– Да ты говорил и говорил, а он стоял неподвижно, как статуя короля Ричарда Львиное Сердце в Сальпетресе, – неожиданно вмешался Короткая Нога. – Одну руку держал на рукоятке меча, а вторую – на бедре. Верно, он тебя не прерывал и не выказывал нетерпения, но выглядел так величественно и грозно, что даже я испугался!
   – Заткни пасть! – грубо оборвал его Хьюберт. – Он был настолько груб, что не ответил на мое приветствие и никак не отреагировал на мое неповиновение! А когда я замолчал, поскольку он был глух и нем, бросил на меня всего лишь один взгляд, но при воспоминании о нем…
   – У тебя до сих пор стынет кровь в жилах, – невозмутимо закончил за него фразу Бернард. Хьюберт набросился на него:
   – Да, от ярости, господин Бернард! Клянусь, я бледнею и дрожу от ярости из-за его грубости! Мне даже трудно слово выговорить, так я взбешен!
   – Ас ним был вежлив, – злорадно заметил Джеймс, – и спросил очень осторожно: “Лорд, что вам угодно?”
   – Я сам помню, что говорил, без твоих глупых напоминаний! – набросился Хьюберт на своего бестактного друга. – Я беседовал с ним вежливо, поскольку считаю, что человеку в моем положении недостойно ввязываться в перепалку с грубым тираном. “Что вам угодно?” – спросил я его, а он с надменностью, ко­торая меня до сих пор возмущает, вдруг заявил:
   “Я хозяин этого поместья”. И вручил мне сви­ток, в котором многословно излагалось, что ко­роль отдал поместье Фэйр-Пасчерс сэру Симо­ну Бовалле, отныне провозглашенному лордом, с правом называть поместье своим именем. Клянусь, я задыхаюсь при одной мысли об этом! – И как бы в подтверждение своих слов, он распахнул камзол еще шире, устрашающе закатил глаза.
   Напуганный Джеймс Короткая Нога поспе­шил наполнить его кружку, но секретарь Бер­нард Талмейн, не обращая особого внимания на страдания управляющего, откинулся на спинку кресла с едва заметной улыбкой на тонких губах.
   Сделав еще глоток вина, Хьюберт продолжил речь:
   – Не успел я осознать всю важность зло­счастного документа, как он потребовал при­нести ему все счета поместья начиная с про­шлого июля! Боже милостивый! Я был так ошарашен, унижен и оскорблен, что просто не нашел слов. А когда я заговорил, пытаясь его образумить, он повернулся на каблуках и за­явил: “Прошу представить счета к рассмот­рению завтра утром”. Я не находил себе мес­та от ярости! Целую ночь проработал, пытаясь вспомнить все траты и занести их в книгу. На следующее утро, еще не было десяти часов, как я явился в покои усопшего лорда, где си­дел этот хлыщ вместе с тобой, господин сек­ретарь. Он принялся мучить меня своими вопросами, пока не закружилась моя бедная го­лова, да еще время от времени бросал на меня зловредные взгляды, из-за которых я просто кипел! И представьте, прочел все счета за этот и за прошлый год до июля, припомнил все по­боры за каждый год до единого фартинга, со­считал, сколько у нас скота и как…
   – Да, – вмешался Джеймс, – а затем выз­вал Николаса, командира стражников, и велел тому отчитаться за своих людей. Это надо было видеть, как здоровяк Николас заикался и норо­вил остановить расспросы лорда.
   – И все это время, – задумчиво добавил Бернард, – лорд сидел неподвижно, будто вы­сеченный из камня, только блеск его глаз вы­давал, что он жив. Но когда этот нахал Нико­лае перешел на крик, внезапно ожил. Я до сих пор вздрагиваю при воспоминании.
   – Мне говорили, – продолжил Джеймс, – что он только слегка повысил голос, но от него повеяло таким холодом и мощью, а во взгляде лорда было столько угрозы, что Николас тут же умолк и тупо застыл на месте. Так и стоял, пока милорд разделывал его под орех. Хотел бы я все это увидеть своими глазами. – Он с сожалением вздохнул.
   – Но это еще не все! – воскликнул Хью­берт. – Потом лорд еще вызвал маршала Эдмунда, этого старого идиота. Что он ему ска­зал, господин секретарь?
   – Не много, – откликнулся Бернард. – Кажется, этот человек не любит попусту тра­тить слова. С маршалом он обошелся вежливо, уважая его преклонный возраст. Задал ему всего несколько вопросов, а маршал чуть не расплакался от страха и стыда за свою нерадивость. Милорд выяснил все, что хотел, и потом добродушно заключил: “Эдмунд Фентон, кажется, ты слишком стар для этого поста, уж слишком много бандитов развелось под твоим началом, а ты то ли устал, то ли трусишь призвать их к порядку. Пожалуй, тебе пора в отставку. Я назначу тебе пенсию”.
   – Что же теперь будет, господин секретарь? – воскликнул управляющий. – Странное дело! Господин Фентон был уважаемым человеком, никогда не совал нос в чужие дела! Один Бог знает, что будет твориться в связи с его уходом на этой бедной земле!
   – Нет, не только Бог, – возразил секретарь. – Милорд тоже знает.
   Хьюберт в ужасе поднял вверх коротенькие ручки.
   – О, бесстыдник! – завопил он. – Ты говоришь об этом так легко. Как же мы докатились до такой жизни?
   Джеймс Короткая Нога воспользовался перерывом, чтобы наполнить свою кружку. Заметив это, Хьюберт глубоко вздохнул:
   – Пей, Джеймс, пей! В будущем у тебя не будет такой обильной выпивки. У нового лорда рысьи глаза! Я содрогаюсь при воспоминании, какие кары он мне обещал, если я кому-то в замке дам больше, чем он распорядится! Нас ждут недобрые времена! Кажется, он бывает одновременно повсюду, так что я теперь вздрагиваю при каждом звуке! Какая у него цель? Никто не может сказать, потому что он ходит бесшумно и почти не разговаривает. За неделю он обскакал все поместье и, по словам пастуха Роберта, знает уже каждого крестьянина по имени, помнит, сколько у кого детей и чем он владеет. А крестьяне радостно его приветствуют и опрометью выполняют его приказы, чтоб ему пусто было! Они опять все на полях или ухаживают за скотом.
   – Однако охранники ворчат на него, – заметил Джеймс. – И воины готовы к мятежу в любой момент.
   – Не удивительно! – проворчал Хьюберт. – Что хорошего он для них сделал? Через неделю после приезда навел среди воинов и лучников суровую дисциплину, вот они и бунтуют. А Морис Гонтрей – их начальник – только и ищет причины для ссоры. Лучше умереть, чем такая жизнь! Мы были так счастливы прежде, а теперь нам не принадлежат даже собственные души! А тут еще отец Джоселин вернулся, и теперь не продохнуть от бесконечных месс и молитв. Горе нам, горе! – И он, отягощенный печальными мыслями и вином, ударил себя в грудь. – Если бы только выяснить его зловредные намерения! Я с ума схожу, не зная, когда он набросится на меня!
   В этот момент раздался стук в дверь. Управляющий тут же выпрямился и застегнул камзол. Его маленькие глазки боязливо забегали.
   – В-в-войдите! – заикаясь, произнес он. В комнату просунулась голова пажа.
   – Милорд желает видеть господина Бернарда, – важно объявил он.
   – Ну вот! – заворчал управляющий. – Как ты смеешь, мальчишка, беспокоить нас по таким пустякам? Что за невоспитанность?
   Паж усмехнулся.
   – Так и доложить милорду? – поддразнил он. – Сказать, что господина Бернарда не устраивает время визита к нему?
   Бернард встал.
   – Если это время удобно для милорда, оно удобно и для его секретаря, – промолвил он с чувством собственного достоинства.
   Управляющий надул обвисшие щеки:
   – Просто удивительно, насколько ты послушен! Я потрясен!
   Бернард направился к двери.
   – Я иду, потому что не осмеливаюсь ослушаться, – объяснил он.
   Хьюберт издевательски расхохотался:
   – Вот так храбрец! Вот так храбрец! Ты еще скажи, что обожаешь нашего нового господина, трус!
   – Кажется, это правда, – ответил секретарь, осторожно прикрывая за собой дверь.
   Паж, мальчик десяти – двенадцати лет, пританцовывая, бежал впереди него по коридору.
   – Я тоже обожаю нового лорда, – признался он. – Он не позволяет солдатам бить нас и издеваться над нами, и хотя внешне холоден и суров с нами, однако добр и справедлив. Милорд не злится по пустякам, но мы все же не осмеливаемся его ослушаться. Он не бьет нас, если мы недостаточно проворны, как это делал старый хозяин, а только взглянет так, что сразу становится страшно и стыдно. Я рад, что теперь он у нас есть, пажам было тяжело во время правления маршала.
   – Где сейчас милорд? – спросил Бернард.
   – В зале с окнами на юг, милорд там часто сидит. Он послал меня за вами, но, кажется, не сердится на вас.
   Секретарь слабо улыбнулся и, оставив пажа в компании его сверстников, направился в комнату хозяина.
   Симон сидел за столом, положив на него руки и нахмурив брови. Бросив взгляд на Бернарда, он несколько посветлел лицом и предложил:
   – Садись, господин Бернард. Нам есть о чем с тобой поговорить.
   Секретарь удивленно посмотрел на него – Симон впервые обратился к нему на “ты”. Придвинув кресло и опустившись в него, он поднял спокойные усталые глаза.
   – Я пробыл в поместье две недели, – начал лорд Бовалле, – и многое успел повидать. Тебе не кажется, что я излишне пассивен?
   – Нет, – удивился Бернард. – Вы уже многое сделали. Крестьяне тянутся к вам. Похоже только, что вы немного сдерживаетесь, пока вам все не станет ясно.
   – Правильно, – подтвердил Симон. – И еще пока не удостоверюсь, кому можно доверять. Секретарь склонил голову.
   – Мне нужен твой совет, – ровным тоном произнес хозяин.
   Глаза секретаря блеснули.
   – Вы доверяете мне, милорд?
   – Да.
   Усталые плечи Бернарда распрямились.
   – Я постараюсь оправдать ваше доверие, – заверил он искренне.
   – Я знаю и должен сказать, что редко ошибаюсь в людях.
   – Однако я не много сделал, чтобы навести порядок в вашем поместье.
   Симон бросил на него загадочный взгляд.
   – Не все рождены для драки, – сказал он. – Почему ты остался здесь?
   Бернард безнадежно развел руками:
   – По трем причинам, милорд. Отсутствие денег, любовь к этой земле и лень.
   – Так я и думал. Деньги у тебя будут, с ленью придется расстаться, а любовь к этой земле, надеюсь, ты сохранишь. А теперь скажи, что ты знаешь о капитане Морисе Гонтрее?
   Секретарь заколебался:
   – Он упрямец, сэр, его не легко перетянуть на свою сторону.
   – Тем лучше. Я просмотрел счета поместья. У меня сложилось мнение, что он честен, неповоротлив, упрям, но умеет управлять людьми.
   Бернард восхищенно взглянул на хозяина:
   – Вы правы, милорд. Но он не любит вас за то, что вы взяли на себя руководство его людьми, показав тем самым, что считаете его бесполезным. Гонтрей во всем винит вас, хотя сам допустил пьянство и драки среди своих людей. Его нелегко разозлить, но, когда в нем вспыхивает ярость, она ослепляет его до безрассудства! Как бы он не набросился на вас и не попытался изувечить.
   Симон кивнул:
   – С ним легко совладать. А что ты скажешь о начальнике охранников Николасе?
   – Как все нахалы, сэр, в душе он трус.
   – Это я знаю. У него есть друзья?
   – Не много, милорд. Он слишком жесток в обращении с охранниками, чтобы они его любили.
   – Так я и думал. Что тебе известно о Бэзиле Мордаунте?
   Секретарь на минуту замялся.
   – Кажется, я не знаю его, милорд, – нерешительно произнес он наконец.
   – Нет? Спокойный мужчина примерно тридцати пяти лет, с широкими плечами и крупной головой на короткой шее. Обычно смотрит собеседнику между глаз.
   Бернард сразу вспомнил:
   – Ах да, милорд! Немногое могу сказать о нем. Он миролюбив и дисциплинирован. Люди такого типа вызывают у меня доверие.
   – Я собираюсь поставить его на место Николаса, – поделился своими планами Симон.
   – Вы понизите Николаса в должности, сэр?
   – Нет, выгоню его. Насколько я понимаю, он большой хитрец, а мне здесь такие не нужны.
   – Мудрое решение, милорд. Я думал, вы назначите начальником кого-нибудь со стороны.
   Симон улыбнулся совсем по-другому, без хищного оскала, который стал Бернарду уже привычным.
   – Ну вот, теперь я стал мудрецом.
   – Я просто не знал, насколько вы мудры, сэр, – стоял на своем секретарь.
   – Как ты относишься к Уолтеру Сантою?
   – Неужели вы знаете всех в поместье, сэр? – удивился Бернард.
   – Так нужно, – пояснил Симон. – А ты нет?
   – К моему стыду, нет, милорд. Но этого человека я знаю, и он кажется мне достойным. Его любят воины.
   – Как раз то, что мне нужно, – кивнул Симон, не раскрывая, зачем он ему нужен. – Я хочу поставить Гарольда Говоруна управляющим вместо Хьюберта.
   – И очень разумно поступите, сэр, он честный человек и трезвенник. А что будет с Хьюбертом?
   – Ничего, – отрезал Симон. – Ему придется уйти.
   – Вы избавитесь от очень умелого склочника, сэр. Он страшно недоволен вашим появлением, и хотя конечно же не осмелится открыто выступить против вас, но его язык может принести много вреда.
   – Верно. – Симон встал и кивнул на листки бумаги, разбросанные по столу. – Будь добр сделать с них хорошие копии, господин Талмейн. А я пошлю кого-нибудь за Морисом Гонтреем.
   Бернард вскочил:
   – Милорд, если он не явится, не гневайтесь, потому что…
   Оглянувшись через плечо, Симон угрюмо улыбнулся:
   – Ты думаешь, я не справлюсь с моими обязанностями, господин Талмейн? Бернард посмотрел ему в глаза:
   – Нет, милорд, прошу прощения. Симон вновь улыбнулся и вышел. Он послал слугу за Морисом, но тот вернулся один.
   – Милорд, он не хочет идти и велел передать вам, что… не собирается… подчиняться каждому… каждому…
   – Продолжай.
   – Каждому крику петуха.
   – Вот как? – Симон злобно улыбнулся. – Ну тогда я пойду к нему сам. Роджер встал на его пути:
   – Сэр, возьмите меня с собой. Симон посмотрел на него сверху вниз:
   – Зачем?
   – Мне… мне не понравился его взгляд, сэр.
   Симон расхохотался и, взяв слугу за плечи, переставил в сторону.
   – Мне не нужна твоя защита. Пойди к Малкольму, и пусть он готовится сопровождать меня через час.
   – О! – Роджер побежал за ним следом. – Сэр, разрешите мне поехать с вами! Я совсем не устал, а Малкольм…
   – Ты слышал меня, Роджер? – негромко произнес Симон.
   Роджер вздохнул и отстал.
   – Да, милорд.
   Лорд Бовалле вышел во двор, освещенный солнцем, пересек его и бесшумно вошел в казарму воинов. Там прошел через зал мимо уставившихся на него перешептывающихся солдат в комнату, которую занимал Гонтрей. Когда он бесшумно вошел, Морис с проклятием вскочил на ноги и застыл на месте. Симон неторопливо прошел в глубь комнаты и прежде, чем заговорил, посмотрел на Мориса долгим испытующим взглядом.
   – На этот раз я сам пришел к тебе, – наконец резко заявил он. – Но в первый и последний раз.
   – Я не боюсь ваших угроз! – рявкнул Гонтрей.
   – Я никогда не угрожаю, – спокойно произнес Симон, затем подошел к столу, взял с него две бутылки вина и недрогнувшей рукой выбросил их в окно.
   – Ах ты, черт побери! – заревел Гонтрей и прыгнул вперед.
   Холодный голос Симона остановил его:
   – Как не стыдно, Морис Гонтрей, сильному человеку становиться пьяницей. Морис покраснел до ушей.
   – Я не отвечаю перед вами за свои действия, – отрезал он.
   – Придется отвечать, – возразил Симон, – или оставить мое поместье. Для меня не важен твой выбор, но я положу конец твоим пьянкам и мятежному неповиновению!
   – Какое мятежное неповиновение? – воскликнул Морис. – Вы еще должны доказать, что достаточно сильны, чтобы быть моим хозяином! Неужели вы надеетесь, что я согну колени перед нахальным юнцом, которому нет и двадцати?
   – Да, – отрезал Симон.
   – Не получится! Я не устану сопротивляться, пока вы здесь, и мои люди не станут повиноваться вам! Они все как один будут за меня! Вы решили унизить меня, но я покажу вам, что за человек Морис Гонтрей!
   – Ты уже показал, – насмешливо возразил Симон, – за неделю моего пребывания здесь я узнал тебя как пьяного солдафона, который совершенно распустился в отсутствие хозяина. И сейчас вижу перед собой самого обычного бражничающего ублюдка со слабыми мускулами из-за недостатка тренировок, чей характер ослаблен беззаконной праздной жизнью, которую он вел последние месяцы. Мне не нужны такие люди, Морис Гонтрей! Мне нужны верные люди, а не беспомощные хвастуны, способные только на склоки и драки, но не имеющие ни чести, ни силы, чтобы держать своих подчиненных в повиновении, пока хозяин отсутствует.
   Покраснев от ярости, Морис снова прыгнул вперед. Он настолько рассвирепел, что вовсе утратил рассудок. Слова Бовалле послужили искрой, от которой вспыхнуло пламя его безрассудства. Он мгновенно выхватил кинжал из ножен и слепо бросился на лорда.
   Через несколько секунд неистовой борьбы руки Симона сковали его кисти, как железные наручники, и согнули их книзу. Задыхаясь, Морис посмотрел в зеленовато-голубые глаза, которые были совершенно бесстрастны.
   – Уже дважды в моей жизни меня пытались заколоть, – спокойно произнес Симон. – Это второй раз. А в первом случае был обыкновенный мерзавец, предатель, по своему уровню не выше свиньи, который не мог одолеть меня в драке. Будучи мерзавцем, он достал кинжал и пытался ударить им меня.
   Он замолчал, угрюмо глядя в глаза Мориса, пока тот не опустил их и не склонил темную голову. Тогда быстрым, недовольным движением Бовалле отбросил руки Гонтрея и отвернулся, подставив ему спину – легкую мишень для кинжала убийцы.
   Но позади него раздался звон стали, падающей на пол, и тяжелое человеческое дыхание.
   Симон спокойно подошел к стулу и сел, даже не глядя на Мориса.
   А тот неуверенно заговорил:
   – Со мной… никогда не было… такого раньше.
   Симон молчал. Морис повернулся, разведя руками:
   – Вы вынудили меня. Я бы никогда не обнажил оружие, если бы вы не дразнили меня!
   Повернув голову, Бовалле взглянул на него. Гонтрей, волоча ноги, подошел к окну и встал там, отвернувшись. Через минуту он обернулся с искривившимся, как от боли, лицом.
   – Ну… убейте меня! – попросил он. – Моя честь поругана.
   Симон продолжал молчать, Морис стоял перед ним, ломая руки и опустив голову. Внезапно он вскинул ее, а голос его задрожал:
   – Что же вы молчите? Неужели у вас ледяное сердце? Я же хотел заколоть вас, как подлец. Каково ваше решение? Смерть будет для меня лучшим исходом!
   – Мне не нужна твоя смерть, – ответил Симон суровым тоном. – Одним глупым поступком ты отдал свою жизнь и судьбу в мои руки.
   Морис слегка выпрямился, но голову не поднял, пальцы его дрожали.
   – Ну ладно, – медленно произнес лорд Бовалле, – я назначаю тебя моим маршалом.
   Секунду Гонтрей стоял потрясенный. Потом в изумлении, нерешительно шагнул вперед и опомнился.
   – Вы шутите надо мной? – воскликнул он.
   – Я не шучу.
   Морис открыл рот, но слова застряли у него в горле. Он дрожал, на лбу его выступил пот.
   – Не могли бы вы… объяснить? – прохрипел он.
   – Садись, – приказал Симон и пронаблюдал, как Гонтрей вяло опустился на стул. – Что сказано, то сказано. Я назначаю тебя маршалом, но ты будешь мне беспрекословно подчиняться.
   – Но… но… – Морис в недоумении обхватил голову руками. – Я же пытался убить вас! В тот момент я мог и хотел убить вас!
   – Я знаю.
   – Тогда, милорд, не мучайте, скажите, какое наказание меня ждет?
   – Никакого.
   – Никакого? – Гонтрей поднялся на ноги. – Вы… вы прощаете меня?
   – Я забыл твой поступок, – сообщил Симон.
   – Но почему, почему? Чем я заслужил вашу пощаду?
   – Ничем. Это мой каприз. Садись и слушай. Когда я появился здесь, твои воины пили и безобразничали и ты сам был не лучше. Но я узнаю порядочного человека с первого взгляда и считаю, что ты можешь быть таким, если захочешь. Я сразу вижу лидера и бойца. Поэтому и говорю, что сделаю тебя маршалом вместо Эдмунда, но ты должен доказать, что заслуживаешь моего доверия. Ты будешь беспрекословно мне повиноваться, и никаких обид. Если же ты ненавидишь меня и желаешь мне смерти, то убирайся из Бовалле, ты мне не нужен.
   Наступило долгое молчание. Но когда слова Симона проникли в душу Мориса, он упал на колени перед хозяином, с трудом сдерживая сухие рыдания.
   – Не может быть! Как вы можете доверять мне – подлецу, который хотел ударить вас, безоружного, кинжалом в спину?
   Симон слегка улыбнулся, но промолчал.
   – Да меня повесить мало! Вы сказали, что нашли здесь полнейший беспорядок, а меня назвали пьяным мерзавцем. Господи помилуй, все это правда. Ну зачем я вам такой нужен?
   – Я уже сказал.
   Тут Морис схватил его руку и поцеловал ее. – Милорд, раз уж вы готовы забыть мое предательство и незаслуженно повысить меня, клянусь, что никогда не дам вам повода пожалеть об этом, да поможет мне Бог!
   – Я знаю, – спокойно заявил лорд Бовалле, положив ему руку на плечо и стиснув его. Морис поднял голову, посмотрел ему в глаза. – Милорд, простите, – прошептал он. – Все это пустяки! – ответил Симон. – А сейчас пойдем со мной, мне нужно тебя о многом расспросить. Кажется, ты можешь помочь мне советом. – Он протянул руку, и, после стыдливого колебания, Морис пожал ее.
   Это долгое рукопожатие закрепило его преданность Симону.

Глава 10
НАВЕДЕНИЕ ПОРЯДКА

   Следующим шагом лорда Бовалле было смещение начальника стражи Николаса Конрада. На его место он назначил Бэзила Мордаунта – легкого и щедрого человека, которого все любили и уважали. Так с оппозицией в основном было покончено.
   Выйдя от хозяина, Николас, очень недовольный отставкой, расшумелся на все поместье, угрожая, что не подчинится новому лорду-выскочке и останется на своем месте во главе своих людей. Однако поддержки среди стражников, которые устали от его постоянной ругани и придирок, не нашел. Они молча выслушали его, а когда Конрад ушел, выяснилось, что большинство только рады от него избавиться. Хотя, побаиваясь Николаса и не зная характера нового лорда, продолжали ему подчиняться, пока не станет ясно, чья возьмет. Некоторые открыто заявили, что они на стороне Николаса, но это были его друзья, и их было немного.
   Бывший начальник стражи отправился к воинам с намерением поднять их на мятеж. Гонтрей не был его приятелем, но среди его людей человек шесть-семь, недовольные тем, как их новый капитан Уолтер Сантой взялся круто наводить дисциплину, вполне могли стать его сообщниками.
   – Морис Гонтрей – мой друг и станет за меня стеной! – громко заявил им Николас. – Если его уволили, он точно будет со мной. Вместе мы уничтожим нового лорда!
   – Говорят, Гонтрей теперь маршал, вместо Эдмунда, – неприязненно заметил один из этих воинов.
   Конрад расхохотался:
   – Сказки! Он поклялся встретить нового лорда в штыки, проклинал его имя. Вот увидите, Морис будет моим союзником. – Николас направился через двор и тут же встретил Гонтрея, возвращавшегося из замка. – Привет, Морис, приятель! – завопил так, чтобы все слышали, забыв старую неприязнь. – Мне нужно кое-что с тобой обсудить.
   Гонтрей обождал, когда Конрад подойдет поближе, и тогда холодно произнес:
   – У меня приказ проследить, чтобы ты убрался отсюда в течение семи часов. Поэтому уходи подобру-поздорову.
   Николас побледнел, но попытался все обратить в шутку:
   – Вот это новость, черт возьми! Чьи приказы ты выполняешь, Морис?
   Гонтрей твердо посмотрел ему в глаза:
   – Милорда Бовалле, сударь.
   – Вот как? Что ты говоришь? Ведь еще вчера ты выступал против него!
   – Со вчерашнего дня многое изменилось, Конрад. Моих слов против милорда я искренне стыжусь, а ты должен покинуть поместье сегодня же, – заявил Гонтрей и пошел дальше.
   Николас заметил на его шее цепь, говорящую о его маршальском чине.
   Вернувшись в казарму стражников, он нашел Бэзила Мордаунта и обрушился на него с гневом, не знающим границ. Но никто его не поддержал – все поняли, что милорд слов на ветер не бросает. В конце концов, уже через час Конрад покинул Бовалле, призывая все кары Неба на голову Симона.
   На следующей неделе в поместье начались странные и серьезные перемены. О всех случаях неповиновения немедленно докладывалось хозяину, и он твердой рукой наводил порядок. Когда виновники пытались сопротивляться, они быстро убеждались, что крепко связаны по рукам и ногам, – новые помощники лорда Бовалле беспрекословно подчинялись только ему. Неделя прошла в ворчании и небольших ссорах, но уже к ее концу все признали Симона хозяином. Новые правила поначалу раздражали, однако, как постепенно признали все недовольные, оказались справедливыми. Милорд беспощадно требовал их соблюдения, был суров, но при этом доступен каждому. Разговаривал он со всеми ровно и вежливо и старался побольше находиться в гуще своих подданных, все лучше их узнавая. Крестьяне снова вышли на поля и работали охотно, поскольку оплата их труда стала вполне приличной. Уолтер Сантой начал регулярно тренировать воинов. Они ворчали, но подчинялись и очень скоро втянулись в работу. Никто не знал, когда среди них окажется Симон, но он, казалось, успевал внимательно наблюдать из-под густых бровей за всеми, не очень щедрый на похвалу, но всегда воздающий должное тому, кто этого заслужил. Крестьяне сначала зароптали, когда он отдал приказ тоже учить их стрельбе из лука. Но вскоре приутихли, как только милорд пришел к ним с огромным луком в руках и поразил всех своим мастерством. А когда объявил, что тому, кто пустит стрелу дальше его, он подарит участок плодородной земли, между крестьянами началось настоящее соревнование. Ежедневно тренируясь, они быстро сравнялись в искусстве стрельбы с профессиональными воинами.