Хикмэн Трэйси. Таинственный воин

   Зал Правды был известен тем, что никто не знал, который выход ведет наружу, а который — к смерти по приказу инквизитора.
   В коридорах вращались огромные вертикальные барабаны, и выходы все время менялись местами — таким образом, судьбу человека перед троном знал лишь инквизитор... До того мгновения, когда становилось уже слишком поздно оспаривать приговор.
   Инквизитор был так же загадочен, как и эта комната.
   Трагтет сжал пальцы и задумчиво поднес их к губам, потом заговорил:
   — Продолжай, Гендрик, да смотри, ничего не упусти.
   — Д-да, господин.
   Хотя в зале без окон было холодно, Гендрик взмок от пота. Он не мог побороть свой страх.
   — Ну так вот. Галена разбудила эта женщина...
   — Pea Миирдин.
   — Да, господин, Pea Миирдин.
   — Продолжай.
   — Так вот, она расстраивалась из-за того, что ее муж, Маддок Миирдин, исчез из бараков. Похоже, прошлой ночью он плохо спал.
   — Не сомневаюсь, — пробормотал инквизитор.
   — Прошу прощения, господин?
   — Не важно. Продолжай.
   — Ну вот. Гален ответил, что он тоже плохо спал. Потом Pea спросила, не видел ли Гален ее мужа во сне.
   — Погоди-ка, — оборвал инквизитор, наклоняясь вперед. — Повтори это еще раз.
   — Pea спросила Галена, не видел ли он Маддока во сне. Я ясно это помню, потому что вопрос был очень странным. И ответ тоже оказался странным — Гален сказал, что видел его.
   Не отрывая взгляда от слуги, Траггет спросил тихо и напряженно:
   — А он не говорил, видел ли он во сне еще кого-нибудь?
   Гендрик задумался. Траггет молча ждал.
   — Нет... Нет, господин, он никого не упоминал. Они как раз собрались уходить из бараков. Мне сложно было остаться неподалеку и слушать их разговор. Эта Pea сказала, что она искала мужа по всему Саду. Гален ответил, чтобы она не беспокоилась, потому что Маддок наверняка скоро появится — они же в тюрьме, поэтому далеко он не уйдет. И как раз тут и выстроился круг.
   — Круг?
   — Да, господин, круг из безумных воинов. Они как будто явились ниоткуда — просто вышли из толпы, и вскоре Гален Арвад остался в центре пустого пространства эдак... эдак двадцати футов в поперечнике... Это важно?
   Траггет разжал пальцы на подлокотнике и потер глаза.
   — Дальше.
   — Ну вот, господин, я подобрался поближе как раз в тот миг, когда воины отсалютовали Галену Арваду мечами. И тут пришел этот Маддок Миирдин со своим мечом и начал болтать, что все они тут люди Галена, а Гален сказал — не нужны ему никакие люди. Тридцать два человека, конечно, на армию не потянут...
   — Тридцать шесть, — поправил Траггет.
   — Прошу прощения?
   — Ты хотел сказать, что их было тридцать шесть, — сказал Траггет нетерпеливо.
   — О нет, господин! Их было тридцать два... тридцать три, если считать с Маддоком Миирдином. Я прекрасно запомнил это благодаря мечам. У всех мечей были разные клинки и эфесы, но у каждого на эфесе был черный камень...
   — Что? — резко переспросил Траггет. — Черный камень?
   — Ну да, господин, а разве я об этом не говорил?
   — Блестящий черный камень на эфесе? — Траггет опять подался вперед, широко распахнув голубые глаза, его лицо вспыхнуло от гнева. — На навершье?
   Гендрик судорожно вздохнул.
   — Ну да, я помню, что сосчитал мечи, потому что они выглядели так необычно. Потом я спросил о них у оружейника, и тот сказал, что я, наверное, один из Избранных психов, потому что в оружейной не было мечей с черными камнями на эфесах. Я даже боялся, что после этого меня не выпустят из Сада.
   Гендрик тревожно смотрел на Траггета. Инквизитор снова что-то обдумывал, уставившись вдаль. Гендрика это тревожило. Он был не просто погонщиком торуска Траггета; уже несколько лет он был ушами и глазами своего хозяина на улицах и в городах, которые они посещали. По опыту он знал, что чем дольше думает инквизитор, тем дороже его раздумья могут обойтись для того, кто перед ним стоит.
   — Господин, не позволите уйти? У меня много дел... и все они связаны с вашими поручениями.
   — Умолкни, Гендрик! Я прекрасно знаю, что караваны отправятся в Энлунд только через месяц.
   — Но, господин, один из аботов сообщил вчера всем погонщикам торусков, что караваны уйдут через двенадцать солнц.
   Траггет еще раз в упор посмотрел на Гендрика. Погонщик попытался сглотнуть, но не смог — во рту у него полностью пересохло.
   — Двенадцать солнц! — воскликнул Траггет. — Это слишком рано!
   — Вот именно, господин! Поэтому я вынужден просить разрешения удалиться и немедленно вернуться к работе. Не беспокойтесь, господин, двенадцать солнц — это недолго, но караваны будут готовы всех забрать.
   Траггет нахмурил лоб.
   — Ты полностью уверен насчет мечей?
   — Разумеется, господин. Тридцать три, все с черными камнями на рукоятях... Это важно?
   Траггет откинулся на спинку трона.
   — Нет, Гендрик, это не важно, но ты хорошо справился. Сверни в правый коридор и ступай с моим благословением.
   Гендрик уставился на правый выход и заколебался.
   Траггет встал и торопливо прошел мимо Гендрика. Когда тот все-таки шагнул в коридор, инквизитор крикнул ему вслед:
   — Не беспокойся, Гендрик! Ты мне еще нужен.
 
   Когда Эдана вошла в гостиную, Траггет встал.
   — Я была на аудиенции, — пожаловалась Эдана, сердито срывая с головы священную корону Пир и бросая ее на кресло. — Зал был полон просителей! Может, они все еще там, гадают, почему я, Голос Васски, так внезапно ушла. Мне самой хотелось бы это знать!
   — Прошу прощения, мать Пир, но дело не терпит отлагательств. — Траггет стоял у большого камина, нервно сжимая руки. — Правда ли, что караван уходит в Энлунд через двенадцать дней?
   Эдана перестала расчесывать волосы, спутавшиеся из-за короны, и с любопытством взглянула на инквизитора.
   — Да, верно. Вижу, ты стал серьезнее относиться к своим обязанностям. Караван и вправду уйдет через двенадцать солнц. Такова воля Васски.
   — Воля Васски? Благословенная госпожа, двенадцать солнц — это слишком мало! — умоляюще произнес Траггет, но в его голосе звучала не только мольба, но и гнев. — Совет велел... вы сами велели... узнать, почему драконы боятся этих безумцев. Мне уже многого удалось добиться. И сегодняшний случай...
   — Беспорядки в Саду? — вскользь поинтересовалась Эдана.
   — Да. Я и не знал, что вы об этом слышали.
   — Избранные вечно сколачивают группировки, — пожала плечами Эдана, снимая церемониальную мантию и кидая ее на кресло, где лежала корона. — Они даже иногда поднимают восстания, но драконьи посохи всегда успокаивают их. А потом члены группировок погибают на войне, не успев ничего добиться. Думаешь, на сей раз что-то изменится?
   — Да. В этой истории участвовал не просто один из Избранных, а именно тот, из-за которого мы поехали на Праздник в Драконьей Глуши.
   Эдана с интересом приподняла бровь, устраиваясь в глубоком кресле.
   — Правда? И ты думаешь, он может быть человеком из видения?
   — Возможно, — с тревогой отозвался Траггет. — Я... я не уверен, но есть кое-какие доказательства его необычных способностей.
   — Доказательства? Вот как? — Эдана прищурилась. — Какие именно доказательства?
   Траггет отвернулся, нервно сцепив пальцы.
   — Мне трудно объяснить. Все Избранные, которые служат ему, носят похожие мечи. У всех мечей в рукоять вделан черный камень. До прошлой ночи у нас в оружейной не числилось таких мечей, и все-таки они существуют.
   — И ты думаешь, что этот человек...
   — Гален Арвад, — подсказал Траггет.
   — Итак, ты думаешь, Гален Арвад имеет какое-то отношение к странному оружию?
   — Да.
   — Почему ты так считаешь? — тихо спросила Эдана. Траггет развернулся и медленно зашагал по комнате.
   — Ну... д-думаю, не зря у каждого из этих в-воинов оказался такой м-меч, и все они не зря единодушно поклялись в верности Арваду. Он, несомненно, является центром этого странного происшествия.
   — Черные камни? — задумчиво сказала Эдана. — И откуда они взялись? Почему они так важны?
   — Я н-не знаю, откуда они в-взялись и з-зачем, — ответил Траггет. — Поэтому мне и нужно время! Двенадцати дней никак не хватит, чтобы узнать все, что требуется узнать.
   Эдана немного подумала.
   — Траггет, караваны отправляются в путь раньше обычного срока не по моей воле и не воле совета. Это приказ самого Васски. Армии требуется немедленное подкрепление, и тут я ничего не могу поделать. Это просто не в моей власти.
   — Я знаю, что смогу добиться успеха, благословенная госпожа, — настойчиво проговорил Траггет, — но вряд ли я сумею найти то, что нужно, всего за двенадцать солнц.
   — Не оспаривай волю Васски! Мы все — часть Пир, и все мы выполним наш долг, — холодно сказала Эдана и встала. — Меня не интересуют твои провалы и слабости. У тебя есть двенадцать дней, чтобы выяснить, что особенного в Галене Арваде, прежде чем он падет на поле брани, выполняя свой долг перед Пир. Это было в видении, Траггет, и так случится — только если ты перестанешь жаловаться и начнешь думать.
   Эдана встала и набросила на плечи мантию.
   — Нам даже суждено управлять Васской, и твоя задача выяснить, как это осуществить. Делай, что я говорю, и больше не оправдывайся передо мной.
   Она взяла с кресла корону и вышла из комнаты.
 
   — Что скажете, господин инквизитор? — неуверенно спросил мастер-камнерез.
   Траггет стоял перед колоссами, рассматривая их в свете вечернего солнца.
   Когда-то это были статуи Тона и Кела, братьев-богов — покровителей города, но теперь их головы стали другими. Король-дракон с вытянутой мордой и рогатым гребнем направлял холодный взор на запад, вдоль Триумфального проспекта.
   — По-моему, головы меньше, чем надо, — заметил Траггет.
   Камнерез явно испугался.
   — Это все из-за старых статуй, господин. Нам пришлось работать с тем камнем, который остался. Уверяю, мы действовали очень осторожно...
   — Да-да, я уверен, что в этом все и дело, — поспешно перебил Траггет. Он боялся, что если мастер снова пустится в объяснения, им не будет конца. — Вы хорошо потрудились. Можете продолжать.
   — Спасибо, господин инквизитор!
   Мастер-камнерез попятился прочь, непрерывно кланяясь. Наверняка спешил вернуться к работе, а еще больше спешил убраться подальше от инквизитора.
   Траггет продолжал смотреть на статуи. С виду он был таким же неподвижным и бесстрастным, как и громадные фигуры перед ним, однако в душе его бушевала буря, и он искал ответы на вопросы, которые едва мог уложить в слова.
   После его встречи с Эданой стены храма показались ему слишком тесными, а воздух спертым. Ему отчаянно захотелось вырваться оттуда и найти место, где можно будет подумать. Осмотр колоссов показался ему самым подходящим предлогом, чтобы немедленно покинуть храм. Не обращая внимания на фонтаны, сады и лавки внутреннего замка, он шагал, не останавливаясь, пока не миновал Ворота Завоевателей.
   И теперь на него смотрели статуи. Голова дракона на теле человека выглядела символически. Священники Нобиса утвердили изменения, заявив, что это изображает отношения между людьми и их повелителем драконом. Так будет куда лучше, сказали они, чем оставлять напоминание о былой славе человечества.
   «Голова дракона и тело человека: таков и есть Пир, — подумал Траггет. — Обескровленное и обезглавленное человечество. Мы работаем, а Васска и его сородичи думают за нас. Будущее и судьба есть у драконов, но не у человечества. Нас ждет такая же судьба, какая ждет каждое тело, — могила».
   Но Траггет тут же напомнил себе: «Только не у меня. Моя судьба — положить конец власти королей-драконов. Я видел это в пророческом дыму; моя судьба связана с могуществом безумных императоров. Так говорится в пророчестве».
   Он знал свою судьбу, но какой путь следует выбрать, чтобы ее исполнить? Движущая им мистическая сила являлась ключом ко всему, и она звала его к греху и святотатству против Пир. Ему страстно хотелось принять свою судьбу, сбежать отсюда и навсегда отвернуться от Пир и от своей вины. Но рассудок, чувство долга перед матерью и перед орденом, который дал ему все, удерживали Траггета от этого опрометчивого шага, который мог привести в пропасть.
   Ему суждена была великая судьба, но есть ли в ней место для Пир? Если драконий дым предсказал падение драконов, разве это не приведет к падению их религии? Уведет ли Траггета его дорога прочь от веры?
   Голова дракона... сердце человека. Траггет не знал, который путь избрать, но твердо знал одно: ни один из путей не приведет его к успеху, если Гален умрет прежде, чем инквизитору удастся выяснить, в чем заключается его могущество. Голова или сердце — в любом случае он должен сделать так, чтобы Гален остался в живых.

26
ЧЕРНАЯ НАДЕЖДА

   Дуинуин внезапно проснулась и быстро села, сбросив при этом на пол несколько свитков. С минуту она сидела в постели, пытаясь прийти в себя — ей казалось, будто она только что вернулась откуда-то издалека. В комнату ворвался Каван.
   — Госпожа Дуинуин, я слышал, как ты кричала!
   — Кричала? — удивилась Дуинуин.
   Она не сразу осознала, где находится, как будто мгновение назад была совершенно в другом месте. Даже знакомая комната озадачила ее.
   — Да, кричала! — Каван быстро подлетел. — С тобой все в порядке, госпожа?
   Дуинуин не слышала его, все еще размышляя над своим неожиданным возвращением из мира снов.
   Мир снов? На этот раз он казался куда более реальным, чем раньше. Она помнила, как стояла на башне Кестардиса, хотя башня находилось где-то в другом месте, среди холмов, которых она никогда раньше не видала. Низины, затянутые туманом; туман, стелющийся по полю... Какому именно полю? Она не могла толком вспомнить его. Перед ее мысленным взором все еще стояли тучи над холмами, напоминавшие морские волны. А на краю поля стоял темноволосый бескрылый человек. С ним был другой бескрылый человек, худой, с горящими глазами. Темноволосый звал ее, призывая спуститься с башни.
   У подножия башни что-то было. Ответ на ее вопросы. Конец всех ее поисков. Ключ к спасению ее народа.
   Она слетела с башни, к укрытому туманом берегу, к сверкающему сокровищу, которое могло защитить фаэри от угрожавшего им рока. Приближаясь к земле, Дуинуин силилась разглядеть сквозь дымку, что же это такое.
   И наконец она ясно увидела, что это. То был подарок ей от бескрылого человека. То была его сила, которую он ей давал. То была новая истина, к которой он ее вел.
   — Дуинуин! — Каван потянул хозяйку за левое крыло. — Ответь мне! С тобой все в порядке?
   — Ой, Каван, перестань! Конечно, со мной все в порядке! — Дуинуин рассеянно отмахнулась от эльфа; тот увернулся. — Просто я...
   И все-таки это место было ей знакомо, вдруг поняла она. Или просто очень смахивало на одно из знакомых ей мест!
   — Каван, быстрей! Мы отправляемся!
   Эльф озадаченно моргнул.
   — Отправляемся? Куда отправляемся, госпожа?
   Дуинуин уже вскочила с постели, отшвырнув при этом несколько свитков так, что те упали возле переполненного шкафа на другом конце комнаты.
   — Объяснять некогда, просто поторопись!
 
   Раньше Каван никогда не спорил с хозяйкой, но сейчас все больше начинал подумывать об этом.
   Они провели вместе много лет. Каван встретил Дуинуин, когда та училась у Искательницы Полонис, а сам он служил при дворе в свите принцессы Айслинн. Каван уже забыл, почему пролил вино на колени Дуинуин, когда Искательницу впервые представили принцессе. Возможно, Полонис что-то такое сказала, что его отвлекло, или старая карга его толкнула. Как бы то ни было, Каван не сомневался, что за такую ужасную ошибку его прогонят из залов Кестардис и он станет в своей касте безымянным^[11]. Дуинуин, однако, попросила, чтобы Кавана отдали ей в слуги, и взяла молодого эльфа к себе. С тех пор тот служил ей верой и правдой, не задавая вопросов.
   Во всяком случае, так было до сих пор.
   Дуинуин парила над волнами, ритмично набегавшими на песчаный берег и снова откатывавшими в залив Эстарин.
   Она и Каван летели над берегом к западу, оставив стены Кестардиса далеко позади. Каван предпочел бы остаться за городскими стенами, там, где безопасней. Он всегда считал, что в большом мире кишмя кишат злобные фамадорийцы всех мастей. Особенно он не доверял морю. Морской народ время от времени торговал с фаэ, но морские бродяги отличались буйным нравом и порой нападали на корабли фаэ, наплевав на все договоры.
   Каван неуверенно огляделся.
   — Госпожа, если бы ты сказала мне, что ищешь, я бы послал нескольких слуг третьего класса принести это тебе.
   — Я пойму, что именно ищу, когда найду это, Каван, — ответила Дуинуин. — Именно поэтому мы не можем никого сюда послать: я еще сама не уверена, что же ищу. Ты не потерял корзинку?
   Каван был окончательно сбит с толку.
   — Нет, госпожа, не потерял. Я только надеюсь, что она еще сгодится для твоей одежды, когда мы вернемся домой. Мы же вернемся домой?
   Дуинуин не ответила, но полетела медленней. Волны внизу окрасились в бирюзовый цвет. Каван запросто мог разглядеть дно, будто смотрел в дворцовый бассейн. Море казалось чистым и не очень глубоким. Никого из морского народа он не видел, но никогда нельзя угадать, когда вдруг появится кто-нибудь из них. Каван слышал, что в воде они передвигаются очень быстро. Берег был недалеко — и все-таки слишком далеко, чтобы можно было чувствовать себя спокойно.
   — Госпожа, мне кажется, нам лучше вернуться... Дуинуин?
   Искательница остановилась. Она повисла над морем на высоте взмаха крыла, глаза ее были широко распахнуты, на губах играла улыбка.
   Внезапно она сложила крылья.
   Каван ярко засветился.
   — О нет! Дуинуин!
   Фаэри врезалась в воду.
   Каван отчаянно и безнадежно порхал вокруг того места, где она упала. Вода под ним теперь бурлила, вспенившись и став непрозрачной, и он не мог разглядеть в ее глубине фаэри.
   — Дуинуин! Дуинуин!
   Бурлящая поверхность моря начала успокаиваться, и Каван наконец сумел различить тень в глубине бирюзовых вод, испещренных белыми пузырьками. Эльф тревожно огляделся, ища, как бы выручить Дуинуин, но ничего не смог придумать.
   Зачем она это сделала? Каван весь дрожал от беспомощного гнева. Он был уверен, что его госпожу никто не ранил и не сбил. Может, она больна или ее отравили? Надо было раньше спросить, все ли с ней в порядке! Следовало быть внимательнее, сразу выспросить, что она ищет, может, тогда...
   Поверхность воды почти успокоилась, и Каван в смятении увидел темный силуэт у самой поверхности.
   И тут вода словно взорвалась. Каван взмыл вверх, чтобы не попасть в фонтан брызг.
   Дуинуин встала по плечо в воде. Ее белые волосы слиплись и свисали между крыльями, сами крылья тоже обвисли за спиной, а концы их распластались по воде. Искательница изо всех сил откашливалась и плевалась.
   — Каван... надо не... забывать выдыхать... носом, пока я... под водой, — выдавила она.
   Каван пришел в бешенство.
   — Так вот что за новую истину ты обнаружила, госпожа? Мы прилетели сюда, чтобы выяснить, как тонуть?
   Дуинуин улыбнулась, все еще откашливаясь.
   — Нет, Каван, мы пришли, чтобы собрать вот это.
   Искательница подняла три темных предмета.
   — Это самые безобразные штуки, какие я когда-либо видел, — ответил Каван, а фаэри никогда не лгут и не преувеличивают. — Что это?
   Дуинуин осмотрела свою находку. С точки зрения фаэри эти предметы и впрямь казались безобразными. Обычно фаэ ценят все проявления природы — но неправильной формы, покрытые грубой коркой диски больше всего напоминали грязные мокрые камни.
   — Это новая истина, Каван, — с улыбкой ответила Дуинуин и бросила их в корзинку Кавана. — И там их еще много.
   — Много? — встревожено повторил Каван.
   Дуинуин зажала нос левой рукой и снова скрылась под водой, оставив за собой водоворот пузырьков.
   — Много — это сколько? — крикнул Каван ей вслед.
   В ответ он услышал только звук лопающихся пузырьков.
 
   Дуинуин ворвалась в свои комнаты.
   Ее мокрые крылья беспомощно обвисли, белые волосы, покрытые морской солью, падали на глаза. Свободного покроя платье плотно облепило тело, подол запачкался во время долгого пути обратно к Кестардису.
   Дворцовые гвардейцы, которые с трудом подняли Дуинуин в ее комнаты, ясно дали понять, как скверно от нее пахнет.
   Но уже давно она не чувствовала себя такой счастливой.
   — Госпожа, — сказал ужасно удрученный Каван, едва удерживая на весу тяжелую корзинку. — В коридоре собираются слуги, они все в ужасе от твоего вида.
   Дуинуин пошла в спальню, вода с ее платья стекала на замусоренный пол.
   — Тогда закрой дверь, и им не придется на меня смотреть.
   Каван, как всегда, быстро послушался и решительно захлопнул дверь прямо перед носом у неодобрительно заглядывавших в комнату королевских слуг.
   — Теперь они ничего не увидят, но я сомневаюсь, что они будут молчать. Что мне делать с этими... кстати, что это за штуки?
   — Ракушки, наверное. Ну, мне так кажется, — отозвалась Дуинуин из спальни. — Просто поставь корзинку на стол.
   Каван оглядел неприбранную захламленную комнату.
   — На какой стол?
   — На тот, большой, у окна.
   — Там нет места, — ответил Каван.
   Ему казалось, что во всей комнате просто некуда пристроить корзинку.
   — Да, и вправду, — ответила Дуинуин, выходя из спальни уже в удобном поношенном халате.
   Она окинула быстрым взглядом свалку на столе и сняла с него большую пачку книг. Потом передвинула ногой несколько стоящих рядом ящиков, чтобы освободить для этих книг место.
   — Хотелось бы мне, чтобы ты позволила слугам здесь убираться, — буркнул Каван.
   — Знаю, что тебе бы этого хотелось, — ответила Дуинуин, продолжая освобождать стол, — но после того, как они уберутся, разве я смогу что-нибудь найти?
   — А разве сейчас ты что-нибудь находишь? — отозвался Каван.
   — Ну вот. — Не обратив внимания на это замечание, Дуинуин с довольным видом уселась за стол. В окно за ее спиной лился свет полуденного солнца. — Поставь ее вот здесь, передо мной.
   Эльф поставил корзинку и плюхнулся на стопку оставшихся на столе книг. И у моря, и на обратном пути к городу ему казалось, что корзинка становится все тяжелей. И силы, и терпение Кавана были на исходе.
   — Мне нужен нож, — пробормотала Дуинуин, доставая из корзины первую уродливую раковину.
   Несмотря на наросты, раковина была прекрасна в своей симметрии, и Искательница не сомневалась, что внутри ее что-то есть. — Каван?
   — Да, госпожа, — устало отозвался эльф.
   — Ты не мог бы принести нож? — повторила она.
   Фраза была вопросительной, но интонация Дуинуин — нет.
   — Да, госпожа, сейчас.
   Каван вздохнул, спорхнул с книг и вылетел за дверь. Распахнув ее, он увидел нескольких переговаривающихся шепотом слуг. Когда Каван пролетел мимо, они удивленно отпрянули и тут же устремились прочь, словно спешили по важным делам.
   Глядя на закрывшуюся дверь, Дуинуин улыбнулась. Пусть себе подсматривают и болтают. Она была истинной Искательницей, и она обнаружила новую истину.
   Творилось нечто необыкновенное, нечто, с чем она еще ни разу не сталкивалась в поиске древних истин. Именно к этому она стремилась всю жизнь, в том заключалось ее предназначение: в открытии новых истин.
   Дуинуин снова принялась осматривать заросшую раковину. Она увидела тонкую линию там, где смыкались створки. Дуинуин не сомневалась: линия проходит на стыке двух створок — и это взволновало ее. Ведь она не вычитала эту истину в книгах или свитках, не узнала путем экспериментов и проб; истина явилась к ней помимо всякого опыта.
   «Возможно, такое знание также является новой истиной», — подумала она.
   Когда Каван вернулся в комнату, сквозь полуоткрытую дверь Искательница заметила, что снаружи толпится еще больше народу. Каван явно был рассержен, его свечение приобрело красный оттенок.
   — Я сказал слугам, что тебе нужен нож, — объявил он возмущенно. — Одни из них испугались, что ты захочешь себя убить, а другие — что не захочешь. Так или иначе, они охотно согласились дать мне нож.
   — Как мило с их стороны, — заметила Дуинуин с озорной усмешкой.
   Она взяла оружие — им оказался кинжал одного из гвардейцев — и положила ракушку на полированную деревянную крышку стола. Наклонившись, аккуратно вставила клинок между двумя створками и стала водить им взад и вперед. Потом повернула лезвие и раздвинула половинки.
   — Госпожа! — воскликнул Каван, резко отпрянув. — Что это такое?!
   Из открытой раковины на стол пролилась блестящая белая слизь. Внутренняя сторона одной половинки раковины переливалась всеми цветами радуги, в нижней все еще оставалась густая жидкость.
   Дуинуин наклонила голову к плечу, потом опустила палец в жидкость и поднесла его к губам.