Страница:
– Смотри-ка, у них даже свой сайт есть.
– И какой же – www.diarrhea.com?[26]
На мое остроумие Лекс ответил лишь едва заметным взмахом ресниц. Его заботил более серьезный вопрос.
– Интересно, а навынос они торгуют?
Наши взгляды встретились. Последовала краткая пауза.
– Что-нибудь типа фаршированных блинчиков, жареного риса и острых креветок, – облизнулась я. – Подожду в машине на тот случай, если бесплатному такси вздумается уехать без нас.
Ресторан управился быстрее, чем таксист. Когда водила наконец вернулся с видом человека, которому объявили помилование, мы уже вовсю сравнивали достоинства английских и американских китайских забегаловок.
– Мне нравятся коробочки, куда они все упаковывают, – восторженно говорила я, жуя блинчик, пока водитель усаживался на сиденье.
Мы быстро запихивали в рот еду, чтобы наша одежда не превратилась в произведение художника-абстракциониста, когда машина рванет с места.
– Все нормально, приятель? – спросил Лекс.
– Ага. Вы уж извините. Знаете, как бывает. Когда приспичит, то уж приспичит.
– Точно, – сочувственно сказал Лекс и принялся рассказывать анекдот, как кое-кому приспичило в пабе, где были длинные очереди в туалет.
Водитель время от времени понятливо хмыкал. Они с Лексом так дружески болтали, что я на мгновение лишилась дара речи, когда таксист затормозил у моего дома и объявил:
– Пятнадцать баксов.
Из столбняка меня вывела лишь мысль, что Лекс сейчас заплатит, а потом весь вечер будет скулить по этому поводу. В таких делах мужчины – жалкие мокрицы.
– Еще чего! – твердо сказала я, быстро приходя в себя. – Вы заставили нас ждать по меньшей мере десять минут, но даже если бы мы не останавливались, то все равно слишком много. Три доллара.
– Три бакса! Ни хрена себе! Двенадцать.
– Четыре.
– Десять.
– Пять, и это мое последнее предложение. В противном случае мой друг опустошит коробочки с едой на сиденье.
Водитель пробормотал что-то подозрительно похожее на «С-сука хренова», и нажал на какую-то кнопку. Счетчик отпечатал чек, и искусственная дебилка снова затарахтела:
– Привет, это опять Джоан. Не забудьте забрать свои вещи и взять у водителя чек. Вы не дадите мне знать, когда подъедем к могиле Кэри Гранта? У меня с ним свидание!
– И вовсе не смешно, – сказала я, вручая водителю бумажку.
Таксист рванул еще до того, как Лекс вылез из машины. Китайская еда чуть не упала, слава богу, я вовремя ее подхватила. Впрочем, последними смеялись мы: такси унеслось прочь, помахивая открытой задней дверцей.
– Скотина, – сердито сказал Лекс, смущенный тем, что едва не грохнулся на асфальт.
– Интересно, этот идиот остановится, чтобы закрыть дверцу? – задумчиво спросила я, глядя, как такси разворачивается и уносится в центр города. Возможно, шофер рассчитывал, что от такого маневра дверца закроется сама. Если так, то он ошибся; произошло как раз обратное.
– Господи! – простонал Лекс.
– Знаю. Еще один чокнутый таксист в моем списке.
Но Лекс смотрел вовсе не на такси. Он только что увидел швейцара в фуражке и с блестящими пуговицами, который поджидал нас у подъезда.
Я хмыкнула и взмахнула рукой:
– Добро пожаловать в мой мир! Смотри, тут даже навес есть. – Я направилась к подъезду. – Тут тебе не Ист-Виллидж, мой мальчик.
– Ааа! Ааа! Черт! – Лекс ударился об ограждение так, как расплющивается о стену персонаж мультфильма.
– Боже, Лекс, – неодобрительно сказала я. – Возьми себя в руки. Это был просто вираж… ой… аааааа…
Чтобы не упасть, я ухватилась за ограждение. Тут же к ногам моим с рыком кинулась маленькая собачонка. К счастью, от псины меня отделял толстый слой пластика, и если тварь вознамерилась меня укусить, то наверняка сломает зубы. На что я очень рассчитывала. Но собачье отродье тявкнуло в последний раз и засеменило прочь, позвякивая миниатюрным колокольчиком. Я проводила ее гневным взглядом. Верхний Вест-Сайд просто наводнен такими собачонками – избалованные комки шерсти с языками цвета малинового шербета, семенящие на острых птичьих коготках. Выгуливают их представительные дамы в пальто из свалявшейся шерсти – полное впечатление, будто пальто пошили из целого стада всех тех же чихуахуа.
– Эй! – окликнула нас Ким. Расставив руки, она непринужденно выписывала широкие круги. – Ребята, вы весь день будете цепляться за эту штуку?
– У меня отлично получается, – надменно сказала я, отпуская ограждение и отталкиваясь роликом. И тут же споткнулась. – Вот черт! Тут главное сдвинуться с места.
– Мне ботинки жмут, – заскулил Лекс.
– Да ладно тебе, Лекс! – захохотала Ким. – В магазине ты говорил, что они тебе велики. Держись за меня.
Ким выписала пируэт и милостиво протянула ему руку. Приоткрыв рот, я следила за ее маневрами. Моя подруга нашла новый способ передвижения, плавный, как течение воды.
– Отлично смотришься, – с завистью вздохнула я.
Ким уже скользила вперед, увлекая за собой Лекса. Он позволял тащить себя, сияя от удовольствия.
– Нужен совсем другой подход, – сказала Ким и посмотрела на Лекса. – Ты в норме? – Тот кивнул. – Смотри, – продолжила она, отпуская его. – Большинство новичков на коньках слишком зажимаются, потому что волнуются. Но в этом случае падение неизбежно. Надо расслабиться, чуть расставить ноги, расправить плечи. Смотрите.
Непринужденно оттолкнувшись, Ким взмахнула руками и заскользила, словно птица, поймавшая поток ветра.
– Видите, где у меня руки? – крикнула она. Руки покачивались подобно крыльям. – А теперь глядите, что произойдет, если их прижать. – Она продемонстрировала, как мы с Лексом прижимаем согнутые локти к бокам. – Вы вяжете себя в узел. Надо освободиться. – Она снова закружилась на месте с изяществом профессиональной фигуристки, руки от быстрого вращения снова разлетелись в стороны. – Руки помогают держать равновесие.
Я оттолкнулась, на этот раз более удачно, и заскользила к ней, дав рукам свободу.
– Вот так! – обрадованно крикнула Ким. – Работай ими, работай!
Я доехала до статуи Элеоноры Рузвельт и остановилась прямо перед булыжным окружением постамента. Тормозить я научилась довольно быстро: надо только поднять носок, чтобы нажался рычажок на задней части ботинка. Потом снова оттолкнулась и устремилась обратно. Держа Лекса за руки, Ким описывала вокруг него круги, заставляя его двигаться следом. Казалось, будто они кружатся в танце – контрданс на роликах. Наверное, в Нью-Йорке можно встретить и такое. Чего только не бывает в городе, где есть садо-мазохистский кабачок и ресторан, где вся обслуга – близнецы.
Чтобы отдышаться, я плюхнулась на скамейку. Лекс еще немного спотыкался, но с каждым шагом двигался все уверенней. На Ким были черные лосины и дутая черная куртка, доходившая лишь до пояса: полная боевая готовность. Стройное и крепкое тело спортсменки. Рядом Лекс с его мешковатыми джинсами и многослойными футболками выглядел неудачником-коммивояжером. Я еще раз изумилась, насколько все же изменилась Ким. Постепенно новый образ подруги накладывался на старый – как новая картина, написанная поверх старого полотна. От прежней Ким остались лишь смех, да характерный взмах головой.
Мы катались по Риверсайд-драйв – широкой тенистой набережной, уходившей к окраине Манхэттена. Прямо передо мной плавно сбегал к Гудзону травянистый склон. Стоял прекрасный день, ясный и бодрящий, солнце блестело на сочной зелени, выбивало искры из каменных дорожек. Чуть дальше, едва видимая за гребнем небольшого склона, ослепительно сверкала река; малейшая волна или рябь вспыхивали на солнце тысячей стеклянных осколков. Внизу, у статуи, рабочий устанавливал микрофон и пару динамиков.
– Спустимся к реке? – предложила Ким. – Ты ведь справишься с уклоном, Сэм?
– Наверное, – с сомнением ответила я, глядя на длинную каменную дорожку, которая, изгибаясь, уходила в короткий подземный переход.
– Лекс, сейчас поедем вниз, – предупредила Ким. – Главное помни: если задрать носок ботинка, то сразу остановишься.
Лекс уже всецело доверял Ким. Он кивнул, тяжело сглотнул и последовал за ней. Я потренировалась с тормозами и тоже устремилась вниз.
– Ух ты! – завопила я, проскакивая сквозь подземный переход.
На другой стороне был еще один спуск, доходивший до самой реки, и я бросилась дальше, наслаждаясь парением. Вот и последний поворот. Впереди раскинулась река – такая широкая, что Нью-Джерси лишь едва виднелся на том берегу. Сверкая на солнце, плясали крохотные суденышки. Идиллия. Более сильного контраста с чадящими машинами за нашей спиной и не вообразишь. Парусные суда слегка колыхались на прохладном октябрьском ветру. Небо было белесым, как выцветшая джинса, свет лился сверху, словно из гигантской жемчужины.
Из безмятежного расположения духа меня вывел оглушительный грохот. Я неуклюже развернулась и увидела, что Лекс рухнул на финишной прямой, а Ким растянулась поверх него.
– Господи! С вами все в порядке?
Ким весело посмеивалась. Лекс выглядел слегка осоловевшим.
– Ты видела? – сказала Ким, продолжая лежать. – Лекса так развернуло, он слишком резко затормозил…
– Поворот на ручном тормозе, – пробормотал Лекс, потирая лоб.
– …и его так закрутило, что я не смогла удержать…
– Прости, что потянул тебя за собой, – извинился Лекс. – Я просто не смог выпустить твою руку – она все равно что спасательный пояс.
– Наверное, я все-таки тебя придержала. И не дала свалиться в реку.
– Во всяком случае, у тебя получилась мягкая посадка. – Лекс похлопал себя по животу. – На мое брюхо.
– Все можно исправить в спортзале, – улыбнулась Ким. – Как-нибудь возьму тебя с собой.
– Эй, вы еще здесь?
Они так увлеклись, что забыли о моем присутствии. А Ким, похоже, очень нравилось валяться на плюшевом Лексе. Во всяком случае, вставать она не торопилась. Очевидно, с прошлого вечера она изменила о нем мнение, и больше не считает его Душителем с Земляничной поляны. А может, все дело в мальчишеском обаянии?
Я даже немного обиделась. Ким вообще-то моя подруга, мы не виделись десять лет, а она предпочла меня какому-то спотыкающемуся мужику, которого еще вчера подозревала в недобрых замыслах против моего горла. Ну да, Лекс выдержал суровое испытание, явившись при свете дня. Но всему же есть свои пределы.
– Эй, Ким, – заорала я, – тебе руку подать, или ты так и будешь валяться до вечера?
Надо отдать ей должное – Ким немного смутилась.
– Ладно, идем, – сказала она, с легкостью вскакивая на ноги.
– Лекс, сам проверишь, что себе сломал, или Ким тебя пощупает? Думаю, она с радостью.
Ким злобно посмотрела на меня.
– Как и полагается заботливому наставнику, – сгладила я впечатление. – Давай же, вставай! Я хочу посмотреть парусники.
У бухты, где на волнах покачивались яхты, проходил какой-то праздник. Вдоль причала выстроились два ряда тыкв, их ярко-оранжевые бока факелами горели на солнце. На дальнем конце пирса собралась небольшая толпа. Мы сняли ролики и перекинули их через плечо, чтобы без помех спуститься на пирс и посмотреть, что там происходит. У причала стоял большой парусник, палуба которого была завалена тыквами. Над оранжевыми шарами крыльями бились на ветру белые паруса. Все детали судна были выкрашены в темно-синий цвет, а бухты волосатых канатов, лежавшие на досках, выгорели на солнце до белесо-песчаного цвета. На их фоне оранжево пылали тыквы – единственное яркое пятно. Мы гуськом взошли по трапу и ступили на палубу. Она мягко покачивалась под ногами.
– Судно принадлежит местной благотворительной организации, – сказала Ким, читая листовку, которую ей кто-то сунул. – Детей из неимущих семей учат обращаться с парусами.
– Очень пригодится в дальнейшей жизни, – язвительно заметила я.
Ким ткнула меня в затылок:
– А я думала, циничнее меня нет никого на свете.
– Девушки, ходите купить тыкву? – спросил один из матросов.
Это был высокий парень, загорелый и крепкий, с короткими светлыми волосами и тонкой сетью морщинок, разбегавшихся от уголков синих-пресиних глаз. Я прищурилась.
– Нет, спасибо, – голос Ким был полон сожаления.
– Хэллоуин скоро! – не унимался блондин. – Пригодится!
– Мы только что научились управляться с этими штуками, – я показала ролики. – А с тыквой под мышкой не очень-то устоишь на ногах.
Он развел руками.
– Тогда приходите пешком, – предложил он. – Мы еще долго здесь будем.
– Обязательно!
Мы с Ким сверкнули глупыми улыбками. Я помахала матросу, и мы сошли по трапу на твердую землю.
– Ну и позер! – угрюмо сказал Лекс.
– Зато какой красавчик, – возразила я. – Вы, мужики, почему-то не любите красивых.
– Да он просто мудак, – упорствовал Лекс. – Притом назойливый.
– Да ладно тебе, Лекс, не кипятись.
– Ты видела, какие у него синие глаза? – мечтательно спросила Ким.
Лекс хмыкнул и покатил прочь. Легко и непринужденно. Мы с Ким потрясенно уставились ему вслед.
– Вы только посмотрите! – весело крикнул он.
Мы зааплодировали. Он развернулся и поклонился.
– Похоже, тебя надо почаще злить, – рассмеялась Ким.
– В ярости я катаюсь лучше. Эй, а что это там?
На зеленом пригорке сидела кучка хиппи. К дереву за их спиной была прибита табличка:
«Бесплатный суп! Только из натуральных органических ингредиентов. Попробуйте и убедитесь. Совершенно бесплатно!»
– Наверное, я очень испорченная, но такие надписи вызывают у меня изжогу.
– Знаю, – подхватила Ким. – неплохой способ распознать городских циников.
– Бесплатный суп! – бодро крикнул Лекс, которому было плевать на нашу социологию. – Пойду попробую!
И он покатил в сторону холма.
– Какой наш Лекс милый и непосредственный, правда? – ядовито заметила я. – Настоящий младенец.
– Мне он и в самом деле начинает нравиться, – согласилась Ким, не заметив иронии. – В Нью-Йорке всем парням надо одного – трахнуть тебя. А трахнув, смываются. Здешние мужики боятся серьезных отношений. Но Лекс кажется вполне искренним.
– Просто у него своя метода охоты на девушек.
Ким вздохнула:
– А он мне все равно нравится.
– Но куда подевались твои мрачные подозрения?
– Я просто не представляю его в роли безумного душителя, а ты?
– А я никогда и не представляла.
– Ким! Помоги!
Лекс застрял на полпути к вершине холма и теперь, чтобы не соскользнуть вниз, отчаянно цеплялся за дерево. Он остервенело перебирал ногами пытаясь удержать равновесие. Ким бросилась на выручку.
Я глубоко вздохнула, припомнила слова Ким, что ехать вверх гораздо легче, чем вниз, и тоже устремилась на пригорок. Я не сразу поняла, что надо двигать конечностями, словно конькобежец во время забега: размахивать руками и энергично отталкиваться ногами. До походной кухни с бесплатным супом я добралась, намного опередив Лекса, который отчасти своим ходом, отчасти подталкиваемый Ким (посредством довольно чувствительных ударов под задницу) присоединился ко мне, задыхающийся и разгоряченный.
Люди, собравшиеся вокруг котла с супом, явно принадлежали к новому поколению хиппи. Они напомнили мне Алису, бывшую подружку Тома – ту самую, что бросила его в Индии ради американца с проблематичной бороденкой. Только Алиса, как и полагается социальным работникам, вечно ходит с кислой мордой – бремя мировых проблем давит ее, бедную. А этот народ не выглядел бы умиротворенней, даже если бы потреблял коктейли из «прозака» и «темазепама». На них были бесформенные штаны с завязочками на поясе и связанные вручную мешковатые свитера из собачьей шерсти, а шампунь с ополаскивателем они, видимо, считали декадентским изобретением двадцатого века.
Мы встали в очередь за супом. Идея, что кто-то что-то раздает бесплатно, все еще с трудом доходила до моего сознания. Парень, разливавший суп, одарил меня ангельской улыбкой. Чтобы разглядеть котел, ему пришлось откинуть с лица сальные космы.
– Натуральные овощи, – сообщил он. – Мы сами их выращиваем.
– Так вы их продаете? – радостно спросила я, решив, что нашла подвох.
– Нет. Мы только варим из них суп.
Еще одна ангельская улыбка. Какое разочарование!
– Вот что тебе следует делать, Лекс, – назидательно сказала я, присоединясь к Ким и Лексу, которые уже вовсю потягивали супец из бумажных чашек. – Раздавай в галерее свои творения бесплатно. Ажиотаж гарантирован.
Лекс задумчиво посмотрел на меня.
– А что я тогда буду продавать?
– А ты запиши процесс на видео, а потом сбывай по пять тысяч долларов за эпизод. Ведь есть же девица, которая продает видеозаписи своих друзей в дурацких одеждах. Продать можно все. Хоть дерьмо художника в банке.
– Дерьмо в банке? – встрепенулся Лекс.
– Уже было, невежда. Давным-давно.
– Ну, то видео, о котором ты говоришь, было сделано замедленной съемкой. И камера поворачивалась по кругу, на 360 градусов.
– Ну да, и потому эта пофигень превратилась в искусство. Так и знала, что там дело нечисто.
– А суп вкусный, – разочарованно протянула Ким.
– А ты думала, там будут плавать какашки?
– Да нет, дело не в супе. Наверное, я подспудно предполагала, что и вы принадлежите к новой волне британского искусства. Вы ведь искусством занимаетесь, да?
– Это Лекс принадлежит к новой волне. Он модный. А я творю настоящие вещи.
Лекс ощерился.
– Ты что же – насмехаешься над нами?
– А то. Вы в своей тусовке заключили что-то вроде молчаливого договора, чтобы никто не проронил ни слова о новом платье короля.
– А мне понравилась акула, – быстро вставила Ким. – Та, что в формальдегиде.
– На примитивном уровне первые пять минут она привлекает внимание, – признала я. – А потом – это просто дохлая акула.
– Тебе вообще что-нибудь нравится из нового искусства? – сердито спросил Лекс.
– Марк Куинн, – тотчас ответила я. – Кровавая голова. Не видела? Марк понемногу выкачивал из себя кровь, пока не набралось достаточно, чтобы заполнить слепок его головы. Затем всю эту кровищу он заморозил и положил в стеклянный ящик. Снаружи бледная ледяная корка, а под ней кровь – очень красиво и страшно.
– Так и знала, что тебе нравится что-то подобное, – улыбнулась Ким. – Варвар всегда варвар.
– Тебе виднее. – Я наконец распробовала суп. – М-м, вкуснятина! Как они смеют раздавать такое бесплатно! Это противоречит всем моим представлениям о человеческой сути.
– Может, хиппи и в самом деле счастливее нас.
– Прикуси язык, – предупредила я. – Или я сама тебе его прикушу.
Судя по выражению лица, Ким меня послушалась. Только смотрела она на дорожку вдоль берега. И Лекс смотрел туда же. Он вскинул руку в приветствии. По зеленому склону к нам карабкался человек.
– А он что здесь делает? – с тихой яростью спросила Ким.
– Я ему позвонил, – безмятежно ответил Лекс. – Сказал, куда мы собираемся. Он ответил, что, возможно, разыщет нас.
Человек находился уже совсем рядом. Среднего роста, худой как скелет, с резко выступающими подбородком и носом, волосы собраны в хвостик. Широкие рабочие штаны с глубокими карманами на уровне колен болтались на узких бедрах, заляпанная футболка выглядела совсем ветхой. У пояса покачивалась серебряная цепочка. Узкое лицо и близко посаженые глаза делали незнакомца почти уродом, но от него исходила мощная энергия. Один мой приятель, славящийся точными характеристиками, без колебаний сказал бы, что этот парень умеет по-настоящему грязно трахаться.
Ким молчала. Краешком глаза я видела, что она замерла. Меня разбирало любопытство; да и незнакомец вел себя настороженно, сознавая щекотливость ситуации. Только Лекс выглядел довольным. Как младенец.
– Лео! Рад тебя видеть, старик!
Я впилась взглядом в человека. Так вот он каков, знаменитый Лео. Наркоман, любитель серебряных цепочек и, возможно, грязный трахатель впридачу. Какие достоинства у него еще в запасе?
Неужели на Ким так подействовало отрицательное обаяние Лео? Тогда понятно, откуда эта холодность. От подруги веяло просто арктическим холодом – хватило бы охладить целую секцию в супермаркете. Итак, что мы имеем?
Один молодой британский художник, восторженный как двухмесячный щенок.
Один распутный наркоман.
Один морозильник в облике человека.
Я.
Интересно, что забавного готовят нам следующие несколько минут?
Глава пятнадцатая
– И какой же – www.diarrhea.com?[26]
На мое остроумие Лекс ответил лишь едва заметным взмахом ресниц. Его заботил более серьезный вопрос.
– Интересно, а навынос они торгуют?
Наши взгляды встретились. Последовала краткая пауза.
– Что-нибудь типа фаршированных блинчиков, жареного риса и острых креветок, – облизнулась я. – Подожду в машине на тот случай, если бесплатному такси вздумается уехать без нас.
Ресторан управился быстрее, чем таксист. Когда водила наконец вернулся с видом человека, которому объявили помилование, мы уже вовсю сравнивали достоинства английских и американских китайских забегаловок.
– Мне нравятся коробочки, куда они все упаковывают, – восторженно говорила я, жуя блинчик, пока водитель усаживался на сиденье.
Мы быстро запихивали в рот еду, чтобы наша одежда не превратилась в произведение художника-абстракциониста, когда машина рванет с места.
– Все нормально, приятель? – спросил Лекс.
– Ага. Вы уж извините. Знаете, как бывает. Когда приспичит, то уж приспичит.
– Точно, – сочувственно сказал Лекс и принялся рассказывать анекдот, как кое-кому приспичило в пабе, где были длинные очереди в туалет.
Водитель время от времени понятливо хмыкал. Они с Лексом так дружески болтали, что я на мгновение лишилась дара речи, когда таксист затормозил у моего дома и объявил:
– Пятнадцать баксов.
Из столбняка меня вывела лишь мысль, что Лекс сейчас заплатит, а потом весь вечер будет скулить по этому поводу. В таких делах мужчины – жалкие мокрицы.
– Еще чего! – твердо сказала я, быстро приходя в себя. – Вы заставили нас ждать по меньшей мере десять минут, но даже если бы мы не останавливались, то все равно слишком много. Три доллара.
– Три бакса! Ни хрена себе! Двенадцать.
– Четыре.
– Десять.
– Пять, и это мое последнее предложение. В противном случае мой друг опустошит коробочки с едой на сиденье.
Водитель пробормотал что-то подозрительно похожее на «С-сука хренова», и нажал на какую-то кнопку. Счетчик отпечатал чек, и искусственная дебилка снова затарахтела:
– Привет, это опять Джоан. Не забудьте забрать свои вещи и взять у водителя чек. Вы не дадите мне знать, когда подъедем к могиле Кэри Гранта? У меня с ним свидание!
– И вовсе не смешно, – сказала я, вручая водителю бумажку.
Таксист рванул еще до того, как Лекс вылез из машины. Китайская еда чуть не упала, слава богу, я вовремя ее подхватила. Впрочем, последними смеялись мы: такси унеслось прочь, помахивая открытой задней дверцей.
– Скотина, – сердито сказал Лекс, смущенный тем, что едва не грохнулся на асфальт.
– Интересно, этот идиот остановится, чтобы закрыть дверцу? – задумчиво спросила я, глядя, как такси разворачивается и уносится в центр города. Возможно, шофер рассчитывал, что от такого маневра дверца закроется сама. Если так, то он ошибся; произошло как раз обратное.
– Господи! – простонал Лекс.
– Знаю. Еще один чокнутый таксист в моем списке.
Но Лекс смотрел вовсе не на такси. Он только что увидел швейцара в фуражке и с блестящими пуговицами, который поджидал нас у подъезда.
Я хмыкнула и взмахнула рукой:
– Добро пожаловать в мой мир! Смотри, тут даже навес есть. – Я направилась к подъезду. – Тут тебе не Ист-Виллидж, мой мальчик.
– Ааа! Ааа! Черт! – Лекс ударился об ограждение так, как расплющивается о стену персонаж мультфильма.
– Боже, Лекс, – неодобрительно сказала я. – Возьми себя в руки. Это был просто вираж… ой… аааааа…
Чтобы не упасть, я ухватилась за ограждение. Тут же к ногам моим с рыком кинулась маленькая собачонка. К счастью, от псины меня отделял толстый слой пластика, и если тварь вознамерилась меня укусить, то наверняка сломает зубы. На что я очень рассчитывала. Но собачье отродье тявкнуло в последний раз и засеменило прочь, позвякивая миниатюрным колокольчиком. Я проводила ее гневным взглядом. Верхний Вест-Сайд просто наводнен такими собачонками – избалованные комки шерсти с языками цвета малинового шербета, семенящие на острых птичьих коготках. Выгуливают их представительные дамы в пальто из свалявшейся шерсти – полное впечатление, будто пальто пошили из целого стада всех тех же чихуахуа.
– Эй! – окликнула нас Ким. Расставив руки, она непринужденно выписывала широкие круги. – Ребята, вы весь день будете цепляться за эту штуку?
– У меня отлично получается, – надменно сказала я, отпуская ограждение и отталкиваясь роликом. И тут же споткнулась. – Вот черт! Тут главное сдвинуться с места.
– Мне ботинки жмут, – заскулил Лекс.
– Да ладно тебе, Лекс! – захохотала Ким. – В магазине ты говорил, что они тебе велики. Держись за меня.
Ким выписала пируэт и милостиво протянула ему руку. Приоткрыв рот, я следила за ее маневрами. Моя подруга нашла новый способ передвижения, плавный, как течение воды.
– Отлично смотришься, – с завистью вздохнула я.
Ким уже скользила вперед, увлекая за собой Лекса. Он позволял тащить себя, сияя от удовольствия.
– Нужен совсем другой подход, – сказала Ким и посмотрела на Лекса. – Ты в норме? – Тот кивнул. – Смотри, – продолжила она, отпуская его. – Большинство новичков на коньках слишком зажимаются, потому что волнуются. Но в этом случае падение неизбежно. Надо расслабиться, чуть расставить ноги, расправить плечи. Смотрите.
Непринужденно оттолкнувшись, Ким взмахнула руками и заскользила, словно птица, поймавшая поток ветра.
– Видите, где у меня руки? – крикнула она. Руки покачивались подобно крыльям. – А теперь глядите, что произойдет, если их прижать. – Она продемонстрировала, как мы с Лексом прижимаем согнутые локти к бокам. – Вы вяжете себя в узел. Надо освободиться. – Она снова закружилась на месте с изяществом профессиональной фигуристки, руки от быстрого вращения снова разлетелись в стороны. – Руки помогают держать равновесие.
Я оттолкнулась, на этот раз более удачно, и заскользила к ней, дав рукам свободу.
– Вот так! – обрадованно крикнула Ким. – Работай ими, работай!
Я доехала до статуи Элеоноры Рузвельт и остановилась прямо перед булыжным окружением постамента. Тормозить я научилась довольно быстро: надо только поднять носок, чтобы нажался рычажок на задней части ботинка. Потом снова оттолкнулась и устремилась обратно. Держа Лекса за руки, Ким описывала вокруг него круги, заставляя его двигаться следом. Казалось, будто они кружатся в танце – контрданс на роликах. Наверное, в Нью-Йорке можно встретить и такое. Чего только не бывает в городе, где есть садо-мазохистский кабачок и ресторан, где вся обслуга – близнецы.
Чтобы отдышаться, я плюхнулась на скамейку. Лекс еще немного спотыкался, но с каждым шагом двигался все уверенней. На Ким были черные лосины и дутая черная куртка, доходившая лишь до пояса: полная боевая готовность. Стройное и крепкое тело спортсменки. Рядом Лекс с его мешковатыми джинсами и многослойными футболками выглядел неудачником-коммивояжером. Я еще раз изумилась, насколько все же изменилась Ким. Постепенно новый образ подруги накладывался на старый – как новая картина, написанная поверх старого полотна. От прежней Ким остались лишь смех, да характерный взмах головой.
Мы катались по Риверсайд-драйв – широкой тенистой набережной, уходившей к окраине Манхэттена. Прямо передо мной плавно сбегал к Гудзону травянистый склон. Стоял прекрасный день, ясный и бодрящий, солнце блестело на сочной зелени, выбивало искры из каменных дорожек. Чуть дальше, едва видимая за гребнем небольшого склона, ослепительно сверкала река; малейшая волна или рябь вспыхивали на солнце тысячей стеклянных осколков. Внизу, у статуи, рабочий устанавливал микрофон и пару динамиков.
– Спустимся к реке? – предложила Ким. – Ты ведь справишься с уклоном, Сэм?
– Наверное, – с сомнением ответила я, глядя на длинную каменную дорожку, которая, изгибаясь, уходила в короткий подземный переход.
– Лекс, сейчас поедем вниз, – предупредила Ким. – Главное помни: если задрать носок ботинка, то сразу остановишься.
Лекс уже всецело доверял Ким. Он кивнул, тяжело сглотнул и последовал за ней. Я потренировалась с тормозами и тоже устремилась вниз.
– Ух ты! – завопила я, проскакивая сквозь подземный переход.
На другой стороне был еще один спуск, доходивший до самой реки, и я бросилась дальше, наслаждаясь парением. Вот и последний поворот. Впереди раскинулась река – такая широкая, что Нью-Джерси лишь едва виднелся на том берегу. Сверкая на солнце, плясали крохотные суденышки. Идиллия. Более сильного контраста с чадящими машинами за нашей спиной и не вообразишь. Парусные суда слегка колыхались на прохладном октябрьском ветру. Небо было белесым, как выцветшая джинса, свет лился сверху, словно из гигантской жемчужины.
Из безмятежного расположения духа меня вывел оглушительный грохот. Я неуклюже развернулась и увидела, что Лекс рухнул на финишной прямой, а Ким растянулась поверх него.
– Господи! С вами все в порядке?
Ким весело посмеивалась. Лекс выглядел слегка осоловевшим.
– Ты видела? – сказала Ким, продолжая лежать. – Лекса так развернуло, он слишком резко затормозил…
– Поворот на ручном тормозе, – пробормотал Лекс, потирая лоб.
– …и его так закрутило, что я не смогла удержать…
– Прости, что потянул тебя за собой, – извинился Лекс. – Я просто не смог выпустить твою руку – она все равно что спасательный пояс.
– Наверное, я все-таки тебя придержала. И не дала свалиться в реку.
– Во всяком случае, у тебя получилась мягкая посадка. – Лекс похлопал себя по животу. – На мое брюхо.
– Все можно исправить в спортзале, – улыбнулась Ким. – Как-нибудь возьму тебя с собой.
– Эй, вы еще здесь?
Они так увлеклись, что забыли о моем присутствии. А Ким, похоже, очень нравилось валяться на плюшевом Лексе. Во всяком случае, вставать она не торопилась. Очевидно, с прошлого вечера она изменила о нем мнение, и больше не считает его Душителем с Земляничной поляны. А может, все дело в мальчишеском обаянии?
Я даже немного обиделась. Ким вообще-то моя подруга, мы не виделись десять лет, а она предпочла меня какому-то спотыкающемуся мужику, которого еще вчера подозревала в недобрых замыслах против моего горла. Ну да, Лекс выдержал суровое испытание, явившись при свете дня. Но всему же есть свои пределы.
– Эй, Ким, – заорала я, – тебе руку подать, или ты так и будешь валяться до вечера?
Надо отдать ей должное – Ким немного смутилась.
– Ладно, идем, – сказала она, с легкостью вскакивая на ноги.
– Лекс, сам проверишь, что себе сломал, или Ким тебя пощупает? Думаю, она с радостью.
Ким злобно посмотрела на меня.
– Как и полагается заботливому наставнику, – сгладила я впечатление. – Давай же, вставай! Я хочу посмотреть парусники.
У бухты, где на волнах покачивались яхты, проходил какой-то праздник. Вдоль причала выстроились два ряда тыкв, их ярко-оранжевые бока факелами горели на солнце. На дальнем конце пирса собралась небольшая толпа. Мы сняли ролики и перекинули их через плечо, чтобы без помех спуститься на пирс и посмотреть, что там происходит. У причала стоял большой парусник, палуба которого была завалена тыквами. Над оранжевыми шарами крыльями бились на ветру белые паруса. Все детали судна были выкрашены в темно-синий цвет, а бухты волосатых канатов, лежавшие на досках, выгорели на солнце до белесо-песчаного цвета. На их фоне оранжево пылали тыквы – единственное яркое пятно. Мы гуськом взошли по трапу и ступили на палубу. Она мягко покачивалась под ногами.
– Судно принадлежит местной благотворительной организации, – сказала Ким, читая листовку, которую ей кто-то сунул. – Детей из неимущих семей учат обращаться с парусами.
– Очень пригодится в дальнейшей жизни, – язвительно заметила я.
Ким ткнула меня в затылок:
– А я думала, циничнее меня нет никого на свете.
– Девушки, ходите купить тыкву? – спросил один из матросов.
Это был высокий парень, загорелый и крепкий, с короткими светлыми волосами и тонкой сетью морщинок, разбегавшихся от уголков синих-пресиних глаз. Я прищурилась.
– Нет, спасибо, – голос Ким был полон сожаления.
– Хэллоуин скоро! – не унимался блондин. – Пригодится!
– Мы только что научились управляться с этими штуками, – я показала ролики. – А с тыквой под мышкой не очень-то устоишь на ногах.
Он развел руками.
– Тогда приходите пешком, – предложил он. – Мы еще долго здесь будем.
– Обязательно!
Мы с Ким сверкнули глупыми улыбками. Я помахала матросу, и мы сошли по трапу на твердую землю.
– Ну и позер! – угрюмо сказал Лекс.
– Зато какой красавчик, – возразила я. – Вы, мужики, почему-то не любите красивых.
– Да он просто мудак, – упорствовал Лекс. – Притом назойливый.
– Да ладно тебе, Лекс, не кипятись.
– Ты видела, какие у него синие глаза? – мечтательно спросила Ким.
Лекс хмыкнул и покатил прочь. Легко и непринужденно. Мы с Ким потрясенно уставились ему вслед.
– Вы только посмотрите! – весело крикнул он.
Мы зааплодировали. Он развернулся и поклонился.
– Похоже, тебя надо почаще злить, – рассмеялась Ким.
– В ярости я катаюсь лучше. Эй, а что это там?
На зеленом пригорке сидела кучка хиппи. К дереву за их спиной была прибита табличка:
«Бесплатный суп! Только из натуральных органических ингредиентов. Попробуйте и убедитесь. Совершенно бесплатно!»
– Наверное, я очень испорченная, но такие надписи вызывают у меня изжогу.
– Знаю, – подхватила Ким. – неплохой способ распознать городских циников.
– Бесплатный суп! – бодро крикнул Лекс, которому было плевать на нашу социологию. – Пойду попробую!
И он покатил в сторону холма.
– Какой наш Лекс милый и непосредственный, правда? – ядовито заметила я. – Настоящий младенец.
– Мне он и в самом деле начинает нравиться, – согласилась Ким, не заметив иронии. – В Нью-Йорке всем парням надо одного – трахнуть тебя. А трахнув, смываются. Здешние мужики боятся серьезных отношений. Но Лекс кажется вполне искренним.
– Просто у него своя метода охоты на девушек.
Ким вздохнула:
– А он мне все равно нравится.
– Но куда подевались твои мрачные подозрения?
– Я просто не представляю его в роли безумного душителя, а ты?
– А я никогда и не представляла.
– Ким! Помоги!
Лекс застрял на полпути к вершине холма и теперь, чтобы не соскользнуть вниз, отчаянно цеплялся за дерево. Он остервенело перебирал ногами пытаясь удержать равновесие. Ким бросилась на выручку.
Я глубоко вздохнула, припомнила слова Ким, что ехать вверх гораздо легче, чем вниз, и тоже устремилась на пригорок. Я не сразу поняла, что надо двигать конечностями, словно конькобежец во время забега: размахивать руками и энергично отталкиваться ногами. До походной кухни с бесплатным супом я добралась, намного опередив Лекса, который отчасти своим ходом, отчасти подталкиваемый Ким (посредством довольно чувствительных ударов под задницу) присоединился ко мне, задыхающийся и разгоряченный.
Люди, собравшиеся вокруг котла с супом, явно принадлежали к новому поколению хиппи. Они напомнили мне Алису, бывшую подружку Тома – ту самую, что бросила его в Индии ради американца с проблематичной бороденкой. Только Алиса, как и полагается социальным работникам, вечно ходит с кислой мордой – бремя мировых проблем давит ее, бедную. А этот народ не выглядел бы умиротворенней, даже если бы потреблял коктейли из «прозака» и «темазепама». На них были бесформенные штаны с завязочками на поясе и связанные вручную мешковатые свитера из собачьей шерсти, а шампунь с ополаскивателем они, видимо, считали декадентским изобретением двадцатого века.
Мы встали в очередь за супом. Идея, что кто-то что-то раздает бесплатно, все еще с трудом доходила до моего сознания. Парень, разливавший суп, одарил меня ангельской улыбкой. Чтобы разглядеть котел, ему пришлось откинуть с лица сальные космы.
– Натуральные овощи, – сообщил он. – Мы сами их выращиваем.
– Так вы их продаете? – радостно спросила я, решив, что нашла подвох.
– Нет. Мы только варим из них суп.
Еще одна ангельская улыбка. Какое разочарование!
– Вот что тебе следует делать, Лекс, – назидательно сказала я, присоединясь к Ким и Лексу, которые уже вовсю потягивали супец из бумажных чашек. – Раздавай в галерее свои творения бесплатно. Ажиотаж гарантирован.
Лекс задумчиво посмотрел на меня.
– А что я тогда буду продавать?
– А ты запиши процесс на видео, а потом сбывай по пять тысяч долларов за эпизод. Ведь есть же девица, которая продает видеозаписи своих друзей в дурацких одеждах. Продать можно все. Хоть дерьмо художника в банке.
– Дерьмо в банке? – встрепенулся Лекс.
– Уже было, невежда. Давным-давно.
– Ну, то видео, о котором ты говоришь, было сделано замедленной съемкой. И камера поворачивалась по кругу, на 360 градусов.
– Ну да, и потому эта пофигень превратилась в искусство. Так и знала, что там дело нечисто.
– А суп вкусный, – разочарованно протянула Ким.
– А ты думала, там будут плавать какашки?
– Да нет, дело не в супе. Наверное, я подспудно предполагала, что и вы принадлежите к новой волне британского искусства. Вы ведь искусством занимаетесь, да?
– Это Лекс принадлежит к новой волне. Он модный. А я творю настоящие вещи.
Лекс ощерился.
– Ты что же – насмехаешься над нами?
– А то. Вы в своей тусовке заключили что-то вроде молчаливого договора, чтобы никто не проронил ни слова о новом платье короля.
– А мне понравилась акула, – быстро вставила Ким. – Та, что в формальдегиде.
– На примитивном уровне первые пять минут она привлекает внимание, – признала я. – А потом – это просто дохлая акула.
– Тебе вообще что-нибудь нравится из нового искусства? – сердито спросил Лекс.
– Марк Куинн, – тотчас ответила я. – Кровавая голова. Не видела? Марк понемногу выкачивал из себя кровь, пока не набралось достаточно, чтобы заполнить слепок его головы. Затем всю эту кровищу он заморозил и положил в стеклянный ящик. Снаружи бледная ледяная корка, а под ней кровь – очень красиво и страшно.
– Так и знала, что тебе нравится что-то подобное, – улыбнулась Ким. – Варвар всегда варвар.
– Тебе виднее. – Я наконец распробовала суп. – М-м, вкуснятина! Как они смеют раздавать такое бесплатно! Это противоречит всем моим представлениям о человеческой сути.
– Может, хиппи и в самом деле счастливее нас.
– Прикуси язык, – предупредила я. – Или я сама тебе его прикушу.
Судя по выражению лица, Ким меня послушалась. Только смотрела она на дорожку вдоль берега. И Лекс смотрел туда же. Он вскинул руку в приветствии. По зеленому склону к нам карабкался человек.
– А он что здесь делает? – с тихой яростью спросила Ким.
– Я ему позвонил, – безмятежно ответил Лекс. – Сказал, куда мы собираемся. Он ответил, что, возможно, разыщет нас.
Человек находился уже совсем рядом. Среднего роста, худой как скелет, с резко выступающими подбородком и носом, волосы собраны в хвостик. Широкие рабочие штаны с глубокими карманами на уровне колен болтались на узких бедрах, заляпанная футболка выглядела совсем ветхой. У пояса покачивалась серебряная цепочка. Узкое лицо и близко посаженые глаза делали незнакомца почти уродом, но от него исходила мощная энергия. Один мой приятель, славящийся точными характеристиками, без колебаний сказал бы, что этот парень умеет по-настоящему грязно трахаться.
Ким молчала. Краешком глаза я видела, что она замерла. Меня разбирало любопытство; да и незнакомец вел себя настороженно, сознавая щекотливость ситуации. Только Лекс выглядел довольным. Как младенец.
– Лео! Рад тебя видеть, старик!
Я впилась взглядом в человека. Так вот он каков, знаменитый Лео. Наркоман, любитель серебряных цепочек и, возможно, грязный трахатель впридачу. Какие достоинства у него еще в запасе?
Неужели на Ким так подействовало отрицательное обаяние Лео? Тогда понятно, откуда эта холодность. От подруги веяло просто арктическим холодом – хватило бы охладить целую секцию в супермаркете. Итак, что мы имеем?
Один молодой британский художник, восторженный как двухмесячный щенок.
Один распутный наркоман.
Один морозильник в облике человека.
Я.
Интересно, что забавного готовят нам следующие несколько минут?
Глава пятнадцатая
– Привет, ребята, – сказал наконец Лео.
Голос его, некогда, наверное, высокий и звонкий, от неумеренного курения охрип и теперь звучал надтреснуто. Под стать своему уродливому, но странно привлекательному владельцу.
– Черт, я чувствую себя карликом, когда вы все на коньках. Лекс, дружище!
Они обменялись замысловатым рукопожатием: большие пальцы отогнулись под неестественным углом, кисти вывернулись, как у цирковых уродцев. Наверняка переняли такую манеру у лос-анжелесских рэпперов-бандюг, которых беспрерывно показывают по телевизору. Скорее всего, и сами лос-анжелесские бандюги обзавелись ею через телевизор.
– Сэм, – Лекс повернулся ко мне, – это Лео.
– Йо! – развязно сказал Лео. Я поморщилась от нелепого словечка. Точно также народ из Ноттинг-Хилл пытается подражать отвязным неграм-хулиганам.
– Здравствуйте, Лео, – вежливо ответила я. – Много о вас наслышана. Приятно познакомиться воочию.
Я надеялась, что Лео не понравится подобное начало. Так оно и оказалось. Его узкие глаза сощурились еще сильнее, он склонил голову набок и смерил меня оценивающим взглядом. Я усмехнулась. Зря стараешься, приятель, не ты первый, не ты последний пытаешься меня раскусить.
– Да? – неприязненно спросил Лео. – И что же вы обо мне слышали?
– Да не волнуйтесь так, – безмятежно ответила я. – Только плохое.
И одарила его невинной улыбкой.
Никто не понимал, шучу я или нет. И меньше всего Лео. Несколько долгих секунд мы рассматривали друг друга. Игру в гляделки прервал Лекс – к превеликому нашему облегчению. Мы с Лео относимся к тем глупцам, кто не отступает, раз уж ввязались в дело.
– Эй, старина! – воскликнул Лекс, натужным весельем попытавшись затмить наши мимические упражнения. – Тут супец раздают! На халяву! – Он помахал в воздухе чашкой. – Класс, да?
– Бесплатный суп? – недоверчиво спросил Лео. – И в чем прикол?
– Вот и Сэм то же самое спросила, – подала голос Ким. – Не доверяет она дармовщине.
– Я тоже. Может, они туда грибы для кайфу подкладывают или еще чего, – предположил Лекс. – У вас как – языки еще не заплетаются? – С видом знатока он всмотрелся в наши зрачки. – Может, смеетесь без перерыва? Или зеленые человечки мерещатся?
– Да знаю я, что творится, когда хлебнешь чайку с кайфовым грибом, – возмутился Лекс. – Ничего такого. Правда, – добавил он глубокомысленно, – мы его только что съели. Рановато для кайфа…
– Всяко бывает! – отрезал Лео. – Ладно, если уж халява…
И он размашисто зашагал к котлу. Лекс увязался за ним.
– Ты как? – спросила я Ким.
– Лекс не сказал, что этот придурок придет! – яростным шепотом выпалила она. – Черт, кого-кого, а его я совсем видеть не желала…
– Между вами что-то было?
Ким пожала плечами.
– Да так… Не больше, чем у тебя с Лексом.
Она плотно сжала губы. Лео с Лексом уже возвращались назад с полными чашками. Они совсем не походили друг на друга: Лекс ковылял на коньках с неуклюжестью чудища Франкенштейна, Лео же скользил с грацией профессионального танцора танго. Надо отдать должное – походка у него что надо.
– У вас на цепочке действительно кошелек? – Я никак не могла смириться с этой кретинской цепочкой.
Он сунул руку в карман и извлек потрепанный бумажник с пробитой в углу дырочкой, через которую была продета цепочка.
– Конечно. Здесь все так ходят, в отличие от Лос-Анжелеса. Там слишком много мотоциклистов – они развлекаются тем, что хватают людей за цепочки и волокут по улице. Совсем не смешно. А суп хороший.
– Пойду-ка и я за добавкой. Надо набираться витаминов, пока дают.
– Я с тобой! – встрепенулась Ким, и мы неуклюже зачапали прочь. Когда передвигаешься на роликах по траве, чтобы не навернуться, надо ставить ногу под определенным углом. Со стороны это выглядело столь же изящно, как комик Харпо Маркс, танцующий фламенко.
Тот же патлатый парень оделил нас второй порцией, не забыв присовокупить свою фирменную улыбку ангела. А вдруг они набирают людей в секту? Эта мысль меня взбодрила.
– Знаешь, как их здесь зовут? – сказала Ким, когда мы отошли от котла. – Шершавчиками.
Я с жалостью посмотрела на нее.
– Как же давно ты уехала! Да это словечко бытовало в Англии лет пять назад. А шершавчиками их зовут потому, что они редко моются.
Я принялась сдирать с себя воображаемые струпья.
– Ким… Ты еще рисуешь?
Лицо подруги мигом осунулось.
– Давно забросила.
– Но у тебя же так хорошо получалось! У меня до сих пор висит твой дикий натюрморт..
– Мне он тоже нравился. – В голосе Ким слышалась тоска. – Просто… я приехала сюда, полная планов. Надеялась, отец поможет. Он бы и помог, если б не Барбара. Не то чтобы она говорила, будто я фиговый художник, нет, но беспрерывно твердила, как трудно пробиться молодым. Вскоре и папа стал считать, что мне лучше оставить живопись. Не знаю, но я как-то пала духом. Устроилась официанткой, малевала потихоньку, но на это уходило куча денег, да и мастерской у меня не было… А потом начала ходить в спортзал и по-настоящему увлеклась. Теперь вот хочу получить тренерский диплом. – Ким приободрилась. – Ко мне уже целая очередь выстроилась, ждут, когда я смогу тренировать официально.
Голос его, некогда, наверное, высокий и звонкий, от неумеренного курения охрип и теперь звучал надтреснуто. Под стать своему уродливому, но странно привлекательному владельцу.
– Черт, я чувствую себя карликом, когда вы все на коньках. Лекс, дружище!
Они обменялись замысловатым рукопожатием: большие пальцы отогнулись под неестественным углом, кисти вывернулись, как у цирковых уродцев. Наверняка переняли такую манеру у лос-анжелесских рэпперов-бандюг, которых беспрерывно показывают по телевизору. Скорее всего, и сами лос-анжелесские бандюги обзавелись ею через телевизор.
– Сэм, – Лекс повернулся ко мне, – это Лео.
– Йо! – развязно сказал Лео. Я поморщилась от нелепого словечка. Точно также народ из Ноттинг-Хилл пытается подражать отвязным неграм-хулиганам.
– Здравствуйте, Лео, – вежливо ответила я. – Много о вас наслышана. Приятно познакомиться воочию.
Я надеялась, что Лео не понравится подобное начало. Так оно и оказалось. Его узкие глаза сощурились еще сильнее, он склонил голову набок и смерил меня оценивающим взглядом. Я усмехнулась. Зря стараешься, приятель, не ты первый, не ты последний пытаешься меня раскусить.
– Да? – неприязненно спросил Лео. – И что же вы обо мне слышали?
– Да не волнуйтесь так, – безмятежно ответила я. – Только плохое.
И одарила его невинной улыбкой.
Никто не понимал, шучу я или нет. И меньше всего Лео. Несколько долгих секунд мы рассматривали друг друга. Игру в гляделки прервал Лекс – к превеликому нашему облегчению. Мы с Лео относимся к тем глупцам, кто не отступает, раз уж ввязались в дело.
– Эй, старина! – воскликнул Лекс, натужным весельем попытавшись затмить наши мимические упражнения. – Тут супец раздают! На халяву! – Он помахал в воздухе чашкой. – Класс, да?
– Бесплатный суп? – недоверчиво спросил Лео. – И в чем прикол?
– Вот и Сэм то же самое спросила, – подала голос Ким. – Не доверяет она дармовщине.
– Я тоже. Может, они туда грибы для кайфу подкладывают или еще чего, – предположил Лекс. – У вас как – языки еще не заплетаются? – С видом знатока он всмотрелся в наши зрачки. – Может, смеетесь без перерыва? Или зеленые человечки мерещатся?
– Да знаю я, что творится, когда хлебнешь чайку с кайфовым грибом, – возмутился Лекс. – Ничего такого. Правда, – добавил он глубокомысленно, – мы его только что съели. Рановато для кайфа…
– Всяко бывает! – отрезал Лео. – Ладно, если уж халява…
И он размашисто зашагал к котлу. Лекс увязался за ним.
– Ты как? – спросила я Ким.
– Лекс не сказал, что этот придурок придет! – яростным шепотом выпалила она. – Черт, кого-кого, а его я совсем видеть не желала…
– Между вами что-то было?
Ким пожала плечами.
– Да так… Не больше, чем у тебя с Лексом.
Она плотно сжала губы. Лео с Лексом уже возвращались назад с полными чашками. Они совсем не походили друг на друга: Лекс ковылял на коньках с неуклюжестью чудища Франкенштейна, Лео же скользил с грацией профессионального танцора танго. Надо отдать должное – походка у него что надо.
– У вас на цепочке действительно кошелек? – Я никак не могла смириться с этой кретинской цепочкой.
Он сунул руку в карман и извлек потрепанный бумажник с пробитой в углу дырочкой, через которую была продета цепочка.
– Конечно. Здесь все так ходят, в отличие от Лос-Анжелеса. Там слишком много мотоциклистов – они развлекаются тем, что хватают людей за цепочки и волокут по улице. Совсем не смешно. А суп хороший.
– Пойду-ка и я за добавкой. Надо набираться витаминов, пока дают.
– Я с тобой! – встрепенулась Ким, и мы неуклюже зачапали прочь. Когда передвигаешься на роликах по траве, чтобы не навернуться, надо ставить ногу под определенным углом. Со стороны это выглядело столь же изящно, как комик Харпо Маркс, танцующий фламенко.
Тот же патлатый парень оделил нас второй порцией, не забыв присовокупить свою фирменную улыбку ангела. А вдруг они набирают людей в секту? Эта мысль меня взбодрила.
– Знаешь, как их здесь зовут? – сказала Ким, когда мы отошли от котла. – Шершавчиками.
Я с жалостью посмотрела на нее.
– Как же давно ты уехала! Да это словечко бытовало в Англии лет пять назад. А шершавчиками их зовут потому, что они редко моются.
Я принялась сдирать с себя воображаемые струпья.
– Ким… Ты еще рисуешь?
Лицо подруги мигом осунулось.
– Давно забросила.
– Но у тебя же так хорошо получалось! У меня до сих пор висит твой дикий натюрморт..
– Мне он тоже нравился. – В голосе Ким слышалась тоска. – Просто… я приехала сюда, полная планов. Надеялась, отец поможет. Он бы и помог, если б не Барбара. Не то чтобы она говорила, будто я фиговый художник, нет, но беспрерывно твердила, как трудно пробиться молодым. Вскоре и папа стал считать, что мне лучше оставить живопись. Не знаю, но я как-то пала духом. Устроилась официанткой, малевала потихоньку, но на это уходило куча денег, да и мастерской у меня не было… А потом начала ходить в спортзал и по-настоящему увлеклась. Теперь вот хочу получить тренерский диплом. – Ким приободрилась. – Ко мне уже целая очередь выстроилась, ждут, когда я смогу тренировать официально.