— Они поймали Кису, и Элхар знает, что я это знаю. Но я не должен был знать. Я не знаю, откуда это знаю. Он собирается убить меня!
   Потом что-то прервало их контакт. Арру и Керидена выбросило из транса, словно обломки корабля на берег. Они смотрели друг на друга, тяжело дыша. Оба были очень бледные.
   — Он умер? — спросил Кериден.
   — Я думаю, мы бы почувствовали это, — ответила она.
   — Что будем делать? Попробуем еще раз?
   Зрение Арры затуманилось видением будущего: Элхар с ножом, девочка Киса и Филин, напуганный и беспомощный.
   — Попозже, — сказала она дрожащим от ужаса голосом. — Мы ему понадобимся.

Глава двадцатая
КАТАСТРОФА

   Филин задохнулся и пришел в себя от потока холодной воды. Он лежал на каменном полу в одной из верхних галерей. Над ним нависал Элхар, держа в руке пустую миску. Его глаза горели местью. Цитанек сидел на корточках рядом с ним, пытаясь защитить его, а Минцера наблюдала за всем этим.
   — А теперь, — прорычал Элхар, — объясняй.
   Филин с трудом двигался, он казался совсем растерянным и беспомощным.
   — Что я должен объяснить? — спросил он смиренно. К горлу подкатывала тошнота.
   Слова телохранителя были пронизаны сарказмом.
   — Можешь для начала объяснить, откуда ты узнал, что твоя подружка Киса в беде, и как ты можешь в деталях описывать место, где ее содержат.
   Воспоминания и страх вернулись. Филин боролся с захлестывающим его ужасом, пытался думать, найти какое-нибудь объяснение, чтобы удовлетворить Элхара, но изобретательность отказала ему. Чтобы выиграть время, он сел и потер руками лицо. Но как только он опустил руки, то наткнулся на убийственный взгляд Элхара и застыл, как мышь перед змеей.
   — Я просто знаю, — в отчаянии выдохнул Филин. — Мы очень близки; я просто знаю.
   — Ты просто знал о комнате с решеткой на окне и о человеке в серебряно-зеленой ливрее? — едко спросил Элхар. — Придумай что-нибудь получше, Филин.
   — Что вы сделаете с Кисой?
   Элхар неприятно улыбнулся.
   — Ты бы лучше спросил, что я собираюсь сделать с тобой. Филин, мне нужны объяснения.
   Мальчик с трудом сглотнул поднимавшуюся волну тошноты. Ему придется сказать правду.
   — У меня есть Дар Видения, Элхар. Видения просто иногда приходят ко мне. Видения о людях, которые мне дороги. Я не могу управлять этим, это просто происходит. Я мысленно увидел Кису и понял, что она в беде.
   Элхар молча разглядывал Филина, потом повернулся к Цитанеку.
   — Тебе нечего добавить? Ты знал об этих видениях?
   — Да, — спокойно сказал Цитанек. — У Филина уже были такие приступы, Они очень выматывают.
   Элхар, прищурившись, переводил взгляд с одного на другого.
   — Почему-то мне кажется, что вы не до конца откровенны со мной. — Он резко вывернул Филину запястье. — Ведь так?
   — Ой! Нет! Я все вам сказал!
   Элхар дернул его за руку и поставил на ноги.
   — Тогда почему же я тебе не верю? — рыкнул он.
   Филин стал совсем белым.
   Желудок Филина взбунтовался. От удивления Элхар выпустил его; Филин, корчась от рвоты, упал на колени. Телохранитель схватил его за вихры и рывком опять поставил на ноги.
   — А что ты видел в ту ночь, Филин, когда тебе было очень плохо? В ночь, когда убили Цифу? Что ты видел? Скажи мне. Что?
   Филин пытался привести в порядок расползающиеся мысли; всю правду говорить ни в коем случае нельзя.
   — Мой… Мой брат, — начал он. Вдруг вспомнил совет Норки: сбей с толку правдой. — Мой брат умирал от большой дозы Дурмана. — Его глаза наполнились слезами. — Я не хочу, чтобы это было так.
   — А это правда? — холодно спросил Элхар.
   — Я не знаю, — запричитал Филин. — Откуда я могу знать наверняка? Никто не передает мне весточек.
   Элхар, нахмурясь, глянул на Минцеру.
   — Ну?
   Она пожала плечами.
   — Ты полагаешь, эта Киса может знать, жив ли брат Филина?
   — Какая нам польза от того, если мы узнаем? — спросил Элхар.
   Минцера ответила бесцветным тоном человека, который объясняет очевидные вещи тупице:
   — Судя по тому, что Филин узнал о Кисе, его видения точны. Если Киса подтвердит, что его брат умер, значит, мальчик говорит правду.
   По непроницаемому лицу Элхара было непонятно, о чем он думал. Наконец он повернулся к Филину.
   — Пойдем повидаемся с Кисой. — Он толкнул мальчика вперед. Цитанек и Минцера пошли за ними. Телохранитель провел их через потайную дверь, выходившую в узкий коридор. Его еле-еле освещали масляные лампы в железных скобах, прикрепленных к холодным каменным стенам. Хотя бульдожья хватка Элхара причиняла мальчику боль, он смутно различал, что они шли по ветвящимся коридорам, потом спустились по шаткой лестнице и, наконец, остановились перед окованной железом дверью. Элхар постучал условным стуком. Через несколько секунд в ответ раздался лязг отпираемого засова. Дверь открыл тот самый человек в серебристо-зеленой ливрее, который привиделся Филину.
   — Как девочка? — спросил Элхар.
   Слуга махнул наверх. Элхар снова потащил Филина вверх, за ними неотступно следовали Цитанек и Минцера. Он отпер дверь и втолкнул Филина внутрь, внезапно отпустив его руку. Мальчик споткнулся, когда Киса бросилась к нему.
   — Филин! Филин! — В ее голосе дрожали слезы. — Скажи им, чтобы они отпустили меня! — потом она заметила синяки на его лице. — Ой, Филин!
   Элхар усадил Филина на кровать, а Кису за стола.
   — Отвечай на мои вопросы, Киса, — приказал он.
   Она судорожно сглотнула и кивнула.
   — Расскажи мне все, что знаешь о брате Филина.
   — О Захире? — спросила она удивленно.
   — Его так зовут?
   Она кивнула.
   — Он продал Филина в рабство за кучу денег и немного Дурмана. Он — он… Филин, прости: Захир умер. Он принял слишком много наркотика сразу после того, как ты исчез. Я и Норка нашли его.
   Филин закрыл лицо руками: утрата еще слишком свежа, так что слезы были настоящими. Цитанек присел рядом с ними стал утешать, поглаживая по плечу. Элхар переводил взгляд с Филина на Кису и обратно.
   — Киса, — сказал он. — Я уже спрашивал тебя о смерти моей сестры Цифы. Почему бы тебе не сказать мне правду, ну? Что ты знаешь о ее убийцах?
   — Ничего, — запротестовала Киса. — Я же сказала вам: я никогда не встречала вашу сестру.
   Элхар достал свой кинжал с разукрашенной драгоценными камнями рукоятью и, облокотясь на спинку кровати, стал чистить под ногтями.
   — Так, значит, ты никогда не встречала Цифу. Полагаю, это может быть правда; а, может, ты просто не знала ее имени. Тем не менее, ручаюсь, ты встречала ее убийц. Или для твоей подружки Норки убийство — такое обычное дело, что она даже не упомянула о нем?
   — Норка не имеет к этому никакого отношения! — выкрикнула девочка.
   — Ты уверена? Ты уверена, что именно это ты должна сказать? Дом Ажеров допрашивал твою Норку, а потом послал Дому Гитивов то, что от нее осталось.
   Зная, что Норке удалось бежать, Киса не волновалась. Вместо этого она заявила:
   — Если это правда, тогда зачем вообще возиться со мной?
   Элхар полюбовался своими холеными ногтями.
   — В допросах это обычная практика — проверять достоверность данных через другой источник.
   Филин неловко пошевелился; Цитанек покрепче сжал его плечо, предупреждая, что лучше ничего не делать.
   Повисла тишина.
   — Но я ничего не знаю, — сказала Киса.
   С быстротой опытного карманника Элхар схватил Филина и приставил ему к горлу кинжал.
   — Тогда придумай что-нибудь, — посоветовал он, — а то я его убью.
   Киса колебалась, тогда Элхар чуть нажал на кинжал, и на шее Филина ниточкой выступила кровь. Он был напряжен, как ищейка, и очень подозрителен. Киса балансировала на краю бездны, полной разных ужасов.
   — Прекрати, Элхар, — вмешался Цитанек, поняв, что сейчас Киса в панике начнет все выкладывать. — Ты же знаешь, что не можешь ничего с ним сделать — Миледи с тебя шкуру спустит. Что касается Норки, то Ридев не очень сильно ее покалечил, и я отпустил ее. Они всего лишь дети.
   Элхар выпустил Филина. Его сощуренные глаза пронизывали Кису.
   — Ты не удивилась, значит, ты знала, что она на свободе. Откуда?
   — Она вернулась в «Троллоп». Я ее не видела, но Осел сказал, что она в безопасности.
   — Да, — сказал со зловещей ясностью Элхар, глядя на нее еще более напряженно. — Щенок Миледи отпустил ее.
   Киса не смогла скрыть то, что это имя ей знакомо. С запозданием она догадалась изобразить удивление.
   — Щенок Миледи? Какое странное прозвище для человека.
   Филин чуть не взвыл от отчаяния. Он так и слышал, как вращались шестеренки в голове Элхара.
   — И вправду странное, — промурлыкал Элхар. — И запоминающееся. Где ты его слышала раньше, Киса?
   Киса попыталась беззаботно рассмеяться:
   — Я не знаю, о чем вы толкуете.
   — А мне кажется, знаешь, — мягко возразил он. — Скажи мне.
   Всем сердцем Филин желал, чтобы она продолжала все отрицать и изображать полное неведение. Он понимал, что, если она изменит свои показания сейчас, Элхар выбьет из нее все ответы.
   Киса нервно облизнула губы. Угрозы Элхара будто имели горький вкус. Он подвинулся к ней, многозначительно поигрывая кинжалом.
   — Я не знаю, — пискнула она.
   Элхар набросился на нее, как пикирующий ястреб. Он распластал ее левую руку на столе и прижал острие ножа к мизинцу.
   — Подумай лучше, — прошептал он.
   — Я не… — Лезвие резануло. Они все услышали, как оно воткнулось в стол за мгновение до того, как Киса закричала. Филин спрятал лицо на груди Цитанека, а тот покрепче прижал его к себе.
   — Будь внимательна, — посоветовал Элхар. Его голос прервал крики Кисы, она только судорожно всхлипывала, а нож тем временем переместился к безымянному пальцу. — Кто убил Цифу Гитив?
   — Акулья Наживка.
   — Кто такой Акулья Наживка? — спросил Элхар.
   — Один грузчик.
   Элхар с Минцерой обменялись задумчивыми взглядами. У Филина в груди разлилось отчаяние.
   — Почему этот Акулья Наживка убил Цифу?
   — Я не знаю! — взвыла Киса.
   — Почему? — Он чуть нажал на нож.
   — Я не знаю, я не знаю, не… — Отчаянные отнекивания Кисы сорвались в крик, когда лезвие пронзило руку. Филин и Цитанек в ужасе прижались друг к другу.
   — Почему Акулья Наживка убил Цифу? — Кинжал переместился к следующему пальцу.
   — Она знала его, — выдохнула Киса. — И пыталась взять в плен.
   Элхар нахмурился.
   — Откуда она его знала?
   — Он бывал во Дворце.
   — С кем?
   — Откуда мне знать? — крикнула Киса.
   — Думай быстрее, — пригрозил он, нажимая на нож. — С кем?
   У нее больше не было сил сопротивляться.
   — Дом Ихавов, — сказала она с тоской.
   Минцера от удивления приподняла брови; Элхар кивнул с мрачным удовлетворением.
   — Антрин, — произнесли они одновременно.
   Цитанек закрыл глаза.
   — Так, объясняй, — велел Элхар. — Какое отношение имеет Антрин Анжибар-Ихав к тебе и твоим друзьям — трущобным крысенышам?
   — Я не понимаю, — вяло ответила Киса. — Он просто Акулья Наживка. Он помог нам разузнать, что случилось с Филином, но больше ничего не хотел делать. Он сказал, что не хочет вмешиваться в бесконечные интриги Домов Советников.
   — Но сейчас он уже замешан, — злобно заметил Элхар. — Я убью его за это.
   — Ты можешь только попытаться, — холодно заявил Цитанек. — Цифа была проворнее тебя, Элхар; а этот Акулья Наживка — это тебе не ребенок, которого ты можешь мучить.
   На мгновение показалось, что слова Цитанека вызовут ярость Элхара. Но вместо этого он повернулся к управляющей:
   — Уведи отсюда Щенка и маленькое отродье. А мне надо получить от Кисы еще кое-какие ответы, пока не пришла Миледи.
   Минцера пошла выполнять поручение. Дрожа, Филин вскочил, опираясь на крепкую руку друга.
   — Киса, — прошептал он с мольбой.
   — Не оставляй меня! Филин! — Ее голос дрожал от ужаса.
   — Киса! — взвыл он. Минцера взяла мальчика за руку и стала подталкивать к двери. Он пытался вырываться. — Киса! Дайте мне помочь ей! Пустите меня! Киса!
   Минцера и Цитанек увели его. Они шли по потайному проходу, и где-то на полпути к апартаментам Гитивов на Филина нахлынула волна видений. Ужасные, кровавые образы закружили его, как щепку в водовороте, он прижался к Цитанеку, истерично рыдая.
   — Он убьет ее. Он убьет ее! Сначала измучит, а потом убьет. О, Киса! — Потом Филин повернулся к управляющей, стараясь говорить спокойно. — Ну, пожалуйста. Пожалуйста, Минцера. Останови его. Пожалуйста. Ты должна.
   Она молча посмотрела на него. И, словно обретя контроль над собой, протянула к нему руку. Но потом опустила ее, как ненужное орудие, не успев дотронуться до него.
   — А твои видения говорят, что я могла бы это сделать? — спросила она.
   Хотя Филин чувствовал, что в ней мелькнула решимость, соврать не смог.
   — Нет.
   Лицо Минцеры смягчилось, но тут же застыло в отчужденности.
   — Миледи.
   — В чем дело? — спросила неожиданно появившаяся Миледи. Пальцем, холодным, как коготь, она повернула лицо Филина к тусклому свету.
   — Слезы?
   — Мне плохо, — сказал ей Филин. — Элхар, уж будьте уверены, все объяснит.
   Миледи сжала губы.
   — Да уж, несомненно. Уложите мальчика в постель, — добавила она сухо, — и пусть один из вас останется с ним, пока я не приду.
   С Филином остался Цитанек. Довольно долгое время Филин молча смотрел в потолок. Наконец, он повернулся к другу.
   — Я не хочу спать, — прошептал он.
   Цитанек пригладил его взъерошенные волосы.
   — Ах, Филин. Я чувствую себя беспомощным. Ну почему я ничего не могу сделать!
   Филин вздохнул.
   — Мы все беспомощны — фигуры хассе в игре Исивы. Как бы мне хотелось, чтобы кто-нибудь пришел и закрыл доску, даже если я при этом упаду и сломаюсь. О, Господи, Цитанек, мне так страшно. Она имеет такую власть над нами. Если мы не сможем освободиться от нее, то рано или поздно мы и вправду станем фигурами хассе, как она хочет. Как Элхар — слеп ко всему, кроме паутины подозрений и интриг, которые Исива научила его видеть; или как Минцера, превратившаяся в камень прямо у меня на глазах. Я не хочу быть слепым и безжизненным, бесчувственным, как гранит, маленькой фигуркой хассе, которой лестно прикосновение ее руки. Нет.
   Встретившись с мальчиком взглядом, Цитанек погладил его по лицу, покрытому синяками.
   — С тобой этого никогда не случится, Филин. Никогда. Даже если ты проживешь здесь сотню лет, она не сможет выстудить твое сердце. Скорее солнце превратится в лед. А Минцера… Она не то чтобы у тебя на глазах превратилась в камень — она была камнем, сколько я ее знаю, холодным, как мрамор. Филин, мой дорогой, удивительный Филин — это просто в твоем присутствии она превращается в человека.
   Они смотрели друг на друга и молчали. Глаза Филина наполнились слезами.
   — Киса, — простонал он. — О, боги, бедная Киса.
   — Филин, — пробормотал Цитанек. У него самого защипало в глазах, когда он бережно обнял друга, позволяя выплакаться.
   В таком виде их и застала Миледи. Цитанек видел ее довольную улыбку. Усилием воли он стер с лица выражение гнева и отчаяния. Она властно приказала ему:
   — Оставь его и иди со мной, Цитанек.
   Филин сжал его руку в молчаливой мольбе. Молодой Лорд колебался.
   — Можешь вернуться, когда я закончу с тобой, — с пониманием сказала Миледи.
   — Мужайся, Филин, — пробормотал он, и мальчик выпустил его руку.
   Филин прислушивался к удаляющимся шагам. Услышав, как за ними захлопнулась дверь, он закрыл глаза, замедлил дыхание и, шаг за шагом, хоть и было больно, построил себе образ тихой гавани, как учила его Арра.

Глава двадцать первая
НОЧНАЯ РАБОТА

   Эта гавань была заполнена сумерками и загадочными тенями. Филин шел на тусклый свет какого-то огонька впереди и на тихое звучание музыки, но в свете свечей сидела не Арра. Это был мужчина с огненно-рыжими волосами, одетый в серую тунику служителей Ветровеи. Филин вспомнил его: это тот самый друг Арры, которого они видели у Храмовых ворот — Кериден.
   Да. Мы с Аррой работаем вместе. Мы хотим помочь тебе.
   Вы можете спасти Кису? — В его мысленном голосе звучало горе.
   Нет.
   Тогда что вы можете сделать?
   Я хочу научить тебя кое-чему: призывать меня или Арру.
   Разве недостаточно просто приходить сюда? — удивленно спросил Филин.
   Достаточно, если мы прислушиваемся к тебе, но если бы мы не были вместе погружены в транс, мы бы не узнали, что нужны тебе. Теперь расслабься, ни о чем не думай, а я попробую вложить это в свой разум. Это не слова — это скорее чувство, потребность.
   Ни о чем не думать было трудно, но Филин попытался. Через некоторое время он почувствовал то, что показывал ему Кериден.
   Попробуй, — велел Кериден, и Филин сделал это, вложив в попытку все свое горе, страх и беспомощность. Кериден чуть-чуть вздрогнул, и его образ поплыл. — Да. Совершенно точно. Если тебе нужен один из нас, зови именно так, потом мы сможем встретиться с тобой в этой гавани.
   Но вы не можете спасти Кису, — сказал он больше с болью в голосе, чем с обвинением.
   Нет, Филин, прости.
   Тогда я найду кого-нибудь, кто отомстит за нее, — сказал он с мрачной решимостью и прервал тонкую связь.
   Когда Филин открыл глаза, увидел, что Цитанек уже вернулся. Молодой Лорд сидел у его кровати. Филин взял его за руку, но не заговорил. Долгое время он лежал и думал, пытаясь вспомнить. Когда он был совсем маленьким, мама, еще живая, рассказывала ему сказки. Она знала много разных историй, но ему больше всего нравились про Ветровею.
   Она была непредсказуемой богиней, которая бралась защищать кого-нибудь по совершенно непонятным причинам. Мама говорила ему, что эта богиня любит детей, и еще мама каждый вечер исполняла ритуал: она целовала сына в бровь и шептала: «Храни тебя Ветровея».
   Теперь Филин задумался. Они с Цитанеком читали, что древние имена богов обладают силой. Фавриан, Васгрилок, Керан, Целас, Талиэн: странные имена, некоторые из них очень непривычные для слуха. Но какое же из них принадлежит Ветровее?
   — Цитанек, какое древнее имя у Ветровеи? — спросил он.
   — Талиэн, — ответил тот. — А почему ты спрашиваешь?
   — Просто так.
   Молодой Лорд взял его за руку, а другой убрал волосы со лба.
   — Тебе нужно поспать, — проговорил он очень мягко. — Я посижу здесь с тобой.
   Филин крепко сжал его руку.
   — Я знаю. Я попробую, — сказал он и послушно закрыл глаза.
 
   Арра отыскала Ученого Короля в библиотеке. Его улыбка исчезла, когда он увидел, как она изнурена.
   — Чем это ты занималась со своим Жрецом Ветровеи?
   Она села напротив его и пригладила волосы.
   — Медитировали. Мы пытались войти в контакт с Филином, чтобы понять, что он знает и как мы можем помочь. Нам удалось связаться с ним, но тут обнаружили, что Гитивы поймали и мучают одну девочку — Кису. Мы не знаем, насколько она осведомлена, но нет сомнений, что к утру Гитивы вытянут из нее все, что ей известно.
   — Поймали и мучают ребенка? — со злостью спросил Кетиран. — Клянусь всеми богами, они добиваются, чтобы я вмешался! — Он так резко вскочил, что стул отлетел в другой конец комнаты. Потом вдруг взял себя в руки. — Арра, а это не ловушка для меня? Может, они ждут, что я кинусь спасать ребенка, вызвав тем самым возмущение остальных Домов?
   — Не думаю. Хотя, если бы ты поступил так неосмотрительно, то не сомневайся, Исива бы этим воспользовалась. Кет, мне кажется, что они бедняков вообще за людей не считают — это просто пешки, которых используют, когда они становятся не нужны, от них легко избавляются. — Она подошла к нему и обняла, ее голос был мягким. — Кроме того, даже если бы ты прямо сейчас отправил туда Королевскую гвардию, все равно уже слишком поздно. Гитивы действуют очень быстро и жестоко, а ты должен считаться со всеми Домами.
   Кетиран молчал несколько секунд.
   — Это-то я больше всего и ненавижу. Я — Король, но практически беспомощен в таких делах. Должны быть законы, которые бы защищали детей вроде Кисы, управа на таких людей, как Исива Гитив. Должна быть справедливость для всего моего народа; дворяне должны управлять по закону, а не ублажать свои прихоти и капризы.
   Руки Арры напряглись, и она горячо зашептала:
   — Чтобы установить такую справедливость, любовь моя, ты должен выжить.
   — Действительно, — согласился он. — О, боги, бедная Киса. Она не заслуживает того, чтобы эти мерзкие кровопийцы высосали из нее жизнь. Арра, если Киса знает, что ты помогла Норке сбежать, тебе грозит опасность. Но, думаю, бесполезно надеяться, что ты согласишься исчезнуть на время, пока это все не кончится.
   — Абсолютно, — ответила она с решительной улыбкой на лице. — Но мы должны заранее все продумать. Если Кисе известно многое, то Гитивы будут охотиться за всеми остальными ребятами, особенно за Норкой и, конечно, за Антрином. Кериден даст им убежище…
   — Что? — перебил ее Ученый Король. — С какой стати?
   Она дернула плечом.
   — Очевидно, Ветровея хочет, чтобы он вмешался. Не спрашивай меня, Кет, — добавила она, заметив его удивление. — Даже Кериден не может объяснить, почему она заинтересовалась. Все равно нам надо как-то разузнать, что задумали Гитивы. Я бы попросила Филина наблюдать и докладывать, но… — Она остановилась и тряхнула головой. — Его положение и так незавидное.
   — Ты уверена, что я не должен вмешиваться? — спросил Кетиран. — Может, мне стоит забрать мальчика к себе? Или ты все еще считаешь, что ему лучше оставаться там?
   — Даже больше, чем раньше, — сказала она. В голове у нее возникла серебристая дымка и цепочка образов будущего: Кет разговаривает с Миледи Исивой; Элхар Гитив приставил гарроту к горлу Цитанека; управляющая Гитивов подносит серебряную чашу к губам Филина. — Нет. Они убьют его, если ты проявишь к нему интерес. — Она грустно улыбнулась. — Вот если бы у тебя была армия фанатично преданных шпионов…
   — Шпионов… — повторил Король задумчиво. — Есть эта твоя воришка, Норка, и Антрин. Ходят слухи, что он весьма шустр… Арра, ты же знаешь, что весь Дворец пронизан потайными ходами, глазками для подглядывания и нишами для подслушивания.
   — Это правда, — согласилась она. — Но мы не знаем ходов, и вряд ли стоит попросить эту змею Зарехафа нарисовать нам план.
   Кетиран улыбнулся.
   — Нет. Но, Арра, может быть, есть карта, точнее, не совсем карта. То есть, можно нарисовать карту, если мы найдем первоначальные архитектурные планы Дворца.
   — Но их же наверняка уничтожили, — возразила она. — Разве нет?
   — Может быть, — согласился он, вставая. — Но один из моих предков Анжибаров интересовался архитектурой и строительством. Он собрал очень большую коллекцию разных архитектурных планов, и в ней есть несколько чрезвычайно редких работ. Наверняка он имел документы, касающиеся его собственного дома. Не так уж невероятно, что ему удалось раздобыть планы, а может быть, он восстановил их. Я посмотрю, только на это уйдет несколько часов.
 
   Филин построил свою тихую гавань. Он укрыл все посторонние мысли в загадочных тенях этого места, а потом сделал то, чему научил его Кериден. Он излил все свои боль и гнев, горе и неуверенность в одном призыве. Талиэн. ТАЛИЭН!
   Это имя прогремело в его тихой гавани, как отдаленный гром, прежде чем вернулась вечная тишина. Потом на краю сознания Филина раздался звук, будто кто-то тронул струны арфы. Незаметно, как наступает рассвет, этот звук перерос в музыку, нежную, обволакивающую, а потом появилась женщина. Она была закутана в серый дождевой плащ и играла на маленькой арфе. Ее буйные черные волосы, похожие на гриву, были растрепаны фантомными ветрами. Она рассматривала Филина серебристыми глазами, непроницаемыми, как туман, а музыка оплетала их обоих.
   Ты звал меня? — В вопросе звучало скорее удивление, чем раздражение. — Как тебе удалось?
   Филин ответил:
   — Я использовал призыв, которому научил меня Кериден.
   А-а! — На мгновение в ее серебристых глазах мелькнуло понимание. — Значит, я поступила правильно, и мне не стоит тревожиться из-за брата. Он велел тебе вызвать меня?
   Нет.
   Нет? Тогда зачем ты позвал меня?
   Филин ответил:
   — Ты нужна мне. — Его глаза наполнились слезами, и в сознание хлынули образы мучителей Кисы.
   Талиэн протянула руку.
   — Филин, — сказала она, — расскажи мне.
   Но Филин не мог ответить. Он очень старался, но что-то мешало ему говорить. Его память разъедала кислота, слезы бежали по щекам. В боли и отчаянии он схватил руку Талиэн. Ее прикосновение раскрыло его сердце. Воспоминания полились из него: Киса с Элхаром, Антаг — работорговец, Миледи Исива, его однообразная жизнь у Гитивов, Норка и друзья. Гнев, горе, страх уходили прочь, когда Ветровея вбирала в себя его воспоминания и боль. Когда поток памяти иссяк, единственным звуком, оставшимся во Вселенной, был плеск слез Талиэн. Она поймала одну из них, с опаловым оттенком, и вложила в ладонь Филину. Слеза была тяжелая, как драгоценный камень, и теплая, как виноград, нагретый солнцем.
   — Страдания детей не должны остаться неотмщенными. В дружбе есть сила, Филин, и у тебя есть сила. Безнадежные дела не всегда проваливаются. Скажи это Керидену. И помни: я ценю верность, хотя мои пути неисповедимы. Спи, — закончила она мягко, — и отдохни хорошенько.
   Волна музыки смыла его тихую гавань, осталась только темнота. Дыхание Филина изменилось, когда он провалился в сон, и его рука, которую все еще держал Цитанек, расслабилась. Мальчика не тревожили никакие сны. Чуть позже он пошевелился во сне, положил ладошку под щеку, и больше не ворочался.