– Помню.
– Перед выходом на арену он всегда молился Деве Марии, чтобы она уберегла его от смерти. За последние несколько недель я много раз летал прямо в пасть к смерти.
– Но зачем, Рауль? Почему?
– Потому что это моя работа. Я летчик. И у меня нет выбора, Такой уж я есть. Я не могу сидеть за столом где-нибудь в штабе, когда гибнут молодые ребята. Я должен быть с ними. Знаешь, как мы называем залив Сан-Карлос? Долина смерти.
Его взгляд стал жестким, кожа на скулах натянулась.
– На корриде есть красная дверь, которая ведет на арену. Через эту дверь выпускают быков. Она называется Воротами страха. В эти ворота входит смерть – черный зверь, который хочет тебя убить. Когда я летаю в Сан-Карлос, единственное, что держит ту дверь закрытой, – ты. Однажды моя машина была так повреждена, что уже не слушалась управления. Я приготовился катапультироваться, как почувствовал запах твоих духов «Опиум», клянусь тебе. Как будто ты была рядом со мной.
– И что потом?
Он улыбнулся, напряжение ушло.
– Ты же видишь, я – здесь. Мне нужно повесить твою фотографию в кабине и написать: «Я – Габриель. Лети на мне». Ты подаришь мне свою фотографию? Я возьму ее с собой.
– Ты хочешь сказать, что вернешься и опять начнешь летать?
Он пожал плечами.
– Я здесь всего на несколько дней. Не знаю, что будет, когда вернусь.
– А что ты делаешь здесь?
– Прилетел по заданию нашего правительства. – В сущности, он говорил правду. – Эмбарго на поставки оружия, которое установили французы, вызвало у нас некоторые проблемы. Ну, хватит об этом. Лучше расскажи, чем ты занимаешься?
– Я сейчас работаю для «Пари матч».
– А твой почтенный отец снабжает тебя всем необходимым для жизни?
– Конечно.
– Я так и думал. На одной стене – Дега, на другой – Моне.
Она придвинулась к нему и поцеловала в губы, просунув язык ему в рот.
– Я совсем забыла, какой ты роскошный!
– Опять это слово! – усмехнулся он. – Неужели ты ни о чем другом думать не можешь?
– Сейчас – нет. А потом – посмотрим.
Позже, когда они лежали в постели, она приподнялась на локте и посмотрела ему в лицо. Рауль спал.
Шторы были задернуты, и в комнате царил полумрак. Вдруг он широко раскрыл глаза и сел. На лбу появились капли холодного пота.
Габриель уложила его обратно на подушки, вытерла ему лоб и ласково поцеловала, как ребенка.
– Все хорошо. Я здесь.
Он слабо улыбнулся.
– Мне опять приснился тот же сон. Он часто снится. Помнишь, я говорил тебе в Лондоне?
– Сон про орла?
– Да. Он падает прямо на меня, кажется, его когти сейчас вонзятся в мое тело.
– А ты вспомни, что я тебе тогда сказала. Опусти закрылки. Орлы тоже иногда промахиваются.
Он притянул ее к себе и поцеловал в шею.
– Как хорошо ты пахнешь! Таким женским теплом... Наверное, я говорю глупости. Иногда я не знаю, как себя держать с женщинами.
– Я объясню тебе, как себя держать. – Она тесно прижалась к нему. – Я – Габриель, лети на мне!
– Я нашел это в твоем почтовом ящике.
Габриель пододвинулась на край кровати и опустила ноги на пол.
– Что-нибудь интересное?
– Да. Британские войска начали наступление с плацдарма в заливе Сан-Карлос. Наши «Скайхоки» атаковали их на земле. Два самолета сбиты. – Монтера бросил газету на кровать и провел рукой по лицу. – Идем, прогуляемся.
– Сейчас. Дай мне пять минут.
Когда она вышла в гостиную, он сидел в кресле и курил сигарету. Она была в джинсах и в плаще, который он помнил еще по Лондону.
Они спустились вниз, сели в машину и поехали в Булонский лес. Там они пошли пешком, держась за руки. Говорили мало.
– Ты сейчас выглядишь лучше. Спокойней, – сказала Габриель.
– Это благодаря тебе, – ответил он. – Одни люди любят наркотики, другие – выпивку, а я люблю Габриель. Это лучше всего.
Она остановилась и поцеловала его.
– Какой ты милый, Рауль! Я не знаю никого лучше тебя на всем свете.
– Это ты меня сделала таким. Мне хочется быть лучше для тебя.
Они пошли назад, к тому месту, где оставили машину.
– Что будет с нами? – задумчиво произнесла она.
– Ты хочешь сказать, честные ли у меня намерения? Мне кажется, еще в Лондоне я дал это понять. Я женюсь на тебе, как только смогу. Таким образом, я заполучу Моне и Дега.
– А в ближайшем будущем?
– Еще пару дней мы можем быть счастливы, потом мне придется вернуться в Аргентину.
Она с большим трудом старалась казаться веселой.
– По крайней мере, сегодняшний вечер – наш. Давай пойдем куда-нибудь, где мы сможем поужинать и потанцевать. И быть только вдвоем.
– Куда ты предлагаешь?
– На Монмартре есть ресторанчик, который называется «У Пако». Он бразилец. У него чудесная музыка.
– Тогда пойдем к Пако. Я зайду за тобой в восемь часов. Хорошо?
– Отлично!
У газетного киоска, за стоянкой, Габриель заметила Тони Вильерса. Она разозлилась, но постаралась не подать виду.
– Я отвезу тебя домой, – сказала она, открывая дверцу машины.
Когда они подъехали к дому Монтеры, она вышла из машины вместе с ним. Они поговорили еще несколько минут, потом она уехала.
На другой стороне улицы сидел на скамейке и читал газету один из людей Белова. Он заметил номер её «мерседеса». Когда Монтера скрылся в подъезде, человек тоже встал и ушел.
– Что у нас? – спросил он. – Какие новости?
– Он здесь по заданию правительства в связи с эмбарго на поставки вооружения.
– Довольно туманно. Еще что-нибудь?
– Да. Я не хочу, чтобы ты все время наступал мне на пятки. Серьезно. Мне и так тяжело.
– Значит, я тебе мешаю?
– Если хочешь, можешь сказать и так. А сегодня вечером ты мне уж точно не нужен. Мы ужинаем на Монмартре.
– А потом вы вернетесь сюда?
Она открыла дверь.
– Все, Тони.
– Не волнуйся, – сказал он, – у нас с Харви сегодня есть другая работенка.
Он ушел, а Габриель опять приняла ванну, второй раз за этот день. Она с нетерпением ждала вечера. Что бы ни случилось потом, сегодняшний вечер принадлежал им.
– Белов хочет тебе что-то сказать.
Доннер вытер руки и взял трубку.
– Привет, Николай! Чем могу?
Некоторое время он молча слушал, потом сказал:
– Да, очень интересно. Держи меня в курсе. Если они пойдут куда-то, скажем, сегодня вечером, сообщи мне.
Он вернул Ванде трубку.
– Что-то случилось? – спросила она.
– Кажется, наш герой нашел себе подружку. Белов говорит, что она весьма красивая молодая особа, которая живет на улице Виктора Гюго.
– Это значит, что у нее есть деньги, – заметила Ванда.
– Резонно. Зовут ее – Габриель Легран. Белов будет держать меня в курсе событий. Должен сказать, что, если она действительно такая красивая, как он говорит, то, пожалуй стоит взглянуть на нее.
– Пожалуй. – Ванда обиженно поджала губы. – Хочешь что-нибудь еще?
– Да. Потри мне спину.
– Как скажешь.
Ванда начала медленно раздеваться. Она со страхом думала о незнакомой женщине, которую никогда не видела. Каким-то шестым чувством она поняла, что у нее могут возникнуть проблемы.
– Какой ты элегантный! – заметила Габриель, когда они сели в такси.
– Рядом с тобой меня просто не видно, – засмеялся он.
Она была в коротком серебристом платье, в том самом, которое надевала во время их первой встречи в посольстве Аргентины в Лондоне.
– В тот раз ты познакомила меня с романтикой ночной набережной Темзы, – сказал Монтера. – Интересно, что ты припасла на сегодня?
– Ничего, – улыбнулась Габриель. – Только себя.
– Они отправились в город. В бразильский ресторанчик на Монмартре, который называется «У Пако».
– Интересно, – ответил Доннер. – Еда там приличная?
– Вполне. И музыка замечательная. Кстати, подруга Монтеры – дочь очень богатого промышленника Мориса Леграна.
– На чем он специализируется?
– На всем. Живет в Марселе. Если он вдруг разорится – лопнет Национальный банк Франции.
– Все интереснее и интереснее, – пробормотал Доннер. – Ладно, предоставь это мне. – Он положил трубку и повернулся к Ванде, которая листала журнал в кресле у камина. – Давай, одевайся. Поедем, потанцуем немного.
– Что-нибудь не так?
– Еще не знаю. Меня беспокоит эта женщина – Легран. Что-то здесь не сходится.
– Что именно? – спросила Ирина, разливая кофе.
– Не знаю, – раздраженно ответил Белов. – В этом-то и вся загвоздка.
Она подала ему чашку.
– Так не ломай себе голову и сделай как обычно, – посоветовала она. – Проверь ее.
– Прекрасная идея. Завтра же с утра и начнем. – Он отхлебнул кофе и поморщился. – Монтера прав. Дрянь, а не кофе. Как насчет чашечки чая?
Глава 12
– Перед выходом на арену он всегда молился Деве Марии, чтобы она уберегла его от смерти. За последние несколько недель я много раз летал прямо в пасть к смерти.
– Но зачем, Рауль? Почему?
– Потому что это моя работа. Я летчик. И у меня нет выбора, Такой уж я есть. Я не могу сидеть за столом где-нибудь в штабе, когда гибнут молодые ребята. Я должен быть с ними. Знаешь, как мы называем залив Сан-Карлос? Долина смерти.
Его взгляд стал жестким, кожа на скулах натянулась.
– На корриде есть красная дверь, которая ведет на арену. Через эту дверь выпускают быков. Она называется Воротами страха. В эти ворота входит смерть – черный зверь, который хочет тебя убить. Когда я летаю в Сан-Карлос, единственное, что держит ту дверь закрытой, – ты. Однажды моя машина была так повреждена, что уже не слушалась управления. Я приготовился катапультироваться, как почувствовал запах твоих духов «Опиум», клянусь тебе. Как будто ты была рядом со мной.
– И что потом?
Он улыбнулся, напряжение ушло.
– Ты же видишь, я – здесь. Мне нужно повесить твою фотографию в кабине и написать: «Я – Габриель. Лети на мне». Ты подаришь мне свою фотографию? Я возьму ее с собой.
– Ты хочешь сказать, что вернешься и опять начнешь летать?
Он пожал плечами.
– Я здесь всего на несколько дней. Не знаю, что будет, когда вернусь.
– А что ты делаешь здесь?
– Прилетел по заданию нашего правительства. – В сущности, он говорил правду. – Эмбарго на поставки оружия, которое установили французы, вызвало у нас некоторые проблемы. Ну, хватит об этом. Лучше расскажи, чем ты занимаешься?
– Я сейчас работаю для «Пари матч».
– А твой почтенный отец снабжает тебя всем необходимым для жизни?
– Конечно.
– Я так и думал. На одной стене – Дега, на другой – Моне.
Она придвинулась к нему и поцеловала в губы, просунув язык ему в рот.
– Я совсем забыла, какой ты роскошный!
– Опять это слово! – усмехнулся он. – Неужели ты ни о чем другом думать не можешь?
– Сейчас – нет. А потом – посмотрим.
Позже, когда они лежали в постели, она приподнялась на локте и посмотрела ему в лицо. Рауль спал.
Шторы были задернуты, и в комнате царил полумрак. Вдруг он широко раскрыл глаза и сел. На лбу появились капли холодного пота.
Габриель уложила его обратно на подушки, вытерла ему лоб и ласково поцеловала, как ребенка.
– Все хорошо. Я здесь.
Он слабо улыбнулся.
– Мне опять приснился тот же сон. Он часто снится. Помнишь, я говорил тебе в Лондоне?
– Сон про орла?
– Да. Он падает прямо на меня, кажется, его когти сейчас вонзятся в мое тело.
– А ты вспомни, что я тебе тогда сказала. Опусти закрылки. Орлы тоже иногда промахиваются.
Он притянул ее к себе и поцеловал в шею.
– Как хорошо ты пахнешь! Таким женским теплом... Наверное, я говорю глупости. Иногда я не знаю, как себя держать с женщинами.
– Я объясню тебе, как себя держать. – Она тесно прижалась к нему. – Я – Габриель, лети на мне!
* * *
Когда она проснулась, его не было. Она почему-то испугалась. Сев в постели, она посмотрела на часы. Четыре. И тут он вошел, в старом спортивном костюме, с газетой в руке.– Я нашел это в твоем почтовом ящике.
Габриель пододвинулась на край кровати и опустила ноги на пол.
– Что-нибудь интересное?
– Да. Британские войска начали наступление с плацдарма в заливе Сан-Карлос. Наши «Скайхоки» атаковали их на земле. Два самолета сбиты. – Монтера бросил газету на кровать и провел рукой по лицу. – Идем, прогуляемся.
– Сейчас. Дай мне пять минут.
Когда она вышла в гостиную, он сидел в кресле и курил сигарету. Она была в джинсах и в плаще, который он помнил еще по Лондону.
Они спустились вниз, сели в машину и поехали в Булонский лес. Там они пошли пешком, держась за руки. Говорили мало.
– Ты сейчас выглядишь лучше. Спокойней, – сказала Габриель.
– Это благодаря тебе, – ответил он. – Одни люди любят наркотики, другие – выпивку, а я люблю Габриель. Это лучше всего.
Она остановилась и поцеловала его.
– Какой ты милый, Рауль! Я не знаю никого лучше тебя на всем свете.
– Это ты меня сделала таким. Мне хочется быть лучше для тебя.
Они пошли назад, к тому месту, где оставили машину.
– Что будет с нами? – задумчиво произнесла она.
– Ты хочешь сказать, честные ли у меня намерения? Мне кажется, еще в Лондоне я дал это понять. Я женюсь на тебе, как только смогу. Таким образом, я заполучу Моне и Дега.
– А в ближайшем будущем?
– Еще пару дней мы можем быть счастливы, потом мне придется вернуться в Аргентину.
Она с большим трудом старалась казаться веселой.
– По крайней мере, сегодняшний вечер – наш. Давай пойдем куда-нибудь, где мы сможем поужинать и потанцевать. И быть только вдвоем.
– Куда ты предлагаешь?
– На Монмартре есть ресторанчик, который называется «У Пако». Он бразилец. У него чудесная музыка.
– Тогда пойдем к Пако. Я зайду за тобой в восемь часов. Хорошо?
– Отлично!
У газетного киоска, за стоянкой, Габриель заметила Тони Вильерса. Она разозлилась, но постаралась не подать виду.
– Я отвезу тебя домой, – сказала она, открывая дверцу машины.
Когда они подъехали к дому Монтеры, она вышла из машины вместе с ним. Они поговорили еще несколько минут, потом она уехала.
На другой стороне улицы сидел на скамейке и читал газету один из людей Белова. Он заметил номер её «мерседеса». Когда Монтера скрылся в подъезде, человек тоже встал и ушел.
* * *
Вернувшись к себе домой, Габриель принялась ходить взад-вперед по комнате, ожидая звонка в дверь. Когда звонок раздался, она быстро открыла и впустила Вильерса.– Что у нас? – спросил он. – Какие новости?
– Он здесь по заданию правительства в связи с эмбарго на поставки вооружения.
– Довольно туманно. Еще что-нибудь?
– Да. Я не хочу, чтобы ты все время наступал мне на пятки. Серьезно. Мне и так тяжело.
– Значит, я тебе мешаю?
– Если хочешь, можешь сказать и так. А сегодня вечером ты мне уж точно не нужен. Мы ужинаем на Монмартре.
– А потом вы вернетесь сюда?
Она открыла дверь.
– Все, Тони.
– Не волнуйся, – сказал он, – у нас с Харви сегодня есть другая работенка.
Он ушел, а Габриель опять приняла ванну, второй раз за этот день. Она с нетерпением ждала вечера. Что бы ни случилось потом, сегодняшний вечер принадлежал им.
* * *
Доннер принимал душ, когда вошла Ванда и протянула ему телефонную трубку.– Белов хочет тебе что-то сказать.
Доннер вытер руки и взял трубку.
– Привет, Николай! Чем могу?
Некоторое время он молча слушал, потом сказал:
– Да, очень интересно. Держи меня в курсе. Если они пойдут куда-то, скажем, сегодня вечером, сообщи мне.
Он вернул Ванде трубку.
– Что-то случилось? – спросила она.
– Кажется, наш герой нашел себе подружку. Белов говорит, что она весьма красивая молодая особа, которая живет на улице Виктора Гюго.
– Это значит, что у нее есть деньги, – заметила Ванда.
– Резонно. Зовут ее – Габриель Легран. Белов будет держать меня в курсе событий. Должен сказать, что, если она действительно такая красивая, как он говорит, то, пожалуй стоит взглянуть на нее.
– Пожалуй. – Ванда обиженно поджала губы. – Хочешь что-нибудь еще?
– Да. Потри мне спину.
– Как скажешь.
Ванда начала медленно раздеваться. Она со страхом думала о незнакомой женщине, которую никогда не видела. Каким-то шестым чувством она поняла, что у нее могут возникнуть проблемы.
* * *
Монтера привез с собой только один костюм, подходящий для выхода. Его он и надел сейчас – однобортный темно-синий пиджак, простую белую рубашку и черный галстук.– Какой ты элегантный! – заметила Габриель, когда они сели в такси.
– Рядом с тобой меня просто не видно, – засмеялся он.
Она была в коротком серебристом платье, в том самом, которое надевала во время их первой встречи в посольстве Аргентины в Лондоне.
– В тот раз ты познакомила меня с романтикой ночной набережной Темзы, – сказал Монтера. – Интересно, что ты припасла на сегодня?
– Ничего, – улыбнулась Габриель. – Только себя.
* * *
Доннер смотрел по телевизору последние новости о Фолклендских островах, когда опять позвонил Белов.– Они отправились в город. В бразильский ресторанчик на Монмартре, который называется «У Пако».
– Интересно, – ответил Доннер. – Еда там приличная?
– Вполне. И музыка замечательная. Кстати, подруга Монтеры – дочь очень богатого промышленника Мориса Леграна.
– На чем он специализируется?
– На всем. Живет в Марселе. Если он вдруг разорится – лопнет Национальный банк Франции.
– Все интереснее и интереснее, – пробормотал Доннер. – Ладно, предоставь это мне. – Он положил трубку и повернулся к Ванде, которая листала журнал в кресле у камина. – Давай, одевайся. Поедем, потанцуем немного.
* * *
Поговорив с Доннером, Белов некоторое время задумчиво сидел у телефона. Ирина Вронская принесла кофе. Она сразу заметила, что Николай чем-то озабочен.– Что-нибудь не так?
– Еще не знаю. Меня беспокоит эта женщина – Легран. Что-то здесь не сходится.
– Что именно? – спросила Ирина, разливая кофе.
– Не знаю, – раздраженно ответил Белов. – В этом-то и вся загвоздка.
Она подала ему чашку.
– Так не ломай себе голову и сделай как обычно, – посоветовала она. – Проверь ее.
– Прекрасная идея. Завтра же с утра и начнем. – Он отхлебнул кофе и поморщился. – Монтера прав. Дрянь, а не кофе. Как насчет чашечки чая?
Глава 12
У Пако было весело и полно народу. Небольшой оркестр из пяти музыкантов играл почти без передышки. Габриель и Рауль взяли отдельную кабинку, откуда могли видеть все, что делалось в ресторане, а им самим никто не мешал. Она заказала себе виски, а он – минеральную воду.
– Ты все еще не пьешь? – удивилась она.
– Я должен оставаться в форме сегодня. Пожилой мужчина, молодая женщина – знаешь, что бывает в таких случаях?
– Пока что ты держишься молодцом, – заметила она. – А на таблетках можешь протянуть довольно долго. Но меня, конечно, интересуют только твои деньги.
– Вот тут ты ошиблась, – возразил он. – Это меня интересуют твои деньги. Знаешь, какая инфляция в Аргентине? Когда война закончится, даже для семейства Монтеры наступят тяжелые времена.
Упоминание о войне вернуло ее к действительности. Она совсем некстати вспомнила о своем задании.
– Ладно, идем танцевать. – Она потянула его за руку.
Оркестр играл боссанову. Монтера оказался прекрасным танцором. Он тонко чувствовал музыку и вел партнершу в такт. Когда мелодия закончилась, Габриель сказала:
– Ты отлично танцуешь. Тебе бы надо быть профессионалом.
– То же самое говорит моя мама. Она считает, что благородный сеньор не должен танцевать слишком хорошо. – Он улыбнулся. – А мне нравится. Мальчишкой я часто пропадал в барах, где танцевали танго. Для аргентинца танго – единственный настоящий танец. В нем – все. Борьба, счастье, горе, любовь, жизнь, смерть. Ты танцуешь танго?
– Да.
Монтера обернулся к руководителю оркестра.
– Эй, компадре, как насчет настоящего танго? Что-нибудь такое, чтобы проняло до самого сердца.
– А, я вижу, сеньор – аргентинец? Я узнаю ваш акцент. Так далеко от дома! Хорошо, специально для вас и для вашей дамы!
Он исчез, а через мгновение появился снова, держа в руках небольшой инструмент, чуть побольше концертины.
– Ага, – одобрительно заметил Монтера. – Сейчас будет настоящая музыка. Вот этот инструмент мы называем бандеон.
– Красивое название.
– А звучит он еще лучше. Послушай!
Руководитель оркестра начал играть под аккомпанемент только скрипки и пианино. Музыка что-то глубоко тронула в душе Габриель, она говорила о какой-то неясной печали, о жажде любви, о том, ради чего стоит жить и умереть.
Они танцевали, как один человек. Габриель никогда не думала, что можно так танцевать. Он был великолепным партнером, внимательным и нежным. В его улыбке светилась любовь, как бескорыстный дар, взамен которого он ничего не требовал.
Их танец привлек к себе всеобщее внимание. Феликс Доннер, сидевший с Вандой у стойки бара, тоже с интересом наблюдал за ними.
– Боже ты мой! – восхищенно воскликнул он. – Какая женщина! В жизни такой не видел.
Ванда потупилась.
– В таком платье любая женщина покажется красивой.
– К черту платье! Она будет выглядеть так в чем угодно, и даже совсем без всего.
Музыка смолкла. Монтера и Габриель замерли и несколько секунд стояли неподвижно. В зале зааплодировали.
– Ты и правда так сильно меня любишь? – как бы удивляясь, произнесла она.
– У меня нет выбора, – ответил он. – Ты спрашивала, почему я летаю. Я сказал – потому, что такой уж я есть. Спроси, почему я люблю тебя. Я отвечу так же. Потому что такой уж я есть.
Габриель охватило чувство спокойствия и уверенности. Она взяла его за руку.
– Идем за столик.
Они заказали бутылку «Дом Периньон».
– В Буэнос-Айресе танго – это образ жизни. Я поведу тебя в старый квартал, в Сан-Тельмо. Там танцуют танго так, как нигде в мире. Там за один вечер из тебя сделают эксперта.
– Когда? – спросила Габриель. – Когда это будет?
– Черт побери! – раздался вдруг рядом голос Феликса Доннера. Сеньор Монтера. Какой приятный сюрприз!
Он стоял возле столика, глядя прямо на них. Рядом с ним была Ванда. Монтера нехотя поднялся.
Вскоре он нашел то, что искал – вывеску на одном из складов: «Лебель и Компания». Рядом с воротами он увидел маленькую дверь. Бернар толкнул ее, и она открылась. Он проскользнул внутрь. В складе было темно, но в небольшой стеклянной кабинке наверху горел свет.
– Гарсиа! – позвал профессор. – Вы здесь?
За матовым стеклом появился темный силуэт человека. Дверь кабинки приоткрылась, и кто-то произнес приглушенным голосом:
– Поднимайтесь.
Бернар бодро затопал по скрипучим деревянным ступеням.
– У меня времени не очень много, – говорил он, поднимаясь. – Одна из моих студенток, очень приятная девушка, пригласила меня поужинать с ней и проверить ее курсовую работу. Если все удачно сложится, я буду занят до утра.
Он распахнул дверь и увидел Тони Вильерса, сидевшего за столом прямо перед ним.
– Кто вы такой? – удивленно спросил Бернар. – Где Гарсиа?
– Не смог прийти, – ответил Вильерс.
Дверь позади Бернара закрылась. Он обернулся. За его спиной стоял Харви Джексон. Профессор почувствовал внезапный страх.
– Что происходит?
Джексон схватил его за плечи и усадил на стул.
– Сиди и помалкивай! Говорить будешь, только когда тебя спросят.
Вильерс достал из одного кармана «смит-и-вессон», а из другого – глушитель и прикрутил его к стволу.
– Вот эта штука нужна для того, чтобы было меньше шума, когда я выстрелю, – объяснил Тони. – Но я думаю, вы и сами это знаете, профессор.
– Послушайте, в чем дело? – воскликнул Бернар.
Вильерс положил «смит-и-вессон» на стол.
– Сейчас я вам все расскажу. О ваших телефонных разговорах с Аргентиной. О королях и капусте. О ракетах «Экзосет». И об одном человеке по имени Доннер.
Бернар, хотя и был испуган, начал злиться.
– Да кто вы такой, черт побери!
– Три дня назад я вернулся с Фолклендских островов и видел, как умирают люди. Я офицер двадцать второго полка британской Специальной воздушной службы.
– Скотина! – выкрикнул Бернар, не в силах больше сдерживать свой гнев.
– Вот как? Кто-то однажды сказал, весьма несправедливо, что наша Служба очень напоминает СС. Ну, не мне судить, не знаю. Уверен в одном: если вы не скажете мне то, что я хочу знать, я разнесу вам коленную чашечку вот этим. – Он взял «смит-и-вессон». – Этому фокусу мы научились у ирландцев в Ольстере. Начнем с левой. Если не подействует, возьмемся за правую. Остаток жизни вы проведете на костылях, это я гарантирую.
На полке в другом конце комнаты стоял горшок с каким-то цветком. Вильерс быстро вскинул пистолет. Раздался слабый звук, будто кто-то кашлянул – и горшок разлетелся вдребезги.
Этого оказалось достаточно.
– Вы знаете, кто такой Доннер? – слабым голосом спросил Бернар.
– Знаем. Нам также известно, что он пообещал аргентинцам достать в ближайшие дни несколько ракет «Экзосет». Где он собирается их взять?
– Он мне не сказал, – ответил Бернар. – Насколько я знаю, он никому не говорит. – Вильерс поднял «смит-и-вессон» и прицелился, – Ладно, слушайте, – торопливо согласился Бернар.
– Выкладывайте, профессор, и не вздумайте врать.
– Есть такое место у побережья Бретани, которое называется остров Рок. Там испытывают «Экзосеты». Ближайший порт – Сен-Мартен. Доннер снял дом недалеко оттуда. Я думаю, что он хочет захватить один из грузовиков «Аэроспасьяля», когда тот будет везти ракеты через Сен-Мартен для отправки на остров.
Лицо профессора покрылось крупными каплями пота. По-видимому, он говорил правду. Вильерс спокойно кивнул и бросил Джексону:
– О'кей, Харви, подожди меня в машине.
Джексон спорить не стал. Он вышел, закрыв за собой дверь. Его шаги по деревянной лестнице гулко разносились по пустому складу. Потом наступила тишина.
Вильерс положил «смит-и-вессон» на стол, закурил сигарету и встал, сунув руки в карманы плаща.
– Вы так не любите англичан? Интересно, за что?
– В сороковом году вы бежали и оставили нас бошам, – ответил Бернар. – Они убили моего отца, сожгли нашу деревню. Мою мать... – Он замолчал и съежился под тяжестью воспоминаний.
Вильерс повернулся и отошел к противоположной стене. Бернар остался сидеть за столом, нервно поглядывая на «смит-и-вессон».
– А мой отец во время войны служил в разведке, – сказал Вильерс. – Во французском отделе. Три раза его забрасывали на парашюте во Францию, и он работал в Сопротивлении. В конце концов кто-то предал его. Его арестовали и доставили в Париж, в штаб гестапо. Три дня его пытали с такой изощренной жестокостью, что он остался калекой по сей день.
Он обернулся, по-прежнему держа руки в карманах, и увидел, что Бернар сжимает в руке «смит-и-вессон».
– О! – удивился он. – Но дайте мне закончить, профессор. Самое интересное я приберег напоследок. Его пытал француз, а платили ему – гестаповцы. Один из тех фашистов, которых везде можно найти.
Бернар выкрикнул что-то нечленораздельное и выстрелил. Но Вильерс уже упал на одно колено и выхватил из кармана плаща «вальтер». Он попал Бернару точно в середину лба. Потом взял из руки мертвого профессора свой «смит-и-вессон», выключил свет и спустился по лестнице. Когда он вышел из склада, из-за угла вынырнул «ситроен», осветив фарами безлюдную улицу. За рулем был Джексон. Вильерс сел рядом с ним.
– Вы дали ему шанс? – осведомился Джексон.
– Конечно.
– Могу себе представить! Почему бы просто не пристрелить беднягу, да и дело с концом? К чему ковбойские штучки? Вам что, лучше от этого? Играете в честный поединок, как в каком-нибудь паршивом вестерне!
– Поехали, сержант-майор, – оборвал его Вильерс.
– Приношу свои глубочайшие извинения. Кажется, я задел ваши лучшие чувства, – язвительно пробормотал Джексон. – Я забыл, что майор у нас моралист.
– Почему вы не пьете? – спросил он Монтеру, попытавшись наполнить его бокал.
Монтера накрыл бокал рукой.
– Нет, спасибо, Я плохо переношу шампанское.
– Ерунда! – возразил Доннер. – Человек, который устал от шампанского, устал от жизни. Вы со мной согласны, мадемуазель Легран?
– По-моему, вывод совершенно нелогичный. Я не вижу здесь никакой связи, – ответила Габриель.
Доннер рассмеялся.
– Вот это мне нравиться! Женщина, которая выкладывает что думает А вот Ванда никогда не говорит, что она думает, только то, что, как ей кажется, от нее хотят услышать. Правда, Ванда?
Молодая женщина явно почувствовала себя неловко. Она молчала и нервно сжимала в руках свою сумочку. Габриель рассердилась. Она хотела что-то сказать, но Монтера взял ее за руку и обратился к Ванде:
– Мисс Джонс, мне было бы очень приятно показать вам, как мы танцуем танго в Аргентине. Вы не возражаете?
Она удивленно взглянула на него, потом в замешательстве посмотрела на Доннера. Тот наливал себе шампанское и не обращал на нее никакого внимания. Ванда решилась и встала из-за стола.
– С удовольствием.
– Я скоро вернусь, – сказал Монтера Габриель и улыбнулся. – Если он станет тебе надоедать, скажи мне, и я сделаю с ним то, что с тем бородатым сегодня утром.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Монтера наклонился и поцеловал ее, как будто Доннера и вовсе не было рядом. Потом он повел Ванду танцевать.
– Красивая пара, – заметил Доннер, проводив их взглядом. – Я люблю красивые зрелища. Могу я также пригласить на танец и вас?
Габриель сделала небольшой глоток шампанского.
– Пожалуй, я не соглашусь танцевать с вами ни при каких обстоятельствах, мистер Доннер. Причина очень простая. Вы мне не нравитесь.
В глазах Доннера вспыхнули гневные искры, но он сумел овладеть собой.
– Я очень настойчив, мадемуазель Легран.
– Ох, эти мужчины! – Она сокрушенно покачала головой. – Какая самонадеянность! Глупая мужская самонадеянность. Вы относитесь к женщинам с презрением, вам это известно? Ваш интерес к женщине, по существу, является оскорблением для нее.
Доннер, несмотря на душившую его ярость, умудрялся сохранять шутливый тон.
– Так вы всех мужчин не любите, не только меня? А как же наш галантный полковник? Он из другого теста сделан, что ли?
– Он такой, какой есть. Он не берет, он дает. – При мысли о Монтере Габриель улыбнулась. Доннер ясно видел, что ей приятно даже думать об аргентинце. – Он – прямая противоположность вам, поэтому он мне нравится, а вы – нет.
Прежде чем Доннер успел ответить, рядом с ним появился официант.
– Мосье Доннер?
– Да.
– Вы оставили в баре свою визитную карточку на случай, если вам будут звонить. Кто-то просит вас к телефону.
Доннер последовал за ним к телефонной будке, которая находилась за баром, и взял трубку.
– Доннер слушает.
– Это Николай. Я встречался с Гарсией. Сегодня днем Бернар оставил ему график движения конвоев в Сен-Мартен на ближайшие четыре дня. Только один полностью отвечает твоим требованиям. Он будет рано утром двадцать девятого.
– Это послезавтра.
– Правильно. Справишься?
– Нет проблем. Мы вылетаем туда завтра утром. Полковника я беру с собой.
– Прекрасно. Как тебе нравится мадемуазель Легран?
– Очень впечатляющая особа. Пожалуй, и ее стоит прихватить с с нами.
– Думаешь, она согласится?
– Возможно. Они без ума друг от друга.
– Знаешь, совсем неплохая идея.
– Почему?
– Не знаю. Что-то в ней меня настораживает. У меня уже выработался инстинкт на такие вещи.
– Тогда тебе лучше проверить ее как следует.
– Само собой. Завтра позвоню тебе в Мезон-Блан.
Доннер повесил трубку, вышел из будки и остановился, чтобы закурить сигарету. Он посмотрел на Габриель, размышляя о том, что сказал ему Белов. Красивая женщина, но в ней есть что-то большее, чем просто красота. Доннер привык небрежно обращаться с женщинами, и до сих пор у него не возникало с ними никаких затруднений. Теперь, к своему собственному удивлению, он понял, что Габриель вызывает у него восхищение и что он никогда еще не желал ни одну женщину так сильно, как ее.
Ванда, танцуя с Раулем, перехватила взгляд Доннера. Она все поняла и тихо спросила аргентинца:
– Она много значит для вас, эта леди?
– Она значит для меня все, – просто ответил Монтера.
– Тогда берегитесь его. Он привык получать то, что хочет.
Музыка смолкла. Монтера улыбнулся и поцеловал Ванде руку.
– Вы слишком хороши для него.
– Вы ошибаетесь, – грустно ответила она. – Я только для него и гожусь.
Они вернулись к столу. Подошел и Доннер.
– Я только что говорил по телефону, – сказал он, обращаясь к Монтере. – Это касается нашего с вами дела. Акция состоится в субботу, значит, завтра утром нам придется вылететь в Ланей. Я снял там старинный особняк, Мезон-Блан. Прекрасное место – тихое, спокойное.
У Монтеры упало сердце.
– Что же, если надо...
Доннер повернулся к Габриель.
– Не хотите провести пару дней на природе?
– Нет, спасибо, – ответила она.
Взглянув в лицо Монтеры, она вдруг поняла, как мало времени им осталось быть вместе. Задание, полученное от Фергюсона, совершенно вылетело у нее из головы.
Она поднялась.
– А теперь, прошу извинить нас. Я очень устала.
– Очень жаль, что вы нас покидаете, – сказал Доннер.
Слегка нахмурясь, он смотрел, как они выходят из ресторана. Потом расплатился и тоже направился к выходу, не говоря ни слова Ванде. Она поспешила за ним, едва не падая на своих высоких каблуках.
– Ты все еще не пьешь? – удивилась она.
– Я должен оставаться в форме сегодня. Пожилой мужчина, молодая женщина – знаешь, что бывает в таких случаях?
– Пока что ты держишься молодцом, – заметила она. – А на таблетках можешь протянуть довольно долго. Но меня, конечно, интересуют только твои деньги.
– Вот тут ты ошиблась, – возразил он. – Это меня интересуют твои деньги. Знаешь, какая инфляция в Аргентине? Когда война закончится, даже для семейства Монтеры наступят тяжелые времена.
Упоминание о войне вернуло ее к действительности. Она совсем некстати вспомнила о своем задании.
– Ладно, идем танцевать. – Она потянула его за руку.
Оркестр играл боссанову. Монтера оказался прекрасным танцором. Он тонко чувствовал музыку и вел партнершу в такт. Когда мелодия закончилась, Габриель сказала:
– Ты отлично танцуешь. Тебе бы надо быть профессионалом.
– То же самое говорит моя мама. Она считает, что благородный сеньор не должен танцевать слишком хорошо. – Он улыбнулся. – А мне нравится. Мальчишкой я часто пропадал в барах, где танцевали танго. Для аргентинца танго – единственный настоящий танец. В нем – все. Борьба, счастье, горе, любовь, жизнь, смерть. Ты танцуешь танго?
– Да.
Монтера обернулся к руководителю оркестра.
– Эй, компадре, как насчет настоящего танго? Что-нибудь такое, чтобы проняло до самого сердца.
– А, я вижу, сеньор – аргентинец? Я узнаю ваш акцент. Так далеко от дома! Хорошо, специально для вас и для вашей дамы!
Он исчез, а через мгновение появился снова, держа в руках небольшой инструмент, чуть побольше концертины.
– Ага, – одобрительно заметил Монтера. – Сейчас будет настоящая музыка. Вот этот инструмент мы называем бандеон.
– Красивое название.
– А звучит он еще лучше. Послушай!
Руководитель оркестра начал играть под аккомпанемент только скрипки и пианино. Музыка что-то глубоко тронула в душе Габриель, она говорила о какой-то неясной печали, о жажде любви, о том, ради чего стоит жить и умереть.
Они танцевали, как один человек. Габриель никогда не думала, что можно так танцевать. Он был великолепным партнером, внимательным и нежным. В его улыбке светилась любовь, как бескорыстный дар, взамен которого он ничего не требовал.
Их танец привлек к себе всеобщее внимание. Феликс Доннер, сидевший с Вандой у стойки бара, тоже с интересом наблюдал за ними.
– Боже ты мой! – восхищенно воскликнул он. – Какая женщина! В жизни такой не видел.
Ванда потупилась.
– В таком платье любая женщина покажется красивой.
– К черту платье! Она будет выглядеть так в чем угодно, и даже совсем без всего.
Музыка смолкла. Монтера и Габриель замерли и несколько секунд стояли неподвижно. В зале зааплодировали.
– Ты и правда так сильно меня любишь? – как бы удивляясь, произнесла она.
– У меня нет выбора, – ответил он. – Ты спрашивала, почему я летаю. Я сказал – потому, что такой уж я есть. Спроси, почему я люблю тебя. Я отвечу так же. Потому что такой уж я есть.
Габриель охватило чувство спокойствия и уверенности. Она взяла его за руку.
– Идем за столик.
Они заказали бутылку «Дом Периньон».
– В Буэнос-Айресе танго – это образ жизни. Я поведу тебя в старый квартал, в Сан-Тельмо. Там танцуют танго так, как нигде в мире. Там за один вечер из тебя сделают эксперта.
– Когда? – спросила Габриель. – Когда это будет?
– Черт побери! – раздался вдруг рядом голос Феликса Доннера. Сеньор Монтера. Какой приятный сюрприз!
Он стоял возле столика, глядя прямо на них. Рядом с ним была Ванда. Монтера нехотя поднялся.
* * *
Шел дождь, Поль Бернар вылез из такси на углу улицы недалеко от Сены и расплатился с шофером. Это был район складов и транспортных контор, весьма оживленный днем, но совершенно безлюдный вечером. Профессор Бернар двинулся по тротуару, разыскивая адрес, который Гарсиа оставил для него, позвонив в Сорбонну. Аргентинец хотел срочно встретиться с ним, но, не застав Бернара на месте, продиктовал адрес секретарше.Вскоре он нашел то, что искал – вывеску на одном из складов: «Лебель и Компания». Рядом с воротами он увидел маленькую дверь. Бернар толкнул ее, и она открылась. Он проскользнул внутрь. В складе было темно, но в небольшой стеклянной кабинке наверху горел свет.
– Гарсиа! – позвал профессор. – Вы здесь?
За матовым стеклом появился темный силуэт человека. Дверь кабинки приоткрылась, и кто-то произнес приглушенным голосом:
– Поднимайтесь.
Бернар бодро затопал по скрипучим деревянным ступеням.
– У меня времени не очень много, – говорил он, поднимаясь. – Одна из моих студенток, очень приятная девушка, пригласила меня поужинать с ней и проверить ее курсовую работу. Если все удачно сложится, я буду занят до утра.
Он распахнул дверь и увидел Тони Вильерса, сидевшего за столом прямо перед ним.
– Кто вы такой? – удивленно спросил Бернар. – Где Гарсиа?
– Не смог прийти, – ответил Вильерс.
Дверь позади Бернара закрылась. Он обернулся. За его спиной стоял Харви Джексон. Профессор почувствовал внезапный страх.
– Что происходит?
Джексон схватил его за плечи и усадил на стул.
– Сиди и помалкивай! Говорить будешь, только когда тебя спросят.
Вильерс достал из одного кармана «смит-и-вессон», а из другого – глушитель и прикрутил его к стволу.
– Вот эта штука нужна для того, чтобы было меньше шума, когда я выстрелю, – объяснил Тони. – Но я думаю, вы и сами это знаете, профессор.
– Послушайте, в чем дело? – воскликнул Бернар.
Вильерс положил «смит-и-вессон» на стол.
– Сейчас я вам все расскажу. О ваших телефонных разговорах с Аргентиной. О королях и капусте. О ракетах «Экзосет». И об одном человеке по имени Доннер.
Бернар, хотя и был испуган, начал злиться.
– Да кто вы такой, черт побери!
– Три дня назад я вернулся с Фолклендских островов и видел, как умирают люди. Я офицер двадцать второго полка британской Специальной воздушной службы.
– Скотина! – выкрикнул Бернар, не в силах больше сдерживать свой гнев.
– Вот как? Кто-то однажды сказал, весьма несправедливо, что наша Служба очень напоминает СС. Ну, не мне судить, не знаю. Уверен в одном: если вы не скажете мне то, что я хочу знать, я разнесу вам коленную чашечку вот этим. – Он взял «смит-и-вессон». – Этому фокусу мы научились у ирландцев в Ольстере. Начнем с левой. Если не подействует, возьмемся за правую. Остаток жизни вы проведете на костылях, это я гарантирую.
На полке в другом конце комнаты стоял горшок с каким-то цветком. Вильерс быстро вскинул пистолет. Раздался слабый звук, будто кто-то кашлянул – и горшок разлетелся вдребезги.
Этого оказалось достаточно.
– Вы знаете, кто такой Доннер? – слабым голосом спросил Бернар.
– Знаем. Нам также известно, что он пообещал аргентинцам достать в ближайшие дни несколько ракет «Экзосет». Где он собирается их взять?
– Он мне не сказал, – ответил Бернар. – Насколько я знаю, он никому не говорит. – Вильерс поднял «смит-и-вессон» и прицелился, – Ладно, слушайте, – торопливо согласился Бернар.
– Выкладывайте, профессор, и не вздумайте врать.
– Есть такое место у побережья Бретани, которое называется остров Рок. Там испытывают «Экзосеты». Ближайший порт – Сен-Мартен. Доннер снял дом недалеко оттуда. Я думаю, что он хочет захватить один из грузовиков «Аэроспасьяля», когда тот будет везти ракеты через Сен-Мартен для отправки на остров.
Лицо профессора покрылось крупными каплями пота. По-видимому, он говорил правду. Вильерс спокойно кивнул и бросил Джексону:
– О'кей, Харви, подожди меня в машине.
Джексон спорить не стал. Он вышел, закрыв за собой дверь. Его шаги по деревянной лестнице гулко разносились по пустому складу. Потом наступила тишина.
Вильерс положил «смит-и-вессон» на стол, закурил сигарету и встал, сунув руки в карманы плаща.
– Вы так не любите англичан? Интересно, за что?
– В сороковом году вы бежали и оставили нас бошам, – ответил Бернар. – Они убили моего отца, сожгли нашу деревню. Мою мать... – Он замолчал и съежился под тяжестью воспоминаний.
Вильерс повернулся и отошел к противоположной стене. Бернар остался сидеть за столом, нервно поглядывая на «смит-и-вессон».
– А мой отец во время войны служил в разведке, – сказал Вильерс. – Во французском отделе. Три раза его забрасывали на парашюте во Францию, и он работал в Сопротивлении. В конце концов кто-то предал его. Его арестовали и доставили в Париж, в штаб гестапо. Три дня его пытали с такой изощренной жестокостью, что он остался калекой по сей день.
Он обернулся, по-прежнему держа руки в карманах, и увидел, что Бернар сжимает в руке «смит-и-вессон».
– О! – удивился он. – Но дайте мне закончить, профессор. Самое интересное я приберег напоследок. Его пытал француз, а платили ему – гестаповцы. Один из тех фашистов, которых везде можно найти.
Бернар выкрикнул что-то нечленораздельное и выстрелил. Но Вильерс уже упал на одно колено и выхватил из кармана плаща «вальтер». Он попал Бернару точно в середину лба. Потом взял из руки мертвого профессора свой «смит-и-вессон», выключил свет и спустился по лестнице. Когда он вышел из склада, из-за угла вынырнул «ситроен», осветив фарами безлюдную улицу. За рулем был Джексон. Вильерс сел рядом с ним.
– Вы дали ему шанс? – осведомился Джексон.
– Конечно.
– Могу себе представить! Почему бы просто не пристрелить беднягу, да и дело с концом? К чему ковбойские штучки? Вам что, лучше от этого? Играете в честный поединок, как в каком-нибудь паршивом вестерне!
– Поехали, сержант-майор, – оборвал его Вильерс.
– Приношу свои глубочайшие извинения. Кажется, я задел ваши лучшие чувства, – язвительно пробормотал Джексон. – Я забыл, что майор у нас моралист.
* * *
Доннер заказал еще бутылку шампанского.– Почему вы не пьете? – спросил он Монтеру, попытавшись наполнить его бокал.
Монтера накрыл бокал рукой.
– Нет, спасибо, Я плохо переношу шампанское.
– Ерунда! – возразил Доннер. – Человек, который устал от шампанского, устал от жизни. Вы со мной согласны, мадемуазель Легран?
– По-моему, вывод совершенно нелогичный. Я не вижу здесь никакой связи, – ответила Габриель.
Доннер рассмеялся.
– Вот это мне нравиться! Женщина, которая выкладывает что думает А вот Ванда никогда не говорит, что она думает, только то, что, как ей кажется, от нее хотят услышать. Правда, Ванда?
Молодая женщина явно почувствовала себя неловко. Она молчала и нервно сжимала в руках свою сумочку. Габриель рассердилась. Она хотела что-то сказать, но Монтера взял ее за руку и обратился к Ванде:
– Мисс Джонс, мне было бы очень приятно показать вам, как мы танцуем танго в Аргентине. Вы не возражаете?
Она удивленно взглянула на него, потом в замешательстве посмотрела на Доннера. Тот наливал себе шампанское и не обращал на нее никакого внимания. Ванда решилась и встала из-за стола.
– С удовольствием.
– Я скоро вернусь, – сказал Монтера Габриель и улыбнулся. – Если он станет тебе надоедать, скажи мне, и я сделаю с ним то, что с тем бородатым сегодня утром.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Монтера наклонился и поцеловал ее, как будто Доннера и вовсе не было рядом. Потом он повел Ванду танцевать.
– Красивая пара, – заметил Доннер, проводив их взглядом. – Я люблю красивые зрелища. Могу я также пригласить на танец и вас?
Габриель сделала небольшой глоток шампанского.
– Пожалуй, я не соглашусь танцевать с вами ни при каких обстоятельствах, мистер Доннер. Причина очень простая. Вы мне не нравитесь.
В глазах Доннера вспыхнули гневные искры, но он сумел овладеть собой.
– Я очень настойчив, мадемуазель Легран.
– Ох, эти мужчины! – Она сокрушенно покачала головой. – Какая самонадеянность! Глупая мужская самонадеянность. Вы относитесь к женщинам с презрением, вам это известно? Ваш интерес к женщине, по существу, является оскорблением для нее.
Доннер, несмотря на душившую его ярость, умудрялся сохранять шутливый тон.
– Так вы всех мужчин не любите, не только меня? А как же наш галантный полковник? Он из другого теста сделан, что ли?
– Он такой, какой есть. Он не берет, он дает. – При мысли о Монтере Габриель улыбнулась. Доннер ясно видел, что ей приятно даже думать об аргентинце. – Он – прямая противоположность вам, поэтому он мне нравится, а вы – нет.
Прежде чем Доннер успел ответить, рядом с ним появился официант.
– Мосье Доннер?
– Да.
– Вы оставили в баре свою визитную карточку на случай, если вам будут звонить. Кто-то просит вас к телефону.
Доннер последовал за ним к телефонной будке, которая находилась за баром, и взял трубку.
– Доннер слушает.
– Это Николай. Я встречался с Гарсией. Сегодня днем Бернар оставил ему график движения конвоев в Сен-Мартен на ближайшие четыре дня. Только один полностью отвечает твоим требованиям. Он будет рано утром двадцать девятого.
– Это послезавтра.
– Правильно. Справишься?
– Нет проблем. Мы вылетаем туда завтра утром. Полковника я беру с собой.
– Прекрасно. Как тебе нравится мадемуазель Легран?
– Очень впечатляющая особа. Пожалуй, и ее стоит прихватить с с нами.
– Думаешь, она согласится?
– Возможно. Они без ума друг от друга.
– Знаешь, совсем неплохая идея.
– Почему?
– Не знаю. Что-то в ней меня настораживает. У меня уже выработался инстинкт на такие вещи.
– Тогда тебе лучше проверить ее как следует.
– Само собой. Завтра позвоню тебе в Мезон-Блан.
Доннер повесил трубку, вышел из будки и остановился, чтобы закурить сигарету. Он посмотрел на Габриель, размышляя о том, что сказал ему Белов. Красивая женщина, но в ней есть что-то большее, чем просто красота. Доннер привык небрежно обращаться с женщинами, и до сих пор у него не возникало с ними никаких затруднений. Теперь, к своему собственному удивлению, он понял, что Габриель вызывает у него восхищение и что он никогда еще не желал ни одну женщину так сильно, как ее.
Ванда, танцуя с Раулем, перехватила взгляд Доннера. Она все поняла и тихо спросила аргентинца:
– Она много значит для вас, эта леди?
– Она значит для меня все, – просто ответил Монтера.
– Тогда берегитесь его. Он привык получать то, что хочет.
Музыка смолкла. Монтера улыбнулся и поцеловал Ванде руку.
– Вы слишком хороши для него.
– Вы ошибаетесь, – грустно ответила она. – Я только для него и гожусь.
Они вернулись к столу. Подошел и Доннер.
– Я только что говорил по телефону, – сказал он, обращаясь к Монтере. – Это касается нашего с вами дела. Акция состоится в субботу, значит, завтра утром нам придется вылететь в Ланей. Я снял там старинный особняк, Мезон-Блан. Прекрасное место – тихое, спокойное.
У Монтеры упало сердце.
– Что же, если надо...
Доннер повернулся к Габриель.
– Не хотите провести пару дней на природе?
– Нет, спасибо, – ответила она.
Взглянув в лицо Монтеры, она вдруг поняла, как мало времени им осталось быть вместе. Задание, полученное от Фергюсона, совершенно вылетело у нее из головы.
Она поднялась.
– А теперь, прошу извинить нас. Я очень устала.
– Очень жаль, что вы нас покидаете, – сказал Доннер.
Слегка нахмурясь, он смотрел, как они выходят из ресторана. Потом расплатился и тоже направился к выходу, не говоря ни слова Ванде. Она поспешила за ним, едва не падая на своих высоких каблуках.