принимать слишком много меланжа. Могу только предположить, что кто-то дал
вам его без...
- Вы дурак! - прохрипела она. - Хотите лишить меня видения? Я знала,
на что шла. - Она приложила руку к горлу. - Уходите же отсюда! Немедленно!
Врач выплыл из поля ее зрения со словами:
- Я сообщу вашему брату.
Она позволила ему уйти, перенеся все свое видение на гхолу. Теперь
оно лежало ясно в ее сознании. Она чувствовала, как движется гхола во
Времени. Он больше не был загадочной фигурой.
"Он - суровое испытание, посланное мне, - подумала Алия. - В нем
опасность и спасение".
И она вздрогнула, зная, что имела видение, которое было и у ее брата.
Нежелательные слезы жгли ей глаза. Она резко повернула голову. Никаких
слез! На них тратится драгоценная влага, и, что гораздо хуже, они искажают
поток видения. Пола нужно остановить! Один раз, только один раз она
пересекла Время там, где проходил он. Напряжение и изменчивость больше не
позволят этого. Нить Времени проходит сквозь ее брата, как луч света через
миг времени. Он стоит в фокусе и знает это. Он собрал все линии и не
позволит им ускользнуть или измениться.
- Почему? - пробормотала она. - Из ненависти? Он ударил Время, потому
что оно причинило ему боль? Или... что?..
Хейту показалось, что он слышит свое имя.
- Миледи?
- Если бы я могла выжечь это в себе! - воскликнула Алия. - Я не хочу
отличаться от других.
- Пожалуйста, Алия, - бормотал он. - Вам нужно уснуть.
- Я хочу уметь смеяться, - прошептала она. - Слезу катились по ее
щекам. - Но я сестра Императора, которому поклоняются, как Богу. Люди
боятся меня. Я не хочу, чтобы меня боялись.
Он вытер слезы с ее лица.
- Я не хочу быть частью истории, - шептала она. - Я хочу быть
любимой... и любить.
- Вы любимы.
- Ах, верный, верный Данкан.
- Пожалуйста, не зовите меня так.
- Но это так. А верность - ценный товар. Ее можно продать, но купить
нельзя.
- Мне не нравится ваш цинизм.
- Будь проклята твоя логика! Это правда!
- Спите!
- Ты любишь меня, Данкан?
- Да.
- Может, это ложь, в которую легче поверить, чем в правду? - спросила
она. - Почему я боюсь поверить тебе?
- Вы боитесь моих отличий, как и своих.
- Будь мужчиной, а не ментатом!
- Я ментат, и мужчина.
- Ты сделаешь меня своей женщиной?
- Я сделаю то, чего потребует любовь.
- И верность?
- И верность.
- Вот этим ты и опасен, - сказала она.
Ее слова обеспокоили его. Ни следа этого беспокойства не отразились
на его лице, ни одна мышца не дрогнула, но она знала: ведь это
беспокойство было в видение. Она чувствовала, что утратила часть видения,
но кое-как из будущего помнила.
- Данкан, не давай мне уходить, - прошептала она.
- Спите. Не боритесь со сном, миледи.
- Я должна... должна. Он - наживка в собственной ловушке. Он слуга
силы и ужаса. Насилие... обожествление - это тюрьма, в которую он
заключен. Он потеряет все. Его разорвут на части.
- Вы говорите о Поле?
- Его влечет к самоуничтожению, - хрипела она, изгибая шею. - Слишком
велика тяжесть, слишком много горя. Его уводят от его любви. - Она
опустилась на кровать. - Создают вселенную, где он не позволит себе жить.
- Кто это делает?
- Он сам! О, в нем так много всего, хотя он всего лишь часть рисунка.
И слишком поздно... слишком поздно...
Говоря это, она чувствовала, как сознание опускается слой за слоем.
Тело и мозг разделились и слились в вихре прошлых видений... движущихся...
сменяющихся... Она чувствовала биение сердца зародыша, ребенка будущего.
Меланж все еще владел ею, заставляя плыть во Времени. Она знала, что видит
жизнь еще не зачатого ребенка. Но одно было ей известно точно - этому
ребенку уготовано такое же ужасное пробуждение, как и ей самой. Он будет
сознательным и мыслящим существом еще до рождения.



22

"Существуют пределы силам, которые можно применить
без риска самоуничтожения. Знание этих пределов - истинное
искусство правления. Неправильное использование силы -
смертный грех. Закон не может быть орудием мести, не может
быть обращен против мучеников, которых он сам же создает.
Нельзя угрожать индивидууму и избежать последствий".
"Закон Муад Диба". Комментарии Стилгара.

Чани смотрела на утреннюю пустыню с утеса, расположенного невдалеке
от съетча Табр. На ней не было стилсьюта, и от этого она чувствовала себя
беззащитной перед пустыней. Вход в съетч находился чуть сзади и выше нее.
Пустыня... пустыня... Она чувствовала, что пустыня всюду следует за
ней. Возвращение к пустыне - это не возвращение домой. Просто она
повернула, чтобы увидеть то, что всегда было с ней.
Болезненная судорога прошла по ее животу. Скоро роды. Она боролась с
болью, ожидая родов наедине с пустыней.
Дремотная неподвижность рассвета охватила землю. Тени лежали на дюнах
и на террасах Защитной стены. Солнечный свет бил ей в глаза. Бледный
ландшафт протянулся под голубым небом. Сцена соответствовала ее
скептическому мрачному настроению, которое мучило ее с тех пор, как она
узнала о слепоте Пола.
"Почему мы здесь?" - удивлялась она. Это не хаджж, путешествие
поиска. Пол ничего не искал здесь, разве что место для ее родов. Он собрал
странную компанию для путешествия: гхола Хейт, некогда Данкан Айдахо;
Биджаз, тлейлакский карлик; Адрик, рулевой Союза; Гаиус Хэлен Моахим,
Преподобная мать Бене Джессерит; Лачма, странная дочь Отейна, которая
всюду передвигается под неусыпной охраной; Стилгар, наиб, ее дядя; любимая
жена Стилгара, Хара; Ирулэн и Алия.
Звуки ветра в крутых скалах сопровождали ее мысли. Пустынный день
начал желтеть.
- Почему такой странный выбор сопровождающих? - спросила она.
- Мы забыли, ответить на ее вопрос Пол, - что слово "компания"
означает путешественников. Мы и есть такая компания.
- Но какова их ценность?
- Вот! - сказал он, обратив к ней пугающе пустые глазницы. - Мы
утратили простой смысл жизни. Если ее нельзя запечатлеть, побить,
прогнать, мы ее не ценим.
Задетая, она сказала:
- Я не это имела в виду.
- Ну, дорогая, - сказал он шутливо, - мы не так богаты деньгами и
бедны жизнью. Я злой, упрямый, глупый...
- Нет!
- Это правда. Но руки мои посинели от времени. Я думаю... Я думаю,
что пытался изобрести жизнь, не сознавая, что она уже изобретена.
И он коснулся ее живота, чтобы ощутить таящуюся там новую жизнь.
Вспомнив это, она положила обе руки на живот и вздрогнула, пожалев,
что попросила Пола привезти ее сюда.
Пустынный ветер принес тяжелый запах с зеленой полосы растительности
у основании утеса. Суеверие Свободных вспомнилось Чани: злые запахи - злые
времена. Она посмотрела туда и увидела появившегося за этой полосой червя.
Он выползал из дюны, как из гигантского корабля, разбрасывая песок, но
вдруг ощутил смертоносный для него запах воды и бежал, оставив за собой
глубокий длинный след.
Червь заразил ее своим страхом. Она возненавидела воду. Вода, некогда
душа Арракиса, превратилась в яд. Вода приносит мор. Только пустыня чиста.
Ниже ее возвращался отряд Свободных. Они поднялись ко входу в съетч,
и она увидела их грязные ноги.
Свободные с грязными ногами!
Дети съетча начали петь, их голоса доносились изнутри, от входа. Эти
голоса заставили ее почувствовать, как улетает время, словно ястреб от
ветра. Она задрожала.
Какие бури видит Пол свои безглазым видением? Она ощущала в нем
яростное безумие и страшно усталость - усталость от песен и споров.
Она заметила, что небо стало серым и наполнилось алебастровыми лучами
и странными рисунками, вытканными принесенным ветром песком. Ее внимание
привлекла белая полоска на юге. Неожиданно насторожившись, она истолковала
знак: белое небо на юге - рот Шаи Хулуда. Приближается буря, большой
ветер. Она чувствовала предупреждающий ветерок, трение песчинок о ее щеки.
Ветер приносил с собой ярость смерти: запахи воды с каналов, горячего
песка, кремня. Вода! Вот из-за чего Шаи- Хулуд насылает кориолисовые
ветры.
На утесе, где она стояла, появились ястребы. Они искали убежища от
ветра. Коричневые, как скалы, с алыми перьями в крыльях. Ее дух устремился
к ним: у них было укрытие, у нее - нет.
- Миледи, поднимается ветер...
Она обернулась и увидела гхолу у вход в съетч. Страх охватил ее.
Очищающая смерть, вода, отданная телом назад племени, - это она понимала.
Но... вернуться назад после смерти, как этот гхола...
Принесенный ветром песок хлестал ее лицо, от него покраснели щеки.
Она через плечо оглянулась на пугающую песчаную полоску в небе. Пустыня
стала коричнево-багровой, и дюны, точно волны, катились на берег. Чани
вспомнила, как однажды Пол описывал ей море. Она заколебалась, охваченная
чувством мимолетности. По сравнению с вечностью это лишь песчинка. Прибой
дюн прошел у основания утеса.
Буря снаружи стала для нее чем-то всеобщим... Все звери прячутся от
нее, ничего не остается в пустыне, кроме ее собственных звуков: песок
скрипит, хлеща по скалам, ветер воет, гремят камни, сброшенные с вершины.
Это было лишь одно мгновение в ее жизни, но в это мгновение она
почувствовала, как космическим ветром уносит всю планету - песчинку в
пространстве.
- Нужно торопиться, - сказал рядом с ней гхола.
Она ощутила его страх за нее, заботу о ее безопасности.
- Она срывает мясо с костей - сказал гхола, как будто ей нужно было
объяснять, что это такое.
Ее страх перед ним ушел, ведь он так переживал за нее. Чани позволила
гхоле помочь ей добраться до входа в съетч. Они добрались до извилистой
перегородки, ограждавшей вход. Стражники открыли герметическую дверь и
закрыли ее за ними.
Запахи съетча ударили ей в ноздри. Она помнила эти запахи - испарения
многих тел, эфирный запах перегонных кубов, знакомые ароматы пищи... и
поверх всего этого вездесущий спайс, повсюду меланж.
Она глубоко вздохнула: "Дома".
Гхола высвободил свою руку и стал в стороне в терпеливом ожидании,
будто выключенный робот.
Чани задержалась у входа в комнату, удивленная тем, чему она не могла
подобрать названия. Это ее настоящий дом. Ребенком она охотилась здесь за
скорпионами при свете переносных глоуглобов. Но что-то здесь изменилось...
- Не пройдете ли вы к себе, миледи? - спросил гхола.
И тут же сильная схватка пробежала по ее животу. Она попыталась
скрыть это.
- Миледи? - сказал гхола.
- Почему Пол боится рождения нашего ребенка?
- Естественно, потому, что он опасается за ваше здоровье, - ответил
гхола.
- А он не боится за ребенка?
- Миледи, он не может подумать о ребенке, не вспомнив вашего убитого
сардукарами первенца.
Она изучала гхолу - плоское лицо, непроницаемые металлические глаза.
Она поднесла руку к покрасневшей щеке. Действительно ли это существо
является Данканом Айдахо? Друг ли он? Говорит ли он сейчас правду?
- С вами должен быть врач, - сказал гхола.
И снова она услышала в его голосе страх за нее. Неожиданно она
почувствовала, что мозг ее не защищен, что он готов подвергнуться
потрясающему вторжению.
- Хейт, я боюсь, - прошептала она. - Где мой Узул?
- Его удерживают государственные дела.
Она кивнула, вспомнив сопровождающий их правительственный аппарат -
целую стаю орнитоптеров. И вдруг она поняла, что поразило ее в съетче -
чужие запахи. Чиновники и адъютанты принесли с собой свои запахи, запахи
своей пинки и одежды, запахи экзотической косметики.
Чани содрогнулась, едва сдерживая приступ истерического смеха. Даже
запахи меняются в присутствии Муад Диба.
- Были срочные дела, которые он не мог отложить, - сказал гхола,
неправильно истолковав ее реакцию.
- Да, да, я понимаю. Они летели с нами.
Вспомнив перелет из Арракина, она призналась себе, что не надеялась
пережить его. Пол настоял на том, чтобы самому управлять своим топтером.
Безглазый, он привел топтер сюда. После этого она поняла, что ее уже
ничего не удивит в нем.
Новый приступ боли прошел по ее животу.
Гхола видел ее сдерживаемое дыхание, напряжение мышц.
- Ваше время... подошло?
- Я... да.
- Больше нельзя задерживаться. - Он схватил ее за руку и повел.
Она уловила его панический страх и сказала:
- Еще есть время.
Он, казалось, не слышал.
- Дзэнсунни так советует относиться к рождению, - сказал он, вынуждая
ее идти еще быстрее. - Просто ждать в состоянии высшего напряжения. Не
сопротивляйтесь тому, что должно случиться. Противиться - значит потерпеть
неудачу.
Пока он говорил, они добрались до входа в ее покои. Он отбросил
занавеси и крикнул:
- Хара! Хара! Время Чани пришло! Нужно позвать врачей!
Началась беготня. Среди всеобщей суматохи Чани чувствовала себя
изолированным островом спокойствия... пока не началась следующая схватка.
Вытесненный в коридор, Хейт проконтролировал свои действия. В их
основе лежал страх. Страх вызывался не тем, что Чани могла умереть, а тем,
что потом к нему придет Пол, обезумевший от горя... и скажет: "Она
умерла..."
"Ничто не может появиться из ничего, - сказал себе гхола. - Откуда же
во мне этот страх?"
Он чувствовал, что его способности ментата притупились, чья-то
материальная тень прошла над ним. В своей эмоциональной тьме он ждал
какого-то особенного звука, треска сломанной ветви...
Собственный вздох ошеломил его. Опасность прошла, не ударив.
Постепенно овладев собой, он вернулся к сознанию ментата. Вместо
людей перед ним двигались призраки. Он - передаточная станция для всех
данных, когда-либо полученных им. Его существо населено созданиями
возможности. Они проходят перед ним, чтобы он мог сравнивать их и
рассуждать.
На лбу его выступил пот. Он вдруг вспомнил, как сидел перед ним
Биджаз у огня.
Биджаз!
Карлик что-то сделал с ним.
Хейт почувствовал, что качается на краю пропасти. Он продлил
рассуждения ментата вперед, стараясь определить, что может произойти из
его собственных действий.
- Принуждение! - выдохнул он. - Меня к чалму-то принуждают!
Одетый в синюю форму курьер, проходивший в этот момент мимо него,
спросил:
- Вы что-то сказали, сэр?
Не глядя на него, гхола ответил:
- Я сказал все.



23

"Жил человек, такой мудрый.
Он прыгнул в песчаную пустыню
И выжег оба свои глаза.
И когда он понял,
Что его глаза погибли,
Он не стал жаловаться.
Он призвал свое видение
И превратился в святого".
Детское стихотворение.
Из "Истории Муад Диба".

Пол стоял во тьме снаружи съетча. Видение говорило ему, что сейчас
ночь, что слева от него на фоне луны силуэтом возвышается скала Чин.
Памятное место, его первый съетч, где он и Чани...
"Я не должен думать о Чани", - сказал он себе.
Видение говорило ему о переменах вокруг - группа пальм неподалеку
слева, черно-серебристая линия канала, несущего выводы через дюны.
Вода, текущая через пустыню! Он вспомнил реки Келадана - планеты
своего детства. Тогда он не сознавал, какое это сокровище - водный поток.
Даже мутное течение канала - сокровище.
С деликатным покашливанием сзади подошел помощник.
Пол протянул руку к магнитной доске с единственным листком
металлобумаги на ней. Он двигался медленно, как вода в канале. Видение
упорно плыло вперед, но он все с большей неохотой плыл вместе с ним.
- Простите, сир, - сказал помощник. - Сембульский договор. Ваша
подпись...
- Я сам могу прочесть! - оборвал Пол. Он нацарапал "Император
Атридес" в нужном месте и вернул доску, сунув ее прямо в протянутые руки
помощника и чувствуя внушаемый им страх.
Помощник поспешно удалился.
Пол отвернулся. Отвратительная, голая земля. Он представлял ее себе
залитой солнцем и жарой, местом песчаных склонов и темных ям, заполненных
пылью, длинных дюн, протянувшихся через скалы и полные охранных
кристаллов. Но это была и богатая земля.
Она требовала только воды и... любви.
Он подумал о том, как жизнь изменила эти грозные просторы, придала им
грацию и движение. В этом было послание пустыни. Контраст ошеломил его. Он
хотел повернуться к свите, расположившейся в съетче, крикнуть ей: "Если
вам нужно кому-то поклоняться, поклоняйтесь жизни - всей жизни, а не
только каждой мелкой ползущей частице. Мы все в этой красоте жизни
объединены вместе".
Они не поймут. В пустыне жизни они как затерявшиеся путники, не
знающие обычной, песчаной пустыни: будут брести бесконечно.
Он сжал кулаки, стараясь остановить видение. Он хотел бы убежать от
собственного мозга. Это зверь, который пожирает его.
Отчаянным усилием Пол направил мысли в пространство вовне.
Звезды!
Сознание переворачивалось при мысли обо всех этих звездах над ним -
поистине несчетное количество и звезд, и обитаемых миров. Человек безумен,
если думает, что может управиться хотя бы лишь с ничтожной частью этого
количества. Даже он, Пол, представить себе не может всего, что входит в
его Империю, всех ее подданных.
Подданные? Скорее, поклоняющиеся и враги. Смотрит кто-нибудь из них
за пределы своей жестокой веры? Существует ли хоть один человек,
избежавший предрассудков? Даже Император их не избежал. Он старался
создать некую вселенную в соответствии с собственными представлениями. Но
настоящая Вселенная разбивает его планы своими молчаливыми волнами.
"Я плюю на Дюну! - подумал он. - Я отдаю ей свою влагу!"
Миф, который он создал из сложных движений и воображения, из лунного
света и любви, из молитв, более древних, чем Адам, из серых утесов и алых
теней, из жалоб и рек мучеников. К чему он приведет, этот миф? Когда волны
отступят, берега Времени предстанут чистыми, пустынными, сияющими
бесконечными зернами воспоминаний. Для того ли создан человек?
Скрип песка подсказал Полу, что к нему подходит гхола.
- Ты избегал меня сегодня, Данкан, - сказал Пол.
- Для вас опасно называть меня так.
- Я знаю.
- Я... я пришел предупредить вас, милорд.
- Знаю.
Гхола рассказал о принуждении, наложенном на него Биджазом, а может
быть, тлейлаксу.
- Ты знаешь, к чему приведет это принуждение? - спросил Пол.
- К насилию.
Пол чувствовал, что приближается к месту, которое с самого начала
было ему уготовано. Он оцепенел. Джихад схватил его и повел по тропе, где
его никогда не отпускала ужасающая власть будущего.
- Никакого насилия от Данкана не будет, - прошептал Пол.
- Но, сир...
- Расскажи мне, что ты видишь вокруг?
- Милорд?
- Пустыня, какая она сегодня?
- Вы не видите ее?
- У меня нет глаз, Данкан.
- Но...
- У меня только предвидение, - сказал Пол. - Как бы я хотел, чтобы у
меня его не было. Я умираю от предвидения, разве ты не знаешь этого,
Данкан?
- Может... то, чего вы боитесь, не случится? - предположил гхола.
- Что? Отрицать предвидение? Как можно, ведь оно сбывалось тысячи
раз! Люди зовут его властью, даром, а это - бедствие! Оно не отпускает
меня!
- Милорд, - пробормотал гхола. - Я... это не... молодой хозяин, вы
не... я... - он замолчал.
Пол почувствовал смятение гхолы и спросил:
- Как ты назвал меня, Данкан?
- Что? Я...
- Ты назвал меня "молодой хозяин"?
- Да.
- Так всегда называл меня Полом, Данкан. - Пол протянул руку и
коснулся лица гхолы. - Это часть твоего обучения у тлейлаксу?
- Нет.
Пол опустил руку.
- Что же тогда?
- Это пришло от меня...
- Ты служишь двум хозяевам?
- Может быть.
- Освободи себя от гхолы, Данкан.
- Как?
- Ты - человек. Поступай по-человечески.
- Я гхола!
- Но у тебя тело человека. И в нем Данкан.
- Что-то в нем есть.
- Не знаю, как, - сказал Пол, - но ты это сделаешь.
- Вы это предвидите?
- Будь проклято предвидение! - Пол отвернулся. Видение толкало его
вперед, его нельзя было остановить.
- Милорд, если вы...
- Тише! - Пол предостерегающе поднял руку. - Ты слышишь?
- Что, милорд?
Пол покачал головой. Он чувствовал себя выслеженным. Что-то в ночи
знает о нем. Что-то? Нет, кто-то.
- Жизнь была хороша, - прошептал он, - и ты была в ней самым хорошим.
- Что вы сказали, милорд?
- Это сказало будущее.
Аморфная Вселенная претерпевала изменения, танцуя в такт его видению.
- Я не понимаю, милорд.
- Свободный умирает, если он надолго оторван от пустыни, - сказал
Пол. - Это называется "водяной болезнью". Разве это не странно?
- Очень странно.
Пол напряг память, пытаясь вспомнить движение Чани рядом с ним ночью.
Где же утешение? Он смог только вспомнить Чани за завтраком - в то утро,
когда они улетели в пустыню. Она была беспокойна и раздражена.
- Почему на тебе старая куртка? - спросила она, оглядывая его черный
костюм с красным ястребом на груди. - Ты - Император!
- Даже у Императора может быть любимая одежда, - ответил он. Он не
мог объяснить, почему его ответ вызвал у Чани слезы - второй раз в жизни
она нарушила запрет Свободных.
Теперь, во тьме, коснувшись своих щек, Пол почувствовал, что они у
него мокрые. "Кто дает воду мертвым?" - подумал он. Это его собственное
лицо и в то же время не его. Ветер холодил влажную кожу. Что разбухает в
груди? Наверное, он что-нибудь съел. Как горько отдавать воду мертвым.
Ветер шелестел песком. Кожа, сухая теперь, была его собственная. Но что же
тогда дрожит?
Они услышали воющий крик далеко, в глубинах съетча. Он становился все
громче и громче...
Гхола повернулся, когда кто-то зажег свет у входа в съетч. При этом
свете он увидел человека с лицом, искаженным гримасой боли и горя. Это был
лейтенант федайкинов по имени Тандис. За ним бежало много людей. Все они
замолчали, увидев Муад Диба.
- Чани... - начал Тандис.
- Умерла, - прошептал Пол. - Я слышу ее зов.
Он повернулся к съетчу. Он знал это место. Здесь ему не спрятаться.
Обрушившееся на него видение показало всю толпу Свободных. Он видел
Тандиса, чувствовал горе федайкина, его страх и гнев.
- Она умерла, - сказал Пол.
Гхола услышал эти слова как бы в сверкающей короне. Они жгли ему
грудь, позвоночник, глазницы его металлических глаз. Он чувствовал, как
его правая рука дернулась к рукоятке ножа. Собственное его мышление стало
странным, разъединенным. Он был куклой из сверкающей короны, которую
дергали за нити. Он двигался по чужой команде, по чужому желанию. Нити
дергали его руки, ноги, челюсти. Ужасный скрежещущий звук вырвался из его
горла:
- Хррак! Хррак! Хррак!
Нож поднялся для удара. И в этот момент он обрел собственный голос и
прокричал:
- Беги! Молодой хозяин, беги!
- Мы не побежим, - ответил Пол. - Мы двинемся с достоинством. И
сделаем то, что должны сделать.
Мышцы гхолы напряглись. Он весь задрожал, раскачиваясь.
"...что должны сделать!" Слова перекатывались в его сознании. "...что
должны сделать!" Так сказал бы старый Герцог, дед Пола. В молодом хозяине
есть что-то от старика. "...что должны сделать!"
Слова в сознании гхолы начали выстраиваться в определенном порядке.
Ощущение двух жизней одновременно прошло через него: Хейт-Айдахо,
Хейт-Айдахо... Старые воспоминания наполнили мозг. Он отмечал их,
приспосабливал к новому пониманию, создавая новое сознание. Молодой хозяин
нуждался в нем.
Свершилось! Он осознал себя Данканом Айдахо, который всегда скрывался
в Хейте и неожиданно вышел наружу под действием какого-то огненного
катализатора. Он отбросил принуждение тлейлаксу.
- Держись ближе ко мне, Данкан, - сказал Пол. - Ты мне понадобишься.
- И, так как Данкан стоял, оцепенев, Пол познавал: - Данкан!
- Да, я Данкан.
- Конечно! Это момент твоего возвращения. Сейчас мы пойдем внутрь.
Айдахо пошел за Полом. Как в старые времена, и все же не совсем так.
Теперь, освободившись от тлейлаксу, он мог оценить, что ему дали. Навыки
Дзэнсунни помогли езду преодолеть шок от событий. А сознание ментата
составило противовес эмоциям. Он отбросил все страхи, поднялся над ними.
Все его существо изумленно повторяло: я был мертв, а теперь я жив.
- Сир, - сказал федайкин Тандис, когда они подошли к нему, - женщина
по имени Лачма говорит, что должна увидеться с вами. Я велел ей ждать.
- Спасибо, - ответил Пол. - Что роды?
- Я разговаривал с врачом, - сказал Тандис, идя в ногу с Полом. - Он
сказал, что у вас двойня, оба ребенка живые и здоровые.
- Два ребенка? - Пол споткнулся и ухватился за рукав Айдахо.
- Девочка и мальчик Я их видел. Нормальные дети Свободных.
- Как... она умерла? - прошептал Пол.
- Милорд? - Тандис наклонился ближе.
- Чани...
- Роды, милорд. Говорят, ее тело было истощено скоростью роста детей.
Я не понимаю, но так сказали.
- Отведите меня к ней, - прошептал Пол.
- Мы туда и идем, милорд, - Тандис снова наклонился к Полу.
- Почему ваш гхола держит нож обнаженным?
- Данкан, убери нож, - сказал Пол. - Время насилия миновало.
Два ребенка! Видение показывало лишь одного. Однако же все идет как в
видении. Кто-то рядом с ним испытывает гнев и горе.
Два ребенка!
Он опять спотыкался. "Чани, Чани... - думал он. - Другого пути не
было. Чани, любимая, поверь, что эта смерть быстрее... и легче. Твоих
детей взяли бы заложниками, а тебя бросили бы в клетку, в подземелье,
возложили бы на тебя вину за мою смерть. А так... так мы уничтожим их и
спасем наших детей".
Детей?
Он снова споткнулся.
"Я допустил это, - думал он. - Я должен чувствовать вину".
Звуки смятения заполнили пещеру перед ним. Они становились громче. Он
помнил, как они становятся громче. Да, таков рисунок, неизменный рисунок,
хотя детей двое.
"Чани мертва", - сказал он себе.
В какое-то мгновение прошлого, которое он разделял с остальными, на
него обрушилось будущее. Оно гналось за ним, толкало его в пропасть, стены