Страница:
— Я видел их из-за барьера, — кивнул Жан. — Эти Ангелы дрались, как одержимые, но… я и представить себе не мог, что эти грязные придурки могут запугать всю планету. Черт!.. Я и сейчас не могу поверить! Я думаю, они просто блефуют — ну, как те психопаты, что берут на себя ответственность за любой террористический акт.
— Все равно, мне бы не хотелось столкнуться с ними лицом к лицу, — возразила Жанет.
— Это верно! Я скорее схватился бы со сворой диких собак. Но у меня не укладывается в голове, как свора диких собак может запугать правительство! Что за странный мир…
— Говорит официальный представитель стимуляторов. Тщательно выбрав цель, мы совершили первые казни, после чего не начинали никаких беспорядков. Мы сочли целесообразным блокировать некоторые линии связи, но блокада будет снята, как только позволят обстоятельства. Дальнейшее развитие событий вынуждает нас огласить наш благотворный и лишенный всякого насилия проект. Оппортунисты, называющие себя Советом за выживание в англо-язычных странах, или последователями Льва Троцкого, или прочими бессмысленными именами где бы то ни было, пытаются воспользоваться нашей программой. Они легко могут быть выведены на чистую воду вследствие того простейшего факта, что никакой программы у них самих нет. Хуже дело обстоит с религиозными фанатиками, зовущими себя Ангелами Господними. Их так называемая программа — это безумная смесь антиинтеллектуальных лозунгов и невежественных предрассудков. Успеха они не добьются, но их доктрина ненависти может натравить людей на своих братьев и сестер, поэтому фанатики должны быть остановлены.
Чрезвычайный Декрет номер один. Все, кто называют себя Ангелами Господними, приговариваются к смертной казни. Власти обязаны приводить приговор в исполнение сразу же по опознании виновных. Всем гражданам при каждой встрече с именующими себя Ангелами Господними следует сообщать о них властям. Гражданам разрешается самим совершать аресты и в случае необходимости применять силу.
Сокрытие сведений о вышеозначенной группе лиц, а также укрывание их, оказание им любой помощи приравнено к тягчайшим уголовным преступлениям.
Чрезвычайный Декрет номер два. Ложно взятая на себя ответственность за любую акцию стимуляторов, а также ложные ссылки при каких-либо действиях на приказ стимуляторов приравнивается к тягчайшему преступлению. Все власти повсеместно обязаны следовать этому закону. Декрет распространяется на группы и отдельных личностей, именующих себя Советом за выживание, однако декрет не ограничивается лишь этой категорией.
Примечание. Вышеназванные законы вступают в действие с момента их объявления. Политические, финансовые и прочие лидеры обязываются исполнять вышеназванные меры и несут личную и коллективную ответственность за их выполнение. За ослушание — смертная казнь.
Немедленные реформы. Все налоги, цены и ренты объявлены замороженными. Все закладные на частное жилье аннулированы. Любая прибыль не должна превышать шести процентов.
В каждой стране медицинская промышленность полностью национализируется. Врачам выплачивается жалованье, адекватное зарплате учителей высших учебных заведений, сестрам — адекватное зарплате учителей в начальных школах. Отменяется плата за содержание в клиниках и больницах. Все граждане, независимо от социального положения, обеспечиваются медицинским уходом на самом высоком уровне.
Все общественные и частные службы, функционирующие в данный момент, продолжают работу. После переходного периода будут разрешены и произведены те перемены местоположения различных учреждений и лиц, которые приведут к росту общего благосостояния.
Следующие демонстрационные казни произойдут через десять дней, плюс-минус два дня. Список официальных лиц, подверженных риску, оглашенный так называемым Советом за выживание, не утверждается и не аннулируется. Каждый из вас должен заглянуть себе в душу и спросить себя, все ли вы делаете правильно и на благо ваших сограждан. При положительном ответе, вы — в полной безопасности. Если ответ отрицателен, вы можете быть причислены к группе лиц, избранных в качестве наглядного примера всем тем, кто ввергнул нашу честную планету в пучину несправедливостей и гнусных привилегий.
Специальный Декрет. Производство псевдолюдей прекращается немедленно. Все так называемые искусственные люди и (или) искусственные существа должны быть готовы подчиниться новому закону, выработанному властями, как только таковой появится и вступит в силу. Во время переходного периода, пока готовятся решения, согласно которым будет строиться жизнь псевдолюдей, чтобы не причинять вреда человечеству, исключая возможность бесчестной конкуренции с подлинными людьми, подобные существа должны продолжать работу, но оставаться полностью изолированными в нерабочее время.
Местным властям запрещается уничтожать этих существ, и лишь при следующих условиях их можно…
Речь неожиданно прервалась, и на экране появилось потное лицо усталого мужчины.
— Я — сержант Мэллой, я говорю от имени председателя парламента Хендерсона. Все подобные неофициальные передачи отныне запрещены. Обычные регулярные программы вскоре будут продолжены. Однако не снимайте настройку с этого канала на случай чрезвычайных сообщений. — Он запнулся, вздохнул и устало произнес: — Плохое время, ребята. Наберитесь терпения.
12
13
— Все равно, мне бы не хотелось столкнуться с ними лицом к лицу, — возразила Жанет.
— Это верно! Я скорее схватился бы со сворой диких собак. Но у меня не укладывается в голове, как свора диких собак может запугать правительство! Что за странный мир…
* * *
Никто из нас не предполагал, что могут появиться другие претенденты на ответственность за акции, но… Двумя часами позже на волне появились некие стимуляторы.— Говорит официальный представитель стимуляторов. Тщательно выбрав цель, мы совершили первые казни, после чего не начинали никаких беспорядков. Мы сочли целесообразным блокировать некоторые линии связи, но блокада будет снята, как только позволят обстоятельства. Дальнейшее развитие событий вынуждает нас огласить наш благотворный и лишенный всякого насилия проект. Оппортунисты, называющие себя Советом за выживание в англо-язычных странах, или последователями Льва Троцкого, или прочими бессмысленными именами где бы то ни было, пытаются воспользоваться нашей программой. Они легко могут быть выведены на чистую воду вследствие того простейшего факта, что никакой программы у них самих нет. Хуже дело обстоит с религиозными фанатиками, зовущими себя Ангелами Господними. Их так называемая программа — это безумная смесь антиинтеллектуальных лозунгов и невежественных предрассудков. Успеха они не добьются, но их доктрина ненависти может натравить людей на своих братьев и сестер, поэтому фанатики должны быть остановлены.
Чрезвычайный Декрет номер один. Все, кто называют себя Ангелами Господними, приговариваются к смертной казни. Власти обязаны приводить приговор в исполнение сразу же по опознании виновных. Всем гражданам при каждой встрече с именующими себя Ангелами Господними следует сообщать о них властям. Гражданам разрешается самим совершать аресты и в случае необходимости применять силу.
Сокрытие сведений о вышеозначенной группе лиц, а также укрывание их, оказание им любой помощи приравнено к тягчайшим уголовным преступлениям.
Чрезвычайный Декрет номер два. Ложно взятая на себя ответственность за любую акцию стимуляторов, а также ложные ссылки при каких-либо действиях на приказ стимуляторов приравнивается к тягчайшему преступлению. Все власти повсеместно обязаны следовать этому закону. Декрет распространяется на группы и отдельных личностей, именующих себя Советом за выживание, однако декрет не ограничивается лишь этой категорией.
Примечание. Вышеназванные законы вступают в действие с момента их объявления. Политические, финансовые и прочие лидеры обязываются исполнять вышеназванные меры и несут личную и коллективную ответственность за их выполнение. За ослушание — смертная казнь.
Немедленные реформы. Все налоги, цены и ренты объявлены замороженными. Все закладные на частное жилье аннулированы. Любая прибыль не должна превышать шести процентов.
В каждой стране медицинская промышленность полностью национализируется. Врачам выплачивается жалованье, адекватное зарплате учителей высших учебных заведений, сестрам — адекватное зарплате учителей в начальных школах. Отменяется плата за содержание в клиниках и больницах. Все граждане, независимо от социального положения, обеспечиваются медицинским уходом на самом высоком уровне.
Все общественные и частные службы, функционирующие в данный момент, продолжают работу. После переходного периода будут разрешены и произведены те перемены местоположения различных учреждений и лиц, которые приведут к росту общего благосостояния.
Следующие демонстрационные казни произойдут через десять дней, плюс-минус два дня. Список официальных лиц, подверженных риску, оглашенный так называемым Советом за выживание, не утверждается и не аннулируется. Каждый из вас должен заглянуть себе в душу и спросить себя, все ли вы делаете правильно и на благо ваших сограждан. При положительном ответе, вы — в полной безопасности. Если ответ отрицателен, вы можете быть причислены к группе лиц, избранных в качестве наглядного примера всем тем, кто ввергнул нашу честную планету в пучину несправедливостей и гнусных привилегий.
Специальный Декрет. Производство псевдолюдей прекращается немедленно. Все так называемые искусственные люди и (или) искусственные существа должны быть готовы подчиниться новому закону, выработанному властями, как только таковой появится и вступит в силу. Во время переходного периода, пока готовятся решения, согласно которым будет строиться жизнь псевдолюдей, чтобы не причинять вреда человечеству, исключая возможность бесчестной конкуренции с подлинными людьми, подобные существа должны продолжать работу, но оставаться полностью изолированными в нерабочее время.
Местным властям запрещается уничтожать этих существ, и лишь при следующих условиях их можно…
Речь неожиданно прервалась, и на экране появилось потное лицо усталого мужчины.
— Я — сержант Мэллой, я говорю от имени председателя парламента Хендерсона. Все подобные неофициальные передачи отныне запрещены. Обычные регулярные программы вскоре будут продолжены. Однако не снимайте настройку с этого канала на случай чрезвычайных сообщений. — Он запнулся, вздохнул и устало произнес: — Плохое время, ребята. Наберитесь терпения.
12
— Ну вот, дорогие, выбирайте — кому что нравится, — усмехнулся Джордж. — Теократия во главе с охотниками на ведьм и бесов. Или фашистский социализм во главе с вчерашними недоучками. Или толпа беснующихся прагматиков, обожающих пристреливать лошадь, не берущую барьер. Делайте ваши ставки! Выбор свободен, но только — по одной на каждого!
— Прекрати, Джордж! — сказал Жан. — Это не предмет для шуток.
— Брат мой, какие шутки? Я плачу. Одна банда велит застрелить меня при первом появлении, другая — объявляет мою профессию вне закона, а третья… Мне кажется, третьей — той, что отделывается общими угрозами, не конкретизируя, — нужно бояться больше всего. Стало быть, если я не удовлетворюсь одной лишь врачебной практикой, вновь сформированное правительство — моя нынешняя «альма матер» — объявит меня чужаком, которого нужно пока держать взаперти, а потом… Так что же мне делать? Шутить? Или рыдать у тебя на груди?
— Прежде всего перестать разглагольствовать — вот что. Мир сходит с ума прямо на наших глазах, и нам стоит хорошенько все обдумать и решить, что можно предпринять.
— Прекратите, вы оба! — твердо сказала Жанет. — Есть одна вещь, которую знает любая женщина и не знаетпочти ни один мужчина: бывает время, когда самый мудрый поступок — ничего не делать, а ждать. Я прекрасно знаю вас обоих. Вы, конечно, дай вам волю, тут же побежите в пункт набора рекрутов, запишетесь в ополчение и целиком отдадите себя во власть сержантов. Это очень подходило вашим отцам, вашим дедам, и, поверьте, мне искренно жаль, что это совершенно не годится для вас. Наша страна в опасности, а значит, и вся наша жизнь — это ясно. Но если кто-то знает лучший способ противостоять этому, чем просто сидеть и ждать, пусть выскажется. Если же нет, то хватит делать круги. Подходит время того, что обычно всегда называли ленчем. У кого-нибудь есть лучшие предложения?
— Мы очень поздно завтракали.
— Значит, у нас будет поздний ленч. Когда ты увидишь его на столе, тебе немедленно захочется есть. И Джорджу — тоже… Мы можем сделать и еще кое-что: если вдруг положение ухудшится, Мардж должна знать, куда укрыться в случае бомбежки.
— Или чего-нибудь похуже, — буркнул Жан.
— Или чего-нибудь похуже, — согласно кивнула Жанет. — Ты прав, Жан. Скажем, если полиция станет разыскивать вражеских лазутчиков. Кстати, а вы, двое сильных и храбрых мужчин, подумали, что нам делать, когда начнут стучаться в нашу дверь?
— Да, я думал об этом, — ответил Джордж. — Первый план таков: вы отдаете Мардж в руки казаков, это отвлекает их и таким образом дает мне время убежать. Далеко-далеко.
— Понятно, — кивнула Жанет, — но у тебя, кажется, есть и другой план?
— Ну, он не так прост и элегантен, как предыдущий, но… Есть и другой. Я сам отдаюсь в руки гестапо. Они выясняют, можно ли меня — почетного гостя и исправного налогоплательщика, ни разу не уклонившегося от взносов в фонд полицейских и пожарников, — бросить в застенок без всяких на то оснований. И пока я таким образом приношу себя в жертву высоким идеалам, Мардж ныряет в тайник и ложится на дно. Они ведь не знают, что она здесь, а вот обо мне, к сожалению, знают. Так что, «на смертный бой идти готов…»
— Не играй в благородство, дорогой, это тебе не подходит. Мы из этих двух планов сделаем один. Если… Нет, когдаони придут искать кого-то из вас, или обоих, вы вместе ныряете в тайник и пробудете там столько, сколько потребуется. Дни… Недели. Словом, сколько нужно.
— Нет, — покачал головой Джордж, — это не для меня. Сыро. Вредно для здоровья.
— И потом, — вмешался Жан, — я обещал Мардж, что буду защищать ее от Джорджа. Какой смысл спасать ей жизнь, но при этом швырять ее в объятия этого сексуально озабоченного дикаря?
— Не слушай его. Моя единственная слабость — сладкий ликер.
— Крошка, ты нуждаешься в защите от Джорджа?
Вполне искренно я ответила, что скорее Джорджу может понадобиться моя защита, но в подробности вдаваться не стала — пусть примут это как юмор.
— Что же касается твоих жалоб на сырость, Джордж, то наша нора имеет тот же климат, что и во всем доме, — я сама делала проект. Полиции мы тебя не отдадим, даже если понадобится для этого связать тебя и запихнуть туда силой. — Она повернулась ко мне. — Идем со мной, родная. Мы сейчас совершим легкую прогулку. Не без дождичка, правда. — Она провела меня в предназначенную мне комнату и взяла в руки мою спортивную сумку. — Что у тебя здесь?
— Ничего особенного. Несколько пар чулок, трусики… Паспорт. Бесполезная кредитка, немного наличных, удостоверение личности, блокнот… Весь мой багаж остался в порту.
— Это хорошо, потому что все эти мелочи можно оставить в моей комнате — у нас с тобой примерно один размер. — Она открыла ящик комода и достала пластиковый конверт, прикрепленный к поясу. Обычный дамский кошелек на поясе — я его сразу узнала, хотя никогда таким не пользовалась. Он не годится для моей работы, слишком примитивен.
— Положи сюда все, с чем ты не хочешь расставаться, и надень пояс на себя… Да застегни его как следует, потому что ты вся вымокнешь. Волосы не боишься намочить?
— Господи, нет, конечно! Я и феном-то никогда не пользуюсь — просто вытираю из полотенцем или отряхиваюсь.
— Отлично. Клади все в кошелек, надевай пояс и снимай с себя всю одежду — незачем ее мочить. Впрочем, если явятся жандармы, тебе все равно придется быстро нырнуть и шмотки вымокнут, но ты высушишь их в норе.
Мы зашли в ее огромную ванную, на мне был только пояс, на ней — одна улыбка.
— Родная, — сказала она, — посмотри под сиденье на той стороне, — и указала на противоположный конец ванны-бассейна.
— Ничего не вижу, — сказала я, пристально вглядевшись в поверхность воды.
— Я специально так рассчитала. Вода чистая, и ты можешь разглядывать дно, сколько угодно. Но в том единственном месте, откуда видно то, что находится под сиденьем, свет лампы так отражается от поверхности воды, что бьет прямо тебе в глаза. Под сиденьем небольшой туннель. Ты его не увидишь, как бы ни старалась, но если залезешь в воду, можешь дотянуться до него. Вход в туннель — чуть меньше метра в диаметре, а длина всего туннеля — метров шесть. Ты не боишься закрытого пространства? Какой-нибудь клаустрофобии или чего-то вроде у тебя нет?..
— Нет.
— Это хорошо. Единственный способ пробраться в нору — вдохнуть поглубже, нырнуть и проплыть весь туннель. Это не так уж трудно, вдоль дна встроены специальные уступы, от которых можно отталкиваться… Но главное — не сомневаться, что ты вынырнешь и все будет нормально. Сначала в туннеле будет темно, но свет включится сам — там система радиационного включения, реагирующего на тепло тела. Для первого раза, пожалуй, я нырну первой. Ты готова?
— Да.
— Пошли. — Жанет вошла в бассейн. Вода доставала ей чуть выше талии. — Делаем глубокий вдох! — Она вдохнула и нырнула под мраморное сиденье.
Я вошла в воду, набрала в грудь воздух (мне этого хватит на дольше, чем любому человеку) и нырнула вслед за ней. Найти туннель на ощупь не составило труда, двигаться по нему было легко, а уступы на дне еще больше облегчали путешествие, но все равно мне показалось, что там гораздо больше шести метров.
Неожиданно впереди зажегся свет, я доплыла до него и поднялась на ноги. Жанет протянула мне руку, помогла выбраться из воды, и я очутилась в крохотной комнатке — от пола до потолка было не больше двух метров… Уютнее, чем в могиле, конечно, но… Ненамного.
— Повернись, дорогая. Вот сюда.
«Вот сюда» — это оказалось, — за тяжелую стальную дверь, в полуметре над полом. Жанет открыла ее, мы по очереди сели на порог, потом перебросили ноги на ту сторону, и дверь закрылась за нами со звуком крышки барокамеры.
— Дверь герметичная, — объяснила Жанет. — Если бомба разорвется поблизости, взрывная волна выплеснет всю воду из туннеля сюда, но дальше двери — ни на миллиметр. Ну, конечно, при прямом попадании… Впрочем, прямого попадания мы не заметим, так что я на него не рассчитывала. Осматривайся, привыкай… Я сейчас поищу полотенце.
Мы очутились в длинной узкой комнате с куполообразным потолком. Справа у стены стояло несколько раскладных кроватей, стол со стульями и рядом с ним терминал компьютера, в дальнем конце — крохотная кухонька и дверь в ванную или душевую. Жанет зашла за эту дверь и тут же появилась с большим полотенцем.
— Постой спокойно и не вертись, пока мамуля тебя вытрет, — сказала она. — Фенов здесь нет, я постаралась обойтись минимумом автоматики.
Она вытерла меня насухо, а потом за полотенце взялась я и «поработала» над ней — с большим удовольствием, должна признаться, ибо Жанет была красивым экземпляром человеческой породы. В конце концов она сказала:
— Хватит, крошка. Теперь давай-ка я устрою тебе небольшую экскурсию; ведь если ты окажешься здесь, то в качестве беженки, а стало быть, вполне вероятно, будешь совсем одна… Да-да, это очень даже возможно, и твоя жизнь будет зависеть от того, насколько хорошо ты изучишь это место. Итак, первое: видишь книжку, висящую на цепи над столом? Это — инструкция, мое личное изобретение, и цепочка здесь вовсе не ради шутки. С этой книжкой тебе не нужны никакие экскурсии — в ней все. Где аспирин, где аммонал, где яблочный соус — там все указано.
И все же она, несмотря на инструкцию, прочла мне коротенькую лекцию: запасы пищи, морозильная установка, система вентиляции, ручной насос для воды на случай отказа автоматики, одежда, лекарства и так далее…
— Я рассчитала здесь все на три месяца для троих, — сказала она.
— А как ты возобновляешь запасы?
— А как бы ты это делала?
— Откачала бы воду из туннеля и бассейна, — подумав, ответила я.
— Совершенно верно. У нас есть потайной резервуар, он не значится ни на одном из планов постройки. Впрочем, многие вещи не боятся воды, а что-то можно протащить и в водонепроницаемых пакетах… Кстати, как там деньги у тебя в кошельке на поясе? Не намокли?
— Думаю, нет. Я выдавила весь воздух из кошелька, прежде чем закрыть его. Жанет… А ведь этот тайник не только бомбоубежище, иначе ты бы не тратила столько сил и денег, чтобы сохранить его втайне, а?
Она нахмурилась, а потом усмехнулась.
— А ты догадлива, родная. Ты права, я не стала бы строить это только ради бомбоубежища. Если на нас когда-нибудь станут падать ядерные бомбы, я не очень захочу уцелеть и пережить это. Я сделала нору, чтобы иметь защиту в случае, как говорят, «гражданских беспорядков»… Мои дед и бабка часто рассказывали мне о временах, когда люди были вежливы друг с другом, никто не боялся выходить ночью на улицу и почти все не запирали двери. Не было или почти не было заборов вокруг домов, не говоря уже об электрической проволоке и лазерной защите. Может, так оно все и было, но я не так стара, чтобы помнить это. На протяжении всей моей жизни, и это я хорошо помню, все менялось к худшему. Когда я закончила школу, то на своей первой работе занималась тем, что разрабатывала модели новых защитных устройств для реконструированных старых зданий. Но те модели уже устарели, а ведь это было не так уж давно. Тогда главной задачей защиты было — остановить и спугнуть незваного гостя, сейчас же защита, как правило, двухступенчатая: если первая ступень не остановила, вторая — должна убить. Это противозаконно, но все, у кого есть достаточно средств, пользуются только такими средствами. Марджи, скажи, что я тебе еще не показала? Не лезь в книгу, ты ее испачкаешь. Напряги извилины — какую главную часть норы я не показала тебе?
Она что, и вправду хочет, чтобы я сказала?
— По-моему, ты показала мне все… Даже основной блок энергоснабжения!
— Ну, подумай, родная. Представь, что дом наверху взорван. Или что он полон незванных гостей… Ну хотя бы, что полиция обыскивает каждый закуток — ищут тебя и Джорджа. Что тогда нужно иметь здесь?
— Ну… У каждого, кто живет под землей — лисиц там, зайцев, кротов, — должен быть запасной выход, да?
— Умница! Где он?
Я притворилась, что стараюсь отыскать его. На самом деле из-за подсознательного рефлекса, привитого специальными тренировками («Не расслабляйся ни на секунду в закрытом помещении, пока не нашла способ выбраться»), я давно уже нашла его.
— По идее он должен быть напротив основного входа, то есть туннеля, а значит… Я думаю, он внутри этого шкафа. Да?
— Не знаю, то ли поздравлять тебя, то ли как следует подумать, как бы его спрятать получше. Ты права — внутри шкафа и сразу налево. Свет зажжется от тепла твоего тела, как и в туннеле — система питания автономная и, по-моему, ее хватит на всю жизнь. Но на всякий случай стоит захватить с собой фонарь — ты знаешь, где он лежит, — потому что этот туннель довольно длинный. Он выходит наружу далеко от дома, в небольшой рощице, там, где густые заросли кустарника. Замаскированная дверь, хоть она и тяжелая, открывается легко. Вот так…
— Здорово сделано, но… Слушай, Жанет, а что если кто-то найдет этот вход снаружи и войдет? Хотя бы я, а? В конце концов, я ведь посторонняя.
— Ты не посторонняя. Ты наша старая подруга, с которой мы просто недавно познакомились. Но ты права, кто-то может случайно найти запасной выход, несмотря на то, что он хорошо замаскирован. Тогда… Первое: жуткий вой сирены по всему дому, и мы, не спускаясь вниз, просмотрим каждый метр туннеля на экране одного из мониторов. Далее, мы кое-что предпримем — слезоточивый газ, например. Но если в это время нас не будет дома, то мне, честно говоря, останется лишь посочувствовать Жану и Джорджу.
— Почему?
— Потому что сочувствовать мневряд ли придется — я сошлюсь на внезапное женское недомогание. Мне не очень улыбается избавляться от мертвецов, особенно если тело пролежало уже несколько дней… Брр-р-р.
— А-а… Понятно.
— Но тело не будет мертвым, если у его владельца останется хоть одна извилина. Вспомни, что я тебе говорила, Мардж, я же профессиональный специалист по защитным устройствам — по современным, то есть двухступенчатым. Допустим, кто-то добрался до этой двери и просунул свои когти внутрь — нет, он пока еще живой. Если это кто-то из нас — вряд ли, но в принципе возможно, — он легко дотянется до потайного выключателя, и защита не сработает. Я покажу тебе, где он находится… Если же это незваный гость, он увидит загоревшуюся надпись на двери: «Частная собственность — держись подальше!» Допустим, он плюнет на это и проходит дальше метров пять — раздается голос, предупреждающий, что дом под активной защитой. Кретин продолжает идти вперед… Вой сирен, красный свет слепит ему глаза. Он идет дальше? Что ж, бедным Жану и Джорджу придется вытаскивать из туннеля груду вонючего тряпья — только не наружу и не в дом. Если кто-то покончит с собой, стараясь прорваться сквозь нашу «защиту», тело его никогда не найдут, он просто исчезнет. Хочешь узнать, каким образом?
— Совсем не хочу. Я уверена, что я не из тех, «кому следует ознакомиться». — (Замаскированный боковой туннель, Жанет, и — в конце его известковая яма… Интересно, сколько тел ужетам? Жанет, ты вся такая нежная, как утренний туман, но если кто-то и выживет в эти сумасшедшие годы, ты будешь среди них. Ума и осторожности тебе не занимать, и наивна ты не больше, чем Мария Медичи.)
— И я так думаю. Хочешь посмотреть что-нибудь еще?
— Вряд ли, Жанет. Тем более, что скорее всего я никогда не воспользуюсь этим чудным убежищем. Возвращаемся?
— Попозже. — Она подошла ближе и положила руки мне на плечи. — Так что ты мне там прошептала на ухо?
— По-моему, ты слышала.
— Да. Я слышала. — С этими словами она притянула меня к себе и…
На терминале, стоящем у стола, зажглась надпись: «Ленч готов!» Жанет с отвращением взглянула на экран и, вздохнув, сказала:
— Тупая машина. Всю малину изгадила…
— Прекрати, Джордж! — сказал Жан. — Это не предмет для шуток.
— Брат мой, какие шутки? Я плачу. Одна банда велит застрелить меня при первом появлении, другая — объявляет мою профессию вне закона, а третья… Мне кажется, третьей — той, что отделывается общими угрозами, не конкретизируя, — нужно бояться больше всего. Стало быть, если я не удовлетворюсь одной лишь врачебной практикой, вновь сформированное правительство — моя нынешняя «альма матер» — объявит меня чужаком, которого нужно пока держать взаперти, а потом… Так что же мне делать? Шутить? Или рыдать у тебя на груди?
— Прежде всего перестать разглагольствовать — вот что. Мир сходит с ума прямо на наших глазах, и нам стоит хорошенько все обдумать и решить, что можно предпринять.
— Прекратите, вы оба! — твердо сказала Жанет. — Есть одна вещь, которую знает любая женщина и не знаетпочти ни один мужчина: бывает время, когда самый мудрый поступок — ничего не делать, а ждать. Я прекрасно знаю вас обоих. Вы, конечно, дай вам волю, тут же побежите в пункт набора рекрутов, запишетесь в ополчение и целиком отдадите себя во власть сержантов. Это очень подходило вашим отцам, вашим дедам, и, поверьте, мне искренно жаль, что это совершенно не годится для вас. Наша страна в опасности, а значит, и вся наша жизнь — это ясно. Но если кто-то знает лучший способ противостоять этому, чем просто сидеть и ждать, пусть выскажется. Если же нет, то хватит делать круги. Подходит время того, что обычно всегда называли ленчем. У кого-нибудь есть лучшие предложения?
— Мы очень поздно завтракали.
— Значит, у нас будет поздний ленч. Когда ты увидишь его на столе, тебе немедленно захочется есть. И Джорджу — тоже… Мы можем сделать и еще кое-что: если вдруг положение ухудшится, Мардж должна знать, куда укрыться в случае бомбежки.
— Или чего-нибудь похуже, — буркнул Жан.
— Или чего-нибудь похуже, — согласно кивнула Жанет. — Ты прав, Жан. Скажем, если полиция станет разыскивать вражеских лазутчиков. Кстати, а вы, двое сильных и храбрых мужчин, подумали, что нам делать, когда начнут стучаться в нашу дверь?
— Да, я думал об этом, — ответил Джордж. — Первый план таков: вы отдаете Мардж в руки казаков, это отвлекает их и таким образом дает мне время убежать. Далеко-далеко.
— Понятно, — кивнула Жанет, — но у тебя, кажется, есть и другой план?
— Ну, он не так прост и элегантен, как предыдущий, но… Есть и другой. Я сам отдаюсь в руки гестапо. Они выясняют, можно ли меня — почетного гостя и исправного налогоплательщика, ни разу не уклонившегося от взносов в фонд полицейских и пожарников, — бросить в застенок без всяких на то оснований. И пока я таким образом приношу себя в жертву высоким идеалам, Мардж ныряет в тайник и ложится на дно. Они ведь не знают, что она здесь, а вот обо мне, к сожалению, знают. Так что, «на смертный бой идти готов…»
— Не играй в благородство, дорогой, это тебе не подходит. Мы из этих двух планов сделаем один. Если… Нет, когдаони придут искать кого-то из вас, или обоих, вы вместе ныряете в тайник и пробудете там столько, сколько потребуется. Дни… Недели. Словом, сколько нужно.
— Нет, — покачал головой Джордж, — это не для меня. Сыро. Вредно для здоровья.
— И потом, — вмешался Жан, — я обещал Мардж, что буду защищать ее от Джорджа. Какой смысл спасать ей жизнь, но при этом швырять ее в объятия этого сексуально озабоченного дикаря?
— Не слушай его. Моя единственная слабость — сладкий ликер.
— Крошка, ты нуждаешься в защите от Джорджа?
Вполне искренно я ответила, что скорее Джорджу может понадобиться моя защита, но в подробности вдаваться не стала — пусть примут это как юмор.
— Что же касается твоих жалоб на сырость, Джордж, то наша нора имеет тот же климат, что и во всем доме, — я сама делала проект. Полиции мы тебя не отдадим, даже если понадобится для этого связать тебя и запихнуть туда силой. — Она повернулась ко мне. — Идем со мной, родная. Мы сейчас совершим легкую прогулку. Не без дождичка, правда. — Она провела меня в предназначенную мне комнату и взяла в руки мою спортивную сумку. — Что у тебя здесь?
— Ничего особенного. Несколько пар чулок, трусики… Паспорт. Бесполезная кредитка, немного наличных, удостоверение личности, блокнот… Весь мой багаж остался в порту.
— Это хорошо, потому что все эти мелочи можно оставить в моей комнате — у нас с тобой примерно один размер. — Она открыла ящик комода и достала пластиковый конверт, прикрепленный к поясу. Обычный дамский кошелек на поясе — я его сразу узнала, хотя никогда таким не пользовалась. Он не годится для моей работы, слишком примитивен.
— Положи сюда все, с чем ты не хочешь расставаться, и надень пояс на себя… Да застегни его как следует, потому что ты вся вымокнешь. Волосы не боишься намочить?
— Господи, нет, конечно! Я и феном-то никогда не пользуюсь — просто вытираю из полотенцем или отряхиваюсь.
— Отлично. Клади все в кошелек, надевай пояс и снимай с себя всю одежду — незачем ее мочить. Впрочем, если явятся жандармы, тебе все равно придется быстро нырнуть и шмотки вымокнут, но ты высушишь их в норе.
Мы зашли в ее огромную ванную, на мне был только пояс, на ней — одна улыбка.
— Родная, — сказала она, — посмотри под сиденье на той стороне, — и указала на противоположный конец ванны-бассейна.
— Ничего не вижу, — сказала я, пристально вглядевшись в поверхность воды.
— Я специально так рассчитала. Вода чистая, и ты можешь разглядывать дно, сколько угодно. Но в том единственном месте, откуда видно то, что находится под сиденьем, свет лампы так отражается от поверхности воды, что бьет прямо тебе в глаза. Под сиденьем небольшой туннель. Ты его не увидишь, как бы ни старалась, но если залезешь в воду, можешь дотянуться до него. Вход в туннель — чуть меньше метра в диаметре, а длина всего туннеля — метров шесть. Ты не боишься закрытого пространства? Какой-нибудь клаустрофобии или чего-то вроде у тебя нет?..
— Нет.
— Это хорошо. Единственный способ пробраться в нору — вдохнуть поглубже, нырнуть и проплыть весь туннель. Это не так уж трудно, вдоль дна встроены специальные уступы, от которых можно отталкиваться… Но главное — не сомневаться, что ты вынырнешь и все будет нормально. Сначала в туннеле будет темно, но свет включится сам — там система радиационного включения, реагирующего на тепло тела. Для первого раза, пожалуй, я нырну первой. Ты готова?
— Да.
— Пошли. — Жанет вошла в бассейн. Вода доставала ей чуть выше талии. — Делаем глубокий вдох! — Она вдохнула и нырнула под мраморное сиденье.
Я вошла в воду, набрала в грудь воздух (мне этого хватит на дольше, чем любому человеку) и нырнула вслед за ней. Найти туннель на ощупь не составило труда, двигаться по нему было легко, а уступы на дне еще больше облегчали путешествие, но все равно мне показалось, что там гораздо больше шести метров.
Неожиданно впереди зажегся свет, я доплыла до него и поднялась на ноги. Жанет протянула мне руку, помогла выбраться из воды, и я очутилась в крохотной комнатке — от пола до потолка было не больше двух метров… Уютнее, чем в могиле, конечно, но… Ненамного.
— Повернись, дорогая. Вот сюда.
«Вот сюда» — это оказалось, — за тяжелую стальную дверь, в полуметре над полом. Жанет открыла ее, мы по очереди сели на порог, потом перебросили ноги на ту сторону, и дверь закрылась за нами со звуком крышки барокамеры.
— Дверь герметичная, — объяснила Жанет. — Если бомба разорвется поблизости, взрывная волна выплеснет всю воду из туннеля сюда, но дальше двери — ни на миллиметр. Ну, конечно, при прямом попадании… Впрочем, прямого попадания мы не заметим, так что я на него не рассчитывала. Осматривайся, привыкай… Я сейчас поищу полотенце.
Мы очутились в длинной узкой комнате с куполообразным потолком. Справа у стены стояло несколько раскладных кроватей, стол со стульями и рядом с ним терминал компьютера, в дальнем конце — крохотная кухонька и дверь в ванную или душевую. Жанет зашла за эту дверь и тут же появилась с большим полотенцем.
— Постой спокойно и не вертись, пока мамуля тебя вытрет, — сказала она. — Фенов здесь нет, я постаралась обойтись минимумом автоматики.
Она вытерла меня насухо, а потом за полотенце взялась я и «поработала» над ней — с большим удовольствием, должна признаться, ибо Жанет была красивым экземпляром человеческой породы. В конце концов она сказала:
— Хватит, крошка. Теперь давай-ка я устрою тебе небольшую экскурсию; ведь если ты окажешься здесь, то в качестве беженки, а стало быть, вполне вероятно, будешь совсем одна… Да-да, это очень даже возможно, и твоя жизнь будет зависеть от того, насколько хорошо ты изучишь это место. Итак, первое: видишь книжку, висящую на цепи над столом? Это — инструкция, мое личное изобретение, и цепочка здесь вовсе не ради шутки. С этой книжкой тебе не нужны никакие экскурсии — в ней все. Где аспирин, где аммонал, где яблочный соус — там все указано.
И все же она, несмотря на инструкцию, прочла мне коротенькую лекцию: запасы пищи, морозильная установка, система вентиляции, ручной насос для воды на случай отказа автоматики, одежда, лекарства и так далее…
— Я рассчитала здесь все на три месяца для троих, — сказала она.
— А как ты возобновляешь запасы?
— А как бы ты это делала?
— Откачала бы воду из туннеля и бассейна, — подумав, ответила я.
— Совершенно верно. У нас есть потайной резервуар, он не значится ни на одном из планов постройки. Впрочем, многие вещи не боятся воды, а что-то можно протащить и в водонепроницаемых пакетах… Кстати, как там деньги у тебя в кошельке на поясе? Не намокли?
— Думаю, нет. Я выдавила весь воздух из кошелька, прежде чем закрыть его. Жанет… А ведь этот тайник не только бомбоубежище, иначе ты бы не тратила столько сил и денег, чтобы сохранить его втайне, а?
Она нахмурилась, а потом усмехнулась.
— А ты догадлива, родная. Ты права, я не стала бы строить это только ради бомбоубежища. Если на нас когда-нибудь станут падать ядерные бомбы, я не очень захочу уцелеть и пережить это. Я сделала нору, чтобы иметь защиту в случае, как говорят, «гражданских беспорядков»… Мои дед и бабка часто рассказывали мне о временах, когда люди были вежливы друг с другом, никто не боялся выходить ночью на улицу и почти все не запирали двери. Не было или почти не было заборов вокруг домов, не говоря уже об электрической проволоке и лазерной защите. Может, так оно все и было, но я не так стара, чтобы помнить это. На протяжении всей моей жизни, и это я хорошо помню, все менялось к худшему. Когда я закончила школу, то на своей первой работе занималась тем, что разрабатывала модели новых защитных устройств для реконструированных старых зданий. Но те модели уже устарели, а ведь это было не так уж давно. Тогда главной задачей защиты было — остановить и спугнуть незваного гостя, сейчас же защита, как правило, двухступенчатая: если первая ступень не остановила, вторая — должна убить. Это противозаконно, но все, у кого есть достаточно средств, пользуются только такими средствами. Марджи, скажи, что я тебе еще не показала? Не лезь в книгу, ты ее испачкаешь. Напряги извилины — какую главную часть норы я не показала тебе?
Она что, и вправду хочет, чтобы я сказала?
— По-моему, ты показала мне все… Даже основной блок энергоснабжения!
— Ну, подумай, родная. Представь, что дом наверху взорван. Или что он полон незванных гостей… Ну хотя бы, что полиция обыскивает каждый закуток — ищут тебя и Джорджа. Что тогда нужно иметь здесь?
— Ну… У каждого, кто живет под землей — лисиц там, зайцев, кротов, — должен быть запасной выход, да?
— Умница! Где он?
Я притворилась, что стараюсь отыскать его. На самом деле из-за подсознательного рефлекса, привитого специальными тренировками («Не расслабляйся ни на секунду в закрытом помещении, пока не нашла способ выбраться»), я давно уже нашла его.
— По идее он должен быть напротив основного входа, то есть туннеля, а значит… Я думаю, он внутри этого шкафа. Да?
— Не знаю, то ли поздравлять тебя, то ли как следует подумать, как бы его спрятать получше. Ты права — внутри шкафа и сразу налево. Свет зажжется от тепла твоего тела, как и в туннеле — система питания автономная и, по-моему, ее хватит на всю жизнь. Но на всякий случай стоит захватить с собой фонарь — ты знаешь, где он лежит, — потому что этот туннель довольно длинный. Он выходит наружу далеко от дома, в небольшой рощице, там, где густые заросли кустарника. Замаскированная дверь, хоть она и тяжелая, открывается легко. Вот так…
— Здорово сделано, но… Слушай, Жанет, а что если кто-то найдет этот вход снаружи и войдет? Хотя бы я, а? В конце концов, я ведь посторонняя.
— Ты не посторонняя. Ты наша старая подруга, с которой мы просто недавно познакомились. Но ты права, кто-то может случайно найти запасной выход, несмотря на то, что он хорошо замаскирован. Тогда… Первое: жуткий вой сирены по всему дому, и мы, не спускаясь вниз, просмотрим каждый метр туннеля на экране одного из мониторов. Далее, мы кое-что предпримем — слезоточивый газ, например. Но если в это время нас не будет дома, то мне, честно говоря, останется лишь посочувствовать Жану и Джорджу.
— Почему?
— Потому что сочувствовать мневряд ли придется — я сошлюсь на внезапное женское недомогание. Мне не очень улыбается избавляться от мертвецов, особенно если тело пролежало уже несколько дней… Брр-р-р.
— А-а… Понятно.
— Но тело не будет мертвым, если у его владельца останется хоть одна извилина. Вспомни, что я тебе говорила, Мардж, я же профессиональный специалист по защитным устройствам — по современным, то есть двухступенчатым. Допустим, кто-то добрался до этой двери и просунул свои когти внутрь — нет, он пока еще живой. Если это кто-то из нас — вряд ли, но в принципе возможно, — он легко дотянется до потайного выключателя, и защита не сработает. Я покажу тебе, где он находится… Если же это незваный гость, он увидит загоревшуюся надпись на двери: «Частная собственность — держись подальше!» Допустим, он плюнет на это и проходит дальше метров пять — раздается голос, предупреждающий, что дом под активной защитой. Кретин продолжает идти вперед… Вой сирен, красный свет слепит ему глаза. Он идет дальше? Что ж, бедным Жану и Джорджу придется вытаскивать из туннеля груду вонючего тряпья — только не наружу и не в дом. Если кто-то покончит с собой, стараясь прорваться сквозь нашу «защиту», тело его никогда не найдут, он просто исчезнет. Хочешь узнать, каким образом?
— Совсем не хочу. Я уверена, что я не из тех, «кому следует ознакомиться». — (Замаскированный боковой туннель, Жанет, и — в конце его известковая яма… Интересно, сколько тел ужетам? Жанет, ты вся такая нежная, как утренний туман, но если кто-то и выживет в эти сумасшедшие годы, ты будешь среди них. Ума и осторожности тебе не занимать, и наивна ты не больше, чем Мария Медичи.)
— И я так думаю. Хочешь посмотреть что-нибудь еще?
— Вряд ли, Жанет. Тем более, что скорее всего я никогда не воспользуюсь этим чудным убежищем. Возвращаемся?
— Попозже. — Она подошла ближе и положила руки мне на плечи. — Так что ты мне там прошептала на ухо?
— По-моему, ты слышала.
— Да. Я слышала. — С этими словами она притянула меня к себе и…
На терминале, стоящем у стола, зажглась надпись: «Ленч готов!» Жанет с отвращением взглянула на экран и, вздохнув, сказала:
— Тупая машина. Всю малину изгадила…
13
Ленч был великолепен. Вокруг огромной супницы с подогревом расположились холодные закуски: маринованные огурцы, сыр нескольких сортов, хлеб, соленья, орехи, маслины, сельдерей и чуть поодаль — хлебные корочки, натертые чесноком. Джордж склонился над супом с торжественностью метрдотеля и разлил его по глубоким тарелкам. Когда я уселась за стол, Жан повязал мне на шею огромную салфетку и посоветовал:
— Приступай как можно скорее. И не стесняйся чавкать по-свински.
Я попробовала суп и кивнула:
— Так и сделаю. — Потом повернулась к хозяйке и добавила: — Жанет, ты, наверно, придумывала этот суп весь вчерашний день.
— Ничуть не бывало, — возразила Жанет. — Он был завещан Джорджу его прапрабабкой.
— Ну, не надо преувеличивать, — вмешался Джордж, моя покойная матушка, упокой Господь ее душу, — начала варить его в тот год, когда я родился. Моя старшая сестра всю жизнь мечтала унаследовать рецепт, но она вышла замуж за недостойного — британского канадца, естественно, — и поэтому рецепт отошел ко мне. Я стараюсь следовать традициям, но все же… Думаю, и вкус, и букет были лучше, когда его готовила покойная маман.
— Я в этих вещах не разбираюсь, — пожала я плечами, — но ручаюсь, этот суп не имеет никакого отношения к консервам.
— Я начала варить его на прошлой неделе, — сказала Жанет, — но Джордж отогнал меня от плиты и следил за ним сам. Он понимает в супах больше, чем я.
— Я вообще ничего не понимаю в супе, я просто ем его, и… надеюсь в супнице есть еще.
— Кажется, нет, — сказал Джордж, — но мы можем сварить. Правда свежего мяса, по-моему, нет, но наловим мышей…
— Что там свежего в новостях? — перебила его Жанет.
— А как же твое правило? «Только не за едой», а?
— Жан, любимый, уж кто-кто, а ты должен прекрасно знать, что мои правила распространяются на всех, кроме меня самой.
— В общем, без перемен. Об убийствах больше ни слова. Если и появились какие-нибудь новые охотники взять на себя весь происшедший кошмар, наше заботливое правительство решило не уведомлять нас об этом. Господи, как же я ненавижу эту логику — «Папочка лучше знает»! «Папочка» незнает, иначе мы бы не очутились по уши в том дерьме, в котором торчим сейчас. Это лишь подтверждает, что мы не знаем ничего, и мне по этому поводу так и хочется пристрелить кого-нибудь.
— По-моему этого уже было достаточно. Или ты намерен записаться в Ангелы Господни?
— Улыбайся, когда говоришь такие вещи. Или хочешь, чтобы у тебя распухла губа?
— Вспомни последний раз, когда ты хотел выпороть меня. Что из этого вышло?
— Именно поэтому я и сказал «губа»?
— Дорогой, я закажу для тебя успокоительную микстуру… Поверь, мне очень жаль, что ты так расстроен. Мне тоже это не нравится, но я не вижу другого выхода, кроме как выкинуть все это из головы.
— Жанет, ты иногда бываешь разумна до невозможности. Что действительно выводит меня из себя, так это — огромная черная дыра во всех сообщениях… И я не вижу никакого объяснения этому.
— Чему?
— Международным корпорациям. Все новости касались только территориальных государств, и ни слова — о корпоративных. А между тем, всякому, кто умеет считать до десяти, ясно, на чьей стороне сегодня настоящая власть. Что, эти обормоты не в курсе?
— Старина, — мягко сказал Джордж, — может быть, именно поэтому корпоративные государства и не объявлялись мишенями?
— Да, но… — Жан пожал плечами и уставился в свою тарелку.
— Жан, — сказала я, — помнишь тот день, когда мы впервые встретились? Ты объяснил, что не существует способа ударить по корпорациям — говорил еще в Ай-би-эм и России.
— Приступай как можно скорее. И не стесняйся чавкать по-свински.
Я попробовала суп и кивнула:
— Так и сделаю. — Потом повернулась к хозяйке и добавила: — Жанет, ты, наверно, придумывала этот суп весь вчерашний день.
— Ничуть не бывало, — возразила Жанет. — Он был завещан Джорджу его прапрабабкой.
— Ну, не надо преувеличивать, — вмешался Джордж, моя покойная матушка, упокой Господь ее душу, — начала варить его в тот год, когда я родился. Моя старшая сестра всю жизнь мечтала унаследовать рецепт, но она вышла замуж за недостойного — британского канадца, естественно, — и поэтому рецепт отошел ко мне. Я стараюсь следовать традициям, но все же… Думаю, и вкус, и букет были лучше, когда его готовила покойная маман.
— Я в этих вещах не разбираюсь, — пожала я плечами, — но ручаюсь, этот суп не имеет никакого отношения к консервам.
— Я начала варить его на прошлой неделе, — сказала Жанет, — но Джордж отогнал меня от плиты и следил за ним сам. Он понимает в супах больше, чем я.
— Я вообще ничего не понимаю в супе, я просто ем его, и… надеюсь в супнице есть еще.
— Кажется, нет, — сказал Джордж, — но мы можем сварить. Правда свежего мяса, по-моему, нет, но наловим мышей…
— Что там свежего в новостях? — перебила его Жанет.
— А как же твое правило? «Только не за едой», а?
— Жан, любимый, уж кто-кто, а ты должен прекрасно знать, что мои правила распространяются на всех, кроме меня самой.
— В общем, без перемен. Об убийствах больше ни слова. Если и появились какие-нибудь новые охотники взять на себя весь происшедший кошмар, наше заботливое правительство решило не уведомлять нас об этом. Господи, как же я ненавижу эту логику — «Папочка лучше знает»! «Папочка» незнает, иначе мы бы не очутились по уши в том дерьме, в котором торчим сейчас. Это лишь подтверждает, что мы не знаем ничего, и мне по этому поводу так и хочется пристрелить кого-нибудь.
— По-моему этого уже было достаточно. Или ты намерен записаться в Ангелы Господни?
— Улыбайся, когда говоришь такие вещи. Или хочешь, чтобы у тебя распухла губа?
— Вспомни последний раз, когда ты хотел выпороть меня. Что из этого вышло?
— Именно поэтому я и сказал «губа»?
— Дорогой, я закажу для тебя успокоительную микстуру… Поверь, мне очень жаль, что ты так расстроен. Мне тоже это не нравится, но я не вижу другого выхода, кроме как выкинуть все это из головы.
— Жанет, ты иногда бываешь разумна до невозможности. Что действительно выводит меня из себя, так это — огромная черная дыра во всех сообщениях… И я не вижу никакого объяснения этому.
— Чему?
— Международным корпорациям. Все новости касались только территориальных государств, и ни слова — о корпоративных. А между тем, всякому, кто умеет считать до десяти, ясно, на чьей стороне сегодня настоящая власть. Что, эти обормоты не в курсе?
— Старина, — мягко сказал Джордж, — может быть, именно поэтому корпоративные государства и не объявлялись мишенями?
— Да, но… — Жан пожал плечами и уставился в свою тарелку.
— Жан, — сказала я, — помнишь тот день, когда мы впервые встретились? Ты объяснил, что не существует способа ударить по корпорациям — говорил еще в Ай-би-эм и России.