Страница:
Идит была поражена.
— Вернувшись снова ко двору короля Ательстана, я знал уже, что от этого ублюдка надо держаться подальше. Но в один из вечеров проявил неосторожность. Он и двое его дружков поймали меня в дальнем углу замка и… и… страшно избили.
Сердце у Идит сжалось от сочувствия к Эйрику за все то, что он выстрадал маленьким мальчиком. Ей хотелось как-то облегчить его боль, стереть все неприятные воспоминания. Забыв свою неприязнь к мужскому прикосновению, Идит сочувственно положила руку ему на плечо, мысленно желая, чтобы он поднял склоненную голову.
— Ох, Эйрик, как мне тебя жалко, — сказала она и погладила его по руке.
Он отбросил ее руку:
— Твоя жалость унижает мое мужское достоинство.
— Жалость! Эйрик, тебе ведь было всего лишь десять лет. А король Ательстан наказал Стивена?
— Нет, но через несколько лет я сам уладил это дело, когда сравнялся ростом со Стивеном. Я избил его почти до смерти и, не колеблясь, вышиб бы из него душу, если бы королевские рыцари не оттащили меня. Меня наказали — я должен был выплатить ему компенсацию, и немалую, не говоря уж о том, что оказался на целый год отлученным от двора. Но все это стоило того удовлетворения, что я получил.
— Я, по-моему, сделала бы то же самое.
Эйрик осуждающе поднял бровь.
— Какая же ты кровожадная! Но позволь мне дорассказать про этого человека. Через несколько лет он совершил со своими приспешниками набег на усадьбу викинга. Мерзавцы не только изнасиловали и убили жену Селика, лучшего друга моего отца, но и таскали несколько недель на копье голову его маленького сына, чтобы выманить отца из укрытия.
— Ох, Эйрик. Так вот почему ты так ненавидишь Стивена!
— Да, и еще за многое другое.
— После предательства Стивена в отношении меня я знала, что он бессовестный, но никогда не подозревала о том, что он такой подлый.
— Из-за того, что я не покорился его воле и осмелился поднять на него руку, Стивен с дьявольским наслаждением мучил меня долгие годы. Он мастер скрывать свои грязные проделки. Мой любимый боевой конь был найден мертвым. Моя любовница была изнасилована людьми в масках. Распространялись лживые слухи о моей трусости и предательстве. — Он пожал плечами. — И я был не единственной жертвой. Многие мужчины и мальчики годами страдали, удовлетворяя ненасытный аппетит Стивена к чужой боли. Разумеется, и женщины тоже. Как моя жена.
— Твоя жена? — воскликнула Идит. — Элизабет?
— Да. — Эйрик смерил Идит обвиняющим взглядом. — Как и ты, она поддалась обаянию Стивена.
Идит почувствовала, что краснеет при напоминании о ее ошибке.
— И она в то время была за тобой замужем?
— Да, но это не слишком ее волновало. Все произошло десять лет назад. Мы были женаты всего год и очень молоды. — Он пожал плечами. — Вероятно, я не удовлетворял ее… потребности.
Идит в изумлении уставилась на Эйрика. Даже с таким, искаженным опухолью, лицом она находила его до ужаса привлекательным. О, это верно, Стивен был божественно красив. Нет, поправила она себя, скорее дьявольски красив.
— Не смей сравнивать меня с твоей женой. Общее между нами лишь то, что мы женщины. О, может, я была такой же слепой, как и она, не разглядев гнилой сердцевины Стивена. Но тебя я не предавала. И более того, никогда бы не сказала, что Стивен краше тебя. Ты выигрываешь сравнение безо всяких, тут и говорить нечего.
— Ты находишь меня привлекательным?
Глаза Эйрика вспыхнули интересом, а губы раздвинулись в кривой, на один бок, улыбке. Он испытующе воззрился на Идит. Она почувствовала, как сердце ее странно сжалось, а потом расширилось, посылая волну крови во все уголки тела, наполняя его восхитительным теплом.
— Святые мощи! Да от тебя у женщин просто дух захватывает, и ты прекрасно это знаешь, противный чурбан. Но со мной у тебя это не получится. Я невосприимчива к твоим чарам.
От таких ее слов лицо у него исказилось еще сильнее, поскольку он сделал напрасную попытку ответить улыбкой пошире. По какой-то причине Идит не испытывала абсолютно никакого желания смеяться. Почему-то даже глаза ей заволокло слезами.
— Не плачь из-за меня, глупая пичужка, — тихо сказал Эйрик. — Плачь по Элизабет. Стивен оставил в ней свое семя тоже, но она не захотела его вынашивать. К несчастью, она слишком долго не обращалась к повивальной бабке и умерла вместе с нерожденным сыном Стивена.
Идит в ужасе поглядела на Эйрика. Не удивительно, что он так сильно ненавидит Стивена. И не доверяет ни одной женщине. Не подумав, она пробормотала:
— Господи, да у этого человека, вероятно, ублюдки растут по всей стране. Зачем же ему понадобился мой сын?
— По-моему, я знаю ответ. Ходили слухи, что семь лет назад он перенес сильный приступ антонова огня, после чего не может уже производить на свет детей.
— Так ему и надо. Жаль, что дьявольская болезнь совсем не сожгла его мужской орган.
— Жаль.
Несколько долгих мгновений они сидели и молчали, каждый погруженный в собственные мысли.
— Ты поступил со мной нехорошо, Эйрик, — заявила наконец Идит.
— Да, признаю. Я говорил все это не для собственного оправдания. Мне просто хотелось, чтобы ты поняла, из-за чего я взбесился, когда увидел письмо от Стивена. Я подумал… ну, подумал, что история повторяется. Как с Элизабет.
Идит поняла, что наступило время, когда она может признаться в своем маскараде, чтобы между ними больше не было тайн.
— Эйрик, у меня много недостатков, однако нечестность в их число не входит. Когда я заколебалась с ответом на твой вопрос насчет того, не обманываю ли тебя, то это было не из-за супружеской неверности. Вообще-то секрет совсем пустячный. Он не имеет особого значения.
Эйрик рассмеялся:
— Раз он не имеет отношения к неверности и к Стивену, тогда я не хочу его знать. По крайней мере, не сейчас. Давай прибережем твое признание на другое время, миледи, тем более что ты считаешь его не особенно важным. Разве ты не слышала, что мужчины ценят крупицу таинственности в женщинах?
— Но…
— Кроме того, я чувствую потребность в добром глотке твоей медовухи — лучшей в Нортумбрии, помнится, так ты утверждала при нашей первой встрече? — поддразнил ее Эйрик. — А теперь ступай к своим проклятым пчелам.
Она слабо фыркнула в ответ.
— Да, последний вопрос, Идит. Ты принимаешь мои извинения? Можем ли мы забыть про это… недоразумение?
Идит кивнула, и они оба встали.
— Но, Эйрик, нам нужно подумать, как обезопасить Равеншир. Тебя не беспокоит, что Стивен или один из его дьявольских приспешников смог без труда войти в замок и положить это лживое письмо под мой матрас? И может ли быть, чтобы кто-то из твоих людей работал против тебя?
Эйрик сурово кивнул:
— Сейчас я иду к Вилфриду. Равеншир будет защищен от Стивена, в этом я тебя заверяю.
— Чем я могу помочь?
— Это не твоя забота, жена. Мужчина защищает всех, кто находится под его щитом.
Идит спустила ему снисходительный тон и даже то, что сами слова были, в сущности, приказом.
— Когда я предложила нам заключить брак, то не просила тебя быть рыцарем в сияющих доспехах. Все, чего мне хотелось, так это находиться под твоим щитом просто для видимости.
Эйрик похлопал ее по руке словно ребенка:
— Тебе не нужно ни о чем беспокоиться, жена. Я все сделаю сам.
Идит скрипнула зубами. Позже ей придется объяснять ему, что она не намерена быть покорной женой. Но пока пусть думает, что она принимает его покровительство. Пока.
На следующий день Эйрик обнаружил, что не может отправиться в Йорк к Азе, как хотел прежде. Ему надо было принять меры безопасности от Стивена, как предложила Идит. Крепостная стена нуждалась в завершении. Были разосланы письма мелким рыцарям из других замков, в которых их спрашивали, готовы ли они служить лорду из Равеншира. С каждым днем все больше и больше людей его деда — батраков, ремесленников, слуг — возвращались, прослышав о возрождении Равеншира.
Без особого удовольствия Эйрик понял, что, даже не приняв пока еще окончательного решения остаться в Равеншире, он все равно все глубже и глубже увязает в обязательствах перед землей и людьми.
В нем не было уверенности, что ему этого хочется.
Кроме принятия безотлагательных мер по охране замка, Эйрик старался изо всех сил угождать Идит, заглаживая свое грубое поведение. В течение последующих трех дней, пока он спал в зале из-за месячных кровотечений у Идит, ей было позволено внедрять свои глупые правила: заставлять слуг мыться раз в неделю; изгонять вшей из всех матрасов, подстилок и постельного белья; объявить, что его люди больше не должны бросать кости и объедки на пол замка.
Кровь Христова! Она даже хотела запретить рыгать и пускать при всех ветры, утверждая, что его люди ведут себя по-свински.
— Ты воспитывался при дворе короля. Ты обязан научить своих подданных вежливо вести себя в обществе, — упрекнула она его.
Тут уж ему пришлось остановить ее самоуправство.
— Ты совсем сошла с ума? Есть вещи, в которые мне лучше не лезть, — огрызнулся он. — Да мои люди высмеют меня на всю Британию. Я отказываюсь обсуждать с ними такие пустяки. Нет, и не поднимай к потолку свой упрямый нос. Мое слово окончательно.
На сей раз она отступила, зато у нее появились новые требования. Распахать новые поля. Купить овец. Вычистить уборные. Выкопать колодцы. Починить ткацкие сараи. Выстроить новые хижины. Ее пронзительный голос осаждал его вновь и вновь, пока она не явилась к нему с очередной просьбой:
— Ты не сделаешь мне крошечное одолжение?
— Проклятье! Кажется, я слышу эти слова даже во сне.
— Ты не мог бы влезть на лестницу и снять паутину с потолка в большом зале?
— Это могут сделать слуги. Позови Ламберта.
— Он отказался. Все отказались. По-моему, они боятся высоты.
Глаза Эйриха подозрительно сузились.
— А где лестница?
Идит приняла беззаботный вид и махнула рукой:
— Вон там.
Эйрик поглядел в конец зала, куда по ее приказу принесли специально сделанную лестницу, которая поднималась на два этажа до верхней части потолка. Не удивительно, что никто из его слуг не захотел на нее залезать.
— Адское пламя, Идит! — воскликнул он, прищурясь и глядя наверх. — Как ты можешь разглядеть, что там наверху есть паутина или пыль?
Она высокомерно усмехнулась:
— Значит ли это, что ты не хочешь, сделать мне одолжение?
— Это значит, что ты совсем выжила из ума. Адское пламя, — этот замок теперь такой чистый, что аж пищит. Кроме того, за эти три дня ты израсходовала мое чувство вины до дна. Я считаю, что полностью заплатил тебе по счету. И если хочешь от меня получать дальнейшие услуги, постарайся и сама что-нибудь для меня сделать. А теперь ступай и сама ищи сумасшедшего, который согласится сломать ради тебя шею, поскольку я этого делать не стану.
И он кинулся на ристалище, чтобы разрядиться в боевых упражнениях со своими людьми, заодно снова стал прикидывать, не пора ли ему отправиться в Йорк и провести какое-то время с любовницей. Тело Азы и ее мирное, нетребовательное молчание было бы хорошим утешением…
К несчастью, Идит вскоре вторглась даже в эту, сугубо мужскую территорию.
— Милорд, иди скорей! — позвала его запыхавшаяся Берта с края площадки.
— Что такое? На нас напали? — встревожился Эйрик и бросился к ней. — Почему тогда стражи не бьют тревогу?
— Нет, ты нужен твоей жене, леди Идит.
Эйрик застонал.
— Миледи залезла на дерево, пытаясь снять рой, и Годрик говорит, что она застряла.
— На дереве?
Гирта пробилась через успевшую набежать толпу.
— Я говорила Берте, чтобы она не беспокоила тебя, милорд. Ничего страшного. Миледи делала это уже и раньше. Она знает, как надо, скажу я тебе.
— Так она застряла или нет?
— Да, — сказала Берта.
— Нет, — сказала Гирта.
Гирта объяснила с преувеличенным терпением:
— Некоторые пчелы покинули ульи и роятся на соседнем дереве. Миледи просто залезла на дерево выше роя. Она трясет ветку, а помощники стоят под деревом, чтобы поймать рой в ящик-ловушку. — Гирта скрестила руки на груди и захлопнула рот, стрельнув в Берту взглядом под названием «я-ведь-тебе-говорила».
Эйрик услышал, как среди окруживших его людей раздались смешки. И вправду, в последние дни он замечал, как его люди постоянно закатывали глаза к потолку, качали головой и перешептывались, особенно когда он был вместе с Идит. Несомненно, они считают его слабым, раз он позволяет новой жене командовать им. Ну, с него достаточно ее неженского поведения. На этот раз он поставит ее на место.
Эйрик сердито протолкался через толпу, подошел к саду, находившемуся по другую сторону внутренней стены, затем резко обернулся к толпе, следовавшей за ним по пятам.
— Святые мощи! Вам что, делать больше нечего, как совать нос в мои дела? Немедленно возвращайтесь к работе.
Дойдя до сада, Эйрик резко остановился, не веря своим глазам.
Идит, одетая в пресловутую свою сетку, сидела верхом на суку высоко над землей и яростно его трясла. На конце сука висел рой пчел, а два помощника в сетках стояли на земле и держали большой ящик с задвижкой.
— Идит, немедленно слезай с этого проклятого черева!
Идит поглядела вниз и только теперь заметила его.
— Эйрик, я не видела, что ты пришел. Отойди подальше. Ты еще не оправился от последней встречи с моими пчелами. Лучше не повторять.
— Приятно слышать, что ты так обо мне заботишься, — пробормотал он, но все-таки немного отошел, а затем заявил ей: — Идит, ты ведешь себя просто немыслимо. Слезай, говорю тебе!
— Не будь смешным. И не мешай мне стрясти пчел.
Ее непослушание разозлило Эйрика.
— Тогда я спущу тебя вниз.
Он подошел к дереву, уже готовясь лезть на него, чтобы спасать жену. Ну ничего, когда они вернутся и замок, он задаст ей такую головомойку, какой она не забудет.
Пока Идит одновременно трясла ветку, отвечала ему и двигалась дальше по суку, внимание ее ослабло. И какой-то момент она потеряла равновесие и едва не упала. Эйрик, видя такое дело, уже не раздумывая вскочил на раздвоенный ствол и начал карабкаться вверх, на помощь глупой женщине. Идит ухитрилась восстановить равновесие, но край платья и сетка зацепились за сук и задрались кверху. В довершение всего головной убор ее сбился и волны кудрявых белокурых полос вырвались из заточения.
Кудрявых!
Белокурых!
Рот у Эйрика открылся от изумления, когда он увидел невероятно длинную ногу. Взгляд его заскользил от тонкой голой лодыжки по стройной голени до колена с ямочкой и еще выше, до бедра великолепной формы. И хоть Идит сразу же оправила одежду, он успел сделать ошеломляющее открытие.
Жена его вовсе не старая и вовсе не безобразная.
Проклятье!!! В один миг все отдельные, открывшиеся глазу детали слились в сознании Эйрика в целостную картину.
Он заметил, какая у жены гладкая, не обезображенная годами нога. С нежными изгибами, со стройными, молодыми мышцами, которые облегали ее голени и бедра, образуя прекрасную скульптуру, наслаждение для глаз. Кости не торчали, как можно было бы ожидать от старухи. Старухи? Ха! Обманщица моложе его, ей не больше двадцати пяти лет.
Эйрик поспешно слез с дерева и остановился неподалеку, не подавая виду, что с маскарадом покончено. Он в задумчивости потер верхнюю губу, забыв, что накануне сбрил усы, чтобы избавиться от пчелиных жал. Его растерянный мозг пытался как-то разобраться в последствиях неожиданного разоблачения.
— Эйрик, ты еще здесь? — спросила Идит нервным голосом.
— Да, но я отошел подальше от твоих проклятых пчел, — солгал он.
Он услышал шорох и понял, что она поправляет одежду. Чтобы продолжать свой обман. Проклятая баба!
Он ударил себя по лбу: вот откуда все эти несуразицы, и главное — чем она привлекла Стивена и как могла иметь такого маленького ребенка. Он прищурился, вглядываясь в Идит, которая наконец-то стряхнула пчел и теперь выкрикивала наставления своим помощникам, поджидавшим на земле. Серебряная Жемчужина Нортумбрии! Прозвище намекало на ее волосы — конечно же, не седые от старости под всем этим жиром, как он предполагал, а того редкостного оттенка, какой бывает у серебристой блондинки.
Эйрика это открытие не порадовало.
И вообще, вспомнив слова брата Тайкира на свадебном пиру про общий их секрет, он понял, что брат знал обман Идит. Да, обман. А Тайкир тогда со смехом сказал, что сообщит секрет скальду, чтобы тот переложил его на сагу. Злость Эйрика усилилась еще на одну отметку. Пусть только брат посмеет это сделать, он тогда собственноручно свернет его нахальную шею. Заодно избавит от таковой необходимости короля Эдмунда.
Хуже того, не означают ли все эти смешки и шепотки, которые он слышит в последние дни среди своих людей, что они тоже знают тайну Идит? Несомненно, они смеются за его спиной над ее большим розыгрышем и над его плохим зрением. Он злобно заскрежетал зубами.
Идит упруго спрыгнула на землю и закрыла крышку проклятого ящика. Эйрик направился было к ней, но остановился. Нет, ему нужно время, чтобы понять мотивы ее игры. И подумать, как бы получше наказать эту чертову обманщицу.
Одно он знал точно: она пожалеет о том дне, когда появилась в Равеншире. Но не раньше, чем он снимет слой за слоем ее личину и не узнает точно, что за нею скрывается. И не раньше, чем укротит ее до полного послушания.
Эйрик улыбнулся в мрачном предвкушении.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
— Проклятье! Ты только погляди, как она идет, — заметил Эйрик Вилфриду. Сидя за высоким столом, они наблюдали, как Идит нарочито сутулит плечи и прихрамывает, проходя через зал к помосту.
Эйрик едва удержался, чтобы не выскочить из-за стола и не свернуть ей костлявую шею. Нет, не костлявую, скорее грациозную и стройную, напомнил он себе с раздражением.
— Будь проклят ее обман! Ну ничего, скоро я задам ей такую трепку, что она и вправду захромает, не надо будет притворяться.
Эйрик уже обсудил с Вилфридом свое открытие. Хоть его добрый приятель и подозревал, что Идит не такая уж старая и уродина, какой сначала им показалась, он все же не был вполне уверен и из-за этого не решался сообщить о своих, как он выразился, притянутых за уши наблюдениях.
— Видно, глаза мои видят еще хуже, раз подлая баба так долго меня дурачила, — пожаловался Эйрик другу. — Хоть я и в детстве не отличался хорошим зрением, мне это не казалось такой уж бедой, А вот теперь не уверен.
— Напрасно ты расстраиваешься. Твоя леди супруга дурачила нас всех своим маскарадом.
— Должен тебе признаться, что раскрытие ее обмана потрясло меня сегодня до глубины души. Какое будущее меня ждет, слепого солдата? Без глаз рыцарь просто шелуха, совсем не мужчина.
— Выбрось это из головы, Эйрик. Я искренне верю, что тебе просто хотелось сделать ее старой, поэтому ты и не узнал признаков молодости. Вспомни первый вечер, когда она ворвалась в зал словно зимняя буря и чуть не убила пинком собаку. Так не могла действовать молодая, красивая женщина.
Эйрик пристально поглядел на Идит, когда та подошла ближе, и его губы неодобрительно скривились. Он увидел, насколько очевиден ее маскарад. И подумал, какую же глубокую яму она вырыла себе, не признавшись сразу.
— Ты все-таки не думаешь, что она в заговоре со Стивеном?
— Не думаю, — ответил Эйрик и привычным жестом попытался погладить верхнюю губу, но только разозлился. Он мучительно страдал без усов. И в этом она тоже виновата. Он не сбрил бы их, если бы не ее пчелы. — Я подозреваю, что она затаила ненависть ко всем мужчинам с их похотливым вниманием и воспользовалась уловкой, чтобы держать меня подальше.
— При всем моем уважении, милорд, я еще не встречал женщины, которая могла бы держать тебя подальше или даже просто хотела бы это сделать.
Эйрик пожал плечами:
— Некоторые женщины рождаются такими и никогда не меняются — всегда ненавидят мужскую ласку. И мне просто не повезло, что я женился на такой ненавистнице!
Вилфрид, казалось, тщательно это обдумал, затем кивнул:
— Но сейчас ты поговоришь с леди Идит насчет ее обмана?
— Нет.
— А что же ты будешь делать?
— Я дам ей длинную веревку, чтобы она повесилась.
Вилфрид засмеялся, предвкушая, вне всяких сомнений, вечер развлечений за счет Идит. И Эйрик не собирался его разочаровывать. Ему тоже хотелось заставить свою леди жену поежиться, но для начала нужно погасить свой неистовый гнев и напустить на себя бесстрастность.
— Будет интересно увидеть, как далеко она зашла в своей глупости, — продолжал Эйрик. — К тому же я не могу быть уверен, что у нее нет каких-то коварных намерений. На всякий случай неплохо бы понаблюдать за нею некоторое время повнимательней. Но будь спокоен, я заставлю ее заплатить — за все, моим особым образом, столкнув ее с ее же собственным обманом.
В ответ Вилфрид просто ухмыльнулся.
Теперь, когда Идит успешно справилась с дымом, установив в зале новые трубы, Эйрик мог ясно видеть все ее уловки — как старалась она изменить внешность, поглубже надвигая головной обруч с вуалью, чтобы прикрыть лоб и щеки, делая голос хриплым и хмурясь так сильно, что лицевые мускулы наверняка должны у нее болеть.
Господи, какой же я осел, если позволил так себя провести!
Во время трапезы Эйрик продолжал изучать жену с бесцеремонной пристальностью, опустошая чашу за чашей медовую брагу, и впрямь лучшую во всей Нортумбрия. Пожалуй, он утопит ее в чане с ее собственным варевом.
Чтобы заставить Идит потерять осторожность, он заставлял себя почаще щурить глаза и подносить близко к глазам лежавшие на столе предметы. Пусть думает, что я совсем слепой и ничего не вижу. Ведьма!
Он устроил себе развлечение, изобретая все новые, ухищренные пытки, которые применит к ней. Удушить ее? Нет, слишком быстро и просто. А ему хотелось затянуть агонию еще и для того, чтобы точно выяснить ее мотивы. Но что бы такое устроить прямо сейчас? Как бы уязвить ее высокомерие и одновременно не видать, что знает ее игру?
Аааа!
— Я вижу, у тебя из бородавки растет жесткий волос, — неожиданно произнес он, глядя на восхитительную мушку возле ее губы. — Я могу вырвать, если хочешь. У моей бабушки такие тоже росли, после того как она перешагнула через определенный… возраст. — И с ликованием стал наблюдать, как рука у Идит взметнулась к губе, ощупывая родинку, хоть она и знала наверняка, что никаких волос на ней нет.
— Это родинка, а не бородавка, — возмутилась она и метнула в него полный ледяного недовольства взгляд.
Черт побери! Почему мне казалось, что ее глаза стали склеротическими от старости? Они просто греховно прекрасны.
— Ох, видно, я ошибся.
Протянув руку, он дотронулся пальцем до мушки, потом провел по тонко очерченной верхней губе с глубокой ямкой посредине. И тут же к некоторой части его тела, о которой он предпочел бы сейчас не вспоминать, бешено прилила кровь. Ему хотелось бы думать, что кровь кипит в нем от гнева, но тогда она ударила бы в голову, а не хлынула совсем в другое, прямо противоположное место, вызвав там острый прилив желания.
Поспешно убрав руку, он увидел на кончике пальца тонкий слой золы. «Так вот почему ее лицо казалось серым. Неужели она считала меня слабоумным? Так и есть, считала», — с унынием подумал он.
Он потер указательный палец о большой, затем стряхнул золу с преувеличенной привередливостью и смерил жену косым взглядом.
— Должно быть, ты стояла на кухне слишком близко к огню. Тебе надо быть более осторожной.
Идит едва не поперхнулась от его слов.
— Ты сердишься на меня?
— Разве у меня есть причина сердиться на тебя, Идит?
— Н-н-нет, — пробормотала она. — Просто мы совсем недавно так хорошо ладили, а теперь ты кажешься… ну, изменившимся.
— Да, мы жили с тобой душа в душу эти несколько дней, верно говоришь, особенно после того, как я превратился в такого доброго, податливого мужа. Или, скажешь, я не выполняю все твои приказы, всю работу, которую ты мне велишь делать?
— Ты мог отказаться, я никогда и не настаивала на твоей помощи.
— Нет, ты досуха выдоила мою виноватую совесть. Признайся, что я говорю правду.
«Если ты еще когда-нибудь в моей жизни попросишь меня вычистить уборную, дорогая леди, я возьму тебя за ноги и обмакну волосами в жижу. Или окуну тебя с головой. Тогда уж нос у тебя будет задираться чуть меньше».
— Ты так недоволен тем, что я залезла на дерево?
«Дерево! Дерево! Она неделями меня обманывала, а еще говорит о деревьях!»
— Да, я недоволен тем, что моя жена залезает на деревья. Больше этого не делай.
Он увидел, что его упрямая супруга хотела было протестовать, но затем решила попридержать язык, несомненно заметив его скверное настроение. Видимо, у нее накопилось еще немало дурацких просьб, с которыми она хотела обратиться к нему. Ха! Хватит с него!
Она пригубила меда из чаши, нуждаясь, казалось, в подкреплении своих трепещущих нервов. Но нет, пожалуй, он ошибся. Его жена отличается самообладанием бывалого воина. Выпив все до капли за три быстрых глотка, она подняла глаза.
— Эйрик, я должна тебе кое в чем признаться. Я уже давно собиралась сделать это признание.
— Вернувшись снова ко двору короля Ательстана, я знал уже, что от этого ублюдка надо держаться подальше. Но в один из вечеров проявил неосторожность. Он и двое его дружков поймали меня в дальнем углу замка и… и… страшно избили.
Сердце у Идит сжалось от сочувствия к Эйрику за все то, что он выстрадал маленьким мальчиком. Ей хотелось как-то облегчить его боль, стереть все неприятные воспоминания. Забыв свою неприязнь к мужскому прикосновению, Идит сочувственно положила руку ему на плечо, мысленно желая, чтобы он поднял склоненную голову.
— Ох, Эйрик, как мне тебя жалко, — сказала она и погладила его по руке.
Он отбросил ее руку:
— Твоя жалость унижает мое мужское достоинство.
— Жалость! Эйрик, тебе ведь было всего лишь десять лет. А король Ательстан наказал Стивена?
— Нет, но через несколько лет я сам уладил это дело, когда сравнялся ростом со Стивеном. Я избил его почти до смерти и, не колеблясь, вышиб бы из него душу, если бы королевские рыцари не оттащили меня. Меня наказали — я должен был выплатить ему компенсацию, и немалую, не говоря уж о том, что оказался на целый год отлученным от двора. Но все это стоило того удовлетворения, что я получил.
— Я, по-моему, сделала бы то же самое.
Эйрик осуждающе поднял бровь.
— Какая же ты кровожадная! Но позволь мне дорассказать про этого человека. Через несколько лет он совершил со своими приспешниками набег на усадьбу викинга. Мерзавцы не только изнасиловали и убили жену Селика, лучшего друга моего отца, но и таскали несколько недель на копье голову его маленького сына, чтобы выманить отца из укрытия.
— Ох, Эйрик. Так вот почему ты так ненавидишь Стивена!
— Да, и еще за многое другое.
— После предательства Стивена в отношении меня я знала, что он бессовестный, но никогда не подозревала о том, что он такой подлый.
— Из-за того, что я не покорился его воле и осмелился поднять на него руку, Стивен с дьявольским наслаждением мучил меня долгие годы. Он мастер скрывать свои грязные проделки. Мой любимый боевой конь был найден мертвым. Моя любовница была изнасилована людьми в масках. Распространялись лживые слухи о моей трусости и предательстве. — Он пожал плечами. — И я был не единственной жертвой. Многие мужчины и мальчики годами страдали, удовлетворяя ненасытный аппетит Стивена к чужой боли. Разумеется, и женщины тоже. Как моя жена.
— Твоя жена? — воскликнула Идит. — Элизабет?
— Да. — Эйрик смерил Идит обвиняющим взглядом. — Как и ты, она поддалась обаянию Стивена.
Идит почувствовала, что краснеет при напоминании о ее ошибке.
— И она в то время была за тобой замужем?
— Да, но это не слишком ее волновало. Все произошло десять лет назад. Мы были женаты всего год и очень молоды. — Он пожал плечами. — Вероятно, я не удовлетворял ее… потребности.
Идит в изумлении уставилась на Эйрика. Даже с таким, искаженным опухолью, лицом она находила его до ужаса привлекательным. О, это верно, Стивен был божественно красив. Нет, поправила она себя, скорее дьявольски красив.
— Не смей сравнивать меня с твоей женой. Общее между нами лишь то, что мы женщины. О, может, я была такой же слепой, как и она, не разглядев гнилой сердцевины Стивена. Но тебя я не предавала. И более того, никогда бы не сказала, что Стивен краше тебя. Ты выигрываешь сравнение безо всяких, тут и говорить нечего.
— Ты находишь меня привлекательным?
Глаза Эйрика вспыхнули интересом, а губы раздвинулись в кривой, на один бок, улыбке. Он испытующе воззрился на Идит. Она почувствовала, как сердце ее странно сжалось, а потом расширилось, посылая волну крови во все уголки тела, наполняя его восхитительным теплом.
— Святые мощи! Да от тебя у женщин просто дух захватывает, и ты прекрасно это знаешь, противный чурбан. Но со мной у тебя это не получится. Я невосприимчива к твоим чарам.
От таких ее слов лицо у него исказилось еще сильнее, поскольку он сделал напрасную попытку ответить улыбкой пошире. По какой-то причине Идит не испытывала абсолютно никакого желания смеяться. Почему-то даже глаза ей заволокло слезами.
— Не плачь из-за меня, глупая пичужка, — тихо сказал Эйрик. — Плачь по Элизабет. Стивен оставил в ней свое семя тоже, но она не захотела его вынашивать. К несчастью, она слишком долго не обращалась к повивальной бабке и умерла вместе с нерожденным сыном Стивена.
Идит в ужасе поглядела на Эйрика. Не удивительно, что он так сильно ненавидит Стивена. И не доверяет ни одной женщине. Не подумав, она пробормотала:
— Господи, да у этого человека, вероятно, ублюдки растут по всей стране. Зачем же ему понадобился мой сын?
— По-моему, я знаю ответ. Ходили слухи, что семь лет назад он перенес сильный приступ антонова огня, после чего не может уже производить на свет детей.
— Так ему и надо. Жаль, что дьявольская болезнь совсем не сожгла его мужской орган.
— Жаль.
Несколько долгих мгновений они сидели и молчали, каждый погруженный в собственные мысли.
— Ты поступил со мной нехорошо, Эйрик, — заявила наконец Идит.
— Да, признаю. Я говорил все это не для собственного оправдания. Мне просто хотелось, чтобы ты поняла, из-за чего я взбесился, когда увидел письмо от Стивена. Я подумал… ну, подумал, что история повторяется. Как с Элизабет.
Идит поняла, что наступило время, когда она может признаться в своем маскараде, чтобы между ними больше не было тайн.
— Эйрик, у меня много недостатков, однако нечестность в их число не входит. Когда я заколебалась с ответом на твой вопрос насчет того, не обманываю ли тебя, то это было не из-за супружеской неверности. Вообще-то секрет совсем пустячный. Он не имеет особого значения.
Эйрик рассмеялся:
— Раз он не имеет отношения к неверности и к Стивену, тогда я не хочу его знать. По крайней мере, не сейчас. Давай прибережем твое признание на другое время, миледи, тем более что ты считаешь его не особенно важным. Разве ты не слышала, что мужчины ценят крупицу таинственности в женщинах?
— Но…
— Кроме того, я чувствую потребность в добром глотке твоей медовухи — лучшей в Нортумбрии, помнится, так ты утверждала при нашей первой встрече? — поддразнил ее Эйрик. — А теперь ступай к своим проклятым пчелам.
Она слабо фыркнула в ответ.
— Да, последний вопрос, Идит. Ты принимаешь мои извинения? Можем ли мы забыть про это… недоразумение?
Идит кивнула, и они оба встали.
— Но, Эйрик, нам нужно подумать, как обезопасить Равеншир. Тебя не беспокоит, что Стивен или один из его дьявольских приспешников смог без труда войти в замок и положить это лживое письмо под мой матрас? И может ли быть, чтобы кто-то из твоих людей работал против тебя?
Эйрик сурово кивнул:
— Сейчас я иду к Вилфриду. Равеншир будет защищен от Стивена, в этом я тебя заверяю.
— Чем я могу помочь?
— Это не твоя забота, жена. Мужчина защищает всех, кто находится под его щитом.
Идит спустила ему снисходительный тон и даже то, что сами слова были, в сущности, приказом.
— Когда я предложила нам заключить брак, то не просила тебя быть рыцарем в сияющих доспехах. Все, чего мне хотелось, так это находиться под твоим щитом просто для видимости.
Эйрик похлопал ее по руке словно ребенка:
— Тебе не нужно ни о чем беспокоиться, жена. Я все сделаю сам.
Идит скрипнула зубами. Позже ей придется объяснять ему, что она не намерена быть покорной женой. Но пока пусть думает, что она принимает его покровительство. Пока.
На следующий день Эйрик обнаружил, что не может отправиться в Йорк к Азе, как хотел прежде. Ему надо было принять меры безопасности от Стивена, как предложила Идит. Крепостная стена нуждалась в завершении. Были разосланы письма мелким рыцарям из других замков, в которых их спрашивали, готовы ли они служить лорду из Равеншира. С каждым днем все больше и больше людей его деда — батраков, ремесленников, слуг — возвращались, прослышав о возрождении Равеншира.
Без особого удовольствия Эйрик понял, что, даже не приняв пока еще окончательного решения остаться в Равеншире, он все равно все глубже и глубже увязает в обязательствах перед землей и людьми.
В нем не было уверенности, что ему этого хочется.
Кроме принятия безотлагательных мер по охране замка, Эйрик старался изо всех сил угождать Идит, заглаживая свое грубое поведение. В течение последующих трех дней, пока он спал в зале из-за месячных кровотечений у Идит, ей было позволено внедрять свои глупые правила: заставлять слуг мыться раз в неделю; изгонять вшей из всех матрасов, подстилок и постельного белья; объявить, что его люди больше не должны бросать кости и объедки на пол замка.
Кровь Христова! Она даже хотела запретить рыгать и пускать при всех ветры, утверждая, что его люди ведут себя по-свински.
— Ты воспитывался при дворе короля. Ты обязан научить своих подданных вежливо вести себя в обществе, — упрекнула она его.
Тут уж ему пришлось остановить ее самоуправство.
— Ты совсем сошла с ума? Есть вещи, в которые мне лучше не лезть, — огрызнулся он. — Да мои люди высмеют меня на всю Британию. Я отказываюсь обсуждать с ними такие пустяки. Нет, и не поднимай к потолку свой упрямый нос. Мое слово окончательно.
На сей раз она отступила, зато у нее появились новые требования. Распахать новые поля. Купить овец. Вычистить уборные. Выкопать колодцы. Починить ткацкие сараи. Выстроить новые хижины. Ее пронзительный голос осаждал его вновь и вновь, пока она не явилась к нему с очередной просьбой:
— Ты не сделаешь мне крошечное одолжение?
— Проклятье! Кажется, я слышу эти слова даже во сне.
— Ты не мог бы влезть на лестницу и снять паутину с потолка в большом зале?
— Это могут сделать слуги. Позови Ламберта.
— Он отказался. Все отказались. По-моему, они боятся высоты.
Глаза Эйриха подозрительно сузились.
— А где лестница?
Идит приняла беззаботный вид и махнула рукой:
— Вон там.
Эйрик поглядел в конец зала, куда по ее приказу принесли специально сделанную лестницу, которая поднималась на два этажа до верхней части потолка. Не удивительно, что никто из его слуг не захотел на нее залезать.
— Адское пламя, Идит! — воскликнул он, прищурясь и глядя наверх. — Как ты можешь разглядеть, что там наверху есть паутина или пыль?
Она высокомерно усмехнулась:
— Значит ли это, что ты не хочешь, сделать мне одолжение?
— Это значит, что ты совсем выжила из ума. Адское пламя, — этот замок теперь такой чистый, что аж пищит. Кроме того, за эти три дня ты израсходовала мое чувство вины до дна. Я считаю, что полностью заплатил тебе по счету. И если хочешь от меня получать дальнейшие услуги, постарайся и сама что-нибудь для меня сделать. А теперь ступай и сама ищи сумасшедшего, который согласится сломать ради тебя шею, поскольку я этого делать не стану.
И он кинулся на ристалище, чтобы разрядиться в боевых упражнениях со своими людьми, заодно снова стал прикидывать, не пора ли ему отправиться в Йорк и провести какое-то время с любовницей. Тело Азы и ее мирное, нетребовательное молчание было бы хорошим утешением…
К несчастью, Идит вскоре вторглась даже в эту, сугубо мужскую территорию.
— Милорд, иди скорей! — позвала его запыхавшаяся Берта с края площадки.
— Что такое? На нас напали? — встревожился Эйрик и бросился к ней. — Почему тогда стражи не бьют тревогу?
— Нет, ты нужен твоей жене, леди Идит.
Эйрик застонал.
— Миледи залезла на дерево, пытаясь снять рой, и Годрик говорит, что она застряла.
— На дереве?
Гирта пробилась через успевшую набежать толпу.
— Я говорила Берте, чтобы она не беспокоила тебя, милорд. Ничего страшного. Миледи делала это уже и раньше. Она знает, как надо, скажу я тебе.
— Так она застряла или нет?
— Да, — сказала Берта.
— Нет, — сказала Гирта.
Гирта объяснила с преувеличенным терпением:
— Некоторые пчелы покинули ульи и роятся на соседнем дереве. Миледи просто залезла на дерево выше роя. Она трясет ветку, а помощники стоят под деревом, чтобы поймать рой в ящик-ловушку. — Гирта скрестила руки на груди и захлопнула рот, стрельнув в Берту взглядом под названием «я-ведь-тебе-говорила».
Эйрик услышал, как среди окруживших его людей раздались смешки. И вправду, в последние дни он замечал, как его люди постоянно закатывали глаза к потолку, качали головой и перешептывались, особенно когда он был вместе с Идит. Несомненно, они считают его слабым, раз он позволяет новой жене командовать им. Ну, с него достаточно ее неженского поведения. На этот раз он поставит ее на место.
Эйрик сердито протолкался через толпу, подошел к саду, находившемуся по другую сторону внутренней стены, затем резко обернулся к толпе, следовавшей за ним по пятам.
— Святые мощи! Вам что, делать больше нечего, как совать нос в мои дела? Немедленно возвращайтесь к работе.
Дойдя до сада, Эйрик резко остановился, не веря своим глазам.
Идит, одетая в пресловутую свою сетку, сидела верхом на суку высоко над землей и яростно его трясла. На конце сука висел рой пчел, а два помощника в сетках стояли на земле и держали большой ящик с задвижкой.
— Идит, немедленно слезай с этого проклятого черева!
Идит поглядела вниз и только теперь заметила его.
— Эйрик, я не видела, что ты пришел. Отойди подальше. Ты еще не оправился от последней встречи с моими пчелами. Лучше не повторять.
— Приятно слышать, что ты так обо мне заботишься, — пробормотал он, но все-таки немного отошел, а затем заявил ей: — Идит, ты ведешь себя просто немыслимо. Слезай, говорю тебе!
— Не будь смешным. И не мешай мне стрясти пчел.
Ее непослушание разозлило Эйрика.
— Тогда я спущу тебя вниз.
Он подошел к дереву, уже готовясь лезть на него, чтобы спасать жену. Ну ничего, когда они вернутся и замок, он задаст ей такую головомойку, какой она не забудет.
Пока Идит одновременно трясла ветку, отвечала ему и двигалась дальше по суку, внимание ее ослабло. И какой-то момент она потеряла равновесие и едва не упала. Эйрик, видя такое дело, уже не раздумывая вскочил на раздвоенный ствол и начал карабкаться вверх, на помощь глупой женщине. Идит ухитрилась восстановить равновесие, но край платья и сетка зацепились за сук и задрались кверху. В довершение всего головной убор ее сбился и волны кудрявых белокурых полос вырвались из заточения.
Кудрявых!
Белокурых!
Рот у Эйрика открылся от изумления, когда он увидел невероятно длинную ногу. Взгляд его заскользил от тонкой голой лодыжки по стройной голени до колена с ямочкой и еще выше, до бедра великолепной формы. И хоть Идит сразу же оправила одежду, он успел сделать ошеломляющее открытие.
Жена его вовсе не старая и вовсе не безобразная.
Проклятье!!! В один миг все отдельные, открывшиеся глазу детали слились в сознании Эйрика в целостную картину.
Он заметил, какая у жены гладкая, не обезображенная годами нога. С нежными изгибами, со стройными, молодыми мышцами, которые облегали ее голени и бедра, образуя прекрасную скульптуру, наслаждение для глаз. Кости не торчали, как можно было бы ожидать от старухи. Старухи? Ха! Обманщица моложе его, ей не больше двадцати пяти лет.
Эйрик поспешно слез с дерева и остановился неподалеку, не подавая виду, что с маскарадом покончено. Он в задумчивости потер верхнюю губу, забыв, что накануне сбрил усы, чтобы избавиться от пчелиных жал. Его растерянный мозг пытался как-то разобраться в последствиях неожиданного разоблачения.
— Эйрик, ты еще здесь? — спросила Идит нервным голосом.
— Да, но я отошел подальше от твоих проклятых пчел, — солгал он.
Он услышал шорох и понял, что она поправляет одежду. Чтобы продолжать свой обман. Проклятая баба!
Он ударил себя по лбу: вот откуда все эти несуразицы, и главное — чем она привлекла Стивена и как могла иметь такого маленького ребенка. Он прищурился, вглядываясь в Идит, которая наконец-то стряхнула пчел и теперь выкрикивала наставления своим помощникам, поджидавшим на земле. Серебряная Жемчужина Нортумбрии! Прозвище намекало на ее волосы — конечно же, не седые от старости под всем этим жиром, как он предполагал, а того редкостного оттенка, какой бывает у серебристой блондинки.
Эйрика это открытие не порадовало.
И вообще, вспомнив слова брата Тайкира на свадебном пиру про общий их секрет, он понял, что брат знал обман Идит. Да, обман. А Тайкир тогда со смехом сказал, что сообщит секрет скальду, чтобы тот переложил его на сагу. Злость Эйрика усилилась еще на одну отметку. Пусть только брат посмеет это сделать, он тогда собственноручно свернет его нахальную шею. Заодно избавит от таковой необходимости короля Эдмунда.
Хуже того, не означают ли все эти смешки и шепотки, которые он слышит в последние дни среди своих людей, что они тоже знают тайну Идит? Несомненно, они смеются за его спиной над ее большим розыгрышем и над его плохим зрением. Он злобно заскрежетал зубами.
Идит упруго спрыгнула на землю и закрыла крышку проклятого ящика. Эйрик направился было к ней, но остановился. Нет, ему нужно время, чтобы понять мотивы ее игры. И подумать, как бы получше наказать эту чертову обманщицу.
Одно он знал точно: она пожалеет о том дне, когда появилась в Равеншире. Но не раньше, чем он снимет слой за слоем ее личину и не узнает точно, что за нею скрывается. И не раньше, чем укротит ее до полного послушания.
Эйрик улыбнулся в мрачном предвкушении.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
— Проклятье! Ты только погляди, как она идет, — заметил Эйрик Вилфриду. Сидя за высоким столом, они наблюдали, как Идит нарочито сутулит плечи и прихрамывает, проходя через зал к помосту.
Эйрик едва удержался, чтобы не выскочить из-за стола и не свернуть ей костлявую шею. Нет, не костлявую, скорее грациозную и стройную, напомнил он себе с раздражением.
— Будь проклят ее обман! Ну ничего, скоро я задам ей такую трепку, что она и вправду захромает, не надо будет притворяться.
Эйрик уже обсудил с Вилфридом свое открытие. Хоть его добрый приятель и подозревал, что Идит не такая уж старая и уродина, какой сначала им показалась, он все же не был вполне уверен и из-за этого не решался сообщить о своих, как он выразился, притянутых за уши наблюдениях.
— Видно, глаза мои видят еще хуже, раз подлая баба так долго меня дурачила, — пожаловался Эйрик другу. — Хоть я и в детстве не отличался хорошим зрением, мне это не казалось такой уж бедой, А вот теперь не уверен.
— Напрасно ты расстраиваешься. Твоя леди супруга дурачила нас всех своим маскарадом.
— Должен тебе признаться, что раскрытие ее обмана потрясло меня сегодня до глубины души. Какое будущее меня ждет, слепого солдата? Без глаз рыцарь просто шелуха, совсем не мужчина.
— Выбрось это из головы, Эйрик. Я искренне верю, что тебе просто хотелось сделать ее старой, поэтому ты и не узнал признаков молодости. Вспомни первый вечер, когда она ворвалась в зал словно зимняя буря и чуть не убила пинком собаку. Так не могла действовать молодая, красивая женщина.
Эйрик пристально поглядел на Идит, когда та подошла ближе, и его губы неодобрительно скривились. Он увидел, насколько очевиден ее маскарад. И подумал, какую же глубокую яму она вырыла себе, не признавшись сразу.
— Ты все-таки не думаешь, что она в заговоре со Стивеном?
— Не думаю, — ответил Эйрик и привычным жестом попытался погладить верхнюю губу, но только разозлился. Он мучительно страдал без усов. И в этом она тоже виновата. Он не сбрил бы их, если бы не ее пчелы. — Я подозреваю, что она затаила ненависть ко всем мужчинам с их похотливым вниманием и воспользовалась уловкой, чтобы держать меня подальше.
— При всем моем уважении, милорд, я еще не встречал женщины, которая могла бы держать тебя подальше или даже просто хотела бы это сделать.
Эйрик пожал плечами:
— Некоторые женщины рождаются такими и никогда не меняются — всегда ненавидят мужскую ласку. И мне просто не повезло, что я женился на такой ненавистнице!
Вилфрид, казалось, тщательно это обдумал, затем кивнул:
— Но сейчас ты поговоришь с леди Идит насчет ее обмана?
— Нет.
— А что же ты будешь делать?
— Я дам ей длинную веревку, чтобы она повесилась.
Вилфрид засмеялся, предвкушая, вне всяких сомнений, вечер развлечений за счет Идит. И Эйрик не собирался его разочаровывать. Ему тоже хотелось заставить свою леди жену поежиться, но для начала нужно погасить свой неистовый гнев и напустить на себя бесстрастность.
— Будет интересно увидеть, как далеко она зашла в своей глупости, — продолжал Эйрик. — К тому же я не могу быть уверен, что у нее нет каких-то коварных намерений. На всякий случай неплохо бы понаблюдать за нею некоторое время повнимательней. Но будь спокоен, я заставлю ее заплатить — за все, моим особым образом, столкнув ее с ее же собственным обманом.
В ответ Вилфрид просто ухмыльнулся.
Теперь, когда Идит успешно справилась с дымом, установив в зале новые трубы, Эйрик мог ясно видеть все ее уловки — как старалась она изменить внешность, поглубже надвигая головной обруч с вуалью, чтобы прикрыть лоб и щеки, делая голос хриплым и хмурясь так сильно, что лицевые мускулы наверняка должны у нее болеть.
Господи, какой же я осел, если позволил так себя провести!
Во время трапезы Эйрик продолжал изучать жену с бесцеремонной пристальностью, опустошая чашу за чашей медовую брагу, и впрямь лучшую во всей Нортумбрия. Пожалуй, он утопит ее в чане с ее собственным варевом.
Чтобы заставить Идит потерять осторожность, он заставлял себя почаще щурить глаза и подносить близко к глазам лежавшие на столе предметы. Пусть думает, что я совсем слепой и ничего не вижу. Ведьма!
Он устроил себе развлечение, изобретая все новые, ухищренные пытки, которые применит к ней. Удушить ее? Нет, слишком быстро и просто. А ему хотелось затянуть агонию еще и для того, чтобы точно выяснить ее мотивы. Но что бы такое устроить прямо сейчас? Как бы уязвить ее высокомерие и одновременно не видать, что знает ее игру?
Аааа!
— Я вижу, у тебя из бородавки растет жесткий волос, — неожиданно произнес он, глядя на восхитительную мушку возле ее губы. — Я могу вырвать, если хочешь. У моей бабушки такие тоже росли, после того как она перешагнула через определенный… возраст. — И с ликованием стал наблюдать, как рука у Идит взметнулась к губе, ощупывая родинку, хоть она и знала наверняка, что никаких волос на ней нет.
— Это родинка, а не бородавка, — возмутилась она и метнула в него полный ледяного недовольства взгляд.
Черт побери! Почему мне казалось, что ее глаза стали склеротическими от старости? Они просто греховно прекрасны.
— Ох, видно, я ошибся.
Протянув руку, он дотронулся пальцем до мушки, потом провел по тонко очерченной верхней губе с глубокой ямкой посредине. И тут же к некоторой части его тела, о которой он предпочел бы сейчас не вспоминать, бешено прилила кровь. Ему хотелось бы думать, что кровь кипит в нем от гнева, но тогда она ударила бы в голову, а не хлынула совсем в другое, прямо противоположное место, вызвав там острый прилив желания.
Поспешно убрав руку, он увидел на кончике пальца тонкий слой золы. «Так вот почему ее лицо казалось серым. Неужели она считала меня слабоумным? Так и есть, считала», — с унынием подумал он.
Он потер указательный палец о большой, затем стряхнул золу с преувеличенной привередливостью и смерил жену косым взглядом.
— Должно быть, ты стояла на кухне слишком близко к огню. Тебе надо быть более осторожной.
Идит едва не поперхнулась от его слов.
— Ты сердишься на меня?
— Разве у меня есть причина сердиться на тебя, Идит?
— Н-н-нет, — пробормотала она. — Просто мы совсем недавно так хорошо ладили, а теперь ты кажешься… ну, изменившимся.
— Да, мы жили с тобой душа в душу эти несколько дней, верно говоришь, особенно после того, как я превратился в такого доброго, податливого мужа. Или, скажешь, я не выполняю все твои приказы, всю работу, которую ты мне велишь делать?
— Ты мог отказаться, я никогда и не настаивала на твоей помощи.
— Нет, ты досуха выдоила мою виноватую совесть. Признайся, что я говорю правду.
«Если ты еще когда-нибудь в моей жизни попросишь меня вычистить уборную, дорогая леди, я возьму тебя за ноги и обмакну волосами в жижу. Или окуну тебя с головой. Тогда уж нос у тебя будет задираться чуть меньше».
— Ты так недоволен тем, что я залезла на дерево?
«Дерево! Дерево! Она неделями меня обманывала, а еще говорит о деревьях!»
— Да, я недоволен тем, что моя жена залезает на деревья. Больше этого не делай.
Он увидел, что его упрямая супруга хотела было протестовать, но затем решила попридержать язык, несомненно заметив его скверное настроение. Видимо, у нее накопилось еще немало дурацких просьб, с которыми она хотела обратиться к нему. Ха! Хватит с него!
Она пригубила меда из чаши, нуждаясь, казалось, в подкреплении своих трепещущих нервов. Но нет, пожалуй, он ошибся. Его жена отличается самообладанием бывалого воина. Выпив все до капли за три быстрых глотка, она подняла глаза.
— Эйрик, я должна тебе кое в чем признаться. Я уже давно собиралась сделать это признание.