложил ей еще, и после некоторого колебания она согласилась. Терри смотрела, как он направился к бару, удивляясь, чем этот человек так ее завораживает. Что было в его внешности? Да, он был привлекателен, в этом сомнения не было, но Терри уловила какую-то темную сторону в нем, некую горечь, которая окутывала его, как покрывало. Когда он говорил, в его голосе ощущалась усталость, обычно свойственная людям вдвое старше его, как будто он устает от всего, что его окружает. В его тоне временами проскальзывало нечто сродни презрению к тому, о чем он говорил. И все же где-то в глубине души она чувствовала, что ее тянет к нему или, скорее, к тому, о чем он рассказывает и как он об этом говорит. Ее размышления были прерваны возвращением Миллера.
   — Вы, кажется, осведомлены обо мне больше, чем я могла предполагать, — сказала она. — А я даже не знаю, чем вы зарабатываете себе на жизнь.
   Миллер криво усмехнулся.
   — Я — художник-гример и специалист по киноэффектам в одной кинокомпании, которая сейчас проводит съемки примерно километрах в пятнадцати от Лондона, — сказал он, поведав также о своем опыте работы фотографом в прессе и в полиции.
   — Вы, должно быть, видели какие-то очень страшные вещи, — тихо сказала Терри.
   — Через какое-то время начинаешь уважать это.
   Она посмотрела на него недоуменно.
   — Смерть. Начинаешь уважать смерть. Она приходит в разных обличьях. Некоторые поистине ужасны, другие — просто омерзительны. Но начинаешь также понимать, что не существует достойной смерти. — Он провел указательным пальцем по ободку своего бокала. — Чего я только не насмотрелся! Трупы, висящие на деревьях, лежащие на железнодорожных рельсах, замурованные в бетон. Обезглавленные, с выпущенными внутренностями, расчлененные. Раздувшиеся, почерневшие, прогнившие, изъеденные личинками. — Невидящим взором он уставился на спинку стула, на котором она сидела. — Мужчины, женщины, дети, даже младенцы. Иногда в одиночку, иногда группами. А этот запах тления! Так пахнут тухлые яйца, этот запах преследует вас. Проникает в одежду. Во все поры. От него невозможно отделаться. — Миллер хлебнул порядочный глоток виски. — Через какое-то время он становится вашим другом, — подытожил он.
   — Подальше бы от таких друзей, — содрогнулась Терри. — Послушайте, а что такое эта аура, или как ее там, и почему вы можете узнать, кому суждено стать жертвой убийства?
   Он рассказал о несчастном случае, который с ним произошел. Рассказал про операцию. Про пересадку глаза.
   — Другой причины я не вижу, — заявил Миллер. — Наверняка это связано с глазом, потому что световое пятно на фотографиях я различаю левым, пересаженным глазом.
   — И только на фотографиях?
   Он кивнул.
   — А что бы вы сказали, если бы кто-нибудь подошел к вам и заявил, что он способен определить потенциальных жертв убийств, глядя на их фотографии?
   — Я бы, наверное, сказал, что он сошел с ума, — ответил Миллер.
   — Журналисты и репортеры считаются отъявленными циниками, — сказала Терри. — А я, должно быть, выгляжу совсем рехнувшейся, потому что верю вам.
   Что-то отдаленно напоминающее благодарность скользнуло по лицу Миллера.
   — Но пусть это останется между нами, — попросил он. — Я уже сказал, что не люблю доверять людям. А решился на это, поверив вам. Возможно, мне придется дорого заплатить за свою опрометчивость.
   Они оба выпили.
   — Ну что, будете ждать случая, когда убийца захочет связаться с вами? — спросил он.
   Она пожала плечами.
   — А почему бы и нет? Во всяком случае, полиция, кажется, бессильна. Было бы здорово, если бы мне удалось снять репортаж с его участием... — Она сделала паузу на этой фразе. — Знаю, насколько это опасно, но, вероятно, это поможет задержать убийцу.
   — Или — что не менее вероятно — приведет к тому, что вас попросту убьют, — резко сказал Миллер.
   — Не думаю, что Боб Джонсон слишком огорчится. Это лишь повысит рейтинг его передач. Пожалуй, больше его ничего не заботит. Да ему плевать на убийства людей. Для него это просто хороший повод увеличить зрительскую аудиторию программы. Думаю, он расстроится, когда полиция в конце концов поймает этого маньяка.
   — Если поймает, — сказал Миллер тихо.
   — Вы говорите так, будто у вас есть сомнения, Фрэнк, — заметила она, снова ощущая на себе его взгляд, но на этот раз не чувствуя себя неуютно под этим взглядом.
   Миллер не ответил. Терри поднялась из-за стола и засобиралась.
   — Мне надо идти, — сказала она. — Работа ждет.
   Миллер тоже поднялся, пожал ей на прощанье руку и поблагодарил за внимание к его рассказу. Терри достала из сумочки листок бумаги и написала свой номер телефона. Миллер сделал то же.
   — Я позвоню вам, мисс Уорнер, — сказал он.
   — Терри, — поправила она.
   Некоторое время они смотрели друг на друга, затем она повернулась и зашагала к выходу. Миллер снова сел, допил свой бокал и отставил его в сторону. Несколько секунд он разглядывал листок бумаги, оставленный ею, потом сложил, его и сунул в карман куртки.
   Листок занял место между фотографиями Джорджа Кука и Пенни Стил.
   Теперь у него был ее номер телефона.
   Появилась возможность узнать ее поближе.

Глава 38

   Дождь лил как из ведра, и казалось, ему не будет конца. Уже с утра небо потемнело, и по нему поползли грозовые тучи, вскоре нависшие над городом тяжелым, душным покрывалом. Тучи сгустились так сильно, что даже ветер не смог согнать их с насиженных мест. Не в силах дальше удерживать свой груз, тучи пролили его на притихший внизу город.
   Где-то под черным куполом небес, как отдаленная канонада, прогремел гром, и его неумолчные раскаты время от времени рассекались хлесткими щелчками молниевых плетей.
   Терри Уорнер чертыхнулась про себя, когда на экране телевизора в который раз исчезло изображение из-за огромного количества статического электричества, накопившегося в атмосфере. Она стала перебирать кнопки на дистанционном пульте управления, но на всех каналах было одно и то же. Какие-то ломаные линии и пенящиеся белые точки. На короткое время изображение восстановилось, но затем последовал сокрушительный грозовой разряд, и экран совсем погас. Терри выключила телевизор и побрела на кухню, чтобы сварить себе чашку кофе.
   Едва она наполнила водой чайник, как зазвонил телефон.
   Терри ринулась обратно в гостиную и схватила трубку, успев заметить сквозь раздвинутые шторы огромный электрический зигзаг, расколовший тучи.
   — Алло, Терри Уорнер, — сказала она в трубку, не отводя глаз от продолжающегося небесного фейерверка.
   Ответа не последовало. Только шипение и потрескивание на линии.
   — Алло.
   На другом конце провода трубку положили, при этом щелчок прозвучал необычно громко в тишине квартиры. Терри пожала плечами и повесила трубку.
   Она уже подходила к двери кухни, когда телефон снова зазвонил.
   Она вернулась и снова сняла трубку.
   И снова на другом конце провода молчание.
   Молчание.
   Нет, что-то еще.
   Дыхание?
   Она сильнее прижала трубку к уху, пытаясь определить, что это за тихий скрежет, едва пробивающийся сквозь треск в проводах.
   — Кто это? — спросила она, стараясь говорить спокойно. — Вы, наверное, неправильно набрали номер.
   Терри неожиданно вспомнила об автоответчике и решила сделать запись. Она слегка замешкалась, прежде чем нажать кнопку записи. Потом нажала ее.
   — Номер набран правильно.
   От этих слов она вздрогнула. Да так, что чуть не выронила трубку.
   — Кто это? — настойчиво спросила она, в ее голосе слышалось напряжение.
   А за окном в это время раздался оглушительный удар грома.
   — Говорите, — прохрипела она с негодованием и страхом.
   — Я наблюдаю.
   Терри попыталась сглотнуть, но горло перехватило. Преодолевая страх, она силилась уловить в этом голосе знакомые нотки, что-нибудь характерное в отрывочных фразах.
   — Мой телефон прослушивается, — вдруг выпалила она. — Я сделала это после последнего вашего звонка.
   На другом конце — молчание.
   Дыхание.
   Или что-то похожее.
   Телефон отключился.
   Она уронила трубку на рычаг и с ужасом отпрянула от аппарата, как от ядовитой змеи.
   Ей казалось, что она простояла так целую вечность, не смея отвести взгляда от телефона. В ожидании, что он снова позвонит.
   А за окном разыгралась настоящая буря.

Глава 39

   Звонок раздался примерно в семь тридцать утра, вырвав Миллера из сна. Он проснулся и обнаружил, что находится в своем кабинете, распластавшись на письменном столе, в одном углу которого стоит полупустая бутылка хейг-виски. Еще не стряхнув с себя остатки сна, он снял трубку и долго не мог узнать голос на другом конце провода. Наконец говорящий представился. Филип Дикинсон. Режиссер извинялся за причиненное беспокойство, но, как он уверял, у него хорошие новости для Миллера.
   Им нужно было, сообщил Дикинсон, чтобы специалист по киноэффектам вернулся на съемки. Миллер не преминул спросить про ту ссору с Лизой Ричардсон, про его мрачную шутку, оказавшую на нее такое воздействие.
   Дикинсон сказал, что Лиза от них ушла. Колин Робсон уволен за серию скандалов. Миллер был снова нужен. А Лизу они заменили другой актрисой.
   Миллер выслушал все новости с плохо скрываемым ликованием и хотел было предложить Дикинсону подыскать себе другого специалиста по киноэффектам, но передумал. Да, он вернется и, ладно, к девяти будет на рабочем месте.
   Поставив «гранаду» на стоянку за сценической площадкой, Миллер неожиданно ощутил прилив сил. Он снова был там, где все было мило его сердцу. На работе. И если его работа проходила среди крови и насилия, что ж, пусть будет так. По крайней мере, эту кровь можно было смыть в конце рабочего дня.
   Он уже вдоволь насмотрелся на натуральную смерть и лужи крови.
   Вылезая из машины, он почувствовал на своей коже первые капли дождя. Ночной разгул стихии сменился то и дело принимавшимся моросящим дождем. Направляясь к двери сценической площадки, Миллер мельком взглянул на серое, неприветливое небо. Потом бросил взгляд на гримерный прицеп. Его собственное царство.
   Он снова был в родных пенатах.

* * *

   — Ты был прав, нам не составило особого труда подыскать новую актрису, — такими словами встретил его Филип Дикинсон. — В оставшихся сценах она все равно будет в гриме. Никто и не заметит разницы.
   Миллер кивнул и приложился к своей фляжке.
   — Надеюсь, ты не выбрал еще одну примадонну на смену той глупой корове, — усмехнулся специалист по киноэффектам.
   — Я познакомлю вас, — ответил режиссер.
   Миллер уселся разглядывать эскизы, лежащие перед ним, пока режиссер пробирался по многолюдному буфету в поисках той, кто был ему нужен. Через некоторое время он вернулся к столику в сопровождении спутницы.
   — Фрэнк, познакомься, это — Сюзан Льюис, — сказал режиссер.
   Миллер обернулся и увидел актрису, стоящую рядом с ним. Он встал и пожал ей руку, пробежав глазами по ее тонкой фигуре. Актрисе было около тридцати, приятной наружности, без косметики. Ее длинные черные волосы спутались, и она поправила их ладонью под пристальным взглядом Миллера. Актриса приветливо улыбнулась, и он заметил, как от улыбки похорошело ее лицо.
   — Фрэнк Миллер, наш гример и специалист по киноэффектам, — представил его Дикинсон.
   — Надеюсь, вы не будете возражать, если на вас будет грим, — сказал Миллер. — Я имею в виду сценический грим, а не косметику.
   — Я и раньше гримировалась. Меня это не очень беспокоит, — сообщила она.
   Миллер не мог оторвать от нее глаз. Как завороженный, с неожиданным для себя самого волнением разглядывал он ее высокие скулы, изящную линию подбородка и шеи.
   — Вы скорее похожи на манекенщицу, — сказал он. — Жалко, наверное, заклеивать такое лицо латексом, — добавил он, широко улыбаясь.
   — Я и была бы манекенщицей, но ростом не вышла, — поведала она.
   — Вы очень симпатичны, — заметил он.
   — В его устах это звучит как комплимент, которых из него обычно клещами не вытянешь, — сказал ей Дикинсон, на что она мило улыбнулась.
   Миллер тоже улыбнулся. Она действительно была на редкость привлекательной молодой женщиной.
   — Я бы хотел снять сегодня одну сцену с участием Сюзан, если это возможно, Фрэнк, — сказал режиссер. — Сколько времени займет наложение грима?
   Миллер пожал плечами.
   — Часа два, может, больше. Мне понадобится сделать несколько фотоснимков, а возможно, и несколько масок, перед тем как накладывать грим.
   — Я готова в любой момент, — сказала Сюзан специалисту по киноэффектам.
   Миллер отпил из своей фляжки и пошел вместе с ней к выходу из буфета, а затем по бетонированной площадке в гримерный прицеп.
   — Я слышала, вы не поладили с Лизой Ричардсон, — сказала Сюзан.
   — Вас это беспокоит?
   — Нет, просто мне так говорили.
   — Все, что вам говорили, возможно, и правда.
   — А еще мне говорили, что вы бываете довольно заносчивым.
   Миллер остановился на ступеньках у входа в гримерный прицеп. Он посмотрел на Сюзан и улыбнулся.
   — Так это тоже правда? — настаивала она.
   — Сами увидите, — ответил он. — Того, кто говорит, что я невыносим, как правило, не устраивают мои методы работы. Я являюсь исключением в мире кинобизнеса, я — один из немногих, кто действительно ценит то, что делает. Мне безразлично, какой выйдет фильм, это пусть беспокоит Фила Дикинсона. Все, что меня интересует, — это чтобы мои эффекты получились хорошо.
   Он пожал плечами и открыл дверь гримерного прицепа, впуская ее внутрь. Миллер включил освещение и пригласил Сюзан сесть перед зеркалом, стоящим в углу прицепа. Затем он извлек из шкафа фотокамеру «Полароид».
   — Я видела некоторые из ваших работ по этому фильму, Филип показывал мне отдельные фрагменты на монтажном столике, — сказала Сюзан. — По-моему, они потрясающи.
   — Хотите мне польстить? — спросил Миллер.
   Приветливая улыбка на ее лице потухла, Сюзан не скрывала своего разочарования.
   — Похоже, что слухи о вас были правдой, — сказала она. — Вы действительно можете быть заносчивым. Я хотела сказать именно то, что сказала: ваши работы — потрясающи.
   — Спасибо за доверие.
   — Лиза Ричардсон ушла из-за вас?
   — Это имеет значение?
   — Просто хотелось бы знать. Вы не производите впечатления человека с легким характером, а нам ведь вместе работать.
   — У нас были разногласия, — сказал он, удостоверившись в том, что камера готова для съемки. — А теперь, может, приступим к работе?
   Он снял первый кадр и, вытащив снимок из фотокамеры, положил на стол, дожидаясь, когда он полностью проявится. Затем снял второй кадр в профиль слева. Затем еще один — в профиль справа.
   Пока снимки темнели и на них проступало изображение, Миллер сделал еще пару кадров.
   — У вас бывает раздражение кожи, аллергия? — спросил он тоном, каким обычно задают вопросы врачи. — Грим иногда раздражает чувствительную кожу.
   Сюзан отрицательно качнула головой.
   — Меня предупреждали, что в кинобизнесе нужны люди толстокожие, — улыбнулась она своей шутке.
   Миллер кивнул и обернулся к столу. Снимки еще проявлялись. Наконец он поднял один из них и стал помахивать им в воздухе, чтобы он скорее просох. Теперь изображение было совершенно отчетливым.
   Миллер всмотрелся в отпечаток.
   Лицо Сюзан Льюис было окружено аурой.
   Едва различимый круг света.
   Специалист по киноэффектам сжал зубы, на его скулах заходили желваки.
   — Ну как, снимки получились нормально? — спросила Сюзан, удивившись тому, что Миллер внезапно замолчал.
   — Что? — рассеянно отозвался он.
   — Снимки.
   — Да, все в порядке, — соврал он, не сводя глаз со светящегося ореола вокруг ее лица. Он смотрел на снимки, забыв о времени, потом повернулся и направился к двери прицепа.
   — А как же грим? — окликнула его Сюзан.
   — Это подождет, — ответил Миллер.
   И вышел.

* * *

   У входа в студию в импровизированной кабине был телефон.
   Миллер сказал дежурному охраннику, что ему нужно позвонить, и тот вышел из кабины, а Миллер стал поспешно набирать нужный номер, в нетерпении постукивая пальцами по столику и ожидая, когда снимут трубку.
   — Новый Скотленд-Ярд, — попросил он ответившего на его вызов. — Мне надо поговорить со Стюартом Гибсоном, добавочный номер двадцать два, — сказал Миллер и снова стал ждать, прислушиваясь к последовавшей серии щелчков и потрескиваний, пока его соединяли. Послышались сигналы вызова на линии добавочного номера телефона.
   Гудки следовали один за другим.
   — Ну, давай же, — возбужденно прошипел Миллер.
   Наконец он услышал щелчок, трубку сняли.
   — Кабинет инспектора сыскной полиции Гибсона, — сообщил голос.
   Миллер сразу же узнал его.
   — Стюарт, это Фрэнк Миллер.
   Последовало непродолжительное молчание, а когда полицейский инспектор заговорил, в его голосе безошибочно угадывались ледяные нотки.
   — По-моему, мы все сказали, что хотели, в тот день.
   — Но это важно. Помнишь, я тебе говорил про ауру вокруг потенциальных жертв убийств? Так вот, я ее снова увидел.
   — Послушай, Фрэнк, почему бы тебе не найти кого-нибудь другого, чтобы приставать со своим бредом. Я же тебе сказал, меня это не интересует.
   — Но тебя это обязательно заинтересует, когда ее убьют, правда? — бросил Миллер.
   — О ком ты говоришь?
   Миллер объяснил.
   — Уверяю тебя, Стюарт, на снимках — то же свечение, что и на фотографиях всех других жертв. Ее непременно убьют. Я могу поспорить на деньги.
   — Тогда тебе, может быть, лучше обратиться в «Ладброкс», чем ко мне, — с сарказмом посоветовал инспектор. — Послушай, Фрэнк, я занят. Мне хватит и одной головоломки, которую предстоит решать, отстань ты от меня со своими сумасбродными идеями.
   — Так что же может тебя убедить? — рявкнул Миллер.
   — Нечто более существенное, чем слова алкоголика с буйным воображением и плохим зрением, — едко парировал полицейский инспектор. — А теперь отстань и повесь трубку, понял?
   — По крайней мере, пришли кого-нибудь последить за ней, понаблюдать за ее домом, сделай же что-нибудь! — сердито крикнул Миллер. — Ты не можешь просто отмахнуться от того, что я тебе сказал. Ее непременно убьют, помяни мое слово.
   — Все, Фрэнк, пока, — сказал Гибсон и положил трубку.
   — Подлец! — взревел Миллер и бросил трубку.
   Он выскочил из кабины, чуть не столкнувшись с охранником, который, услышав разговор на повышенных тонах, решил вернуться. Охранник открыл было рот, чтобы что-то сказать Миллеру, но тот уже мчался к гримерному прицепу. Охранник покачал головой и вошел в свою сторожку.
   Миновав бетонированную площадку и подходя к прицепу, он увидел ожидающую его в дверях Сюзан Льюис.
   Миллер невольно содрогнулся, встретившись взглядом с актрисой, живо представив ее изображение в обрамлении ауры, которую он видел на снимке.
   Может быть, он все же ошибается относительно этого странного свечения? Возможно, все предыдущие убийства являлись лишь случайным совпадением? Он в этом сомневался, однако очень молился, чтобы на этот раз он ошибся.
   Съемки проходили в соответствии с планом.
   Сюзан Льюис исполняла свою роль прекрасно под слоем гротескного грима, который Миллер создал для нее. Он накладывал его осторожно, почти любовно. Как хирург, делающий пластическую операцию, придавал латексу нужные формы, вырезал отверстия, создавая что-то потрясающе безобразное на лице той, от которой раньше нельзя было отвести глаз.
   Пока шли съемки, безотлучно находился рядом с камерой и смотрел на актрису. Стоял, попивая из своей фляжки, и смотрел. Преследуемый мыслью о том, что он видел на фотоснимках. Помня, что вокруг нее разливался свет, как от маяка. И видеть это мог только он.