Страница:
События весны 1640 года были запутанными и печальными. Собрался парламент и мгновенно вступил в прямой конфликт с королем. Парламент потребовал, чтобы его условия, касающиеся религии и привилегий, были приняты до обсуждения вопроса о выделении денег на войну. Король на это заявил, что ни о каких обсуждениях не может быть и речи, пока деньги на военные нужды не будут предоставлены. Ни одна из сторон не желала сдавать своих позиций, и король распустил парламент спустя несколько недель[18] после его созыва. Он, правда, не стал, вопреки давней традиции, распускать также и собрание высшего духовенства, которое продолжало заседать и не только пожертвовало в казну крупные суммы, но также приняло семнадцать канонов, касающихся надзора за церковной деятельностью. Наиболее оскорбительными из этих канонов для пуритан были те, в которых предписывалось, чтобы все алтари впредь размещались только в восточной части храмов и были отгорожены перилами. А при входе и выходе из церкви следовало сделать почтительный поклон в сторону алтаря. С точки зрения пуритан, это считалось папизмом, равносильным поклонению дьяволу.
Поздней весной в южных графствах собрали ополчение, однако многие мужчины не откликнулись на этот призыв. Другие собрались, но при этом расходовали свою энергию на протесты против новых канонов. В некоторых местах солдаты врывались в церкви, разрушали алтари и поджигали ненавистные алтарные перила. Король же пытался получить крупные займы от частных лиц, чтобы пополнить субсидии, дарованные высшим духовенством. Он также прилагал все усилия, чтобы убедить богачей собрать вооруженные отряды из своих людей, которые дополнили бы явно недостаточное ополчение. А в это время отлично снаряженная и великолепно обученная шотландская армия подтягивалась к приграничным районам.
Эдмунд пока что пассивно наблюдал за событиями, хотя и предчувствовал, что король рано или поздно обратится с просьбой о займе и к нему, когда закончит сию процедуру среди особо могущественных семейств. В Эдмунде боролись противоречивые чувства. Хотя он, разумеется, не был сепаратистом, не одобрял он и некоторые из ритуалов англиканской церкви. Эдмунд полагал, что если не обуздать Лода, то король приведет их прямиком в объятия Рима. Мать Эдмунда наполовину была шотландкой, и в нем билась жилка кальвинистской[19] сдержанности. Показная пышность католических ритуалов была ему не по нраву. А вдобавок ко всему этому Эдмунду, как и всякому состоятельному человеку, не нравилось, что его облагали налогами. Между тем потребности короля в деньгах с каждым годом возрастали. И Эдмунд с радостью узнал, что палата общин, состоящая из людей, подобных ему, стремилась обуздать бесконечные требования короля.
Но именно его личная сдержанность и заставила в конце концов прислугу имения обратиться не к нему, а к Мэри-Эстер. Да, Эдмунд слыл справедливым хозяином, но человеком он был холодным и равнодушным. Поэтому перепуганная челядь предпочла ему его супругу, которую все они прекрасно знали и даже не раз приглашали в свои скромные жилища. Она играла с их детишками и лечила их от болезней, улаживала их споры и, ворчливо бранясь, наставляла их в бережливости и прочих добродетелях. Разыскав мужа в комнате управляющего, где он восседал за своим рабочим столом, Мэри-Эстер рассказала ему о тревоге, охватившей слуг. Когда Мэри-Эстер вошла, Эдмунд поднял на нее взгляд и произнес:
– Клемент сообщил мне, что от одного человека из «Зайца и вереска» он услышал, будто бы в восточных графствах оказывается сильное противодействие набору в ополчение. Думаю, настало время вернуть домой Ричарда. Я боюсь, что ему может грозить опасность со стороны тамошних браунистов и левеллеров.[20]
– В любом случае он уже пожил вне дома достаточно долго, – согласилась Мэри-Эстер. – Раз уж нам предстоит война, то он должен быть здесь. – Причина этого осталась невысказанной: присутствие Ричарда необходимо на тот случай, если что-то произойдет с его отцом или братьями. – И Амброз тоже… его ты не вызываешь домой?
– Насчет Амброза я еще думаю, – отозвался Эдмунд. – Времена тревожные, и конца-края этим бедам я что-то не вижу… Нам многое придется потерять. Земля, земля нам нужна. Если мы потеряем Лисий Холм… если эти шотландцы доберутся до нас… где же мы тогда возьмем землю?
Мэри-Эстер задумалась.
– Не знаю, Эдмунд. Но уж, во всяком случае, не здесь.
– Нет-нет, и даже не в этой стране.
– В Ирландии? – рискнула предположить Мэри-Эстер.
Эдмунд покачал головой.
– Там еще беспокойнее, чем в Шотландии. Нет, мои мысли устремлены куда дальше. Где можно получить землю за умеренную цену, много, очень много земли, совсем пустой и незаселенной? – Глаза Мэри-Эстер расширились. – Ага, вижу, что ты поняла. Да-да, Новый Свет[21], мадам. Америка. Посмотри-ка вот на это, – он передал ей листок, лежавший на столе как раз между его руками. Мэри-Эстер взяла его, отпихнув в сторону любопытную морду Пса. – Клементу это дал слуга из таверны. Они распространяются сотнями и приходят по Большой южной дороге из Лондона.
Это было обращение к людям всех сословий с призывом присоединиться к экспедиции в Новый Свет, обосноваться там в Виргинии, сулившей землю всякому, кто туда приедет. Земля! То, к чему жадно стремился любой человек! Каждый желающий должен был принять участие в организации этого путешествия, в соответствии со своими средствами, а взамен получил бы землю в пропорции к уплаченной им сумме.
– Ты только подумай, сколько земли там можно купить! – воскликнул Эдмунд. От этой мысли голос его стал почти безумным. – Целое поместье, сотни акров!
– Ты имеешь в виду… ты хочешь послать туда Амброза? – медленно выговорила Мэри-Эстер.
Эдмунд кивнул.
– Он получит поместье Морлэндов в Новом Свете. Поначалу мы, конечно, снабдим его деньгами, но уже через несколько лет он начнет присылать сюда столько шерсти, что ее окажется достаточно, чтобы сто раз окупить это вложение капитала. Да, уж он-то сумеет широко расправить крылья! А мы сможем послать к нему и других членов семьи. Представляешь: целый новый мир, мир Морлэндов!
Мэри-Эстер никогда не видела мужа таким возбужденным. Она лишь сказала ему на это:
– Это ведь очень далеко. Амброз… ему там будет одиноко.
Но Эдмунд даже не услышал ее. Он сосредоточенно изучал этот листок, который она уже вернула ему. Мэри-Эстер с трудом возвратилась к цели своего прихода.
– Эдмунд, я должна с тобой поговорить… и слуги, и арендаторы… все они волнуются. Их взбудоражили новости об алтарных перилах… ну тех, что выдрали из пола и сожгли в церкви Святого Николая. Они попросили меня поговорить с тобой, они хотят, чтобы ты заверил их, что они будут защищены от пуритан и что их не принудят отказаться от своей религии.
Эдмунд нахмурился.
– Будут защищены?! От нескольких необходимых реформ? Эта чернь, по-моему, позволяет себе лишнее, но я…
Мэри-Эстер решила на этот раз перебить его.
– Муж мой, подумай: Морлэнд несет ответственность за всех простолюдинов по эту сторону Йорка. Церковь – это место, где они поклоняются Господу нашему, и они рассчитывают на наше покровительство. Они – твои преданные и верные слуги, и ты должен защитить их.
Эдмунд нахмурился еще больше.
– Должен? – зловеще спросил он.
Мэри-Эстер вынудила его посмотреть ей в глаза.
– Ты ведь и сам это понимаешь, Эдмунд, – спокойно сказала она. – Если от слуги требуется преданность и повиновение, то от хозяина – защита и справедливость.
Его серые глаза смотрели на нее долго и непреклонно.
– Ты права, – произнес он, наконец. – Но тем не менее… борьба с шотландцами – вот что самое главное. Я молю Господа, чтобы дело не дошло до войны со своим же собственным народом. Если сюда нагрянет армия пуритан…
Мэри-Эстер поспешила отогнать эту мысль.
– Нет-нет, дело никак не может дойти до того. Если и явятся солдаты, то их будет совсем немного, какой-нибудь необученный порядку сброд, а вовсе не армия. И ты можешь прогнать их с таким же чистым сердцем, с каким отогнал бы от дома любого вора и разбойника. Не поговорить ли тебе со слугами завтра утром после обедни? Они там все соберутся, да и время вполне подходящее.
Кит повел отряд Морлэндов на север в начале лета. Эдмунду не очень-то понравилась идея комплектовать для короля войско, да еще снаряжать его за собственный счет. Но поскольку Лисьему Холму угрожала опасность, он никак не мог уклониться от этого, да и Мэри-Эстер все уши прожужжала о верности королю. Конечно, Кит был самой подходящей кандидатурой, только вот для самого Кита расставание с домом оказалось тяжелым. Когда он выезжал из Морлэнда, все обступили его, а женщины смотрели ему вслед из окон верхнего этажа, пока алый цвет его плаща и блестящая медно-красная шерсть Оберона совсем не скрылись из виду. Мэри-Эстер и Мэри-Элеонора наблюдали за ним с гордостью и мрачным предчувствием, которых можно ожидать от любой женщины в подобной ситуации. Но стоявшая у другого окна Руфь, приехавшая проводить Малахию, который тоже уходил с войском вместе с четырьмя слугами из Шоуза, следила за Китом с глубокими, надежно спрятанными чувствами. А еще у одного окна Хиро смотрела вслед Киту долго-долго после того, как отряд превратился в крошечную точку. Губы ее были плотно сомкнуты, зубы стиснуты, а руки она сложила на своем большом животе. Ее обуревали разнообразные чувства, но больше всего она боялась, что Кит будет вынужден сражаться против ее родителей, и что сам он никогда уже не вернется домой.
Английская армия была малочисленной, плохо обученной и плохо вооруженной. Один-два небольших отрада, вроде того, что выставили Морлэнды, были снаряжены подобающим образом, но даже им недоставало боевого опыта и умелого руководства. В июне шотландская армия пересекла реку Твид у Колдстрима, не встретив никакого сопротивления, и с этого момента новости, которые стремительно долетали до Морлэнда, сплошь были плохими. Обе армии сошлись в открытом бою при Ньюберне на реке Тайн, но ряды англичан рассеялись при первых же выстрелах, после чего намечавшаяся битва превратилась в разгром и беспорядочное бегство. Армия откатилась к Ньюкаслу, однако не смогла удержать и его. Весть о том, что Ньюкасл пал, достигла Морлэнда в ночь на тридцатое августа, и вскоре после этого – возможно, в связи с таким потрясением – у Хиро начались роды.
После отъезда Кита Хиро жила в Морлэнде, где ее окружили вниманием и заботой, однако роды у нее были на редкость тяжелыми. А спустя несколько дней английская армия оказалась уже у стен Йорка, который она, похоже, была в состоянии удержать. Кит получил возможность заглянуть домой, чтобы заверить жену, что он цел и невредим. Он застал свой дом в полной боевой готовности к осаде: теперь, когда шотландцы захватили всю северную Англию, в Морлэнде жили в неизбывном страхе перед нападением. Жену свою Кит нашел в тяжелом состоянии, настолько тяжелом, что она даже не осознала присутствия мужа, а в колыбельке рядом с ее постелью лежал тщедушный и горько рыдавший младенец, мальчик.
Позднее, когда он сидел подле постели Хиро, держа ее руку и пытаясь влить в жену хоть немного собственной силы, звуки какой-то отдаленной суматохи вынудили Мэри-Эстер, бросив на Кита извиняющийся взгляд, спуститься вниз, чтобы разузнать, в чем там дело.
Едва войдя в холл, она увидела Клемента, торопливо выходящего через главную дверь, и Лию, которая мчалась прямиком к ней.
– Мадам, – крикнула она на бегу, – господин Ричард вернулся домой!
Мэри-Эстер покачала головой.
– Как это на него похоже – выбирать самое неподходящее время. Тем не менее надо бы его встретить… Кто-нибудь пошел за хозяином?
– Хозяин уже там, мадам, он как раз шел через холл, когда раздался стук копыт.
Выйдя из дома на двор, Мэри-Эстер увидела Ричарда, только что спрыгнувшего с лошади. Во дворе находилось пять лошадей, на трех из них сидели трое незнакомых слуг – двое мужчин и женщина. На четвертой лошади была молодая женщина в скромном плаще с капюшоном. Внезапно осенившая ее догадка заставила Мэри-Эстер поторопиться и, встав рядом с Эдмундом, в безмолвной поддержке взять его под руку. Он быстро взглянул на жену, а потом снова перевел озадаченный взгляд на эту женщину, которую Ричард как раз снимал с лошади. Затем эта парочка приблизилась к Эдмунду и Мэри-Эстер. Ричард выглядел на удивление хорошо: он сильно подрос, еще больше возмужал, но выражение лица у него было виноватым и в то же время дерзко-вызывающим, как у Пса, когда он сворует яйца.
– Сэр, – начал он, поклонившись Эдмунду, – я хотел бы представить вам Кэтрин Браун… мою супругу.
Глава 9
Замышлял ли это Ричард или нет, но его приезд и ошеломляющая новость на оставшуюся часть дня повергли дом в суматошное волнение. Мэри-Эстер с удивлением обнаружила, что временами она просто не понимала, уж не грезится ли ей все это. Кит же безумно волновался, как бы шум-гам не разбудил Хиро, которой сон был просто необходим. После первых кратких вопросов послали за отцом Мишелем, и он вместе с Эдмундом, Мэри-Эстер и молодой парой удалился в комнату управляющего для весьма щекотливой беседы. Целью ее было выяснить, законен ли брак сына и нельзя ли признать его недействительным. Мэри-Эстер, возможно, и сочувствовала бы этой молодой женщине, если бы та не выказала самой что ни на есть бесстыдной самонадеянности и склонности поучать старших.
– Итак, Ричард, – ледяным тоном произнес Эдмунд, как только за ними закрылась дверь, – расскажи теперь в точности отцу Мишелю, каким же образом ты вновь оказался женатым. Отец Мишель, призываю вас слушать внимательно и сообщить мне, может ли его брак считаться законным. Мадам, – обратил он холодный взгляд к Мэри-Эстер, – будьте любезны, выставите вашу собаку из комнаты.
Бедный Пес в волнении смахнул хвостом со стола зажим с бумагами, и Мэри-Эстер оставалось лишь подчиниться.
– Начинай, Ричард, – приказал Эдмунд.
– Да тут и рассказывать-то нечего, – угрюмо ответил Ричард. – Мы поженились в Норвиче, в присутствии мирового судьи. Вот и все.
– Значит, на церемонии вообще не было священника? – спросила потрясенная Мэри-Эстер.
– Таков новый обычай, – с готовностью отозвалась Кэтрин. – Вы, возможно, здесь, в Морлэнде, еще не слышали о нем. Выходит, ваши обычаи поразительно варварские и весьма далекие от цивилизации. Взять, к примеру, вашу болтовню о священниках. Ведь священники – это те самые люди, которые приносили в жертву живых животных на языческих алтарях. В новой же религии речь идет о проповедниках.
– Помолчите, – негромко, но твердо сказал Эдмунд, и его холодного взгляда оказалось достаточно, чтобы утихомирить даже эту бесстыдную молодку, во всяком случае, на время.
Мэри-Эстер внимательно изучала Кэтрин и никак не могла взять в толк, что же могло в ней полюбиться Ричарду. Она была не уродлива, но, конечно же, простовата: грубое веснушчатое лицо, слегка выдающиеся вперед зубы, да и в одежде ее не было ничего, что могло бы улучшить впечатление от внешности. Когда она сняла с себя плащ, под ним обнаружилось темно-коричневое шерстяное платье с широким накрахмаленным белым воротником и манжетами. На платье не было никаких украшений, и оно облегало фигуру Кэтрин от подбородка до запястий и лодыжек. Волосы полностью скрывал жесткий полотняный чепец, который никоим образом не смягчал ни костлявой грубости ее черт, ни простодушного выражения лица. Внезапно Мэри-Эстер ощутила свои мягкие локоны, слегка касавшиеся ее собственной обнаженной шеи и плеч, и эти кружева, ниспадавшие ей на голые предплечья… И неожиданно она почувствовала себя до странного распутной при этом сравнении. Ну а то, что юная особа сочла ее таковой, было очевидно из строгого и неодобрительного взгляда, которым Кэтрин наградила Мэри-Эстер, едва войдя в дом.
– Как я предполагаю, отец этой молодой дамы – господин Браун, тот самый торговец одеждой, у которого ты остановился, – продолжал между тем Эдмунд. Ричард кивнул в знак согласия. – Я всегда считал его человеком приличным. Как же он мог дойти до того, что допустил брак своей дочери без моего согласия?
Ричард покраснел.
– Господин Браун полагал, что я получил твое согласие. Он писал тебе на этот счет, только…
Ричард колебался, но был не в силах продолжать под пронизывающим пристальным взглядом отца Кэтрин завершила рассказ за него.
– Мы перехватили его письмо, – спокойно поведала она, – а по прошествии подходящего срока Ричард написал… ну якобы ответное письмо от вас и вручил его моему отцу. Там говорилось, что вы, мол, согласны на этот брак, но на церемонии присутствовать не будете.
Это бесстыдное признание на какое-то мгновение лишило всех дара речи. И даже когда Эдмунд вновь обрел его, он лишь вымолвил в изумлении:
– Значит, вы представили своему отцу подделку?
– Так было нужно, – бесстрастно ответила Кэтрин. – Я понимала, что нам с Ричардом необходимо пожениться, в точности так же, как понимала и то, что мы должны приехать сюда, чтобы спасти всех вас. Это наша миссия, вверенная нам Господом. Когда мы поженились, Ричард хотел, чтобы мы отправились на корабле в Новый Свет, где торжествует царство истины, а блудница Вавилонская не имеет никакой власти. Но Господь говорил со мной во сне, и я ему сказала, что мы должны вернуться сюда, как вы просите в вашем письме. А Ричард всегда очень внимательно относится к моим снам, поэтому, когда я ему рассказала, что всем вам угрожает опасность…
– Опасность? – только и смог выговорить Эдмунд.
– Вашим бессмертным душам, сэр, угрожает серьезная опасность со стороны папистов, прелатов и лживых проповедей. Мы прибыли, чтобы освободить вас от цепей нонконформизма, католических обрядов и идолопоклонства.
– Да замолчите же! – проревел Эдмунд во весь голос. – Неужели у вас совсем нет стыда, девушка, как же можно вести подобные речи в присутствии тех, кто старше вас, да и выше по положению? И в присутствии преподобного отца Святой церкви? Отец Мишель, разве подобный подлог не делает их брак незаконным? Нельзя ли аннулировать его?
– Позвольте, Эдмунд, я задам вопрос этому юноше, – сказал отец Мишель. – Ричард, ты не мог бы припомнить слова этого, хм-хм… обряда?
Ричард повторил простую форму заявления, сделанного каждым из них перед мировым судьей.
– А присутствовали ли там свидетели? – продолжал священник.
– О, да, – ответил Ричард. – И очень много все слуги, все члены семьи, а также несколько друзей моего от… то есть господина Брауна.
– Выходит, отец этой девушки дал согласие?
– Разумеется. Он был очень доволен и счел это хорошей партией для Кэтрин. Господин Браун, правда, огорчился, когда мы сообщили ему, что отправляемся в Морлэнд, но Кэтрин рассказала ему о своем сне, ну и тогда он, конечно, одобрил нашу поездку.
Отец Мишель покачал головой и обратился к Эдмунду.
– Боюсь, у нас мало шансов добиться аннулирования этого брака. Отец девушки дал согласие, ну а Ричард уже достаточно взрослый и, следовательно, в вашем согласии не нуждается.
– А что, если рассказать отцу девушки о подлоге? Он бы тогда, несомненно, взял назад свое согласие.
Но прежде чем Мишель Мойе успел ответить, Кэтрин заявила.
– О нет, даже если вы и откроете ему нашу тайну, он все равно будет считать, что для меня это хорошая партия.
Эдмунд переводил взгляд с одного лица на другое. Отчаяние сквозило в его попытках сохранять спокойствие. В конце концов он произнес.
– Уходите отсюда все, кроме отца Мишеля. А вы, мадам, проследите, чтобы дети не шумели. С тобой, Ричард, я потолкую попозже.
Мэри-Эстер, Ричард и Кэтрин вышли в зал с лестницей, где на ступеньках играли с Псом младшие дети: Анна, Гетта, Ральф и Эдуард. По случаю своего неожиданного освобождения от тирании священника они радостно резвились. При появлении Мэри-Эстер все мгновенно бросились вниз ей навстречу, и в спешке маленький Эдуард, споткнувшись, упал и испустил такой рев, что его мать поспешила закрыть ему рот, боясь еще больше рассердить Эдмунда.
– Ну тихо, тихо, мой мальчик! Ну-ну, видишь, все уже и прошло. Дети, пожалуйста, перестаньте так шуметь, не то наш папа разгневается.
Она торопливо повела их в большой зал, неся Эдуарда на руках. И тут Анна громко сказала.
– Но мы хотим посмотреть на новую жену Ричарда. Это правда, что она уродина, как говорит Беатриса?
– Тише, Анна, как тебе не стыдно? Вот же она, – смутилась Мэри-Эстер.
Впрочем, Кэтрин совсем не выглядела огорченной, она лишь озиралась вокруг, оценивая обстановку дома и всем видом выражая неодобрение Анна гоже ничуть не сконфузилась.
– Выходит, она вовсе не уродина!
– Уродина, уродина, я же тебе говорила, – прошептала Гетта, но Анна продолжала пялить глаза на Кэтрин.
– Только вот почему она одета как служанка? – спросила Анна шепотом, который был не тише ее обычного голоса.
– Это пуритане так одеваются, – сообщила Гетта.
Очередное замечание Анны было предупреждено Ричардом; он проявив недюжинную сообразительность, смекнул, который из детей может быть Ральфом, и, выступив вперед, воскликнул.
– Ральф, сын мой, как ты подрос. Ну, иди же сюда и получи отцовское благословение, а я тебя представлю твоей новой матери.
При этих словах Ральф оцепенел от ужаса. Покраснев от замешательства, он стоял на месте как вкопанный.
– Ну иди же сюда, дитя, – настаивал Ричард, – ты, я гляжу, меня позабыл. Они что же, никогда не рассказывали тебе обо мне?
Он метнул гневный взгляд в сторону мачехи.
– Разумеется, мы рассказывали о тебе, Ричард, – отозвалась Мэри-Эстер, стараясь говорить как можно естественнее. – Просто твой ребенок побаивается – только и всего. Ведь когда ты уехал, он был совсем младенцем. Ральф, встань на колени перед своим отцом, он благословит тебя.
Да, что бы ни делал Ричард, и какова бы ни была ситуация с этой его Кэтрин, он все же был отцом Ральфа, и тот имел право попросить отцовского благословения. Побуждаемый этими мыслями, Ральф неохотно двинулся вперед и опустился на колени перед Ричардом, с мольбой скосив глаза в сторону Мэри-Эстер. Ведь она вырастила его, и если уж он кого и считал своей матерью, так только ее одну. Когда Ричард снова велел ему поприветствовать «новую мать», мальчик разразился слезами, и Мэри-Эстер во избежание дальнейших раздоров велела всем детям пойти побегать в саду.
– Я вижу, что вернулся вовремя, – проговорил Ричард, хмуро глядя на Мэри-Эстер. – Теперь я должен пойти и повидаться с Китом… а где он, кстати? Кэтрин, тебе надо познакомиться с моим братом.
– По-моему, я уже с ним знакома по его письмам, – заметила Кэтрин.
– Кит наверху, он в западной спальне вместе с Хиро. Только она больна, так что, Ричард, иди потише и не потревожь ее.
Мэри-Эстер внимательно наблюдала, как эта довольно нелепая парочка поднимается по лестнице. А потом вместе с вертевшимся у ее ног Псом и Эдуардом на руках, она вышла из дома, чтобы попытаться прояснить мысли и успокоить душу в мирной тиши сада.
Но это еще не было концом сумятицы. Сначала Джекоб отказался готовить обед на всех, и даже когда ему пригрозили увольнением, старик не смягчился и не позволил никому другому воспользоваться вместо него его кухней. Он никогда не любил Ричарда и был оскорблен тем, что тот притащил в дом какую-то пуританку, да мало того – еще и заявляет, что, мол, женился на ней по какому-то проклятому варварскому обряду, чем огорчил хозяина и навлек позор на дом. Кит его упрашивал, Мэри-Эстер упрашивала – но Джекоб оставался непоколебим. И в конце концов, хотя сама идея была довольно обидной для всех, Мэри-Эстер убедила Гетту пойти и потолковать с поваром. И только после такой длительной осады старик, наконец, уступил льстивым уговорам девочки.
Однако, когда все уже, казалось бы, снова утихомирилось, группа слуг во главе с самим Клементом потребовала встречи с хозяйкой, поскольку хозяин все еще совещался за закрытыми дверьми со священником. Лия проводила их всех к Мэри-Эстер в длинный зал, и, мельком взглянув на ее лицо, Мэри-Эстер поняла, что и ее служанка согласна с этой жалобой, какой бы та ни оказалась.
– И ты, выходит, тоже, Лия? Так в чем же дело, Клемент? Не сомневаюсь, что ты мог бы уладить это и сам, ведь так?
– Итак, Ричард, – ледяным тоном произнес Эдмунд, как только за ними закрылась дверь, – расскажи теперь в точности отцу Мишелю, каким же образом ты вновь оказался женатым. Отец Мишель, призываю вас слушать внимательно и сообщить мне, может ли его брак считаться законным. Мадам, – обратил он холодный взгляд к Мэри-Эстер, – будьте любезны, выставите вашу собаку из комнаты.
Бедный Пес в волнении смахнул хвостом со стола зажим с бумагами, и Мэри-Эстер оставалось лишь подчиниться.
– Начинай, Ричард, – приказал Эдмунд.
– Да тут и рассказывать-то нечего, – угрюмо ответил Ричард. – Мы поженились в Норвиче, в присутствии мирового судьи. Вот и все.
– Значит, на церемонии вообще не было священника? – спросила потрясенная Мэри-Эстер.
– Таков новый обычай, – с готовностью отозвалась Кэтрин. – Вы, возможно, здесь, в Морлэнде, еще не слышали о нем. Выходит, ваши обычаи поразительно варварские и весьма далекие от цивилизации. Взять, к примеру, вашу болтовню о священниках. Ведь священники – это те самые люди, которые приносили в жертву живых животных на языческих алтарях. В новой же религии речь идет о проповедниках.
– Помолчите, – негромко, но твердо сказал Эдмунд, и его холодного взгляда оказалось достаточно, чтобы утихомирить даже эту бесстыдную молодку, во всяком случае, на время.
Мэри-Эстер внимательно изучала Кэтрин и никак не могла взять в толк, что же могло в ней полюбиться Ричарду. Она была не уродлива, но, конечно же, простовата: грубое веснушчатое лицо, слегка выдающиеся вперед зубы, да и в одежде ее не было ничего, что могло бы улучшить впечатление от внешности. Когда она сняла с себя плащ, под ним обнаружилось темно-коричневое шерстяное платье с широким накрахмаленным белым воротником и манжетами. На платье не было никаких украшений, и оно облегало фигуру Кэтрин от подбородка до запястий и лодыжек. Волосы полностью скрывал жесткий полотняный чепец, который никоим образом не смягчал ни костлявой грубости ее черт, ни простодушного выражения лица. Внезапно Мэри-Эстер ощутила свои мягкие локоны, слегка касавшиеся ее собственной обнаженной шеи и плеч, и эти кружева, ниспадавшие ей на голые предплечья… И неожиданно она почувствовала себя до странного распутной при этом сравнении. Ну а то, что юная особа сочла ее таковой, было очевидно из строгого и неодобрительного взгляда, которым Кэтрин наградила Мэри-Эстер, едва войдя в дом.
– Как я предполагаю, отец этой молодой дамы – господин Браун, тот самый торговец одеждой, у которого ты остановился, – продолжал между тем Эдмунд. Ричард кивнул в знак согласия. – Я всегда считал его человеком приличным. Как же он мог дойти до того, что допустил брак своей дочери без моего согласия?
Ричард покраснел.
– Господин Браун полагал, что я получил твое согласие. Он писал тебе на этот счет, только…
Ричард колебался, но был не в силах продолжать под пронизывающим пристальным взглядом отца Кэтрин завершила рассказ за него.
– Мы перехватили его письмо, – спокойно поведала она, – а по прошествии подходящего срока Ричард написал… ну якобы ответное письмо от вас и вручил его моему отцу. Там говорилось, что вы, мол, согласны на этот брак, но на церемонии присутствовать не будете.
Это бесстыдное признание на какое-то мгновение лишило всех дара речи. И даже когда Эдмунд вновь обрел его, он лишь вымолвил в изумлении:
– Значит, вы представили своему отцу подделку?
– Так было нужно, – бесстрастно ответила Кэтрин. – Я понимала, что нам с Ричардом необходимо пожениться, в точности так же, как понимала и то, что мы должны приехать сюда, чтобы спасти всех вас. Это наша миссия, вверенная нам Господом. Когда мы поженились, Ричард хотел, чтобы мы отправились на корабле в Новый Свет, где торжествует царство истины, а блудница Вавилонская не имеет никакой власти. Но Господь говорил со мной во сне, и я ему сказала, что мы должны вернуться сюда, как вы просите в вашем письме. А Ричард всегда очень внимательно относится к моим снам, поэтому, когда я ему рассказала, что всем вам угрожает опасность…
– Опасность? – только и смог выговорить Эдмунд.
– Вашим бессмертным душам, сэр, угрожает серьезная опасность со стороны папистов, прелатов и лживых проповедей. Мы прибыли, чтобы освободить вас от цепей нонконформизма, католических обрядов и идолопоклонства.
– Да замолчите же! – проревел Эдмунд во весь голос. – Неужели у вас совсем нет стыда, девушка, как же можно вести подобные речи в присутствии тех, кто старше вас, да и выше по положению? И в присутствии преподобного отца Святой церкви? Отец Мишель, разве подобный подлог не делает их брак незаконным? Нельзя ли аннулировать его?
– Позвольте, Эдмунд, я задам вопрос этому юноше, – сказал отец Мишель. – Ричард, ты не мог бы припомнить слова этого, хм-хм… обряда?
Ричард повторил простую форму заявления, сделанного каждым из них перед мировым судьей.
– А присутствовали ли там свидетели? – продолжал священник.
– О, да, – ответил Ричард. – И очень много все слуги, все члены семьи, а также несколько друзей моего от… то есть господина Брауна.
– Выходит, отец этой девушки дал согласие?
– Разумеется. Он был очень доволен и счел это хорошей партией для Кэтрин. Господин Браун, правда, огорчился, когда мы сообщили ему, что отправляемся в Морлэнд, но Кэтрин рассказала ему о своем сне, ну и тогда он, конечно, одобрил нашу поездку.
Отец Мишель покачал головой и обратился к Эдмунду.
– Боюсь, у нас мало шансов добиться аннулирования этого брака. Отец девушки дал согласие, ну а Ричард уже достаточно взрослый и, следовательно, в вашем согласии не нуждается.
– А что, если рассказать отцу девушки о подлоге? Он бы тогда, несомненно, взял назад свое согласие.
Но прежде чем Мишель Мойе успел ответить, Кэтрин заявила.
– О нет, даже если вы и откроете ему нашу тайну, он все равно будет считать, что для меня это хорошая партия.
Эдмунд переводил взгляд с одного лица на другое. Отчаяние сквозило в его попытках сохранять спокойствие. В конце концов он произнес.
– Уходите отсюда все, кроме отца Мишеля. А вы, мадам, проследите, чтобы дети не шумели. С тобой, Ричард, я потолкую попозже.
Мэри-Эстер, Ричард и Кэтрин вышли в зал с лестницей, где на ступеньках играли с Псом младшие дети: Анна, Гетта, Ральф и Эдуард. По случаю своего неожиданного освобождения от тирании священника они радостно резвились. При появлении Мэри-Эстер все мгновенно бросились вниз ей навстречу, и в спешке маленький Эдуард, споткнувшись, упал и испустил такой рев, что его мать поспешила закрыть ему рот, боясь еще больше рассердить Эдмунда.
– Ну тихо, тихо, мой мальчик! Ну-ну, видишь, все уже и прошло. Дети, пожалуйста, перестаньте так шуметь, не то наш папа разгневается.
Она торопливо повела их в большой зал, неся Эдуарда на руках. И тут Анна громко сказала.
– Но мы хотим посмотреть на новую жену Ричарда. Это правда, что она уродина, как говорит Беатриса?
– Тише, Анна, как тебе не стыдно? Вот же она, – смутилась Мэри-Эстер.
Впрочем, Кэтрин совсем не выглядела огорченной, она лишь озиралась вокруг, оценивая обстановку дома и всем видом выражая неодобрение Анна гоже ничуть не сконфузилась.
– Выходит, она вовсе не уродина!
– Уродина, уродина, я же тебе говорила, – прошептала Гетта, но Анна продолжала пялить глаза на Кэтрин.
– Только вот почему она одета как служанка? – спросила Анна шепотом, который был не тише ее обычного голоса.
– Это пуритане так одеваются, – сообщила Гетта.
Очередное замечание Анны было предупреждено Ричардом; он проявив недюжинную сообразительность, смекнул, который из детей может быть Ральфом, и, выступив вперед, воскликнул.
– Ральф, сын мой, как ты подрос. Ну, иди же сюда и получи отцовское благословение, а я тебя представлю твоей новой матери.
При этих словах Ральф оцепенел от ужаса. Покраснев от замешательства, он стоял на месте как вкопанный.
– Ну иди же сюда, дитя, – настаивал Ричард, – ты, я гляжу, меня позабыл. Они что же, никогда не рассказывали тебе обо мне?
Он метнул гневный взгляд в сторону мачехи.
– Разумеется, мы рассказывали о тебе, Ричард, – отозвалась Мэри-Эстер, стараясь говорить как можно естественнее. – Просто твой ребенок побаивается – только и всего. Ведь когда ты уехал, он был совсем младенцем. Ральф, встань на колени перед своим отцом, он благословит тебя.
Да, что бы ни делал Ричард, и какова бы ни была ситуация с этой его Кэтрин, он все же был отцом Ральфа, и тот имел право попросить отцовского благословения. Побуждаемый этими мыслями, Ральф неохотно двинулся вперед и опустился на колени перед Ричардом, с мольбой скосив глаза в сторону Мэри-Эстер. Ведь она вырастила его, и если уж он кого и считал своей матерью, так только ее одну. Когда Ричард снова велел ему поприветствовать «новую мать», мальчик разразился слезами, и Мэри-Эстер во избежание дальнейших раздоров велела всем детям пойти побегать в саду.
– Я вижу, что вернулся вовремя, – проговорил Ричард, хмуро глядя на Мэри-Эстер. – Теперь я должен пойти и повидаться с Китом… а где он, кстати? Кэтрин, тебе надо познакомиться с моим братом.
– По-моему, я уже с ним знакома по его письмам, – заметила Кэтрин.
– Кит наверху, он в западной спальне вместе с Хиро. Только она больна, так что, Ричард, иди потише и не потревожь ее.
Мэри-Эстер внимательно наблюдала, как эта довольно нелепая парочка поднимается по лестнице. А потом вместе с вертевшимся у ее ног Псом и Эдуардом на руках, она вышла из дома, чтобы попытаться прояснить мысли и успокоить душу в мирной тиши сада.
Но это еще не было концом сумятицы. Сначала Джекоб отказался готовить обед на всех, и даже когда ему пригрозили увольнением, старик не смягчился и не позволил никому другому воспользоваться вместо него его кухней. Он никогда не любил Ричарда и был оскорблен тем, что тот притащил в дом какую-то пуританку, да мало того – еще и заявляет, что, мол, женился на ней по какому-то проклятому варварскому обряду, чем огорчил хозяина и навлек позор на дом. Кит его упрашивал, Мэри-Эстер упрашивала – но Джекоб оставался непоколебим. И в конце концов, хотя сама идея была довольно обидной для всех, Мэри-Эстер убедила Гетту пойти и потолковать с поваром. И только после такой длительной осады старик, наконец, уступил льстивым уговорам девочки.
Однако, когда все уже, казалось бы, снова утихомирилось, группа слуг во главе с самим Клементом потребовала встречи с хозяйкой, поскольку хозяин все еще совещался за закрытыми дверьми со священником. Лия проводила их всех к Мэри-Эстер в длинный зал, и, мельком взглянув на ее лицо, Мэри-Эстер поняла, что и ее служанка согласна с этой жалобой, какой бы та ни оказалась.
– И ты, выходит, тоже, Лия? Так в чем же дело, Клемент? Не сомневаюсь, что ты мог бы уладить это и сам, ведь так?