Хилл Сандра. Опороченная (Карнавал соблазнов)

   Идит приходилось выгонять их из своей спальни, когда они дразнили Абдула до такой степени, что его крики разносились по всему двору замка. И все-таки нелепая птица, казалось, грустила, если детей рядом не было.
   Рыцари из свиты Эйрика ругали малышей, когда те приближались к ристалищу, но порой показывали им, как попасть стрелой в движущуюся цель. И Идит нередко думала, что беззаботные дети являются надеждой на возрождение Равеншира, который многие почли бы обреченным на запустение.
 
   К концу недели замок стал чистым, хозяйство велось исправно. Идит с радостью принялась бы за выполнение своих многочисленных планов в отношении замка, но не решалась, так как не знала, каково положение у Эйрика с казной. Поскольку комнаты не были украшены ни красивой мебелью, ни яркими гобеленами, она решила сделать ставку на чистоту.
   И все же она мечтала о солнечном балконе, пристроенном к спальням на втором этаже, чтобы можно было на нем сидеть всей семьей. А еще перестроить деревянную церковь, маленькую, чуть больше лачуги. Требовалось новое белье и занавеси для всех кроватей. Висевшее на стенах оружие было до блеска начищено, однако немногочисленные гобелены и знамена, украшавшие стены, обветшали от старости и небрежения. На кухне страшно не хватало посуды — ножей, ложек, ковшей, даже котлов. Вероятно, все растащили за годы отсутствия Эйрика. Требовалось также купить тканей на новую одежду для слуг, так же как для самого Эйрика и его свиты.
   Сделав внутри крепости все, что могла, Идит отправилась за ее стены в сопровождении Вилфрида. Поездка оказалась не такой приятной, какой могла бы быть, поскольку ей приходилось и дальше играть свою роль — горбить плечи, прикрывать лицо тканью, говорить скрипучим голосом. Она поддерживала свой утомительный маскарад и при слугах.
   Порой она с тревогой ловила странное выражение на лице Вилфрида, с каким он украдкой наблюдал за нею. Ни в коем случае нельзя было обитателям замка обнаружить ее двуличие до того, как сама она получит возможность после возвращения супруга покончить со своим нелепым притворством.
   Когда они объезжали на лошадях огромные владения, раздавая семена свободным батракам, которые начали возвращаться на прежние места обитания, Идит делилась с Вилфридом надеждами на обильный урожай овса и ячменя.
   — Земли тут богатые, — заметил Вилфрид. — Я последовал твоему совету и разделил поле на узкие полосы и на три части — первую для весеннего посева, ее уже разрабатывают, другую для осеннего высева озимой пшеницы, а третью — под однолетний пар.
   — А ты распорядился, чтобы выгоняли хотя бы тот немногочисленный скот, что остался в Равеншире, пастись на оставленных под пар полях и на стерне после уборки яровых?
   — Да, миледи. Ты уже три раза напоминала мне об этом.
   Идит улыбнулась на мягкий упрек Вилфрида.
   — Каюсь, есть у меня такая привычка — надоедать временами своими приказами.
   Вилфрид красноречиво закатил глаза кверху.
   — Жилища батраков в плачевном состоянии, — посетовала Идит, когда они, оставив поля позади, ехали через деревню.
   — Сначала нам нужно укрепить стены крепости и провести сев.
   Идит хотела было запротестовать, но прикусила язык. Как и прежде, она не знала, хватит ли у Эйрика средств на такие затраты.
   Особенно Идит опечалило то, что в хозяйстве, некогда знаменитом своей тонкой йоркширской шерстью, сейчас не было ни одной овцы.
   — Как ты считаешь, не станет ли Эйрик возражать, если мы заведем новую отару овец? — нерешительно спросила она. Увидев, что обилие ее планов приводит Вилфрида в отчаяние, она поспешно добавила: — Конечно, для начала отара будет совсем небольшой.
   Вилфрид покачал головой и усмехнулся:
   — Леди Идит, по-моему, ты ничего не делаешь в скромных масштабах. За прошедшие три дня ты велела мне сделать записи о покупке новых коров, быков для пахоты, о ремонте хижин для батраков, подрезке фруктовых деревьев, о рытье нового колодца и двух новых выгребных ям, починке замковой крыши, расширении конюшни, перевозке пчел для получения меда и изготовления свечей, а теперь еще эта отара вонючих и блеющих овец.
   — Не забудь о том, что надо почистить уборные.
   Вилфрид недовольно заворчал при ее напоминании.
   — Уборными надо заняться в первую очередь, — заметила Идит с особым ударением. Три уборных находились во дворе замка внутри стен, — каменные сиденья выступали наружу, чтобы экскременты и жидкость стекали в пристенные рвы. И сказать, что вонь от них поднималась до небес, значило бы не сказать ничего. — За два года отсутствия Эйрика рвы не чистились ни разу, я в этом уверена. Как и выгребные ямы под двумя уборными, что находятся внутри. Когда их известковали в последний раз?
   Вилфрид виновато опустил голову.
   — Это такая противная работа, что я ее все время отодвигал.
   — Фу! Хуже того, я заметила, что в уборных для слуг нет ни свежей соломы, ни виноградных листьев для вытирания. Как это говорит о чистоплотности обитателей Равеншира? Не удивительно, что от Игнольда и прочих идет такой тяжелый запах.
   — Миледи! — простонал Вилфрид, и лицо его пошло от смущения красными пятнами. — Зачем обсуждать все эти подробности? Достаточно того, что я уже понял, — ты желаешь увидеть все эти проклятые ямы вычищенными.
   На следующий день Идит велела Иеремии, каменщику, которого она привезла из Соколиного Гнезда в качестве приданого, подумать над проблемой вентиляции в большом зале. Прежде там находился посредине большой очаг с дымовым отверстием в крыше, как это заведено у викингов, но Эйриков дед Дар заимствовал у саксов множество усовершенствований, включая два камина в обоих концах большого помещения. К несчастью, трубы не были достаточно широкими для зала такой величины, и дым все время шел внутрь.
   Мастерство Иеремии весьма требовалось и снаружи, она оторвала его от восстановления стен замка. Подобно Соколиному Гнезду и многим другим крепостям по всей Британии, Равеншир был выстроен на высоком и плоском земляном холме, окруженном массивным рвом.
   — Дар заменил деревянный частокол и башни на каменные стены, — объяснил Вилфрид, — и внешний круг, и внутренний, окружающий двор с его постройками и ристалища. Но набеги саксов на Равеншир за несколько последних десятилетий были катастрофическими для его состояния.
   — Я заметила, когда вернулась на свадьбу, что Эйрик уже начал восстанавливать стены. И уверена, что Иеремия поможет ускорить эти работы.
   Вилфрид с недовольством отнесся к ее желанию забрать нового мастера-каменщика.
   —  — Немного дыма в глазах не причинят, никому вреда, а вот противник может прорваться через недостроенные стены крепости.
   — Ну, хоть кто-то в Разеншире оценил часть моего приданого. Эйрик только и знал, что насмешничал насчет моих пчел, которые тоже являются его частью.
   Вилфрид отделался в ответ улыбкой, ее постоянные жалобы на Эйрика уже стали для него привычными.
   — Ты только подумай, пчелы остались единственной частью моего приданого, которую я еще не передала своему супругу. Конечно же, мне не терпится поскорей перевезти их в свой новый дом.
   Вилфрид что-то грубо буркнул себе под нос.
   — При том множестве работ, которые требуется сделать в Равеншире, да еще не имея сведений, достаточными ли средствами располагает Эйрик, мне хочется поскорей наладить тут пчеловодство, чтобы хозяйство могло процветать.
   — Миледи, — выпалил Вилфрид, — предоставь уж лорду Равенширу решать, что он может себе позволить в своих владениях, а что нет. К тому же мы для этого сейчас и решили заняться поздним весенним севом.
   — Сев в полях, конечно же, первый шаг, но его плоды лишь ненамного улучшат положение в замке. Овцы и ткачество смогут стать прибыльными лишь со временем, а вот для быстрого притока монет нет ничего лучше моего меда, свечей и браги.
   — Ты намерена торговать своими собственными продуктами? — в ужасе спросил Вилфрид.
   Идит метнула на него снисходительный взгляд:
   — Да, намерена. На мой товар всегда огромная потребность, особенно на уникальные свечи-часы.
   Вилфрид с сомнением посмотрел на нее.
   — Такие свечи изобрел король Альфред много лет назад, но мои отличаются особенно высоким качеством.
   Вилфрид с отчаянием потряс головой, несомненно, подумав, сколько еще работы она свалит на него. Однако все планы Идит теперь вращались вокруг доставки пчел в Равеншир, и ей ничего не оставалось, как терпеливо ожидать возвращения мужа. А терпение не входило в перечень ее добродетелей.
   В конце шестой недели Идит получила краткое послание от супруга, которое странным образом задело ее своей сухостью, и отсутствием сантиментов.
 
   «Миледи Идит,
   Прости, что задерживаюсь. Я все еще нахожусь в Шотландии по делам своего короля. Рассчитываю вернуться в Равеншир через две недели. Будь осторожна.
   Твой супруг, Эйрик».
 
   — Святые мощи, я так устала дожидаться его возвращения, — проворчала Идит Вилфриду, который читал другое, адресованное ему лично послание от господина, гораздо более длинное. — А тебе он сообщает, почему задерживается?
   Вилфрид с непроницаемым лицом взглянул на нее, затем пожал плечами, отказываясь выдавать какие-то секреты.
   Взглянув на дату написания письма, Идит прикинула, что до возвращения Эйрика осталось еще дней шесть. И у нее будет достаточно времени, чтобы съездить в Соколиное Гнездо, забрать пчел и все соответствующее снаряжение, а затем вернуться в Равеншир до приезда супруга.
   Она уже собиралась поделиться этим с Вилфридом, затем передумала. Эйрик приказал ей оставаться в Равеншире и хорошенько приглядывать за детьми — не без оснований, учитывая угрозы Стивена. Но почему бы ей не выехать ночью, оставив детей на попечение Гирты и свиты Эйрика?
   Однако Вилфрид одну ее никогда не отпустит. Он всегда выполнял приказы Эйрика неукоснительно.
   Так что она не скажет ему о своих планах. Ограничится тем, что оставит весточку для Гирты, сообщая, куда поехала и что вернется как можно скорее.
 
   Четыре ночи спустя Эйрик приближался к Равенширу со своей маленькой свитой. Он повернулся к Сигурду, ехавшему с ним рядом.
   — Боже, до чего же хорошо возвращаться домой. Как я устал, и какой грязный, и как мне надоело убеждать вождей скоттов, норманнов и валлийцев, чтобы те оставались верными саксонскому королю!
   Сигурд засмеялся.
   — Я надрывал голос до хрипоты. Я до потери сознания пил медовую брагу и вино, направо и налево прикидываясь приятелем. Я до крови прикусывал язык, соблюдая дипломатичность.
   — А все мы вместе покрыли на лошадях такое расстояние, что наши зады задубели, — с улыбкой добавил Сигурд.
   — Да, и неплохо справились, разнося послание от короля Эдмунда по всей Британии и за ее пределы. Как ты думаешь?
   Сигурд пожал плечами.
   — В разговоре с тобой они казались верными, однако кое-кто из этих пограничных лордов настолько независим, что им ничего не стоит отвернуться от нашего короля, если начнется смута.
   — И правда. Единственное, что можно сказать с уверенностью, так это то, что смута назревает. Везде, где бы мы ни бывали, я замечал скопления воинов, стягивающихся в страну отовсюду. Всех привлекают слухи о нависшей над королем смертельной угрозе, — заключил Эйрик, когда они миновали последний холм перед Равенширом, и у него вырвался усталый вздох.
   Тут как раз его спутник подъехал к нему с наветренной стороны. И Эйрик брезгливо поморщился.
   — Проклятье, какая от тебя идет вонь, Сигурд.
   — Да ты сам тоже не розами пахнешь, милорд, — усмехнулся Сигурд. — Я видел, как какая-то девка в Йорке зажала нос, когда мы этим утром проезжали мимо. И что-то пробормотала насчет того, что язычники норманны всегда страшно воняют.
   Губы Эйрика растянулись в слабой улыбке. Для того чтобы рассмеяться, он слишком устал.
   — Пожалуй, я дам ей понюхать свою саксонскую половину. Для сравнения. Могу поспорить, что состязание будет честным.
   Все мужчины расхохотались над его шуткой.
   Им следовало бы задержаться в Йорке, хотя бы на ночь, подумал Эйрик. Вообще-то он завернул в этот торговый город с намерением посетить свою любовницу Азу. Он уже предвкушал купание в горячей воде, краткий отдых и долгую жаркую ночь любви со своей сладкой ювелиршей. Однако встретил брата, наблюдавшего за ремонтом своей ладьи, задержавшим его отплытие. Тайкир напомнил ему, что в Равеншире его ждет новая жена.
   — Бракосочетание еще не было завершено, Эйрик.
   — Ха! Кажется, я знаю это не хуже, чем ты, брат. И перестань лезть не в свои дела, черт побери!
   Тайкир пожал плечами.
   — Я понимаю, у тебя были свои соображения, когда ты женился на старой карге. — На его лице появилась странная улыбка, словно ему доставляло удовольствие поддразнивать брата возрастом Идит. — Кстати, тебе удалось как-нибудь повлиять в Винчестере на короля с его витаном, рассматривающим прошение Стивена?
   — Кое-что сделать удалось. Эдмунд обещал поддержку, и я представил формальный протест перед витаном, заявив о своих отцовских правах на Джона. — Он пожал плечами. — Тебе ведь известно, что витан решает в зависимости от того, куда ветер дует. Я имею в виду политический. Но уже немаловажно и то, что я при каждом удобном случае упоминал на людях о своей любимой жене и сыне, оставленных в Равеншире. Надеюсь, мои слова разозлят Стивена и вынудят его на безрассудные действия, и тогда мы сможем в конце концов положить конец его вероломству.
   — Тогда тебе надо торопиться в Равеншир, Эйрик. Неужели ты, уготовив ловушку для Стивена, станешь прохлаждаться тут, в Йорке? Да еще до того, как клятвы ваши будут подкреплены постелью?
   Эйрик, сузив глаза, подозрительно покосился на озабоченное лицо брата.
   — Интересно, отчего это ты с таким рвением сводишь меня с моей скрипучей женушкой? Может, тебе известно что-то, чего не знаю я?
   — Я-то? — переспросил Тайкир, ударяя себя ладонью в грудь. — Да просто потому, что именно я смягчил бабу твоим подарком. Подмаслил тебе дорожку, так сказать. И мне не хочется, чтобы мои братские усилия пропали зазря.
   Эйрик недоверчиво покачал головой, вспомнив, как его лукавый брат при расставании внезапно посерьезнел и изрек: «Вспомни мои слова, брат, когда придет время. Красота лежит в сердце, а не в глазах».
   Тайкиру просто говорить, подосадовал Эйрик, махая Вилфриду и другим своим рыцарям из свиты, показавшимся на стенах крепости. Ему не нужно ложиться в постель со старухой.
   Он раздраженно наморщил лоб, вспомнив оскорбительную реплику Идит насчет поросячьего хрюканья и свою угрозу поквитаться по возвращении.
   Впрочем, после отъезда Эйрику не давали покоя совсем другие мысли, можно даже сказать, противоположные. В последнее время он часто вспоминал поцелуй, которым они с Идит обменялись в его спальне, и у него не выходило из головы, что постель может оказаться не такой уж и неприятной.
   И вправду, если бы Идит помолчала, не отпугивая своим трескучим голосом, то в темноте спальни, скрывавшей ее седые волосы и морщины, он, пожалуй, и смог бы получить удовольствие, усмиряя ее необузданный нрав на простынях. Что всегда любит повторять Селик про кошек в темноте? Засмеявшись, он поднял взгляд на стены, отыскивая предмет своего веселья.
   И тут же нахмурился.
   На крепостной стене стояла Гирта вместе с Ларисой и Джоном, все трое усиленно махали ему. Идит с ними не было; Где же жена?
   Видимо, злобная баба вознамерилась проучить его. Он разозлил ее перед отъездом своим мстительным поцелуем перед всей свитой и гостями. И теперь она, конечно же, вознамерилась отплатить. Ну как ему надоела ее твердолобая гордость! Губы его сжались от раздражения. Этой же ночью, когда она окажется в постели с широко раскинутыми костлявыми ногами, он положит конец ее вызывающему поведению.
   — Где моя жена? — призвал он к ответу Вилфрида в тот же миг, когда спрыгнул с коня во дворе замка, невольно вскрикнув от боли в мышцах. — Пусть немедленно распорядится, чтобы нагрели для меня воду.
   Лицо Вилфрида стало ярко-пунцовым.
   — Хм… э…
   — Что?
   — Она уехала.
   — Уехала? Куда?
   — Назад, в Соколиное Гнездо.
   — Ты шутишь, — недоверчиво протянул Эйрик, а потом оцепенел от тревоги. Не миновать беды этой его полоумной женушке со своим проклятым норовом. — Я ведь приказал ей не покидать замок. И велел тебе не спускать глаз ни с нее, ни с детей.
   — Дети уже измотали десяток стражей после твоего отъезда, — стал оправдываться Вилфрид, затем признался с пристыженным видом: — А твоя жена уехала четыре ночи назад, когда все спали.
   — А что, у нас нет часовых?
   — Да, но они думали, что ей было разрешено уехать.
   — Кто отправился с ней? — суровым голосом спросил Эйрик, и его кулаки сердито сжались. Во имя всех святых! Он придушит бабу за то, что она осмелилась ослушаться его. Пусть уж не попадается ему на глаза подольше, пока он не остынет.
   И тут Эйрик услышал шум и визг, сопровождавшиеся громким лаем. Три тела, нет, четыре, вылетели из открытой двери зала и скатились по ступенькам во двор.
   Лариса, подняв пыль, осадила, едва не налетев на него, а за ней, натыкаясь друг на друга, подскочили Джон с Годриком. А в ногах у них путался и визжал большой пес, которого пригрела эта его отсутствующая женушка.
   — Папа! — восторженно закричала Лариса и бросилась в его объятия, повиснув на шее так, что чуть не задушила, а ногами обхватила талию. Его конь нервно задергался рядом с Эйриком и недовольно заржал, а сам он, смертельно уставший от дороги, едва не рухнул навзничь под дочерним бурным натиском.
   — Проклятье! Я приехал домой или в какой-то приют для сумасшедших? — обрушился Эйрик на Вилфрида, поставив Ларису на землю. Ее волосы были влажными и пахли мылом, а свежее личико сияло здоровьем и чистотой. Остальные двое ребятишек тоже выглядели чистыми, как и извивавшийся пес, которого Джон держал за загривок, глядя широко раскрытыми глазами на нового отца.
   Гирта шагнула вперед и стала загонять ребятишек в дом:
   — Быстро в постель! Пора спать.
   — Где твоя хозяйка? — спросил Эйрик ледяным тоном.
   — Она отправилась по делам в Соколиное Гнездо. Не думала, что ты вернешься так скоро.
   — Что за спешка, не могла подождать до моего возвращения?
   Гирта пожала плечами, напустив на лицо непроницаемое выражение. Она явно что-то знала о поездке Идит, но предпочитала держать это при себе.
   — Госпожа наверняка вернется домой утром. И тогда все объяснит сама.
   — Ох, уж можешь быть уверена, ей придется все мне объяснить, — злобно произнес Эйрик, думая, как его подвел брат с этой ночью. Лучше бы он провел ее в теплой постели вместе с Азой, а не мчался бы к отсутствующей жене.
   Позже, когда он наконец-то вымылся и поел, в дверь его спальни осторожно постучали.
   — Войди.
   Вилфрид нерешительно остановился на пороге, его всегда живое лицо было мрачным.
   — Заходи, выпьешь со мной вина. Из земель франков, кажется. Я купил его утром в Йорке.
   Вилфрид потряс головой и отказался сесть в кресло напротив. Без всяких предисловий он выпалил:
   — Милорд, Бритта только что показала мне послание, которое нашла сегодня утром под матрасом в спальне твоей леди супруги.
   Поколебавшись, он вручил сложенный листок Эйрику. Он был адресован леди Идит из Равеншира.
   — Печать была уже сломана, когда Бритта нашла его, — объяснил Вилфрид, увидев, что Эйрик внимательно его разглядывает.
   Эйрик осторожно развернул письмо, видя по гримасе Вилфрида, что он не одобряет его содержание. Не понравилось оно и ему.
 
   «Моя дражайшая Идит.
   Мне сообщили, что твоя свадьба состоялась, как мы и планировали. Мое сердце глубоко опечалено той жертвой, которую ты принесла ради меня и нашего будущего. Молю Бога, чтобы Зверь из Равеншира не узнал о твоей беременности. Я сейчас думаю, как покончить со своим бесплодным браком, чтобы оба наших ребенка могли стать законными. Держись, любовь моя, еще немного — и мы сможем соединиться в нашей вечной любви.
   Супруг твоего сердца, Стивен».
 
   Поначалу Эйрик онемел от нахлынувшей ярости. Потом швырнул письмо на пол и растоптал кожаным башмаком.
   — Лживая, паршивая сука, — ревел Эйрик, желая, чтобы сейчас перед ним стояла Идит, а не Вилфрид, чтобы он мог излить свою ярость на ее предательскую плоть. От обиды он схватил свой кубок и швырнул в стену комнаты. Тут же за ним последовал и другой, затем серебряный пояс, боевой шлем, стеатитовый подсвечник и даже глиняный кувшин, полный вина. Но ему все было мало.
   — Мне следовало бы сразу догадаться, — скрежетал он зубами. — Клянусь святым крестом, следовало бы догадаться. Все признаки были налицо. Ее ублюдок сын. Отвращение к моим прикосновениям. Ее скрытность.
   — Милорд, может, тебе лучше поговорить с леди Идит, прежде чем судить ее так сурово, — нерешительно отважился Вилфрид.
   Эйрик пронзительно взглянул на друга.
   — Нет, и ты, и мой брат советовали мне твердой рукой ограничить ее дерзость. Ха! Дерзость слишком мягкое для нее слово. Она оказалась коварной предательницей. Мне следовало бы слушаться своего чутья и не доверять ни одной женщине.
   — Но разве не имеет смысла…
   — Смысл! Единственный смысл в этой постыдной истории — это вонь, проклятая, безбожная вонь от мерзкой, бессовестной бабы. — Он запустил растопыренные пальцы в волосы и потянул за них, мотая головой. — Святой Иуда! Сколько раз должен человек обжигаться, прежде чем научится не доверять пламени?
   — Но я не понимаю. Зачем ей потребовалось выходить за тебя замуж, если она действительно не боялась лорда Грейвли?
   — Стивен всегда хотел сокрушить меня. Он явно использует ее в своем коварном заговоре. А кто знает, что надеялась получить Идит? — Он пожал плечами. — Наверное воображает, что этот слуга дьявола ее любит.
   — Она как-то не вписывается в эту картину, — неуверенно заявил Вилфрид.
   — Я понимаю, что ты имеешь в виду. Я тоже считал, что она вышла из возраста, когда женщина может рожать. К тому же Стивен обычно выбирает более красивых дев для забав.
   — Нет, тут ты можешь ошибаться. С должным уважением я ездил с ней по землям замка в твое отсутствие. Она была у меня как заноза в заднице со всеми ее требованиями. И меня все время гложет подозрение, что она, вероятно, не такая, за какую мы первоначально ее приняли.
   Эйрик ждал, когда Вилфрид объяснит свои слова, но его сенешаль сильно покраснел и пробормотал:
   — Но не мое это дело — говорить такие вещи без доказательств. И ты сочтешь меня болваном, если я скажу, что она не столь уж непривлекательна.
   — Ха! Больше похоже, что твое зрение тоже начинает слабеть. Как у меня. Или Бритта превратила твой мужской корень в мякину.
   Вилфрид виновато опустил голову.
   Эйрик подобрал кубок и стал искать кувшин с вином, а потом вспомнил, что швырнул им об стену. Его губы скривились от отвращения при виде разгрома, который он учинил, и рассудок слегка охладил его ярость.
   — Пришли мне еще вина, — велел он Вилфриду. — И поставь стража, чтобы не спускал глаз с Джона и Ларисы день и ночь. Пусть даже в уборную не ходят одни.
   — Слушаюсь, — отозвался Вилфрид и кивнул, направляясь к двери, затем обернулся. — Мне послать людей сегодня ночью на поиски леди Идит?
   Эйрик метнул в него холодный взгляд:
   — Нет, мы начнем поиски завтра. И тогда, клянусь перед ликом Господа, она дорого заплатит мне за обман.
   Несмотря на страшную усталость, Эйрик не спал всю ночь. Он пил отменное вино франков кубок за кубком, но не мог достичь благословенного опьянения. Мозг его непрерывно работал, взвешивая факты, ища ответа, делая выводы. И постоянно возвращался к двум доказанным фактам: Идит по меньшей мере жестоко дурачила его, а то и, вполне вероятно, участвовала в заговоре с целью убийства.
   К тому времени, когда рассветные лучи проникли в узкие, стрельчатые окна его спальни, Эйрик превратился в сгусток ярости, удерживаемой за холодным, каменным фасадом. Он спустился в большой зал и направился в сторону кухни, где уже вовсю хлопотали слуги.
   Несмотря на гнев, он повсюду видел следы рук Идит. В замке пахло свежестью после многочисленных уборок, все деревянные поверхности сверкали чистотой. Он заметил в большом зале две новые трубы — уже много лет он и сам собирался их поставить, но кочевая жизнь заставляла его все время откладывать свои планы.
   Хрусткие стебли тростника источали сладкие травяные запахи, когда он давил их ногами, шагая по залу. На кухне Берта работала перед очагом в чистой рубахе, спрятав волосы под белый плат и опрятный чепец.
   — Господин, — чинно поклонилась она, — не желаешь ли плошку каши либо хлеба с сыром на завтрак?
   — Нет, — ответил он, открыв от изумления рот при виде сверкавшей чистотой кухни. С потолочных балок пучками свисали длинные стебли ароматных трав и сушеных цветов. С каменного пола были выметены стебли тростника, а сам пол отмывала песком и мыльной водой рабыня, стоя на коленях.
   Годрик, сирота, которого он видел накануне с Джоном и Ларисой, шелушил фасоль перед огнем. Он робко поклонился.
   Внутрь влетела Бритта с ворохом постельного белья, весело распевая непристойную песенку. Увидев хозяина, она остановилась и вспыхнула от смущения при его внимательном взгляде, а потом стремглав понеслась в сторону прачечной.
   Пробормотав какие-то распоряжения, Эйрик ретировался в зал и вышел на стену крепости: стена близилась к завершению под руководством Иеремии, каменщика, которого Идит привезла как часть своего приданого. Как далеко может простираться коварство Идит? — подумалось ему. Иеремия может класть в раствор слишком много песка, чтобы стена раскрошилась при первом же приступе. Ему нужно будет все как следует проверить.