Преподобные Матери, заключенные в памяти Алии, беспокойно шевелились,
внушая ей: "Спокойно, малышка! Ты то, что ты есть. У тебя есть
компенсация".
"Компенсация!"
Жестом она подозвала гхолу.
Тот подошел и остановился около нее, внимательный и терпеливый.
- Что ты видишь в этом? - спросила она.
- Мы, возможно, никогда не узнаем, кем была умершая, - сказал он. -
Голова, зубы исчезли. Руки... Маловероятно, чтобы сохранилась ее
генетическая запись, с которой можно было бы сравнить клетки.
- Яд тлейлаксу, - сказала она. - Что ты об этом думаешь?
- Многие пользуются таким ядом.
- Верно. И это тело слишком разложилось, чтобы его можно было
восстановить, как твое.
- Даже если доверить это дело тлейлаксу, - добавил он.
Она кивнула и встала.
- Отвезешь меня в город.
Когда они были в воздухе и направились на север, она сказала:
- Ты управляешь точно так же, как это делал Данкан Айдахо.
Он задумчиво посмотрел на нее.
- Мне уже говорили об этом.
- О чем ты думаешь сейчас?
- О многом.
- Не уклоняйся от вопроса, черт возьми!
- От какого вопроса?
Она посмотрела на него в удивлении.
Он встретил ее взгляд и пожал плечами. "Жест Данкана Айдахо", -
подумала она. Хрипло и напористо Алия сказала:
- Я только хотела проверить твою реакцию на свой голос. Меня
беспокоит смерть этой молодой женщины.
- Я думал не об этом.
- О чем же?
- О странном чувстве, которое я испытываю, когда люди говорят о том,
кем я мог быть.
- Мог быть?
- Тлейлаксу чертовски умны.
- Не слишком. Ты был Данканом Айдахо.
- Вероятно. Таков их прямой расчет.
- Значит, у тебя есть эмоции?
- В известной мере. Я чувствую нетерпение, беспокойство. Иногда мне
приходится сдерживать себя, чтобы не задрожать. У меня бывают... вспышки
воображения.
- Что именно?
- Слишком быстро, чтобы распознать. Вспышки... спазмы... почти
воспоминания.
- Тебе интересны такие воспоминания?
- Конечно. Любопытство подталкивает меня вперед, к людям, но я
движусь с большой неохотой. Я думаю: "А что, если я не тот, кем они меня
считают?" Эта мысль мне не нравится.
- И это все, о чем ты думаешь?
- Вам лучше известно, Алия.
Как он смеет звать ее по имени! Она чувствовала, как в ней вспыхивает
гнев и тут же угасает от звуков его голоса: негромкие полутона, мужская
уверенность. Уголок ее рта дернулся. Она стиснула зубы.
- Это не Эль Куде - там, внизу? - спросил он, наклоняя крылья, чем
вызвал легкую панику в их эскорте.
Она взглянула вниз, на тень их топтера, передвигающуюся по мысу над
тропой Харг. Здесь, под утесом и скальной пирамидой покоится череп ее
отца.
- Эль Куде - это святое место, - сказала она.
- Мне нужно как-нибудь посетить его, - сказал он. - Поклонение
останкам вашего отца может вызвать во мне воспоминания, которые я смогу
удержать.
Она неожиданно поняла, как сильна в нем потребность узнать, кто он
такой. Это было его главным стремлением. Она оглянулась на скалы, на утес,
уходящий своим наклонным основанием в море песка. Гвоздичного цвета скалы
поднимались из дюн, как корабли, борющиеся с волнами.
- Поверни назад, - сказала она.
- Но эскорт...
- Они последуют за нами, когда мы пролетим под ними.
Он повиновался.
- Ты верно служишь моему брату? - спросила она, когда они легли на
новый курс, а эскорт повернул за ними.
- Я служу Атридесам, - ответил он официальным тоном.
Она увидела, как поднялась и опустилась его правая рука - почти как в
давнишнем салюте, принятом на Келадане. Лицо его стало задумчивым. Она
следила, как он вглядывается вниз, в скальную пирамиду.
- Что тебя беспокоит? - спросила она.
Губы его шевельнулись, голос был хриплый, резкий:
- Он был... он был... - по его щекам катились слезы.
Алию охватил благоговейный страх, страх Свободных. Он отдает воду
мертвым! Ритуальным жестом она коснулась пальцем его щеки, ощутила
слезы...
- Данкан... - прошептала она.
Он не отрывал взгляда от могилы внизу.
Она повторила громче:
- Данкан!
Он покачал головой и посмотрел на нее. Его металлические глаза
засверкали.
- Я... почувствовал... руку на своем плече, - прошептал он. - Я
чувствовал ее. - В горле у него хрипело. - Эго был друг... мой друг...
- Кто?
- Не знаю. Я думаю... Я думаю, это был... Нет, не знаю.
Сигнал вызова вспыхнул перед Алией. Капитан эскорта хотел знать
причину возвращения в пустыню. Она взяла микрофон и объяснила, что они
вспомнили место захоронения ее отца. Капитан напомнил, что час уже
поздний.
- Мы возвращаемся в Арракин, - ответила она и повесила микрофон.
Хейт перевел дыхание и повернул топтер.
- Ты чувствовал руку моего отца на своем плече? - спросила она.
- Может быть..
Теперь это был голос ментата, подсчитывающего процент вероятности.
Она видела, что к нему вернулось самообладание.
- Ты знаешь, откуда у меня воспоминания об отце?
- Представляю.
- Попробую объяснить. - Она вкратце рассказала, как проснулась в
сознании еще во чреве матери - ужаснувшийся зародыш, наделенный знаниями
бесчисленных жизней, впечатанных в его нервные клетки, - и все это уже
после смерти отца.
- Я знаю отца, как знала его моя мать. Все, до мельчайших
подробностей. В некотором смысле я и есть моя мать. У меня все ее
воспоминания до того, как она выпила Воду Жизни и впала в транс
переселения.
- Ваш брат объяснил мне это.
- Почему?
- Я спросил.
- Но зачем?
- Ментату необходимы данные.
- Ага... - Она посмотрела вниз, на плоскогорье у Защитной стены -
изломанные скалы, пропасти, ущелья.
Он заметил направление ее взгляда и сказал:
- Очень открытое место там, внизу.
- Нет, там легко спрятаться. - Она посмотрела на него. - Оно
напоминает мне человеческий мозг с его извилинами.
- Ах-х! - воскликнул он.
- Ах-х? Что значит ах-х? - Она неожиданно рассердилась на него, хотя
причина этого не была ясна и ей самой.
- Вы бы хотели знать, что скрывает мой мозг, - сказал он с интонацией
не вопроса, а утверждения.
- Откуда ты знаешь, что я не видела тебя силой своего предвидения?
- А вы видели? - он казался искренне заинтересованным.
- Нет!
- Сибиллы тоже имеют свои пределы, - сказал он.
Казалось, что он забавляется гневом Али, и это уменьшило ее гнев.
- Забавляешься? Ты не уважаешь мой дар? - спросила она. Но даже ей
самой вопрос показался неубедительным.
- Я уважаю ваши предзнаменования и знаки, возможно, больше, чем вы
думаете, - сказал он. - Я был на приеме во время вашего утреннего ритуала.
- И что же?
- У вас большие способности к символике, - ответил он, сосредоточив
все внимание на приборах топтера. - Это область Бене Джессерит. Но,
подобно многим другим колдуньям, вы относитесь к своей власти беспечно.
Она почувствовала приступ страха.
- Как ты смеешь!
- Я смею гораздо больше, чем думают мои создатели, - сказал он. -
Из-за этого редкого факта я и остаюсь с вашим братом.
Алия изучала стальные шары, которые служили ему глазами. В них не
было человеческого выражения. Капюшон стилсьюта скрывал линии его
челюстей. Рот оставался крепко снятым. Большая сила была в нем... и
определенность. В словах его звучала уверенность: "...смею гораздо
больше..." Так мог сказать Данкан Айдахо. Неужели тлейлаксу создали своего
гхолу лучше, чем сами рассчитывали? Или же это просто притворство?
- Объяснись, гхола, - приказала она.
- Познай себя - таков приказ? - спросил он.
И снова она почувствовала, что он забавляется.
- Не играй со мной словами, ты... ты... существо! - Она поднесла руку
к рукоятке крисножа. - Зачем тебя подарили моему брату?
- Ваш брат сказал мне, что вы следили за представлением посла. Вы уже
слышали мой ответ на этот вопрос.
- Отвечай снова - теперь мне.
- Я создан, чтобы уничтожить его.
- Это говорит ментат?
- Вы знали ответ заранее, - поддел ее гхола. - И вы знали также, что
такой дар не был необходим. Ваш брат и так уничтожает себя.
Она взвешивала его слова, продолжая держаться за рукоять крисножа.
Хитрый ответ, но в голосе звучит искренность.
- Зачем же тогда дар?
- Возможно, это позабавило тлейлаксу. Но правда и то, что Союз
предназначил меня в качестве подарка.
- Зачем?
- Ответ тот же.
- По-твоему, я беззаботно отношусь к своей власти?
- А как вы ее проявляете?
Его вопрос совпал с ее собственными мыслями. Она убрала руку с ножа и
спросила:
- Почему ты сказал, что мой брат уничтожает себя?
- О, полно, дитя! Где же ваша хваленая власть? Где ваша способность
рассуждать?
Сдерживая свой гнев, она сказала:
- Рассуждай за меня, ментат.
- Хорошо. - Он оглянулся на эскорт, потом снова занялся приборами. За
северным краем Защитной стены показалась равнина Арракина. Пригородные
деревни не были видны за завесой пыли, однако отдаленное сияние Арракина
можно было рассмотреть.
- Симптомы, - сказал он. - Ваш брат содержит официального
панегириста, который...
- Который был даром Свободных наибов.
- Странный подарок от друзей, - сказал он. - Зачем им окружать его
лестью и подхалимством? Вы когда-нибудь вслушивались в слова этого
панегириста? "Мир освещен Муад Дибом. Наш Император явился из тьмы, чтобы
сиять всем людям. Он наш отец. Он драгоценная влага вечного фонтана. Он
источает веселье, которое пьет вся Вселенная!" Тьфу!
Алия негромко заметила:
- Стоит мне передать твои слова эскорту, и тебя рассекут на мелкие
кусочки.
- Так скажите им!
- Мой брат правит по естественному закону Неба!
- Вы сами в это не верите.
- Откуда ты знаешь, во что я верю?
Никакие приемы не могли сдержать ее дрожь. Такое воздействие гхолы
она не предвидела.
- Вы приказали мне рассуждать как ментату, - напомнил он.
- Ни один ментат не знает, во что я верю! - Она сделала два глубоких,
прерывистых вдоха. - Как ты смеешь судить нас?
- Судить вас? Даже и не думал.
- Ты не представляешь себе, как нас учили!
- Вас обоих учили управлять, - сказал он. - В вас вырабатывали
всепоглощающую жажду власти. Вы постигли науку политических интриг и
ведения войн. Вас научили соблюдать ритуалы. Естественный закон? Что такое
естественный закон? Этот миф населяет всю человеческого историю. Это
призрак. Он не является субстанцией. Разве ваш джихад - естественный
закон?
- Ментатская болтовня, - усмехнулась она.
- Я слуга Атридесов и говорю искренне.
- У нас нет слуг, только приверженцы.
- Я приверженец сознания, - сказал он. - Поймите, дитя, и вы...
- Не смейте называть меня ребенком! - выпалила она и наполовину
вытащила клинок из ножен.
- Поправка принята. - Он взглянул на нее, улыбнулся и снова занялся
приборами топтера. Теперь важно было различить крепость Атридесов,
возвышавшуюся, подобно утесу, в северной части Арракина. - Вы - нечто
древнее в теле ребенка, - сказал он. - И тело это превращается в тело
женщины.
- Сама не знаю, почему я тебя слушаю, - проворчала она, но выпустила
рукоятку крисножа и вытерла ладонь о платье. Влажная, потная ладонь
возмутила ее чувство Свободной - чувство бережливости. Какая потеря влаги
тела!
- Вы слушаете, потому что знаете: я предан вашему брату, - сказал он.
- Мои действия ясны, их легко понять.
- Ничто в тебе не ясно и не понятно. Ты самое загадочное создание из
всех виденных мною. Откуда мне знать, что вложили в тебя тлейлаксу?
- По ошибке, а может, и намеренно, - ответил он, - они наделили меня
способностью формировать себя.
- Ты возвращаешься на параболы Дзэнсунни, - обвинила она. - Мудрый
человек формирует себя, глупый живет лишь для смерти, - сказала она,
подражая его интонации. - Поклонник сознания!
- Люди не могут отделить средства обучения от его результата.
- Ты говоришь загадками!
- Я говорю с открытым разумом.
- Я передам все это Полу.
- Большую часть этого он уже слышал.
Она почувствовала, как ее переполняет любопытство.
- Почему же тогда ты до сих пор жив и... даже на свободе? Что он тебе
сказал?
- Он рассмеялся и сказал: "Людям не нужен Император-бухгалтер, им
нужен хозяин, кто-нибудь, кто мог бы защитить их от перемен". Но он
согласился с тем, что разрушение его Империи исходит от него самого.
- Почему он так сказал?
- Потому что убедился, что я понимаю его проблемы и хочу ему помочь.
- А что ты сказал, чтобы он это понял?
Он молчал, разворачивая топтер для посадки на хорошо охраняемую
площадку башни.
- Я требую ответа на мой вопрос!
- Я не уверен, что вы примете это.
- Об этом буду судить я! Приказываю тебе говорить!
- Позвольте мне сначала приземлиться, - сказал он. И не дожидаясь ее
разрешения, мягко посадил топтер на оранжевую полосу на крыше башни.
- Теперь говори! - потребовала Алия.
- Я сказал ему, что выносить самого себя, возможно, самая трудная
задача во Вселенной.
Она покачала головой:
- Это... это...
- Горькая пилюля, - подсказал он нужное слово, наблюдая, как бегут к
ним по крыше охранники, принимая на себя задачи эскорта.
- Горькая чепуха!
- Самый знатный и самый ничтожный мучаются одними и теми же
проблемами. И нельзя нанять ментата, чтобы он решил эти проблемы за тебя.
Тут нельзя получить предписание, нельзя позвать свидетелей, чтобы получить
ответ. Ни слуги, ни приверженцы не перевяжут эту рану. Пока ты не
перевяжешь ее сам, она будет кровоточить.
Алия отвернулась от него и тут же поняла, что выдала этим свои
чувства. Без власти Голоса, без колдовства он еще раз добрался до самых
глубин ее души. Как ему это удалось?
- И что же ты посоветовал ему? - прошептала она.
- Рассуждать и устанавливать порядок.
Алия посмотрела на ожидающих в стороне охранников.
- И насаждать справедливость, - присовокупила она.
- Вовсе нет! - возразил он. - Я предложил, чтобы он рассуждал,
руководствуясь одним-единственным принципом.
- И этот принцип?
- Беречь друзей и уничтожать врагов.
- Значит, судить не по справедливости?
- Что такое правосудие? Сталкиваются две силы. У каждой есть право в
своей собственной сфере. Он не может предотвратить эти столкновения, он
может лишь разрешить их.
- Как?
- Очень просто.
- Сохраняя друзей и уничтожая врагов?
- Разве это не служит стабильности? Людям нужен порядок, какой
угодно. Они голодают и видят, что война стала спортом богатых. Это опасная
форма рассуждений. Она нарушает порядок.
- Что ж, я скажу брату, что ты рассуждаешь слишком опасно и что тебя
надо уничтожить, - сказала она, оборачиваясь к нему.
- Я уже предлагал ему это.
- Потому ты и опасен, что овладел своими страстями, - сказала она,
справившись с собой.
- Я опасен вовсе не потому, - и прежде, чем она смогла пошевелиться,
он наклонился, взял рукой ее подбородок и припал губами к ее губам.
Это был короткий и нежный поцелуй. Он отодвинулся, а она продолжала
сидеть будто в шоке, замечая сдержанные улыбки на лицах охранников,
которые неподвижно стояли снаружи.
Алия поднесла палец к губам. Какое знакомое ощущение в этом поцелуе!
Его губы - плоть будущего, которое она видела кратчайшим путем
предвидения. Грудь ее вздымалась. Она сказала:
- Мне следовало бы приказать, чтобы с тебя содрали кожу.
- Потому что я опасен?
- Потому что ты слишком много себе позволяешь!
- Я не беру ничего, что ранее не было бы мне предложено. Радуйтесь,
что я не взял все предложенное. - Он открыл дверцу и выбрался наружу. -
Выходите, мы и так слишком долго занимались пустяками. - Он пошел к
выходу.
Алия выпрыгнула следом и побежала рядом с ним.
- Я расскажу ему все, что ты говорил и делал, - сказала она.
- Хорошо, - гхола открыл перед ней дверь купола.
- Он прикажет тебя казнить, - сказала она, проскальзывая в дверь.
- Почему? Из-за поцелуя? - Он вошел за ней. Дверь закрылась. -
Поцелуя, которого я хотел?
- Поцелуя, которого ты хотел? - Ее переполнял гнев.
- Ладно, Алия. Поцелуя, которого мы хотели. - И он пошел впереди.
Его движение будто пробудило в ней предельно ясное сознание, и она
поняла его искренность, его предельную правдивость. "Поцелуй, которого я
хотела, - сказала она себе. - Это правда".
- Твоя правдивость, вот что опасно, - сказала она, идя следом за ним.
- Вы возвращаетесь на путь мудрости, - заметил он, не замедляя шага.
- Ментат не мог бы дать более прямого ответа. А теперь: что вы видели в
пустыне?
Она схватила его за руку и заставила остановиться. Он снова сделал
это - привел ее мозг в состояние обостренного сознания.
- Я не могу этого объяснить, - ответила она, - но почему-то я все
время думаю о лицевых танцорах. Почему?
- Именно за этим ваш брат и послал вас в пустыню, - сказал он. -
Расскажите ему об этом.
- Но почему? - она посмотрела на него в упор. - Почему лицевые
танцоры?
- Там мертвая женщина, - ответил он. - Но у Свободных не пропадала ни
одна молодая женщина.
11
"Я думаю о том, какое счастье быть живым. Смогу ли я
когда-нибудь ощутить себя таким, каким я некогда был?
Основа та же. Но вот смогу ли я отыскать собственное "Я"?
Это скрыто во мраке будущего... Но мне принадлежит все,
доступное человеку, и любое мое действие может достичь
цели".
"Высказывания гхолы". Комментарии Алии.
Пол принял большую дозу спайса и полностью погрузился в его кричащий
запах, глядя внутрь себя в оракульском трансе. Он видел, как луна
превратилась в продолговатую сферу и начала раскачиваться с ужасным воем и
свистом. Внезапно она покатилась вниз, точно мяч, брошенный рукой
ребенка... Вниз... Вниз... С яростным шипением, с каким раскаленная звезда
погружается в бескрайнее море.
Луна исчезла.
Не зашла, а именно исчезла, ее больше не было. Земля тряслась, как
змея, сбрасывающая с себя старую кожу. Ужас прокатился по ней.
Он рывком сел, глядя перед собой широко раскрытыми глазами. Часть его
сознания была обращена внутрь, часть - наружу. Снаружи он видел
пластальную решетку вентилятора своей спальни и знал, что находится в
своей крепости. Внутренним зрением он продолжал видеть, как падает луна.
Наружу! Скорее наружу!
Решетка выходила в сверкающий свет полудня над Арракином. Внутри же
была черная ночь. Сладкие запахи, поднимающиеся из сада, доносились до его
ноздрей, но ни один запах не мог вернуть ему эту падающую луну.
Пол опустил ноги на холодную поверхность пола и посмотрел наружу
через решетку. Прямо перед собой он видел арку пешеходного мостика,
сделанного из кристаллически стабилизированного золота и платины. Огненные
жемчужины с далекого Седона украшали мостик. Он вел к галереям внутреннего
города через бассейн и фонтаны, полные водяных цветов. С мостика, Пол это
знал, можно заглянуть в их лепестки, чистые и алые, как свежая кровь.
Глаза его приспособились к этой картине, не выходя из спайсового
рабства.
Ужасная картина падающей луны.
Эта картина предвещала чудовищную боль в его личной безопасности.
Возможно, он видел падение цивилизации, рухнувшей под напором его
собственных амбиций.
Луна... луна... падающая луна.
Пришлось принять большую дозу спайса, чтобы преодолеть туман,
напущенный таротом. А увидел он лишь падающую луну и ненавистный путь,
который знал заранее. Чтобы положить конец джихаду, покончить с этим
вулканом крови, он должен признать свою несостоятельность.
Освобождайся... освобождайся... освобождайся...
Запах цветов из сада напомнил ему о Чани. Он тосковал по ее объятиям,
объятиям любви, забытья. Но даже Чани не может прогнать это видение. Что
скажет Чани, если он заявит ей, что видит смерть? Зная, что это неизбежно,
почему бы не избрать аристократическую смерть? Закончить жизнь пышной
церемонией, растратить впустую оставшееся время? Умереть прежде, чем
иссякнет воля к власти, разве это не аристократический выбор?
Он встал, подошел к отверстию в решетке и вышел на балкон, окутанный
цветами и лианами сада. Но во рту у него была сухость пустыни.
Луна... луна... что это за луна?
Он вспомнил о словах Алии, о теле молодой женщины, найденном в
пустыне. Свободная, пристрастившаяся к семуте. Все укладывалось в
ненавистный рисунок.
"Никто ничего не может взять от этой Вселенной, - подумал он. - Она
сама дает, что захочет".
На низком столике у балконных перил лежала морская раковина с
матери-Земли. Он взял ее в руки и постарался перенестись назад во времени.
Перламутровая поверхность отражала сверкающие лунки солнечного света. Он
оторвал взгляд от раковины и посмотрел на небо, где полыхал гигантский
пожар. На серебре небесной полусферы повисла неяркая радуга.
"Мои Свободные называют себя детьми луны", - подумал он.
Положив раковину на место, Пол принялся расхаживать по балкону. Есть
ли в этой леденящей кровь картине падающей луны надежда на спасение? Ответ
он искал в мистическом общении. Спайс; однако, изнурил его, отняв
последние силы.
Взглянув вниз, он увидел приземистые правительственные здания,
пешеходные дорожки на крышах. По ним двигались люди, похожие на фигурки
настенного фриза, повторявшие рисунок, выложенный керамической плиткой.
Сами люди были плиткой! Поморгав, он смог удержать их застывшими в своем
разуме. Фриз не упал!
Луна упала и исчезла...
У него появилось такое чувство, что город, лежащий там, внизу,
переведен в некий странный символ для его Вселенной. Здания, которые он
видел, воздвигнуты на равнине, где его Свободные одержали победу над
легионами сардукаров. Земля, на которой некогда гремела битва, теперь была
отдана бизнесу.
Держась наружного края балкона, Пол завернул за угол. Теперь перед
ним находился пригород, дома которого терялись в скалах и подвижных песках
пустыни. На заднем плане доминировал храм Алии: на зеленых и черных
полотнищах, покрывавших его двухкилометровые стены, виднелся символ луны -
символ Муад Диба.
Падающая луна...
Пол провел рукой по лбу и глазам. Это символ угнетал его. Он презирал
себя за свои мысли. Такие колебания в любом другом вызвали бы его гнев.
Он ненавидел свой город!
Ненависть, проистекающая из скуки, гнездилась глубоко внутри него,
питаемая решением, которого нельзя было избежать. Он знал, какой тропой
идти. Он много раз видел ее. Видел ее! Когда-то давно он возомнил себя
создателем нового государства. Но все осталось но-старому, точно огромное
сооружение с эластичной памятью: можно придать ему любую форму, но стоит
лишь на мгновение ослабить давление, и оно принимает первоначальную форму.
Силы, которые были вне пределов его досягаемости, силы, действовавшие в
людях, нанесли ему поражение.
Пол смотрел на крыши домов. Какие сокровища новой жизни таятся под
ними? Среди красных и золотых крыш виднелись участки зеленой
растительности. Зелень - дар Муад Диба и его воды. Он видел сады и рощи -
открытые участки растительности, соперничающие с легендарным Ливаном.
"Муад Диб тратит воду, как безумный", - говорили Свободные.
Пол закрыл лицо руками.
Луна упала...
Он опустил руки, прояснившимся зрением посмотрел на свою столицу. Она
носила отпечаток чудовищного имперского варварства. Здания стояли под
солнцем невероятно большие и яркие. Колоссы! Самые экстравагантные стили,
какие только могла произвести необузданная фантазия, лежали перед ним:
террасы в пропорциях горного плато, площади размером с город, шпили,
вздымающиеся, точно скалистые пики, окультуренные под парки участки дикой
пустыни, необозримые в своей бесконечности.
Образцы искусства соседствовал с невообразимой безвкусицей. Отдельные
детали вновь поразили его: столб из древнего Багдада, купола, придуманные
в мифологическом Дамаске, арка из Атара, мира с низкой гравитацией,
гармонические подъемы и хаотические спуски. И все это должно было
создавать впечатление необыкновенного величия.
Луна! Луна! Луна!
Его охватило раздражение. Он чувствовал давление массового сознания,
огромной человеческой вселенной. Человечество устремилось на него с силой
гигантской приливной волны. Он видел человеческие потоки и течения, вихри,
движения тел. Никакие дамбы воздержания, никакие захваты власти, никакие
проклятия не могли удержать эти течения.
В этом гигантском движении джихада Муад Диб был не больше, чем миг.
Орден Бене Джессерит с его поиском генных образцов так же терялся в этом
потоке, как и он сам. Видение падающей луны нужно сравнивать с другими
легендами, другими видениями Вселенной, в которой кажущиеся вечными звезды
слабеют, мигают, умирают.
Что значит одна-единственная луна для такой Вселенной?
Глубоко внутри крепости, так глубоко, что звук временами терялся в
потоке городских звуков и шумов, послышалась песня джихада, сохранившаяся
на Арракисе:
Ее бедра - дюны, нанесенные ветром,
Глаза ее сияют, как летний полдень.
Две пряди волос ниспадают на грудь,
Две пряди с вплетенными водными кольцами.
Мои руки помнят ее кожу,
Ароматную, как амбра, пахнувшую цветами.
Глаза дрожат от воспоминаний...
Я охвачен белым пламенем любви!
Песня неприятно поразила его. Мелодия для глупцов, погрязших в
сентиментальности! Песня-наркотик для трупа, который видела Алия.
В тени у решетки показалась фигура. Пол повернулся.
На солнечный свет вышел гхола. Его металлические глаза сверкали.
- Это Данкан Айдахо или существо по имени Хейт? - спросил Пол.
Гхола остановился в двух шагах от него.
- Что предпочитает милорд? - Голос негромко предупреждал об
осторожности.
- Игры Дзэнсунни! - с горечью произнес Пол. - Значение внутри
значения. Что может сказать философ Дзэнсунни? Может ли он хоть на йоту
изменить предстоящую реальность?
- Милорд обеспокоен?
внушая ей: "Спокойно, малышка! Ты то, что ты есть. У тебя есть
компенсация".
"Компенсация!"
Жестом она подозвала гхолу.
Тот подошел и остановился около нее, внимательный и терпеливый.
- Что ты видишь в этом? - спросила она.
- Мы, возможно, никогда не узнаем, кем была умершая, - сказал он. -
Голова, зубы исчезли. Руки... Маловероятно, чтобы сохранилась ее
генетическая запись, с которой можно было бы сравнить клетки.
- Яд тлейлаксу, - сказала она. - Что ты об этом думаешь?
- Многие пользуются таким ядом.
- Верно. И это тело слишком разложилось, чтобы его можно было
восстановить, как твое.
- Даже если доверить это дело тлейлаксу, - добавил он.
Она кивнула и встала.
- Отвезешь меня в город.
Когда они были в воздухе и направились на север, она сказала:
- Ты управляешь точно так же, как это делал Данкан Айдахо.
Он задумчиво посмотрел на нее.
- Мне уже говорили об этом.
- О чем ты думаешь сейчас?
- О многом.
- Не уклоняйся от вопроса, черт возьми!
- От какого вопроса?
Она посмотрела на него в удивлении.
Он встретил ее взгляд и пожал плечами. "Жест Данкана Айдахо", -
подумала она. Хрипло и напористо Алия сказала:
- Я только хотела проверить твою реакцию на свой голос. Меня
беспокоит смерть этой молодой женщины.
- Я думал не об этом.
- О чем же?
- О странном чувстве, которое я испытываю, когда люди говорят о том,
кем я мог быть.
- Мог быть?
- Тлейлаксу чертовски умны.
- Не слишком. Ты был Данканом Айдахо.
- Вероятно. Таков их прямой расчет.
- Значит, у тебя есть эмоции?
- В известной мере. Я чувствую нетерпение, беспокойство. Иногда мне
приходится сдерживать себя, чтобы не задрожать. У меня бывают... вспышки
воображения.
- Что именно?
- Слишком быстро, чтобы распознать. Вспышки... спазмы... почти
воспоминания.
- Тебе интересны такие воспоминания?
- Конечно. Любопытство подталкивает меня вперед, к людям, но я
движусь с большой неохотой. Я думаю: "А что, если я не тот, кем они меня
считают?" Эта мысль мне не нравится.
- И это все, о чем ты думаешь?
- Вам лучше известно, Алия.
Как он смеет звать ее по имени! Она чувствовала, как в ней вспыхивает
гнев и тут же угасает от звуков его голоса: негромкие полутона, мужская
уверенность. Уголок ее рта дернулся. Она стиснула зубы.
- Это не Эль Куде - там, внизу? - спросил он, наклоняя крылья, чем
вызвал легкую панику в их эскорте.
Она взглянула вниз, на тень их топтера, передвигающуюся по мысу над
тропой Харг. Здесь, под утесом и скальной пирамидой покоится череп ее
отца.
- Эль Куде - это святое место, - сказала она.
- Мне нужно как-нибудь посетить его, - сказал он. - Поклонение
останкам вашего отца может вызвать во мне воспоминания, которые я смогу
удержать.
Она неожиданно поняла, как сильна в нем потребность узнать, кто он
такой. Это было его главным стремлением. Она оглянулась на скалы, на утес,
уходящий своим наклонным основанием в море песка. Гвоздичного цвета скалы
поднимались из дюн, как корабли, борющиеся с волнами.
- Поверни назад, - сказала она.
- Но эскорт...
- Они последуют за нами, когда мы пролетим под ними.
Он повиновался.
- Ты верно служишь моему брату? - спросила она, когда они легли на
новый курс, а эскорт повернул за ними.
- Я служу Атридесам, - ответил он официальным тоном.
Она увидела, как поднялась и опустилась его правая рука - почти как в
давнишнем салюте, принятом на Келадане. Лицо его стало задумчивым. Она
следила, как он вглядывается вниз, в скальную пирамиду.
- Что тебя беспокоит? - спросила она.
Губы его шевельнулись, голос был хриплый, резкий:
- Он был... он был... - по его щекам катились слезы.
Алию охватил благоговейный страх, страх Свободных. Он отдает воду
мертвым! Ритуальным жестом она коснулась пальцем его щеки, ощутила
слезы...
- Данкан... - прошептала она.
Он не отрывал взгляда от могилы внизу.
Она повторила громче:
- Данкан!
Он покачал головой и посмотрел на нее. Его металлические глаза
засверкали.
- Я... почувствовал... руку на своем плече, - прошептал он. - Я
чувствовал ее. - В горле у него хрипело. - Эго был друг... мой друг...
- Кто?
- Не знаю. Я думаю... Я думаю, это был... Нет, не знаю.
Сигнал вызова вспыхнул перед Алией. Капитан эскорта хотел знать
причину возвращения в пустыню. Она взяла микрофон и объяснила, что они
вспомнили место захоронения ее отца. Капитан напомнил, что час уже
поздний.
- Мы возвращаемся в Арракин, - ответила она и повесила микрофон.
Хейт перевел дыхание и повернул топтер.
- Ты чувствовал руку моего отца на своем плече? - спросила она.
- Может быть..
Теперь это был голос ментата, подсчитывающего процент вероятности.
Она видела, что к нему вернулось самообладание.
- Ты знаешь, откуда у меня воспоминания об отце?
- Представляю.
- Попробую объяснить. - Она вкратце рассказала, как проснулась в
сознании еще во чреве матери - ужаснувшийся зародыш, наделенный знаниями
бесчисленных жизней, впечатанных в его нервные клетки, - и все это уже
после смерти отца.
- Я знаю отца, как знала его моя мать. Все, до мельчайших
подробностей. В некотором смысле я и есть моя мать. У меня все ее
воспоминания до того, как она выпила Воду Жизни и впала в транс
переселения.
- Ваш брат объяснил мне это.
- Почему?
- Я спросил.
- Но зачем?
- Ментату необходимы данные.
- Ага... - Она посмотрела вниз, на плоскогорье у Защитной стены -
изломанные скалы, пропасти, ущелья.
Он заметил направление ее взгляда и сказал:
- Очень открытое место там, внизу.
- Нет, там легко спрятаться. - Она посмотрела на него. - Оно
напоминает мне человеческий мозг с его извилинами.
- Ах-х! - воскликнул он.
- Ах-х? Что значит ах-х? - Она неожиданно рассердилась на него, хотя
причина этого не была ясна и ей самой.
- Вы бы хотели знать, что скрывает мой мозг, - сказал он с интонацией
не вопроса, а утверждения.
- Откуда ты знаешь, что я не видела тебя силой своего предвидения?
- А вы видели? - он казался искренне заинтересованным.
- Нет!
- Сибиллы тоже имеют свои пределы, - сказал он.
Казалось, что он забавляется гневом Али, и это уменьшило ее гнев.
- Забавляешься? Ты не уважаешь мой дар? - спросила она. Но даже ей
самой вопрос показался неубедительным.
- Я уважаю ваши предзнаменования и знаки, возможно, больше, чем вы
думаете, - сказал он. - Я был на приеме во время вашего утреннего ритуала.
- И что же?
- У вас большие способности к символике, - ответил он, сосредоточив
все внимание на приборах топтера. - Это область Бене Джессерит. Но,
подобно многим другим колдуньям, вы относитесь к своей власти беспечно.
Она почувствовала приступ страха.
- Как ты смеешь!
- Я смею гораздо больше, чем думают мои создатели, - сказал он. -
Из-за этого редкого факта я и остаюсь с вашим братом.
Алия изучала стальные шары, которые служили ему глазами. В них не
было человеческого выражения. Капюшон стилсьюта скрывал линии его
челюстей. Рот оставался крепко снятым. Большая сила была в нем... и
определенность. В словах его звучала уверенность: "...смею гораздо
больше..." Так мог сказать Данкан Айдахо. Неужели тлейлаксу создали своего
гхолу лучше, чем сами рассчитывали? Или же это просто притворство?
- Объяснись, гхола, - приказала она.
- Познай себя - таков приказ? - спросил он.
И снова она почувствовала, что он забавляется.
- Не играй со мной словами, ты... ты... существо! - Она поднесла руку
к рукоятке крисножа. - Зачем тебя подарили моему брату?
- Ваш брат сказал мне, что вы следили за представлением посла. Вы уже
слышали мой ответ на этот вопрос.
- Отвечай снова - теперь мне.
- Я создан, чтобы уничтожить его.
- Это говорит ментат?
- Вы знали ответ заранее, - поддел ее гхола. - И вы знали также, что
такой дар не был необходим. Ваш брат и так уничтожает себя.
Она взвешивала его слова, продолжая держаться за рукоять крисножа.
Хитрый ответ, но в голосе звучит искренность.
- Зачем же тогда дар?
- Возможно, это позабавило тлейлаксу. Но правда и то, что Союз
предназначил меня в качестве подарка.
- Зачем?
- Ответ тот же.
- По-твоему, я беззаботно отношусь к своей власти?
- А как вы ее проявляете?
Его вопрос совпал с ее собственными мыслями. Она убрала руку с ножа и
спросила:
- Почему ты сказал, что мой брат уничтожает себя?
- О, полно, дитя! Где же ваша хваленая власть? Где ваша способность
рассуждать?
Сдерживая свой гнев, она сказала:
- Рассуждай за меня, ментат.
- Хорошо. - Он оглянулся на эскорт, потом снова занялся приборами. За
северным краем Защитной стены показалась равнина Арракина. Пригородные
деревни не были видны за завесой пыли, однако отдаленное сияние Арракина
можно было рассмотреть.
- Симптомы, - сказал он. - Ваш брат содержит официального
панегириста, который...
- Который был даром Свободных наибов.
- Странный подарок от друзей, - сказал он. - Зачем им окружать его
лестью и подхалимством? Вы когда-нибудь вслушивались в слова этого
панегириста? "Мир освещен Муад Дибом. Наш Император явился из тьмы, чтобы
сиять всем людям. Он наш отец. Он драгоценная влага вечного фонтана. Он
источает веселье, которое пьет вся Вселенная!" Тьфу!
Алия негромко заметила:
- Стоит мне передать твои слова эскорту, и тебя рассекут на мелкие
кусочки.
- Так скажите им!
- Мой брат правит по естественному закону Неба!
- Вы сами в это не верите.
- Откуда ты знаешь, во что я верю?
Никакие приемы не могли сдержать ее дрожь. Такое воздействие гхолы
она не предвидела.
- Вы приказали мне рассуждать как ментату, - напомнил он.
- Ни один ментат не знает, во что я верю! - Она сделала два глубоких,
прерывистых вдоха. - Как ты смеешь судить нас?
- Судить вас? Даже и не думал.
- Ты не представляешь себе, как нас учили!
- Вас обоих учили управлять, - сказал он. - В вас вырабатывали
всепоглощающую жажду власти. Вы постигли науку политических интриг и
ведения войн. Вас научили соблюдать ритуалы. Естественный закон? Что такое
естественный закон? Этот миф населяет всю человеческого историю. Это
призрак. Он не является субстанцией. Разве ваш джихад - естественный
закон?
- Ментатская болтовня, - усмехнулась она.
- Я слуга Атридесов и говорю искренне.
- У нас нет слуг, только приверженцы.
- Я приверженец сознания, - сказал он. - Поймите, дитя, и вы...
- Не смейте называть меня ребенком! - выпалила она и наполовину
вытащила клинок из ножен.
- Поправка принята. - Он взглянул на нее, улыбнулся и снова занялся
приборами топтера. Теперь важно было различить крепость Атридесов,
возвышавшуюся, подобно утесу, в северной части Арракина. - Вы - нечто
древнее в теле ребенка, - сказал он. - И тело это превращается в тело
женщины.
- Сама не знаю, почему я тебя слушаю, - проворчала она, но выпустила
рукоятку крисножа и вытерла ладонь о платье. Влажная, потная ладонь
возмутила ее чувство Свободной - чувство бережливости. Какая потеря влаги
тела!
- Вы слушаете, потому что знаете: я предан вашему брату, - сказал он.
- Мои действия ясны, их легко понять.
- Ничто в тебе не ясно и не понятно. Ты самое загадочное создание из
всех виденных мною. Откуда мне знать, что вложили в тебя тлейлаксу?
- По ошибке, а может, и намеренно, - ответил он, - они наделили меня
способностью формировать себя.
- Ты возвращаешься на параболы Дзэнсунни, - обвинила она. - Мудрый
человек формирует себя, глупый живет лишь для смерти, - сказала она,
подражая его интонации. - Поклонник сознания!
- Люди не могут отделить средства обучения от его результата.
- Ты говоришь загадками!
- Я говорю с открытым разумом.
- Я передам все это Полу.
- Большую часть этого он уже слышал.
Она почувствовала, как ее переполняет любопытство.
- Почему же тогда ты до сих пор жив и... даже на свободе? Что он тебе
сказал?
- Он рассмеялся и сказал: "Людям не нужен Император-бухгалтер, им
нужен хозяин, кто-нибудь, кто мог бы защитить их от перемен". Но он
согласился с тем, что разрушение его Империи исходит от него самого.
- Почему он так сказал?
- Потому что убедился, что я понимаю его проблемы и хочу ему помочь.
- А что ты сказал, чтобы он это понял?
Он молчал, разворачивая топтер для посадки на хорошо охраняемую
площадку башни.
- Я требую ответа на мой вопрос!
- Я не уверен, что вы примете это.
- Об этом буду судить я! Приказываю тебе говорить!
- Позвольте мне сначала приземлиться, - сказал он. И не дожидаясь ее
разрешения, мягко посадил топтер на оранжевую полосу на крыше башни.
- Теперь говори! - потребовала Алия.
- Я сказал ему, что выносить самого себя, возможно, самая трудная
задача во Вселенной.
Она покачала головой:
- Это... это...
- Горькая пилюля, - подсказал он нужное слово, наблюдая, как бегут к
ним по крыше охранники, принимая на себя задачи эскорта.
- Горькая чепуха!
- Самый знатный и самый ничтожный мучаются одними и теми же
проблемами. И нельзя нанять ментата, чтобы он решил эти проблемы за тебя.
Тут нельзя получить предписание, нельзя позвать свидетелей, чтобы получить
ответ. Ни слуги, ни приверженцы не перевяжут эту рану. Пока ты не
перевяжешь ее сам, она будет кровоточить.
Алия отвернулась от него и тут же поняла, что выдала этим свои
чувства. Без власти Голоса, без колдовства он еще раз добрался до самых
глубин ее души. Как ему это удалось?
- И что же ты посоветовал ему? - прошептала она.
- Рассуждать и устанавливать порядок.
Алия посмотрела на ожидающих в стороне охранников.
- И насаждать справедливость, - присовокупила она.
- Вовсе нет! - возразил он. - Я предложил, чтобы он рассуждал,
руководствуясь одним-единственным принципом.
- И этот принцип?
- Беречь друзей и уничтожать врагов.
- Значит, судить не по справедливости?
- Что такое правосудие? Сталкиваются две силы. У каждой есть право в
своей собственной сфере. Он не может предотвратить эти столкновения, он
может лишь разрешить их.
- Как?
- Очень просто.
- Сохраняя друзей и уничтожая врагов?
- Разве это не служит стабильности? Людям нужен порядок, какой
угодно. Они голодают и видят, что война стала спортом богатых. Это опасная
форма рассуждений. Она нарушает порядок.
- Что ж, я скажу брату, что ты рассуждаешь слишком опасно и что тебя
надо уничтожить, - сказала она, оборачиваясь к нему.
- Я уже предлагал ему это.
- Потому ты и опасен, что овладел своими страстями, - сказала она,
справившись с собой.
- Я опасен вовсе не потому, - и прежде, чем она смогла пошевелиться,
он наклонился, взял рукой ее подбородок и припал губами к ее губам.
Это был короткий и нежный поцелуй. Он отодвинулся, а она продолжала
сидеть будто в шоке, замечая сдержанные улыбки на лицах охранников,
которые неподвижно стояли снаружи.
Алия поднесла палец к губам. Какое знакомое ощущение в этом поцелуе!
Его губы - плоть будущего, которое она видела кратчайшим путем
предвидения. Грудь ее вздымалась. Она сказала:
- Мне следовало бы приказать, чтобы с тебя содрали кожу.
- Потому что я опасен?
- Потому что ты слишком много себе позволяешь!
- Я не беру ничего, что ранее не было бы мне предложено. Радуйтесь,
что я не взял все предложенное. - Он открыл дверцу и выбрался наружу. -
Выходите, мы и так слишком долго занимались пустяками. - Он пошел к
выходу.
Алия выпрыгнула следом и побежала рядом с ним.
- Я расскажу ему все, что ты говорил и делал, - сказала она.
- Хорошо, - гхола открыл перед ней дверь купола.
- Он прикажет тебя казнить, - сказала она, проскальзывая в дверь.
- Почему? Из-за поцелуя? - Он вошел за ней. Дверь закрылась. -
Поцелуя, которого я хотел?
- Поцелуя, которого ты хотел? - Ее переполнял гнев.
- Ладно, Алия. Поцелуя, которого мы хотели. - И он пошел впереди.
Его движение будто пробудило в ней предельно ясное сознание, и она
поняла его искренность, его предельную правдивость. "Поцелуй, которого я
хотела, - сказала она себе. - Это правда".
- Твоя правдивость, вот что опасно, - сказала она, идя следом за ним.
- Вы возвращаетесь на путь мудрости, - заметил он, не замедляя шага.
- Ментат не мог бы дать более прямого ответа. А теперь: что вы видели в
пустыне?
Она схватила его за руку и заставила остановиться. Он снова сделал
это - привел ее мозг в состояние обостренного сознания.
- Я не могу этого объяснить, - ответила она, - но почему-то я все
время думаю о лицевых танцорах. Почему?
- Именно за этим ваш брат и послал вас в пустыню, - сказал он. -
Расскажите ему об этом.
- Но почему? - она посмотрела на него в упор. - Почему лицевые
танцоры?
- Там мертвая женщина, - ответил он. - Но у Свободных не пропадала ни
одна молодая женщина.
11
"Я думаю о том, какое счастье быть живым. Смогу ли я
когда-нибудь ощутить себя таким, каким я некогда был?
Основа та же. Но вот смогу ли я отыскать собственное "Я"?
Это скрыто во мраке будущего... Но мне принадлежит все,
доступное человеку, и любое мое действие может достичь
цели".
"Высказывания гхолы". Комментарии Алии.
Пол принял большую дозу спайса и полностью погрузился в его кричащий
запах, глядя внутрь себя в оракульском трансе. Он видел, как луна
превратилась в продолговатую сферу и начала раскачиваться с ужасным воем и
свистом. Внезапно она покатилась вниз, точно мяч, брошенный рукой
ребенка... Вниз... Вниз... С яростным шипением, с каким раскаленная звезда
погружается в бескрайнее море.
Луна исчезла.
Не зашла, а именно исчезла, ее больше не было. Земля тряслась, как
змея, сбрасывающая с себя старую кожу. Ужас прокатился по ней.
Он рывком сел, глядя перед собой широко раскрытыми глазами. Часть его
сознания была обращена внутрь, часть - наружу. Снаружи он видел
пластальную решетку вентилятора своей спальни и знал, что находится в
своей крепости. Внутренним зрением он продолжал видеть, как падает луна.
Наружу! Скорее наружу!
Решетка выходила в сверкающий свет полудня над Арракином. Внутри же
была черная ночь. Сладкие запахи, поднимающиеся из сада, доносились до его
ноздрей, но ни один запах не мог вернуть ему эту падающую луну.
Пол опустил ноги на холодную поверхность пола и посмотрел наружу
через решетку. Прямо перед собой он видел арку пешеходного мостика,
сделанного из кристаллически стабилизированного золота и платины. Огненные
жемчужины с далекого Седона украшали мостик. Он вел к галереям внутреннего
города через бассейн и фонтаны, полные водяных цветов. С мостика, Пол это
знал, можно заглянуть в их лепестки, чистые и алые, как свежая кровь.
Глаза его приспособились к этой картине, не выходя из спайсового
рабства.
Ужасная картина падающей луны.
Эта картина предвещала чудовищную боль в его личной безопасности.
Возможно, он видел падение цивилизации, рухнувшей под напором его
собственных амбиций.
Луна... луна... падающая луна.
Пришлось принять большую дозу спайса, чтобы преодолеть туман,
напущенный таротом. А увидел он лишь падающую луну и ненавистный путь,
который знал заранее. Чтобы положить конец джихаду, покончить с этим
вулканом крови, он должен признать свою несостоятельность.
Освобождайся... освобождайся... освобождайся...
Запах цветов из сада напомнил ему о Чани. Он тосковал по ее объятиям,
объятиям любви, забытья. Но даже Чани не может прогнать это видение. Что
скажет Чани, если он заявит ей, что видит смерть? Зная, что это неизбежно,
почему бы не избрать аристократическую смерть? Закончить жизнь пышной
церемонией, растратить впустую оставшееся время? Умереть прежде, чем
иссякнет воля к власти, разве это не аристократический выбор?
Он встал, подошел к отверстию в решетке и вышел на балкон, окутанный
цветами и лианами сада. Но во рту у него была сухость пустыни.
Луна... луна... что это за луна?
Он вспомнил о словах Алии, о теле молодой женщины, найденном в
пустыне. Свободная, пристрастившаяся к семуте. Все укладывалось в
ненавистный рисунок.
"Никто ничего не может взять от этой Вселенной, - подумал он. - Она
сама дает, что захочет".
На низком столике у балконных перил лежала морская раковина с
матери-Земли. Он взял ее в руки и постарался перенестись назад во времени.
Перламутровая поверхность отражала сверкающие лунки солнечного света. Он
оторвал взгляд от раковины и посмотрел на небо, где полыхал гигантский
пожар. На серебре небесной полусферы повисла неяркая радуга.
"Мои Свободные называют себя детьми луны", - подумал он.
Положив раковину на место, Пол принялся расхаживать по балкону. Есть
ли в этой леденящей кровь картине падающей луны надежда на спасение? Ответ
он искал в мистическом общении. Спайс; однако, изнурил его, отняв
последние силы.
Взглянув вниз, он увидел приземистые правительственные здания,
пешеходные дорожки на крышах. По ним двигались люди, похожие на фигурки
настенного фриза, повторявшие рисунок, выложенный керамической плиткой.
Сами люди были плиткой! Поморгав, он смог удержать их застывшими в своем
разуме. Фриз не упал!
Луна упала и исчезла...
У него появилось такое чувство, что город, лежащий там, внизу,
переведен в некий странный символ для его Вселенной. Здания, которые он
видел, воздвигнуты на равнине, где его Свободные одержали победу над
легионами сардукаров. Земля, на которой некогда гремела битва, теперь была
отдана бизнесу.
Держась наружного края балкона, Пол завернул за угол. Теперь перед
ним находился пригород, дома которого терялись в скалах и подвижных песках
пустыни. На заднем плане доминировал храм Алии: на зеленых и черных
полотнищах, покрывавших его двухкилометровые стены, виднелся символ луны -
символ Муад Диба.
Падающая луна...
Пол провел рукой по лбу и глазам. Это символ угнетал его. Он презирал
себя за свои мысли. Такие колебания в любом другом вызвали бы его гнев.
Он ненавидел свой город!
Ненависть, проистекающая из скуки, гнездилась глубоко внутри него,
питаемая решением, которого нельзя было избежать. Он знал, какой тропой
идти. Он много раз видел ее. Видел ее! Когда-то давно он возомнил себя
создателем нового государства. Но все осталось но-старому, точно огромное
сооружение с эластичной памятью: можно придать ему любую форму, но стоит
лишь на мгновение ослабить давление, и оно принимает первоначальную форму.
Силы, которые были вне пределов его досягаемости, силы, действовавшие в
людях, нанесли ему поражение.
Пол смотрел на крыши домов. Какие сокровища новой жизни таятся под
ними? Среди красных и золотых крыш виднелись участки зеленой
растительности. Зелень - дар Муад Диба и его воды. Он видел сады и рощи -
открытые участки растительности, соперничающие с легендарным Ливаном.
"Муад Диб тратит воду, как безумный", - говорили Свободные.
Пол закрыл лицо руками.
Луна упала...
Он опустил руки, прояснившимся зрением посмотрел на свою столицу. Она
носила отпечаток чудовищного имперского варварства. Здания стояли под
солнцем невероятно большие и яркие. Колоссы! Самые экстравагантные стили,
какие только могла произвести необузданная фантазия, лежали перед ним:
террасы в пропорциях горного плато, площади размером с город, шпили,
вздымающиеся, точно скалистые пики, окультуренные под парки участки дикой
пустыни, необозримые в своей бесконечности.
Образцы искусства соседствовал с невообразимой безвкусицей. Отдельные
детали вновь поразили его: столб из древнего Багдада, купола, придуманные
в мифологическом Дамаске, арка из Атара, мира с низкой гравитацией,
гармонические подъемы и хаотические спуски. И все это должно было
создавать впечатление необыкновенного величия.
Луна! Луна! Луна!
Его охватило раздражение. Он чувствовал давление массового сознания,
огромной человеческой вселенной. Человечество устремилось на него с силой
гигантской приливной волны. Он видел человеческие потоки и течения, вихри,
движения тел. Никакие дамбы воздержания, никакие захваты власти, никакие
проклятия не могли удержать эти течения.
В этом гигантском движении джихада Муад Диб был не больше, чем миг.
Орден Бене Джессерит с его поиском генных образцов так же терялся в этом
потоке, как и он сам. Видение падающей луны нужно сравнивать с другими
легендами, другими видениями Вселенной, в которой кажущиеся вечными звезды
слабеют, мигают, умирают.
Что значит одна-единственная луна для такой Вселенной?
Глубоко внутри крепости, так глубоко, что звук временами терялся в
потоке городских звуков и шумов, послышалась песня джихада, сохранившаяся
на Арракисе:
Ее бедра - дюны, нанесенные ветром,
Глаза ее сияют, как летний полдень.
Две пряди волос ниспадают на грудь,
Две пряди с вплетенными водными кольцами.
Мои руки помнят ее кожу,
Ароматную, как амбра, пахнувшую цветами.
Глаза дрожат от воспоминаний...
Я охвачен белым пламенем любви!
Песня неприятно поразила его. Мелодия для глупцов, погрязших в
сентиментальности! Песня-наркотик для трупа, который видела Алия.
В тени у решетки показалась фигура. Пол повернулся.
На солнечный свет вышел гхола. Его металлические глаза сверкали.
- Это Данкан Айдахо или существо по имени Хейт? - спросил Пол.
Гхола остановился в двух шагах от него.
- Что предпочитает милорд? - Голос негромко предупреждал об
осторожности.
- Игры Дзэнсунни! - с горечью произнес Пол. - Значение внутри
значения. Что может сказать философ Дзэнсунни? Может ли он хоть на йоту
изменить предстоящую реальность?
- Милорд обеспокоен?