Хикмэн Трэйси. Таинственный воин

   Внезапно Дуинуин резко выпрямилась. Гвардейцы быстро вспорхнули с гондол и бесшумно полетели между деревьями.
   — Мы остановились? — спросила Айслинн. — Уже прибыли?
   — Нет, ваше высочество, не прибыли. — Дуинуин встала и поспешила в переднюю часть гондолы. — Аши! Эмли!
   Дриады появились из-за деревьев.
   — Почему мы остановились?
   Аши ответила первой:
   — Это из-за деревьев, Искательница...
   — Они спят, — вставила Эмли.
   — И не хотят просыпаться! — закончили обе дриады в один голос.
   — Как странно, — заметила Айслинн.
   В этот миг из-за деревьев торопливо вылетел Дейтон.
   — Мы должны немедленно покинуть лес.
   — Но каким образом, капитан? — спросила Дуинуин.
   — Мы уже недалеко от его края, а сразу за лесом — Киен Веррен. У нас хватит сил туда долететь.
   — Нет, капитан! Мне нужны мои вещи.
   — При всем моем уважении, Искательница, — резко заявил Дейтон, — жизни фаэ важнее вашего комфорта, который...
   — Дейтон, от этого, как ты говоришь, комфорта зависит очень многое, куда больше, чем ты можешь себе представить! Мы должны найти способ...
   Листья зашуршали.
   Гвардия фаэри немедленно окружила «ночных скакунов». Гвардейцы вытащили из ножен длинные тонкие мечи.
   — Жемчужное ожерелье на тебе? — торопливо поинтересовалась Дуинуин у принцессы.
   — Не знаю, зачем тебе нужно, чтобы я его носила, — ответила Айслинн, надув губки. — Жемчужины ужасно большие, и их цвет плохо сочетается с цветом моей кожи...
   — Оно на тебе? — резко перебила Дуинуин.
   Айслинн моргнула, еще шире распахнув и без того огромные карие глаза.
   — Да, конечно. А что?
   Толстый ковер листьев внезапно взметнулся вверх. Тишина леса сменилась какофонией воплей.
   — Сатиры! — вскрикнул Дейтон. Оттолкнувшись мощными задними ногами, взрыв копытцами мягкую лесную землю, сатиры прыгнули к «ночному скакуну». Ноги и спина этих созданий были сплошь покрыты шерстью, безволосая кожа имела цвет красной глины. Сатиры были всего трех-четырех футов ростом, но их яростных атак боялись даже гораздо большие по размерам существа. Их могучие руки могли разорвать на части кого угодно. У сатиров были черные глаза под кустистыми бровями, на голове торчали короткие крученые рожки.
   Сатиры бросились на «ночного скакуна» со всех сторон, но гвардейцы фаэри, вооруженные мечами, действовали быстро. Сверкающие дуги клинков беспощадно рассекли атакующий строй. Но все-таки несколько нападавших оказались внутри круга гвардейцев, а некоторые фаэри уже боролись с силачами, стащившими их на землю.
   Однако гвардейцы держались.
   Когда первая атака сатиров была отбита, они отступили — но ненадолго. Издавая вопли, перемазанные кровью лесные создания вновь и вновь кидались в бой. Гвардейцы каждый раз слегка отступали, а потом снова оттесняли атакующих сатиров. Но эти твари двигались так молниеносно, что поразить их было очень нелегко. Победить в столкновении не могла ни одна сторона.
   — Что же нам делать? — взвизгнула Айслинн.
   Дуинуин в отчаянии затрясла головой. Она ведь Искательница! Что она могла сделать? Что?
   Воздух прорезал новый звук, еще более страшный, чем крики сатиров, прозвучавший совсем рядом.
   Стрела внезапно пролетела в нескольких дюймах от лица Дуинуин и с невероятной силой врезалась в борт.
   Воздух наполнило гудение, и смертоносные стрелы заколотили по корпусу гондолы, как частый град. Они мелькали над бортами с такой скоростью, что их едва можно было рассмотреть.
   Лежа на дне гондолы, Дуинуин потянула Айслинн вниз, к себе.
   — Ой, ты делаешь мне больно! — вскрикнула Айслинн.
   От ударов стрел гондола тряслась и дрожала. Дуинуин слышала крики раненых и звон металла, ударяющего в корпус. Ей страстно хотелось узнать, что происходит, но она не осмеливалась приподнять голову, чтобы выглянуть.
   Внезапно кто-то, весь в крови, перелетел через планшир и тяжело приземлился рядом с ними.
   Айслинн закричала.
   Это был Дейтон, с покрытым уже подсохшей кровью лицом, сжимавший окровавленный меч.
   — Лучники-кентавры! — крикнул он. За шумом битвы едва можно было расслышать его голос. — Сатиры нарочно нас отвлекли, а теперь кентавры убивают нас по одному!
   Стрелы снова прорезали воздух над планширом гондолы. Дейтон прижался к палубе, потом снова отрывисто заговорил:
   — Нам надо лететь! Гвардия готова. По моему сигналу мы взлетим, и гвардейцы окружат корабль, пока он будет набирать высоту. Это даст нам время, чтобы убраться подальше.
   — А мои вещи, мои книги, что будет с ними?! — крикнула Дуинуин.
   — Здесь мы все погибнем! — неумолимо ответил Дейтон. — Только в полете у нас есть шансы уцелеть. Если сможем, вернемся потом за вашими вещами.
   — Нет! — яростно закричала Дуинуин. Одним движением она выхватила меч у опешившего капитана и вскочила.
   Мимо нее свистели стрелы. Краем глаза она мельком заметила, как в лесу мечутся темные силуэты. Сатиры при виде ее снова завопили; вид женщины фаэри разжег в них животную похоть. Дуинуин увидела, что несколько гвардейцев неподвижно лежат на земле, но сейчас она не думала о них.
   Балласт гондолы висел на канатах за бортом. В отчаянии и страхе Дуинуин взмахнула мечом, держа его обеими руками. Страх прибавил ей сил, и хотя ее удар попал не туда, куда она целилась, все же достаточно близко. Потом она ударила еще раз.
   — Госпожа Искательница! — крикнул Дейтон с палубы «ночного скакуна». — Что вы делаете?!
   Айслинн в молчаливом изумлении глядела на нее широко раскрытыми глазами.
   Канаты лопнули. Один за другим упали балласты, удерживавшие «ночного скакуна» у земли. Гондола с минуту качалась, накренившись в ту сторону, где еще висел последний балласт. Дуинуин снова взмахнула мечом.
   Гондола резко дернулась, Искательница потеряла равновесие, отчаянно захлопала крыльями и наконец снова опустилась на палубу «ночного скакуна».
   Облачный корабль понесся вверх. Освободившись от балласта, поднялся над спящим лесом Оукэн и величественно взмыл в темнеющее небо.
   Небо было их спасением. Фамадорийцы не умели отрываться от земли. Небо сулило безопасность и укрытие — и теперь «ночной скакун» поднимался все выше и выше.
   Дуинуин внезапно осознала, что, возможно, перестаралась. Она с удивлением смотрела, как под кормой «ночного скакуна» скрылись вершины леса. Закатные сумерки становились все темнее, в небе появились яркие звезды. На юге простиралось огромное море Ке'Дунадин. Повернувшись, Искательница увидела на северо-западе темные холмы Сендраль. Далеко на северо-востоке, за краем леса, чернела долина Шезрон.
   Дуинуин снова обернулась и посмотрела вниз, на берег. Вскоре меньше чем в миле отсюда она разглядела большую башню Киен Веррен, ясно видную на фоне освещенного закатным солнцем сверкающего моря.
   — Мы были совсем близко! — изумленно пробормотала она.
   — Гвардейцы, — сказал Дейтон, заглянув через борт.
   Гвардейцы растерялись было, когда «ночной скакун» внезапно взмыл вверх, но потом с радостью покинули смертельно опасную землю. Те, кто мог лететь, устремились вверх, чтобы защитить принцессу, как того требовала присяга.
   Только теперь Дуинуин заметила, что крылья капитана разорваны в клочья. Он не смог бы взлететь с ними, хотя и отдал такой приказ остальным. Из его ран текла кровь, собираясь на палубе в темную лужу. Дуинуин задумалась, а знал ли он, насколько сильно ранен; потом поняла, что, скорее всего, знал.
   Внезапный порыв ветра развернул «ночного скакуна», и Дуинуин невольно схватилась за борт. Ветер быстро нес их на восток, мимо леса Оукэн. Оставшиеся гвардейцы все еще спешили за ними, отчаянно пытаясь нагнать своего капитана и принцессу.
   Дуинуин заметила какое-то движение внизу, на земле, пригляделась и поняла, что это скачут кентавры, сжимая в руках луки.
   «Они знают, что рано или поздно мы спустимся, — подумала Дуинуин. — Они преследуют нас по пятам. Даже фаэри не могут улететь слишком далеко».
   — Мы перестали подниматься, — тяжело дыша, мрачно сказал капитан. — Мы опускаемся.
   — Почему? — спросила Дуинуин, оглядев «ночного скакуна».
   Почти сразу она нашла ответ на свой вопрос. Передний хрустальный шар треснул — должно быть, в него попала стрела.
   Кентавры по-прежнему скакали за ними. Дуинуин тяжело вздохнула. Похоже, им с Айслинн все-таки придется лететь к башне самим.
   — Айслинн, — окликнула Дуинуин спокойно, — как ты думаешь, ты сумеешь долететь до башни?
   — Я не знаю... — отозвалась принцесса. — Наверное, если иначе никак нельзя...
   — Нельзя. — Дуинуин повернулась и печально посмотрела на лежащего у ее ног раненого гвардейца. — Капитан, я...
   — Вам надо лететь! — сказал Дейтон и улыбнулся. — Мои люди позаботятся обо мне, а потом я позабочусь о вас.
   — Дуинуин, подожди! — воскликнула Айслинн. — Смотри! Ты только посмотри на замок!
   Дуинуин повернулась и изумленно ахнула.
   Со двора замка взмывали вверх крылатые фигуры.
   — Гарнизон замка! — с облегчением вздохнул капитан, посмотрев поверх борта. — Они увидели нас! Благословенна будь Мать Лощин!
   — Мы здесь, мы здесь! — громко закричала Айслинн, размахивая руками. — О, Дуинуин, может, мне полететь к ним навстречу и поблагодарить их? Они такие замечательные, такие храбрые!
   Лицо Дейтона внезапно исказилось, а в глазах мелькнули изумление и страх. Он попытался встать, но снова тяжело опустился на палубу, не в силах даже удержать меч.
   — Не может быть!
   — Их крылья! Они не такие, как у нас! — задыхаясь, выпалила Дуинуин. — Это новая истина, новая и ужасная!
   Остатки гвардейцев окружили корабль и обнажили мечи. Они очень устали, но были полны решимости дать последний бой. Хотя каждый из них знал, что им не победить.
   Айслинн присела за спиной Дуинуин. Больше спрятаться было негде.
   Десять летучих фаланг окружили «ночного скакуна» со всех сторон. Узкие алебарды сверкали в лучах закатного солнца. Крылья шумно били по воздуху, и звук этот казался Дуинуин гласом самой судьбы.
   — Крылатые фамадорийцы! — донесся сквозь какофонию сдавленный голос Дейтона. — Невероятно! Этого просто не может быть!

29
СИМПАТИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ

   — Невероятно! — воскликнула потрясенная Pea.
   — Так сказал меч, — отозвался Гален.
   Голос его дрожал, хотя юноша пытался овладеть собой.
   Ему пришлось порядком потрудиться, чтобы встать рядом с Pea и Маддоком. Бойцы их группы только что закончили выступление и теперь, залитые потом, сидели на каменном бортике арены, жадно глотая воздух.
   — Никто, абсолютно никто не возвращается с этих войн, — тяжело дыша, продолжал Гален. — Каждую осень сюда привозят Избранных, несколько недель обучают, а потом снова грузят на торусков. Нас должны отвезти в какое-то место под названием Энлунд, где состоится битва.
   — А потом?
   — Потом... потом мы умрем.
   Pea покачала головой.
   — Сущая бессмыслица. Ты говоришь, что война идет больше ста лет?
   — Больше четырехсот, если верить мечу, — ответил Гален.
   — Это невозможно! Мы воюем? С кем и зачем? Столько лет, столько погибших — и до сих пор никто не победил? — Pea говорила все более взвинчено, едва поспевая за ходом своих мыслей. — И на обучение воинскому искусству отводится всего несколько недель? Ерунда! Даже самым упорным воинам на это требуются месяцы, не говоря уж о группе... о группе...
   — Группе кого, Pea? — поинтересовался Гален.
   Pea замолчала на миг, задумавшись над собственными словами. Потом посмотрела в глаза Галену и ответила:
   — Группе людей, сознания которых коснулось нечто непостижимое. А может, не только коснулось, но и искалечило его.
   — Но нас и вправду готовят к войне! — убежденно проговорил Гален, показывая на арену.
   Две следующих группы уже вышли на окровавленный песок и обменивались ударами.
   — Да, но к какой войне? Ты только взгляни на них! — сказала Pea раздраженно. — Послушай, Гален, мы с Маддоком родом из селения на северном берегу Драконьей Глуши. Мой отец служил в тамошнем гарнизоне. Вы, родившиеся на берегу Чебона, мало знаете о тех краях. Иногда головорезы с Ворднары, набравшись наглости или с перепоя, являются в залив Индрахолм и нападают на наши деревни. С позволения Пир у нас есть свои гарнизоны, которые отбрасывают рейдеров обратно в море, пока те не протрезвеют и не оставят нас в покое. Я видела, как тренируются воины этих гарнизонов, Гален, видела, как они сражаются. Все это, — она махнула рукой в сторону арены, и ей пришлось кричать, чтобы ее можно было расслышать за воплями толпы, — полная чепуха! Нас обучали только самым элементарным приемам! Некоторые из них кажутся сложными, но в бою от них мало толку. Все эти трюки годятся только для труппы бродячих артистов, но не для настоящего боя. Может, меч тебе солгал?
   — Не думаю, — ответил Гален, покачав головой. — Он злой, но кажется вполне искренним... И чем это я занимаюсь, право слово? Убеждаю тебя в правдивости моего меча. Наверное, я и впрямь свихнулся.
   Маддок, спокойно сидевший рядом с Pea, внезапно повернулся к ним. Глаза его были ясными и осмысленными.
   — Нет, Гален, ты не свихнулся, просто ты думаешь не так, как другие, и знаешь то, чего они не знают. Ты всю жизнь видел, трогал и познавал реальность, но ты ошибался, вот и все. Все мы ошибались. То, что казалось нам истинным, было просто метафорой. Мы жили во сне, в прекрасном сне, но теперь сон и реальность переплелись, и кому-то из них суждено проснуться.
   — Метафора? Pea, о чем он говорит?
   — Не знаю, — ответила Pea. — Маддок, ты меня слышишь?
   — Конечно, я слышу тебя, Pea. — Маддок ласково улыбнулся. — Я так по тебе соскучился, что решил прийти и навестить вас обоих.
   — Да, муж мой. — Pea, улыбаясь, прильнула к его груди. — Я тоже по тебе скучала.
   Маддок нежно ее обнял.
   — А я по тебе, любимая. Но у меня мало времени, а я хочу все объяснить прежде, чем проснусь.
   Гален нахмурился. О чем говорит этот безумец? Pea кивнула и нехотя отодвинулась.
   — Маддок, о чем ты?
   Старик улыбнулся в лохматую бороду.
   — Мне обязательно надо побеседовать с Галеном. Мы теперь закадычные друзья! Мы вместе прошли по кровавым полям. Я был там, когда Гален избрал Круг братьев, выкованный его волей, и теперь эти воины называются Секретным кругом братьев, выкованным...
   — Да-да, мы поняли, — нетерпеливо перебил Гален.
   — Разумеется, — тут же кивнул Маддок. — Еще раз извини за такое название, Гален. Я все еще пытаюсь придумать что-нибудь получше. Такое длинное вряд ли многие запомнят.
   — Послушай, — Гален наклонился к нему, чтобы за ревом толпы его не мог услышать никто, кроме собеседника, — тех воинов создала крылатая женщина, а не я! И это было во сне, а не здесь.
   — Конечно, так и есть, — вежливо улыбнулся Маддок. — Здесь метафора, там реальность.
   Pea удивленно приподняла брови.
   — Что? — Гален недоуменно покачал головой.
   — Силы заката связаны с этим миром, Гален, — сказал Маддок спокойно и не спеша, будто объясняя что-то неразумному ребенку. — То, что происходит там, — это метафора того, что творится здесь. Это перевод значений и символов. Ты дал крылатой женщине набор символов, а она в ответ дала тебе другой, и силы заката наделили эти символы могуществом. Значения этих символов в нашем мире — часть языка, связанная с метафорой.
   — Что такое метафора? — спросил Гален, все еще не понимая.
   — Метафора — это вроде... Метафора — это вроде... — Внезапно Маддок начал хихикать. — Здорово сказано, Гален! Метафора — это вроде!
   Гален встревожено поглядел на Маддока. Pea потянулась к нему.
   — Маддок! Пожалуйста, успокойся!
   Маддок встал. Он хохотал все громче и громче и вдруг закричал, перекрывая голоса воинов вокруг.
   — Метафора — это вроде! Метафора — это вроде! Метафора — это вроде!
   Вскоре некоторые люди в толпе присоединились к нему, распевая во все горло:
   — Метафора — это вроде! Метафора — это вроде!
   — Pea! Останови его! — крикнул Гален.
   — Маддок! Маддок, пожалуйста, перестань! Ну пожалуйста! — Pea отчаянно тянула безумца за руку. — Гален, помоги! Мне его не остановить! Монахи уже обращают на нас внимание! Помоги мне!
   Гален видел монахов Пир на верхних скамьях над ареной; у каждого из них был посох с Оком Васски. Гален слишком хорошо понимал, что случится, если Око будет обращено к нему. Он уже чувствовал, что монахи начинают подозревать неладное.
   Оттолкнув Pea, он схватил Маддока за рубашку и занес сжатый кулак.
   И тут его оглушил дикий гвалт. Все мечи в руках сражающихся Избранных что-то ему кричали. Перед глазами Галена вспыхнули разноцветные пятна, а потом он провалился в бездонный темный колодец.
 

   За моей спиной высятся башни Цитадели Васски. Они мне хорошо знакомы, хотя сейчас сильно изуродованы. Их камни едва держатся, и башни эти куда ниже, чем запомнились мне. Их окна и двери остались такими же, как раньше, но все равно башни выглядят не так величественно, как прежде. Сам Храм теперь имеет только два этажа, он сильно покосился.
   Я прохожу мимо небольших домов, неся длинные выбеленные бревна, и по очереди подпираю каждое из строений. Стены города тоже грозят обвалиться, поэтому я тороплюсь подпереть и их.
   Тут опасно. Я слышу ужасный вой демонов, танцующих за городскими стенами. Я боюсь, что они ворвутся внутрь и принесут беду. Моя жизнь закончится, если они пробьют городскую стену.
   Я останавливаюсь у подножия Храма. За ним вздымается огромная башня, башня Васски, тоже сильно покосившаяся. Я подпираю ее еще одним бревном.
   Башня, слегка качнувшись, встает прямо. Подняв голову, я вижу свет в самом верхнем ее окне. Кроме этого света, в городе не горит ни одного огня.
   — Любопытно, не правда ли?
   Голос знаком мне до боли.
   — Да, любопытно, — отвечаю я.
   Рядом со мной снова стоит тот самый монах Пир в одеянии с капюшоном. Он откидывает капюшон и проводит рукой по волосам цвета соломы.
   — Мы с тобой гуляем по странным местам. Но я рад, что встретил здесь тебя.
   — Я тоже рад твоей компании, — отвечаю я. — Мне нужна твоя помощь. Демоны пытаются прорваться в город. А я вот подпираю дома и городские стены.
   Я протягиваю ему длинное белое бревно, но монах пятится.
   — Я подпираю стены, сколько себя помню... Слишком долго. Ты сам не знаешь, о чем просишь.
   Я непонимающе мотаю головой.
   — Гален, — тихо говорит монах, — всегда опасно слишком внимательно вглядываться в свое прошлое.
   Я смотрю на бревно у себя в руках.
   Это вовсе не ствол дерева. Это кость, человеческая кость. Я быстро бросаю ее и оглядываюсь по сторонам.
   — Кто это был? Чьи это кости? — спрашиваю я умоляюще.
   Монах вздыхает.
   — Это были воины. Избранные. Именно их кровь течет рекой каждую осень, пока от них не остаются лишь кости, которыми можно подпирать стены и дома города. Мертвецы столетиями удобряли здешнюю землю. Они уносят свои секреты в могилу прежде, чем научатся говорить.
   Меня ужасают его слова.
   — Избранные!
   Монах кивает.
   — Великая армия Васски, которая отправляется в поход каждую осень, чтобы никогда уже не вернуться.
   — Нет! — говорю я.
   Перед моим мысленным взором, как призрак из прекрасного прошлого, встает лицо Беркиты. Я не могу сдаться, я должен бороться, если не ради себя, то ради нее.
   — Если я умру, то умру не за этот готовый рухнуть город, не ради удовольствия Васски или вашего драгоценного Пир Драконис! У меня своя жизнь, и я вам ее не отдам!
   Монах сильной рукой хватает меня за плечо.
   — Мне не нужна твоя жизнь, Гален! Я хочу помочь тебе... тебе и твоим друзьям, но и мне нужна твоя помощь. Я, как и ты, угодил в ловушку! Может, за мной не наблюдает Васска, меня не. держат под стражей в Саду, но я тоже в плену.
   — В плену? Ты? — усмехаюсь я. — Что может удержать в плену монаха Пир?
   —Вот что! — шипит он в ответ, и лицо его искажается от боли. Он раскидывает руки, охватывая одним жестом весь странный и ужасный мир, который нас окружает. — Вот что! Это ужасное и прекрасное, безумное место! Я ненавижу его, Гален. Ненавижу всеми фибрами души! Это мой грех против Васски, против всего, что я считал святым и истинным. Оно разрушает мою жизнь, ты понимаешь?
   —И ты еще спрашиваешь? — отзываюсь я с горечью. — Мне самому такие сны не приносят ничего, кроме боли.
   — Да, верно! — говорит монах настойчиво и смотрит на меня понимающими голубыми глазами. — И мне тоже. Но все-таки...
   — Все-таки? — повторяю я.
   — Все-таки в нем есть что-то привлекательное! — Монах вдруг обнимает себя за плечи, потом растирает предплечья, будто ему холодно. — Оно зовет меня, что-то шепчет мне, оно не хочет меня отпускать. Его щупальца оплетают мой разум, и с этим ничего нельзя поделать. Оно зовет меня, приглашая уснуть. Оно соблазняет меня. Я люблю его. Я ненавижу его. Оно поглощает меня и рано или поздно уничтожит, точно так же, как война уничтожит тебя, Гален.
   — Значит, мы оба обречены?
   —Нет, надежда есть, именно поэтому я тебя и искал.
   Монах подходит ближе и говорит очень тихо, а я гадаю, кто, по его мнению, может нас услышать.
   — У меня было видение. Если я помогу тебе сбежать из Сада — выведу из города и верну тебе прежнюю жизнь, которую ты потерял, — ты поможешь мне?
   —Конечно! — киваю я, не скрывая удивления. — Но как я смогу...
   — Ты согласен?
   —Конечно согласен! — поспешно отвечаю я.
   — Отлично! — говорит монах и пожимает мне руку. Потом снова смотрит вверх. — Как думаешь, она ждет нас там?
   —Не знаю, — отвечаю я осторожно.
   — Ну, есть только один способ это проверить.
   Монах пожимает плечами и входит в дверь замка.
   На секунду я задумываюсь — меня интересует не только светящееся окно высоко над нами, но и этот человек, который по-дружески общается со мной во сне, но не признает меня, когда я бодрствую. Кто он такой, почему бродит вместе со мной по этому странному закатному месту? В голове моей отдаются эхом его слова: «Помоги мне, а я помогу тебе».
   Я вхожу в дверь вслед за ним.
   Замок вдруг меняется. Только что он был маленьким, но теперь кажется огромным. И нигде не видно ни одной лестницы.
   Высоко над нами парит крылатая женщина.
   — Скажи, как тебя зовут? — спрашиваю я монаха.
   Он криво улыбается.
   — Зови меня... друг.
   — С удовольствием, — отзываюсь я. — Но у тебя ведь есть имя, правда?
   —Есть, — отвечает он и, повернувшись ко мне, впивается в мое лицо голубыми глазами. — И я обещаю открыть его тебе, когда настанет время. Я держу его в тайне как ради своего блага, так и ради твоего. Тебе понятно?
   —Нет, — отвечаю я. — Но ничего страшного, переживу.
   Монах смеется.
   — В том-то и дело, чтобы мы оба нашли способ это пережить. Как думаешь, как нам подняться наверх?
   Теперь улыбаюсь я.
   — Я скажу тебе, когда настанет время.
   Мысленно я призываю ветер, и внезапно его порыв подхватывает меня с земли. Я взмываю вверх, оставляя друга-монаха внизу, и вскоре уже парю рядом с крылатой женщиной.
   Она печальна. На ее темном лице написаны тревога и боль. Осмотревшись, я вижу, что вся верхняя часть башни обита решетками из кованого железа. На железных перекладинах устроились вороны, они теребят крылатую женщину острыми клювами и рвут ее одежду.
   Она смотрит на меня умоляюще и вдруг открывает рот, собираясь заговорить!
   Я быстро прижимаю палец к губам, предупреждая ее, чтобы она молчала. Похоже, она понимает меня, потому что не произносит ни звука.
   Я оглядываюсь, внимательно изучая железные решетки. Я ищу метафору, толком не понимая, что это такое.
   Вдруг ко мне приходит озарение, яснее всех предыдущих, и я понимаю, что надо делать. Я протягиваю руку и, схватив решетку, тяну ее к себе. Она быстро нагревается у меня в руках, становясь гибкой.
   И тогда я начинаю лепить из железа, отрывая от него все новые куски. Я сплетаю длинные железные прутья в огромный шар — это клетка для защиты от птиц, которые угрожают крылатой женщине.
   Я протягиваю ей клетку, и, к моему удивлению, она берет ее и благодарно склоняет голову. Клетка, которую я сделал, исчезает, а вместе с ней и вороны. Женщина берет меня за руку и тянет вверх, сквозь оставшиеся решетки, на вершину башни.
   Мы стоим под кроваво-красным солнцем. Лучи его ужасны: жар обжигает нас, свет слепит. Я отступаю, но крылатая женщина протягивает руку и снимает солнце с неба. Она разрезает ужасное солнце пополам, словно апельсин. Засунув руку внутрь светила, она вынимает оттуда темную бездну и протягивает мне.
   Я держу в руке семя тьмы, пронизанное пурпурными молниями. Пока я его держу, солнце остывает и больше меня не слепит.
   Крылатая женщина возвращает светило обратно на небо. Его красные лучи простираются по всему небу и слегка тускнеют за тучами на горизонте. Из туч слепляется голова великого дракона. Солнце вдруг гаснет, нас обволакивает темнота.
   Я медленно лечу вниз, к подножию башни, где меня ждет монах.
   — Научи меня это делать, — говорит он в наступившей темноте.
   — Обязательно, — обещаю я осторожно, — когда настанет время.