Страница:
– Вы ведь не можете ехать одна. Кое-кто из этих молодых людей – народ грубый.
Анна вздохнула, слегка задрожав.
– Спасибо. И да благословит тебя Господь. Саймон принес Анне свой плащ из клетчатой материи пурпурного цвета, сильно запачканный и дурно пахнущий, а потом привел двух лошадей. Затем перед ними встала новая проблема: как пробраться мимо сторожа у ворот. Это был преданный и неподкупный слуга, и проскользнуть мимо него незамеченными было просто немыслимо. Поэтому они решили, что Анне придется вести себя рискованно и дерзко. Саймон забрал у нее свой плащ, и они спешились.
– Открой ворота, – скомандовала Анна привратнику властным тоном. – Я должна немного проветриться и поупражняться в верховой езде. Я слишком долго пробыла взаперти.
– Что ж, госпожа… – с сомнением в голосе отозвался привратник. – Я вот только не знаю, стоит ли вам… это небезопасно.
– Чепуха, – резко ответила Анна. – Вот со мной и конюх. Кроме того, далеко я не поеду. Объеду разок вокруг стен – больше мне ничего и не нужно.
– Но уже темнеет, госпожа.
– Я вернусь задолго до темноты, болван, – прикрикнула Анна, а потом, как бы осененная вдохновением, добавила. – Ты разве не видишь, что у меня даже плаща с собой нет? Как я могу куда-нибудь уехать без плаща? Ну давай, отпирай ворота, чтобы я успела объехать вокруг стен. Да поторопись же ты, или у меня совсем не останется времени, сейчас вот еще и дождь пойдет…
Это, похоже, развеяло его сомнения, и с тягостной медлительностью он оставил свой пост в сторожевой будочке и открыл ворота. Анна заставила себя спокойно усесться в седло, но она ждала, что в любой момент у нее за спиной может раздаться чей-то протестующий окрик – голос Лии или Клемента, а то и ее родителей. Но вот, наконец, они оказались за стеной, и на этот случай, если привратник наблюдал за ними, поскакали вокруг нее, пока не скрылись из виду. И тогда они помчались прямо по полям, пустив лошадей мелким галопом. Удалившись порядочно от Морлэнда, они остановились, и Саймон передал ей плащ, который был засунут в его седельную сумку, после чего они вновь понеслись дальше стремительным галопом.
Да, при повозках с провизией были женщины, главным образом крепенькие, стойкие, низкорослые существа – солдатки, но хватало и шлюх: одни из них были постоянные «попутчицы» армии, другие – проститутки из Йорка и соседних мест, которые направлялись к Морстонской пустоши в надежде подзаработать накануне битвы. При появлении среди них Анны последовало немало скабрезных замечаний, поскольку, несмотря на грязный плащ, вид у нее был весьма приметный, не говоря уже о прекрасных лошадях.
– Какого из офицеров желаешь, дорогуша? – окликнула одна из них, когда Анна, качнувшись на лошади, слегка ударилась о задок одной повозки.
– А твой отец-то знает, что ты сбежала из дома? – выкрикнула другая.
Третья, искренне желая утешить девушку, подошла слишком близко к истине, дружелюбно сказав:
– Если он до сих пор не женился на вас, госпожа, то никогда и не женится, так что без толку везти с собой священника.
Щеки Анны пылали, она ехала молча чуть позади, а Саймон держался рядом, сбоку от нее. Когда они добрались до развернутых в ряды войск, возникла проблема – как же им отыскать прапорщика Саймондса. Самой Анне негоже было скакать туда-сюда среди солдат, но и Саймон не мог отправиться на поиски, бросив ее одну. Вот они и кружили близ повозок с провизией, беспомощно озираясь вокруг, пока Анна случайно не узнала одного солдата среди тех, кто пришел забрать ужин для своих отрядов. Во время одной из охот он сопровождал офицеров, был конюхом при них, и на щеке у него был бросающийся в глаза шрам. Анна, разумеется, не привыкла обращать внимание на слуг, и в других обстоятельствах не узнала бы его. Она указала на него Саймону, и он спросил у солдата, где может быть прапорщик.
– Да его здесь нет, он в самом центре, – с удивлением ответил тот. – Где еще-то ему быть, как не со своими солдатами?
Анна и Саймон переглянулись. Скакать в самую гущу войск было немыслимо. Анна порылась в своем кошельке. Там оказалось немного, но, как она надеялась, вполне достаточно, чтобы подкупить какого-то простолюдина.
– Ты понесешь ему ужин? – поинтересовалась она.
Солдат кивнул, стараясь не смотреть на нее. Он был крайне смущен присутствием Анны там, где ей быть совсем не полагалось. Дамам не подобает путаться с этими шлюхами-«попутчицами».
– Вот, добрый человек, возьми это за свои хлопоты и передай прапорщику Саймондсу, что я здесь, и что мне необходимо немедленно поговорить с ним по крайне срочному делу.
Солдат с сомнением посмотрел на нее, однако, протянул руку за кошельком, а почувствовав его вес, грубовато спросил:
– И какое же имя мне назвать?
Анна с Саймоном снова быстро переглянулись. Имя Морлэндов лучше было бы не пускать тут по кругу.
– Скажешь ему – госпожа Анна. Человек кивнул.
– Езжайте вон к тем кустам, – посоветовал он, проникнувшись духом секретности предприятия. – Я его приведу к вам туда.
Они спешились в указанном месте, и Саймон привязал лошадей к ветке. За кустами шла траншея, а за ней – дорога. А по другую ее сторону, почти неразличимые в сгущавшейся темноте, стояли ряды неприятеля. И в этой неожиданной паузе Анна впервые осознала всю опасность их положения. Она нервно посмотрела в сторону неприятельских рядов, а потом перевела взгляд на Саймона. Он покачал головой и успокоил ее:
– Они бы не стали ужинать, если бы была хоть малейшая угроза атаки. Посмотрите: все наши солдаты спешились и лежат себе на земле.
Анна задрожала.
– Я никогда не была в расположении армии. Да еще темнеет так быстро…
– Это гроза надвигается, – пояснил Саймон, встревоженно посматривая на опускающиеся все ниже тучи. – Скоро пойдет дождь… я боюсь, что вы, чего доброго, подхватите простуду, если промокнете. Не надо было вам ехать…
– Слишком поздно об этом беспокоиться, – отозвалась Анна. – А кроме того, простуда – ерунда, а вот… – но она вовремя спохватилась и больше не промолвила ни слова.
Наконец Саймон негромко сказал:
– Вон он идет.
Анна увидела Рейнольда, он шел в ее сторону вместе с солдатом, которого она подкупила. Она побежала ему навстречу и бросилась в его объятия, но Рейнольд схватил ее за руки и отстранил от себя, слегка встряхнув. Лицо его потемнело от гнева.
– Возьми себя в руки, – прошипел он. – На нас ведь люди смотрят. Анна, Боже мой, что ты здесь делаешь? Что тебя заставило пойти на такой риск? А если бы что-то с тобой случилось, если бы…
– Я приехала с Саймоном, он меня охраняет, – торопливо заговорила Анна. – Я должна была увидеть тебя… Рейнольд, ну почему ты не приехал ко мне или хотя бы не прислал записочки? За все это долгое время…
– Тише! – снова прошипел он и встряхнул ее, а потом, грубо держа Анну за локоть, торопливо отвел ее немного в сторону, где их не могла слышать прислуга при повозках.
– Ты делаешь мне больно, – пожаловалась она, когда он остановился и повернулся к ней лицом.
Рейнольд отпустил ее руку, напоследок еще раз немного встряхнув, и проговорил:
– Очень глупо с твоей стороны заявиться сюда! Ты должна немедленно вернуться домой. Как же ты могла рассчитывать, что я вырвусь из осажденного города повидаться с тобой? Уж не думала ли ты, что я могу запросто пройти мимо часовых и сказать: «Прошу прощения, но госпожа Анна Морлэнд желает меня видеть»?
– Ах, я так беспокоилась, – воскликнула Анна. – Ах, Рейнольд, я так тебя люблю.
– Сейчас на это совершенно нет времени. Ты должна вернуться…
– Рейнольд, я должна тебе сообщить, – от отчаяния набравшись храбрости, перебила его Анна. – Я беременна.
В последовавшем за этим молчании Анна, наблюдая за его окаменевшим лицом, видела, как умирают ее надежды. Она не знала точно, чего, собственно говоря, она от него ожидала, но, уж конечно, не этого. Страх сделал его жестоким, и Рейнольд спросил:
– В самом деле? Ну, и зачем ты мне это говоришь?
Анна от изумления разинула рот, и ее рука робко потянулась к нему.
– Что… что ты хочешь этим сказать? Рейнольд, ты разве не понял: во мне твое дитя.
Ее побелевшее лицо укоризненно взирало на него в сгущавшемся мраке. Рейнольд нетерпеливо стряхнул ее руку.
– Тебе надо возвращаться домой.
– Ты должен поехать со мной, – прошептала она, – и сказать моему отцу, что мы скоро поженимся.
– Не будь дурочкой, – грубо ответил он. – Не могу же я сейчас уйти с этой пустоши.
– А я не уйду без тебя, – упрямо заявила она. – Я тоже не могу. Они уже теперь знают, что меня нет дома. И если я вернусь одна, я буду опозорена навсегда. Если ты не поедешь со мной, то тогда я должна остаться с тобой.
– Ты здесь не можешь остаться.
– Нас может обвенчать армейский капеллан, – настаивала Анна. – Я знаю, что у вас тут есть капеллан.
– А кто сказал, что я женюсь на тебе? – спросил Рейнольд.
Анна изумленно посмотрела на него и, наконец, все поняла. Стыд, гнев и горькая боль захлестнули ее, и она почувствовала себя обнаженной, словно он содрал с нее одежду прямо здесь, на виду у двух армий. Теперь до ее сознания дошло все: и собственное безрассудство, и его жестокость, и ее нынешнее положение, и мрачная будущность… и ребенок у нее в чреве. В этот миг Анна почувствовала себя такой безнадежно одинокой, как будто весь окружающий мир погиб и от него, не осталось ничего, только она, бредущая по опустевшей земле.
– Я не могу вернуться домой, – проговорила наконец Анна, и голос ее был пустым, словно покинутый холодный дом. – Я никогда не смогу туда вернуться. Я погублена.
И едва она вымолвила это, как у нее за спиной послышался какой-то шум: беспорядочное смешение криков и мушкетных выстрелов. И, словно подавая некий сигнал, небеса разверзлись и с ударом грома, подобным орудийному выстрелу, разразилась гроза и на землю обрушились потоки воды. И тут же Саймон и этот солдат почти хором закричали:
– Неприятель! Неприятель идет!
– Атака, сэр! «Круглоголовые» атакуют! Пораженная неожиданно начавшимся ливнем, ослепленная вспышкой молнии, Анна почувствовала, что ее круто развернули, схватив за руку. Рейнольд, поставив ее за собой, ошеломленно смотрел сквозь пелену дождя, мимо двух мужчин и лошадей, нервно тянувших свои поводья, на леденящее душу зрелище: вся пехота «круглоголовых» спускалась по пологому склону в сторону дороги и траншеи этакой трусцой, копья они держали наперевес, дула мушкетов мерцали вспышками сквозь мглу и дождь, словно блуждающие болотные огоньки. Их захватили врасплох. Неприятельские командиры, должно быть, увидели, что они спешились, валяются на земле, заняты ужином, и приказали атаковать. А он бросил своих солдат, своего коня из-за какой-то женщины и этого конюха! В бессильной ярости Рейнольд заскрежетал зубами.
– Черт подери! – бешено заорал он. – Ты должна убираться отсюда! Эй ты, паренек, Бога ради, давай сюда этих лошадей! Беги, Анна, подбирай свои юбки и беги! Вон туда…
Рейнольд резко толкнул ее в сторону провиантских повозок. Анна, спотыкаясь и тяжело дыша, пыталась смахнуть с глаз капли дождя и убрать с лица насквозь промокшие волосы. Саймон с трудом удерживал двух лошадей, которые рвались из стороны в сторону, стремясь умчаться подальше от пронзительных воплей атакующих. Животные были слишком перепуганы, чтобы повиноваться командам. Саймон был напуган не меньше их, он беспомощно тащил лошадей за поводья, снова и снова бросая взгляд в направлении шеренги пехоты, бегущей прямо на них. Вот-вот они уже окажутся у траншеи.
– Ну пошли же, – кричал он, дергая за поводья, а лошади упрямо тянули обратно, закатывая глаза и вскидывая морды вверх.
– Я не оставлю тебя! – закричала Анна, наконец-то сообразив, что происходит.
– Ты должна… ну, Бога ради, ведь «круглоголовые» наступают! – кричал на нее Рейнольд, а дождь так и хлестал по его лицу. – Нас атакуют!
Каким-то образом вырвавшись из его рук, Анна побежала, причем побежала бессмысленно, словно охваченный паникой кролик, обратно, в сторону лошадей… и в сторону неприятеля. Рейнольд ринулся следом за ней, как раз в тот момент, когда поводья, ставшие скользкими от дождя, выскользнули из рук Саймона. Конюх стремительно бросился и, схватив один повод, сумел удержать его, но другая лошадь, прыгнув в сторону, понеслась во весь опор куда-то в дождливый мрак, и стремена хлопали ее по бокам. Противник между тем уже перепрыгивал траншею у них за спиной, и когда Анна добралась до Саймона, послышался резкий треск мушкетного огня, и конюх ощутил сильный удар по спине. Парень подумал было, что кто-то ударил его кулаком, но когда он попытался повернуть голову, чтобы посмотреть, в чем дело, то почувствовал, что падает, и с тошнотворным приступом ужаса осознал, что ударил его вовсе не кулак, а мушкетная пуля. Вялая рука выпустила поводья, ноги подкосились. Но поскольку пуля попала в позвоночник, Саймон ничего не чувствовал.
Рейнольд вовремя поймал лошадь, прежде чем она успела умчаться. «Доставьте мисс Анну в безопасное место, сэр», – хотел крикнуть Саймон, но голос его уже пропал. Ни ощущений, ни голоса, ни слуха, а теперь вот, в этой сгустившейся темноте не стало еще и зрения. «Заберите мисс Анну отсюда, – думал он, – заберите мисс Анну отсю…»
Рейнольд видел, как упал Саймон.
– Полезай! – заорал он, и Анна, как ни странно, повиновалась ему.
Он забросил ее в седло, но видел, что Анна слишком потрясена, чтобы выбраться отсюда самостоятельно. Он должен увезти ее подальше от линии огня, и только после этого можно будет вернуться к своим солдатам. Рейнольда охватило лихорадочное беспокойство: торчать здесь, с этой проклятой беременной дурой, когда его солдат атакуют! Поставив ногу в стремя, он вскочил в седло позади нее и со всей силы ударил каблуками по бокам лошади, как раз в тот момент, когда «круглоголовые» с ревом и воплями перебрались через траншею и обогнули заросли кустов. Лошадь, пронзительно заржав, скачками помчалась прочь от копьев и пик, а Рейнольд, крепко держа Анну за талию, направлял насмерть перепуганное животное окольной дорогой в сторону Йорка, прочь, прочь, подальше от неприятеля! Послышался звук мушкетных выстрелов, и он ощутил толчок пули, ударившей его в левую руку. И мигом у него пропали все чувства, он бросил поводья, понимая, что его рука повреждена. А за вторым толчком последовало ужасное жжение в спине и легких, и Рейнольд осел вперед, привалившись к Анне.
Неуправляемая и перепуганная лошадь неистово заметалась, столкнулась с одной из лошадей, впряженной в провиантскую повозку, и опять бросилась в сторону. Рейнольд беспомощно соскользнул с седла, волоча Анну за собой. Оба они с силой ударились о землю, а животное, освобожденное от своей ноши, мигом ускакало прочь. Под этой повозкой, в страхе припав к земле, прятался один из возниц. Когда мужчина с женщиной скатились на землю, он потянулся к ним, схватил руку женщины и потянул к себе, а она, очутившись под повозкой, с помощью возницы затащила и Рейнольда в это убежище.
Он застонал, и Анна, невидяще ощупав его лицо, захныкала от испуга.
– Рейнольд, ты ранен? – прошептала она.
Он снова простонал, чувствуя, что пуля пробирается в него все глубже и глубже. Ощупав его тело, Анна отыскала руку, обвисшую и неестественно изогнутую. Ей стало дурно.
– У тебя разбита рука.
Возница ухватил ее за плечо и потряс.
– Тише! – в ужасе прошипел он. – Молчите, а не то «круглоголовые» нас найдут.
Анна скрючилась, обвила руками Рейнольда и в страхе прижалась вместе с ним к земле. А он, с чувством безысходности думая о своем плачевном положении, пытался выговорить непослушными губами: «Черт тебя подери…», но не смог бы произнести ни звука, который она расслышала сквозь шум битвы. Свежее жжение горячей боли прокатилось по нему.
– Бога ради… – запротестовал он.
Анна услышала в его дыхании что-то похожее на шепот.
– Что-что? – спросила она, прижимаясь к нему. – Что ты сказал?
Но он был мертв и не мог ответить ей.
Глава 17
Анна вздохнула, слегка задрожав.
– Спасибо. И да благословит тебя Господь. Саймон принес Анне свой плащ из клетчатой материи пурпурного цвета, сильно запачканный и дурно пахнущий, а потом привел двух лошадей. Затем перед ними встала новая проблема: как пробраться мимо сторожа у ворот. Это был преданный и неподкупный слуга, и проскользнуть мимо него незамеченными было просто немыслимо. Поэтому они решили, что Анне придется вести себя рискованно и дерзко. Саймон забрал у нее свой плащ, и они спешились.
– Открой ворота, – скомандовала Анна привратнику властным тоном. – Я должна немного проветриться и поупражняться в верховой езде. Я слишком долго пробыла взаперти.
– Что ж, госпожа… – с сомнением в голосе отозвался привратник. – Я вот только не знаю, стоит ли вам… это небезопасно.
– Чепуха, – резко ответила Анна. – Вот со мной и конюх. Кроме того, далеко я не поеду. Объеду разок вокруг стен – больше мне ничего и не нужно.
– Но уже темнеет, госпожа.
– Я вернусь задолго до темноты, болван, – прикрикнула Анна, а потом, как бы осененная вдохновением, добавила. – Ты разве не видишь, что у меня даже плаща с собой нет? Как я могу куда-нибудь уехать без плаща? Ну давай, отпирай ворота, чтобы я успела объехать вокруг стен. Да поторопись же ты, или у меня совсем не останется времени, сейчас вот еще и дождь пойдет…
Это, похоже, развеяло его сомнения, и с тягостной медлительностью он оставил свой пост в сторожевой будочке и открыл ворота. Анна заставила себя спокойно усесться в седло, но она ждала, что в любой момент у нее за спиной может раздаться чей-то протестующий окрик – голос Лии или Клемента, а то и ее родителей. Но вот, наконец, они оказались за стеной, и на этот случай, если привратник наблюдал за ними, поскакали вокруг нее, пока не скрылись из виду. И тогда они помчались прямо по полям, пустив лошадей мелким галопом. Удалившись порядочно от Морлэнда, они остановились, и Саймон передал ей плащ, который был засунут в его седельную сумку, после чего они вновь понеслись дальше стремительным галопом.
Да, при повозках с провизией были женщины, главным образом крепенькие, стойкие, низкорослые существа – солдатки, но хватало и шлюх: одни из них были постоянные «попутчицы» армии, другие – проститутки из Йорка и соседних мест, которые направлялись к Морстонской пустоши в надежде подзаработать накануне битвы. При появлении среди них Анны последовало немало скабрезных замечаний, поскольку, несмотря на грязный плащ, вид у нее был весьма приметный, не говоря уже о прекрасных лошадях.
– Какого из офицеров желаешь, дорогуша? – окликнула одна из них, когда Анна, качнувшись на лошади, слегка ударилась о задок одной повозки.
– А твой отец-то знает, что ты сбежала из дома? – выкрикнула другая.
Третья, искренне желая утешить девушку, подошла слишком близко к истине, дружелюбно сказав:
– Если он до сих пор не женился на вас, госпожа, то никогда и не женится, так что без толку везти с собой священника.
Щеки Анны пылали, она ехала молча чуть позади, а Саймон держался рядом, сбоку от нее. Когда они добрались до развернутых в ряды войск, возникла проблема – как же им отыскать прапорщика Саймондса. Самой Анне негоже было скакать туда-сюда среди солдат, но и Саймон не мог отправиться на поиски, бросив ее одну. Вот они и кружили близ повозок с провизией, беспомощно озираясь вокруг, пока Анна случайно не узнала одного солдата среди тех, кто пришел забрать ужин для своих отрядов. Во время одной из охот он сопровождал офицеров, был конюхом при них, и на щеке у него был бросающийся в глаза шрам. Анна, разумеется, не привыкла обращать внимание на слуг, и в других обстоятельствах не узнала бы его. Она указала на него Саймону, и он спросил у солдата, где может быть прапорщик.
– Да его здесь нет, он в самом центре, – с удивлением ответил тот. – Где еще-то ему быть, как не со своими солдатами?
Анна и Саймон переглянулись. Скакать в самую гущу войск было немыслимо. Анна порылась в своем кошельке. Там оказалось немного, но, как она надеялась, вполне достаточно, чтобы подкупить какого-то простолюдина.
– Ты понесешь ему ужин? – поинтересовалась она.
Солдат кивнул, стараясь не смотреть на нее. Он был крайне смущен присутствием Анны там, где ей быть совсем не полагалось. Дамам не подобает путаться с этими шлюхами-«попутчицами».
– Вот, добрый человек, возьми это за свои хлопоты и передай прапорщику Саймондсу, что я здесь, и что мне необходимо немедленно поговорить с ним по крайне срочному делу.
Солдат с сомнением посмотрел на нее, однако, протянул руку за кошельком, а почувствовав его вес, грубовато спросил:
– И какое же имя мне назвать?
Анна с Саймоном снова быстро переглянулись. Имя Морлэндов лучше было бы не пускать тут по кругу.
– Скажешь ему – госпожа Анна. Человек кивнул.
– Езжайте вон к тем кустам, – посоветовал он, проникнувшись духом секретности предприятия. – Я его приведу к вам туда.
Они спешились в указанном месте, и Саймон привязал лошадей к ветке. За кустами шла траншея, а за ней – дорога. А по другую ее сторону, почти неразличимые в сгущавшейся темноте, стояли ряды неприятеля. И в этой неожиданной паузе Анна впервые осознала всю опасность их положения. Она нервно посмотрела в сторону неприятельских рядов, а потом перевела взгляд на Саймона. Он покачал головой и успокоил ее:
– Они бы не стали ужинать, если бы была хоть малейшая угроза атаки. Посмотрите: все наши солдаты спешились и лежат себе на земле.
Анна задрожала.
– Я никогда не была в расположении армии. Да еще темнеет так быстро…
– Это гроза надвигается, – пояснил Саймон, встревоженно посматривая на опускающиеся все ниже тучи. – Скоро пойдет дождь… я боюсь, что вы, чего доброго, подхватите простуду, если промокнете. Не надо было вам ехать…
– Слишком поздно об этом беспокоиться, – отозвалась Анна. – А кроме того, простуда – ерунда, а вот… – но она вовремя спохватилась и больше не промолвила ни слова.
Наконец Саймон негромко сказал:
– Вон он идет.
Анна увидела Рейнольда, он шел в ее сторону вместе с солдатом, которого она подкупила. Она побежала ему навстречу и бросилась в его объятия, но Рейнольд схватил ее за руки и отстранил от себя, слегка встряхнув. Лицо его потемнело от гнева.
– Возьми себя в руки, – прошипел он. – На нас ведь люди смотрят. Анна, Боже мой, что ты здесь делаешь? Что тебя заставило пойти на такой риск? А если бы что-то с тобой случилось, если бы…
– Я приехала с Саймоном, он меня охраняет, – торопливо заговорила Анна. – Я должна была увидеть тебя… Рейнольд, ну почему ты не приехал ко мне или хотя бы не прислал записочки? За все это долгое время…
– Тише! – снова прошипел он и встряхнул ее, а потом, грубо держа Анну за локоть, торопливо отвел ее немного в сторону, где их не могла слышать прислуга при повозках.
– Ты делаешь мне больно, – пожаловалась она, когда он остановился и повернулся к ней лицом.
Рейнольд отпустил ее руку, напоследок еще раз немного встряхнув, и проговорил:
– Очень глупо с твоей стороны заявиться сюда! Ты должна немедленно вернуться домой. Как же ты могла рассчитывать, что я вырвусь из осажденного города повидаться с тобой? Уж не думала ли ты, что я могу запросто пройти мимо часовых и сказать: «Прошу прощения, но госпожа Анна Морлэнд желает меня видеть»?
– Ах, я так беспокоилась, – воскликнула Анна. – Ах, Рейнольд, я так тебя люблю.
– Сейчас на это совершенно нет времени. Ты должна вернуться…
– Рейнольд, я должна тебе сообщить, – от отчаяния набравшись храбрости, перебила его Анна. – Я беременна.
В последовавшем за этим молчании Анна, наблюдая за его окаменевшим лицом, видела, как умирают ее надежды. Она не знала точно, чего, собственно говоря, она от него ожидала, но, уж конечно, не этого. Страх сделал его жестоким, и Рейнольд спросил:
– В самом деле? Ну, и зачем ты мне это говоришь?
Анна от изумления разинула рот, и ее рука робко потянулась к нему.
– Что… что ты хочешь этим сказать? Рейнольд, ты разве не понял: во мне твое дитя.
Ее побелевшее лицо укоризненно взирало на него в сгущавшемся мраке. Рейнольд нетерпеливо стряхнул ее руку.
– Тебе надо возвращаться домой.
– Ты должен поехать со мной, – прошептала она, – и сказать моему отцу, что мы скоро поженимся.
– Не будь дурочкой, – грубо ответил он. – Не могу же я сейчас уйти с этой пустоши.
– А я не уйду без тебя, – упрямо заявила она. – Я тоже не могу. Они уже теперь знают, что меня нет дома. И если я вернусь одна, я буду опозорена навсегда. Если ты не поедешь со мной, то тогда я должна остаться с тобой.
– Ты здесь не можешь остаться.
– Нас может обвенчать армейский капеллан, – настаивала Анна. – Я знаю, что у вас тут есть капеллан.
– А кто сказал, что я женюсь на тебе? – спросил Рейнольд.
Анна изумленно посмотрела на него и, наконец, все поняла. Стыд, гнев и горькая боль захлестнули ее, и она почувствовала себя обнаженной, словно он содрал с нее одежду прямо здесь, на виду у двух армий. Теперь до ее сознания дошло все: и собственное безрассудство, и его жестокость, и ее нынешнее положение, и мрачная будущность… и ребенок у нее в чреве. В этот миг Анна почувствовала себя такой безнадежно одинокой, как будто весь окружающий мир погиб и от него, не осталось ничего, только она, бредущая по опустевшей земле.
– Я не могу вернуться домой, – проговорила наконец Анна, и голос ее был пустым, словно покинутый холодный дом. – Я никогда не смогу туда вернуться. Я погублена.
И едва она вымолвила это, как у нее за спиной послышался какой-то шум: беспорядочное смешение криков и мушкетных выстрелов. И, словно подавая некий сигнал, небеса разверзлись и с ударом грома, подобным орудийному выстрелу, разразилась гроза и на землю обрушились потоки воды. И тут же Саймон и этот солдат почти хором закричали:
– Неприятель! Неприятель идет!
– Атака, сэр! «Круглоголовые» атакуют! Пораженная неожиданно начавшимся ливнем, ослепленная вспышкой молнии, Анна почувствовала, что ее круто развернули, схватив за руку. Рейнольд, поставив ее за собой, ошеломленно смотрел сквозь пелену дождя, мимо двух мужчин и лошадей, нервно тянувших свои поводья, на леденящее душу зрелище: вся пехота «круглоголовых» спускалась по пологому склону в сторону дороги и траншеи этакой трусцой, копья они держали наперевес, дула мушкетов мерцали вспышками сквозь мглу и дождь, словно блуждающие болотные огоньки. Их захватили врасплох. Неприятельские командиры, должно быть, увидели, что они спешились, валяются на земле, заняты ужином, и приказали атаковать. А он бросил своих солдат, своего коня из-за какой-то женщины и этого конюха! В бессильной ярости Рейнольд заскрежетал зубами.
– Черт подери! – бешено заорал он. – Ты должна убираться отсюда! Эй ты, паренек, Бога ради, давай сюда этих лошадей! Беги, Анна, подбирай свои юбки и беги! Вон туда…
Рейнольд резко толкнул ее в сторону провиантских повозок. Анна, спотыкаясь и тяжело дыша, пыталась смахнуть с глаз капли дождя и убрать с лица насквозь промокшие волосы. Саймон с трудом удерживал двух лошадей, которые рвались из стороны в сторону, стремясь умчаться подальше от пронзительных воплей атакующих. Животные были слишком перепуганы, чтобы повиноваться командам. Саймон был напуган не меньше их, он беспомощно тащил лошадей за поводья, снова и снова бросая взгляд в направлении шеренги пехоты, бегущей прямо на них. Вот-вот они уже окажутся у траншеи.
– Ну пошли же, – кричал он, дергая за поводья, а лошади упрямо тянули обратно, закатывая глаза и вскидывая морды вверх.
– Я не оставлю тебя! – закричала Анна, наконец-то сообразив, что происходит.
– Ты должна… ну, Бога ради, ведь «круглоголовые» наступают! – кричал на нее Рейнольд, а дождь так и хлестал по его лицу. – Нас атакуют!
Каким-то образом вырвавшись из его рук, Анна побежала, причем побежала бессмысленно, словно охваченный паникой кролик, обратно, в сторону лошадей… и в сторону неприятеля. Рейнольд ринулся следом за ней, как раз в тот момент, когда поводья, ставшие скользкими от дождя, выскользнули из рук Саймона. Конюх стремительно бросился и, схватив один повод, сумел удержать его, но другая лошадь, прыгнув в сторону, понеслась во весь опор куда-то в дождливый мрак, и стремена хлопали ее по бокам. Противник между тем уже перепрыгивал траншею у них за спиной, и когда Анна добралась до Саймона, послышался резкий треск мушкетного огня, и конюх ощутил сильный удар по спине. Парень подумал было, что кто-то ударил его кулаком, но когда он попытался повернуть голову, чтобы посмотреть, в чем дело, то почувствовал, что падает, и с тошнотворным приступом ужаса осознал, что ударил его вовсе не кулак, а мушкетная пуля. Вялая рука выпустила поводья, ноги подкосились. Но поскольку пуля попала в позвоночник, Саймон ничего не чувствовал.
Рейнольд вовремя поймал лошадь, прежде чем она успела умчаться. «Доставьте мисс Анну в безопасное место, сэр», – хотел крикнуть Саймон, но голос его уже пропал. Ни ощущений, ни голоса, ни слуха, а теперь вот, в этой сгустившейся темноте не стало еще и зрения. «Заберите мисс Анну отсюда, – думал он, – заберите мисс Анну отсю…»
Рейнольд видел, как упал Саймон.
– Полезай! – заорал он, и Анна, как ни странно, повиновалась ему.
Он забросил ее в седло, но видел, что Анна слишком потрясена, чтобы выбраться отсюда самостоятельно. Он должен увезти ее подальше от линии огня, и только после этого можно будет вернуться к своим солдатам. Рейнольда охватило лихорадочное беспокойство: торчать здесь, с этой проклятой беременной дурой, когда его солдат атакуют! Поставив ногу в стремя, он вскочил в седло позади нее и со всей силы ударил каблуками по бокам лошади, как раз в тот момент, когда «круглоголовые» с ревом и воплями перебрались через траншею и обогнули заросли кустов. Лошадь, пронзительно заржав, скачками помчалась прочь от копьев и пик, а Рейнольд, крепко держа Анну за талию, направлял насмерть перепуганное животное окольной дорогой в сторону Йорка, прочь, прочь, подальше от неприятеля! Послышался звук мушкетных выстрелов, и он ощутил толчок пули, ударившей его в левую руку. И мигом у него пропали все чувства, он бросил поводья, понимая, что его рука повреждена. А за вторым толчком последовало ужасное жжение в спине и легких, и Рейнольд осел вперед, привалившись к Анне.
Неуправляемая и перепуганная лошадь неистово заметалась, столкнулась с одной из лошадей, впряженной в провиантскую повозку, и опять бросилась в сторону. Рейнольд беспомощно соскользнул с седла, волоча Анну за собой. Оба они с силой ударились о землю, а животное, освобожденное от своей ноши, мигом ускакало прочь. Под этой повозкой, в страхе припав к земле, прятался один из возниц. Когда мужчина с женщиной скатились на землю, он потянулся к ним, схватил руку женщины и потянул к себе, а она, очутившись под повозкой, с помощью возницы затащила и Рейнольда в это убежище.
Он застонал, и Анна, невидяще ощупав его лицо, захныкала от испуга.
– Рейнольд, ты ранен? – прошептала она.
Он снова простонал, чувствуя, что пуля пробирается в него все глубже и глубже. Ощупав его тело, Анна отыскала руку, обвисшую и неестественно изогнутую. Ей стало дурно.
– У тебя разбита рука.
Возница ухватил ее за плечо и потряс.
– Тише! – в ужасе прошипел он. – Молчите, а не то «круглоголовые» нас найдут.
Анна скрючилась, обвила руками Рейнольда и в страхе прижалась вместе с ним к земле. А он, с чувством безысходности думая о своем плачевном положении, пытался выговорить непослушными губами: «Черт тебя подери…», но не смог бы произнести ни звука, который она расслышала сквозь шум битвы. Свежее жжение горячей боли прокатилось по нему.
– Бога ради… – запротестовал он.
Анна услышала в его дыхании что-то похожее на шепот.
– Что-что? – спросила она, прижимаясь к нему. – Что ты сказал?
Но он был мертв и не мог ответить ей.
Глава 17
Провиантские повозки привезли из Йорка малоаппетитную еду к ужину, и именно тогда Кит и вспомнил о гостинцах, которые вручила ему Мэри-Эстер в то утро Он сидел вместе с Джеком, Диком и Коном, а неподалеку от них расположились Даниел с Мортоном, так что было вполне естественным поделиться с ними домашней стряпней.
– Вот это куда больше похоже на ужин, клянусь девой Марией! – закричал Даниел, когда Кит, разломив пополам пирог с олениной, отдал ему большую часть. – Этот ваш повар, должно быть, просто гений, Кит, мальчик мой!
– Это уж точно, – засмеялся Кит. – Мой отец всегда говорит, что для мужчины повар – самая важная личность в его жизни… я все-таки полагаю, что после жены.
– Тут ты ошибаешься, – заметил Даниел. – Мужчина вполне может прожить и без жены, а вот без пищи он прожить никак не сможет, это уж извини. Так что оставим повара на первом месте, и хватит об этом. Ну а ты, Мортон, старый греховодник, разве не согласен со мной?
– Ну, конечно же, Денни, с точки зрения солдата. Только если бы мужчины не ценили своих жен, то не появилось бы больше никаких маленьких поварят, а?
Кит засмеялся и внезапно понял, что чувствует себя необычайно счастливым. Как же хорошо было сидеть вот так в свое удовольствие на земле, накинув на руку поводья лошади, есть отличные пироги с олениной и слушать, как твои приятели несут разную чепуху. Джек, Дик и Кон негромко переговаривались между собой, лошади дремали или щипали жесткую траву. И со всех сторон его окружали друзья, солдаты. Он любил их всех, но особенно – этого грубого, вульгарного Даниела и слегка резковатого, острого на язычок Мортона. Кит поднял взгляд от какого-то движения и увидел Гамиля, стоявшего немного в стороне и смотревшего на них. И в тот же миг Кит вдруг проникся неожиданной симпатией и к Гамилю и, вытянув руку в дружелюбном жесте, крикнул.
– Гамиль, давай, подсаживайся к нам! Пироги мы уже уничтожили, но тут вот, видишь, еще остались яйца. Подходи, раздели с нами приятную трапезу.
Гамиль с любопытством посмотрел на него, словно зверь, подозревающий ловушку, а потом отрицательно покачал головой.
– Я пришел лишь затем, чтобы передать вам, что завтра с рассветом мы атакуем. Принц будет со своей лейб-гвардией, так что следите за ним и ждите сигнала, – он мельком взглянул на небо, нависшее над ними фиолетово-черными тучами. – С минуты на минуту пойдет дождь. Вы бы лучше накрыли свои седла.
Он развернулся на каблуках и поспешил прочь. Даниел, вздохнув и пожав плечами, поднялся и пошел за ним следом. С минуту Кит не двигался с места, не желая нарушать то необыкновенно приятное состояние, в котором он пребывал, даже несмотря на приближающийся дождь. Дом, семья и страдания, казалось, ушли куда-то далеко-далеко. Реальностью для него было вот это непринужденное и непритязательное содружество людей и лошадей, объединенных общим делом. А прохладный ветер растрепал его волосы, ветер, который обычно бывает перед самым дождем.
– Сейчас начнется, – сказал Мортон, и оба они разом начали подниматься.
А потом донеслись ужасные крики атакующих и звуки стрельбы, грохот кавалерийской атаки, ржанье лошадей… Резко развернувшись на месте, они сквозь спустившийся мрак увидели, что ряды неприятеля пришли в движение и кавалерия на их левом крыле во главе с Кромвелем во весь опор несется на их траншею.
– Атака! По седлам! – заорал Мортон.
И в тот же миг дождь в полную силу обрушился на них, мощный и слепящий. На мгновение страшный раскат грома заглушил все прочие звуки. А Кит вел отчаянную борьбу с Обероном, который рвался от него, страшась дождя и внезапно повеявшей в воздухе паники. Справившись с конем и вскочив в седло, Кит сразу почувствовал себя легче.
– По седлам! – закричал он и, пустив Оберона рысью, принялся собирать свой отряд, который метался в смятении, поскольку толком ничего не видел и не слышал. Однако дисциплина все же взяла верх, и как только большая часть всадников оказалась в седлах, остальные последовали их примеру.
Даниел, находившийся справа от Кита, прокричал ему:
– Следи за сигналом. Я его передам, а ты передавай дальше. Если мы атакуем слишком рано, то попадем под мушкетный огонь своих.
«Мушкетный огонь… – подумал Кит, – это в такой-то дождь? Да тут и шнур мигом бы погас». Но шум, царящий вокруг, помешал ему сказать это вслух. Кит кивнул и тут же повернулся в другую сторону, заслышав знакомый звук. Лорд Байрон с основными силами кавалерии, слева от Кита, не стал дожидаться сигнала, а ринулся в контратаку, встретившись с конницей Кромвеля в лобовой стычке. Но при этом кавалерия Байрона как раз перекрыла линию огня стрелкам Руперта, а также перерезала путь отряду Кита. Он слышал, как справа от него вовсю ругается Даниел. И сразу же стало видно, что коннице Байрона крепко досталось, и она уже начала откатываться назад. Кит ощущал движение в рядах собственных людей, которые колебались, включиться ли им в схватку или тоже пуститься наутек. Он повернул голову и прокричал что было сил:
– Стоять! Держать строй! Ждите сигнала! Вокруг в панике метались кони. Некоторые из кавалеристов еще так и не вскочили в седла, другие же, захваченные неприятельской атакой врасплох, пали духом и пытались улизнуть. А затем, когда ряды Байрона стали рушиться и кое-кто из его солдат кинулся бежать, давление на выжидавший полк дошло до высшей точки, и их шеренги дрогнули. Между отрядом Кита и стоявшими на переднем крае пехотинцами во главе с Нэпиром был еще конный полк лорда Тревора, и когда этот полк обратился в бегство, Кит больше не мог сдерживать своих людей Оберон развернулся, и только силой воли Киту удалось остановить огромного жеребца. Но конь вертелся по узкому кругу, его огромные копыта скользили по грязи, он храпел и ржал, а тем временем другие лошади потоком неслись мимо.
– Держите строй! – отчаянно кричал Кит – Держите строй!
Дождь хлестал ему в глаза, и он стряхивал его, как собака отряхивает воду со своих ушей. Все вокруг него бежали, а потом, внезапно, словно по мановению волшебной палочки, остановились.
Кит повернулся, чтобы посмотреть. Дождь заканчивался так же быстро, как и начался, и по мере того, как становилось светлее, Кит разглядел высокую фигуру на белом коне и высоко взметнувшуюся саблю принца. Сердце его переполнилось надеждой Руперт пришел, Руперт здесь! Кит видел, что такая же любовь к принцу отразилась и на лицах других солдат, он слышал этот знакомый голос, кричавший:
– Ну что, ребята, бежите? Ко мне, ко мне!
И в следующее мгновение он уже промчался мимо них, он летел во весь опор, – алый плащ, белый конь, темные волнистые волосы, – и вот они уже скакали за ним, с саблями наголо, неистово крича, – личный полк Руперта, лучший на свете, непобедимый! Вот откуда все началось – с этого маленького отряда побратимов, гордых своим братством, готовых последовать за Рупертом куда угодно, хотя бы в пасть самого дьявола! Они были началом и концом, ядром, сердцем королевской армии. И Кит тоже несся в этой атаке. Оберон теперь летел легким галопом, стремительно покрывая пространство огромными скачками, уши стояли торчком, шея изогнулась дугой, вытягиваясь от нетерпеливого рвения Кит яростно кричал, но это был не просто боевой клич, нет, это была победная песнь любви и славы.
И вот они вступили в бой. «Да, люди Кромвеля были хороши в деле», – подумал Кит со сдержанным удивлением Ничуть не испугавшиеся их атаки, они держали свои позиции и сражались. Их шеренги качались, сшибались, звуча саблями, и блестящие клинки тускнели. Они отходили, перестраивали ряды и снова бросались в бой. Земля стала скользкой от дождя и крови, повсюду валялись убитые люди и кони, и в ушах рокотал многоголосый шум сражения. Дождь прошел, тучи рассеялись, и ясный бледный вечерний свет придавал этому зрелищу ощущение нереальности. Они в который раз атаковали, следуя за Рупертом, только теперь их стало мало, очень мало. Силы противника выглядели такими же многочисленными как и прежде, словно их солдаты выползали из земли, подобно муравьям. И внезапно сердце Кита подвело его. Да, они могли бы сражаться вечно, но их от этого только становилось бы все меньше, тогда как вражеских солдат-муравьев, людей Кромвеля, сражавшихся как машины, будет лишь прибывать и прибывать.
А потом Оберон с пронзительным визгом упал, и Кит был отброшен в сторону. Жеребец продолжал кричать, в жалобной мольбе выкатив перепуганные глаза на своего хозяина. Задняя часть его туловища рухнула, передние ноги рыли землю. Кит не мог вынести этого, ему хотелось закрыть уши руками. Кто-то перерубил саблей подколенные сухожилия жеребца, выведя его из строя, и теперь конь силился подползти к нему. Кит нащупал свой пистолет, который он так еще и не достал из-под кушака. Он должен застрелить коня, прекратить этот ужасающий крик.
Гамиль, неистово сражавшийся поодаль, увидел, что Оберон упал и Кит лежит на земле, причем явно не может высвободить свой пистолет. Он заметил также, что шотландец из резерва мчится на Кита, а тот его не видит. Гамиль бессознательно поднял пистолет и прицелился в шотландца, нельзя ведь не спасти жизнь боевого товарища. А потом заколебался, и его рука снова опустилась.
Кит поднял взгляд и увидел надвигавшегося на него шотландца, скакавшего на своей маленькой волосатой лошадке, настолько маленькой, что ноги седока задевали траву, но в то же время крепкой и сильной. Шотландец неожиданно для Кита оказался вооруженным не палашом, а рапирой, французской дуэльной шпагой. Вероятно, им не хватало оружия, или, может быть, этот человек воображает себя фехтовальщиком. Казалось, было достаточно времени, чтобы заметить все это, как, впрочем, разглядеть это обветренное, похожее на сырое мясо, раздраженное лицо, эти торчащие пучками рыжеватые волосы под маленькой шотландской шляпой, к которой были пришпилены булавкой огромная, плебейского вида брошь и два маленьких перышка куропатки. Эти перышки выглядели до нелепого крошечными рядом с чудовищных размеров брошью.
– Вот это куда больше похоже на ужин, клянусь девой Марией! – закричал Даниел, когда Кит, разломив пополам пирог с олениной, отдал ему большую часть. – Этот ваш повар, должно быть, просто гений, Кит, мальчик мой!
– Это уж точно, – засмеялся Кит. – Мой отец всегда говорит, что для мужчины повар – самая важная личность в его жизни… я все-таки полагаю, что после жены.
– Тут ты ошибаешься, – заметил Даниел. – Мужчина вполне может прожить и без жены, а вот без пищи он прожить никак не сможет, это уж извини. Так что оставим повара на первом месте, и хватит об этом. Ну а ты, Мортон, старый греховодник, разве не согласен со мной?
– Ну, конечно же, Денни, с точки зрения солдата. Только если бы мужчины не ценили своих жен, то не появилось бы больше никаких маленьких поварят, а?
Кит засмеялся и внезапно понял, что чувствует себя необычайно счастливым. Как же хорошо было сидеть вот так в свое удовольствие на земле, накинув на руку поводья лошади, есть отличные пироги с олениной и слушать, как твои приятели несут разную чепуху. Джек, Дик и Кон негромко переговаривались между собой, лошади дремали или щипали жесткую траву. И со всех сторон его окружали друзья, солдаты. Он любил их всех, но особенно – этого грубого, вульгарного Даниела и слегка резковатого, острого на язычок Мортона. Кит поднял взгляд от какого-то движения и увидел Гамиля, стоявшего немного в стороне и смотревшего на них. И в тот же миг Кит вдруг проникся неожиданной симпатией и к Гамилю и, вытянув руку в дружелюбном жесте, крикнул.
– Гамиль, давай, подсаживайся к нам! Пироги мы уже уничтожили, но тут вот, видишь, еще остались яйца. Подходи, раздели с нами приятную трапезу.
Гамиль с любопытством посмотрел на него, словно зверь, подозревающий ловушку, а потом отрицательно покачал головой.
– Я пришел лишь затем, чтобы передать вам, что завтра с рассветом мы атакуем. Принц будет со своей лейб-гвардией, так что следите за ним и ждите сигнала, – он мельком взглянул на небо, нависшее над ними фиолетово-черными тучами. – С минуты на минуту пойдет дождь. Вы бы лучше накрыли свои седла.
Он развернулся на каблуках и поспешил прочь. Даниел, вздохнув и пожав плечами, поднялся и пошел за ним следом. С минуту Кит не двигался с места, не желая нарушать то необыкновенно приятное состояние, в котором он пребывал, даже несмотря на приближающийся дождь. Дом, семья и страдания, казалось, ушли куда-то далеко-далеко. Реальностью для него было вот это непринужденное и непритязательное содружество людей и лошадей, объединенных общим делом. А прохладный ветер растрепал его волосы, ветер, который обычно бывает перед самым дождем.
– Сейчас начнется, – сказал Мортон, и оба они разом начали подниматься.
А потом донеслись ужасные крики атакующих и звуки стрельбы, грохот кавалерийской атаки, ржанье лошадей… Резко развернувшись на месте, они сквозь спустившийся мрак увидели, что ряды неприятеля пришли в движение и кавалерия на их левом крыле во главе с Кромвелем во весь опор несется на их траншею.
– Атака! По седлам! – заорал Мортон.
И в тот же миг дождь в полную силу обрушился на них, мощный и слепящий. На мгновение страшный раскат грома заглушил все прочие звуки. А Кит вел отчаянную борьбу с Обероном, который рвался от него, страшась дождя и внезапно повеявшей в воздухе паники. Справившись с конем и вскочив в седло, Кит сразу почувствовал себя легче.
– По седлам! – закричал он и, пустив Оберона рысью, принялся собирать свой отряд, который метался в смятении, поскольку толком ничего не видел и не слышал. Однако дисциплина все же взяла верх, и как только большая часть всадников оказалась в седлах, остальные последовали их примеру.
Даниел, находившийся справа от Кита, прокричал ему:
– Следи за сигналом. Я его передам, а ты передавай дальше. Если мы атакуем слишком рано, то попадем под мушкетный огонь своих.
«Мушкетный огонь… – подумал Кит, – это в такой-то дождь? Да тут и шнур мигом бы погас». Но шум, царящий вокруг, помешал ему сказать это вслух. Кит кивнул и тут же повернулся в другую сторону, заслышав знакомый звук. Лорд Байрон с основными силами кавалерии, слева от Кита, не стал дожидаться сигнала, а ринулся в контратаку, встретившись с конницей Кромвеля в лобовой стычке. Но при этом кавалерия Байрона как раз перекрыла линию огня стрелкам Руперта, а также перерезала путь отряду Кита. Он слышал, как справа от него вовсю ругается Даниел. И сразу же стало видно, что коннице Байрона крепко досталось, и она уже начала откатываться назад. Кит ощущал движение в рядах собственных людей, которые колебались, включиться ли им в схватку или тоже пуститься наутек. Он повернул голову и прокричал что было сил:
– Стоять! Держать строй! Ждите сигнала! Вокруг в панике метались кони. Некоторые из кавалеристов еще так и не вскочили в седла, другие же, захваченные неприятельской атакой врасплох, пали духом и пытались улизнуть. А затем, когда ряды Байрона стали рушиться и кое-кто из его солдат кинулся бежать, давление на выжидавший полк дошло до высшей точки, и их шеренги дрогнули. Между отрядом Кита и стоявшими на переднем крае пехотинцами во главе с Нэпиром был еще конный полк лорда Тревора, и когда этот полк обратился в бегство, Кит больше не мог сдерживать своих людей Оберон развернулся, и только силой воли Киту удалось остановить огромного жеребца. Но конь вертелся по узкому кругу, его огромные копыта скользили по грязи, он храпел и ржал, а тем временем другие лошади потоком неслись мимо.
– Держите строй! – отчаянно кричал Кит – Держите строй!
Дождь хлестал ему в глаза, и он стряхивал его, как собака отряхивает воду со своих ушей. Все вокруг него бежали, а потом, внезапно, словно по мановению волшебной палочки, остановились.
Кит повернулся, чтобы посмотреть. Дождь заканчивался так же быстро, как и начался, и по мере того, как становилось светлее, Кит разглядел высокую фигуру на белом коне и высоко взметнувшуюся саблю принца. Сердце его переполнилось надеждой Руперт пришел, Руперт здесь! Кит видел, что такая же любовь к принцу отразилась и на лицах других солдат, он слышал этот знакомый голос, кричавший:
– Ну что, ребята, бежите? Ко мне, ко мне!
И в следующее мгновение он уже промчался мимо них, он летел во весь опор, – алый плащ, белый конь, темные волнистые волосы, – и вот они уже скакали за ним, с саблями наголо, неистово крича, – личный полк Руперта, лучший на свете, непобедимый! Вот откуда все началось – с этого маленького отряда побратимов, гордых своим братством, готовых последовать за Рупертом куда угодно, хотя бы в пасть самого дьявола! Они были началом и концом, ядром, сердцем королевской армии. И Кит тоже несся в этой атаке. Оберон теперь летел легким галопом, стремительно покрывая пространство огромными скачками, уши стояли торчком, шея изогнулась дугой, вытягиваясь от нетерпеливого рвения Кит яростно кричал, но это был не просто боевой клич, нет, это была победная песнь любви и славы.
И вот они вступили в бой. «Да, люди Кромвеля были хороши в деле», – подумал Кит со сдержанным удивлением Ничуть не испугавшиеся их атаки, они держали свои позиции и сражались. Их шеренги качались, сшибались, звуча саблями, и блестящие клинки тускнели. Они отходили, перестраивали ряды и снова бросались в бой. Земля стала скользкой от дождя и крови, повсюду валялись убитые люди и кони, и в ушах рокотал многоголосый шум сражения. Дождь прошел, тучи рассеялись, и ясный бледный вечерний свет придавал этому зрелищу ощущение нереальности. Они в который раз атаковали, следуя за Рупертом, только теперь их стало мало, очень мало. Силы противника выглядели такими же многочисленными как и прежде, словно их солдаты выползали из земли, подобно муравьям. И внезапно сердце Кита подвело его. Да, они могли бы сражаться вечно, но их от этого только становилось бы все меньше, тогда как вражеских солдат-муравьев, людей Кромвеля, сражавшихся как машины, будет лишь прибывать и прибывать.
А потом Оберон с пронзительным визгом упал, и Кит был отброшен в сторону. Жеребец продолжал кричать, в жалобной мольбе выкатив перепуганные глаза на своего хозяина. Задняя часть его туловища рухнула, передние ноги рыли землю. Кит не мог вынести этого, ему хотелось закрыть уши руками. Кто-то перерубил саблей подколенные сухожилия жеребца, выведя его из строя, и теперь конь силился подползти к нему. Кит нащупал свой пистолет, который он так еще и не достал из-под кушака. Он должен застрелить коня, прекратить этот ужасающий крик.
Гамиль, неистово сражавшийся поодаль, увидел, что Оберон упал и Кит лежит на земле, причем явно не может высвободить свой пистолет. Он заметил также, что шотландец из резерва мчится на Кита, а тот его не видит. Гамиль бессознательно поднял пистолет и прицелился в шотландца, нельзя ведь не спасти жизнь боевого товарища. А потом заколебался, и его рука снова опустилась.
Кит поднял взгляд и увидел надвигавшегося на него шотландца, скакавшего на своей маленькой волосатой лошадке, настолько маленькой, что ноги седока задевали траву, но в то же время крепкой и сильной. Шотландец неожиданно для Кита оказался вооруженным не палашом, а рапирой, французской дуэльной шпагой. Вероятно, им не хватало оружия, или, может быть, этот человек воображает себя фехтовальщиком. Казалось, было достаточно времени, чтобы заметить все это, как, впрочем, разглядеть это обветренное, похожее на сырое мясо, раздраженное лицо, эти торчащие пучками рыжеватые волосы под маленькой шотландской шляпой, к которой были пришпилены булавкой огромная, плебейского вида брошь и два маленьких перышка куропатки. Эти перышки выглядели до нелепого крошечными рядом с чудовищных размеров брошью.