Мы же строили катапульту в расчете на ускорение в десять "g", правда, длиной всего около тридцати километров, но все равно такую штуку спрятать нелегко.
   И все же мы ее спрятали - прибегнув к методу, описанному в "Похищенном письме".
   Я частенько подсмеивался над Майковой страстью к беллетристике, считая чтение ее бесполезной тратой времени. Однако, как выяснилось, из нее он черпал более живые представления о человеческой жизни, чем из научной информации. Художественная литература давала ему Gestalt [целостный образ (нем.)] жизни, воспринимаемой человеком как нечто само собой разумеющееся, поскольку он в этом Gestalt'е _ж_и_в_е_т_. Но помимо "гуманизирующего эффекта", заменявшего Майку жизненный опыт, беллетристика, или "вымышленные данные", как он ее именовал, была для него источником разных идей. Идею, как спрятать катапульту, он позаимствовал у Эдгара Аллана По.
   Мы спрятали ее и в буквальном смысле слова, ибо катапульту строили под поверхностью Луны, чтобы скрыть от глаз и от радаров. Однако ее следовало скрыть не только физически - нужно было засекретить ее селенографическое положение.
   Как же сохранить в тайне место расположения огромного чудовища, над которым трудилось множество людей? А вот как: предположим, вы живете в Новолене. Вы знаете, где находится Луна-Сити? Естественно - на восточном берегу Моря Кризисов, это знают все! Ну? А на какой широте и долготе? Ну... надо посмотреть в справочнике. Ах так, да? Но, если вы этого не знаете, как же вы добрались до Луна-Сити на прошлой неделе? Элементарно, дружище: сел в метро, сделал пересадку у Торричелли, а потом спал всю дорогу. Капсула сама знает, куда ехать.
   Понимаете? Вам _н_е_и_з_в_е_с_т_н_о_, где находится Луна-Сити! Вы просто вылезаете на станции метро "Южная"!
   Вот так же мы спрятали катапульту.
   Она где-то в Океане Бурь, "это знают все". Но где она находится на самом деле и где - по нашим словам - это разные вещи. И разница составляет не менее ста километров то ли к югу, то ли к северу, то ли к западу, то ли к востоку, то ли во всех направлениях сразу.
   Сегодня сведения о ее положении приведены во всех справочниках - и сведения эти по-прежнему ложны. Секрет расположения катапульты в Луне берегут как зеницу ока даже теперь.
   Увидеть глазом или радаром из космоса ее нельзя. Вся она скрыта под поверхностью Луны, за исключением конца, из которого производится выброс, а этот конец - большая черная бесформенная дыра, точнее такая же, как десять тысяч других, и находится она на склоне крайне негостеприимной горы, куда невозможно совершить посадку даже на джамп-ракете.
   И тем не менее тут побывало множество народа - как во время строительства, так и после него. Даже сам Смотритель нанес визит, а мой собрачник Грег водил его по стройке. Смотритель прибыл на почтовой ракете, заказанной на день; киборгу дали координаты чуть в стороне от строительства и даже установили радарный маяк для облегчения посадки. Но оттуда Морту пришлось добираться на луноходе, а грузовые луноходы в те дни совершено не походили на пассажирские, курсировавшие от Эндсвиля до Билютихэтчи. Это были просто машины для перевозки грузов без обзорных иллюминаторов и вдобавок такие тряские, что людей приходилось пристегивать ремнями. Смотритель хотел было залезть в кабину, но... извините, г_о_с_п_о_д_и_н_, там место только для водителя и его помощника, а чтобы вести эту махину, нужны они оба.
   Через три часа Смотритель потерял интерес ко всему на свете. Ему хотелось только одного - как можно скорее оказаться дома. На стройке он пробыл не более часа и разговоров о цели всего этого бурения и ценности вскрытых полезных ископаемых не поддерживал.
   Люди попроще - рабочие и все прочие - добирались по туннелям, проложенным бурильщиками в поисках льда, а там заблудиться вообще раз плюнуть. Если бы кто-то притащил в багаже инерционный следопыт, он, конечно, засек бы точное местоположение, но мы не теряли бдительности. Один такой умник нашелся - и у него тут же случилась авария со скафандром. Останки мы вернули в Луна-Сити, а на шкале "следопыта" все было как надо то есть как _н_а_м_ надо, ради чего мне пришлось совершить спешную вылазку, захватив с собой руку номер три. В азотной атмосфере можно вскрыть и запаять приборчик, не оставив никаких следов, что я и проделал в кислородной маске с несколько повышенным давлением. Всего делов-то!
   Принимали мы и кое-каких шишкарей с Терры, в том числе из Администрации. Их привозили более легким подземным путем; думаю, Смотритель их предупредил. Но последние тридцать километров все равно приходилось трястись на луноходе. Один гость показался нам нежелательным. Некий доктор Дориан, физик и инженер. Грузовик, в котором он ехал, перевернулся - дурак-водитель решил срезать путь, - а находились они вне зоны видимости, а маяк почему-то вышел из строя. В общем, бедняге Дориану пришлось семьдесят два часа просидеть в негерметизированном иглу из пемзы, и в Луна-Сити он вернулся вдребезги обессиленным гипоксией и огромной дозой радиации, несмотря на все усилия двух водителей (членов Партии), пытавшихся доставить его в целости и сохранности.
   Возможно, мы немного перестарались. Не исключено, что он и не заметил бы обмана с координатами. Ведь мало кто любуется звездами, надев скафандр, даже если Солнце позволяет их увидеть. Еще меньше людей умеют читать по звездам, и уж почти никто не в состоянии определить _с_в_о_е_ положение на поверхности. Для этого нужны инструменты, нужно уметь ими пользоваться, надо захватить с собой таблицы и знать точное время. То есть, грубо говоря, как минимум необходимы октант, таблицы и отличные часы. Наших гостей даже приглашали выйти на поверхность, но если у них с собой оказывался октант или какой-нибудь современный его эквивалент, то с ними вполне мог стрястись несчастный случай.
   Вот со шпиками у нас несчастных случаев не бывало. Мы позволяли им оставаться, наваливали на них тяжелейшую работу, а Майк читал их докладные. Один доносил, что он уверен, будто мы нашли тут залежи урана. Для тогдашней Луны это было в новинку, ибо проект "Центробур" осуществили гораздо позже. Другой вышел наружу с целым набором гейгеровских счетчиков. Мы как могли постарались облегчить ему задачу протаскивания всего его оборудования через узкую скважину.
   К марту 2076 года катапульта была почти готова, оставалось лишь поставить на место сегменты статора. Электростанцию тоже загнали внутрь, и силовые кабели легли под поверхностью Луны параллельно скрытому туннелю, протянувшемуся на тридцать километров.
   Число рабочих сократили до минимума; среди них преобладали члены Партии. Одного шпика мы все же оставили, чтобы Альварес получал свои доклады регулярно: нам не хотелось его тревожить, а то он мог заподозрить что-то неладное. Зато в поселениях мы ему спокойной жизни не давали.
   10
   За эти одиннадцать месяцев произошло немало изменений. Вайо приняла крещение в церкви Грега. Здоровье профа пошатнулось так сильно, что ему пришлось бросить преподавание. "Янки" заняли в турнирной таблице самое последнее место. Я бы заплатил профу без особого сожаления, если бы их вытеснили в достойной борьбе, но слететь с самого верха до самого низа за один-единственный сезон - да я их теперь по видео и смотреть-то не хочу!
   Болезнь профа была дипломатической. Для своих лет он был в отличной форме, по три часа делал в номере "Малины" зарядку, спал в пижаме с трехсоткилограммовыми свинцовыми грузилами. Я от него не отставал, и Вайо тоже, хотя терпеть не могла эти занятия.
   Не думаю, что она жульничала и проводила ночи с комфортом, но поручиться не могу - я с ней не спал. К тому времени она заняла прочное место в семье Дэвисов. Ей понадобился всего один день, чтобы от обращения "_г_о_с_п_о_ж_а_ Дэвис" перейти к "_г_о_с_п_о_ж_а_ Ма", а еще через день она уже обнимала Ма за талию и называла ее "Мими Ма". Когда из файла "Зебра" стало ясно, что в Гонконг ей путь отрезан, Сидрис повела Вайо после работы в свой салон красоты и потрудилась над ней так, что темная краска на коже стала несмываемой. Прическу тоже подправила - цвет остался черным, а сами волосы выглядели так, будто Вайо безуспешно пыталась их распрямить. Ну и еще всякие мелочи - матовый лак на ногтях, пластиковые вкладыши для щек и ноздрей и, конечно, прежние темные контактные линзы. После этой обработки Вайо могла бы переспать с кем угодно, не опасаясь за свой грим; из нее получилась великолепная "цветная", и происхождение мы ей заделали под стать - тамилка с примесью ангольской и немецкой крови. Я звал ее чаще Ваймой, чем Вайо.
   А красотка стала - загляденье! Когда она, покачивая бедрами, шла по коридорам, мальчишки за ней увивались стаями.
   Она начала было учиться у Грега сельскому хозяйству, но Ма это дело пресекла. У Вайо хватало и силы, и ловкости, и желания, но у нас на ферме вкалывали в основном мужчины, и все как один рвались в учителя. В общем, на обучение уходило куда больше человекочасов, чем Вайо была способна отработать. Поэтому ей пришлось вернуться к домашним обязанностям, а потом Сидрис взяла ее в свой салон красоты в качестве помощницы.
   Проф играл на скачках и завел себе два счета - на одном отмечались ставки, сделанные по Майковой системе "ученика ведущего", а на другом - по собственной "научной" системе профа. К июлю семьдесят пятого года он признал, что ни черта не смыслит в лошадях, и полностью переключился на систему Майка, увеличив станки и размещая их у большего числа букмекеров. Его выигрыши шли на погашение партийных издержек, в то время как аферы Майка финансировали строительство катапульты. Но проф начисто потерял интерес к беспроигрышным скачкам и со скукой делал ставки так, как ему подсказывал Майк. Он перестал читать "лошадиные" журналы, и это было грустно - что-то умирает, когда старый игрок расстается со своей страстью.
   У Людмилы родилась девочка - говорят, для первых родов это очень хорошо, да и вообще замечательно: в семье непременно должна быть малышка. Вайо поразила наших женщин, оказавшись экспертом в акушерском деле, и еще раз повергла их в изумление, когда выяснилось, что она ничего не смыслит в уходе за ребенком. Двое наших старших сыновей наконец вступили в брак, а Тедди, которому исполнилось тринадцать, был принят в другую семью. Грег нанял двух парней с соседних ферм, и после шести месяцев совместной работы и кормежки оба стали нашими собрачниками. Приняли их не с бухты-барахты и их самих, и их семьи мы знали уже много лет. Это восстановило баланс, нарушенный приемом Людмилы, и положило конец язвительным намекам матерей холостяков, которым никак не удавалось вступить в брак: Ма отшивала всех, кто, по ее мнению, не соответствовал стандартам Дэвисов.
   Вайо завербовала Сидрис, Сидрис начала формировать свою ячейку, завербовав свою помощницу; таким образом "Bon Ton Beaute Shoppe" ["Салон красоты и хороших манер" (фр.)] превратился в настоящий рассадник подпольщиков. Мы начали использовать на посылках малышей, давали им и другие задания - к примеру, детям куда сподручней, чем взрослым, покараулить или проследить за кем-то в коридорах, да и подозрений они не вызывают. Сидрис подхватила эту мысль и всячески пропагандировала ее через женщин, которых вербовала в своем кабинете красоты.
   Вскоре у нее в списке оказалось столько ребятишек, что мы смогли поставить под наблюдение всех стукачей Альвареса. С Майком, способным прослушивать любой телефон, и детворой, следившей за шпиками с утра до ночи, - причем пока один ребятенок караулил, другой мог сбегать к телефону, - мы держали стукачей под колпаком, не давая им увидеть то, чего не следовало. Вскоре мы стали перехватывать их телефонные доклады, не дожидаясь, пока они появятся в файле "Зебра"; положение шпика ничуть не улучшалось, если он звонил не из дома, а, скажем, из пивнушки. Благодаря помощи "иррегулярных частей с Бейкер-стрит" Майк начинал прослушивать этот телефон раньше, чем доносчик заканчивал набирать номер.
   Эти ребятишки накололи заместителя Альвареса по Луна-Сити. Мы знали, что такой существует, поскольку здешние шпики не рапортовали по телефону непосредственно Альваресу, к тому же было мало вероятно, чтобы он сам их завербовал: ни один из них в Комплексе не работал, а Альварес появлялся в Луна-Сити лишь тогда, когда с Терры прибывала какая-нибудь особенно крупная шишка и ему приходилось ее сопровождать.
   Заместитель Альвареса оказался фактически двумя людьми. Один из них, бывший лагерник, держал в Старом Куполе лавчонку, где торговал сластями, газетами и принимал ставки на пари, а второй, его сын, служил в Комплексе и собственноручно относил туда донесения, так что Майк не мог засечь их по телефону.
   Эту парочку мы не тронули. Но с тех пор стали получать донесения их агентов на полдня раньше Альвареса. И это преимущество, достигнутое благодаря ребятишкам пяти-шести лет, спасло жизнь семерым нашим товарищам. Слава "иррегулярным частям с Бейкер-стрит"!
   Не помню, кто их так назвал; скорее всего, Майк. Я ведь всего лишь почитатель Шерлока Холмса, а Майк совершенно уверен, что он брат Шерлока Майкрофт... да я и не побожился бы, что он ему не брат; "реальность" штука хитрая. Сами ребятишки так себя не называли - у них в этой игре были свои собственные шайки, а у шаек - свои клички. Конечно, секретами их не перегружали, во всяком случае опасными. Сидрис предоставляла матерям самим находить объяснения для детворы - почему им поручают то или иное задание, - с условием, что им никогда не раскроют истинных причин. А детям только давай что-нибудь потаинственней да позабавней, у них же почти все игры основаны на том, кто кого перехитрит.
   Салон "Bon Ton" был средоточием сплетен - женщины узнают новости быстрее, чем "Ежедневный Лунатик". Я попросил Вайо, чтобы она каждый вечер докладывалась Майку, но даже не пыталась отделять важные новости от несущественных, поскольку невозможно определить, что важно, а что нет, пока Майк не сопоставит тот или иной факт с миллионами других.
   Салон красоты был также местом, откуда распространялись новые слухи. Партия поначалу-то медленно росла, но затем резко пошла в рост, когда заработал эффект геометрической прогрессии, а драгуны распоясались почище прежних охранников. По мере увеличения партийных рядов мы стали переносить центр тяжести на агитпроп, на распространение злостных слухов, на открытую подрывную деятельность, провокации и саботаж. Финн Нильсен, пока дело не разрослось, занимался и агитпропом и одновременно в качестве прикрытия вел работу в старом, насквозь прогнившем подполье. Но теперь большую часть агитпропа и связанных с ним дел взяла на себя Сидрис.
   В основном она занималась распространением листовок и прочих материалов. Ни в салоне, ни дома, ни в гостиничном номере мы подпольной литературы, конечно, не держали, разносила же листовки малышня, которая еще и читать-то не умела.
   Кроме того, Сидрис полный день трудилась над прическами - в общем, дел на нее навалили выше головы. Как-то раз я вывел ее прогуляться под ручку по Казвею и вдруг заметил знакомое лицо и фигурку: худющая девчонка, сплошь одни острые углы и копна морковно-рыжих волос. Лет примерно двенадцать - стадия, когда все идет в рост, прежде чем расцвести и округлиться. Я определенно уже встречал ее, но никак не мог вспомнить, где, когда и почему.
   - Тихо, кукленок! - шепнул я. - Погляди-ка на эту молодую особу. Рыжую и плоскую.
   Сидрис оглядела девчонку.
   - Дорогой, я знала, что ты у нас с причудами. Но она пока все равно что мальчишка.
   - Да ладно тебе! Кто она?
   - Бог ее знает. Хочешь, я ее тормозну?
   И тут я внезапно вспомнил все, будто мне по видео показали. Жаль, Вайо со мной не было, но мы никогда не появлялись на публике вместе. Эта рыжая девчонка была на том самом митинге, где убили Коротышку. Тогда она сидела на полу напротив трибуны, слушала, широко раскрыв глаза, и яростно аплодировала. А затем я видел ее в свободном полете, когда, свернувшись в воздухе в комок, она врезалась в колени желтомундирнику, чью челюсть я сломал буквально через несколько секунд.
   Вайо и я были живы и свободны только благодаря решительным действиям этого ребенка в критической ситуации.
   - Нет, не заговаривай с ней, - шепнул я Сидрис, - но я не хочу упускать ее из виду. Хоть бы один из твоих "иррегулярников" показался, черт побери!
   - Отвали и позвони Вайо. Через пять минут все будет в ажуре, ответила мне жена.
   Так я и поступил. А потом мы с Сидрис стали не спеша прохаживаться, заглядывая в витрины магазинов, поскольку наша преследуемая прилипала к каждой из них. Минут через семь-восемь к нам подошел мальчуган, остановился и сказал:
   - Хелло, тетя Мейбл! Привет, дядя Джо!
   - Привет, Тони! - пожала ему руку Сидрис. - Как мама, милый?
   - Отлично! - и добавил шепотом: - Вообще-то я Джок.
   - Извини. - Сидрис тихонько сказала мне: - Последи за ней. - И увела Джока в кондитерскую.
   Скоро она вышла и взяла меня под руку. Джок следовал за ней, облизывая леденец.
   - До свидания, тетя Мейбл. Спасибо!
   Он вприпрыжку скользнул меж прохожих, присоединился к рыженькой и сосредоточенно уставился на витрину, продолжая сосать леденец. Мы с Сидрис отправились домой.
   Пришли, а нас уже ждет доклад: "Она зашла в приют для младенцев "Колыбелька" и больше не выходила. Нам ждать?"
   - Подождите еще немного.
   Я спросил Вайо, помнит ли она эту девочку. Выяснилось, что помнит, но не имеет ни малейшего представления, кто она такая.
   - Спроси у Финна, - посоветовала Вайо.
   - Сейчас все узнаем, - сказал я и позвонил Майку.
   Да, в младенческом приюте "Колыбелька" есть телефон, и Майк его может прослушать. Ему потребовалось двадцать минут, чтобы собрать и проанализировать данные: слишком много детских голосов, а в этом возрасте их половая принадлежность почти неразличима. Наконец он сказал:
   - Ман, я отобрал три голоса, которые могут соответствовать описанному тобой возрасту и физическому типу. Однако два из них откликаются на имена, которые я идентифицировал как мужские. Третий голос отвечает на обращение "Хейзел", причем ее то и дело окликает голос пожилой женщины с командирскими интонациями.
   - Майк, посмотри в списках старой организации. Проверь на Хейзел.
   - Четыре Хейзел, - ответил он сразу же. - Вот она - Хейзел Мид. Вспомогательный отряд юных товарищей, приют для младенцев "Колыбелька", родилась 25 декабря 2063 года, масса тридцать девять кило, рост...
   - Это и есть наша ракета-малютка! Спасибо, Майк. Вайо, отзови своих часовых. Они хорошо поработали. Майк, позвони Донне, передай ей, будь так добр.
   Я оставил вербовку Хейзел Мид на долю девочек и больше ее не видел, пока Сидрис не привела ее к нам домой двумя неделями позже. Но до того Вайо мне доложила, что возникла проблема, касающаяся партийной дисциплины. Дело в том, что ячейка Сидрис была уже полной, а она непременно хотела зачислить к себе Хейзел Мид. Во-первых, это не положено, а во-вторых, девочка еще слишком мала. Согласно нашим правилам, вербовке подлежали только взрослые - начиная с шестнадцати и старше.
   Я передал доклад Вайо Адаму Селену и исполнительной ячейке.
   - Как мне представляется, - сказал я, - система трехчленных ячеек должна нам служить, а не сковывать. Не вижу ничего дурного, если в ячейке у товарища Вивиан будет на одного человека больше. По-моему, нам это ничем не грозит.
   - Я согласен, - отозвался проф. - Но предлагаю не включать этого нового товарища в ячейку Вивиан. Девочке ни к чему знать остальных, разве что по ходу дела потребуется. Кроме того, я не думаю, что следует вербовать такого ребенка. Главный вопрос - именно возраст.
   - Согласна, - откликнулась Вайо, - я тоже хотела поговорить о ее возрасте.
   - Друзья, - сказал Майк робко (такой тон прорезался у него впервые за несколько недель - в последнее время это был уверенный в себе руководитель "Адам Селен", а вовсе не скучающая одинокая машина), - возможно, я должен был предупредить вас, но я уже сделал несколько подобных исключений. Мне казалось, что тут особые обсуждения не нужны.
   - Все правильно, Майк, - успокоил его проф, - председатель имеет право на собственное суждение. И сколько же у нас человек в самой большой ячейке?
   - Пять. Это двойная ячейка - трое и двое.
   - Порядок. Дорогая Вайо, разве Сидрис предлагает дать этому ребенку статус взрослого члена Партии? Сказать ей, что мы замышляем революцию... со всем кровопролитием, хаосом и возможным поражением?
   - Именно этого она требует.
   - Но, дорогая леди, если мы ставим на кон наши жизни, так мы достаточно взрослые люди, чтобы понимать это. Ведь человек должен хотя бы эмоционально представлять себе, что такое смерть. Дети же редко способны поверить, что смерть грозит им лично. Зрелость, если хотите, можно определить как возраст, в котором человек осознает, что должен умереть... и принимает приговор без страха.
   - Проф, - сказал я, - среди моих знакомых есть большие и рослые детки. Готов поставить семь против двух, что и в Партии таких наберется немало.
   - Не спорю, дружище. Зато держу пари, что по меньшей мере половина из них не соответствует нашим требованиям; боюсь, под занавес нам еще придется убедиться в этом на собственной шкуре.
   - Проф, - настаивала Вайо, - Майк, Манни! Сидрис уверена, что эта девочка уже взрослый человек. И я думаю так же.
   - Ман? - спросил Майк.
   - Давайте как-нибудь познакомим с ней профа, пусть сам решает. Меня она купила со всеми потрохами. Особенно своими боевыми качествами. Иначе я не стал бы и разговаривать.
   Мы разошлись, оставив вопрос открытым. Вскоре Хейзел появилась у нас за обедом в качестве гостьи Сидрис. Она не подала виду, что помнит меня, и я повел себя так же. Гораздо позже Хейзел рассказала, что признала меня с ходу, и не только по левой руке, но в основном потому, что запомнила, как меня увенчала колпаком и расцеловала высокая блондинка из Гонконга. Более того, Хейзел сразу раскусила маскарад Вайо, узнав ее по голосу. Голос-то изменить труднее всего, как ни старайся.
   Но Хейзел держала рот на замке. Даже если она поняла, что мы члены конспиративной организации, то ничем этого не выдала.
   Узнав ее историю, можно понять, как выковался этот стальной характер, если прошлое способно что-нибудь объяснить. Ее сослали вместе с родителями таким же крохотным ребенком, как и Вайо. Отец погиб в результате несчастного случая на принудительных работах, причем мать винила в его смерти Администрацию, которая всегда наплевательски относилась к технике безопасности. Когда девочке исполнилось пять лет, умерла и мать, отчего Хейзел не знала; она тогда уже жила в приюте, в котором мы ее нашли. Не знала она и за что сослали родителей - возможно, за подрывную деятельность, если они, как думала Хейзел, оба были осуждены. Скорее всего, именно от матери она унаследовала беспощадную ненависть к Администрации и Смотрителю.
   Семья, которой принадлежал приют, позволила девочке остаться. Хейзел штопала подгузники и мыла тарелки с того возраста, когда смогла до них дотянуться. Она сама научилась читать, могла изобразить печатные буквы, но по-настоящему писать не умела. Знание математики ограничивалось у нее способностью считать деньги, которые дети добывали разными неправедными путями.
   По поводу ее ухода из приюта поднялся немалый шум: владелица "Колыбельки" и ее мужья заявили, что Хейзел должна отработать еще несколько лет. Девочка решила вопрос просто - вышла из дому в чем была, оставив хоть кое-какую одежонку и те жалкие мелочи, которые составляли ее имущество. Ма это так возмутило, что она чуть было не втравила наше семейство в свару, вопреки всем своим правилам. Но я потихоньку шепнул ей, что как руководитель ячейки _н_е_ ж_е_л_а_ю_ привлекать внимание к семье, вытащил из кармана деньги и сказал, что Партия оплатит покупку одежды для Хейзел. Ма от денег отказалась, отменила семейное собрание и отправилась с Хейзел в город, где проявила невиданную - по масштабам Ма экстравагантность в выборе платья для девочки.
   Так мы удочерили Хейзел. Я знаю, нынче это дело сопряжено со всякими бюрократическими процедурами, но тогда это было так же просто, как подобрать котенка.
   Еще больше шуму наделало решение Ма отдать Хейзел в школу, которое не совпадало ни с тем, что держала в уме Сидрис, ни с тем, чего ожидала сама Хейзел как член Партии и товарищ. Пришлось мне опять вмешаться, и Ма частично пошла на попятный. Хейзел определили к репетитору рядом с салоном Сидрис, то есть неподалеку от шлюза номер тринадцать. (Салон процветал в основном потому, что находился вблизи от фермы, что позволило нам провести туда воду, которой Сидрис могла пользоваться без ограничений, поскольку сточная вода поступала обратно для наших же нужд.) Хейзел училась по утрам, а днем помогала в салоне: зашпиливала пелеринки, подавала полотенца, мыла клиентам волосы - в общем, набиралась опыта. И вдобавок делала все остальное, что поручала Сидрис.
   Этим "остальным" были обязанности командира "иррегулярных частей с Бейкер-стрит".
   Всю свою коротенькую жизнь Хейзел возилась с малышней. И малышня ее любила. Хейзел умела добиться от ребятишек всего, чего хотела; она понимала их язык, который взрослым кажется бессмысленной тарабарщиной, и стала идеальным мостом между Партией и ее самыми юными помощниками. Она умела превращать в игру наши будничные задания, заставляя детей играть по установленным правилам, причем умудрялась скрыть от них, что поручение серьезно по взрослому счету - ведь для ребятни куда важнее то, что оно казалось им серьезным по их собственным меркам, а это совсем другое дело.