Страница:
– И слышать не хочу! – огрызнулся мистер Орли. – Я уже сказал: никаких новых названий!
– Нам нужно что-то классное, – стояла на своем Эрин.
– Ах, вам нужно что-то классное? – обозлился мистер Орли. – Тогда научи этих дамочек танцевать как следует. А уж потом, может быть, мы поговорим о более классном названии. Пока что нам «И хочется, и можется» в самый раз.
– А мы вот что придумали: «Сладкие грезы», – продолжала Эрин как ни в чем не бывало. – Достаточно завлекательно, но не так прямолинейно. Как вам кажется?
– Мне кажется, – со всей возможной суровостью в голосе произнес мистер Орли, – что я уже сто лет назад раздал этим барышням кассеты с записями из лучшего далласского стрип-клуба. Не так ли, юные леди? Все, что от них требуется, – это сунуть кассету в видак и внимательно просмотреть эту чертову пленку. Даже шимпанзе сумели бы перенять что-нибудь из тамошних штучек.
– Но на это требуется время, – возразила Эрин.
– Черта с два! – Мистер Орли ткнул пальцем в сторону Сабрины, занятой полированием ногтей на ногах. – Вот ты – ты смотрела эту пленку?
Сабрина, опустив голову, созналась, что нет.
– По этому вопросу все! – мистер Орли хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. – Закрыт вопрос, поняли? Мы состряпаем себе классное название тогда, когда я увижу классное выступление.
Урбана Спрол подняла руку.
– Мистер Орли, я смотрела пленку. По-моему, эти далласские девочки уж слишком перегибают палку.
– Ах вот как?– саркастически начал было мистер Орли, но Эрин перебила его:
– Подумайте о нашем предложении, ладно? «Сладкие грезы».
Кто-то негромко постучал в дверь кабинета. Мистер Орли сделал знак Шэду, и тот занял стратегическую позицию у двери.
– Кто там? – спросил он.
– Полиция, – ответил из-за двери низкий мужской голос.
Шэд вопросительно взглянул на хозяина.
– Твою мать! – выругался тот. – Что на этот раз?
Его лицо приобрело заметный пепельный оттенок.
Однако кое-какие детали располагали Эрин в его пользу. Разговор шел уже одиннадцать минут, а Эл Гарсиа до сих пор не сделал ей никакого двусмысленного предложения – даже не спросил, замужем она или нет. Это выгодно отличало его от большинства полицейских, заходивших в «И хочется, и можется».
Сержант Гарсиа сидел через стол от Эрин в маленькой задней комнатке. Мистер Орли, сославшись на все усиливающиеся симптомы простуды, поспешил смыться. Шэд в баре спорил с каким-то посетителем по поводу двух порций гаитянского рома. На сцене Урбана Спрол отплясывала рэп.
Эрин сидела в кружевном пеньюаре, белом трико, открывавшем глазу более, нежели прикрывавшем, и туфлях на высоком каблуке – не самый идеальный костюм для разговора с представителем полиции. Сержант Гарсиа курил сигару, не ощущая носившихся в воздухе парфюмерных ароматов. Он вручил Эрин ксерокопию водительских прав, выданных властями штата Флорида. Эрин увидела фотографию Джерри Киллиана. К этому моменту она уже знала, что он мертв. Сержант Гарсиа успел сказать ей об этом.
– Что же все-таки с ним случилось? – с трудом выговорила она. Во рту у нее пересохло, в ушах тихонько позванивало.
– Утонул, – коротко ответил полицейский. – В его квартире висит ваша фотография.
– Да, и еще добрая дюжина других.
– Я нашел в его тумбочке стопку салфеток для коктейля. Вы знали об этом? О том, что у него там салфетки вашего заведения?
– Я никогда не была у него в спальне, – холодно и твердо произнесла Эрин.
– Он писал на них – такие коротенькие заметки или записочки: самому себе, своим детям, вам. – Гарсиа помолчал. – Ничего, что я курю?
– Ничего, ничего. Я просто обожаю этот запах. И еще запах скипидара.
Не извиняясь, полицейский погасил сигару.
– Расскажите мне, что произошло, – попросила Эрин. В голове у нее все еще никак не укладывалось, что мистер Квадратные Зенки мертв. «Это уж слишком», – подумала она. – Я хочу знать все.
– Произошло то, что ваш приятель, бездыханный, приплыл по Кларк-Форк-ривер и испортил мне весь отпуск. Вы когда-нибудь бывали там – на Кларк-Форк-ривер? – Гарсиа порылся в кармане пиджака и вынул конверт с фотографиями, сделанными «полароидом». Перебрав их, он взял одну, на которой были видны река и горы, и передал ее Эрин. – Графство Минерал, Монтана. Красивые места, правда?
Эрин кивнула. На переднем плане были изображены миловидная темноволосая женщина и двое детей. Жена и дети сержанта Гарсиа выглядели вполне обыкновенными людьми – такими же, как все.
– Графство Минерал – место довольно благополучное по части убийств, – продолжал тем временем детектив. – Тамошний коронер [7] только глянул на этого мистера туриста, упакованного с головы до ног в лос-анджелесские шмотки, и сказал: несчастный случай. Утонул – и все. Но, поскольку я такой уж занудный и невоспитанный кубинец, да еще приехавший из большого города, я вежливо попросил коронера посмотреть, что у мистера туриста внутри. Коронер оказался хорошим парнем – велел выпотрошить его прямо на месте.
Низкокалорийный обед Эрин неприятно зашевелился у нее в желудке.
– И что же вы нашли у него внутри? – через силу выдавила она.
– Не так уж много. – Сержант Гарсиа держал свою погашенную сигару так, словно это была кисть художника. – Небольшое количество воды в легких. Собственно, этого и следовало ожидать. Но, когда человек тонет в реке или озере, вместе с водой он втягивает в легкие водоросли, разных букашек, песок – вы не поверите, что там можно найти. Однажды ночью на Ки-Бискейн мы выловили утопленника, у которого в бронхиолах оказалась рыбешка.
Эл Гарсиа повысил голос, чтобы перекрыть доносившуюся со сцены музыку:
– Мне кажется, вы сейчас не очень-то расположены разговаривать. Может, мне зайти в другой раз?
– Не могли бы вы перейти прямо к делу? – нетерпеливо спросила Эрин. – Через десять минут мой выход.
– Разумеется, – ответил Гарсиа. – А дело вот в чем. Кларк-Форк-ривер была просто битком набита травой, листьями, всякими жучками – если вы зачерпнете ведро воды из любой реки, сами увидите. Но вода в легких Киллиана оказалась на удивление чистой.
– Водопроводная вода, – сказала Эрин.
– Вы отлично соображаете.
– Значит, его кто-то убил?
– И вероятнее всего – утопил в ванне, – подтвердил Гарсиа. – По крайней мере, таково мое мнение.
– Мы можем выйти отсюда? – спросила Эрин.
– Если только вы разрешите мне курить.
Шэд последовал за ними на автостоянку, но Эрин сделала ему знак остаться. Эл Гарсиа вел себя так, как будто женщины его вообще не интересовали. Он снова зажег свою сигару и прислонился к голубому «капрису» без номеров.
– Вы это серьезно? – спросила Эрин. – Насчет того, что Джерри убили?
– Его бывшая супруга говорит, что он каждый год ездил на Запад порыбачить. Только, как оказалось, на сей раз он не выправил себе лицензии на ловлю форели. И это очень странно. – Гарсиа, отвернувшись от Эрин, выдохнул струю дыма в темноту. – Два местных парня видели его на реке: одного, поздно вечером, да еще и в страшную грозу. Он был на плоту, а плот несло по течению.
– Тогда он был еще жив?
– Сомневаюсь. У вас есть какие-нибудь мысли на этот счет, миссис Грант?
– Дайте подумать, – попросила Эрин. – Все так сложно. – Материнский инстинкт подсказывал ей, что не следует упоминать ни о дочери, ни об обещании Джерри Киллиана помочь. Впрочем, может быть, сержант Гарсиа был уже в курсе.
– Сейчас, наверное, я задам дурацкий вопрос, – сказал он, – но – это ведь не вы убили его, правда?
Эрин удивленно и горько рассмеялась.
– Нет, сэр, это не я. Я не любила его, не спала с ним и уж совершенно определенно не убивала его.
– Я верю вам, – ответил Гарсиа. – Просто уж такой я зануда.
Он дал ей свою визитную карточку. Эрин с любопытством взглянула на нее.
– Но здесь написано – графство Дейд, – заметила она.
– В этом-то и вся проблема. А мы с вами находимся в графстве Броуорд. – Гарсиа передвинул окурок из одного угла рта в другой. – Монтана далеко отсюда, миссис Грант. У меня может уйти довольно много времени на то, чтобы расшевелить местное начальство.
– Но это ведь вообще не ваша территория.
– Совершенно верно. Я просто, что называется, вмешиваюсь не в свое дело.
– Почему?
– Потому что его нашел мой мальчишка. – Гарсиа достал из кармана ключи от машины. – У вас же есть дети – значит, вы поймете меня.
– А как он сейчас? Я имею в виду вашего сына.
– В порядке. Просто он хочет знать, что случилось, и я предпочитаю сказать ему все, как есть. В конце концов, утопленники – это как раз по моей части.
В голосе сержанта Гарсиа прозвучала невеселая усмешка. Эрин встретилась с ним глазами. Он выглядел усталым, озабоченным, и она подумала: наверное, на самом деле он лет на десять моложе, чем кажется. Ей захотелось немедленно рассказать ему всю правду, но она подавила это желание.
– Мне хотелось бы помочь вам, – сказала она, – но я не знаю, смогу ли быть вам полезна. Мистер Киллиан был просто одним из посетителей, вот и все Я едва знала его.
Эл Гарсиа бросил окурок на землю, и он, зашипев, угас в соседней луже.
Когда Гарсиа уже сидел в машине, Эрин сделала ему знак, чтобы опустил стекло окошка, и, подойдя поближе, спросила:
– Если вы ведете расследование неофициально, как же вы сумели попасть в его квартиру?
– Я просто попросил консьержа открыть мне дверь. – Гарсиа подмигнул. – Значок полицейского кое-что да значит. – Он включил зажигание. – А вы шли бы назад, а то еще, не дай Бог, простудитесь.
– А официально будет что-нибудь делаться?
– По поводу Киллиана? Пока нет. Коронер обещал, что подождет с подписыванием бумаг с неделю или около того, пока я не разведаю обстановку.
– Где сейчас тело Джерри?
– В Миссуле. Лежит в морозильнике в компании подстреленного лося, тонны этак на две.
– Просто кошмар, – сказала она, бросая ему на стол пачку цветных слайдов. – Я нашла это в ящике среди белья Пола.
– А как себя чувствует Пол? – обреченно спросил Мордекай.
– Немного лучше. Но это явление временное.
– А что насчет той синагоги? Вспомнил кто-нибудь, где она находится?
– Не было никакой синагоги, Мордекай, – с ожесточением проговорила Джойс. – Посмотри эти слайды.
Это были снимки, сделанные одним из приятелей Пола Гьюбера на том злосчастном мальчишнике. Мордекай принялся методично просматривать их один за другим, поднося к стоящей на столе лампе.
Джойс села и захлюпала носом.
– И за этого человека я собираюсь замуж!
А Мордекай тем временем жалел, что у него под рукой нет проектора и экрана. Женщины на снимках, веселые, смеющиеся, были все как одна в костюме Евы. На одной из фотографий он увидел молодое лицо Пола Гьюбера, прижатое к голому животу красивой брюнетки таким образом, что создавалось впечатление, будто у него небольшая курчавая бородка наподобие эспаньолки.
– Совершенно очевидно, что он был пьян, – сказал Мордекай. – Перебрал лишку.
– Не оправдывай его. Я хочу, чтобы ты подал в суд на этого сукина сына.
– За что? Вы ведь пока еще не муж и жена.
– Бывают же на свете адвокаты, – сердито проворчала она, сморкаясь.
– А это что? – Мордекай пристально рассматривал последний снимок, не похожий на остальные. На нем был изображен высокий человек с седыми волосами и заметным брюшком, наклонившийся над все еще стоящим на коленях Полом Гьюбером. Обеими руками седовласый незнакомец взметнул над головой Пола, словно занесенный топор, зеленую бутылку. Его лицо было искажено яростью. Позади него Мордекай разглядел фигуру еще одного высокого мужчины, раскинувшего руки, словно пытаясь предотвратить расправу.
– Это просто динамит, – сказал Мордекай. Он достал из верхнего ящика стола лупу и снова склонился над снимком.
– Я рада, что доставила тебе удовольствие, – сухо отозвалась Джойс. – Мое будущее под угрозой, но, слава Богу, хоть ты можешь поразвлечься.
– Джойс!
– Что?
– Заткнись, сделай милость.
Хлюпанье и шмыганье носом прекратилось. Лицо Джойс приобрело холодное и презрительное выражение.
Мордекай поднял голову от снимков. Он так и сиял.
– Я знаю этих парней!
– Кого? Почему ты улыбаешься?
– Поезжай сейчас же домой, Джойс, и заботься как можно лучше о своем женихе.
– Как я могу заботиться о нем, если он ушел играть в гольф?
– Ушел?! – воскликнул Мордекай. – Играть в гольф?! Он не может играть в гольф. Он очень болен. У него темнеет в глазах, он стал хуже видеть, он иногда теряет сознание. Иди и найди его, Джойс. Немедленно!
Он чуть ли не волоком дотащил ее до двери.
– Завтра я заскочу к тебе. Нам нужно о многом переговорить.
– Но как же я? – возразила Джойс, упираясь. – Имеется в виду, что я должна забыть об этих фотографиях? Мой жених, человек, за которого я собиралась выйти замуж, тычется лицом в живот какой-то голой шлюхи! И я должна об этом забыть?!
– Да, если ты считаешь себя умной и практичной женщиной, – подтвердил Мордекай. – Мы с тобой заварим такую кашу!
– Что – подадим в суд на это стрип-заведение?
– Не будь дурой. – Мордекай крепко тряхнул свою кузину за плечи. – Правило номер один в подобных случаях – запускай руку в тот карман, который поглубже. В нашем случае – в карман того человека, который напал на Пола.
– Кто он? – немедленно спросила Джойс.
– Об этом мы поговорим позже.
– Какая-нибудь известная личность? – не унималась Джойс. Она надеялась, что незнакомец окажется знаменитым киноактером. – Дай-ка еще раз взглянуть на эту фотографию.
– Потом, потом, – отмахнулся Мордекай, подталкивая ее к двери.
– А у него есть деньги? Ты уверен? Абсолютно?
– Я уверен, что в любом случае он их достанет. Уверен на все сто.
А про себя он подумал: «Наконец-то членство в демократической партии начинает приносить мне дивиденды!»
Глава 11
– Нам нужно что-то классное, – стояла на своем Эрин.
– Ах, вам нужно что-то классное? – обозлился мистер Орли. – Тогда научи этих дамочек танцевать как следует. А уж потом, может быть, мы поговорим о более классном названии. Пока что нам «И хочется, и можется» в самый раз.
– А мы вот что придумали: «Сладкие грезы», – продолжала Эрин как ни в чем не бывало. – Достаточно завлекательно, но не так прямолинейно. Как вам кажется?
– Мне кажется, – со всей возможной суровостью в голосе произнес мистер Орли, – что я уже сто лет назад раздал этим барышням кассеты с записями из лучшего далласского стрип-клуба. Не так ли, юные леди? Все, что от них требуется, – это сунуть кассету в видак и внимательно просмотреть эту чертову пленку. Даже шимпанзе сумели бы перенять что-нибудь из тамошних штучек.
– Но на это требуется время, – возразила Эрин.
– Черта с два! – Мистер Орли ткнул пальцем в сторону Сабрины, занятой полированием ногтей на ногах. – Вот ты – ты смотрела эту пленку?
Сабрина, опустив голову, созналась, что нет.
– По этому вопросу все! – мистер Орли хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. – Закрыт вопрос, поняли? Мы состряпаем себе классное название тогда, когда я увижу классное выступление.
Урбана Спрол подняла руку.
– Мистер Орли, я смотрела пленку. По-моему, эти далласские девочки уж слишком перегибают палку.
– Ах вот как?– саркастически начал было мистер Орли, но Эрин перебила его:
– Подумайте о нашем предложении, ладно? «Сладкие грезы».
Кто-то негромко постучал в дверь кабинета. Мистер Орли сделал знак Шэду, и тот занял стратегическую позицию у двери.
– Кто там? – спросил он.
– Полиция, – ответил из-за двери низкий мужской голос.
Шэд вопросительно взглянул на хозяина.
– Твою мать! – выругался тот. – Что на этот раз?
Его лицо приобрело заметный пепельный оттенок.
* * *
Эрин не знала, как ей вести себя с сержантом Элом Гарсиа. Она не знала, хороший он полицейский или так себе, но ей очень скоро стало ясно, что он не смог бы служить в ФБР: он явно не был любителем записывать все, что услышит.Однако кое-какие детали располагали Эрин в его пользу. Разговор шел уже одиннадцать минут, а Эл Гарсиа до сих пор не сделал ей никакого двусмысленного предложения – даже не спросил, замужем она или нет. Это выгодно отличало его от большинства полицейских, заходивших в «И хочется, и можется».
Сержант Гарсиа сидел через стол от Эрин в маленькой задней комнатке. Мистер Орли, сославшись на все усиливающиеся симптомы простуды, поспешил смыться. Шэд в баре спорил с каким-то посетителем по поводу двух порций гаитянского рома. На сцене Урбана Спрол отплясывала рэп.
Эрин сидела в кружевном пеньюаре, белом трико, открывавшем глазу более, нежели прикрывавшем, и туфлях на высоком каблуке – не самый идеальный костюм для разговора с представителем полиции. Сержант Гарсиа курил сигару, не ощущая носившихся в воздухе парфюмерных ароматов. Он вручил Эрин ксерокопию водительских прав, выданных властями штата Флорида. Эрин увидела фотографию Джерри Киллиана. К этому моменту она уже знала, что он мертв. Сержант Гарсиа успел сказать ей об этом.
– Что же все-таки с ним случилось? – с трудом выговорила она. Во рту у нее пересохло, в ушах тихонько позванивало.
– Утонул, – коротко ответил полицейский. – В его квартире висит ваша фотография.
– Да, и еще добрая дюжина других.
– Я нашел в его тумбочке стопку салфеток для коктейля. Вы знали об этом? О том, что у него там салфетки вашего заведения?
– Я никогда не была у него в спальне, – холодно и твердо произнесла Эрин.
– Он писал на них – такие коротенькие заметки или записочки: самому себе, своим детям, вам. – Гарсиа помолчал. – Ничего, что я курю?
– Ничего, ничего. Я просто обожаю этот запах. И еще запах скипидара.
Не извиняясь, полицейский погасил сигару.
– Расскажите мне, что произошло, – попросила Эрин. В голове у нее все еще никак не укладывалось, что мистер Квадратные Зенки мертв. «Это уж слишком», – подумала она. – Я хочу знать все.
– Произошло то, что ваш приятель, бездыханный, приплыл по Кларк-Форк-ривер и испортил мне весь отпуск. Вы когда-нибудь бывали там – на Кларк-Форк-ривер? – Гарсиа порылся в кармане пиджака и вынул конверт с фотографиями, сделанными «полароидом». Перебрав их, он взял одну, на которой были видны река и горы, и передал ее Эрин. – Графство Минерал, Монтана. Красивые места, правда?
Эрин кивнула. На переднем плане были изображены миловидная темноволосая женщина и двое детей. Жена и дети сержанта Гарсиа выглядели вполне обыкновенными людьми – такими же, как все.
– Графство Минерал – место довольно благополучное по части убийств, – продолжал тем временем детектив. – Тамошний коронер [7] только глянул на этого мистера туриста, упакованного с головы до ног в лос-анджелесские шмотки, и сказал: несчастный случай. Утонул – и все. Но, поскольку я такой уж занудный и невоспитанный кубинец, да еще приехавший из большого города, я вежливо попросил коронера посмотреть, что у мистера туриста внутри. Коронер оказался хорошим парнем – велел выпотрошить его прямо на месте.
Низкокалорийный обед Эрин неприятно зашевелился у нее в желудке.
– И что же вы нашли у него внутри? – через силу выдавила она.
– Не так уж много. – Сержант Гарсиа держал свою погашенную сигару так, словно это была кисть художника. – Небольшое количество воды в легких. Собственно, этого и следовало ожидать. Но, когда человек тонет в реке или озере, вместе с водой он втягивает в легкие водоросли, разных букашек, песок – вы не поверите, что там можно найти. Однажды ночью на Ки-Бискейн мы выловили утопленника, у которого в бронхиолах оказалась рыбешка.
Эл Гарсиа повысил голос, чтобы перекрыть доносившуюся со сцены музыку:
– Мне кажется, вы сейчас не очень-то расположены разговаривать. Может, мне зайти в другой раз?
– Не могли бы вы перейти прямо к делу? – нетерпеливо спросила Эрин. – Через десять минут мой выход.
– Разумеется, – ответил Гарсиа. – А дело вот в чем. Кларк-Форк-ривер была просто битком набита травой, листьями, всякими жучками – если вы зачерпнете ведро воды из любой реки, сами увидите. Но вода в легких Киллиана оказалась на удивление чистой.
– Водопроводная вода, – сказала Эрин.
– Вы отлично соображаете.
– Значит, его кто-то убил?
– И вероятнее всего – утопил в ванне, – подтвердил Гарсиа. – По крайней мере, таково мое мнение.
– Мы можем выйти отсюда? – спросила Эрин.
– Если только вы разрешите мне курить.
Шэд последовал за ними на автостоянку, но Эрин сделала ему знак остаться. Эл Гарсиа вел себя так, как будто женщины его вообще не интересовали. Он снова зажег свою сигару и прислонился к голубому «капрису» без номеров.
– Вы это серьезно? – спросила Эрин. – Насчет того, что Джерри убили?
– Его бывшая супруга говорит, что он каждый год ездил на Запад порыбачить. Только, как оказалось, на сей раз он не выправил себе лицензии на ловлю форели. И это очень странно. – Гарсиа, отвернувшись от Эрин, выдохнул струю дыма в темноту. – Два местных парня видели его на реке: одного, поздно вечером, да еще и в страшную грозу. Он был на плоту, а плот несло по течению.
– Тогда он был еще жив?
– Сомневаюсь. У вас есть какие-нибудь мысли на этот счет, миссис Грант?
– Дайте подумать, – попросила Эрин. – Все так сложно. – Материнский инстинкт подсказывал ей, что не следует упоминать ни о дочери, ни об обещании Джерри Киллиана помочь. Впрочем, может быть, сержант Гарсиа был уже в курсе.
– Сейчас, наверное, я задам дурацкий вопрос, – сказал он, – но – это ведь не вы убили его, правда?
Эрин удивленно и горько рассмеялась.
– Нет, сэр, это не я. Я не любила его, не спала с ним и уж совершенно определенно не убивала его.
– Я верю вам, – ответил Гарсиа. – Просто уж такой я зануда.
Он дал ей свою визитную карточку. Эрин с любопытством взглянула на нее.
– Но здесь написано – графство Дейд, – заметила она.
– В этом-то и вся проблема. А мы с вами находимся в графстве Броуорд. – Гарсиа передвинул окурок из одного угла рта в другой. – Монтана далеко отсюда, миссис Грант. У меня может уйти довольно много времени на то, чтобы расшевелить местное начальство.
– Но это ведь вообще не ваша территория.
– Совершенно верно. Я просто, что называется, вмешиваюсь не в свое дело.
– Почему?
– Потому что его нашел мой мальчишка. – Гарсиа достал из кармана ключи от машины. – У вас же есть дети – значит, вы поймете меня.
– А как он сейчас? Я имею в виду вашего сына.
– В порядке. Просто он хочет знать, что случилось, и я предпочитаю сказать ему все, как есть. В конце концов, утопленники – это как раз по моей части.
В голосе сержанта Гарсиа прозвучала невеселая усмешка. Эрин встретилась с ним глазами. Он выглядел усталым, озабоченным, и она подумала: наверное, на самом деле он лет на десять моложе, чем кажется. Ей захотелось немедленно рассказать ему всю правду, но она подавила это желание.
– Мне хотелось бы помочь вам, – сказала она, – но я не знаю, смогу ли быть вам полезна. Мистер Киллиан был просто одним из посетителей, вот и все Я едва знала его.
Эл Гарсиа бросил окурок на землю, и он, зашипев, угас в соседней луже.
Когда Гарсиа уже сидел в машине, Эрин сделала ему знак, чтобы опустил стекло окошка, и, подойдя поближе, спросила:
– Если вы ведете расследование неофициально, как же вы сумели попасть в его квартиру?
– Я просто попросил консьержа открыть мне дверь. – Гарсиа подмигнул. – Значок полицейского кое-что да значит. – Он включил зажигание. – А вы шли бы назад, а то еще, не дай Бог, простудитесь.
– А официально будет что-нибудь делаться?
– По поводу Киллиана? Пока нет. Коронер обещал, что подождет с подписыванием бумаг с неделю или около того, пока я не разведаю обстановку.
– Где сейчас тело Джерри?
– В Миссуле. Лежит в морозильнике в компании подстреленного лося, тонны этак на две.
* * *
Меньше всего на свете Мордекаю хотелось бы сейчас видеть свою кузину Джойс, но деться от нее было некуда.– Просто кошмар, – сказала она, бросая ему на стол пачку цветных слайдов. – Я нашла это в ящике среди белья Пола.
– А как себя чувствует Пол? – обреченно спросил Мордекай.
– Немного лучше. Но это явление временное.
– А что насчет той синагоги? Вспомнил кто-нибудь, где она находится?
– Не было никакой синагоги, Мордекай, – с ожесточением проговорила Джойс. – Посмотри эти слайды.
Это были снимки, сделанные одним из приятелей Пола Гьюбера на том злосчастном мальчишнике. Мордекай принялся методично просматривать их один за другим, поднося к стоящей на столе лампе.
Джойс села и захлюпала носом.
– И за этого человека я собираюсь замуж!
А Мордекай тем временем жалел, что у него под рукой нет проектора и экрана. Женщины на снимках, веселые, смеющиеся, были все как одна в костюме Евы. На одной из фотографий он увидел молодое лицо Пола Гьюбера, прижатое к голому животу красивой брюнетки таким образом, что создавалось впечатление, будто у него небольшая курчавая бородка наподобие эспаньолки.
– Совершенно очевидно, что он был пьян, – сказал Мордекай. – Перебрал лишку.
– Не оправдывай его. Я хочу, чтобы ты подал в суд на этого сукина сына.
– За что? Вы ведь пока еще не муж и жена.
– Бывают же на свете адвокаты, – сердито проворчала она, сморкаясь.
– А это что? – Мордекай пристально рассматривал последний снимок, не похожий на остальные. На нем был изображен высокий человек с седыми волосами и заметным брюшком, наклонившийся над все еще стоящим на коленях Полом Гьюбером. Обеими руками седовласый незнакомец взметнул над головой Пола, словно занесенный топор, зеленую бутылку. Его лицо было искажено яростью. Позади него Мордекай разглядел фигуру еще одного высокого мужчины, раскинувшего руки, словно пытаясь предотвратить расправу.
– Это просто динамит, – сказал Мордекай. Он достал из верхнего ящика стола лупу и снова склонился над снимком.
– Я рада, что доставила тебе удовольствие, – сухо отозвалась Джойс. – Мое будущее под угрозой, но, слава Богу, хоть ты можешь поразвлечься.
– Джойс!
– Что?
– Заткнись, сделай милость.
Хлюпанье и шмыганье носом прекратилось. Лицо Джойс приобрело холодное и презрительное выражение.
Мордекай поднял голову от снимков. Он так и сиял.
– Я знаю этих парней!
– Кого? Почему ты улыбаешься?
– Поезжай сейчас же домой, Джойс, и заботься как можно лучше о своем женихе.
– Как я могу заботиться о нем, если он ушел играть в гольф?
– Ушел?! – воскликнул Мордекай. – Играть в гольф?! Он не может играть в гольф. Он очень болен. У него темнеет в глазах, он стал хуже видеть, он иногда теряет сознание. Иди и найди его, Джойс. Немедленно!
Он чуть ли не волоком дотащил ее до двери.
– Завтра я заскочу к тебе. Нам нужно о многом переговорить.
– Но как же я? – возразила Джойс, упираясь. – Имеется в виду, что я должна забыть об этих фотографиях? Мой жених, человек, за которого я собиралась выйти замуж, тычется лицом в живот какой-то голой шлюхи! И я должна об этом забыть?!
– Да, если ты считаешь себя умной и практичной женщиной, – подтвердил Мордекай. – Мы с тобой заварим такую кашу!
– Что – подадим в суд на это стрип-заведение?
– Не будь дурой. – Мордекай крепко тряхнул свою кузину за плечи. – Правило номер один в подобных случаях – запускай руку в тот карман, который поглубже. В нашем случае – в карман того человека, который напал на Пола.
– Кто он? – немедленно спросила Джойс.
– Об этом мы поговорим позже.
– Какая-нибудь известная личность? – не унималась Джойс. Она надеялась, что незнакомец окажется знаменитым киноактером. – Дай-ка еще раз взглянуть на эту фотографию.
– Потом, потом, – отмахнулся Мордекай, подталкивая ее к двери.
– А у него есть деньги? Ты уверен? Абсолютно?
– Я уверен, что в любом случае он их достанет. Уверен на все сто.
А про себя он подумал: «Наконец-то членство в демократической партии начинает приносить мне дивиденды!»
Глава 11
Полночь застала конгрессмена Дилбека и Кристофера Рохо в «Клубничной поляне», в прекрасном расположении духа Они устроили себе праздник по случаю хороших новостей, полученных от Малкольма Молдовски через Эрба Крэндэлла: угроза шантажа перестала существовать! Донельзя довольный конгрессмен не стал выспрашивать о подробностях, да никто и не настаивал на том, чтобы сообщить их Дилбеку. Молди был магом и волшебником, и совсем ни к чему было раскрывать перед публикой его большие и маленькие секреты. Дилбек и Рохо подняли тост за здоровье этого всемогущего пройдохи, после чего перенесли все свое внимание на сцену. Вскоре в окутывавшей ее голубоватой дымке замелькали «голубки», сделанные из зеленых купюр различного достоинства. Ко времени закрытия заведения Дилбек и Рохо успели накоротке познакомиться с двумя танцовщицами «Клубничной поляны»
Рассвет застал всю теплую компанию в восьмидесяти милях от Форт-Лодердейла, на дамбе, перегораживающей озеро Окичоби в его юго-восточной части. Крис Рохо, расхаживая по дамбе в одних носках и жокейских шортах, разглагольствовал об истории возделывания сахарного тростника и производства сахара и о выдающейся роли, которую играл в ней конгрессмен Дилбек Танцовщицы, жалуясь на то, что их буквально заели огненные муравьи, ретировались на своих четырехдюймовых каблуках в спасительный уют лимузина, где кондиционер охлаждал горячий уже в этот ранний час воздух и где Пьер занимался приготовлением четырех порций «Кровавой Мэри».
Молодой Рохо, разгуливая по дамбе, продолжал ораторствовать с вдохновением, свойственным всем любителям кокаина:
– Двести тысяч акров сахарного тростника! Необозримое зеленое море – море сахара!..
Дилбек к этому моменту успел залить в себя столько джина, что не видел ничего дальше носков собственных ботинок. Первые лучи солнца теплым прикосновением легли на его голые плечи, и тут же вся кожа у него загорелась огнем от укусов разных зловредных насекомых. Дилбек перевалился с ноги на ногу, как человек, проведший ночь в маленькой, тесной лодке.
– Наверное, меня вырвет, – сообщил он Крису Рохо.
То был первый визит молодого миллионера на плантации, где произрастало богатство его семьи. Вскинув к небу тонкие смуглые руки, Рохо крикнул:
– Двадцать три цента за фунт! Йо-хо-хо!
Дилбек даже вздрогнул от его торжествующего вопля.
– Двадцать три цента! Спасибо тебе, Tio Sam [8]! Спасибо тебе, Дэви!
Двадцать три цента за фунт – это была средняя оптовая цена на сахар, выращенный семейной корпорацией Рохо. Явно завышенную цифру утвердил конгресс Соединенных Штатов с подачи «Коммодити кредит корпорейшн», то есть – фактически – Департамента сельского хозяйства. У Рохо были все основания испытывать глубочайшую благодарность: ведь сахарный тростник из стран Карибского бассейна шел на мировом рынке всего по двенадцать центов за фунт. Жесткие квоты импорта закрывали большей части карибского сахара путь на американский рынок, тем самым давал семье Рохо возможность держать установленные цены, получать баснословные прибыли и вести более чем дорогостоящий образ жизни. Всякий раз, когда международные ассоциации производителей сахара пытались поломать эти квоты, конгресс туз же приходил на выручку. Дилбек являлся одним из лучших друзей Большого сахара, и Крис Рохо никогда не упускал возможности выразить ему свою благодарность. Вот и теперь, стоя на дамбе, он заключил конгрессмена в пылкие, чуть не придушившие того объятия.
Почувствовав, что задыхается, Дилбек неожиданно резко забарахтался и сумел освободиться.
– Оставь, перестань! Мне что-то нехорошо. Где эти девчонки?
– А кто их знает! – беспечно отозвался Рохо. – Да черт с ними. Расслабься, Дэви. Девочки всегда были, есть и будут.
Конгрессмен покосился на стоявшее уже довольно высоко солнце.
– Мы успели что-нибудь сделать этой ночью?
– Понятия не имею.
– Я тоже, – сознался Дилбек. – Но, кажется, все-таки да. Хотя кто его знает...
– Надеюсь, что да. Уж за тысячу-то баксов!
Дилбек поморщился.
– Это ты столько им дал?
– По пять сотен на каждую. Ну и что? – Голос Рохо прозвучал сухо и визгливо. – Для меня это – тьфу! Просто деньги и ничего больше.
Дилбек чувствовал, что ему становится все жарче. Шея и плечи стали влажными от пота. Дилбек не знал и не помнил, куда делась его рубашка, и только понадеялся, что это одна из танцовщиц братьев Линг в порыве страсти разорвала ее в клочья.
А Рохо между тем продолжал свою речь.
– Мы живем в безумном мире, Дэви. В свихнувшемся мире! Я даю какой-то девице пять сотен только за то, что она поехала со мной прогуляться. А бедолаги, которые рубят этот тростник, – он широким жестом обвел расстилавшиеся вокруг поля, – получают столько за три недели работы.
– Ты это серьезно? – спросил Дилбек.
– Эта страна – нечто особенное, друг мой. А сейчас я должен найти свои брюки.
К тому моменту, когда им удалось добраться до лимузина, Крис Рохо уже еле передвигал ноги, а у Дэвида Дилбека начала кружиться голова: первый симптом теплового удара. Пьер распахнул дверцу им навстречу и держал ее открытой все время, пока они неуклюже забирались в машину, на заднее сиденье. Обе девушки спали. Рубашка Дилбека и брюки Криса Рохо, изрядно помятые, валялись на полу. Конгрессмен подцепил из портативного холодильника горсть льда и шлепнул ее себе на лоб.
– До чего же жарко, черт побери! – пробормотал он.
– Это Флорида, дорогой мой, – буркнул в ответ Крис Рохо.
Безмолвный, как всегда, Пьер, сидевший на своем месте, повернулся к ним, взглядом испрашивая указаний.
– Поближе к цивилизации, – скомандовал Рохо. – И побыстрее!
Несясь к цивилизации со скоростью девяносто миль в час, Дилбек тупо смотрел в окно, за которым, сливаясь в сплошную зеленовато-коричневую ленту, мелькали бесчисленные высокие, словно уходящие в небо, стебли. Тростник стоял стеной до самого горизонта. Дилбеку не верилось, что человеческое существо способно работать в этом пекле от рассвета до темноты Ему приходилось слышать и читать, что труд на тростниковых плантациях очень тяжел, но, видит Бог, он даже и представить не мог себе такого.
– Сколько ты платишь им? – спросил он Криса Рохо.
– Кому – девочкам? Я же сказал: по пять сотен каждой.
– Нет, рубщикам тростника.
– А-а, этим... – Ему никак не удавалось попасть ногой в штанину измятых брюк. – Отец говорит, до тридцатки в день. Все зависит от того, в каком настроении главный. Но, если вычесть жилье, питание, выпивку и курево, кто знает, сколько там остается? Да и медицинское обслуживание тоже недешево.
– Господи Боже! – пробормотал конгрессмен.
– Да не переживай ты! Они все равно приезжают каждый год. По сравнению с Санто-Доминго у нас здесь просто роскошные заработки.
– Как долго они работают?
– Пока не уберут весь тростник, – беспечно отозвался Крис Рохо. – Отец говорит, что хороший рубщик выдает по тонне в час, можешь себе представить? По тонне! Просто потрясающе, на что способен человек, если имеет соответствующий стимул.
Дэвид Дилбек отвернулся от окна и закрыл глаза. Ему стало нехорошо при одной мысли обо всем этом.
– Вы помните меня? – спросила она. – Мать, которой нельзя доверить воспитание ее ребенка.
Чтобы скрыть замешательство, судья отпил глоток из стоявшего перед ним стакана.
– Я надеялся, что вы пришли просто посидеть со мной, – выдавил он наконец.
Эрин сделала усилие, чтобы оставаться спокойной. В перерыве между своими выходами она выпила два мартини. Она почти никогда не позволяла себе этого во время работы, но сейчас... Джерри Киллиан погиб, и даже самая отдаленная причастность к убийству могла лишить ее возможности вернуть себе дочь. Ослепленный любовью, движимый желанием помочь, он, возможно, недооценил тех, с кем собирался иметь дело. Как далеко успел он зайти? Добрался ли он уже до этого конгрессмена? Эрин необходимо было разузнать как можно больше, прежде чем рассказать сержанту Гарсиа о собственной роли во всей этой истории. Самый короткий путь к информации лежал через судью, но он же являлся и наиболее рискованным.
Эрин решила предпринять обманный маневр.
– Я хотела бы, чтобы вы выслушали и мою точку зрения на вопрос об опеке над моей дочерью.
– Я уже слышал ее – в суде.
Официантка принесла судье новую порцию напитка. Он жадно взглянул на стакан, но не прикоснулся к нему, и Эрин подумала: интересно, добавил ли туда Шэд свою обычную приправу?
– Благодаря вам, – сказала она, – опека моей дочери доверена закоренелому уголовнику.
– В материалах по делу об этом ничего не говорится.
– Естественно, ваша честь! Дэррелл Грант является платным информатором службы шерифа, и вам это отлично известно. Его хозяева уж постарались дочиста отмыть его биографию.
Сейчас, в темном уголке стрип-бара, судья выглядел далеко не таким бесстрастным и величественным, как в зале суда. Тут он был просто одним из посетителей, так же, как и другие, нервничающим и млеющим при виде обнаженного женского тела.
– Мой бывший муж, – продолжала Эрин, – занимается кражей и перепродажей инвалидных колясок. А нашу дочь он сделал своей сообщницей.
Судья ответил, что его решение основывалось на известных ему фактах и что он действовал согласно закону.
– Но верно также и то, – добавил он, – что решение может быть пересмотрено... – Он позвенел кубиками льда в своем стакане. – Вы не хотите потанцевать для меня на столе?
– Этим я не занимаюсь.
– Но ведь все другие...
– Все другие, но не я, – прервала его Эрин.
– Тогда, может быть, что-нибудь другое? – Судья сжал свой стакан обеими руками, словно это была чаша со святым причастием. Тон его стал многозначительным: – В разговоре с вашим другом я навел его на одну интересную мысль.
– Это с каким же другом?
– Я полагаю, он занимает среди ваших друзей особое место.
«Так я и знала», – подумала Эрин.
– У меня целая куча «особых» друзей, – сказала она, – и у каждого интересных мыслей – хоть пруд пруди.
Судья поджал тонкие губы.
– Вы пытаетесь играть со мной. – Он повозился рукой под столом, будто почесываясь, но в конце концов извлек на свет Божий Библию. – Я часто прихожу сюда, чтобы помолиться за грешниц – таких, как вы.
– Да вы сама доброта!
– И всегда у меня на коленях лежит Библия.
– Я именно так и думала, – сказала Эрин. – Ну и как – помогает?
– Я борюсь с дьяволом в его собственном логове.
– Что ж, Бог в помощь, – отозвалась Эрин.
– Добро против зла, зло против добра – это вечная борьба. Вечная и извечная. – Судья нашел уголок стола посуше и положил туда Библию, после чего пару раз жадно и шумно отхлебнул из стакана. На сцене танцевали обе Моники, одетые стрелками: сапоги с бахромой, стетсоновские шляпы, кобуры на боку и серебряные звезды на голой груди. Через несколько секунд судья, казалось, уже и не помнил о существовании Эрин.
Рассвет застал всю теплую компанию в восьмидесяти милях от Форт-Лодердейла, на дамбе, перегораживающей озеро Окичоби в его юго-восточной части. Крис Рохо, расхаживая по дамбе в одних носках и жокейских шортах, разглагольствовал об истории возделывания сахарного тростника и производства сахара и о выдающейся роли, которую играл в ней конгрессмен Дилбек Танцовщицы, жалуясь на то, что их буквально заели огненные муравьи, ретировались на своих четырехдюймовых каблуках в спасительный уют лимузина, где кондиционер охлаждал горячий уже в этот ранний час воздух и где Пьер занимался приготовлением четырех порций «Кровавой Мэри».
Молодой Рохо, разгуливая по дамбе, продолжал ораторствовать с вдохновением, свойственным всем любителям кокаина:
– Двести тысяч акров сахарного тростника! Необозримое зеленое море – море сахара!..
Дилбек к этому моменту успел залить в себя столько джина, что не видел ничего дальше носков собственных ботинок. Первые лучи солнца теплым прикосновением легли на его голые плечи, и тут же вся кожа у него загорелась огнем от укусов разных зловредных насекомых. Дилбек перевалился с ноги на ногу, как человек, проведший ночь в маленькой, тесной лодке.
– Наверное, меня вырвет, – сообщил он Крису Рохо.
То был первый визит молодого миллионера на плантации, где произрастало богатство его семьи. Вскинув к небу тонкие смуглые руки, Рохо крикнул:
– Двадцать три цента за фунт! Йо-хо-хо!
Дилбек даже вздрогнул от его торжествующего вопля.
– Двадцать три цента! Спасибо тебе, Tio Sam [8]! Спасибо тебе, Дэви!
Двадцать три цента за фунт – это была средняя оптовая цена на сахар, выращенный семейной корпорацией Рохо. Явно завышенную цифру утвердил конгресс Соединенных Штатов с подачи «Коммодити кредит корпорейшн», то есть – фактически – Департамента сельского хозяйства. У Рохо были все основания испытывать глубочайшую благодарность: ведь сахарный тростник из стран Карибского бассейна шел на мировом рынке всего по двенадцать центов за фунт. Жесткие квоты импорта закрывали большей части карибского сахара путь на американский рынок, тем самым давал семье Рохо возможность держать установленные цены, получать баснословные прибыли и вести более чем дорогостоящий образ жизни. Всякий раз, когда международные ассоциации производителей сахара пытались поломать эти квоты, конгресс туз же приходил на выручку. Дилбек являлся одним из лучших друзей Большого сахара, и Крис Рохо никогда не упускал возможности выразить ему свою благодарность. Вот и теперь, стоя на дамбе, он заключил конгрессмена в пылкие, чуть не придушившие того объятия.
Почувствовав, что задыхается, Дилбек неожиданно резко забарахтался и сумел освободиться.
– Оставь, перестань! Мне что-то нехорошо. Где эти девчонки?
– А кто их знает! – беспечно отозвался Рохо. – Да черт с ними. Расслабься, Дэви. Девочки всегда были, есть и будут.
Конгрессмен покосился на стоявшее уже довольно высоко солнце.
– Мы успели что-нибудь сделать этой ночью?
– Понятия не имею.
– Я тоже, – сознался Дилбек. – Но, кажется, все-таки да. Хотя кто его знает...
– Надеюсь, что да. Уж за тысячу-то баксов!
Дилбек поморщился.
– Это ты столько им дал?
– По пять сотен на каждую. Ну и что? – Голос Рохо прозвучал сухо и визгливо. – Для меня это – тьфу! Просто деньги и ничего больше.
Дилбек чувствовал, что ему становится все жарче. Шея и плечи стали влажными от пота. Дилбек не знал и не помнил, куда делась его рубашка, и только понадеялся, что это одна из танцовщиц братьев Линг в порыве страсти разорвала ее в клочья.
А Рохо между тем продолжал свою речь.
– Мы живем в безумном мире, Дэви. В свихнувшемся мире! Я даю какой-то девице пять сотен только за то, что она поехала со мной прогуляться. А бедолаги, которые рубят этот тростник, – он широким жестом обвел расстилавшиеся вокруг поля, – получают столько за три недели работы.
– Ты это серьезно? – спросил Дилбек.
– Эта страна – нечто особенное, друг мой. А сейчас я должен найти свои брюки.
К тому моменту, когда им удалось добраться до лимузина, Крис Рохо уже еле передвигал ноги, а у Дэвида Дилбека начала кружиться голова: первый симптом теплового удара. Пьер распахнул дверцу им навстречу и держал ее открытой все время, пока они неуклюже забирались в машину, на заднее сиденье. Обе девушки спали. Рубашка Дилбека и брюки Криса Рохо, изрядно помятые, валялись на полу. Конгрессмен подцепил из портативного холодильника горсть льда и шлепнул ее себе на лоб.
– До чего же жарко, черт побери! – пробормотал он.
– Это Флорида, дорогой мой, – буркнул в ответ Крис Рохо.
Безмолвный, как всегда, Пьер, сидевший на своем месте, повернулся к ним, взглядом испрашивая указаний.
– Поближе к цивилизации, – скомандовал Рохо. – И побыстрее!
Несясь к цивилизации со скоростью девяносто миль в час, Дилбек тупо смотрел в окно, за которым, сливаясь в сплошную зеленовато-коричневую ленту, мелькали бесчисленные высокие, словно уходящие в небо, стебли. Тростник стоял стеной до самого горизонта. Дилбеку не верилось, что человеческое существо способно работать в этом пекле от рассвета до темноты Ему приходилось слышать и читать, что труд на тростниковых плантациях очень тяжел, но, видит Бог, он даже и представить не мог себе такого.
– Сколько ты платишь им? – спросил он Криса Рохо.
– Кому – девочкам? Я же сказал: по пять сотен каждой.
– Нет, рубщикам тростника.
– А-а, этим... – Ему никак не удавалось попасть ногой в штанину измятых брюк. – Отец говорит, до тридцатки в день. Все зависит от того, в каком настроении главный. Но, если вычесть жилье, питание, выпивку и курево, кто знает, сколько там остается? Да и медицинское обслуживание тоже недешево.
– Господи Боже! – пробормотал конгрессмен.
– Да не переживай ты! Они все равно приезжают каждый год. По сравнению с Санто-Доминго у нас здесь просто роскошные заработки.
– Как долго они работают?
– Пока не уберут весь тростник, – беспечно отозвался Крис Рохо. – Отец говорит, что хороший рубщик выдает по тонне в час, можешь себе представить? По тонне! Просто потрясающе, на что способен человек, если имеет соответствующий стимул.
Дэвид Дилбек отвернулся от окна и закрыл глаза. Ему стало нехорошо при одной мысли обо всем этом.
* * *
Судья никак не ожидал, что Эрин подсядет к его столику, и потому слегка испугался.– Вы помните меня? – спросила она. – Мать, которой нельзя доверить воспитание ее ребенка.
Чтобы скрыть замешательство, судья отпил глоток из стоявшего перед ним стакана.
– Я надеялся, что вы пришли просто посидеть со мной, – выдавил он наконец.
Эрин сделала усилие, чтобы оставаться спокойной. В перерыве между своими выходами она выпила два мартини. Она почти никогда не позволяла себе этого во время работы, но сейчас... Джерри Киллиан погиб, и даже самая отдаленная причастность к убийству могла лишить ее возможности вернуть себе дочь. Ослепленный любовью, движимый желанием помочь, он, возможно, недооценил тех, с кем собирался иметь дело. Как далеко успел он зайти? Добрался ли он уже до этого конгрессмена? Эрин необходимо было разузнать как можно больше, прежде чем рассказать сержанту Гарсиа о собственной роли во всей этой истории. Самый короткий путь к информации лежал через судью, но он же являлся и наиболее рискованным.
Эрин решила предпринять обманный маневр.
– Я хотела бы, чтобы вы выслушали и мою точку зрения на вопрос об опеке над моей дочерью.
– Я уже слышал ее – в суде.
Официантка принесла судье новую порцию напитка. Он жадно взглянул на стакан, но не прикоснулся к нему, и Эрин подумала: интересно, добавил ли туда Шэд свою обычную приправу?
– Благодаря вам, – сказала она, – опека моей дочери доверена закоренелому уголовнику.
– В материалах по делу об этом ничего не говорится.
– Естественно, ваша честь! Дэррелл Грант является платным информатором службы шерифа, и вам это отлично известно. Его хозяева уж постарались дочиста отмыть его биографию.
Сейчас, в темном уголке стрип-бара, судья выглядел далеко не таким бесстрастным и величественным, как в зале суда. Тут он был просто одним из посетителей, так же, как и другие, нервничающим и млеющим при виде обнаженного женского тела.
– Мой бывший муж, – продолжала Эрин, – занимается кражей и перепродажей инвалидных колясок. А нашу дочь он сделал своей сообщницей.
Судья ответил, что его решение основывалось на известных ему фактах и что он действовал согласно закону.
– Но верно также и то, – добавил он, – что решение может быть пересмотрено... – Он позвенел кубиками льда в своем стакане. – Вы не хотите потанцевать для меня на столе?
– Этим я не занимаюсь.
– Но ведь все другие...
– Все другие, но не я, – прервала его Эрин.
– Тогда, может быть, что-нибудь другое? – Судья сжал свой стакан обеими руками, словно это была чаша со святым причастием. Тон его стал многозначительным: – В разговоре с вашим другом я навел его на одну интересную мысль.
– Это с каким же другом?
– Я полагаю, он занимает среди ваших друзей особое место.
«Так я и знала», – подумала Эрин.
– У меня целая куча «особых» друзей, – сказала она, – и у каждого интересных мыслей – хоть пруд пруди.
Судья поджал тонкие губы.
– Вы пытаетесь играть со мной. – Он повозился рукой под столом, будто почесываясь, но в конце концов извлек на свет Божий Библию. – Я часто прихожу сюда, чтобы помолиться за грешниц – таких, как вы.
– Да вы сама доброта!
– И всегда у меня на коленях лежит Библия.
– Я именно так и думала, – сказала Эрин. – Ну и как – помогает?
– Я борюсь с дьяволом в его собственном логове.
– Что ж, Бог в помощь, – отозвалась Эрин.
– Добро против зла, зло против добра – это вечная борьба. Вечная и извечная. – Судья нашел уголок стола посуше и положил туда Библию, после чего пару раз жадно и шумно отхлебнул из стакана. На сцене танцевали обе Моники, одетые стрелками: сапоги с бахромой, стетсоновские шляпы, кобуры на боку и серебряные звезды на голой груди. Через несколько секунд судья, казалось, уже и не помнил о существовании Эрин.