Хэррод-Иглз Синтия. Чернильный орешек

   – Мы все выступаем, чтобы перекрыть дорогу на Нэрсборо, – сказал офицер, подошедший переговорить с Карлом. – Мы уходим немедленно, так что тебе, Хобарт, лучше пойти вместе с нами: времени на возвращение в свою часть у тебя уже совсем нет. Нога выдержит?
   – Да, сэр, – ответил Карл.
   Что ж, никакого иного ответа он и не мог дать.
   – Тогда пошевеливайся, парень. Ты ведь знаешь, как стремителен Руперт. Мы должны нагнать его, прежде чем он доберется до Йорка.
   Офицер ушел. Карл повернулся к Гетте, взял ее за руки, и они посмотрели друг на друга, словно стараясь навсегда запомнить дорогие черты.
   – Я должен идти, – сказал он. Гетта кивнула. Карл сжал ее руки. – Гетта, однажды, когда закончится война, будет уже неважно, кто был роялистом, а кто «круглоголовым». И когда наступит это время, я вернусь за тобой. Ты будешь меня ждать?
   – Ох, Карл…
   – Гетта, ответь мне. Я умру, если ты не…
   – Я буду тебя ждать, – печально ответила она. – Я люблю тебя.
   Он протянул к ней руки и крепко обнял… всего на какой-то миг, а потом поспешил к остальным солдатам, поспешно собиравшим свои пожитки и уже строившимся. Гетта стояла во дворе, когда они выступали походным маршем. Поравнявшись с ней, Карл успел лишь тихонько и быстро выговорить:
   – Я вернусь за тобой!
   И вот он уже прошел мимо.
   В течение получаса дом снова опустел, оставленный его владельцам, словно этой двухмесячной оккупации никогда и в помине не было. Гетта поднялась вверх по винтовой лестнице на самую крышу навесной башни и долго-долго смотрела на уходившую вдаль колонну, и предзакатное солнце отражалось в ее глазах.

Глава 15

   Самая прямая дорога от Нэрсборо до Йорка пролегала через Токвит и Лонг-Марстон, вдоль южной оконечности Марстонской пустоши и северной границы имения Морлэнд, а потом подходила прямо к южным воротам города. Руперт знал это не хуже генералов армии парламента. Он подождал в Нэрсборо, пока не явился его разведчик и не сообщил, что противник движется походным маршем в направлении Марстонской пустоши, где явно планирует сосредоточить крупные силы и попытаться сдержать Руперта. Выслушав это, принц отправил по дороге от Нэрсборо к Йорку кавалерийский отряд, чтобы провести неприятельских лазутчиков и заставить их поверить, будто все его войско идет именно этим путем. А сам тем временем с остальными частями свернул на север, в сторону Боробридж.
   Они шли всю ночь и весь следующий день, делая длинную, двадцатимильную петлю к северу, пересекли две реки и в конце концов появились у Йорка. Вечером первого июля Руперт со своими людьми заняли оставленный шотландцами лагерь близ Клифтона, зайдя с северной стороны города. Противник был полностью захвачен врасплох, осада была снята, и Йорк спасен!
   Как только стали видны длинные белые стены Йорка, а также понтонный мост, наведенный шотландцами через Уз, принц приказал отряду кавалерии отправиться к реке, чтобы обеспечить сохранность моста, а заодно удостовериться, что там не оставлено никаких вражеских часовых. Кит с побелевшим лицом разыскал Руперта и попросил поручить это задание ему.
   – А что такое с вами, Морлэнд? – спросил принц. – Вы выглядите больным.
   Кит перевел дыхание, стараясь совладать со своей дрожью.
   – Генерал, дом, который вы видите вон там, чуть-чуть пониже моста… это мой дом.
   Руперт посмотрел в том направлении. Было видно, что над домом поднимается легкая струйка дыма… только не оттуда, где была труба. Кит прикусил губу.
   – Моя жена и ребенок… – начал было он, но дальше говорить не смог.
   – Ну тогда езжайте. Первым делом обеспечьте сохранность моста. Весьма вероятно, что они могли установить караульный пост у дома, так что приближайтесь к нему поосторожнее. И тут же пошлите мне донесение, когда дело будет сделано.
   – Благодарю вас, сэр, – сказал Кит и торопливо развернул Оберона.
   Он взял с собой свой отряд. Они пересекли мост, срубая кусты по обе стороны дороги на случай, если там спрятался какой-нибудь неприятельский часовой. Но скоро стало ясно, что шотландцы ушли Тогда Кит разделил отряд и отдал приказ:
   – Вы обойдете вокруг дома вон там, а остальные пойдут со мной. При малейшем признаке неприятеля или какой-нибудь стрельбе мы атакуем и прорываемся к этим вот стенам, которые нас прикроют. Ждите моего сигнала.
   Оберон нервно мотал мордой вверх-вниз, ощущая напряжение своего седока, когда Кит пробирался вдоль северной стороны дома к главному входу Но едва обогнув дом, он увидел, что никакой нужды в предосторожности не было. Главный вход совсем исчез, стена вокруг него частично была разрушена, а один из концов дома представлял собой дымящиеся руины.
   – О Боже, – прошептал он с мольбой. Костяшки пальцев на руке, стиснувшей пистолет, побелели, и Кит, сам того не сознавая, замедлил шаг Оберона, боясь подходить туда. Солдаты смотрели на своего командира с сочувствием: большинство из тех, кто еще не знал, в чем дело, теперь предполагали причину. Кит остановился на разоренной земле перед разрушенной дверью, и тут остальная часть его отряда приблизилась к нему с другой стороны.
   – Ни души, сэр, никаких признаков, – доложил кавалерист.
   Кит ничего не ответил. Если бы внутри находился кто-то живой, то они, конечно, уже вышли или позвали бы на помощь. Облизав пересохшие губы, он сказал:
   – Смит, Харкорт, идем со мной. Заглянем в дом. Остальные ждите здесь.
   Кит спешился, бросил кому-то поводья Оберона и двинулся вперед. Это было похоже на сон – вернуться домой, к этим развалинам, которые очень напоминали его дом. Огонь, разрушивший один конец здания, уже прогорел, и было невозможно определить, разожгли с умыслом или это просто неосторожность со стороны неприятеля. Тем не менее налицо имелось предостаточно свидетельств присутствия парламентских войск: запах лошадей на нижнем этаже да и просто груды помета, наверху стоял еще более крепкий запах двуногих существ – их отбросов самого разного рода… Кит бродил по комнатам с расширившимися глазами, цепенея от страха. Он ждал, что вот-вот раздастся крик кого-то из его спутников или его собственная нога зацепится – и обнаружатся тела. Они обшарили весь дом а когда изувеченных трупов так и не обнаружилось, у Кита отлегло от сердца и едва не подкосились ноги.
   – А чей это был дом, сэр? – спросил Харкорт, когда они выбрались на свежий воздух.
   Смит пнул его ногой и жестом показал, что они только что не смогли найти жену своего капитана, так что судьба ее по-прежнему неизвестна.
   – Теперь, сэр, когда город освобожден, – начал Смит, – мы, может быть, еще получим новости о вашей госпоже оттуда. Вдруг она укрылась в городе, когда шотландцы пришли.
   Кит отрывисто кивнул, снова овладевая собой.
   – Мы должны вернуться в полк и доложить, – сказал он.
   Оставив половину отряда для охраны моста, Кит поскакал к принцу. Когда у Руперта наконец нашлось время принять его, Кит доложил об обстановке и добавил:
   – В доме не оказалось ни моей семьи, ни слуг, сэр. Я хотел спросить, нельзя ли будет отправить послание в город, чтобы узнать, нет ли их там?
   Руперт задумчиво посмотрел на него, похлопывая по письму, которое он держал в руке.
   – Ты, разумеется, беспокоишься, – проговорил он. – У меня вот тут письмо от лорда Ньюкасла из города, и люди, которые доставили его, все еще в нашем лагере, ожидают ответа. Я пошлю за ними, и ты можешь расспросить их. Возможно, они что-нибудь и знают.
   Когда в палатку Руперта привели двух солдат, они сначала покачали головами, но потом один из них спросил:
   – Капитан… сэр, а вы случаем не брат ли прапорщику Фрэнку Морлэнду, сэр?
   – Верно, – ответил Кит. – Вы его знаете? Он здесь?
   – Он служит в этих, сэр… ну, в «белых мундирах», стало быть, в полку лорда Ньюкасла. Тут прошел слушок, сэр, про то, что сталось с его домом, сэр, большой такой дом со рвом, к югу от…
   – Морлэнд? – подсказал Кит. Солдат кивнул.
   – Точно, сэр… это, наверное, дом вашего отца, сэр, я так полагаю? Ну вот, сэр, стало быть, сэр Томас Ферфакс забрал его себе под штаб, и раненых тоже туда свезли для безопасности.
   – Они захватили Морлэнд? Он сильно поврежден? – спросил Кит, думая о мощных пушках. А как же иначе смогли бы они проникнуть внутрь?
   – О, нет, сэр… никакого боя там не было. Им просто открыли ворота, ну они и вошли туда.
   Кит в ужасе вытаращил глаза, а Руперт бросил в его сторону пытливый взгляд.
   – Да, неплохая информация, – произнес принц не без сочувствия. – Полезно знать, какие семейства поддерживают нас.
   Курьер заметил страдание на лице Кита и продолжил:
   – Прапорщик Морлэнд был сильно расстроен, сэр, как услышал про это. Но на следующий день пришли вести насчет другого дома и вашей семьи, сэр… вроде бы он называется Шоу, верно?
   – Шоуз… да, и что же с ним?
   – Ну, сэр, прапорщик так приободрился, когда ему рассказали, что этот дом не сдался и устоял против солдат сэра Томаса, хотя его обороняли всего две женщины… вернее, дамы, сэр… ну и еще слуги, сэр, а одна из дам была и вовсе хромоножка, сэр, прошу прощения, конечно…
   – Хромоножка?! Хромая женщина? А о ребенке не упоминали, о мальчике? – закричал Кит.
   – Вот уж не могу сказать, сэр. Вроде бы сам сэр Томас подошел к этому дому, да так и ушел ни с чем. Говорят, что как только генерал обнаружил, что там всего-то две дамы, сэр, он объявил, что уважает, мол, их храбрость, сэр, и больше не будет беспокоить их. Сэр, так передает молва… вы же сами, поди, знаете, как с этими рассказами бывает.
   Кит поблагодарил солдат, и Руперт отпустил их.
   – Так что это за дом, Кит? – поинтересовался принц, когда они ушли.
   – Шоуз принадлежит другой ветви нашей семьи, сэр, и расположен немного севернее главного имения. Теперь его хозяйка – кузина моей жены, Руфь… а раньше это был дом моего кузена Малахии… – Руперт кивнул. – Дом старинный: каменные стены и маленькие окошки высоко на внешних стенах, так что его удобно удерживать от натиска неприятеля. Возможно, моя жена услышала о событиях в Морлэнде и Потому направилась в Шоуз.
   Руперт снова кивнул, а потом поднял бровь, предчувствуя следующий вопрос Кита.
   – Ты, конечно, хочешь съездить туда и все выяснить.
   – Это недалеко, сэр. Если бы я только смог узнать, что она и ребенок живы и здоровы…
   – Да, ты долгое время провел в разлуке с ними, – произнес Руперт.
   Он резко поднялся и прошел несколько раз взад-вперед по палатке, а потом повернулся лицом к Киту. Пудель вскочил со своего обрезка одеяла в углу и вспрыгнул в кресло принца, чтобы лапкой потрогать его руку. Руперт рассеянно погладил его и заговорил:
   – Ты знаешь, что в письме короля вместе с приказом снять осаду Йорка мне также предписано разбить все неприятельские силы на севере. И это, разумеется, обязывает меня еще решительнее выполнить данный приказ. Все части противника сосредоточиваются на Марстонской пустоши. Господу ведомо, что сам я предпочел бы немного подождать, прежде чем атаковать их, ибо всем нам необходим отдых. Но я не смею мешкать. Мы выступим завтра до первых лучей солнца и с рассветом обрушимся на врага, – он встретился глазами с Китом, и легкая тень улыбки смягчила его мрачное смуглое лицо. – Ты можешь съездить в этот свой Шоуз, мой Кит. Ты будешь лучше сражаться, зная, что твоя семья в безопасности. Но ты должен во что бы то ни стало вернуться к полуночи.
   – Да, сэр, конечно, сэр. О, да благословит Господь ваше высочество, – с облегчением выпалил Кит.
   – Ну так поезжай, не трать попусту времени. И Бога ради, будь осторожнее: неприятель неподалеку Смотри во все глаза, а когда вернешься, доложишь мне обо всем, что видел и слышал, если это может быть полезно для нас.
   Руперт внимательно следил, как Кит опрометью бросился из палатки, и на какое-то мгновение почти позавидовал его пылкому беспокойству. Затем он вздохнул, поднял пуделя с кресла и сел в него, чтобы написать письмо лорду Ньюкаслу.
   Кит гнал Оберона что было сил, хотя чувствовал усталость огромного жеребца. Оба они мало отдыхали с тех пор, как начался поход из Ланкашира на Йорк. А назавтра предстоит еще одна битва, на рассвете – и тогда, как знать… быть может, новый поход?^[45] Кит не осмеливался заглядывать вперед, ибо только проживая день за днем так, как распоряжалась судьба, он мог сдерживать свое мечущееся сердце, не давать ему подвести себя. Пустив Оберона легким галопом по раскинувшемуся перед ним Северному полю, Кит попутно подумал: а узнал ли это поле жеребец, понял ли, что находится на родной земле? Как странно было для Кита снова скакать по знакомым полям, полям, на которых он привык охотиться еще с детства… Странно… и страшно: он ощущал себя призраком, вернувшимся в край, любимый им при жизни, но бессильным вновь овладеть им. Кит чувствовал себя одиноким и обделенным.
   Он пролетел через Тен Торнз, поднялся по давно проторенной тропе – и вот, наконец, пред его взором предстала серая громада Шоуза. Окна его были темными и незрячими в тени заходящего солнца. Он придержал Оберона, переводя его на шаг, чтобы дать обитателям Шоуза время разглядеть его и узнать: Киту совсем не хотелось быть принятым за «круглоголового» и застреленным. Он сдернул с себя шляпу, чтобы можно было увидеть его лицо, и поскакал к главным воротам. Но прежде, чем Кит достиг их, ворота открылись, и из них появилась высокая женская фигура… Это была стройная женщина, с грациозной и прямой осанкой, похожая на королеву. В руках она держала мушкет, но дулом он был направлен в землю. Женщина ждала, пока он подъедет. Выражение ее лица было непостижимым, но когда Кит остановил коня рядом с ней, она взглянула на него полными боли карими глазами.
   – Да-да, они здесь, – только и промолвила она. Кит почувствовал, что его тело оседает от облегчения.
   – Благослови тебя Господь, кузина Руфь, – выговорил он. – Я не сомневался, что ты о них позаботишься.
   Отвернувшись в сторону, Руфь осторожно сделала шаг, словно движение разбередило старую боль до пронзительной остроты, и положила руку на уздечку Оберона. Жеребец опустил голову и потерся о ее руку. Лошади всегда любили ее.
   – Проходи в дом. Я позабочусь о коне. Ну иди, иди к ним. Они в большом зале, ждут тебя.
   Не говоря больше ни слова, Кит спрыгнул с седла, кинул в ее сторону благодарный взгляд. Руфь уклонилась от этого взгляда. Она внимательно наблюдала через ворота за тем, как он шел, видя ссутулившиеся плечи, утомленную походку, и боль в ее сердце усилилась, словно в нем поворачивали обоюдоострое лезвие меча: Руфь понимала, что это уже не прежний муж Хиро. Понукая Оберона, она повела его вперед.
   – Боже милостивый, как же ты устал. Ну идем, бедный ты мой, я дам тебе немного вкусного пойла, найдем для тебя и зеленых бобов. И зерна найдем… если оно у нас осталось. – Оберон охотно шел с ней, кивая от усталости своей огромной головой и поводя ушами при звуках ее голоса, подбадривавшего его. – Бедненький ты мой старичок, – приговаривала она. – Если уж люди сами глупцы, то, видит Бог, они не должны заставлять страдать из-за этого и лошадей.
   Кит прошел через дверь в большой зал, и с тихим надломленным криком Хиро бросилась ему навстречу, и он крепко прижал ее к себе, уткнувшись лицом ей в макушку и закрыв глаза от потока слез, грозившего захлестнуть его. Хиро обнимала мужа, ощущая его дрожь, ощущая горячую влагу, орошающую ее волосы, и сердце у нее в груди болело, и руки не узнавали его, ибо он стал совсем другим. Спустя некоторое время Хиро освободилась из объятий мужа и сказала:
   – Дай мне взглянуть на тебя.
   Кит быстро вытер свои глаза. Хиро смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. Внезапно она почувствовала робость и смущение, как будто по ошибке обнимала совершенно незнакомого ей человека. Кит тоже изучал ее, но избегал встречаться взглядами. Молчание затягивалось, и Хиро понимала, что должна наконец прервать его.
   – С тобой все в порядке? Ты не ранен? Кит покачал головой.
   – Сколько у тебя времени?
   – Я должен вернуться до полуночи.
   Да его ли это был голос? Он прозвучал таким незнакомым для него самого. Кит ощущал некую отдаленность, нереальность всего происходящего. Женщина, стоявшая перед ним, была подобна человеку, находившемуся по другую сторону стекла, он едва ощущал ее руки, хотя и держал их, хотя его тело и содрогалось, понимая, чего ему недостает. Он внезапно почувствовал острое, пронизывающее отчаяние и в то же время страстное желание немедленно оказаться где угодно, но только не здесь. Быть здесь и не быть здесь оказалось чересчур изощренной пыткой.
   – Значит, четыре часа, – смущенно уточнила она.
   Хиро посмотрела через свое плечо, и Кит тоже бросил взгляд в сторону и увидел мальчика, стоявшего у камина и пристально глядевшего на него яркими сверкающими глазами.
   – Твой сын, – тихо промолвила Хиро.
   Уронив руки, Кит, не отрываясь, жадно рассматривал мальчика. Господи, как он вырос, его сын, теперь ему скоро исполнится четыре. Кит-младший был высоким и худеньким, плечики хрупкие и сутулые, как у птички, болезненное умное личико сверкало от волнения, как лезвие меча. Мальчик смотрел на него так, словно глаза заменяли ему и пальцы, и язык. Большой Кит протянул руку, и маленький Кит шагнул вперед.
   – Отец, – произнес он, и его голос прозвучал вопросительно.
   Кит кивнул. Мальчик подошел и преклонил колено для отцовского благословения, как всегда делал сам Кит при встрече со своим отцом. Он положил руку на голову мальчика. Волосы у сына были очень темными и волнистыми – о Господи, какие же шелковистые и нежные эти волосы! – а головка под ними была на ощупь теплой, худой и хрупкой, как у едва оперившегося птенца. Казалось, что ее можно раздавить, сжав между указательным и большим пальцами.
   – Да благословит тебя Господь, – услышал Кит собственный голос, слабый и хриплый.
   Мальчик снова поднялся, увлекая за собой руку Кита, и очень внимательно посмотрел на него сверкающими темно-голубыми глазами, изучавшими лицо отца с интересом и гордостью. Киту хотелось зарыдать, ибо сердце его переполняла отчаянная, мучительная, невыразимая любовь. Он наклонился и сквозь какую-то туманную дымку поднял мальчика – о, каким же он был легким, легче, чем ожидал Кит! – а потом, неумело обняв его, уткнулся в волосы сына. Маленький Кит обхватил руками отца, и тому эти ручонки показались такими крохотными и невесомыми, словно его коснулись лапки воробушка, ненастоящими, нереальными! Это хрупкое дитя – его дитя, и совсем не его, выросшее в разлуке с ним. Здесь продолжалась жизнь, пока Кит воевал. Его же собственная жизнь окончилась, когда он покинул их, жену и ребенка, и вот теперь Кит вернулся домой, словно призрак, и у него не было здесь никаких прав: у мертвых нет права называть себя живыми.
   Он осторожно поставил ребенка на пол, посмотрел на Хиро и увидел, что на него смотрят такие же темно-голубые глаза, в которых было столько понимания и столько боли. «Она понимает», – подумал Кит. Нет, не надо ему было приезжать.
   – Ты не голоден? – спросила она, и ее слова были в своем роде признанием происходящего. Их совместная жизнь закончилась, Кит был солдатом, и только когда он окончательно возвратится с войны, их жизнь может начаться снова. – Еда у нас найдется.
   – Да, – ответил Кит.
   Что ж, еда так еда. Хоть какое-то занятие. Хиро ушла. Кит с жестокой болью в сердце увидел эту уродливую хромоту, о которой забыл. Он присел у камина, и она подала ему на деревянной тарелке хлеб и мясо, а сынишку послала за вином. Маленький Кит вернулся, осторожно неся обеими руками полный до краев кубок. Лицо его сияло от гордости, когда он передал кубок отцу, не пролив ни капли. Кит неловко взял кубок, и вино перелилось через край. Густые брызги, яркие как кровь, ударились о пол, и капли, словно бусинки, рассыпались по серому камню. Они посмотрели друг на друга, пораженные ужасом: это, пожалуй, было уже слишком.
   – О, нет, – протестующе выдохнула Хиро и неуклюже опустилась на колени, тщетно пытаясь пальцами стереть капли.
   Спустя мгновение она отказалась от этих попыток, повесила голову и сгорбила плечи. Кит видел, что жена содрогается от безмолвных рыданий, что слезы струятся по ее лицу на удивление бурным потоком. Хиро подняла испачканные в вине пальцы и прижала их к своим щекам, как будто так она смогла бы задержать этот поток.
   Кит посмотрел и отвернулся. Он не мог коснуться ее, не мог подойти к ней и утешить ее. Он ел хлеб и мясо, не чувствуя их вкуса. Маленький Кит прикусил губу, не в силах понять боли матери, а потом подошел и неуверенно встал чуть позади нее, осторожно положив руку на ее голову. Кит видел все краем глаза, и в его сознании ожило ощущение этой слишком легкой и хрупкой, как бы нечеловеческой ручонки. Он продолжал яростно жевать хлеб. Спустя некоторое время рыдания Хиро прекратились, и она сказала приглушенным голосом:
   – Дай мне твой платок.
   Она обращалась к сыну, и тот сунул в ее руку кусочек полотна. Утерев лицо и опершись на плечо ребенка, Хиро поднялась на ноги, а потом захромала к табурету по другую сторону камина. Кит невольно заметил, что плечо мальчика стало привычной опорой, что сын расположился рядом с матерью. И неожиданно из глубин памяти, подобно яркой вспышке молнии, озарившей темные поля, возник образ прежней Хиро, десять… нет, двенадцать лет назад, опиравшейся на плечо Гамиля, словно он был ее пажом.
   Кит положил остатки хлеба на тарелку. Той Хиро он мог сказать: «Я люблю тебя». Но вместо этого он произнес:
   – С Гамилем все в порядке.
   – Я рада, – отозвалась она на удивление спокойным голосом.
   – Гамиль единственный из нас, кто ни разу не был ранен. Он словно заколдован.
   – Он счастлив? – спросила Хиро. Кит задумался. Вопрос казался неуместным, и он не знал, что ответить.
   – Он хороший офицер, его высоко ценят, – Кит подумал, что бы еще сказать. – Я рад, что Руфь приютила вас у себя. Я слышал, что вы с ней устояли против Ферфакса.
   – Он был весьма учтив. Нам повезло, что это оказался он, а не шотландцы. Мы вчера видели, как они промаршировали мимо, и поэтому предположили, что пришел принц Руперт. Осада снята?
   – Да, они все ушли.
   – Значит, завтра мы сможем вернуться домой.
   Кит в удивлении поднял на нее взгляд. Ну, разумеется, у нее ведь не было никакой возможности узнать о судьбе Уотермилла.
   – Дом разрушен. Сожжен. Ты должна остаться здесь.
   Хиро была потрясена.
   – Сожжен? – прошептала она. Их глаза встретились, и Кит понял, что теперь война стала реальностью, реальностью и в ее понимании. – Кит… наш дом?
   – А кто сжег его, отец? – спросил маленький Кит.
   – «Круглоголовые», – машинально ответил он.
   – Я ненавижу этих «круглоголовых»! – воскликнул маленький Кит. – Когда я стану взрослым, я вступлю в армию и буду драться с ними, как ты.
   – К тому времени война уже закончится, – ответил Кит, едва воспринимая слова ребенка.
   – А скоро она закончится? – поинтересовалась Хиро.
   – А Бог ее знает, – ответил Кит, но потом встряхнулся – ради нее, ради ребенка. – Надеюсь, что скоро.
   – А после войны мы построим новый дом? – спросила Хиро. – Уотермилл и В самом деле был слишком мал.
   – Да, – пообещал Кит.
   Что ж, она не знала этой войны, война шла в другом месте, где жил он, месте, которое сделало его призраком в ее мире. Он не мог поделиться с ней ни своими переживаниями, ни опасениями… и не М01 даже представить, где, наконец-то, закончится эта бойня, и он сможет спокойно отправиться домой. И не имело никакого значения, что он скажет: это было для нее игрой, чтобы утешить себя.
   – Да, – повторил Кит, – мы построим дом, больше и лучше прежнего.
   – Господский дом, который унаследует маленький Кит, – сказала Хиро.
   И тут открылась дверь, и вошла Руфь все еще с мушкетом в руках.
   – Я накормила Оберона, хотя зерна для него у меня не нашлось. Я дала ему бобов. Ты, похоже, переутомил его. Нос у него очень горячий. Он так у тебя захромает, если ты завтра не дашь ему отдых.
   Кит взглянул на кузину.
   – Завтра у нас сражение.
   Раздался крик Хиро, быстро подавленный. А Кит обратился к Руфи: он чувствовал, что не может говорить с женой. Каким-то странным образом мушкет делал Руфь более реальной, словно она была неким связующим звеном между этими двумя мирами, его и миром Хиро.
   – Неприятель сосредоточил силы на Марстонской пустоши. Мы выступаем завтра до рассвета, чтобы вступить с ними в бой. Принцу отдан приказ… они должны быть разбиты, и тогда мы сможем вернуться к королю.
   Глаза Руфи смотрели ясно и с пониманием.
   – Нелегко вам придется. Шотландцы – отличные воины. И, как мы слышали, кавалерия «Восточной ассоциации» теперь не хуже, чем у Руперта, когда во главе их встал Кромвель.^[46]
   – У нас нет иного выбора, – отозвался Кит. – Пока что мы еще ни разу не были биты. Пуритане считают принца дьяволом, а его пуделя – злым духом. Это тоже идет нам на пользу.