Страница:
Это тоже было правдой, но я ни разу не упомянул, что Луна (порою не без помощи лунарей) прикончит около половины прибывших новичков. Однако люди, с которыми мы говорили, очень редко предполагали эмигрировать сами; они думали о том, как заставить или убедить уехать других, чтобы снизить перенаселенность и уменьшить свои собственные налоги. А я, естественно, не распространялся о том, что полуголодные толпы на Терре размножаются с такой быстротой, которую никакие катапульты не в состоянии компенсировать.
Мы не могли разместить, накормить и обучить даже одного миллиона переселенцев в год, а этот миллион для Терры был жалкой каплей в море; здесь за одну ночь делают детей вдвое больше. Добровольных эмигрантов будет не так много, и Луне вполне по силам их принять, но если земляне введут принудительную эмиграцию и попрут косяком... Луна признает только один способ воспитания новичка: стоит ему допустить единственную фатальную ошибку в своем поведении или в отношениях с внешней средой, которая пускает в ход зубы без предупреждения, - и он тут же превратится в удобрение для наших туннельных ферм.
Так что большая эмиграция означала бы резкий скачок процента эмигрантов, обреченных на гибель: нас было слишком мало, чтобы помочь им выжить в здешних условиях.
Проф тем не менее продолжал расписывать "великое будущее Луны". Я же придерживался темы катапульты.
За те недели, пока мы ждали повторного вызова из комитета, мы успели побывать во многих местах. Люди Стью взяли на себя организацию поездок, так что вопрос упирался лишь в наше физическое состояние. Каждая неделя, проведенная на Терре, сокращала нашу жизнь на год, если не больше. Но проф никогда не жаловался и всегда был готов очаровывать новую партию землян.
В Северной Америке мы пробыли дольше, чем рассчитывали. Дата принятия нашей Декларации независимости - ровно через триста лет после провозглашения независимости Северо-Американских колоний Британии оказалась великолепным орудием пропаганды, которое сотрудники Стью мгновенно пустили в ход.
Североамериканцы испытывают огромную нежность к своим "Соединенным Штатам", хотя термин этот потерял всякое значение после того, как ФН навела порядок на континенте. Каждые восемь лет они избирают президента, непонятно зачем - а зачем англичане сохраняют королеву? - и похваляются своим "суверенитетом". "Суверенитет", как и "любовь", может означать что угодно, в зависимости от того, какое значение вы в него желаете вложить. А вообще-то это просто слово, стоящее в словаре где-то между "пьянством" и "трезвостью".
Но в Северной Америке это слово пользуется большим почетом, а четвертое июля там вообще дата магическая. "Лига Четвертого июля" организовала наши выступления, и Стью говорил, что ему пришлось лишь слегка подмазать ее для начала, потом, мол, само пошло. Лига даже собрала нам денег на поездки в другие страны: североамериканцы охотно выкладывают монеты, их не волнует - кому.
Дальше к югу Стью использовал другую дату его люди распространили сведения, что наш coup d'etat произошел пятого мая, а вовсе не двумя неделями позже, как это было на самом деле. Нас принимали с криками "Cinco de Mayo! Libertad! Cinco de Mayo!" ["Пятое мая! Свобода! Пятое мая!" (исп.); 5 мая 1862 года мексиканская армия одержала первую победу вблизи города Пуэбло над войсками вторгшихся интервентов] А мне казалось, они орут: "Сгинь-ка домой! Либо в ад!" Речи, конечно, произносил проф.
Но в стране "Четвертого июля" я без дела не сидел. Стью заставил меня снять протез и подкалывать рукав так, чтобы виден был обрубок, а его ребята пустили слух, что я потерял руку "в борьбе за свободу". Когда меня спрашивали об этом, я улыбался в ответ: "Вот видите, что получается, если грызешь ногти?" - и менял тему разговора.
Вообще-то Северная Америка мне никогда не нравилась, даже во время первого путешествия. Это не самая перенаселенная часть Терры, здесь всего-то около миллиарда человек. В Бомбее люди спят на мостовой; в Большом Нью-Йорке их пакуют в стоячем положении - не уверен, что кто-нибудь из них вообще спит по ночам. Я был счастлив, что у меня есть своя инвалидная коляска.
Конечно, везде сходят с ума по-своему; здесь все помешаны на цвете кожи: они постоянно подчеркивают, насколько им это безразлично. Во время первой поездки я все время был то слишком светлым, то слишком темным, в общем, не таким, как надо; кроме того, от меня непрерывно ожидали рассуждений о вещах, о которых я раньше даже не задумывался. Видит Бог, я ничего не знаю про свои гены. Одна моя бабка родилась в той части Азии, через которую захватчики перли, как саранча, и по пути насиловали всех подряд. Так и спрашивали бы у бабки!
Я кое-как научился справляться с этой темой, но рвотный привкус во рту все равно оставался. По мне, неприкрытый расизм и то лучше - как в Индии, например, где ты или индус, или никто... там только парсы смотрят на индусов сверху вниз (индусы отвечают им взаимностью). Впрочем, всерьез с североамериканским "расизмом навыворот" мне сталкиваться не пришлось - я ведь был "полковник О'Келли Дэвис, герой Свободной Луны".
Вокруг нас так и кишели сочувствующие сердца, готовые оказать любую помощь. Я позволил им сделать две вещи, на которые во времена учебы у меня не хватало ни времени, ни денег: мне показали, как играют "Янки", и свозили в Салем.
Лучше бы я сохранил свои иллюзии. Бейсбол приятнее смотреть по видео: там все видно в деталях, и тебя не пихают со всех сторон одновременно двести тысяч болельщиков. К тому же этого питчера [подающий в бейсболе] надо было просто пристрелить. Большую часть игры я провел в страхе: предвкушал, как меня поволокут на коляске через эту толпу и как я буду уверять хозяев, что игра доставила мне истинное наслаждение.
Что касается Салема, то это обычное местечко, не хуже (и не лучше) остального Бостона. После визита туда у меня возникло подозрение, что они вешали не тех ведьм, которых следовало. Но все же день не пропал зря: меня сняли на пленку, когда я возлагал венок у моста в другом районе Бостона, Конкорде [в 1775 г. там прошло одно из первых сражений Войны за независимость между американскими повстанцами и британскими войсками], а потом произнес памятную речь; мост и поныне там, его можно разглядеть в телескоп. Мост как мост, ничего особенного.
Проф от всего был в восторге, как бы круто ему ни приходилось; у профа колоссальные резервы жизнелюбия. Он всегда находил нечто новое, что можно поведать о великом будущем Луны. В Нью-Йорке он выдал управляющему сети отелей (с кроликом на гербе) речь о том, какую прибыль будут приносить лунные курорты, когда экскурсии станут доступны большинству землян: кратковременные туры никому не повредят, к туристам приставят сопровождающих, будут организованы экзотические вылазки, азартные игры... и никаких налогов.
Последний момент привлек особое внимание собеседника, поэтому проф расширил его и перешел к проблеме долгожительства: строим сеть пансионатов для престарелых, где землееды будут жить на пенсию, выплачиваемую Террой, причем жить на десять, двадцать, тридцать, сорок лет дольше, чем на Земле. Конечно, они станут изгнанниками, но что лучше? Долгая старость в Луне или могильный холмик на Терре? А потомки будут навещать их и заполнять отели для туристов. Проф живописал соблазнительные картины ночных клубов со зрелищами, невозможными в условиях жуткой земной гравитации, спортивных игр, преображенных легким лунным притяжением, он даже начал разглагольствовать о плавательных бассейнах, катках и возможности л_е_т_а_т_ь_. (Я решил, что у него просто перегорели предохранители.) Кончил он намеком, что некий швейцарский картель уже начал заниматься этими делами.
На следующий день он рассказывал управляющему зарубежными филиалами "Чейз Интернейшнл Панагра", что отделение фирмы в Луна-Сити можно укомплектовать паралитиками, сердечниками, инвалидами и прочими убогими, которым трудно переносить земную силу тяжести. Толстяк управляющий сопел и отдувался - ему самому не мешало бы подумать об эмиграции, - но услышав слова "без налогов", мигом навострил уши.
Нам не всегда удавалось одерживать словесные победы. Газеты частенько встречали нас в штыки, а кроме того, всегда находились настырные типы, мечтавшие посадить нас в лужу. И когда рядом со мной не было профа, шансы у них возрастали. Один такой тип привязался ко мне по поводу утверждения профа, сделанного на заседании комитета, что мы являемся собственниками зерна, выращенного в Луне. Сам он, похоже, придерживался противоположной точки зрения. Я заявил, что не понимаю смысла его вопроса.
- Разве не правда, полковник, - сказал он, - что ваше временное правительство подало прошение о приеме в Федерацию Наций?
Мне бы ответить, "комментариев не будет", но я попался на удочку и согласился.
- Отлично, - продолжал он. - Очевидно, главным препятствием является утверждение противной стороны, что Селена и так всю жизнь принадлежала Федерации Наций под юрисдикцией Лунной Администрации. В любом случае, своим согласием вы признали, что это зерно принадлежит Федерации Наций на правах опеки.
Я спросил его, из чего это он делает такой вывод.
- Полковник, - ответил он, - вы называете себя заместителем министра иностранных дел. Надо думать, вы знакомы с Хартией Федерации Наций?
Как-то я ее перелистал.
- В достаточной степени, - сказал я осторожно.
- Тогда вам известна Первая из Свобод, гарантируемых Хартией, и ее современное толкование, данное Контрольным комитетом Федеративной Ассамблеи в постановлении номер тысяча сто семьдесят шесть, датированном третьим марта сего года. А если известна, значит, вы признаете, что все зерно, выращенное на Луне и превышающее внутренние потребности, безоговорочно и ab initio [изначально; по определению (лат.)] является общественной собственностью, находящейся под опекой Федерации Наций, агентства которой распределяют эту собственность по мере необходимости. Он говорил и одновременно что-то строчил в блокнот. - Можете ли вы что-нибудь добавить к своему заявлению?
- Б_о_г_ мой, о чем вы говорите? - изумился я и завопил: Вернитесь!! Ничего я не признаю!
После чего "Большой Нью-Йорк Таймс" публикует:
"ЗАМЕСТИТЕЛЬ МИНИСТРА С ЛУНЫ ГОВОРИТ: "ПИЩА ПРИНАДЛЕЖИТ ГОЛОДАЮЩИМ"
_Н_ь_ю_-_Й_о_р_к_, _с_е_г_о_д_н_я_. О'Келли Дэвис, soi-distant [именующий себя (фр.)] "полковник вооруженных сил Свободной Луны", прилетевший сюда, чтобы завербовать сторонников повстанцев лунных колоний ФН, сделал добровольное заявление нашей газете о том, что статья "Свобода от голода", содержащаяся в Великой Хартии, применима к лунным поставкам зерна..."
Я спросил профа, как мне следовало отвечать.
- На провокационный вопрос всегда отвечай встречным вопросом, сказал он мне, - и никогда не проси разъяснить суть вопроса - тебе тут же вложат в рот чужие слова. Этот репортер... он что - тощий? Ребра торчат?
- Нет. Плотненький такой.
- Значит, он не живет на те восемнадцать сотен калорий в день, что указаны в постановлении, на которое он ссылается. Ты мог бы спросить его, как долго он протянул на этом рационе и почему перестал его соблюдать? Или поинтересоваться, что он ел сегодня на завтрак, - и изумленно вылупить глаза, что бы он ни ответил. А если ты не знаешь, куда клонит твой собеседник, сбей его с толку встречным вопросом и переводи разговор на другую тему. А потом, вне зависимости от его ответа, гни свою линию дальше. Логика тут ни при чем - это вопрос тактики.
- Проф, но здесь _н_и_к_т_о_ не живет на тысячу восемьсот калорий в день! В Бомбее - может быть. Но не здесь.
- В Бомбее тоже. Мануэль, этот "равный рацион" просто фикция. Половина продовольствия на этой планете идет через черный рынок или не учитывается по тем или иным причинам. Или ведется двойная бухгалтерия, и цифры, которые доходят до ФН, не имеют ничего общего с реальностью. Ты думаешь, сведения о зерне из Таиланда, Бирмы и Австралии, которые сообщаются Великим Китаем Контрольному комитету, верны? Я уверен, что индийский представитель в этом продовольственном комитете так не думает. Но Индия помалкивает, ибо получает львиную долю поставок зерна с Луны... а потом "играет с голодом в политические игры" (помнишь формулировочку?), манипулируя с помощью нашего зерна своей избирательной кампанией. Голод в Керале [один из штатов Индии] в прошлом году был специально запланирован. Ты видел сообщения об этом в газетах?
- Нет.
- Правильно. Потому что их не было. Управляемая демократия, Мануэль, это великолепная штука для тех, кто управляет... Ее главной силой является "свободная пресса", только "свободная" толкуется как "ответственная", а уж правители решают, что является "ответственным", а что "безответственным". Ты знаешь, что больше всего нужно сейчас Луне?
- Больше льда.
- Система массовой информации, которая не зависела бы от одного-единственного канала распространения. Наш друг Майк - наша величайшая опасность.
- Что? Вы не доверяете Майку?
- Мануэль, есть вопросы, в которых я не доверяю даже самому себе. Нельзя "чуть-чуть" ограничить свободу информации, как нельзя быть "чуть-чуть беременной". Мы не свободны и не будем свободны до тех пор, пока кто-то - пусть даже наш союзник Майк - контролирует средства массовой информации. Когда-нибудь я надеюсь основать газету, которая будет независима от всех источников информации и каналов распространения. Я бы с радостью писал ее от руки, подобно Бенджамену Франклину.
Я сдался.
- Проф, предположим, что эти переговоры провалятся и поставки зерна прекратятся. Что тогда будет?
- Народ - там, дома - разозлится на нас... и многие на Терре умрут. Ты читал Мальтуса?
- Кажется, нет.
- Умрут многие. Затем положение вновь стабилизируется и население увеличится, но уже за счет людей, способных лучше трудиться и обеспечить себя пропитанием. Эта планета не перенаселена, она просто плохо управляется... и самая жестокая вещь, которую можно сделать для олодающих, это дать им поесть. Просто _д_а_т_ь_! Прочти Мальтуса. Над доктором Мальтусом не стоит смеяться - это небезопасно, он всегда смеется последним. Этот человек повергает в безнадежность. И я рад, что он уже умер. Но не читай его до того, как закончится наша миссия. Лишние знания мешают дипломатам, особенно честным.
- Ну, не так-то уж я честен.
- Но у тебя нет таланта ко лжи, поэтому спасение для тебя только в невежестве и упрямстве. Последнего у тебя хватает постарайся сохранить и первое. Во всяком случае, на время. Парень, твой дядюшка Бернардо ужасно устал.
- Извините, - сказал я и покатил из комнаты. Проф не щадил живота своего. Я бы с радостью бросил все дела, если бы мог засунуть его в корабль и спасти от земной гравитации. Но движение по-прежнему оставалось односторонним - зерновые баржи и больше ничего.
А проф продолжал радоваться жизни. Когда я подкатил к дверям и уже дал сигнал освещению вырубиться, то опять обратил внимание на игрушку, которую он недавно приобрел и которая радовала его, как радует мальчишку рождественский подарок; это была медная пушка.
Настоящая медная пушка с парусного судна. Маленькая, ствол всего полметра; а вес вместе с деревянным лафетом пятнадцать кило. "Сигнальная пушка" было написано в ее паспорте. От нее веяло древней историей, пиратами и их пленниками, "идущими по доске" [пираты заставляли пленников идти с завязанными глазами по доске, положенной на борт судна, до тех пор, пока они не падали в море]. Славная вещица, но я все же спросил профа зачем? Если нам и удастся отчалить, перевезти ее в Луну будет невозможно хотя ради нее я готов отказаться даже от скафандра, почти неношеного, и вообще оставить себе лишь пару левых рук и шорты. Если подопрет, откажусь даже от "представительской". Ну а если совсем подопрет - черт с ними, с шортами.
Проф протянул руку и погладил блестящий ствол.
- Мануэль, когда-то жил человек, который в этом Директорате имел синекуру - начищал медную пушку возле здания суда.
- А зачем суду медная пушка?
- Неважно. Он занимался этим из года в год. Работа кормила его и даже позволяла откладывать кое-что на черный день, но не давала возможности сделать карьеру. И вот в один прекрасный день он уволился, снял со счета все свои сбережения, купил медную пушечку... и стал ее начищать.
- Похоже, он был полнейшим идиотом.
- Без сомнения. Но не большим, чем мы, когда мы свергали Смотрителя. Мануэль, ты меня переживешь. Когда Луна обзаведется своим знаменем, пусть на нем будет золотая пушка на черном фоне, перечеркнутом зловещей кровавой полосой в честь наших гордых и преступных предков. Думаешь, это можно будет сделать?
- Думаю, да, если вы нарисуете. Но зачем нам знамя, если во всей Луне нет ни одного флагштока?
- Оно может развеваться в наших сердцах... как символ всех дураков, которые столь чудовищно непрактичны, что воображают, будто могут одолеть городскую управу. Ты запомнишь это, Мануэль?
- Будьте уверены. То есть, я обязательно напомню вам, когда придет время.
Мне этот разговор жутко не понравился. Проф начал пользоваться кислородной маской, но только втихаря, ни в коем случае не на людях.
Полагаю, я действительно невежествен и упрям, во всяком случае оба эти качества проявились в городе Лексингтоне, Кентукки, в Центральной административной зоне. Единственной темой, на которую проф позволял мне импровизировать без вызубренных домашних заготовок, была наша жизнь в Луне. Проф велел говорить правду, подольше распространяться о простых, теплых, домашних обычаях, особенно если они отличаются от земных. "Помни, Мануэль, что тысячи жителей Терры, побывавшие в Луне с краткосрочными визитами, это ничтожно малая доля процента всех землян. Для большинства людей мы такая же любопытная диковинка, как необычные звери в зоопарках. Ты помнишь ту черепашку на выставке в Старом Куполе? Это мы и есть."
Что правда, то правда. Они разглядывали меня, словно какого-то невиданного жука. Так что когда эта парочка начала допрашивать меня о семейной жизни в Луне, я откровенно обрадовался. Я ничего не приукрашивал, просто кое о чем умолчал - о вещах, которые к семейной жизни прямо не относятся, но играют роль ее эрзацев в обществе с явным преобладанием мужчин. Свободное время в Луна-Сити проводят главным образом дома и в семье. По земным понятиям, может, и скучно, а по мне так лучше не бывает. Другие поселения сходны в этом отношении с Луна-Сити - там тоже люди работают, воспитывают детей, сплетничают и в основном развлекаются не отходя от обеденного стола. Рассказывать-то особенно не о чем, но я готов был ответить на любой вопрос, который их заинтересует. Все обычаи в Луне ведут свое происхождение с Терры, как и сами лунари, но Терра очень велика, и обычай, пришедший, скажем, из Микронезии, может показаться очень странным в Северной Америке.
Эта женщина - язык не поворачивается назвать ее леди - хотела узнать о разных формах брака. Во-первых, верно ли, что "на" Луне можно жениться без лицензии?
Я спросил, а что это за штука такая - лицензия на брак?
Ее компаньон сказал:
- Оставь его, Милдред, пионерные общества не имеют лицензий на брак.
- Но разве вы не ведете никакой регистрации браков? - настаивала она.
- Разумеется, ведем, - согласился я. - У моей семьи есть книга, записи в которой восходят к первой высадке ссыльных в Джонсон-Сити. Там записана каждая свадьба, каждое рождение, каждая смерть - словом, все важнейшие события не только в самой семье, но и во всех ее ответвлениях, насколько нам удавалось это проследить. Кроме того, есть человек, школьный учитель, который ходит по домам и копирует старинные семейные записи по всему нашему поселению. Пишет историю Луна-Сити. Такое у него хобби.
- Но разве у вас нет официальных записей? У нас в Кентукки существуют архивы, которые уходят в глубь времен на сотни лет.
- Мадам, мы еще не прожили там столько.
- Да... верно. Но ведь должен же быть в Луна-Сити какой-нибудь городской чиновник? Может быть, вы его называете иначе - например, "летописец округа"? То есть официальное лицо, которое хранит свидетельства такого рода? Документы и тому подобное?
- Не думаю, мадам, - ответил я. - Некоторые букмекеры занимаются нотариальной работой, свидетельствуя подписи на контрактах и ведя их учет. Это для людей, которые сами ни читать, ни писать не умеют, а потому своих архивов иметь не могут. Но я никогда не слыхал, чтобы кто-то вел записи браков. Я не говорю, что такого быть не может. Но я не слыхал.
- Такие замечательно простые нравы! У нас ходят слухи, что на Селене очень легко получить развод. Осмелюсь предположить, что это тоже правда?
- Нет, мордам, я бы не сказал, что развод у нас так уж прост. Слишком многое приходится оговаривать. М-м-м... ну, возьмем простой пример: леди и, скажем, двое мужей.
- Д_в_о_е_?!
- Бывает и больше, а бывает и один. А может быть и сложный брак. Но давайте возьмем одну леди и двух мужей как типичный пример. Она решает развестись с одним из них. Предположим, все происходит полюбовно, другой муж согласен, а тот, от которого она хочет отделаться, тоже шума не Поднимает. Впрочем, если бы и поднимал, толку бы от этого было чуть. О'кей, она разводится, он уходит. И все равно остаются проблемы. Оба мужа могут оказаться партнерами в бизнесе, собрачники ведь часто бывают. Развод может разбить партнерство. Появляются денежные претензии, которые должны быть улажены. Все трое могут совместно владеть кубатурой, и, если она записана на жену, бывший муж, вероятно, должен получить либо деньги, либо право аренды. И почти наверняка есть дети, с которыми следует считаться, которых нужно растить и так далее. Да мало ли что! Нет, мадам, развод штука непростая. Развестись с человеком можно за десять секунд, но потом десять лет придется распутывать концы. А здесь разве не так?
- Э-э... зэбудем, штэ я зэдэла вам этот вэпрос, пэуковник; у нас тут все прошче. - Именно так она и говорила; я понимал ее лишь потому, что была известна общая тема интервью. Дальше воспроизводить ее произношение не стану. - Но если это "простой" брак, то что вы называете "сложным"?
Я пустился в объяснение полиандрии, клановых, групповых, линейных браков и еще более редких сочетаний, которые считаются вульгарными у консервативных людей, в том числе у моей семьи. Вроде того, что затеяла моя матушка, когда выгнала вон моего родителя. Описывать этот случай я не стал - моя мать всегда любила крайности.
- Вы меня совсем запутали, - сказала женщина. - Какая все-таки разница между линейным и клановым браком?
- Очень большая. Возьмем мой собственный случай. Я имею честь быть членом одного из самых старинных линейный браков в Луне и, по моему пристрастному мнению, одного из самых лучших. Вы спрашивали о разводе. В нашей семье не было ни одного, и готов спорить на что угодно - никогда не будет. Линейный брак год от года становится крепче, члены семьи постигают искусство совместной жизни и уже не мыслят своего существования друг без друга. Кроме того, требуется единогласное решение всех жен, чтобы развестись с мужем, а это невозможно. Старшая жена не позволит делу зайти так далеко.
Я продолжал описывать преимущества этой формы брака, его финансовую прочность, прекрасные условия для воспитания детей. Подчеркнул, что смерть кого-нибудь из собрачников для нас, конечно, большое горе, но не трагедия, как во временных семьях, особенно для детей: дети просто _н_е _м_о_г_у_т стать сиротами. Полагаю, я расписывал все это с излишним энтузиазмом, но моя семья - самая важная вещь в моей жизни. Кто я без нее? Всего лишь однорукий механик, ликвидируй его - никто и не заметит.
- Вот почему этот брак крепок, - говорил я. - Возьмите мою младшую жену - ей шестнадцать. Надо думать, что старшей женой она станет, когда вступит в восьмой десяток. Это вовсе не значит, что все жены, которые старше ее по возрасту, к тому времени умрут. В Луне, похоже, женщины вообще не умирают. Но они могут отказаться от руководства семьей: по нашей семейной традиции они обычно так и поступают, хотя младшие жены никакого давления на старших не оказывают. Поэтому Людмила...
- Людмила?
- Р_у_с_с_к_о_е_ имя. Из волшебной сказки. У Милы больше полувека будет перед глазами хороший пример, прежде чем она взвалит на свои плечи эту ношу. Она вообще очень разумна и вряд ли способна сделать большую ошибку, а если и сделает, то другие жены поправят. Наша семья саморегулирующаяся система, как компьютер с хорошей обратной связью. Прочный линейный брак бессмертен; я думаю, что мой переживет меня по крайней мере лет на тысячу. Вот почему я умру без сожалений, когда придет мой час. Лучшая часть меня будет продолжать жить.
В это время профа повезли из комнаты. Он сделал знак остановиться и прислушался. Я обернулся к нему.
- Профессор, - сказал я, - вы знаете мою семью. Объясните, пожалуйста, этой леди, почему наша семья счастлива. Если, конечно, вы согласны с этим определениями.
Мы не могли разместить, накормить и обучить даже одного миллиона переселенцев в год, а этот миллион для Терры был жалкой каплей в море; здесь за одну ночь делают детей вдвое больше. Добровольных эмигрантов будет не так много, и Луне вполне по силам их принять, но если земляне введут принудительную эмиграцию и попрут косяком... Луна признает только один способ воспитания новичка: стоит ему допустить единственную фатальную ошибку в своем поведении или в отношениях с внешней средой, которая пускает в ход зубы без предупреждения, - и он тут же превратится в удобрение для наших туннельных ферм.
Так что большая эмиграция означала бы резкий скачок процента эмигрантов, обреченных на гибель: нас было слишком мало, чтобы помочь им выжить в здешних условиях.
Проф тем не менее продолжал расписывать "великое будущее Луны". Я же придерживался темы катапульты.
За те недели, пока мы ждали повторного вызова из комитета, мы успели побывать во многих местах. Люди Стью взяли на себя организацию поездок, так что вопрос упирался лишь в наше физическое состояние. Каждая неделя, проведенная на Терре, сокращала нашу жизнь на год, если не больше. Но проф никогда не жаловался и всегда был готов очаровывать новую партию землян.
В Северной Америке мы пробыли дольше, чем рассчитывали. Дата принятия нашей Декларации независимости - ровно через триста лет после провозглашения независимости Северо-Американских колоний Британии оказалась великолепным орудием пропаганды, которое сотрудники Стью мгновенно пустили в ход.
Североамериканцы испытывают огромную нежность к своим "Соединенным Штатам", хотя термин этот потерял всякое значение после того, как ФН навела порядок на континенте. Каждые восемь лет они избирают президента, непонятно зачем - а зачем англичане сохраняют королеву? - и похваляются своим "суверенитетом". "Суверенитет", как и "любовь", может означать что угодно, в зависимости от того, какое значение вы в него желаете вложить. А вообще-то это просто слово, стоящее в словаре где-то между "пьянством" и "трезвостью".
Но в Северной Америке это слово пользуется большим почетом, а четвертое июля там вообще дата магическая. "Лига Четвертого июля" организовала наши выступления, и Стью говорил, что ему пришлось лишь слегка подмазать ее для начала, потом, мол, само пошло. Лига даже собрала нам денег на поездки в другие страны: североамериканцы охотно выкладывают монеты, их не волнует - кому.
Дальше к югу Стью использовал другую дату его люди распространили сведения, что наш coup d'etat произошел пятого мая, а вовсе не двумя неделями позже, как это было на самом деле. Нас принимали с криками "Cinco de Mayo! Libertad! Cinco de Mayo!" ["Пятое мая! Свобода! Пятое мая!" (исп.); 5 мая 1862 года мексиканская армия одержала первую победу вблизи города Пуэбло над войсками вторгшихся интервентов] А мне казалось, они орут: "Сгинь-ка домой! Либо в ад!" Речи, конечно, произносил проф.
Но в стране "Четвертого июля" я без дела не сидел. Стью заставил меня снять протез и подкалывать рукав так, чтобы виден был обрубок, а его ребята пустили слух, что я потерял руку "в борьбе за свободу". Когда меня спрашивали об этом, я улыбался в ответ: "Вот видите, что получается, если грызешь ногти?" - и менял тему разговора.
Вообще-то Северная Америка мне никогда не нравилась, даже во время первого путешествия. Это не самая перенаселенная часть Терры, здесь всего-то около миллиарда человек. В Бомбее люди спят на мостовой; в Большом Нью-Йорке их пакуют в стоячем положении - не уверен, что кто-нибудь из них вообще спит по ночам. Я был счастлив, что у меня есть своя инвалидная коляска.
Конечно, везде сходят с ума по-своему; здесь все помешаны на цвете кожи: они постоянно подчеркивают, насколько им это безразлично. Во время первой поездки я все время был то слишком светлым, то слишком темным, в общем, не таким, как надо; кроме того, от меня непрерывно ожидали рассуждений о вещах, о которых я раньше даже не задумывался. Видит Бог, я ничего не знаю про свои гены. Одна моя бабка родилась в той части Азии, через которую захватчики перли, как саранча, и по пути насиловали всех подряд. Так и спрашивали бы у бабки!
Я кое-как научился справляться с этой темой, но рвотный привкус во рту все равно оставался. По мне, неприкрытый расизм и то лучше - как в Индии, например, где ты или индус, или никто... там только парсы смотрят на индусов сверху вниз (индусы отвечают им взаимностью). Впрочем, всерьез с североамериканским "расизмом навыворот" мне сталкиваться не пришлось - я ведь был "полковник О'Келли Дэвис, герой Свободной Луны".
Вокруг нас так и кишели сочувствующие сердца, готовые оказать любую помощь. Я позволил им сделать две вещи, на которые во времена учебы у меня не хватало ни времени, ни денег: мне показали, как играют "Янки", и свозили в Салем.
Лучше бы я сохранил свои иллюзии. Бейсбол приятнее смотреть по видео: там все видно в деталях, и тебя не пихают со всех сторон одновременно двести тысяч болельщиков. К тому же этого питчера [подающий в бейсболе] надо было просто пристрелить. Большую часть игры я провел в страхе: предвкушал, как меня поволокут на коляске через эту толпу и как я буду уверять хозяев, что игра доставила мне истинное наслаждение.
Что касается Салема, то это обычное местечко, не хуже (и не лучше) остального Бостона. После визита туда у меня возникло подозрение, что они вешали не тех ведьм, которых следовало. Но все же день не пропал зря: меня сняли на пленку, когда я возлагал венок у моста в другом районе Бостона, Конкорде [в 1775 г. там прошло одно из первых сражений Войны за независимость между американскими повстанцами и британскими войсками], а потом произнес памятную речь; мост и поныне там, его можно разглядеть в телескоп. Мост как мост, ничего особенного.
Проф от всего был в восторге, как бы круто ему ни приходилось; у профа колоссальные резервы жизнелюбия. Он всегда находил нечто новое, что можно поведать о великом будущем Луны. В Нью-Йорке он выдал управляющему сети отелей (с кроликом на гербе) речь о том, какую прибыль будут приносить лунные курорты, когда экскурсии станут доступны большинству землян: кратковременные туры никому не повредят, к туристам приставят сопровождающих, будут организованы экзотические вылазки, азартные игры... и никаких налогов.
Последний момент привлек особое внимание собеседника, поэтому проф расширил его и перешел к проблеме долгожительства: строим сеть пансионатов для престарелых, где землееды будут жить на пенсию, выплачиваемую Террой, причем жить на десять, двадцать, тридцать, сорок лет дольше, чем на Земле. Конечно, они станут изгнанниками, но что лучше? Долгая старость в Луне или могильный холмик на Терре? А потомки будут навещать их и заполнять отели для туристов. Проф живописал соблазнительные картины ночных клубов со зрелищами, невозможными в условиях жуткой земной гравитации, спортивных игр, преображенных легким лунным притяжением, он даже начал разглагольствовать о плавательных бассейнах, катках и возможности л_е_т_а_т_ь_. (Я решил, что у него просто перегорели предохранители.) Кончил он намеком, что некий швейцарский картель уже начал заниматься этими делами.
На следующий день он рассказывал управляющему зарубежными филиалами "Чейз Интернейшнл Панагра", что отделение фирмы в Луна-Сити можно укомплектовать паралитиками, сердечниками, инвалидами и прочими убогими, которым трудно переносить земную силу тяжести. Толстяк управляющий сопел и отдувался - ему самому не мешало бы подумать об эмиграции, - но услышав слова "без налогов", мигом навострил уши.
Нам не всегда удавалось одерживать словесные победы. Газеты частенько встречали нас в штыки, а кроме того, всегда находились настырные типы, мечтавшие посадить нас в лужу. И когда рядом со мной не было профа, шансы у них возрастали. Один такой тип привязался ко мне по поводу утверждения профа, сделанного на заседании комитета, что мы являемся собственниками зерна, выращенного в Луне. Сам он, похоже, придерживался противоположной точки зрения. Я заявил, что не понимаю смысла его вопроса.
- Разве не правда, полковник, - сказал он, - что ваше временное правительство подало прошение о приеме в Федерацию Наций?
Мне бы ответить, "комментариев не будет", но я попался на удочку и согласился.
- Отлично, - продолжал он. - Очевидно, главным препятствием является утверждение противной стороны, что Селена и так всю жизнь принадлежала Федерации Наций под юрисдикцией Лунной Администрации. В любом случае, своим согласием вы признали, что это зерно принадлежит Федерации Наций на правах опеки.
Я спросил его, из чего это он делает такой вывод.
- Полковник, - ответил он, - вы называете себя заместителем министра иностранных дел. Надо думать, вы знакомы с Хартией Федерации Наций?
Как-то я ее перелистал.
- В достаточной степени, - сказал я осторожно.
- Тогда вам известна Первая из Свобод, гарантируемых Хартией, и ее современное толкование, данное Контрольным комитетом Федеративной Ассамблеи в постановлении номер тысяча сто семьдесят шесть, датированном третьим марта сего года. А если известна, значит, вы признаете, что все зерно, выращенное на Луне и превышающее внутренние потребности, безоговорочно и ab initio [изначально; по определению (лат.)] является общественной собственностью, находящейся под опекой Федерации Наций, агентства которой распределяют эту собственность по мере необходимости. Он говорил и одновременно что-то строчил в блокнот. - Можете ли вы что-нибудь добавить к своему заявлению?
- Б_о_г_ мой, о чем вы говорите? - изумился я и завопил: Вернитесь!! Ничего я не признаю!
После чего "Большой Нью-Йорк Таймс" публикует:
"ЗАМЕСТИТЕЛЬ МИНИСТРА С ЛУНЫ ГОВОРИТ: "ПИЩА ПРИНАДЛЕЖИТ ГОЛОДАЮЩИМ"
_Н_ь_ю_-_Й_о_р_к_, _с_е_г_о_д_н_я_. О'Келли Дэвис, soi-distant [именующий себя (фр.)] "полковник вооруженных сил Свободной Луны", прилетевший сюда, чтобы завербовать сторонников повстанцев лунных колоний ФН, сделал добровольное заявление нашей газете о том, что статья "Свобода от голода", содержащаяся в Великой Хартии, применима к лунным поставкам зерна..."
Я спросил профа, как мне следовало отвечать.
- На провокационный вопрос всегда отвечай встречным вопросом, сказал он мне, - и никогда не проси разъяснить суть вопроса - тебе тут же вложат в рот чужие слова. Этот репортер... он что - тощий? Ребра торчат?
- Нет. Плотненький такой.
- Значит, он не живет на те восемнадцать сотен калорий в день, что указаны в постановлении, на которое он ссылается. Ты мог бы спросить его, как долго он протянул на этом рационе и почему перестал его соблюдать? Или поинтересоваться, что он ел сегодня на завтрак, - и изумленно вылупить глаза, что бы он ни ответил. А если ты не знаешь, куда клонит твой собеседник, сбей его с толку встречным вопросом и переводи разговор на другую тему. А потом, вне зависимости от его ответа, гни свою линию дальше. Логика тут ни при чем - это вопрос тактики.
- Проф, но здесь _н_и_к_т_о_ не живет на тысячу восемьсот калорий в день! В Бомбее - может быть. Но не здесь.
- В Бомбее тоже. Мануэль, этот "равный рацион" просто фикция. Половина продовольствия на этой планете идет через черный рынок или не учитывается по тем или иным причинам. Или ведется двойная бухгалтерия, и цифры, которые доходят до ФН, не имеют ничего общего с реальностью. Ты думаешь, сведения о зерне из Таиланда, Бирмы и Австралии, которые сообщаются Великим Китаем Контрольному комитету, верны? Я уверен, что индийский представитель в этом продовольственном комитете так не думает. Но Индия помалкивает, ибо получает львиную долю поставок зерна с Луны... а потом "играет с голодом в политические игры" (помнишь формулировочку?), манипулируя с помощью нашего зерна своей избирательной кампанией. Голод в Керале [один из штатов Индии] в прошлом году был специально запланирован. Ты видел сообщения об этом в газетах?
- Нет.
- Правильно. Потому что их не было. Управляемая демократия, Мануэль, это великолепная штука для тех, кто управляет... Ее главной силой является "свободная пресса", только "свободная" толкуется как "ответственная", а уж правители решают, что является "ответственным", а что "безответственным". Ты знаешь, что больше всего нужно сейчас Луне?
- Больше льда.
- Система массовой информации, которая не зависела бы от одного-единственного канала распространения. Наш друг Майк - наша величайшая опасность.
- Что? Вы не доверяете Майку?
- Мануэль, есть вопросы, в которых я не доверяю даже самому себе. Нельзя "чуть-чуть" ограничить свободу информации, как нельзя быть "чуть-чуть беременной". Мы не свободны и не будем свободны до тех пор, пока кто-то - пусть даже наш союзник Майк - контролирует средства массовой информации. Когда-нибудь я надеюсь основать газету, которая будет независима от всех источников информации и каналов распространения. Я бы с радостью писал ее от руки, подобно Бенджамену Франклину.
Я сдался.
- Проф, предположим, что эти переговоры провалятся и поставки зерна прекратятся. Что тогда будет?
- Народ - там, дома - разозлится на нас... и многие на Терре умрут. Ты читал Мальтуса?
- Кажется, нет.
- Умрут многие. Затем положение вновь стабилизируется и население увеличится, но уже за счет людей, способных лучше трудиться и обеспечить себя пропитанием. Эта планета не перенаселена, она просто плохо управляется... и самая жестокая вещь, которую можно сделать для олодающих, это дать им поесть. Просто _д_а_т_ь_! Прочти Мальтуса. Над доктором Мальтусом не стоит смеяться - это небезопасно, он всегда смеется последним. Этот человек повергает в безнадежность. И я рад, что он уже умер. Но не читай его до того, как закончится наша миссия. Лишние знания мешают дипломатам, особенно честным.
- Ну, не так-то уж я честен.
- Но у тебя нет таланта ко лжи, поэтому спасение для тебя только в невежестве и упрямстве. Последнего у тебя хватает постарайся сохранить и первое. Во всяком случае, на время. Парень, твой дядюшка Бернардо ужасно устал.
- Извините, - сказал я и покатил из комнаты. Проф не щадил живота своего. Я бы с радостью бросил все дела, если бы мог засунуть его в корабль и спасти от земной гравитации. Но движение по-прежнему оставалось односторонним - зерновые баржи и больше ничего.
А проф продолжал радоваться жизни. Когда я подкатил к дверям и уже дал сигнал освещению вырубиться, то опять обратил внимание на игрушку, которую он недавно приобрел и которая радовала его, как радует мальчишку рождественский подарок; это была медная пушка.
Настоящая медная пушка с парусного судна. Маленькая, ствол всего полметра; а вес вместе с деревянным лафетом пятнадцать кило. "Сигнальная пушка" было написано в ее паспорте. От нее веяло древней историей, пиратами и их пленниками, "идущими по доске" [пираты заставляли пленников идти с завязанными глазами по доске, положенной на борт судна, до тех пор, пока они не падали в море]. Славная вещица, но я все же спросил профа зачем? Если нам и удастся отчалить, перевезти ее в Луну будет невозможно хотя ради нее я готов отказаться даже от скафандра, почти неношеного, и вообще оставить себе лишь пару левых рук и шорты. Если подопрет, откажусь даже от "представительской". Ну а если совсем подопрет - черт с ними, с шортами.
Проф протянул руку и погладил блестящий ствол.
- Мануэль, когда-то жил человек, который в этом Директорате имел синекуру - начищал медную пушку возле здания суда.
- А зачем суду медная пушка?
- Неважно. Он занимался этим из года в год. Работа кормила его и даже позволяла откладывать кое-что на черный день, но не давала возможности сделать карьеру. И вот в один прекрасный день он уволился, снял со счета все свои сбережения, купил медную пушечку... и стал ее начищать.
- Похоже, он был полнейшим идиотом.
- Без сомнения. Но не большим, чем мы, когда мы свергали Смотрителя. Мануэль, ты меня переживешь. Когда Луна обзаведется своим знаменем, пусть на нем будет золотая пушка на черном фоне, перечеркнутом зловещей кровавой полосой в честь наших гордых и преступных предков. Думаешь, это можно будет сделать?
- Думаю, да, если вы нарисуете. Но зачем нам знамя, если во всей Луне нет ни одного флагштока?
- Оно может развеваться в наших сердцах... как символ всех дураков, которые столь чудовищно непрактичны, что воображают, будто могут одолеть городскую управу. Ты запомнишь это, Мануэль?
- Будьте уверены. То есть, я обязательно напомню вам, когда придет время.
Мне этот разговор жутко не понравился. Проф начал пользоваться кислородной маской, но только втихаря, ни в коем случае не на людях.
Полагаю, я действительно невежествен и упрям, во всяком случае оба эти качества проявились в городе Лексингтоне, Кентукки, в Центральной административной зоне. Единственной темой, на которую проф позволял мне импровизировать без вызубренных домашних заготовок, была наша жизнь в Луне. Проф велел говорить правду, подольше распространяться о простых, теплых, домашних обычаях, особенно если они отличаются от земных. "Помни, Мануэль, что тысячи жителей Терры, побывавшие в Луне с краткосрочными визитами, это ничтожно малая доля процента всех землян. Для большинства людей мы такая же любопытная диковинка, как необычные звери в зоопарках. Ты помнишь ту черепашку на выставке в Старом Куполе? Это мы и есть."
Что правда, то правда. Они разглядывали меня, словно какого-то невиданного жука. Так что когда эта парочка начала допрашивать меня о семейной жизни в Луне, я откровенно обрадовался. Я ничего не приукрашивал, просто кое о чем умолчал - о вещах, которые к семейной жизни прямо не относятся, но играют роль ее эрзацев в обществе с явным преобладанием мужчин. Свободное время в Луна-Сити проводят главным образом дома и в семье. По земным понятиям, может, и скучно, а по мне так лучше не бывает. Другие поселения сходны в этом отношении с Луна-Сити - там тоже люди работают, воспитывают детей, сплетничают и в основном развлекаются не отходя от обеденного стола. Рассказывать-то особенно не о чем, но я готов был ответить на любой вопрос, который их заинтересует. Все обычаи в Луне ведут свое происхождение с Терры, как и сами лунари, но Терра очень велика, и обычай, пришедший, скажем, из Микронезии, может показаться очень странным в Северной Америке.
Эта женщина - язык не поворачивается назвать ее леди - хотела узнать о разных формах брака. Во-первых, верно ли, что "на" Луне можно жениться без лицензии?
Я спросил, а что это за штука такая - лицензия на брак?
Ее компаньон сказал:
- Оставь его, Милдред, пионерные общества не имеют лицензий на брак.
- Но разве вы не ведете никакой регистрации браков? - настаивала она.
- Разумеется, ведем, - согласился я. - У моей семьи есть книга, записи в которой восходят к первой высадке ссыльных в Джонсон-Сити. Там записана каждая свадьба, каждое рождение, каждая смерть - словом, все важнейшие события не только в самой семье, но и во всех ее ответвлениях, насколько нам удавалось это проследить. Кроме того, есть человек, школьный учитель, который ходит по домам и копирует старинные семейные записи по всему нашему поселению. Пишет историю Луна-Сити. Такое у него хобби.
- Но разве у вас нет официальных записей? У нас в Кентукки существуют архивы, которые уходят в глубь времен на сотни лет.
- Мадам, мы еще не прожили там столько.
- Да... верно. Но ведь должен же быть в Луна-Сити какой-нибудь городской чиновник? Может быть, вы его называете иначе - например, "летописец округа"? То есть официальное лицо, которое хранит свидетельства такого рода? Документы и тому подобное?
- Не думаю, мадам, - ответил я. - Некоторые букмекеры занимаются нотариальной работой, свидетельствуя подписи на контрактах и ведя их учет. Это для людей, которые сами ни читать, ни писать не умеют, а потому своих архивов иметь не могут. Но я никогда не слыхал, чтобы кто-то вел записи браков. Я не говорю, что такого быть не может. Но я не слыхал.
- Такие замечательно простые нравы! У нас ходят слухи, что на Селене очень легко получить развод. Осмелюсь предположить, что это тоже правда?
- Нет, мордам, я бы не сказал, что развод у нас так уж прост. Слишком многое приходится оговаривать. М-м-м... ну, возьмем простой пример: леди и, скажем, двое мужей.
- Д_в_о_е_?!
- Бывает и больше, а бывает и один. А может быть и сложный брак. Но давайте возьмем одну леди и двух мужей как типичный пример. Она решает развестись с одним из них. Предположим, все происходит полюбовно, другой муж согласен, а тот, от которого она хочет отделаться, тоже шума не Поднимает. Впрочем, если бы и поднимал, толку бы от этого было чуть. О'кей, она разводится, он уходит. И все равно остаются проблемы. Оба мужа могут оказаться партнерами в бизнесе, собрачники ведь часто бывают. Развод может разбить партнерство. Появляются денежные претензии, которые должны быть улажены. Все трое могут совместно владеть кубатурой, и, если она записана на жену, бывший муж, вероятно, должен получить либо деньги, либо право аренды. И почти наверняка есть дети, с которыми следует считаться, которых нужно растить и так далее. Да мало ли что! Нет, мадам, развод штука непростая. Развестись с человеком можно за десять секунд, но потом десять лет придется распутывать концы. А здесь разве не так?
- Э-э... зэбудем, штэ я зэдэла вам этот вэпрос, пэуковник; у нас тут все прошче. - Именно так она и говорила; я понимал ее лишь потому, что была известна общая тема интервью. Дальше воспроизводить ее произношение не стану. - Но если это "простой" брак, то что вы называете "сложным"?
Я пустился в объяснение полиандрии, клановых, групповых, линейных браков и еще более редких сочетаний, которые считаются вульгарными у консервативных людей, в том числе у моей семьи. Вроде того, что затеяла моя матушка, когда выгнала вон моего родителя. Описывать этот случай я не стал - моя мать всегда любила крайности.
- Вы меня совсем запутали, - сказала женщина. - Какая все-таки разница между линейным и клановым браком?
- Очень большая. Возьмем мой собственный случай. Я имею честь быть членом одного из самых старинных линейный браков в Луне и, по моему пристрастному мнению, одного из самых лучших. Вы спрашивали о разводе. В нашей семье не было ни одного, и готов спорить на что угодно - никогда не будет. Линейный брак год от года становится крепче, члены семьи постигают искусство совместной жизни и уже не мыслят своего существования друг без друга. Кроме того, требуется единогласное решение всех жен, чтобы развестись с мужем, а это невозможно. Старшая жена не позволит делу зайти так далеко.
Я продолжал описывать преимущества этой формы брака, его финансовую прочность, прекрасные условия для воспитания детей. Подчеркнул, что смерть кого-нибудь из собрачников для нас, конечно, большое горе, но не трагедия, как во временных семьях, особенно для детей: дети просто _н_е _м_о_г_у_т стать сиротами. Полагаю, я расписывал все это с излишним энтузиазмом, но моя семья - самая важная вещь в моей жизни. Кто я без нее? Всего лишь однорукий механик, ликвидируй его - никто и не заметит.
- Вот почему этот брак крепок, - говорил я. - Возьмите мою младшую жену - ей шестнадцать. Надо думать, что старшей женой она станет, когда вступит в восьмой десяток. Это вовсе не значит, что все жены, которые старше ее по возрасту, к тому времени умрут. В Луне, похоже, женщины вообще не умирают. Но они могут отказаться от руководства семьей: по нашей семейной традиции они обычно так и поступают, хотя младшие жены никакого давления на старших не оказывают. Поэтому Людмила...
- Людмила?
- Р_у_с_с_к_о_е_ имя. Из волшебной сказки. У Милы больше полувека будет перед глазами хороший пример, прежде чем она взвалит на свои плечи эту ношу. Она вообще очень разумна и вряд ли способна сделать большую ошибку, а если и сделает, то другие жены поправят. Наша семья саморегулирующаяся система, как компьютер с хорошей обратной связью. Прочный линейный брак бессмертен; я думаю, что мой переживет меня по крайней мере лет на тысячу. Вот почему я умру без сожалений, когда придет мой час. Лучшая часть меня будет продолжать жить.
В это время профа повезли из комнаты. Он сделал знак остановиться и прислушался. Я обернулся к нему.
- Профессор, - сказал я, - вы знаете мою семью. Объясните, пожалуйста, этой леди, почему наша семья счастлива. Если, конечно, вы согласны с этим определениями.