– Знаешь, тебе надо заняться этими знаками серьезно. – Если Лео сосредоточится на колдовских символах, он наверняка добьется успеха. Я готова была в этом поклясться.
   – Я предложил Кейт разрисовать ее квартиру, – сказал он. – Подобрать что-нибудь под ее вкус. Но Кейт отказалась. – Лео смотрел на знаки, но я знала, что он видит за ними лицо Кейт. – Жаль, что она мне не позволила, – тихо сказал он.
   – Она умерла не дома, Лео.
   Он пожал плечами и глубоко вздохнул.
   – Все равно могли защитить. Никогда ведь не знаешь наперед.
   Мы помолчали.
   Я представляла неподвижное тело Кейт на скамейке в Центральном парке, на рыжих волосах осела предрассветная тяжелая роса. Что видел Лео, я сказать не могла. Возможно, квартиру Кейт, расписанную магическими знаками.
   – Защита, – прошептал Лео. – Она нам всем нужна… Охеренно нужна.
 
   Комната Лео оказалась «машиной времени»: переступаешь порог, за спиной запираются замки, и мир перестает существовать. Выбравшись в ночную тьму, я долго крутила головой – что-то вдруг стряслось с моим чувством ориентации. Наверное, всему виной кокаин, а не «капсула времени». Лео предложил меня проводить, но я отказалась и загрохотала вниз по железной лестнице. Сверху эхом доносился скрежет дверных засовов, на которые запирался Лео – добровольный узник наших дней. Или городской монах из футуристического фильма. Современный вариант монастыря в Нижнем Ист-Сайде.
   Из первой попавшейся забегаловки я позвонила Ким. Пытаясь перекрыть грохот музыки, она прокричала, что ждет меня. Ким добавила, что Лекс тоже в баре – собственно, на это я и рассчитывала. Бар «Клюшки» находился недалеко, а кокаин словно приделал мне реактивный двигатель. Я достала из сумки свою новую шапочку, нахлобучила по самые брови в стиле неприкаянной бродяжки. Выглядела, наверное, чучело чучелом, но кто разглядит в этой нью-йоркской темени. К тому же, сейчас для меня важнее маскировка.
   Все оказалось проще, чем я предполагала. Напротив входа в «Клюшки» спрятаться было негде – лишь двери магазинов, которые были закрыты такими крепкими ставнями и решетками, словно их уже несколько раз пытались пробить тараном. Если подобное здесь вообще практикуется. А если нет, то предлагаю внести этот прием в список культурных влияний Шизовой Британии, наряду с «Спайс Гёрлз» и дохлыми акулами.
   Однако сбоку от магазинов имелась маленькая ниша с дверцей. Дверца тоже была закрыта толстой решеткой, зато в нише, скрючившись, лежала человеческая фигура. Но человек вовсе не походил на бродягу, решившего здесь переночевать. Он нескладно кутался в шинельку, лежа прямо на асфальте – ни куска картона, ни даже газеты бродяжка под себя не подложил.
   Я осторожно подошла ближе. Человек приподнял голову, и желтый свет фонарей на секунду отразился в его глазах. В следующий миг голова нырнула в ворот шинели, и человек подтянул колени, скрючившись еще больше. Если мне требовалось доказательство, что передо мной не бродяга, то я его получила.
   Я остановилась рядом со свернувшимся калачиком телом. От человека буквально исходило напряжение. Он походил на заводную игрушку, готовую в любое мгновение прийти в движение. Я присела на корточки, подалась вперед и тихо сказала:
   – Мел?.. Мел, это я, Сэм.
   Молчание. Я попыталась еще раз:
   – Мел, не хочешь пойти выпить?
   Нет ответа. Вот незадача, да предложи мне выпить… Мел скрючилась еще больше. Может, она действовала на страусиный манер? Если она не видит меня, то и я ее не вижу…
   – Мел, я не уйду. Я знаю, что это ты. Послушай, – хитро добавила я, – могу тебе рассказать, что все эти дни делал Лекс…
   Сезам, откройся! Или восстань.
   Должно быть, Мел уже давно лежала в этой нише. Подняться сразу она не смогла – так у нее затекли конечности. Наконец, цепляясь за прутья решетки, она сумела распрямиться. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, затем я повернулась и зашагала к соседнему с «Клюшками» бару. Сзади раздалось послушное шарканье Мел.
 
   Заведение оказалось отвратным. Отделано в псевдоирландском стиле, разукрашено разноцветными лампочки. Сквозь маленькие грязные оконца я разглядела пластиковые кабинки и фальшивый камин. Входить в этот вертеп мы не стали, но не из соображений эстетики. Как только мне удалось сдвинуть Мел с места, она принялась выписывать бесконечные круги, центром которых были «Клюшки» (и Лекс). Каждый раз, когда казалось, что мы отошли слишком далеко, она разворачивалась и шлепала по своим следам обратно, точно ее тянуло магнитом.
   – Как ты узнала, что это я?
   – А я не узнала, – честно ответила я. – Догадалась.
   Я не собиралась говорить, что поначалу подозревала в слежке Сюзанну – та ведь с самого начала отнеслась к Лексу враждебно, часто уматывала по каким-то загадочным делам и во всеуслышание объявила, что хочет выследить убийцу Кейт… Но я понимала, что Мел лишь придет в замешательства, если я признаюсь, что не всеведуща – Лекс последние дни твердит, что его кто-то преследует. Сначала я ему не верила, но потом отнеслась к его словам всерьез, так что…
   – Он знает! – раздался ликующий голос Мел. – Он чувствует! Между нами есть связь, понимаешь? Настоящая связь!
   Я вздохнула. Ночь была темной, и несмотря на желтоватые лужицы света от редких фонарей Мел терялась в полумраке. Но меня все равно поразила перемена, происшедшая в ней. Глаза и щеки ввалились, плоть иссохла… Ее у Мел и прежде-то было немного. И глаза горят слишком ярко, словно у нее лихорадка. Я подумала о нервической суетливости туберкулезных больных, о румянце на бледных щеках, о пылающих глазах. Героиня Эдгара По – вот на кого походила Мел. Два напоминания о По за один вечер. Нью-Йорк явно решил показать мне свою темную сторону.
   – Что между вами произошло? – спросила я. – И когда?
   Стоило Мел заговорить, и остановиться она уже не могла. Они с Лексом случайно столкнулись на одной вечеринке спустя неделю после нашей памятной встречи в пабе. В результате напились и провели ночь в одной постели. Эта случайность разрослась в представлении Мел до невообразимых размеров. Она обсасывала каждую банальную подробность, как это принято у несчастных влюбленных, цеплялась за мелочи, искала доказательства ответного чувства.
   – …а потом он сказал, что позвонит, но три дня от него не было никаких известий… а я подумала, что он, наверное, не хочет звонить мне домой, потому что там Фил – это мой парень… – пояснила Мел как бы между прочим, – …поэтому я сама ему позвонила и нарвалась на автоответчик… и тогда я оставила сообщение, сказала, что Фила на следующий день не будет, и Лекс сможет мне позвонить, но он все не звонил и не звонил, точнее, кто-то однажды позвонил и повесил трубку, и я попыталась выяснить, откуда звонили, но оказалось, что звонили из автомата, так что я подумала: может, это Лекс, и у него кончились деньги…
   Я слушала вполуха и то лишь в надежде, что в словесном потоке вдруг всплывет что-то важное. Невыносимо слышать о столь знакомой мне разрушительной силе, когда случайный поступок одного человека вдруг открывает шлюзы в другом, и наружу вырывается мощный поток пугающий чувств.
   – …и я стала ему звонить и вешать трубку, обычно у Лекса включен автоответчик, и если ты успеваешь повесить трубку до того, как раздастся щелчок, то автоответчик не фиксирует звонок, но иногда мне хотелось слышать его голос… потом я узнала, что он отправляется в Нью-Йорк, и решила поехать следом. – Ее голос звучал убийственно серьезно. – Я должна была знать, что он делает, что ему нужно. Вдруг я могу помочь… Как только я узнаю, что ему нужно, все будет в порядке, я же знаю, он меня любит, нужно только выяснить, чего ему хочется…
   Может, словесный поток очищал от гноя открытую сердечную рану, кто знает. Я еще потому старалась не слишком прислушиваться, чтобы печальная история Мел не проникла в меня, не обволокла мои кости и не начала их разъедать, словно концентрированная кислота.
   Мел внезапно замолчала. Казалось, она ждет ответа. Я лихорадочно соображала, что же она сказала.
   – Как я узнала, что это была ты? – наугад спросила я.
   Мел кивнула.
   – Ну, ты пару раз попалась мне на глаза. Ведь это ты прошла мимо «Клюшек» несколько дней назад? В вязаной шапочке-шлеме? А сегодня в парке у Вашингтон-сквер я видела тебя на ступенях, ты была в своей шинельке, да и шапочка показалась мне знакомой. Я видела ее в магазине, она еще мне приглянулась, но когда я вернулась, шапочка уже исчезла… А еще сегодня в кофейне рядом со мной сидел парень в похожей вязаной шапочке, надвинутой на наушники. И я почему-то вспомнила, что когда мы познакомились, у тебя тоже был плейер. И все встало на свои места…
   – Ты сказала Лексу?
   – Нет. Хотела сначала убедиться, что ты – это ты.
   – Ты собиралась рассказать мне, что он делал все это время.
   Мел остановилась. Мы стояли в темном узком проулке, с двух сторон нависали здания, словно стремясь закрыть клочок черного неба. Нью-Йорк обладает странным свойством – этот город словно втискивает тебя в одно краткое мгновение. Возможно, именно поэтому меня здесь не покидало чувство, будто я живу между кавычек.
   Мел маячила в темноте плохо различимым силуэтом, я никак не могла разглядеть ее лица. Но пристальный взгляд словно опалял меня – таким он был жгучим. Опасно говорить ей слишком много. Например, о том, что Лекс встречается с Ким.
   – Ну… Лекс тусуется там-сям… Одну ночь провел у меня. Ты же караулила у дома, когда мы вернулись, так? Мы еще завалились всей толпой: Лекс, моя подруга Ким, Лео и я… Когда я потом вышла из дома, мне почудилось, что за мной следят, но я решила, что у меня приступ паранойи.
   – Он ночует у нее? – с подозрением спросила Мел. – И сейчас он в баре. С ней.
   Я беззаботно отмахнулась:
   – А несколько дней назад Лекс был в баре со мной. И даже у меня ночевал.
   – Знаю, – сказал Мел, и что-то в ее голосе мне не понравилось.
   – Лекс кочует по знакомым, – проговорила я все тем же непринужденным тоном. – Ему негде остановиться.
   – Теперь негде, после того как убили ту девушку, – тут же сказала Мел. – В Лондоне он мне о ней ничего не говорил. Он даже не сказал, что знаком с ней.
   Интересно, с какой стати Мел решила, будто Лекс должен сообщать ей о своих планах?
   – Сейчас все напуганы, – переменила я тему. – Тебе известно, что в галерее произошло еще одно убийство?
   – Сегодня днем Лекс ходил в полицейский участок, – ответила Мел, не в силах сойти с наезженной колеи. – И твоя подруга тоже там была. Они провели в полиции несколько часов.
   – Лекс рассказывал копам, что в момент убийства Кейт находился у нее в квартире.
   – Это не он, – быстро возразила Мел.
   Я выдержала паузу, а потом спросила, тщательно подбирая слова:
   – Ты об этом знаешь, потому что не упускала его из виду?
   Из деликатности я опустила слово «следила». Мел, чего доброго, еще решит, что я ее осуждаю.
   – Лекс пошел в кино. Один. И… – голос ее смягчился, – …я тоже там была. Но он не знал…
   – А потом что Лекс сделал?
   – Купил у торговца гашиш. Затем пропустил пару стаканчиков. Поболтал с официанткой. А потом пошел домой.
   Все сходилось. Рассказ Мел в точности совпал с рассказом Лекса. Вплоть до деталей, даже подозрительно.
   – А ты что делала, когда он вернулся домой? Болталась по городу?
   – Ждала у подъезда, – неохотно призналась Мел.
   Она отступила в глубокую тень, прижалась к решетке витрины. Сквозь темные занавески проникал едва заметный серый свет. Каждый прут решетки был толщиной с мою руку. Как они тут живут? Все равно что за металлической перегородкой винного магазина где-нибудь в Южном Лондоне, где протягиваешь деньги через решетку, рядом с кассой лежит обрез, а в задней комнате клацает зубами и от скуки бросается на фанерную дверь свирепый доберман.
   – Я провела там несколько часов, – снова заговорила Мел. – Потом пошла в гостиницу. Но по крайней мере до четырех утра я дежурила у дома. Хотела узнать, когда вернется Кейт, но в конце концов так устала, что не выдержала и ушла.
   Мел произнесла эти слова почти с вызовом. Я вглядывалась в темноту, жалея, что не могу видеть ее лица. Кейт убили около полуночи. И Мел сейчас обеспечивала алиби Лексу… и себе. В темноте тускло поблескивали белки глаз. Жутковатое зрелище.
   – Где ты остановилась, Мел? Может, пойдем ко мне? Мы могли бы выпить и поговорить о Лексе.
   Она энергично замотала головой.
   – Нет. Я не хочу больше говорить о нем с тобой. Я жалею, что вообще о нем заговорила.
   – Время от времени полезно выговориться.
   Вечно одна и та же история: хочу проявить понимание и сочувствие, а получаю щелчок по носу.
   – Не надо разговаривать со мной, как тетушка по «телефону доверия», – презрительно ответила Мел. – Не хочу я больше говорить. Мне нужен Лекс, а не ты. Да и что ты знаешь? Может, он и провел с тобой одну ночь, как и со мной. А потом переключился на твою подружку.
   Она начала переминаться с ноги на ногу – так ей не терпелось избавиться от меня.
   – Что ты намерена делать? – осторожно спросила я. – Вернешься к «Клюшкам»?
   – Любопытно, да? Пытаешься разнюхать, потому что тебе не терпится заняться тем же, да?
   Ответить я не успела. Последние слова Мел буквально выплюнула мне в лицо, развернулась и побежала прочь. Конечно, я могла бы ее догнать, но какой смысл? Если Мел не захотела сказать, где она остановилась, то вряд ли мне удастся выяснить это, сев ей на хвост. Мел сразу почует слежку.
   Да и не хотелось мне следить за ней. Я проводила ее взглядом и почувствовала, как с плеч упал тяжкий груз. Мел одержима. Я почти физически ощущала, как от нее исходит эта инфекция. Лучшего сравнения, чем сцена из фильма ужасов, не подберешь – аура маньяков ядовитым туманом окутывает тебя и пожирает беззащитную душу.

Глава двадцатая

   Я не хотела никому рассказывать про Мел. Никакой логики в этом не было, чистое суеверие. Только самые хладнокровные из нас способны наблюдать опустошительные буйства природы. Точно так же мы сторонимся и разрушений, вызванных любовью: мы суем страдальцам транквилизаторы, сыпем банальностями – время лечит и всякое такое – и опрометью улепетываем. На большинство из нас любовь наводит смертельный ужас, и я не исключение. Но при этом я восхищаюсь теми, кто способен полностью отдаться ей.
   Поэтому мне хотелось защитить Мел. Возможно, она переступила черту, но если помалкивать, то у нее, быть может, появится шанс вырваться из этой ловушки. Поэтому я буду молчать, если, конечно, Мел попутно кого-нибудь не придушила. Это была моя единственная оговорка.
   Но пора заняться делом.
 
   – Замечательно! Просто замечательно!
   Я нежилась в похвалах Кэрол. Она была не из тех людей, кто распинается ради красного словца; если Кэрол восторгалась, то искренне.
   – Отличная работа, – понимающе поддакнул Лоренс. – Кажется, что скульптуру специально создавали под это место, но на самом деле это не так.
   Мы находились в зале на втором этаже. Между двумя колоннами висел мой мобиль – ровно там, где нашел для него место Дон. Только приглядевшись, можно было догадаться, что на самом деле мобиль деле вовсе не вонзился во вторую колонну, а опирается на нее – угол, под которым я укрепила цепи, создавал полную оптическую иллюзию столкновения. Должна признаться, меня охватило безотчетное самодовольство. Вряд ли какая-нибудь из висевших здесь картин могла привлечь к себе больше внимания. Чудилось, будто тяжелая серебристая конструкция врезалась в колонну всего несколько мгновений назад.
   – Заслуга целиком принадлежит Дону, – сказала я.
   Господи, ну почему я не умею лгать? На самом деле, моя искренность была вызвана не столько патологической честностью, сколько желанием увидеть, какое впечатление произведет на всех неожиданное упоминание имени Дона.
   Кэрол, никогда не теряющая самообладания, лишь коротко кивнула.
   – Нам очень не хватает Дона, – сказала она, словно произнесла эпитафию.
   Лоренсу, казалось, стало неловко, а Кевина, похоже, затошнило. Иными словами, с тех пор как я нашла тело, ничего не изменилось. Сюзанна, сидевшая за компьютером, и глазом не моргнула. А Стэнли вздрогнул – он болтался за спиной Кэрол словно спутник, которому грозит разгерметизация, если слишком удалится от ракеты-носителя. Я пригляделась к нему повнимательнее. Стэнли все больше и больше меня интересовал. Несмотря на ухоженный вид, после убийств он утратил свой фирменный лоск. Его глянцевая физиономия ассоциировалась теперь не с ногтями богача, начищенными до зеркального блеска, а с обычным нервным потом.
   Самое время поговорить со Стэнли.
   – Сэм, вы просто героиня, что сумели все это организовать, – продолжала Кэрол. – Хочу выразить вам нашу общую благодарность. Обычно мы не рассчитываем на то, что художник будет сам монтировать свои собственные работы… во всяком случае, не с такой страстью.
   Она намекала на то, что бо льшую часть утра я провела на стремянке с дрелью в руках. Спасибо за заботу, но поскольку именно так я представляю абсолютное счастье, Кэрол могла и не переживать.
   – Ничего страшного, – заверила я. – В каком-то смысле я предпочитаю все делать сама. Да и Кевин очень мне помог. Ну и Лоренс тоже, пока у него не случился приступ аллергии на пыль.
   Лицо Лоренса помрачнело. Для него с Кевином все только началось – еще предстояло смонтировать инсталляции Лекса и Роба и развесить картины Мел. А поскольку Мел помешалась на монументальных изображениях гениталий, размеры ее шедевров могли вогнать в гроб кого угодно.
   – Давайте полюбуемся и на ту скульптуру, что внизу, – предложила Кэрол, направляясь к лестнице. – Заранее знаю, что зрелище впечатляющее.
   Второй мобиль не обладал внутренней энергией первого – массивной громадиной он свисал с потолка. Но при всей моей скромности должна сказать, что свисал он классно. С чисто эстетической точки зрения этот мобиль выглядел даже лучше, чем его верхний собрат – «Организм 2». Боже, как я ненавидела названия, которые пришлось им дать. Обычно за меня это делают другие. Если бы все зависело только от меня, то мобиль назывался бы просто «Вещь 14. Возвращение». Я понимала, что «Организм 2» звучит чуточку интеллектуальней, но мне все равно не нравилось.
   «Организм 1» представлял собой большой серебристый стручок, из которого торчали причудливые серебристые листики и усики, словно у склизкого монстра из фантастического боевика. Кэрол, вне всякого сомнения, предпочтет, чтобы я оставила эту метафору при себе. В каталоге выставки приводились куда более возвышенные сравнения. Иными словами, каталог предлагал обычный набор претенциозных благоглупостей. С другой стороны, если эта дребедень сказывается на продажах…
   – Ух ты! – воскликнула Сюзанна, спустившаяся вместе с нами. – Потрясающе!
   Именно такого рода отзывы мне особенно по душе. Я улыбнулась ей.
   – Правда, здорово? – восторженно подхватила Ява.
   Она наблюдала за тем, как мы устанавливали скульптуру, и большинство ее замечаний были по делу. Чего не скажешь о замечаниях Кевина. От его критических высказываний проку было чуть, зато мускулы пригодились на полную катушку.
   – Ява нам очень помогла, – сказала я, отвечая любезностью на любезность. – У нее превосходный глазомер.
   Кэрол бодро улыбнулась Яве, выражая признательность.
   – Отлично. Рада слышать.
   В активе Явы появилась еще одна галочка. Наберешь пяток и получишь золотую звезду; десять – продвижение по службе.
   Я вспомнила Дагги, хозяина моей лондонской галереи. У Дагги круглое брюшко, выпирающее из вечно засаленных жилеток, а главное занятие в жизни – пререкаться со своим партнером по галерее и одновременно бывшим любовником. У Дагги целый гарем дружков – молодых мускулистых американцев или австралийцев. Он обожает вскормленных мясом парней с неестественно белыми зубами, такие пачками летают по волнам на досках в дневных сериалах. А его партнер Вилли предпочитает изнеженных эстетов, которых и принимает на работу. Сами понимаете, что творится в галерее. Вряд ли бы Кэрол выдержала такой бедлам больше десяти минут. Мигом вышвырнула бы тех, кто ее не устраивает, и заставила трудиться остальных.
   – Хорошо, – говорила Кэрол, – начало отличное! Действительно отличное. Думаю, выставка наделает шуму. Давайте принесем остальные работы и попробуем разные варианты. Я представляю, как и где экспонаты нужно установить, но открыта для любых предложений. Лоренс, Кевин, может, начнем с картин?
   Парни удалились. Кевин хоть и с кислым видом, но послушно поплелся выполнять приказание. Лоренс же еще немного потоптался в зале, сверля Кэрол возмущенным взглядом. Я почти ждала, что он вот-вот зашипит, как отрицательный герой в викторианской мелодраме.
   – Сэм, хочу еще раз вас поблагодарить. – Кэрол сжала мне руку. – Вы проделали такую работу. Не могу выразить, как мы вам признательны. Правда, Стэнли?
   Стэнли так и подскочил. Может, он считал, что если стоять неподвижно, его примут за инсталляцию и благополучно не заметят?
   – О да-да, конечно, несомненно, – забормотал он, жалкая тень того живчика, что совсем недавно источал фальшивое обаяние. – Очаровательная девушка, замечательная…
   Взгляд Кэрол пощечиной хлестнул по лицу Стэнли, приказывая ему немедленно взять себя в руки.
   – А когда приезжают остальные? – спросила я.
   – Лекс уже здесь. Впрочем, вы и так знаете.
   Кэрол слегка поджала губы. Профессионализм не позволял ей вслух возмущаться поведением Лекса и особенно покойной Кейт: после того, как Лекс побывал в полиции, не было никакого смысла скрывать, что он останавливался у Кейт. Слух быстро распространился. Кэрол, естественно, пришла в ярость предательским, по ее мнению, поступком Кейт. Я подозревала, что большая часть гнева, предназначавшегося Кейт, она обрушила на Лекса.
   Стенли нервно кашлянул. Мы выжидательно посмотрели на него, но он лишь всплеснул руками, всем своим видом показывая, что не хотел нас отвлекать. Кэрол перевела на меня страдальческий взгляд. Влияние Стэнли в галерее было не таким уж маленьким, но он не использовал его и наполовину.
   – Мел с Робом должны прибыть сегодня днем, – сказала Кэрол. – Они летят одним рейсом.
   Наверняка она закажет машину для Роба и Мел и не узнает, что Роб прибыл один. Если, конечно, никто ей не скажет. Интересно, Роб знает, что Мел уже в Нью-Йорке? Скорее всего, да. В Лондоне, как и в Нью-Йорке, все про всех знают.
   Так решилась одна из моих проблем. Уже сегодня я смогу не тревожиться о местопребывании Мел.
   – Сэм, спасибо еще раз. Я этого никогда не забуду!
   Тут как нельзя кстати подоспели ребята с картиной Мел. Огромное полотно даже не поместилось в лифт, так что пришлось тащить его по лестнице.
   – Осторожнее! – крикнула Кэрол.
   Я отчетливо расслышала рычание Лоренса. Думаю, Кэрол тоже его расслышала. Но она лишь подняла брови, когда Кевин с Лоренсом, пыхтя, оттащили картину к дальней стене. Кэрол включила софиты, и белую стену залил золотистый свет – солнечное сияние в эгейской деревушке. Теперь стена стала идеальным фоном для моего серебристого мобиля. Но сомневалась, что благодарность Кэрол простиралась настолько, чтобы оставить стену пустой.
   – Хорошо, а теперь приподнимите ее, – распорядилась она. – Я хочу понять, как падает свет.
   Огромное полотно медленно поползло вверх по стене под тяжелое дыхание взбешенных помощников, походивших на жалких, обессилевших галерных рабов из фильма «Бен Гур». Картина была выполнена в цвете, который производители трикотажа и косметики упорно называют телесным, на самом деле имея в виду бежево-розовый. В центре располагалось сморщенное коричневое пятно, в котором я без труда узнала то, что моя тетушка Луиза именует дыркой в тылу.
   – Как это называется? – Кэрол листала свои записи.
   – Вот здесь, Кэрол, – сказала Ява, выбираясь из-за стола с пластиковой папкой в руках. – «Анальный рот».
   Я едва удержалась от хохота, представив себе эту подпись под журнальной фотографией. «На снимке из галереи "Бергман Ла Туш": "Организм 1" Сэм Джонс перед "Анальным ртом" Мел Сафир». Я отвернулась, чтобы скрыть искаженную смехом физиономию и наткнулась взглядом на Стэнли. Он дернул головой, потом еще раз. Поначалу я приняла это движение за нервный тик и лишь через полминуты сообразила, что Стэнли зовет меня в соседний зал.
   – Что такое, Стэнли? – спросила я, послушно следуя за ним.
   Он молчал, пока мы не зашли за угол и не скрылись из виду. И только тогда прошептал, испуганно водя глазами по сторонам:
   – Сэм, мне надо с вами поговорить! Мы не могли бы встретиться через пару часов?
   – А чем плохо сейчас?
   Глупый вопрос. Голова Стэнли задергалась, и на сей раз это действительно был нервный тик.
   – Никто не должен знать! – лихорадочно зашипел он. – Мы не можем здесь говорить!
   – Конечно, – сказала я, уже сгорая от желания узнать, в чем дело. – Где и когда?
   – В три часа. У переправы на Стэйтен-айленд. В Бэттери-парк. Никому ни слова!
   Стэнли прекратил дергать головой. Но в следующую секунду ему снова потребовался прозак.
   – Быстрее! Мы должны вернуться, не то они что-нибудь заподозрят! – И он потащил меня в главный зал.
   Нашего минутного отсутствия, казалось, никто не заметил, но Стэнли невнятно пролепетал, что показывал мне оборудование в соседней комнате. Поскольку там не было никакого оборудования, кроме электрических розеток, ложь выдавала нас с головой. Более неумелого заговорщика, чем Стэнли, я в жизни не встречала.