Страница:
Она протянула ему мальчика. Джонни энергично отбрыкивался, недовольный тем, что ему мешают есть, хотя к этому времени, должно быть, уже насытился.
— Взгляни на него, Джесс. Джонни твой сын, Назван в честь твоего отца, который не считал позором жениться на женщине смешанной крови.
— Оставь моего отца в покое. Ты ничего не понимаешь… ни в нем, ни во мне.
Отвернувшись, он вылетел из комнаты под аккомпанемент громкого детского плача.
Следующее утро выдалось таким же хмурым и серым, как царившее в доме настроение. Один из внезапных ураганов позднего лета, казалось, обошел стороной «Джей Бар», клубящиеся облака, так часто приносившие дожди и превращающие пересохшую почву в жидкую грязь, летели по небу с угрожающей скоростью.
К тому времени как Лисса с Джонни спустилась вниз, Джесс уже позавтракал и уехал. Небо очистилось, появилось ярко-желтое солнце. Лисса решила, что пора раз и навсегда выяснить отношения, и тщательно уложила в большую корзину ломтики копченого окорока, кусок твердого сыра, купленного за большие деньги в Шайеннской лавке, хрустящие домашние пикули и большой каравай свежеиспеченного хлеба.
Джесс, по словам Уксусного Джо, уехал к пастбищу рядом с водопоем Скво Крик. Значит, они с Джонни как раз успеют туда, чтобы всем вместе отправиться на пикник.
Укладывая различные деликатесы, Лисса пыталась не думать о том, что сделает, если Джесс публично откажется от Джонни. Она почти физически ощущала его тоскливые терзания вчера, когда он увидел, как она кормит сына. Джесс избегал сына по той же причине, что и жену — не из-за того, что они ему безразличны… а потому, что слишком сильно любил.
И вот настал момент решающей игры. Необходимо убедить его, что они смогут быть одной семьей, жить вместе… если только Джесс захочет рискнуть.
Лисса поставила корзинку в кабриолет. Кормак запрыгал рядом, энергично виляя хвостом в предвкушении долгой прогулки. На крыльцо вошла Клер с Джонни на руках, ожидая, пока Лисса погрузит в кабриолет все необходимое.
— Возьмите одеяло, миссис, и еще одно, для малыша, — напомнила она, ласково улыбаясь Джонни.
Лисса ответила такой же радостной улыбкой, спрашивая себя, что думает тихая горничная о муже, который спит в отдельной комнате, и жене, не стеснявшейся последовать за ним на дальнее пастбище, да еще и с ребенком.
— Спасибо, Клер. Мы вернемся к ужину.
Она поглядела на север, где опять собирались свинцовые тучи.
— Если только не будет грозы. На Скво Крик есть лачуга, где мы сможем провести ночь.
— Поосторожнее, мэм, — посоветовала Клер, озабоченно хмурясь.
«Ты еще не знаешь всего», — подумала Лисса, садясь в экипаж и протягивая Джонни руки. Она тронула лошадь я поехала не спеша; впереди резвился пес. Иногда Кормак приостанавливался, желая посмотреть, что задерживает хозяйку, и вопросительно наклонял голову набок, словно желая сказать: «Почему ты не едешь быстрее?!»
Примерно через час послышалось мычание скота. Когда экипаж перевалил через подъем, в жарком воздухе висело облако пыли. Бычки и коровы беспокоились, толкались, рыли землю копытами. Лисса оглядела рассеявшихся по пастбищу всадников, ища глазами Джесса, но того нигде не было видно. Вздохнув, она направилась к Робу Остлеру, лечившему быка от парши обычным средством — керосином.
Джесс придержал коня на вершине холма, глядя на Лиссу, оживленно толкующую о чем-то с Остлером. Черт ее побери, она и ребенка с собой взяла!
В этот момент она подняла голову, высматривая что-то в том направлении, куда указывал ковбой, и заметила Джесса. Он пустил коня в галоп и подъехал ближе.
— Какого дьявола ты тут делаешь, когда гроза вот-вот начнется? — в бешенстве прошипел он, хотя причина его гнева не имела ничего общего с ураганом.
— Когда я уезжала, солнце вовсю светило. Лисса, прищурившись, посмотрела на облака, подползавшие все ближе.
— Для уроженки здешних мест ты совсем не соображаешь, что в такую погоду лучше дома сидеть!
— Я выросла на Востоке, — защищалась она. — Это в самом деле опасно?
Джесс вгляделся в небо, с каждой минутой все больше темнеющее.
— Дьявол, конечно, опасно.
Будто в подтверждение его слов, дико, подобно некоему потустороннему существу, завыл ветер. Джесс перевел взгляд с бледного расстроенного лица жены на маленький сверток, который та, словно защищая от кого-то, прижимала к груди и, тихо выругавшись, спешился, привязал Блейза к кабриолету, а сам взобрался на сиденье и взял в руки поводья.
— Куда ты нас везешь? — спросила Лисса в надежде, что они направляются в хижину у ручья…
Не отвечая, Джесс в свою очередь поинтересовался:
— Какого дьявола ты притащила сюда ребенка? Ответить правду, объяснить, что она собралась на пикник, казалось невероятным идиотизмом, особенно теперь, когда о землю застучали первые крупные холодные капли.
— Нужно было кое-что уладить, — уклончиво объяснила Лисса, но ветер унес слова прочь.
Джесс и в самом деле собрался ехать в хижину, не делая дальнейших попыток заговорить с женой. Кормак трусил рядом с экипажем.
К тому моменту, как они добрались до убогой лачуги, все промокли насквозь. Джесс спрыгнул на землю и поспешно взял у Лиссы ребенка.
— Быстрее, внутрь, — заорал он, перекрывая громовые раскаты.
Лисса, схватив корзинку и завернутый в клеенку сверток, ринулась к двери. Джесс побежал следом и, как только она избавилась от своего груза, отдал ребенка.
Собака энергично отряхнулась, вознаградив хозяев новым фонтаном брызг. Джесс вышел под дождь, чтобы завести лошадей под грубый насест из веток на задах лачуги. Он распряг коня, тащившего кабриолет, снял седло с Блейза и затащил тяжелый экипаж под навес.
Лисса положила хныкавшего малыша на наспех сколоченную кровать и встала на колени возле очага. Кормак неспешно вылизывался, не отходя от постели, словно охраняя Джонни.
— Здесь сложены дрова. Папа всегда настаивал, чтобы во времянках всегда было чисто и находились какие-нибудь припасы, на случай, если кто-нибудь из ковбоев попадет в метель.
— Я разведу огонь, а ты посмотри, что с ним, — велел Джесс.
— Его зовут Джон, — тихо напомнила Лисса, отряхивая руки и вставая.
Не обратив на нее внимания, Джесс принялся разжигать дрова. Оба были совсем мокрые, даже на ребенка попала вода.
Лисса улыбнулась. Может, это к лучшему…
Оглядывая пыльную пустую комнату, Лисса мысленно оценивала обстановку. У стены притулился довольно широкий двухэтажный топчан с матрасами, набитыми обертками от кукурузник початков. Их можно застлать чистыми одеялами, заботливо уложенными Клер. В центре комнаты стояли шаткий стол и два стула. На противоположной стене были прибиты уродливые полки, на которых громоздились пакеты с кофе, мукой, бобами и рисом.
Лисса села рядом с Джонни и начала разворачивать его, пока не раздела до подгузника. Она тихо ворковала с малышом, пока не услышала ответный заливистый смех. Джонни был явно польщен таким вниманием. Лисса пощупала его одеяльце:
— Совсем влажное. Сейчас повешу просушиться у огня. Хорошо еще, что Клер завернула остальные спальные принадлежности в клеенку.
Держа почти голенького ребенка на руках, она подошла к очагу, где ярко-оранжевые языки пламени уже поднялись достаточно высоко, чтобы осветить убогую лачугу теплым сиянием.
Джесс взглянул на нее:
— Спальные принадлежности. Что это ты задумала, Лисса? Ты говорила о необходимости кое-что уладить, — подозрительно пробормотал он.
— Пикник! — объявила Лисса, театрально вздохнув. Камелла была не единственной актрисой в Вайоминге!
— Если расстегнешь эту скатку, увидишь одеяла, которые я собиралась расстелить под большим тополем у ручья.
Джесс встал и сделал, как велела Лисса, стараясь не смотреть на извивавшегося на ее руках младенца.
— Потребуется высушить не только одеяльце, — с бешенством процедил Джесс. — Мы обязательно схватим воспаление легких, если останемся в мокрой одежде.
Он обвиняюще взглянул на жену.
— Ты нарочно задумала все это.
— Конечно! Я такая избалованная богатая девица, что даже погода мне повинуется!
Лисса закатила глаза.
— Собственно говоря, я и вправду собиралась на пикник. — И, показав на корзину, добавила: — Подержи Джонни, пока я все приведу в порядок.
Лисса быстро, не дав мужу возможности отказаться, сунула сына ему в руки.
Джесс держал брыкающегося младенца так осторожно, словно тот был сделан из фарфора — очень тонкого фарфора.
— Я забыл, какие они маленькие… — прошептал он благоговейно, рассматривая ручки и ножки Джонни, изучая крохотное личико с большими блестящими глазами.
Лисса продолжала вытирать стол, а потом поставила на него корзину с припасами, пока Джесс зачарованно уставился на сына. Наконец она нарушила молчание:
— Ты держишь его так, словно привык нянчить младенцев.
Она так многого не знала о Джессе Роббинсе!
— Мама часто просила меня присматривать за Джонахом.
— Он сейчас на твоем ранчо?
Джесс, продолжая смотреть на Джонни, рассеянно ответил:
— Да. Управляет делами, пока я в отъезде.
— Какой он, Джонах? — продолжала расспрашивать Лисса, довольная, что Джесс, по крайней мере, готов отвечать.
— Совсем не похож на меня. Белый Роббинс. Светлые волосы и кожа. Похож на отца.
Как раз в эту минуту Джонни испустил радостный вопль и начал усердно жевать крохотный кулачок.
— По-моему, он проголодался.
Он повернулся к Лиссе, протягивая ребенка. Под вой бури они глядели в глаза друг друга, охраняя плачущего малыша своими телами. Лисса чувствовала идущий от очага жар, но сознавала, что пламя в крови горит куда более буйно, чем огонь в камине.
Взяв у мужа Джонни, она начала расстегивать блузку непослушными пальцами. Пуговицы, как назло, липли к мокрой ткани. Ей никак не удавалось сделать это одной рукой.
— Позволь, я помогу, — хрипло прошептал Джесс, сильными пальцами проталкивая пуговицы в петли.
Лисса взглянула на его руки, такие тонкие и изящные. Тепло накатывалось на нее быстрыми, грозными волнами, собираясь внизу живота.
— Ты сам сказал, нужно поскорее раздеться, прежде чем мы насмерть простудимся.
Джесс подвинул стул поближе к огню. Лисса села, приложила Джонни к груди; малыш немедленно перестал хныкать и начал жадно сосать. Лисса чувствовала, как под взглядом Джесса краска обжигает щеки. Не смея встретиться с ним глазами, она прикрыла веки, позволяя приливу блаженства омывать все ее существо, от сознания, что ребенок ласкает губками ее грудь точно так же, как его отец. Лиссе страстно хотелось, чтобы Джесс вновь коснулся ее.
Я такая же ненасытная, как мой сын…
Когда Лисса открыла глаза и подняла голову, Джесс пристально смотрел на нее. Они без слов разговаривали друг с другом, пока дождь и ветер набрасывались на дощатые стены маленького убежища.
Медленно… агонизирующе медленно Джесс протянул руку, коснулся детской головки, лаская тонкие шелковистые волосы. Колющая дрожь прошла по спине Лиссы. Другая рука Джесса осторожно отвела блузку с груди, нежно сжала налитой шар, пока с губ Лиссы не сорвался тихий стон наслаждения.
— Так долго… так давно… Джесс… Ярость бури унесла ее слова, но Джесс понял. Бережно, едва касаясь, он начал ласкать жену, все еще державшую младенца. Откинув ее на спинку стула, Джесс расплел косы, окутал плечи густыми атласными прядями, расчесывая их пальцами, массируя кожу.
Все еще поддерживая голову Лиссы, он наклонился над ней и поцеловал в лоб. Пылающие огнем желания губы скользнули ниже, по мохнатым ресницам, прикоснулись к закрытым векам, скулам и задержались на мочке уха. Язык лизнул крохотную раковину, и Лисса вновь вздрогнула от удовольствия. Джесс перешел к другому ушку, а от него — к шее.
Лисса дотянулась свободной рукой, отвела со лба локон прямых угольно-черных волос, нежно дотронулась до щеки. Джесс обошел кресло, встал перед ней на колени, и Лисса снова и снова обводила кончиком пальца жестко-красивые черты. Джесс припал к ее обнаженной груди, словно осмеливаясь взять то, что еще не досталось сыну.
Одно касание его языка соска заставило Лиссу выкрикнуть его имя. Малыш наконец наелся и, довольный, задремал, но Джесс продолжал поддразнивать, искушать, терзать блаженной мукой.
— Сладко, так сладко, Лисса, — пробормотал он у самого ее сердца.
Рука Лиссы обвилась вокруг шеи Джесса, притягивая его все ближе. Он сжимал в объятиях ее и малыша с такой нежностью, что слезы жгли веки Лиссы. Склонившись над Джонни, Джесс благоговейно поцеловал теплый лобик.
— Лисса, я люблю вас обоих, — прошептал он так тихо, что ей пришлось напрячь слух, чтобы услышать мучительную исповедь за ревом бури.
Джесс встал, хотя ноги сильно дрожали, взял спящего младенца, заворачивая его в одеяло. Лисса тоже поднялась:
Давай я сменю пеленки, чтобы мы тоже смогли уснуть, — решила она.
Кормак с любопытством наблюдал, как хозяйка идет к кровати и кладет малыша на разостланное Джессом одеяло. Положив сына, Лисса вытащила чистую одежду и быстро переодела его. Джесс положил аккуратный сверток на верхний топчан, загородил седельными сумками, чтобы младенец не упал. Пес устроился в углу и немедленно закрыл глаза.
Когда Джесс повернулся, жена стояла рядом, держа перед собой блузку и сорочку; золотистые бездонные глаза, влажно переливаясь, глядели на него.
Люби меня, Джесс, — одними губами прошептала она, и он так же молча повиновался, усадив ее на нижний топчан, потом встал на колени и снял с Лиссы ботинки и чулки.
Сильные руки сжали ее талию, отстегнули юбки, так что они соскользнули по бедрам на пол, увлекая за собой панталоны, пока Лисса не осталась обнаженной; белоснежное тело сверкало жемчужиной на темном одеяле.
Джесс медленно провел ладонью по ее животу, поражаясь упругости мышц, представляя, как должна была выглядеть Лисса перед родами. Кончики пальцев задели мгновенно затвердевшие соски, и Лисса выгнулась дугой, едва не слетев с кровати. Протянув руки, она прижала его к себе, ища его губы. Рты их слились в безумном, страстном, жадном поцелуе, пока Лисса лихорадочно рвала пуговицы на его рубашке. Вытащила ее из брюк, не отнимая губ, стянула с его плеч.
Джесс отшвырнул сорочку, оставил сладкое пламя рта Лиссы и встал. Не отрывая взгляда от лица жены, он разделся догола. Лисса зачарованно наблюдала, как золотит огонь это стройное загорелое тело, превращая его в великолепную сверкающую бронзу. Руки болели от нетерпеливого желания запутаться в густых завитках на груди; симметричные островки переходили в узкую полоску и вновь расширялись внизу живота, там, где напряженно, гордо вздымалось мужское естество.
Когда Джесс подошел к постели, Лисса села, сжала в ладони пульсирующий фаллос, погладила, чувствуя легкую дрожь. Другая рука скользнула по его пересеченному шрамом бедру, сжала твердую ягодицу.
Джесс с почти звериным рыком отстранил ее пальцы и бросился на постель, накрыв Лиссу своим телом. Губы их слились вновь, с ненасытным мучительным голодом.
Он запустил руку в ее волосы, неподвижно удерживая голову Лиссы, пока язык проникал все глубже в ее рот. И в этот момент Джесс ощутил, как ее ладони прижимаются к его спине, скользя вверх и вниз; шелковистые стройные ляжки раздвинулись, охватив стальным кольцом его бедра.
Джесс губами заглушал крики Лиссы, невольно рвущиеся с губ, стоило ему коснуться ее влажного жара. Там, внизу, она была скользкой, словно атлас, и Джесс застонал, в предвкушении того, что должно было неминуемо произойти, вынуждая себя откатиться и ждать, пока его страсть немного утихнет. Ничего в мире так не жаждал он, как врезаться в нее одним мощным толчком, войти до основания и мгновенно обрести неземное блаженство освобождения. Но как он мог лишить ее такого же блаженства?! Поэтому Джесс удерживал себя на краю пропасти, целуя ее груди, горло, лицо, вновь вспоминая каждый изгиб и впадины ее тела, обнаруживая, что он не забыл ничего — даже самых мельчайших деталей.
В ушах Лиссы отдавался безумный стук его сердца, а ее собственное, казалось, вот-вот вырвется из груди. Там, где на коже оставляли дорожку его руки и губы, загоралось жидкое пламя, окутывая ее тело таким ярким огнем, что все бури и грозы на свете не смогли бы потушить его. Она льнула к Джессу, умоляя без слов, царапаясь, пока он не поднялся над ней и медленно, осторожно скользнув в таинственные глубины, замер, удерживая ее бедра сильными тонкими пальцами. — Не двигайся, Лисса, — выдохнул он, почти прижавшись губами к ее шее.
Но буйное нетерпение и неутолимая жажда уже завладели Лиссой, и его мольба осталась без ответа. Лисса ждала целый год, одна, мечтая о его прикосновении, знакомой тяжести тела, слиянии с любимым. Как она хотела, чтобы он заполнил ее, излечил сердце и душу.
Она выгнулась навстречу ему, и Джесс потерял голову. Они мчались вскачь вместе, через грозу и бурю, такие же буйные и неукротимые, и так же быстро, как обрушившийся с небес ливень, кончили тоже вместе, одновременно, охваченные раскаленном приливом экстаза. Джесс обмяк на Лиссе, вздрагивая, что-то бормоча, а она изо всех сил прижимала его к себе, сотрясаемая конвульсиями, и оба никак не могли отдышаться. Наконец Джесс поднял голову, отвел влажный локон с виска Лиссы, нежно поцеловал в губы и прошептал:
— Слишком скоро…
— М-м-м… не знаю. После столь долгого ожидания… я не смогла бы вывести даже лишнего мгновения… но это не означает, что мы должны остановиться на этом… правда?
Лисса подчеркивала каждое слово, покрывая легкими поцелуями его нос, глаза и губы, сжав обеими руками щеки Джесса.
Он зарылся лицом в ее волосы и тихо выдохнул:
— Нет… наверное, нет… но сначала… Прикоснувшись губами к ее губам, он осторожно отстранил ее и полнился, увлекая за собой Лиссу:
— Ужасно узкая постель!
Сняв с матраса одеяло, Джесс расстелил его на полу перед очагом, и Лисса опустилась на колени, широко раскинув руки. Отсветы пламени окрашивали их силуэты золотисто-янтарным светом; обнявшись, они слились в поцелуе и рухнули на одеяло, забыв о жестких досках, не обращая внимания на затихающую грозу.
На этот раз они любили друг друга медленно, с бесконечной нежностью, вновь и вновь воскрешая каждый оттенок наслаждения, обмениваясь словами и нечленораздельными звуками, заменявшими речь. И когда наконец вновь спустились с сияющей вершины, долго лежали, не двигаясь, по-прежнему соединенные, не в силах отодвинуться друг от друга.
Неожиданно что-то мокрое и холодное коснулось его ягодицы. Джесс резко вскинул голову:
— Какого черта!
Лисса ехидно хмыкнула при виде Кормака, старательно вылизывающего языком бедро Джесса.
— По-моему, он голоден, — заметила она, садясь, и, чувствуя, как урчит в желудке, добавила: — И я тоже.
Джесс молча наблюдал, как Лисса подходит к столу, берет корзинку и ставит ее перед очагом. Двигаясь грациозно, словно не сознавая собственной наготы, она вновь встала на колени и открыла корзинку. Джесс невольно сглотнул слюну, и оба рассмеялись.
Начался настоящий пир. Ветчина, сыр, картофельный салат под кисло-сладким соусом — все исчезло во мгновение ока. Они по очереди кормили друг друга и бросали кусочки собаке. Кормак в конце концов удовлетворился остатками салата в керамической миске и двумя большими маринованными огурцами.
Когда пес вновь отошел в угол и с довольным вздохом улегся, Лисса собрала разбросанную одежду, пока Джесс подкидывал дрова в камин.
— Белье высохло, но твои брюки и моя юбка еще совсем мокрые. Может, подождать до утра! — задумчиво протянула Лисса.
— Уже совсем стемнело. Придется провести здесь ночь, — ответил Джесс и, подойдя к полке, смахнул пыль с эмалированного кофейника.
— Тут полно кофе и есть из чего приготовить завтрак.
Прежде чем он успел что-то добавить, Джонни захныкал во сне, и Лисса подошла к малышу. Джесс натянул влажные брюки, сапоги и отправился покормить лошадей. Когда он вернулся, Лисса в сорочке складывала тарелки и вилки в корзину. Подняв голову, она выжидательно взглянула на мужа с такой надеждой и страхом, что он отшатнулся, словно от удара тяжелым молотом.
Глаза их встретились.
— Черт возьми, Лисса, — вздохнул Джесс, — наверное, мы можем попытаться… по крайней мере пока…
Он не успел договорить, Лисса бросилась в его объятия, осыпая поцелуями:
Ты не пожалеешь, Джесс. Не пожалеешь.
— Надеюсь только, что именно ты ни о чем не будешь сожалеть, Лисса.
Глава 22
— Взгляни на него, Джесс. Джонни твой сын, Назван в честь твоего отца, который не считал позором жениться на женщине смешанной крови.
— Оставь моего отца в покое. Ты ничего не понимаешь… ни в нем, ни во мне.
Отвернувшись, он вылетел из комнаты под аккомпанемент громкого детского плача.
Следующее утро выдалось таким же хмурым и серым, как царившее в доме настроение. Один из внезапных ураганов позднего лета, казалось, обошел стороной «Джей Бар», клубящиеся облака, так часто приносившие дожди и превращающие пересохшую почву в жидкую грязь, летели по небу с угрожающей скоростью.
К тому времени как Лисса с Джонни спустилась вниз, Джесс уже позавтракал и уехал. Небо очистилось, появилось ярко-желтое солнце. Лисса решила, что пора раз и навсегда выяснить отношения, и тщательно уложила в большую корзину ломтики копченого окорока, кусок твердого сыра, купленного за большие деньги в Шайеннской лавке, хрустящие домашние пикули и большой каравай свежеиспеченного хлеба.
Джесс, по словам Уксусного Джо, уехал к пастбищу рядом с водопоем Скво Крик. Значит, они с Джонни как раз успеют туда, чтобы всем вместе отправиться на пикник.
Укладывая различные деликатесы, Лисса пыталась не думать о том, что сделает, если Джесс публично откажется от Джонни. Она почти физически ощущала его тоскливые терзания вчера, когда он увидел, как она кормит сына. Джесс избегал сына по той же причине, что и жену — не из-за того, что они ему безразличны… а потому, что слишком сильно любил.
И вот настал момент решающей игры. Необходимо убедить его, что они смогут быть одной семьей, жить вместе… если только Джесс захочет рискнуть.
Лисса поставила корзинку в кабриолет. Кормак запрыгал рядом, энергично виляя хвостом в предвкушении долгой прогулки. На крыльцо вошла Клер с Джонни на руках, ожидая, пока Лисса погрузит в кабриолет все необходимое.
— Возьмите одеяло, миссис, и еще одно, для малыша, — напомнила она, ласково улыбаясь Джонни.
Лисса ответила такой же радостной улыбкой, спрашивая себя, что думает тихая горничная о муже, который спит в отдельной комнате, и жене, не стеснявшейся последовать за ним на дальнее пастбище, да еще и с ребенком.
— Спасибо, Клер. Мы вернемся к ужину.
Она поглядела на север, где опять собирались свинцовые тучи.
— Если только не будет грозы. На Скво Крик есть лачуга, где мы сможем провести ночь.
— Поосторожнее, мэм, — посоветовала Клер, озабоченно хмурясь.
«Ты еще не знаешь всего», — подумала Лисса, садясь в экипаж и протягивая Джонни руки. Она тронула лошадь я поехала не спеша; впереди резвился пес. Иногда Кормак приостанавливался, желая посмотреть, что задерживает хозяйку, и вопросительно наклонял голову набок, словно желая сказать: «Почему ты не едешь быстрее?!»
Примерно через час послышалось мычание скота. Когда экипаж перевалил через подъем, в жарком воздухе висело облако пыли. Бычки и коровы беспокоились, толкались, рыли землю копытами. Лисса оглядела рассеявшихся по пастбищу всадников, ища глазами Джесса, но того нигде не было видно. Вздохнув, она направилась к Робу Остлеру, лечившему быка от парши обычным средством — керосином.
Джесс придержал коня на вершине холма, глядя на Лиссу, оживленно толкующую о чем-то с Остлером. Черт ее побери, она и ребенка с собой взяла!
В этот момент она подняла голову, высматривая что-то в том направлении, куда указывал ковбой, и заметила Джесса. Он пустил коня в галоп и подъехал ближе.
— Какого дьявола ты тут делаешь, когда гроза вот-вот начнется? — в бешенстве прошипел он, хотя причина его гнева не имела ничего общего с ураганом.
— Когда я уезжала, солнце вовсю светило. Лисса, прищурившись, посмотрела на облака, подползавшие все ближе.
— Для уроженки здешних мест ты совсем не соображаешь, что в такую погоду лучше дома сидеть!
— Я выросла на Востоке, — защищалась она. — Это в самом деле опасно?
Джесс вгляделся в небо, с каждой минутой все больше темнеющее.
— Дьявол, конечно, опасно.
Будто в подтверждение его слов, дико, подобно некоему потустороннему существу, завыл ветер. Джесс перевел взгляд с бледного расстроенного лица жены на маленький сверток, который та, словно защищая от кого-то, прижимала к груди и, тихо выругавшись, спешился, привязал Блейза к кабриолету, а сам взобрался на сиденье и взял в руки поводья.
— Куда ты нас везешь? — спросила Лисса в надежде, что они направляются в хижину у ручья…
Не отвечая, Джесс в свою очередь поинтересовался:
— Какого дьявола ты притащила сюда ребенка? Ответить правду, объяснить, что она собралась на пикник, казалось невероятным идиотизмом, особенно теперь, когда о землю застучали первые крупные холодные капли.
— Нужно было кое-что уладить, — уклончиво объяснила Лисса, но ветер унес слова прочь.
Джесс и в самом деле собрался ехать в хижину, не делая дальнейших попыток заговорить с женой. Кормак трусил рядом с экипажем.
К тому моменту, как они добрались до убогой лачуги, все промокли насквозь. Джесс спрыгнул на землю и поспешно взял у Лиссы ребенка.
— Быстрее, внутрь, — заорал он, перекрывая громовые раскаты.
Лисса, схватив корзинку и завернутый в клеенку сверток, ринулась к двери. Джесс побежал следом и, как только она избавилась от своего груза, отдал ребенка.
Собака энергично отряхнулась, вознаградив хозяев новым фонтаном брызг. Джесс вышел под дождь, чтобы завести лошадей под грубый насест из веток на задах лачуги. Он распряг коня, тащившего кабриолет, снял седло с Блейза и затащил тяжелый экипаж под навес.
Лисса положила хныкавшего малыша на наспех сколоченную кровать и встала на колени возле очага. Кормак неспешно вылизывался, не отходя от постели, словно охраняя Джонни.
— Здесь сложены дрова. Папа всегда настаивал, чтобы во времянках всегда было чисто и находились какие-нибудь припасы, на случай, если кто-нибудь из ковбоев попадет в метель.
— Я разведу огонь, а ты посмотри, что с ним, — велел Джесс.
— Его зовут Джон, — тихо напомнила Лисса, отряхивая руки и вставая.
Не обратив на нее внимания, Джесс принялся разжигать дрова. Оба были совсем мокрые, даже на ребенка попала вода.
Лисса улыбнулась. Может, это к лучшему…
Оглядывая пыльную пустую комнату, Лисса мысленно оценивала обстановку. У стены притулился довольно широкий двухэтажный топчан с матрасами, набитыми обертками от кукурузник початков. Их можно застлать чистыми одеялами, заботливо уложенными Клер. В центре комнаты стояли шаткий стол и два стула. На противоположной стене были прибиты уродливые полки, на которых громоздились пакеты с кофе, мукой, бобами и рисом.
Лисса села рядом с Джонни и начала разворачивать его, пока не раздела до подгузника. Она тихо ворковала с малышом, пока не услышала ответный заливистый смех. Джонни был явно польщен таким вниманием. Лисса пощупала его одеяльце:
— Совсем влажное. Сейчас повешу просушиться у огня. Хорошо еще, что Клер завернула остальные спальные принадлежности в клеенку.
Держа почти голенького ребенка на руках, она подошла к очагу, где ярко-оранжевые языки пламени уже поднялись достаточно высоко, чтобы осветить убогую лачугу теплым сиянием.
Джесс взглянул на нее:
— Спальные принадлежности. Что это ты задумала, Лисса? Ты говорила о необходимости кое-что уладить, — подозрительно пробормотал он.
— Пикник! — объявила Лисса, театрально вздохнув. Камелла была не единственной актрисой в Вайоминге!
— Если расстегнешь эту скатку, увидишь одеяла, которые я собиралась расстелить под большим тополем у ручья.
Джесс встал и сделал, как велела Лисса, стараясь не смотреть на извивавшегося на ее руках младенца.
— Потребуется высушить не только одеяльце, — с бешенством процедил Джесс. — Мы обязательно схватим воспаление легких, если останемся в мокрой одежде.
Он обвиняюще взглянул на жену.
— Ты нарочно задумала все это.
— Конечно! Я такая избалованная богатая девица, что даже погода мне повинуется!
Лисса закатила глаза.
— Собственно говоря, я и вправду собиралась на пикник. — И, показав на корзину, добавила: — Подержи Джонни, пока я все приведу в порядок.
Лисса быстро, не дав мужу возможности отказаться, сунула сына ему в руки.
Джесс держал брыкающегося младенца так осторожно, словно тот был сделан из фарфора — очень тонкого фарфора.
— Я забыл, какие они маленькие… — прошептал он благоговейно, рассматривая ручки и ножки Джонни, изучая крохотное личико с большими блестящими глазами.
Лисса продолжала вытирать стол, а потом поставила на него корзину с припасами, пока Джесс зачарованно уставился на сына. Наконец она нарушила молчание:
— Ты держишь его так, словно привык нянчить младенцев.
Она так многого не знала о Джессе Роббинсе!
— Мама часто просила меня присматривать за Джонахом.
— Он сейчас на твоем ранчо?
Джесс, продолжая смотреть на Джонни, рассеянно ответил:
— Да. Управляет делами, пока я в отъезде.
— Какой он, Джонах? — продолжала расспрашивать Лисса, довольная, что Джесс, по крайней мере, готов отвечать.
— Совсем не похож на меня. Белый Роббинс. Светлые волосы и кожа. Похож на отца.
Как раз в эту минуту Джонни испустил радостный вопль и начал усердно жевать крохотный кулачок.
— По-моему, он проголодался.
Он повернулся к Лиссе, протягивая ребенка. Под вой бури они глядели в глаза друг друга, охраняя плачущего малыша своими телами. Лисса чувствовала идущий от очага жар, но сознавала, что пламя в крови горит куда более буйно, чем огонь в камине.
Взяв у мужа Джонни, она начала расстегивать блузку непослушными пальцами. Пуговицы, как назло, липли к мокрой ткани. Ей никак не удавалось сделать это одной рукой.
— Позволь, я помогу, — хрипло прошептал Джесс, сильными пальцами проталкивая пуговицы в петли.
Лисса взглянула на его руки, такие тонкие и изящные. Тепло накатывалось на нее быстрыми, грозными волнами, собираясь внизу живота.
— Ты сам сказал, нужно поскорее раздеться, прежде чем мы насмерть простудимся.
Джесс подвинул стул поближе к огню. Лисса села, приложила Джонни к груди; малыш немедленно перестал хныкать и начал жадно сосать. Лисса чувствовала, как под взглядом Джесса краска обжигает щеки. Не смея встретиться с ним глазами, она прикрыла веки, позволяя приливу блаженства омывать все ее существо, от сознания, что ребенок ласкает губками ее грудь точно так же, как его отец. Лиссе страстно хотелось, чтобы Джесс вновь коснулся ее.
Я такая же ненасытная, как мой сын…
Когда Лисса открыла глаза и подняла голову, Джесс пристально смотрел на нее. Они без слов разговаривали друг с другом, пока дождь и ветер набрасывались на дощатые стены маленького убежища.
Медленно… агонизирующе медленно Джесс протянул руку, коснулся детской головки, лаская тонкие шелковистые волосы. Колющая дрожь прошла по спине Лиссы. Другая рука Джесса осторожно отвела блузку с груди, нежно сжала налитой шар, пока с губ Лиссы не сорвался тихий стон наслаждения.
— Так долго… так давно… Джесс… Ярость бури унесла ее слова, но Джесс понял. Бережно, едва касаясь, он начал ласкать жену, все еще державшую младенца. Откинув ее на спинку стула, Джесс расплел косы, окутал плечи густыми атласными прядями, расчесывая их пальцами, массируя кожу.
Все еще поддерживая голову Лиссы, он наклонился над ней и поцеловал в лоб. Пылающие огнем желания губы скользнули ниже, по мохнатым ресницам, прикоснулись к закрытым векам, скулам и задержались на мочке уха. Язык лизнул крохотную раковину, и Лисса вновь вздрогнула от удовольствия. Джесс перешел к другому ушку, а от него — к шее.
Лисса дотянулась свободной рукой, отвела со лба локон прямых угольно-черных волос, нежно дотронулась до щеки. Джесс обошел кресло, встал перед ней на колени, и Лисса снова и снова обводила кончиком пальца жестко-красивые черты. Джесс припал к ее обнаженной груди, словно осмеливаясь взять то, что еще не досталось сыну.
Одно касание его языка соска заставило Лиссу выкрикнуть его имя. Малыш наконец наелся и, довольный, задремал, но Джесс продолжал поддразнивать, искушать, терзать блаженной мукой.
— Сладко, так сладко, Лисса, — пробормотал он у самого ее сердца.
Рука Лиссы обвилась вокруг шеи Джесса, притягивая его все ближе. Он сжимал в объятиях ее и малыша с такой нежностью, что слезы жгли веки Лиссы. Склонившись над Джонни, Джесс благоговейно поцеловал теплый лобик.
— Лисса, я люблю вас обоих, — прошептал он так тихо, что ей пришлось напрячь слух, чтобы услышать мучительную исповедь за ревом бури.
Джесс встал, хотя ноги сильно дрожали, взял спящего младенца, заворачивая его в одеяло. Лисса тоже поднялась:
Давай я сменю пеленки, чтобы мы тоже смогли уснуть, — решила она.
Кормак с любопытством наблюдал, как хозяйка идет к кровати и кладет малыша на разостланное Джессом одеяло. Положив сына, Лисса вытащила чистую одежду и быстро переодела его. Джесс положил аккуратный сверток на верхний топчан, загородил седельными сумками, чтобы младенец не упал. Пес устроился в углу и немедленно закрыл глаза.
Когда Джесс повернулся, жена стояла рядом, держа перед собой блузку и сорочку; золотистые бездонные глаза, влажно переливаясь, глядели на него.
Люби меня, Джесс, — одними губами прошептала она, и он так же молча повиновался, усадив ее на нижний топчан, потом встал на колени и снял с Лиссы ботинки и чулки.
Сильные руки сжали ее талию, отстегнули юбки, так что они соскользнули по бедрам на пол, увлекая за собой панталоны, пока Лисса не осталась обнаженной; белоснежное тело сверкало жемчужиной на темном одеяле.
Джесс медленно провел ладонью по ее животу, поражаясь упругости мышц, представляя, как должна была выглядеть Лисса перед родами. Кончики пальцев задели мгновенно затвердевшие соски, и Лисса выгнулась дугой, едва не слетев с кровати. Протянув руки, она прижала его к себе, ища его губы. Рты их слились в безумном, страстном, жадном поцелуе, пока Лисса лихорадочно рвала пуговицы на его рубашке. Вытащила ее из брюк, не отнимая губ, стянула с его плеч.
Джесс отшвырнул сорочку, оставил сладкое пламя рта Лиссы и встал. Не отрывая взгляда от лица жены, он разделся догола. Лисса зачарованно наблюдала, как золотит огонь это стройное загорелое тело, превращая его в великолепную сверкающую бронзу. Руки болели от нетерпеливого желания запутаться в густых завитках на груди; симметричные островки переходили в узкую полоску и вновь расширялись внизу живота, там, где напряженно, гордо вздымалось мужское естество.
Когда Джесс подошел к постели, Лисса села, сжала в ладони пульсирующий фаллос, погладила, чувствуя легкую дрожь. Другая рука скользнула по его пересеченному шрамом бедру, сжала твердую ягодицу.
Джесс с почти звериным рыком отстранил ее пальцы и бросился на постель, накрыв Лиссу своим телом. Губы их слились вновь, с ненасытным мучительным голодом.
Он запустил руку в ее волосы, неподвижно удерживая голову Лиссы, пока язык проникал все глубже в ее рот. И в этот момент Джесс ощутил, как ее ладони прижимаются к его спине, скользя вверх и вниз; шелковистые стройные ляжки раздвинулись, охватив стальным кольцом его бедра.
Джесс губами заглушал крики Лиссы, невольно рвущиеся с губ, стоило ему коснуться ее влажного жара. Там, внизу, она была скользкой, словно атлас, и Джесс застонал, в предвкушении того, что должно было неминуемо произойти, вынуждая себя откатиться и ждать, пока его страсть немного утихнет. Ничего в мире так не жаждал он, как врезаться в нее одним мощным толчком, войти до основания и мгновенно обрести неземное блаженство освобождения. Но как он мог лишить ее такого же блаженства?! Поэтому Джесс удерживал себя на краю пропасти, целуя ее груди, горло, лицо, вновь вспоминая каждый изгиб и впадины ее тела, обнаруживая, что он не забыл ничего — даже самых мельчайших деталей.
В ушах Лиссы отдавался безумный стук его сердца, а ее собственное, казалось, вот-вот вырвется из груди. Там, где на коже оставляли дорожку его руки и губы, загоралось жидкое пламя, окутывая ее тело таким ярким огнем, что все бури и грозы на свете не смогли бы потушить его. Она льнула к Джессу, умоляя без слов, царапаясь, пока он не поднялся над ней и медленно, осторожно скользнув в таинственные глубины, замер, удерживая ее бедра сильными тонкими пальцами. — Не двигайся, Лисса, — выдохнул он, почти прижавшись губами к ее шее.
Но буйное нетерпение и неутолимая жажда уже завладели Лиссой, и его мольба осталась без ответа. Лисса ждала целый год, одна, мечтая о его прикосновении, знакомой тяжести тела, слиянии с любимым. Как она хотела, чтобы он заполнил ее, излечил сердце и душу.
Она выгнулась навстречу ему, и Джесс потерял голову. Они мчались вскачь вместе, через грозу и бурю, такие же буйные и неукротимые, и так же быстро, как обрушившийся с небес ливень, кончили тоже вместе, одновременно, охваченные раскаленном приливом экстаза. Джесс обмяк на Лиссе, вздрагивая, что-то бормоча, а она изо всех сил прижимала его к себе, сотрясаемая конвульсиями, и оба никак не могли отдышаться. Наконец Джесс поднял голову, отвел влажный локон с виска Лиссы, нежно поцеловал в губы и прошептал:
— Слишком скоро…
— М-м-м… не знаю. После столь долгого ожидания… я не смогла бы вывести даже лишнего мгновения… но это не означает, что мы должны остановиться на этом… правда?
Лисса подчеркивала каждое слово, покрывая легкими поцелуями его нос, глаза и губы, сжав обеими руками щеки Джесса.
Он зарылся лицом в ее волосы и тихо выдохнул:
— Нет… наверное, нет… но сначала… Прикоснувшись губами к ее губам, он осторожно отстранил ее и полнился, увлекая за собой Лиссу:
— Ужасно узкая постель!
Сняв с матраса одеяло, Джесс расстелил его на полу перед очагом, и Лисса опустилась на колени, широко раскинув руки. Отсветы пламени окрашивали их силуэты золотисто-янтарным светом; обнявшись, они слились в поцелуе и рухнули на одеяло, забыв о жестких досках, не обращая внимания на затихающую грозу.
На этот раз они любили друг друга медленно, с бесконечной нежностью, вновь и вновь воскрешая каждый оттенок наслаждения, обмениваясь словами и нечленораздельными звуками, заменявшими речь. И когда наконец вновь спустились с сияющей вершины, долго лежали, не двигаясь, по-прежнему соединенные, не в силах отодвинуться друг от друга.
Неожиданно что-то мокрое и холодное коснулось его ягодицы. Джесс резко вскинул голову:
— Какого черта!
Лисса ехидно хмыкнула при виде Кормака, старательно вылизывающего языком бедро Джесса.
— По-моему, он голоден, — заметила она, садясь, и, чувствуя, как урчит в желудке, добавила: — И я тоже.
Джесс молча наблюдал, как Лисса подходит к столу, берет корзинку и ставит ее перед очагом. Двигаясь грациозно, словно не сознавая собственной наготы, она вновь встала на колени и открыла корзинку. Джесс невольно сглотнул слюну, и оба рассмеялись.
Начался настоящий пир. Ветчина, сыр, картофельный салат под кисло-сладким соусом — все исчезло во мгновение ока. Они по очереди кормили друг друга и бросали кусочки собаке. Кормак в конце концов удовлетворился остатками салата в керамической миске и двумя большими маринованными огурцами.
Когда пес вновь отошел в угол и с довольным вздохом улегся, Лисса собрала разбросанную одежду, пока Джесс подкидывал дрова в камин.
— Белье высохло, но твои брюки и моя юбка еще совсем мокрые. Может, подождать до утра! — задумчиво протянула Лисса.
— Уже совсем стемнело. Придется провести здесь ночь, — ответил Джесс и, подойдя к полке, смахнул пыль с эмалированного кофейника.
— Тут полно кофе и есть из чего приготовить завтрак.
Прежде чем он успел что-то добавить, Джонни захныкал во сне, и Лисса подошла к малышу. Джесс натянул влажные брюки, сапоги и отправился покормить лошадей. Когда он вернулся, Лисса в сорочке складывала тарелки и вилки в корзину. Подняв голову, она выжидательно взглянула на мужа с такой надеждой и страхом, что он отшатнулся, словно от удара тяжелым молотом.
Глаза их встретились.
— Черт возьми, Лисса, — вздохнул Джесс, — наверное, мы можем попытаться… по крайней мере пока…
Он не успел договорить, Лисса бросилась в его объятия, осыпая поцелуями:
Ты не пожалеешь, Джесс. Не пожалеешь.
— Надеюсь только, что именно ты ни о чем не будешь сожалеть, Лисса.
Глава 22
Кэмми поворачивала шляпу с пером то в одну, то в другую сторону, внимательно рассматривала ее, проклиная противную Шарлей Дербин, не желавшую продавать наряды городским «блудницам». Приходилось одеваться в лавке «Юнион Мекентайл», где, помимо сельскохозяйственных товаров, был отдел готовой одежды.
Не успела Кэмми потихоньку подойти к маленькому пыльному зеркальцу, как ее внимание привлекли тихие голоса.
Все же очень странно… На кой дьявол бабе столько мышьяка?
— А по-моему, не наше дело, что вытворяет эта старая французская ведьма, лишь бы по счетам платила. Кроме того, ты бы в жизни не узнал, что в коробке, если бы обертка не порвалась, когда ее вынимали из вагона, — с упреком сказала жена начальника станции.
Продолжая спорить, она отошли к прилавку, где продавались семена, а Кэмми, положив шляпу, задумчиво поднесла к щеке крашеный ноготок. Француженка — это, должно быть, бывшая экономка Джейкобсонов, Жермен Шанно. А мышьяком скотоводы травят лис и волков. Не может ли она быть связана с кем-то из членов Ассоциации, задумавшим отравить воду Джесса? Но зачем заказывать яд в другом городе, когда Джесс сказал, что Ассоциация закупила большой запас? Отвести подозрения от виновного?
Выйдя из лавки на Фергюсон-стрит, Кэмми решила все хорошенько разузнать. На следующей неделе большой бал Ассоциации в честь осеннего клеймения. Может, когда Лисса и Джесс приедут в город, она сумеет сообщить им кое-что важное.
— Нужно ехать, Джесс. Иначе нас просто отстранят от осеннего клеймения, и мы потеряем целое состояние — придется продавать скот по заниженной цене, — спорила Лисса. Ассоциации только и нужно, чтобы довести нас до этого.
Джесс смотрел на руки жены, ловко чистившей картофель и бросавшей его в горшок с водой.
— Я поеду в город и поговорю с Мэтисом, может, позволит нашим ковбоям участвовать в клеймении на «Даймонд Е», «Эмпайр Ленд» и «Кэттл Компани».
— Договоришься без меня, — решительно сказала Лисса. — Я не из фарфора сделана, Джесс, и не разобьюсь, если кто-то сделает вид, что не заметит меня, или, того хуже, скажет гадость.
Она вытерла руки о передник.
— И потом мне хочется потанцевать. Настоящие сделки заключаются не на пастбище, а вокруг чаши с пуншем.
Джесс изучал упрямо поднятый подбородок, прищуренные золотистые глаза. По временам Лисса удивительно напоминала отца.
— В действительности ты просто хочешь осадить всех и каждого, выставить меня напоказ на этом дурацком балу. Кроме неприятностей, мы ничего не наживем, Лисса.
— С каких это пор ты так боишься неприятностей? — спросила она, подходя ближе и обнимая его, чтобы было удобнее прикусить мочку уха.
— Признайся, неужели тебе не хочется увидеть, какое лицо сделает Мэтис при нашем появлении.
— Это не игра, Лисса.
Он встал и щелкнул предохранителем.
— Это политика — а политика и есть игра, — смертельно-опасная и очень серьезная. Без меня ты никогда не попадешь в этот тесный круг. Женщины, конечно, станут задирать нос, но мужчины слишком смутятся, чтобы отказаться разговаривать со мной. Я могу уговорить Сая и Джейми позволить нашим ковбоям приехать на клеймение.
Джесс, вздохнув, наконец сдался.
— Только будь готова к неприятным сценам.
За неделю, прошедшую с той памятной грозы, супруги смогли заключить нечто вроде вооруженного перемирия. Они спали вместе в большой хозяйской спальне каждую ночь, после проведенной в хижине, когда он наблюдал, как жена кормит и пеленает сына.
Лисса готовила его любимые блюда. Джесс играл с Джонни, пока она накрывала на стол. Клер спокойно занималась своими делами, ничем не показывая, что знает о новых отношениях между хозяевами.
Зато Мосс сразу же заметил перемены, когда вчера вечером появился в доме, чтобы вместе с Джессом изучить отчеты. В этот момент вошла Лисса с яблочным пирогом и кофе на подносе — настоящий образец любящей молодой жены. Мосс окинул ее острым, но непроницаемым взглядом, поблагодарил за пирог и вернулся к делу, как только съел все, что стояло перед ним. Он не сказал об увиденном никому из ковбоев, не объявил, что боде приехал навсегда. Навсегда ли?
Джесс тоже ни в чем не был уверен. Сидя за большим столом Маркуса Джейкобсона, он чувствовал себя незваным назойливым пришельцем. Они с Лиссой и Джонни стали маленькой счастливой семьей, а ночи были наполнены безумной неудержимой страстью, они словно не могли насытиться друг другом или… или сознавали, что идиллия не продлится вечно. Но в отличие от Лиссы, Джесс понимал это. Он отдал сердце, посвятил жизнь Лиссе и Джонни, молился, что этого будет достаточно и боялся иного…
И вот теперь, всего через несколько дней они будут принуждены столкнуться с окружающим миром. Сам Джесс вполне мог выдержать схватку, с самого детства он прошел суровую школу и был достаточно закален, но не хотел, чтобы Лисса страдала еще больше. Но она права — необходимо отправиться в Шайенн, договориться с членами Ассоциации насчет клеймения.
Не успела Кэмми потихоньку подойти к маленькому пыльному зеркальцу, как ее внимание привлекли тихие голоса.
Все же очень странно… На кой дьявол бабе столько мышьяка?
— А по-моему, не наше дело, что вытворяет эта старая французская ведьма, лишь бы по счетам платила. Кроме того, ты бы в жизни не узнал, что в коробке, если бы обертка не порвалась, когда ее вынимали из вагона, — с упреком сказала жена начальника станции.
Продолжая спорить, она отошли к прилавку, где продавались семена, а Кэмми, положив шляпу, задумчиво поднесла к щеке крашеный ноготок. Француженка — это, должно быть, бывшая экономка Джейкобсонов, Жермен Шанно. А мышьяком скотоводы травят лис и волков. Не может ли она быть связана с кем-то из членов Ассоциации, задумавшим отравить воду Джесса? Но зачем заказывать яд в другом городе, когда Джесс сказал, что Ассоциация закупила большой запас? Отвести подозрения от виновного?
Выйдя из лавки на Фергюсон-стрит, Кэмми решила все хорошенько разузнать. На следующей неделе большой бал Ассоциации в честь осеннего клеймения. Может, когда Лисса и Джесс приедут в город, она сумеет сообщить им кое-что важное.
— Нужно ехать, Джесс. Иначе нас просто отстранят от осеннего клеймения, и мы потеряем целое состояние — придется продавать скот по заниженной цене, — спорила Лисса. Ассоциации только и нужно, чтобы довести нас до этого.
Джесс смотрел на руки жены, ловко чистившей картофель и бросавшей его в горшок с водой.
— Я поеду в город и поговорю с Мэтисом, может, позволит нашим ковбоям участвовать в клеймении на «Даймонд Е», «Эмпайр Ленд» и «Кэттл Компани».
— Договоришься без меня, — решительно сказала Лисса. — Я не из фарфора сделана, Джесс, и не разобьюсь, если кто-то сделает вид, что не заметит меня, или, того хуже, скажет гадость.
Она вытерла руки о передник.
— И потом мне хочется потанцевать. Настоящие сделки заключаются не на пастбище, а вокруг чаши с пуншем.
Джесс изучал упрямо поднятый подбородок, прищуренные золотистые глаза. По временам Лисса удивительно напоминала отца.
— В действительности ты просто хочешь осадить всех и каждого, выставить меня напоказ на этом дурацком балу. Кроме неприятностей, мы ничего не наживем, Лисса.
— С каких это пор ты так боишься неприятностей? — спросила она, подходя ближе и обнимая его, чтобы было удобнее прикусить мочку уха.
— Признайся, неужели тебе не хочется увидеть, какое лицо сделает Мэтис при нашем появлении.
— Это не игра, Лисса.
Он встал и щелкнул предохранителем.
— Это политика — а политика и есть игра, — смертельно-опасная и очень серьезная. Без меня ты никогда не попадешь в этот тесный круг. Женщины, конечно, станут задирать нос, но мужчины слишком смутятся, чтобы отказаться разговаривать со мной. Я могу уговорить Сая и Джейми позволить нашим ковбоям приехать на клеймение.
Джесс, вздохнув, наконец сдался.
— Только будь готова к неприятным сценам.
За неделю, прошедшую с той памятной грозы, супруги смогли заключить нечто вроде вооруженного перемирия. Они спали вместе в большой хозяйской спальне каждую ночь, после проведенной в хижине, когда он наблюдал, как жена кормит и пеленает сына.
Лисса готовила его любимые блюда. Джесс играл с Джонни, пока она накрывала на стол. Клер спокойно занималась своими делами, ничем не показывая, что знает о новых отношениях между хозяевами.
Зато Мосс сразу же заметил перемены, когда вчера вечером появился в доме, чтобы вместе с Джессом изучить отчеты. В этот момент вошла Лисса с яблочным пирогом и кофе на подносе — настоящий образец любящей молодой жены. Мосс окинул ее острым, но непроницаемым взглядом, поблагодарил за пирог и вернулся к делу, как только съел все, что стояло перед ним. Он не сказал об увиденном никому из ковбоев, не объявил, что боде приехал навсегда. Навсегда ли?
Джесс тоже ни в чем не был уверен. Сидя за большим столом Маркуса Джейкобсона, он чувствовал себя незваным назойливым пришельцем. Они с Лиссой и Джонни стали маленькой счастливой семьей, а ночи были наполнены безумной неудержимой страстью, они словно не могли насытиться друг другом или… или сознавали, что идиллия не продлится вечно. Но в отличие от Лиссы, Джесс понимал это. Он отдал сердце, посвятил жизнь Лиссе и Джонни, молился, что этого будет достаточно и боялся иного…
И вот теперь, всего через несколько дней они будут принуждены столкнуться с окружающим миром. Сам Джесс вполне мог выдержать схватку, с самого детства он прошел суровую школу и был достаточно закален, но не хотел, чтобы Лисса страдала еще больше. Но она права — необходимо отправиться в Шайенн, договориться с членами Ассоциации насчет клеймения.