Страница:
– Вот, смотри: Билл Брэдли, Крис Додд... а вот это Эл д'Амато – нас вместе послали изучить обстановку в Рияде. А вот это я и Ньют Джингрич – напомни потом, чтобы я рассказал тебе, какая у меня с ним вышла история.
– По-моему, у него на галстуке крошка от сыра, – заметила Эрин.
– Послушай-ка, – от выпитого шампанского у Дилбека слегка заплетался язык, но тон был нравоучительный. – Послушай-ка... Это все чертовски важные люди. И я тоже важный человек. – Он захлопнул альбом и поднял его обеими руками, как в церкви поднимают святыню. – Это все люди, которые управляют нацией... ведут вперед нашу страну. Люди, которые держат в своих руках судьбы всего мира!
Эрин сделала над собой усилие, чтобы не рассмеяться. Этот несчастный кретин и вправду мнил себя одним из столпов государства!
– Ты не представляешь себе, что такое власть, – продолжал вещать конгрессмен. – Ощущение власти отравляет тебя, дурманит как наркотик. Если ты поедешь со мной в Вашингтон, дорогая, ты и сама это почувствуешь, и немедленно! И ты поймешь, насколько приятно обладать властью.
– Я не собираюсь выставлять себя на посмешище, – ввернула Эрин.
Дилбек положил альбом на стол и многозначительно уперся в него ладонью.
– Повторяю: это все очень важные люди.
– Кто – Чак Норрис?
– Это было на одном благотворительном мероприятии в Джорджтауне...
– Ну?
– Сбор средств на борьбу с полиомиелитом или что-то в этом роде.
– Я знаю, но...
– Послушай, Эрин, ты все-таки должна понять, кто я такой. Я заслуживаю большего уважения, чем...
– А знаешь, Дэви, чью фотографию мне и правда очень хотелось бы увидеть? Малкольма Молдовски. Он есть у тебя в альбоме?
Нижняя челюсть Дилбека окаменела.
– Нет, его у меня нет. – И, немного помолчав, он подозрительно спросил: – А ты что – знаешь Молди? – Неужели это возможно? Неужели этот крысенок за его спиной вел свою игру? И Дилбек изменил вопрос: – Откуда ты его знаешь?
– Только понаслышке. – И Эрин подмигнула ему.
Конгрессмен, растерянный и недоумевающий, как никогда, попытался прикрикнуть на нее нетвердым от шампанского голосом:
– Прекрати, черт тебя возьми! Прекрати издеваться! В конце концов, ты должна относиться ко мне хотя бы с некоторым уважением.
– С уважением? К тебе? – Эрин усмехнулась. – А разве ты не тот самый джентльмен, который трахался с ошметками от моего грязного белья?
– Давай переменим тему.
Взяв его за запястья, она приблизила его покорные руки к своей груди. Дилбек напряженно следил за ней, будто предчувствуя удар током.
Эрин крепко держала его руки.
– Дрожишь, золотко? Еще бы – целых две горсти жирового вещества.
– Господи Иисусе...
– Из этого и сделана грудь, Дэви. Девяносто восемь процентов жира, украшенные сверху парой вишенок. Что в этом такого уж привлекательного?
Дэвид вырвал у нее свои руки и, отступив, прижал их к себе, сжатые в кулаки.
– Тысячи долларов, – продолжала Эрин, – чтобы поглазеть на это и подрожать. Я этого не понимаю, золотко.
– Хватит, – почти простонал конгрессмен, бледный, несчастный. – Ты просто убиваешь меня. В течение всего вечера убиваешь. Что – так это и было задумано?
– Просто мне любопытно, вот и все, – пожала плечами Эрин. «Успокойся, держи себя в руках», – приказала она себе.
– Я борюсь с плотскими искушениями, – промямлил Дилбек. – Как и все мужчины.
– У тебя ведь есть жена, Дэви.
Он протянул руку к ведру с шампанским.
– Что ж, поздравляю. Теперь этот вечер испорчен.
Эрин поставила свою любимую запись Вэна Моррисона, сбросила платье, взобралась на капитанский стол и снова начала танцевать – на этот раз медленно. Вскоре Дэвид Дилбек вместе с испускаемыми им печальными стонами исчез из ее сознания. Музыка омыла ее душу. Эрин ощутила беспричинную радость и прилив сил. Каждое движение удавалось ей – каждый шаг, каждый пируэт, каждый изгиб бедер. Она зажала в зубах свое жемчужное ожерелье и закрыла глаза, представляя, как ее заливает серебристый лунный свет.
Снаружи, с палубы, донесся шум или стук, но Эрин не допустила его до своего сознания. Она была далеко, на Багамских островах, и танцевала на сахарно-белом песке пляжа. Ее окружали море и пальмы, и единственным звуком этого прекрасного мира был хор затаившихся в листьях птиц.
В каюте находился пожилой мужчина в новых, негнущихся джинсах, полосатой рубашке и огромной черной ковбойской шляпе. Судя по выражению лица, он был либо болен, либо пьян, либо то и другое вместе Дэррелл Грант вошел в салон, уселся рядом со старым ковбоем и здоровой рукой игриво помахал своей бывшей жене, танцующей на столе. Сейчас ему было море по колено. Он наклонился вперед.
– Ты чудесно выглядишь, черт побери. Дай-ка взглянуть на тебя поближе.
Вид бывшего мужа подействовал на Эрин, как внезапная струя ледяного воздуха. Она подумала, что Шэд вывел его из игры раз и навсегда, а вот он, как ни в чем не бывало, опять тут как тут, и, разумеется, его появление ничего хорошего не предвещает. Все ему нипочем! А его присутствие значительно повышает вероятность провала ее планов. Эрин продолжала танцевать, глядя не на Дэррелла, а сквозь него, обдумывая и соизмеряя каждое свое движение.
Дэррелл Грант ощутил легкое прикосновение руки к своему плечу. Это старый ковбой выпрямился в своем шезлонге и наклонился к нему.
– Вам известно, кто я? – шепотом спросил он, приблизив губы к самому уху Дэррелла.
От него разило так, что Дэррелл поморщился.
– Знаете, на свете есть такая штука – освежитель дыхания.
– Я влюблен в эту леди, – бормотал свое конгрессмен.
– Несчастный ты старый хрыч...
– И мои сапоги полны вазелина.
– Я тоже когда-то любил ее, – сказал Дэррелл, – но из этого вышло только то, что она довела меня до ручки.
Во взгляде Дилбека выразилось сочувствие.
– Это можно назвать несходством наших жизненных философий, – вздохнул Дэррелл. – Но из-за нее человек запросто может потерять всякое уважение к себе.
– Да, с ней трудно, – согласился конгрессмен. – Но все-таки я без ума от нее.
Он сообщил, что в баре полно содовой – на случай, если Дэррелл захочет попытаться отмыть пятна крови на своей рубашке. Дэррелл ответил:
– Спасибо, не надо.
Его сломанная рука опять начала пульсировать волнами боли; он пришиб того шикарно одетого коротышку, но облегчения не наступило. Видимо, действие таблеток покойного сеньора Гомеса ослабевало. Дэррелл высыпал на ладонь еще полдюжины, затолкал их себе за щеки и запивал тепловатым шампанским до тех пор, пока у него не заслезились глаза.
– У меня есть экстра-тиленол – повышенной эффективности, – предложил конгрессмен.
– Господи Боже...
Кассета Вэна Моррисона кончилась. Эрин продолжала танцевать, тихонько напевая «Кармелиту», хотя такие медленные мелодии мало годятся для танцев на столе.
Дэррелл Грант попытался зацепить Эрин за ногу своей изогнутой железкой.
– Где Анджи?
Но Эрин удалось уклониться.
– Дайте ей закончить, – попросил конгрессмен. – Это ведь так прекрасно.
– Да уж куда там – балет, да и только. – Дэррелл Грант порылся в карманах. – Эй, красотка, держи, это тебе!
Привстав в кресле, он сунул что-то за резинку кружевной подвязки Эрин. Это была пятицентовая монетка. Эрин перестала петь и танцевать. Вынув монету из-под подвязки, она стояла, держа ее на ладони. Мужчины ждали, что она будет делать дальше.
По-прежнему улыбаясь, Эрин сошла со стола. Улыбаясь, оделась.
– Я надеюсь, наш вечер еще не закончен, – произнес конгрессмен с полувопросительной интонацией.
Дэррелл стукнул по столу своей клюшкой для гольфа.
– Эрин, мне нужна моя дочь. Хватит с меня твоих проклятых игр!
– А все и так кончено, – ответила она, поправляя жемчуг на шее.
– К чертовой матери все на свете суды! – заявил Дэррелл. – Мы с Анджи отправляемся в Аризону. Столицу пенсионеров Северной Америки!
Открыв свою сумочку, Эрин бросила в нее пятицентовик. Затем вынула пистолет тридцать второго калибра.
– Сейчас мы поедем кататься, – сказала она.
Дэррелл Грант выругался сквозь зубы. Дилбек ощутил легкое стеснение в груди.
«Хорошенький субботний вечерок, – подумала Эрин. – Я и двое мужчин, имеющих влияние на мою жизнь. Кто скажет, что я невезучая?»
Глава 31
– По-моему, у него на галстуке крошка от сыра, – заметила Эрин.
– Послушай-ка, – от выпитого шампанского у Дилбека слегка заплетался язык, но тон был нравоучительный. – Послушай-ка... Это все чертовски важные люди. И я тоже важный человек. – Он захлопнул альбом и поднял его обеими руками, как в церкви поднимают святыню. – Это все люди, которые управляют нацией... ведут вперед нашу страну. Люди, которые держат в своих руках судьбы всего мира!
Эрин сделала над собой усилие, чтобы не рассмеяться. Этот несчастный кретин и вправду мнил себя одним из столпов государства!
– Ты не представляешь себе, что такое власть, – продолжал вещать конгрессмен. – Ощущение власти отравляет тебя, дурманит как наркотик. Если ты поедешь со мной в Вашингтон, дорогая, ты и сама это почувствуешь, и немедленно! И ты поймешь, насколько приятно обладать властью.
– Я не собираюсь выставлять себя на посмешище, – ввернула Эрин.
Дилбек положил альбом на стол и многозначительно уперся в него ладонью.
– Повторяю: это все очень важные люди.
– Кто – Чак Норрис?
– Это было на одном благотворительном мероприятии в Джорджтауне...
– Ну?
– Сбор средств на борьбу с полиомиелитом или что-то в этом роде.
– Я знаю, но...
– Послушай, Эрин, ты все-таки должна понять, кто я такой. Я заслуживаю большего уважения, чем...
– А знаешь, Дэви, чью фотографию мне и правда очень хотелось бы увидеть? Малкольма Молдовски. Он есть у тебя в альбоме?
Нижняя челюсть Дилбека окаменела.
– Нет, его у меня нет. – И, немного помолчав, он подозрительно спросил: – А ты что – знаешь Молди? – Неужели это возможно? Неужели этот крысенок за его спиной вел свою игру? И Дилбек изменил вопрос: – Откуда ты его знаешь?
– Только понаслышке. – И Эрин подмигнула ему.
Конгрессмен, растерянный и недоумевающий, как никогда, попытался прикрикнуть на нее нетвердым от шампанского голосом:
– Прекрати, черт тебя возьми! Прекрати издеваться! В конце концов, ты должна относиться ко мне хотя бы с некоторым уважением.
– С уважением? К тебе? – Эрин усмехнулась. – А разве ты не тот самый джентльмен, который трахался с ошметками от моего грязного белья?
– Давай переменим тему.
Взяв его за запястья, она приблизила его покорные руки к своей груди. Дилбек напряженно следил за ней, будто предчувствуя удар током.
Эрин крепко держала его руки.
– Дрожишь, золотко? Еще бы – целых две горсти жирового вещества.
– Господи Иисусе...
– Из этого и сделана грудь, Дэви. Девяносто восемь процентов жира, украшенные сверху парой вишенок. Что в этом такого уж привлекательного?
Дэвид вырвал у нее свои руки и, отступив, прижал их к себе, сжатые в кулаки.
– Тысячи долларов, – продолжала Эрин, – чтобы поглазеть на это и подрожать. Я этого не понимаю, золотко.
– Хватит, – почти простонал конгрессмен, бледный, несчастный. – Ты просто убиваешь меня. В течение всего вечера убиваешь. Что – так это и было задумано?
– Просто мне любопытно, вот и все, – пожала плечами Эрин. «Успокойся, держи себя в руках», – приказала она себе.
– Я борюсь с плотскими искушениями, – промямлил Дилбек. – Как и все мужчины.
– У тебя ведь есть жена, Дэви.
Он протянул руку к ведру с шампанским.
– Что ж, поздравляю. Теперь этот вечер испорчен.
Эрин поставила свою любимую запись Вэна Моррисона, сбросила платье, взобралась на капитанский стол и снова начала танцевать – на этот раз медленно. Вскоре Дэвид Дилбек вместе с испускаемыми им печальными стонами исчез из ее сознания. Музыка омыла ее душу. Эрин ощутила беспричинную радость и прилив сил. Каждое движение удавалось ей – каждый шаг, каждый пируэт, каждый изгиб бедер. Она зажала в зубах свое жемчужное ожерелье и закрыла глаза, представляя, как ее заливает серебристый лунный свет.
Снаружи, с палубы, донесся шум или стук, но Эрин не допустила его до своего сознания. Она была далеко, на Багамских островах, и танцевала на сахарно-белом песке пляжа. Ее окружали море и пальмы, и единственным звуком этого прекрасного мира был хор затаившихся в листьях птиц.
* * *
Дэррелл Грант не помнил, когда в последний раз видел свою бывшую жену голой. Но он точно знал, что это произошло в ванной комнате: она мыла голову под душем, а он втихаря стащил из аптечки какие-то таблетки. Это было чертовски давно, подумал он. Он успел забыть, какое у нее прекрасное тело. Сверху, конечно, маловато, но зато. Боже мой, какие ноги! Он стоял, пошатываясь, в дверях каюты, опираясь о косяк своей клюшкой для гольфа, и испытывал странное, щекочущее ощущение в низу живота. Поистине странное, если учесть, какое количество сильных наркотических средств бродило по его организму. Да, мужчина – это подлинное инженерное чудо, сотворенное матерью-природой.В каюте находился пожилой мужчина в новых, негнущихся джинсах, полосатой рубашке и огромной черной ковбойской шляпе. Судя по выражению лица, он был либо болен, либо пьян, либо то и другое вместе Дэррелл Грант вошел в салон, уселся рядом со старым ковбоем и здоровой рукой игриво помахал своей бывшей жене, танцующей на столе. Сейчас ему было море по колено. Он наклонился вперед.
– Ты чудесно выглядишь, черт побери. Дай-ка взглянуть на тебя поближе.
Вид бывшего мужа подействовал на Эрин, как внезапная струя ледяного воздуха. Она подумала, что Шэд вывел его из игры раз и навсегда, а вот он, как ни в чем не бывало, опять тут как тут, и, разумеется, его появление ничего хорошего не предвещает. Все ему нипочем! А его присутствие значительно повышает вероятность провала ее планов. Эрин продолжала танцевать, глядя не на Дэррелла, а сквозь него, обдумывая и соизмеряя каждое свое движение.
Дэррелл Грант ощутил легкое прикосновение руки к своему плечу. Это старый ковбой выпрямился в своем шезлонге и наклонился к нему.
– Вам известно, кто я? – шепотом спросил он, приблизив губы к самому уху Дэррелла.
От него разило так, что Дэррелл поморщился.
– Знаете, на свете есть такая штука – освежитель дыхания.
– Я влюблен в эту леди, – бормотал свое конгрессмен.
– Несчастный ты старый хрыч...
– И мои сапоги полны вазелина.
– Я тоже когда-то любил ее, – сказал Дэррелл, – но из этого вышло только то, что она довела меня до ручки.
Во взгляде Дилбека выразилось сочувствие.
– Это можно назвать несходством наших жизненных философий, – вздохнул Дэррелл. – Но из-за нее человек запросто может потерять всякое уважение к себе.
– Да, с ней трудно, – согласился конгрессмен. – Но все-таки я без ума от нее.
Он сообщил, что в баре полно содовой – на случай, если Дэррелл захочет попытаться отмыть пятна крови на своей рубашке. Дэррелл ответил:
– Спасибо, не надо.
Его сломанная рука опять начала пульсировать волнами боли; он пришиб того шикарно одетого коротышку, но облегчения не наступило. Видимо, действие таблеток покойного сеньора Гомеса ослабевало. Дэррелл высыпал на ладонь еще полдюжины, затолкал их себе за щеки и запивал тепловатым шампанским до тех пор, пока у него не заслезились глаза.
– У меня есть экстра-тиленол – повышенной эффективности, – предложил конгрессмен.
– Господи Боже...
Кассета Вэна Моррисона кончилась. Эрин продолжала танцевать, тихонько напевая «Кармелиту», хотя такие медленные мелодии мало годятся для танцев на столе.
Дэррелл Грант попытался зацепить Эрин за ногу своей изогнутой железкой.
– Где Анджи?
Но Эрин удалось уклониться.
– Дайте ей закончить, – попросил конгрессмен. – Это ведь так прекрасно.
– Да уж куда там – балет, да и только. – Дэррелл Грант порылся в карманах. – Эй, красотка, держи, это тебе!
Привстав в кресле, он сунул что-то за резинку кружевной подвязки Эрин. Это была пятицентовая монетка. Эрин перестала петь и танцевать. Вынув монету из-под подвязки, она стояла, держа ее на ладони. Мужчины ждали, что она будет делать дальше.
По-прежнему улыбаясь, Эрин сошла со стола. Улыбаясь, оделась.
– Я надеюсь, наш вечер еще не закончен, – произнес конгрессмен с полувопросительной интонацией.
Дэррелл стукнул по столу своей клюшкой для гольфа.
– Эрин, мне нужна моя дочь. Хватит с меня твоих проклятых игр!
– А все и так кончено, – ответила она, поправляя жемчуг на шее.
– К чертовой матери все на свете суды! – заявил Дэррелл. – Мы с Анджи отправляемся в Аризону. Столицу пенсионеров Северной Америки!
Открыв свою сумочку, Эрин бросила в нее пятицентовик. Затем вынула пистолет тридцать второго калибра.
– Сейчас мы поедем кататься, – сказала она.
Дэррелл Грант выругался сквозь зубы. Дилбек ощутил легкое стеснение в груди.
«Хорошенький субботний вечерок, – подумала Эрин. – Я и двое мужчин, имеющих влияние на мою жизнь. Кто скажет, что я невезучая?»
Глава 31
Как и следовало ожидать, Шэда остановили у будки охраны не доезжая Тэрнберри-Айл. Охранники вспомнили, что в прошлый раз он приезжал с обезьяной или каким-то другим зверем на плече, но сегодня, сказали они, ни в одном из списков гостей его имя не фигурирует. Шэд избежал неприятной дискуссии, достав из кармана купоны на бесплатную выпивку и участие в сеансе рестлинга в «Розовом кайфе», и охранники по достоинству оценили этот щедрый дар. Сержант Эл Гарсиа подъехал как раз в ту минуту, когда они махали на прощание Шэду, уже находившемуся по ту сторону ворот. Детектив показал свой значок, въехал, поставил свой «каприс» рядом с машиной Шэда, и оба торопливо зашагали туда, где стояла «Суитхарт дил».
Первым, что они увидели, поднявшись на борт, оказались пятна крови на досках палубы. Войдя в салон, Гарсиа осмотрел пустые бутылки из-под шампанского, альбом с фотографиями конгрессмена Дилбека и стопку компакт-дисков, еще в магазинных упаковках. Шэд присмотрелся к лежавшим у стереоустановки кассетам.
– Это ее музыка, – сказал он.
Обыскав помещения, они не обнаружили ни трупов, ни каких бы то ни было признаков насилия. Эрин и конгрессмен исчезли.
– Mierda,– выругался Эл Гарсиа.
Выйдя на палубу, он внимательно осмотрел буроватые пятна. Похоже, жертву сперва проволокли по палубе, а затем, возможно, сбросили за борт. Гарсиа ощутил приступ тошноты, от которого его передернуло; дело было не в самой крови как таковой, а в том, кому она могла принадлежать. Шэда охватила холодная ярость, мгновенно достигшая опасной степени накала. Вцепившись в поручень, он неотрывно смотрел на коричневую, как чай, воду. Его голый розовый череп блестел от выступивших на нем мелких капелек пота; делая вдох, Шэд с угрожающим шипением втягивал воздух сквозь зубы.
– Не бери в голову раньше времени, – посоветовал Гарсиа.
Из горла Шэда вырвалось нечто вроде рычания.
– Конечно. Подумаешь – немного крови!
Детектив сошел на причал и опустился на колени.
– Здесь еще кровь. Знаешь, что это значит?
– Что он не швырнул ее за борт. А что толку?
По соседству с яхтой Рохо мягко покачивался на воде пятидесятитрехфутовый «хэттерэс». Гарсиа решил осмотреть и его. На мостике «Суитхарт дил» Шэд обнаружил ручной электрический фонарь. Мужчины забрались на «хэттерэс» и в свете фонаря разглядели на кокпите мелкие пятнышки крови, а рядом с ними отпечаток подошвы – вернее, только округлого каблука – мужского сапога.
– Это он, – мрачно произнес Шэд.
– Может, да, а может, нет. – Эл Гарсиа указал на ящик для рыбы. – Ну что, мне самому туда заглянуть?
– Если ты ничего не имеешь против. – Шэд отвернулся.
Детектив открыл замки и откинул крышку.
– Сюрприз, сюрприз! – В его голосе звучали радость и облегчение.
Шэд повернулся, чтобы посмотреть.
– А это еще кто, черт побери?
– Один из самых могущественных людей во всей Флориде.
– Был.
– Да, был, – охотно подтвердил Гарсиа. – А больше нет.
Малкольм Дж Молдовски легко поместился в ящик для рыбы, где его соседями оказались три крупных скумбрии с остекленевшими глазами. Даже запах рыбы не заглушал мощного духа заграничного одеколона Молди.
– Что-то я не соображу, – сказал Шэд.
– Скумбрии, скорее всего, пойдут на наживку для акул на завтрашней рыбалке, – предположил Гарсиа. – А мистера Молдовски добавили в меню уже позднее.
Шэд наклонился, чтобы рассмотреть получше.
– Так это и есть знаменитый Мелвин Молдовски?
– Малкольм, – поправил Гарсиа. – И не есть, а был.
– Да, ничего себе шуточки...
– Ну что, теперь тебе лучше?
– На миллион процентов. А кто же мог это сделать?
Гарсиа покачал головой.
– Может, сам Дилбек... Он, похоже, совсем свихнулся.
– Не дай Бог.
Обоих тревожила судьба Эрин. Тот, кто прикончил Молдовски, явно был человеком чудовищного темперамента. Шэд нахмурился, глядя на изуродованное тело.
– Наверное, ты должен позвонить куда следует.
– Да, но не сию минуту – Гарсиа закрыл ящик. – Он подождет.
Они вернулись на «Суитхарт дил» и осмотрели салон более тщательно. Оценив количество выпитого шампанского, Гарсиа сделал вывод, что конгрессмен был слишком пьян, чтобы самому сесть за руль.
– У него лимузин, – сказал Шэд. – Девочки видели его возле нашего заведения.
– Значит, – задумчиво проговорил Гарсиа, – вопрос состоит в том, куда они укатили.
Ответ на вопрос они обнаружили в туалете, где на зеркале губной помадой Эрин четко вывела: Бель-Глейд. Шэд ругался вполголоса, пока Гарсиа выуживал из унитаза золотой браслет. Вынув его наконец и глядя, как с него капает вода, детектив заметил:
– А характерец у нее ничего себе, а? Могла бы просто сказать: спасибо, но не надо.
По пути к машинам Шэд посоветовал Гарсиа запросить помощь по радио.
– Ты, видно, слишком много смотришь телевизор, – усмехнулся Гарсиа. – Во-первых, это графство Палм-Бич, то есть не моя территория. Во-вторых, что я им скажу, chico?– И, поднеся ко рту воображаемый микрофон, продолжал: – Видите ли, парни, тут один конгрессмен похитил одну стриптизершу и вот теперь насильно везет ее в Бель-Глейд – выбрал же местечко! – на своем распроклятом «кадиллаке». Да, конгрессмен. Да, в Бель-Глейд. Зачем? Ну, мы, в общем-то, точно не знаем. Но было бы здорово, если бы вы подослали туда шесть-семь взводов на машинах. Конечно, если есть свободные люди...
– Черт побери, – пробормотал Шэд.
– Стриптизерш-то копы любят, но зато политиков – совсем наоборот, – объяснил Гарсиа. – Если они только услышат имя Дилбека, тут же окажется, что кто-то в отпуску, у кого-то выходной, кто-то уехал на задание...
– Значит, вся королевская рать – это мы с тобой?
– Похоже, что так. Поедем на моей, ладно?
– Ладно, – отозвался Шэд. – И потом, у тебя же там сирена.
Дэрреллу Гранту никогда не доводилось ездить в лимузине, и он так наслаждался этим, что все остальное потеряло для него всякое значение. Даже тот факт, что бывшая супруга держит его на мушке пистолета.
– Это твоя тачка? – обратился он к Дилбеку.
Конгрессмен кивнул.
– Она предоставлена в мое полное распоряжение.
– Ишь ты! А что ты за птица? Чем занимаешься?
– Я член палаты представителей.
– Это как?
– Я представляю народ Южной Флориды в конгрессе. А вы?
– А я краду инвалидные коляски, – последовал ответ.
Дилбек бросил жалобный взгляд на Эрин, сидевшую наискосок от обоих мужчин с пистолетом в руке. Рядом на сиденье лежали розы, подаренные конгрессменом.
– Мы с Дэрреллом некоторое время были мужем и женой. Что еще сказать? – Ею овладело необъяснимое спокойствие, и мягкий ровный бег лимузина только усиливал это ощущение.
Дилбек спросил Дэррелла Гранта, что случилось с его рукой.
– А это распроклятый дружок Эрин двинул по ней своим распроклятым ломом... Эй, водила, у тебя телевизор работает?
Дилбек оскорбленным шепотом спросил у Эрин:
– Какой еще дружок?
Эрин окинула его таким взглядом, что он не стал настаивать на ответе. «Ну, парочка – прямо на подбор, один другого стоит», – подумала она. И, не обращая внимания на мужчин, одной рукой расстегнула под платьем и сняла сценическое, трико и бюстгальтер, вырезанный фестонами. Уложив их в свою сумочку на длинном ремне, Эрин надела простой хлопчатобумажный бюстгальтер и белые трусики. Это была важная деталь: она не хотела быть одетой, как стриптизерша, когда их обнаружат. Пока она переодевалась, конгрессмен не сводил с нее вопросительного взгляда.
– А почему все белое? – спросил он с маслянистой улыбкой.
– Это для тебя, детка.
Дэррелл Грант прижал свою гудящую голову к окну. Машина летела по шоссе, уносясь все дальше от городских огней. От змеиного переплетения линий на асфальте, от слепящей яркости то и дело налетавших пучков света фар встречных автомобилей его начало мутить.
– Я, похоже, здорово перегрузился, – заметил он.
Эрин объяснила конгрессмену:
– На случай, если тебе это интересно: мой бывший спутник жизни – наркоман.
– Мне бы хотелось, чтобы ты убрала пистолет, – сказал Дилбек.
– Ты что – не слышал, что я сказала?
– Я раньше никогда не видел, как ты танцуешь, – сонным голосом пробормотал Дэррелл Грант. – Это чертовски здорово.
– Приятно слышать, – саркастически усмехнулась Эрин.
– Так что ты извини... насчет монеты.
– А я уж почти забыла, что ты умеешь изъясняться человеческим языком, – съязвила она.
Дэррелл Грант откровенно наслаждался комфортом просторного салона лимузина.
– Всю жизнь катался бы на такой тачке, – произнес он, вытягивая ноги. – Свободно, удобно, тут тебе и микроклимат, и выпивка... Здорово!
Дэвид Дилбек повернулся к Эрин и сказал, как будто самого Дэррелла не было рядом:
– Перелом у него, похоже, серьезный, Эрин. Ему следовало бы обратиться к врачу.
– Рита починила мне руку, – с оттенком гордости в голосе проговорил Дэррелл. – Рита – это моя старшая сестра.
– Только ей еще и есть до тебя дело, – заметила Эрин. – Только ей.
– Неправда! Анджи я тоже нужен. Анджи любит своего папочку.
– Просто ей весело с тобой – ты же развлекаешь ее, – возразила Эрин, делая ударение на слове «развлекаешь». – А между развлечениями и любовью все-таки есть разница.
– Она любит меня!
Эрин не стала продолжать тему. Может быть, Дэррелл и прав. Ей не хотелось думать об этом сейчас.
– Сколько нам еще ехать? – несколько ворчливым тоном поинтересовался конгрессмен. – А то мне нужно бы выйти.
Эрин пропустила его слова мимо ушей.
– А я сегодня прикончил одного парня, – сообщил ее бывший супруг.
– Правда?
– Да, там, на том корабле.
– За что же?
– Да вот пытаюсь вспомнить.
Эрин решила, что этот инцидент пригрезился Дэрреллу. Однако он продолжал:
– Знаешь, на самом деле это совсем не так, как я себе представлял. В смысле – что я буду чувствовать, когда убью кого-нибудь...
– Ты завираешься, как обычно, – прервала его Эрин, думая про себя: «Что же мне с ним делать? Ведь он сорвет весь мой план насчет конгрессмена».
– Я заберу Анджи, и мы уедем, – вдруг резко сменил тему Дэррелл.
– Ты шутишь? Да тебе прямая дорога за решетку!
– Нет, в Аризону. В инвалидно-колясочную столицу Северной Америки!
– Свихнувшийся ублюдок.
– И я увезу с собой нашу дочь.
– Прежде я пристрелю тебя, – отрезала Эрин.
Внезапно Дэвид Дилбек начал всхлипывать и дергать дверную ручку, но притих, когда Эрин ткнула ему в щеку дулом своего тридцатидвухкалиберного.
Дэррелл Грант поморщился.
– С каких это пор ты ходишь с пушкой? Терпеть их не могу.
– Моя предстательная железа... – начал было Дилбек.
– А ну, цыц – вы оба! – грозно прикрикнула Эрин.
Дэррелл почесал себе щеку концом клюшки.
– Скажи хотя бы, куда мы все-таки направляемся. Эй, водила, твоя понимать американский?
Пьер и ухом не повел.
– Я скажу тебе, куда мы едем, – ответила Эрин. – Нам предстоит увидеть нашего конгрессмена в действии.
Конгрессмен Дэвид Дилбек не слишком задумывался ни над научной, ни над технической стороной возделывания сахарного тростника. Ему вполне хватало того, что Рохо – симпатичные, воспитанные и щедрые люди. Конечно, их огромные взносы на его предвыборные кампании имели большое значение, но Дилбек продал бы свой голос в конгрессе даже за одну возможность пользоваться время от времени их роскошной яхтой. Также его весьма устраивало общество молодого Кристофера, разделявшего его любовь к «клубничке» и никогда не отказывающегося поучаствовать в подобного рода развлечениях. Внимание богатых и могущественных людей составляло для Дэвида Дилбека весьма приятную – и лестную – сторону его деятельности на посту члена конгресса.
Конгрессмен не усматривал ничего плохого в поддержке цен на сахар, которые сделали Рохо мультимиллионерами. В конце концов, Большая пшеница, Большое молоко и Большой табак точно так же годами доили налогоплательщиков, мелодраматически разглагольствуя о своих обязательствах перед «фермерской семьей» Почему бы не сделать того же самого и Большому сахару? Не мешала Дилбеку спокойно спать по ночам и мысль об ущербе, наносимом экономике бедных Карибских стран: основой ее являлось сельское хозяйство, точнее – возделывание сахарного тростника, а при таком положении вещей доступ этим странам на сахарный рынок Соединенных Штатов оказывался закрыт. Конгрессмена не тревожил и тот факт, что производители сахара ежегодно сбрасывали в Эверглейдс миллиарды галлонов промышленных вод вместе со всем тем, что они несли с собой Честно говоря, ему вообще не было дела до Эверглейдс, еле текущая вода, болота, ряска да разная мелкая водяная живность – что там хорошего? Как-то раз, в рамках своей очередной кампании, конгрессмену пришлось посетить небольшой городок Миккоусьюки, и там ему предложили прокатиться на катере на воздушной подушке. Эрб Крэндэлл, настоятельно посоветовал принять приглашение: что может быть лучше, чтобы нащелкать эффектные снимки! Но, когда катер достиг Шарк-ривер, внезапно кончилось горючее, и Дилбек провел два ужасных часа за вытаскиванием из ушей раздувшихся от крови москитов.
– В свинарниках, в сточном желобе, вода и то чище, – сказал он Эрин.
Она завела весьма неприятный ему разговор на тему его верной службы семейству Рохо.
– Как ты думаешь, откуда берется та вода, которую мы пьем? – Она махнула рукой за окошко лимузина. – Вот отсюда, Дэви. А твои друзья загаживают эту воду удобрениями и прочим дерьмом.
Дэрреллу Гранту было до одурения скучно. Он несколько раз пытался вызвать на разговор чернокожего водителя, но безуспешно. Многорядное шоссе перешло в неосвещенное двухрядное. Дэррелл узнал: оно фигурировало на картах под номером 27. Теперь лимузин несся в полной темноте, оставшийся далеко позади город неясно рисовался на востоке желтоватым пятнышком света. Дэррелл не мог сообразить, куда это и зачем везет их Эрин. Всю дорогу она долбила этого придурка в ковбойском наряде какими-то упреками. Кто он ей – новый богатенький хахаль? Не иначе как она решила порастрясти его денежки. Что ж, она всегда была стервой.
Дэррелл пытался сложить в голове какой-нибудь план, однако из-за принятых наркотиков ему никак не удавалось сосредоточиться. Единственное, чего ему действительно хотелось сейчас, – это завалиться спать эдак на полгодика.
Была половина одиннадцатого, когда они доехали до Бель-Глейд («Его земля – его будущее», утверждал установленный при въезде в город лозунг). Пьер свернул с шоссе и медленно повел машину через пустой и безлюдный поселок сезонных рабочих-мигрантов. Дилбек, встревоженный тем, что видел вокруг, велел Пьеру прибавить скорость, пока из этих трущоб не повыскакивали какие-нибудь головорезы и не напали на лимузин.
– Знаешь, тут такие места... – начал было он, обращаясь к Эрин.
– Уж не хочешь ли ты сказать, – перебила его она, – что ты когда-нибудь бывал здесь?
– К чему ты клонишь? – с ноткой раздражения в голосе спросил конгрессмен. Окутывавшее его теплое облако – эффект солидного количества выпитого «Корбеля» – рассеялось, оставив вместо себя стучащую в голове боль.
Пьер снова выехал на шоссе и продолжал гнать машину до тех пор, пока она не оказалась в окружении сплошного моря зеленого тростника. Эрин попросила шофера остановиться.
– Он не понимает по-английски, – нетерпеливо произнес Дилбек.
– Да неужели?
Пьер съехал с асфальта и остановил машину, однако мотор не выключил.
Первым, что они увидели, поднявшись на борт, оказались пятна крови на досках палубы. Войдя в салон, Гарсиа осмотрел пустые бутылки из-под шампанского, альбом с фотографиями конгрессмена Дилбека и стопку компакт-дисков, еще в магазинных упаковках. Шэд присмотрелся к лежавшим у стереоустановки кассетам.
– Это ее музыка, – сказал он.
Обыскав помещения, они не обнаружили ни трупов, ни каких бы то ни было признаков насилия. Эрин и конгрессмен исчезли.
– Mierda,– выругался Эл Гарсиа.
Выйдя на палубу, он внимательно осмотрел буроватые пятна. Похоже, жертву сперва проволокли по палубе, а затем, возможно, сбросили за борт. Гарсиа ощутил приступ тошноты, от которого его передернуло; дело было не в самой крови как таковой, а в том, кому она могла принадлежать. Шэда охватила холодная ярость, мгновенно достигшая опасной степени накала. Вцепившись в поручень, он неотрывно смотрел на коричневую, как чай, воду. Его голый розовый череп блестел от выступивших на нем мелких капелек пота; делая вдох, Шэд с угрожающим шипением втягивал воздух сквозь зубы.
– Не бери в голову раньше времени, – посоветовал Гарсиа.
Из горла Шэда вырвалось нечто вроде рычания.
– Конечно. Подумаешь – немного крови!
Детектив сошел на причал и опустился на колени.
– Здесь еще кровь. Знаешь, что это значит?
– Что он не швырнул ее за борт. А что толку?
По соседству с яхтой Рохо мягко покачивался на воде пятидесятитрехфутовый «хэттерэс». Гарсиа решил осмотреть и его. На мостике «Суитхарт дил» Шэд обнаружил ручной электрический фонарь. Мужчины забрались на «хэттерэс» и в свете фонаря разглядели на кокпите мелкие пятнышки крови, а рядом с ними отпечаток подошвы – вернее, только округлого каблука – мужского сапога.
– Это он, – мрачно произнес Шэд.
– Может, да, а может, нет. – Эл Гарсиа указал на ящик для рыбы. – Ну что, мне самому туда заглянуть?
– Если ты ничего не имеешь против. – Шэд отвернулся.
Детектив открыл замки и откинул крышку.
– Сюрприз, сюрприз! – В его голосе звучали радость и облегчение.
Шэд повернулся, чтобы посмотреть.
– А это еще кто, черт побери?
– Один из самых могущественных людей во всей Флориде.
– Был.
– Да, был, – охотно подтвердил Гарсиа. – А больше нет.
Малкольм Дж Молдовски легко поместился в ящик для рыбы, где его соседями оказались три крупных скумбрии с остекленевшими глазами. Даже запах рыбы не заглушал мощного духа заграничного одеколона Молди.
– Что-то я не соображу, – сказал Шэд.
– Скумбрии, скорее всего, пойдут на наживку для акул на завтрашней рыбалке, – предположил Гарсиа. – А мистера Молдовски добавили в меню уже позднее.
Шэд наклонился, чтобы рассмотреть получше.
– Так это и есть знаменитый Мелвин Молдовски?
– Малкольм, – поправил Гарсиа. – И не есть, а был.
– Да, ничего себе шуточки...
– Ну что, теперь тебе лучше?
– На миллион процентов. А кто же мог это сделать?
Гарсиа покачал головой.
– Может, сам Дилбек... Он, похоже, совсем свихнулся.
– Не дай Бог.
Обоих тревожила судьба Эрин. Тот, кто прикончил Молдовски, явно был человеком чудовищного темперамента. Шэд нахмурился, глядя на изуродованное тело.
– Наверное, ты должен позвонить куда следует.
– Да, но не сию минуту – Гарсиа закрыл ящик. – Он подождет.
Они вернулись на «Суитхарт дил» и осмотрели салон более тщательно. Оценив количество выпитого шампанского, Гарсиа сделал вывод, что конгрессмен был слишком пьян, чтобы самому сесть за руль.
– У него лимузин, – сказал Шэд. – Девочки видели его возле нашего заведения.
– Значит, – задумчиво проговорил Гарсиа, – вопрос состоит в том, куда они укатили.
Ответ на вопрос они обнаружили в туалете, где на зеркале губной помадой Эрин четко вывела: Бель-Глейд. Шэд ругался вполголоса, пока Гарсиа выуживал из унитаза золотой браслет. Вынув его наконец и глядя, как с него капает вода, детектив заметил:
– А характерец у нее ничего себе, а? Могла бы просто сказать: спасибо, но не надо.
По пути к машинам Шэд посоветовал Гарсиа запросить помощь по радио.
– Ты, видно, слишком много смотришь телевизор, – усмехнулся Гарсиа. – Во-первых, это графство Палм-Бич, то есть не моя территория. Во-вторых, что я им скажу, chico?– И, поднеся ко рту воображаемый микрофон, продолжал: – Видите ли, парни, тут один конгрессмен похитил одну стриптизершу и вот теперь насильно везет ее в Бель-Глейд – выбрал же местечко! – на своем распроклятом «кадиллаке». Да, конгрессмен. Да, в Бель-Глейд. Зачем? Ну, мы, в общем-то, точно не знаем. Но было бы здорово, если бы вы подослали туда шесть-семь взводов на машинах. Конечно, если есть свободные люди...
– Черт побери, – пробормотал Шэд.
– Стриптизерш-то копы любят, но зато политиков – совсем наоборот, – объяснил Гарсиа. – Если они только услышат имя Дилбека, тут же окажется, что кто-то в отпуску, у кого-то выходной, кто-то уехал на задание...
– Значит, вся королевская рать – это мы с тобой?
– Похоже, что так. Поедем на моей, ладно?
– Ладно, – отозвался Шэд. – И потом, у тебя же там сирена.
Дэрреллу Гранту никогда не доводилось ездить в лимузине, и он так наслаждался этим, что все остальное потеряло для него всякое значение. Даже тот факт, что бывшая супруга держит его на мушке пистолета.
– Это твоя тачка? – обратился он к Дилбеку.
Конгрессмен кивнул.
– Она предоставлена в мое полное распоряжение.
– Ишь ты! А что ты за птица? Чем занимаешься?
– Я член палаты представителей.
– Это как?
– Я представляю народ Южной Флориды в конгрессе. А вы?
– А я краду инвалидные коляски, – последовал ответ.
Дилбек бросил жалобный взгляд на Эрин, сидевшую наискосок от обоих мужчин с пистолетом в руке. Рядом на сиденье лежали розы, подаренные конгрессменом.
– Мы с Дэрреллом некоторое время были мужем и женой. Что еще сказать? – Ею овладело необъяснимое спокойствие, и мягкий ровный бег лимузина только усиливал это ощущение.
Дилбек спросил Дэррелла Гранта, что случилось с его рукой.
– А это распроклятый дружок Эрин двинул по ней своим распроклятым ломом... Эй, водила, у тебя телевизор работает?
Дилбек оскорбленным шепотом спросил у Эрин:
– Какой еще дружок?
Эрин окинула его таким взглядом, что он не стал настаивать на ответе. «Ну, парочка – прямо на подбор, один другого стоит», – подумала она. И, не обращая внимания на мужчин, одной рукой расстегнула под платьем и сняла сценическое, трико и бюстгальтер, вырезанный фестонами. Уложив их в свою сумочку на длинном ремне, Эрин надела простой хлопчатобумажный бюстгальтер и белые трусики. Это была важная деталь: она не хотела быть одетой, как стриптизерша, когда их обнаружат. Пока она переодевалась, конгрессмен не сводил с нее вопросительного взгляда.
– А почему все белое? – спросил он с маслянистой улыбкой.
– Это для тебя, детка.
Дэррелл Грант прижал свою гудящую голову к окну. Машина летела по шоссе, уносясь все дальше от городских огней. От змеиного переплетения линий на асфальте, от слепящей яркости то и дело налетавших пучков света фар встречных автомобилей его начало мутить.
– Я, похоже, здорово перегрузился, – заметил он.
Эрин объяснила конгрессмену:
– На случай, если тебе это интересно: мой бывший спутник жизни – наркоман.
– Мне бы хотелось, чтобы ты убрала пистолет, – сказал Дилбек.
– Ты что – не слышал, что я сказала?
– Я раньше никогда не видел, как ты танцуешь, – сонным голосом пробормотал Дэррелл Грант. – Это чертовски здорово.
– Приятно слышать, – саркастически усмехнулась Эрин.
– Так что ты извини... насчет монеты.
– А я уж почти забыла, что ты умеешь изъясняться человеческим языком, – съязвила она.
Дэррелл Грант откровенно наслаждался комфортом просторного салона лимузина.
– Всю жизнь катался бы на такой тачке, – произнес он, вытягивая ноги. – Свободно, удобно, тут тебе и микроклимат, и выпивка... Здорово!
Дэвид Дилбек повернулся к Эрин и сказал, как будто самого Дэррелла не было рядом:
– Перелом у него, похоже, серьезный, Эрин. Ему следовало бы обратиться к врачу.
– Рита починила мне руку, – с оттенком гордости в голосе проговорил Дэррелл. – Рита – это моя старшая сестра.
– Только ей еще и есть до тебя дело, – заметила Эрин. – Только ей.
– Неправда! Анджи я тоже нужен. Анджи любит своего папочку.
– Просто ей весело с тобой – ты же развлекаешь ее, – возразила Эрин, делая ударение на слове «развлекаешь». – А между развлечениями и любовью все-таки есть разница.
– Она любит меня!
Эрин не стала продолжать тему. Может быть, Дэррелл и прав. Ей не хотелось думать об этом сейчас.
– Сколько нам еще ехать? – несколько ворчливым тоном поинтересовался конгрессмен. – А то мне нужно бы выйти.
Эрин пропустила его слова мимо ушей.
– А я сегодня прикончил одного парня, – сообщил ее бывший супруг.
– Правда?
– Да, там, на том корабле.
– За что же?
– Да вот пытаюсь вспомнить.
Эрин решила, что этот инцидент пригрезился Дэрреллу. Однако он продолжал:
– Знаешь, на самом деле это совсем не так, как я себе представлял. В смысле – что я буду чувствовать, когда убью кого-нибудь...
– Ты завираешься, как обычно, – прервала его Эрин, думая про себя: «Что же мне с ним делать? Ведь он сорвет весь мой план насчет конгрессмена».
– Я заберу Анджи, и мы уедем, – вдруг резко сменил тему Дэррелл.
– Ты шутишь? Да тебе прямая дорога за решетку!
– Нет, в Аризону. В инвалидно-колясочную столицу Северной Америки!
– Свихнувшийся ублюдок.
– И я увезу с собой нашу дочь.
– Прежде я пристрелю тебя, – отрезала Эрин.
Внезапно Дэвид Дилбек начал всхлипывать и дергать дверную ручку, но притих, когда Эрин ткнула ему в щеку дулом своего тридцатидвухкалиберного.
Дэррелл Грант поморщился.
– С каких это пор ты ходишь с пушкой? Терпеть их не могу.
– Моя предстательная железа... – начал было Дилбек.
– А ну, цыц – вы оба! – грозно прикрикнула Эрин.
Дэррелл почесал себе щеку концом клюшки.
– Скажи хотя бы, куда мы все-таки направляемся. Эй, водила, твоя понимать американский?
Пьер и ухом не повел.
– Я скажу тебе, куда мы едем, – ответила Эрин. – Нам предстоит увидеть нашего конгрессмена в действии.
* * *
В начале октября сахарный тростник, растущий на берегах озера Окичоби, зелен и кустист; к этому времени он успевает вымахать до десяти футов в высоту. Эти земли – наиболее плоская часть Флориды. Проезжая по ним на машине, не видишь из окна ничего, кроме сплошного зеленого моря тростника, расстилающегося, куда ни кинь взгляд, до самого горизонта. Примерно через месяц сюда прибывает почти две тысячи сезонных рабочих из карибских стран; они начинают рубить тростник, и тогда сахарные заводы работают день и ночь без перерыва – до самого окончания сезона. Однако в начале октября на поля выходит техника: сначала странного вида, похожие на гигантских крабов, комбайны срезают тростник и укладывают его рядами, а затем другие машины подбирают его и доставляют на завод, где стебли сначала измельчают, чтобы потом отправить под пресс.Конгрессмен Дэвид Дилбек не слишком задумывался ни над научной, ни над технической стороной возделывания сахарного тростника. Ему вполне хватало того, что Рохо – симпатичные, воспитанные и щедрые люди. Конечно, их огромные взносы на его предвыборные кампании имели большое значение, но Дилбек продал бы свой голос в конгрессе даже за одну возможность пользоваться время от времени их роскошной яхтой. Также его весьма устраивало общество молодого Кристофера, разделявшего его любовь к «клубничке» и никогда не отказывающегося поучаствовать в подобного рода развлечениях. Внимание богатых и могущественных людей составляло для Дэвида Дилбека весьма приятную – и лестную – сторону его деятельности на посту члена конгресса.
Конгрессмен не усматривал ничего плохого в поддержке цен на сахар, которые сделали Рохо мультимиллионерами. В конце концов, Большая пшеница, Большое молоко и Большой табак точно так же годами доили налогоплательщиков, мелодраматически разглагольствуя о своих обязательствах перед «фермерской семьей» Почему бы не сделать того же самого и Большому сахару? Не мешала Дилбеку спокойно спать по ночам и мысль об ущербе, наносимом экономике бедных Карибских стран: основой ее являлось сельское хозяйство, точнее – возделывание сахарного тростника, а при таком положении вещей доступ этим странам на сахарный рынок Соединенных Штатов оказывался закрыт. Конгрессмена не тревожил и тот факт, что производители сахара ежегодно сбрасывали в Эверглейдс миллиарды галлонов промышленных вод вместе со всем тем, что они несли с собой Честно говоря, ему вообще не было дела до Эверглейдс, еле текущая вода, болота, ряска да разная мелкая водяная живность – что там хорошего? Как-то раз, в рамках своей очередной кампании, конгрессмену пришлось посетить небольшой городок Миккоусьюки, и там ему предложили прокатиться на катере на воздушной подушке. Эрб Крэндэлл, настоятельно посоветовал принять приглашение: что может быть лучше, чтобы нащелкать эффектные снимки! Но, когда катер достиг Шарк-ривер, внезапно кончилось горючее, и Дилбек провел два ужасных часа за вытаскиванием из ушей раздувшихся от крови москитов.
– В свинарниках, в сточном желобе, вода и то чище, – сказал он Эрин.
Она завела весьма неприятный ему разговор на тему его верной службы семейству Рохо.
– Как ты думаешь, откуда берется та вода, которую мы пьем? – Она махнула рукой за окошко лимузина. – Вот отсюда, Дэви. А твои друзья загаживают эту воду удобрениями и прочим дерьмом.
Дэрреллу Гранту было до одурения скучно. Он несколько раз пытался вызвать на разговор чернокожего водителя, но безуспешно. Многорядное шоссе перешло в неосвещенное двухрядное. Дэррелл узнал: оно фигурировало на картах под номером 27. Теперь лимузин несся в полной темноте, оставшийся далеко позади город неясно рисовался на востоке желтоватым пятнышком света. Дэррелл не мог сообразить, куда это и зачем везет их Эрин. Всю дорогу она долбила этого придурка в ковбойском наряде какими-то упреками. Кто он ей – новый богатенький хахаль? Не иначе как она решила порастрясти его денежки. Что ж, она всегда была стервой.
Дэррелл пытался сложить в голове какой-нибудь план, однако из-за принятых наркотиков ему никак не удавалось сосредоточиться. Единственное, чего ему действительно хотелось сейчас, – это завалиться спать эдак на полгодика.
Была половина одиннадцатого, когда они доехали до Бель-Глейд («Его земля – его будущее», утверждал установленный при въезде в город лозунг). Пьер свернул с шоссе и медленно повел машину через пустой и безлюдный поселок сезонных рабочих-мигрантов. Дилбек, встревоженный тем, что видел вокруг, велел Пьеру прибавить скорость, пока из этих трущоб не повыскакивали какие-нибудь головорезы и не напали на лимузин.
– Знаешь, тут такие места... – начал было он, обращаясь к Эрин.
– Уж не хочешь ли ты сказать, – перебила его она, – что ты когда-нибудь бывал здесь?
– К чему ты клонишь? – с ноткой раздражения в голосе спросил конгрессмен. Окутывавшее его теплое облако – эффект солидного количества выпитого «Корбеля» – рассеялось, оставив вместо себя стучащую в голове боль.
Пьер снова выехал на шоссе и продолжал гнать машину до тех пор, пока она не оказалась в окружении сплошного моря зеленого тростника. Эрин попросила шофера остановиться.
– Он не понимает по-английски, – нетерпеливо произнес Дилбек.
– Да неужели?
Пьер съехал с асфальта и остановил машину, однако мотор не выключил.