Хайасен Карл. Стриптиз

* * *

   Входя в роскошную квартиру Малкольма Дж. Молдовски, Эрб Крэндэлл заметил кое-что новое. Это был цветной портрет Джона Митчелла, бывшего министра, юстиции США, в свое время осужденного по одной из статей уголовного кодекса.
   – Это мой дорогой друг и наставник, – пояснил Молди, – жестоко оклеветанный много лет назад. То была истинная американская трагедия.
   – Я все знаю об этом, Малкольм.
   – Это был настоящий политический гений, – продолжал Молдовски. – Его погубило то, что он поставил не на того, на кого следовало, и остался верен ему до конца. Он принял на себя удар вместо Никсона.
   Когда разразился Уотергейт, Эрб Крэндэлл еще учился в колледже. Он помнил Джона Митчелла угрюмым стариком, вечно окруженным кипами бумаг: таким он видел его на экране телевизора и на фотографиях в газетах.
   – Последний из великих, – пылко закончил Молли, с неожиданной для Крэндэлла нежностью поглаживая рамку портрета. – А у тебя, Эрб, разве нет своего героя?
   – Нет.
   – Это звучит достаточно цинично.
   – Те, у которых есть свои герои, обычно верят во что-нибудь. Ты тоже?
   Доставая два коньячных бокала и наполняя их, Молди обдумывал ответ. Потом, вручив один из них Крэндэллу, сказал:
   – Я верю во влияние ради влияния.
   – То есть кнопки, на которые можно нажимать?
   – А ты разве не веришь в это?
   – Честно говоря, в один прекрасный день все эти твои кнопки могут взять и не сработать.
   – Во всяком случае, лучше иметь под рукой много кнопок, чем одну-единственную, Эрб.
   – Ты хочешь сказать, что меня, может быть, ожидает такая же судьба? – Крэндэлл кивнул в сторону портрета Джона Митчелла. – Эх, Малкольм, да я жду не дождусь, когда...
   – Ты просто отвратительный циник.
   Они сидели в плющевых креслах в гостиной Молди, созерцая через широкое окно панораму Атлантического океана. Вдали помигивали огоньки медленно движущихся и стоявших на якоре судов. Крэндэлл чувствовал, что совсем размяк от великолепного вида и отличного коньяка.
   Молдовски расспрашивал его о ходе перевыборной кампании. Ему доставило большое удовольствие узнать, что соперник Дэвида Дилбека, член правого крыла республиканской партии, а в повседневной жизни – крупный торговец электротоварами, сумел собрать до сего момента всего лишь шестьдесят тысяч долларов. Этому бедолаге приходилось посвящать большую часть своего времени тому, чтобы отбиваться от нападок прессы, разнюхавшей об имевшихся на его счету двух стародавних судимостях за кражу почтовых отправлений в Литтл-Рок, штат Арканзас. Собственно, помог ей в этом Молди, собственноручно раскопавший компромат и передавший его знакомому журналисту из Майами.
   Далее Эрб Крэндэлл сообщил, что все до единого члены семьи Рохо, включая и самых дальних родственников, добросовестно прислали чеки на максимальные в пределах допустимого суммы в Комитет поддержки Дэвида Дилбека. Кроме того, в комитет поступали тысячи долларов якобы от рядовых граждан, желающих выразить свою поддержку и одобрение безупречной деятельности конгрессмена. Правда, искать имена и фамилии этих людей в списках избирателей или даже в телефонной книге не имело смысла – они принадлежали батракам из стран Карибского бассейна, приезжавшим махать мачете на плантациях сахарного тростника. То была гениальная идея Молди – использовать сезонных рабочих-мигрантов, чьи следы потом невозможно было бы отыскать, для легального прикрытия нелегальных взносов семьи Рохо.
   – Дэви еще не знает об этом, – сказал Крэндэлл.
   – Ну и не говори ему, – посоветовал Молдовски.
   – Он воображает, что массы его просто боготворят.
   – Вот и поддерживай в нем эту убежденность. Нам нужен кандидат, который верит в свои силы.
   – Это уж точно, – вздохнул Крэндэлл. – Он до такой степени верит в свои силы, что я уже не успеваю контролировать его. – И он вручил Молди последний счет конгрессмена из «Клубничной поляны». В конце его один из братьев Линг собственноручно приписал: «40 долларов за испорченные пирожные».
   – А где же в это время был ты?– поинтересовался Молдовски.
   – Он вышел через заднюю дверь, Малкольм. Крис Рохо прислал за ним машину.
   – Я спрашиваю, где был ты.
   – Спал в гостиной.
   – Хорошо же ты выполняешь свою работу!
   – Кончай издеваться, – огрызнулся Крэндэлл. – Хочешь сам попасти его сегодня вечером? Я готов заплатить, чтобы посмотреть, как ты будешь это делать.
   Молдовски не на шутку разозлился, узнав, что Дилбек снова начал предаваться своим привычным развлечениям. По всей видимости, этот идиот так и не извлек никакого урока из того, что произошло в «И хочется, и можется».
   – Может, подсыпать ему что-нибудь в еду? – предложил Эрб Крэндэлл. – Я уж подумываю о слабительном.
   – Лучше снотворное.
   Молди прямо-таки бесила непробиваемая глупость конгрессмена Дилбека. Неужели он не понимает, на какой опасной грани балансирует? Джерри Киллиан исчез, но появятся другие Киллианы – другие шантажисты, если он не прекратит шататься по стрип-заведениям.
   – Есть и еще кое-что, – сказал Крэндэлл.
   Молдовски резким движением ослабил узел галстука, словно предвидя, что еще минута – и ему просто не хватит воздуха.
   – Погоди, сейчас я сам попробую угадать: он связался с несовершеннолетней? С девицей из католической школы?
   – Ты сам просил меня держать тебя в полном курсе его дел.
   – Ну так выкладывай! Хуже, думаю, уже не будет.
   Крэндэлл сунул в рот карамельку от кашля.
   – Сегодня утром был очень странный звонок.
   – Куда – по домашнему номеру или в вашингтонский офис?
   – В вашингтонский офис. Отвечала одна из секретарш. – Рассказывая, Крэндэлл переваливал леденец то за одну, то за другую щеку. – Звонила женщина.
   – Вот это да!
   – Сказала, что она приятельница Джерри Киллиана.
   У Молди отвисла челюсть.
   – Ты что, разыгрываешь меня, Эрб? Шутишь?
   – А ты что – видишь, что я смеюсь?
   – Что еще? – рявкнул Молдовски. – Что еще она сказала?
   – Вот в том-то вся и загвоздка, Малкольм. Она не назвала себя. Номера тоже не оставила. А вообще, по словам секретарши, весьма корректная дама. Сказала, что позвонит в другой раз, когда у конгрессмена будет время поговорить с ней.
   Молдовски быстрым движением пригладил волосы. Только по этому признаку Крэндэлл понял, насколько он взвинчен. Безупречные манеры являлись одной из фирменных составляющих стиля работы Молди.
   – Ты говорил об этом Дэви? – спросил он.
   – Конечно, нет.
   – Которая из секретарш отвечала на звонок?
   – Старшая – Бетт Энн. Не дергайся, она вообще не в курсе. Для нее имя Киллиана ровным счетом ничего не значит. – Крэндэлл шумно разгрыз остатки леденца, проглотил его и запил коньяком. – Малкольм, пора бы уже тебе ввести в игру меня.
   – Лучше порадуйся, что я до сих пор этого не сделал.
   – Ты говорил, что твои люди устроят все как надо.
   Молдовски, стоя у окна, созерцал океанский простор.
   – Я думал, что да, – ответил он, не оборачиваясь.
   Когда запищал пейджер сержанта Эла Гарсиа, его владелец сидел на морозильной камере для мяса, жуя резинку и заполняя какие-то официальные бланки. Внутри морозильной камеры находились Айра и Стефани Фишмен, восьмидесяти одного года и семидесяти семи лет соответственно, компактно сложенные, как садовая мебель. Они покинули этот мир практически один за другим, с разницей в два дня, в июле месяце первого года президентства Джералда Форда. Их единственная дочь Одри поместила умерших родителей в промышленного размера холодильник глубокой заморозки марки «Сиэрз», купленный специально для этой цели. Айра и Стефани получали от службы социального обеспечения в общей сложности тысячу семьсот долларов в месяц. Одри, уже давно не имевшая ни работы, ни перспектив получить ее, решила, что не стоит торопиться с уведомлением правительственных или каких бы то ни было других официальных органов о смерти родителей. Друзья и знакомые считали, что старики, утомленные флоридской жарой, снова вернулись в родные места, на Лонг-Айленд. Никто, кроме Одри, не знал, что Айра и Стефани в полной сохранности покоятся под тремя дюжинами замороженных обедов от фирмы «Соунсон», состоящих главным образом из стейков по-сэйлсберийски. Чеки от службы социального обеспечения продолжали исправно поступать, и Одри обналичивала их в течение долгих семнадцати лет.
   Ей удавалось сохранять свою тайну вплоть до дня, о котором идет речь. В это утро она рано встала и, как обычно, поехала на церковном автобусе играть в бинго. Около полудня юный бродяга по имени Джонни Уилкинсон разбил окно ее спальни и забрался в дом в надежде разжиться наличными, оружием, кредитными карточками и стереоаппаратурой. Любопытство (а возможно, голод) заставило его заглянуть в большой холодильник, и последовавшие затем вопли ужаса донеслись до ушей проходившего мимо почтальона. Одри, вернувшись, застала свой домик битком набитым полицейскими. Ее немедленно взяли под стражу, но детективы не были уверены в том, какие обвинения можно ей предъявить.
   Произвести аутопсию не представлялось возможным ранее, чем через несколько дней, когда замороженная чета достаточно оттает, но сержант Гарсиа полагал, что Фишмены умерли от естественных причин. В штате Флорида не существовало специального закона, запрещающего гражданам замораживать своих умерших родных, однако Одри допустила серьезные нарушения, не сообщив властям о кончине родителей и храня мертвые тела в пределах жилой зоны. Что же касается обмана службы социального обеспечения, тут речь шла о преступлении федерального масштаба. Все это никак не входило в круг вопросов, которыми обычно занимался Эл Гарсиа, и не представляло для него интереса. Поэтому он даже обрадовался, когда его пейджер запищал.
   Они с Эрин встретились в ресторанчике «У Дэнни» на бульваре Бискейн и постарались найти самый укромный уголок. Когда они сели и Гарсиа собрался было зажечь очередную сигару, Эрин выдернула ее у него изо рта и макнула концом в стоявшую на столе чашечку кофе.
   – Вот это ни к чему, – ворчливо заметил Гарсиа.
   – Лучше достаньте вашу записную книжку, – ответила Эрин.
   Детектив улыбнулся.
   – Добрая старая ФБРовская выучка!
   – Вы знаете об этом?
   – Я не так уж неповоротлив, как вы считаете.
   Появилась официантка; Гарсиа заказал себе гамбургер и жареную картошку, Эрин – салат.
   – Что же вам еще известно? – поинтересовалась она.
   – Что одно время вы были блондинкой.
   Эрин засмеялась.
   – О Боже! А как насчет номера моих водительских прав?
   – Темный цвет вам идет больше. – Эл Гарсиа достал записную книжку и ручку и сунул в рот колпачок – в порядке компенсации за отобранную сигару. – Мне известны только самые общие данные. Рост, вес, семейное положение. Предпочитаете низкокалорийную пищу – что, кстати, совсем неплохо. Ах, да, вот еще: у вас перерасход на сто долларов по кредитной карточке «Виза». В общем, вот такаячепуха.
   – Я просто потрясена, – отозвалась Эрин.
   – Оно того не стоит.
   – А насчет Дэррелла вы в курсе?
   – Ну, такую подробность трудно было бы пропустить. Но давайте лучше поговорим о покойном мистере Киллиане.
   Чем больше говорила Эрин, тем легче становилось у нее на душе. Гарсиа вел себя так, будто верил каждому ее слову, хотя, возможно, это просто был один из его профессиональных приемов. Он не пытался угрожать ей, не намекал на ее возможную виновность. Делая пометки в книжке какими-то своими, особыми значками, он не забывал откусывать от гамбургера, который держал в другой руке. Когда Эрин упомянула о намерении Киллиана выйти на некоего конгрессмена, Гарсиа, на секунду оторвавшись от своих записей, метнул на нее внимательный, сразу ставший настороженным взгляд. – Я узнала от судьи имя этого конгрессмена, – сказала Эрин, и он крупными печатными буквами вывел в записной книжке: ДИЛБЕК.
   – Не знаю, что пытался или уже успел сделать Джерри, – добавила она, – но я молю Бога, чтобы не это явилось причиной его смерти.
   – Любовь иногда бывает делом довольно опасным, – заметил Гарсиа.
   – Я не остановила его потому, что... ну я надеялась: а вдруг это действительно поможет мне вернуть дочь! Наверное, это было абсолютным безумием.
   – Только не для меня, – покачал головой Гарсиа – Я читал материалы вашего дела о разводе.
   – Ах, вот как! – Уж кто-кто, а Эрин-то отлично знала, что эти материалы – просто море разливанное мерзости и клеветы. Дэррелл Грант рассказывал в суде кошмарные истории о невероятном сексуальном аппетите своей супруги, толкавшем ее на бесчисленные измены, причем в подтверждение этих историй не поленился представить двух «свидетелей» – своих же дружков, клятвенно подтвердивших, что вынуждены были уступить домогательствам бывшей миссис Грант В бумагах были зафиксированы и слова судьи, объявившего ее недостойной звания матери.
   Эрин прямо, глаза в глаза, взглянула на Эла Гарсиа.
   – Я ни за что на свете не причинила бы вреда моей девочке, – сказала она.
   – Я знаю, – коротко ответил Гарсиа.
   Эрин с ожесточением накинулась на салат. Он показался ей безвкусным, как мокрая салфетка.
   – Я хотел сказать, – снова заговорил Гарсиа, – что ваше участие в плане мистера Киллиана, или, скажем так, согласие с ним совсем не так уж безумно. Ваш бывший благоверный, уж простите за прямоту, самое настоящее дерьмо. И, думаю, он не будет слишком утруждать себя заботами о девочке Кажется, ее зовут Анджела?
   Эрин кивнула.
   – То, что он наплел обо мне судье, что записано в этих бумагах... – начала она.
   – Забудьте об этом, – прервал ее Гарсиа, но Эрин все же закончила:
   – Это все полнейшее вранье!
   – Я же сказал – забудьте об этом. Как насчет кусочка лимонного пирога?
   Эрин съела один кусок, Гарсиа – два, после чего он вытащил и распечатал новую сигару, старательно держа ее вне досягаемости своей визави.
   – Пожалуйста, – чуть ли не умоляюще произнес он. – Прошу вас.
   Эрин поймала себя на том, что улыбается. Когда Гарсиа оторвал запечатывавший сигару кружочек табачного листа, она взяла со стола его зажигалку, щелкнула ею и, протянув руку через стол, поднесла ему огонь.
   – Они отправили тело морским путем, – сообщил Гарсиа, выдыхая слова вместе с первыми клубами дыма – Но не сюда, а в Атланту. Бывшая жена Киллиана хочет похоронить его там.
   – А как движется расследование?
   – В графстве Минерал не любят этого слова. Я имею в виду слово «убийство».Самое большее, на что они оказались способны, – это занести этот случай в разряд не входящих в принятую классификацию. Коронер говорит, что снова займется этим делом, если мне удастся раскопать что-нибудь новенькое. Что-нибудь, кроме пары ложек водопроводной воды в легких.
   – Вы собираетесь этим заниматься?
   – Разумеется – в свободное от службы время. – Гарсиа откинулся на спинку стула в позе полнейшего расслабления – Теперь скажите мне вот что: в вашем заведении за последнее время не случалось ли чего-нибудь из ряда вон выходящего? Только постарайтесь припомнить хорошенько.
   – Да нет, вроде все спокойно. У нас такой менеджер по вопросам порядка и безопасности, что... Да, наверное, вы сами видели.
   – Никаких инцидентов? Или драк? Подумайте.
   Эрин упомянула о пьяном типе, налетевшем на другого с бутылкой от шампанского.
   – Бедный парень оказался в больнице, – добавила она. – А больше, пожалуй, ничего не случалось.
   – А где же был этот ваш менеджер по безопасности?
   – Да он вряд ли смог бы что-нибудь сделать. На него наставили револьвер.
   Глаза Эла Гарсиа сузились.
   – Так. Дальше! И со всеми возможными подробностями.
   – Но это был другой: не тот, который с бутылкой, а его телохранитель. Это у него был револьвер.
   – Ваше заведение часто посещают телохранители?
   – Но до стрельбы дело так и не дошло, – пояснила Эрин. – Все закончилось очень быстро – минут за пять, не больше.
   – А вы не узнали этого пьяного типа?
   – На мне в это время болтался другой: так вцепился, что во время танца волочился за мною по всей сцене. А тот, с бутылкой, даже и не знаю, откуда появился.
   Гарсиа наклонился вперед.
   – Вы успели разглядеть его лицо? Узнаете, если увидите снова?
   – Не знаю. Возможно. – Эрин немного подумала. – Шэд видел его лучше, чем я.
   – Шэд – это вышибала?
   – Никогда не называйте его так. Его официальный титул – менеджер по вопросам порядка и безопасности.
   – Мне нужно поговорить с ним, – решительно заявил Гарсиа.
   Выражение лица Эрин стало скептическим.
   – Он такой, знаете ли... сильный и молчаливый. – Она сочла за благо не сообщать сержанту Гарсиа мнение Шэда обо всех полицейских, вместе взятых.
   – Я как-нибудь зайду в ваше заведение, – сказал Гарсиа, – вы познакомите меня с ним, и мы побеседуем. Самое худшее, что он может сделать, – это сказать «нет».
   «Ошибаетесь, сержант, – подумала Эрин – Он может гораздо больше»
   Гарсиа поинтересовался, находился ли Киллиан в зале в тот вечер, когда произошел инцидент с бутылкой. Эрин не помнила. Она обещала расспросить других танцовщиц.
   – Возможно, я сейчас задам вам идиотский вопрос, – сказал Гарсиа, – но это сэкономит мне немного времени. Тогда арестовали кого-нибудь?
   Эрин не смогла удержаться от смешка.
   – Будем считать, что вы ответили «нет», – резюмировал Гарсиа, делая знак официантке, чтобы приготовила счет.
   – Есть еще кое-что, о чем вам следует знать, – проговорила Эрин. – Сегодня утром я звонила в офис конгрессмена. Сказала, что я близкий друг Джерри Киллиана.
   – Так-так, – протянул Гарсиа. – И, конечно, он не стал разговаривать с вами.
   – Само собой.
   – Надеюсь, вам не пришло в голову назвать себя?
   – Само собой. Хотите, я попробую еще раз?
   – Нет. Пожалуйста, не надо. – Гарсиа встал из-за стола и пошел расплатиться по счету.
   Эрин подождала его у дверей. Они вышли на улицу. Накрапывал небольшой, совсем летний дождик, и пальмы, выстроившиеся вдоль бульвара, выглядели промокшими и несчастными.
   Укрывшись от капель под вывеской ресторана, Гарсиа нацарапал что-то на клочке бумаги и протянул его Эрин:
   – Это мой домашний телефон. Не вздумайте потерять!
   Эрин спрятала бумажку в сумочку.
   – Ваша жена знает, чем вы занимаетесь?
   – Не беспокойтесь. Звоните в любое время. – Он ладонью прикрыл свою драгоценную сигару от дождя и повел Эрин к машине. – Донна поймет. Верьте мне.
   – Наверное, в ее жизни тоже был свой Дэррелл Грант? – предположила Эрин.
   – И притом мирового класса. Ваш рядом с ним – просто сосунок.
   – И что же с ним случилось?
   – Сначала я засадил его, а потом женился на его жене, – объяснил Гарсиа.
   – Значит, вот какая нынче мода, – усмехнулась Эрин.
   – Значит, да. Донна говорит то же самое.

Глава 13

   Двадцать пятого сентября, по-осеннему ветреным утром, Джерри Киллиана опустили в могилу на кладбище Декейтур-Мемориал-гарденз, в нескольких милях от Атланты. За похоронами последовала небольшая церемония, на которой присутствовали бывшая жена Киллиана, их дочери и девять его друзей с флоридской телевизионной станции. Всех пришедших проводить его в последний путь незаметно фотографировал человек, затаившийся ярдах в сорока пяти от могилы, среди пушистых молодых сосенок. Он был одет могильщиком, однако на самом деле работал на Малкольма Дж. Молдовски. Снимал он тридцатипятимиллиметровой камерой «лейка» с телескопическим объективом, на всякий случай дублируя каждый снимок несколько раз с различной экспозицией. Во второй половине дня шесть проявленных черно-белых пленок уже лежали на письменном столе Молдовски в Майами. Все до единого лица, оказавшиеся в кадре, были тщательно изучены и идентифицированы, однако не удалось установить, мог ли кто-нибудь из этих людей быть связующим звеном между покойным мистером Киллианом и здравствующим конгрессменом Дэвидом Лейном Дилбеком.
   Молдовски был убежден, что женщина, звонившая в офис Дилбека, на похоронах не присутствовала. Кем она была – любовницей? Тайным партнером по шантажу? Найти ее представлялось делом почти нереальным. Работай Киллиан не на телецентре, а в каком угодно другом месте, Молдовски послал бы сообразительного и осторожного частного детектива аккуратно поразведать среди его друзей и коллег. Но в данном случае риск был слишком велик. Люди, имеющие отношение к средствам массовой информации, обычно бывают эксцентричными и подозрительными, и появление среди них сыщика только осложнило бы положение. Самым разумным было вооружиться терпением и подождать: а вдруг эта таинственная женщина объявится снова? Впрочем, она вполне могла и не объявиться.
   А пока что Малкольм Дж. Молдовски чувствовал себя как человек, знающий, что в его дом каким-то образом проникла кобра. Где она прячется, где ползает – неизвестно, но рано или поздно все равно наступишь на нее. Единственный вопрос: когда это случится?
   Дэррелл Грант грузил в грузовик инвалидные коляски, когда появились Меркин и Пикатта, броуордские детективы, занимавшиеся расследованием краж и грабежей. Ничем не выдавая себя, они вылезли из своей машины без номерных знаков и трижды неторопливо обошли вокруг грузовика. Наконец один из них спросил Дэррелла, чем это, черт возьми, он тут занимается.
   – Своим делом, – буркнул тот, не отрываясь от своего занятия.
   – Товар краденый? – поинтересовался Меркин.
   – Конечно, нет, – нервно ответил Дэррелл Грант. На лбу у него выступили крупные капли пота.
   – А с чего следует начинать день приличному человеку, а, красавчик? – вступил в разговор Пикатта.
   – С кофе «Фолджерс», – ушел от ответа Дэррелл Грант, закатывая в кузов кресло фирмы «Эверест и Дженнингс». – Вы не могли бы отойти и дать мне закончить со всем этим? Пожалуйста! – Он был так вежлив потому, что его сильно беспокоило кое-что из сказанного Эрин. А именно – что может случиться с Анджелой, если он снова попадется.
   Пикатта и Меркин обменялись профессионально-понимающими взглядами, отчего Дэррелл Грант занервничал еще больше. Взяв длинную крепкую веревку, он продел ее через колеса кресел и привязал к вбитому в стенку кузова кольцу: закрепленные таким образом, кресла не принимались кататься туда-сюда по всему кузову при каждом повороте.
   – А что с твоим фургоном? – полюбопытствовал Пикатта.
   – В каком смысле?
   – В том, что на кой черт тебе понадобилось нанимать грузовик?
   – Фургон слишком маленький, – хмуро объяснил Дэррелл Грант. – По-моему, ежику ясно.
   – Да уж яснее некуда, – ухмыльнулся Меркин. – Твой бизнес по краже инвалидных колясок процветает вовсю. Так что, пожалуй, не сегодня – завтра ты создашь целую фирму.
   Пикатта расхохотался. Дэррелл Грант запер кузов и присел на бампер.
   – Это, конечно, не то, что угонять машины, – продолжал язвить Пикатта. – На машинах-то ведь имеются серийные номера, которые можно проверить.
   – Да к тому же они регистрируются, – подхватил его коллега.
   – Вот-вот! Плюс к тому – в водительских правах записывается номер машины, – прибавил Пикатта. – В чем состоит особая прелесть инвалидных колясок? В том, что их гораздо труднее разыскать.
   Дэррелл Грант достал свой огромный охотничий нож и начал кончиком лезвия чистить под ногтями, вытирая его о джинсы. Самообладание и уверенность Дэррелла произвели впечатление на полицейских.
   – Значит, вы думаете, что я украл их? – проговорил он, кивком указывая на кресла. – Или давайте по-другому: вы хотите, чтобы я выложил вам все как на духу? Если бы я и вправду украл их, вы действительно хотели бы это знать?
   – Нет, – сказал Меркин. – Пожалуй, что нет.
   – А тогда кончайте пудрить мне мозги, договорились?
   – Вот потеха! – сказал Пикатта. – А мы как раз собирались попросить о том же самом тебя.
   Дэррелл Грант уставился на него снизу вверх с самым невинным видом.
   – В этом месяце ты дал нам три следа. – Пикатта сделал паузу. – Три следа – верней некуда. Неплохой счет, а, красавчик?
   Дэррелл положил нож на колени.
   – Вы же знаете, как это бывает. Кто-то в выигрыше, кто-то в накладе.
   – Да ты просто кладезь премудрости, – заметил Меркин.
   Детективы напомнили Дэрреллу все три случая и проинформировали о результатах проведенной по ним работы. Первый человек, на кого Грант навел их, отрекомендовав его как торговца кокаином, на самом деле, как оказалось, занимался делом куда более безобидным – таскал из прачечной, где работал, пакетики стирального порошка «Тайд» и продавал их. Другой, якобы крупный специалист по ограблению банков, оказался всего-навсего подростком, ради развлечения ломавшим (но весьма редко грабившим) автоматы по продаже билетов на пригородных станциях железной дороги, а шайка угонщиков автомобилей, специализировавшихся на иномарках, – тройкой обыкновенных мелких воришек.
   – Просто у меня полоса неудач, – проворчал Дэррелл, разглядывая носки своих кроссовок.
   Пикатта присел на корточки и глянул ему глаза в глаза.
   – А ну-ка, посмотри на меня, красавчик! Я ведь с тобой разговариваю.
   – Мне дали неверную информацию, вот и все.
   – А нам пришлось здорово попотеть по твоей милости, красавчик. Ну, и на орехи получили – опять же по твоей милости.
   – Мне очень жаль...
   – Получили, получили. Скажи-ка, где твоя девчонка?