— Ах так, тогда будет справедливо нам сравняться.
   Идит опешила, брови ее нахмурились. Она сказала, что он выглядит смешным, стоя голый и покрытый грязью. Поглядев на себя, она увидела, что тоже вся покрыта грязью. Оставалось только…
   Ее рот открылся. Он не посмеет!
   Эйрик прыгнул на нее.
   Видимо, посмеет.
   Перебросив Идит через плечо, Эйрик понес ее, не обращая внимания на вопли и бешено дрыгающиеся руки и ноги. Он тащил ее к пруду, лишь кротко качая головой на совсем не свойственный для леди подбор выражений.
   Господи, он любил хорошую драку, и эта его упрямая, властная и надменная жена сулила ему неплохую забаву. Без всяких колебаний он вошел по колено в ледяную воду питавшегося родниками пруда. Несмотря на жаркое солнце, их купание обещало быть бодряще холодным из-за недавнего дождя. Он широко улыбнулся и окунул Идит в воду прямо в одежде.
   Она вынырнула, отфыркиваясь и выкрикивая все оскорбительные прозвища, какие только могла придумать:
   — Отвратительный чурбан! Мерзкий деревенщина! Проклятый ублюдок! Похотливый болван!
   Эйрик снял без всякого стыда набедренную повязку и приблизился к ней.
   — Ну-ка, поглядим, что я купил в брачной сделке, жена.
   — Купил? Купил? Ты не покупал меня, мерзавец. Если уж на то пошло, это я купила тебя своим приданым! — завизжала она, пытаясь проскочить мимо него к берегу в намокших одеждах и стараясь сохранить при этом как можно больше достоинства. Она уже потеряла в воде и плат и обруч, а остальная одежда соблазняюще прилипла к телу.
   Эйрик в ответ на ее дерзкие выпады лишь насмешливо поднял бровь, не в силах оторвать глаз от чистой линии ее грудей, бедер и длинных ног.
   — Ну, что ж, тогда мы оба проверим свои покупки.
   Когда он шагнул вслед за ней на мелководье, она пронзительно ахнула, заметив, что он снял с себя все.
   — И у тебя совсем нет стыда?
   — Ни капли.
   Он стал срывать с нее одежду. Задача оказалась нелегкой, поскольку она брыкалась, царапалась и клялась мстить беспрестанно и до конца дней.
   — Не смей трогать меня… ох, ты разорвал мое платье, неуклюжий ублюдок!
   — А ты перестань так крутиться. Ты скользкая как угорь. Ох! Ты оцарапала мне нос. До крови оцарапала своими когтями, — возмутился он и окунул ее в воду.
   Она вынырнула, отплевываясь.
   — Ублюдок! — И сама бросилась на него, опрокинула и попыталась встать коленями на грудь. Нос у него горел, и он едва избежал роковой травмы, когда она попыталась ударить его коленом в пах.
   — Идит, что за ухватки! Как у торговки рыбой. Пора тебе вести себя, как подобает жене.
   — Ха! А уж ты только что вел себя как галантный рыцарь, а не как грубый тролль.
   — Тролль! — воскликнул он. — Сейчас мы посмотрим, кто тут тролль. Довольно с меня твоего упрямства и не женских выходок. — И, забыв про нежность, он грубо сорвал с ее тела платье и нижнюю сорочку.
   — Погляди, что ты сделал с моей обувью! Ох, ты заплатишь мне за весь урон, который нанес моим вещам.
   Усмехнувшись при виде комично плавающих рядом башмачков из мягкой кожи, он сдернул с ее ног чулки.
   Оставшись нагой, Идит не дала ему возможности полюбоваться на ее прелести. Выскользнув из его хватки, она нырнула в воду и поплыла прочь, давая ему возможность лишь мельком увидеть ее голые ягодицы и восхитительные ноги.
   Он улыбнулся.
   Затем, схватив мыло, которое Бритта оставила на берегу, в несколько взмахов догнал ее и, схватив за волосы, поволок назад к берегу. Там уселся на берегу, а ее зажал между коленей так, что она оказалась сидящей в воде. Ее крики, несомненно, слышали даже в Йорке.
   — Теперь бойся встать ко мне спиной, ты, проклятый язычник, викинг, ненавистный зверь, иначе я отплачу тебе за все сторицей.
   — Я дрожу от страха, миледи. — Быстро, пока она не улучила возможности вырваться и на самом деле нанести ему какую-нибудь травму, Эйрик намылил ее длинные волосы, затем окунул с головой в воду. Трижды он повторял процедуру, не обращая внимания на яростные крики.
   Решив наконец, что удалил весь жир с ее волос, он отпустил Идит. Она сердито закинула свои длинные, мокрые волосы за плечи и бросилась прочь, не давая ему как следует разглядеть ее тело. Что ж, ладно, потом у него будет для этого предостаточно времени.
   Тогда он приступил к собственным омовениям, зайдя туда, где поглубже. Вымыл волосы и тело, несколько раз нырял, чтобы смыть всю грязь. А когда наконец появился из воды, Идит стояла на берегу, одетая в платье из нежного лавандового шелка, перехваченное поясом, и расчесывала длинные, до пояса, волосы.
   И она была прекрасна.
   Вероятно, Бритта не принесла нижнее белье для его леди супруги, хвала богам, поскольку тонкая ткань подчеркивала ее женственные прелести. Она оказалась стройной, как он и подумал вначале, однако вовсе не тощей. И вновь он отругал себя за то, что был таким слепым болваном.
   Его губы дрогнули в улыбке предвкушения. Он протянул руку к полотенцу и медленно, не спеша, удалил с тела влагу, все время поглядывая на жену.
   И она тоже глядела на него. С опаской.
   Он почувствовал, как твердеет его желание под ее пристальным взглядом.
   Она вспыхнула и отвернулась.
   — Наконец-то мы осуществим наш брак. Ты понимаешь это, Идит, или нет?
   Она заколебалась и прикусила нижнюю губу, затем кивнула и проворчала:
   — Только не думаю, что стану стоять ради тебя на четвереньках.
   Глаза у Эйрика расширились.
   — Ну, возможно, в этом не будет нужды; я же вижу теперь, что ты не походишь на зад мула.
   Идит метнула в него острый взгляд, который ясно сказал, что это он сам похож на зад мула.
   — И не думай, что я тебе дам такую пятичасовую свечу для твоих похотливых целей, — язвительно добавила она.
   — Что?
   Она пренебрежительно махнула рукой:
   — Ну, ты знаешь… тот лотос с пятью лепестками, о котором ты распространялся. О, я понимаю, что не могу избежать теперь брачного ложа, но не думай, что найдешь во мне союзницу в своих извращениях.
   У Эйрика не сразу забрезжило понимание, а сообразив, он громко рассмеялся. Боже милостивый, Идит поверила его немыслимой истории про пятичасовые любовные турниры и, несомненно, ожидала такой же прыти от него в их брачную ночь.
   — А… освежи мою память, Идит… сколько раз, я говорил, женщина впадала в экстаз в тот вечер?
   — Я точно не помню, — сказала она, и ее лицо мило зарделось. — Семь или восемь раз, кажется.
   — Се… семь или восемь? — переспросил он, пораженный собственной фантазией. Потом содрогнулся, вспомнив о другом. — А сколько раз, по моим словам, впадал в экстаз мужчина за эти пять часов?
   — Двенадцать, — не колеблясь ответила она.
   Эйрик издал глухой стон и шагнул ближе. Взяв из ее рук гребень, бросил его на землю. Потом, схватив за талию, которая как раз подходила к его ладоням, поднял ее от земли так, что их тела встретились — бедро к бедру, живот к животу, грудь к груди.
   Наклонив голову, он хрипло пробормотал возле ее губ:
   — Идит, я боюсь, что не выдержу и пяти минут, не говоря уж про пять часов.
   — Ах, так я и думала. Мужчины всегда хвастаются способностями, которых не имеют.
   Он прижался кончиком языка к родинке над ее верхней губой, затем обвел края тонко очерченных губ с умопомрачительным удовольствием:
   — Ты уже недовольна мной, жена?
   — Нет, теперь мы, по крайней мере, можем договориться. Меня совершенно не волнует длина любовных игр. Мне лишь бы поскорей все завершить, и дело с концом, — заявила она неубедительным и сконфуженным тоном, откинув назад голову и стараясь увернуться от его губ. Такой жест лишь открыл ему доступ к ее гладкой шее.
   — Ах, тут ты ошибаешься, жена. Мы зажжем твою проклятую пятичасовую свечу, — сказал он, уткнувшись в теплую кожу, — и я обещаю доставить тебе длительное удовольствие… даже если нам обоим придется вновь, и вновь, и вновь впадать в экстаз, пока не выдохнемся.
   Идит как-то сразу растерялась и не находила слов. Однако бешеное биение жилки на ее шее предательски щекотало его губы.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

 
   Когда они направились к замку, Эйрик небрежно положил руку ей на плечо.
   Она исподлобья взглянула на него.
   Он подмигнул.
   «Какой это муж подмигивает своей жене?»
   Идит увернулась от него.
   — Перестань меня дразнить, — заявила она и, вырвавшись вперед, пошла быстрым шагом.
   — Я? Дразню? Я просто веду себя так, как подобает супругу. Кстати, Тайкир был прав насчет твоих бедер.
   Она — оглянулась через плечо и увидела, что его глаза бесстыдно прикованы к ее заду. Святой Хиларий, мысли у этого человека следуют лишь по одной дорожке. Она остановилась и стала дожидаться его, вовсе не собираясь выставлять на обозрение свой зад в тонком шелковом платье, тем более что Бритта забыла принести ей сорочку либо что-то из нижнего белья.
   — Тебе и впрямь не мешает привыкнуть к моим прикосновениям, Идит, — небрежно заметил он, пытаясь переплести свои пальцы с ее.
   Она оттолкнула его руку:
   — Зачем?
   — Поскольку я намерен часто это делать.
   Она непонимающе нахмурилась. Когда до нее дошло, что он собирается часто ласкать ее, она жарко вспыхнула от покрасневшего лица до, несомненно, внезапно налившихся грудей.
   — Ты… ты… распутник, — выпалила она, подыскав наконец подходящее слово, чтобы пресечь его потуги на игривость. Он явно сказал это не всерьез, просто хотел распалить ее гнев. По крайней мере так она думала, пока не заметила, что его глаза с интересом уставились на ее грудь.
   Она опустила взгляд и едва не застонала. Ее соски напряглись и стали жесткими. О Господи.
   — Ты случайно не извращенец?
   Эйрик засмеялся, и крошечные морщинки вокруг его глаз украсили его лицо самым восхитительным образом. Он убрал со лба густые волосы, которые солнце уже высушило. Свежевымытая, загорелая кожа сияла здоровьем, жизненными силами и суровой мужественностью. Поистине супруг ее греховно красив. И представлял серьезную опасность для ее с трудом завоеванной независимости.
   — Нет, Идит, я не извращенец.
   — Тогда почему ты так много говоришь о прикосновениях и блуде?
   — Вероятно, оттого что прошло много времени, с тех пор как я этим занимался.
   Это ее удивило. Ей хотелось спросить, почему же это давно, если он предположительно навещал свою любовницу между их помолвкой и его возвращением в Равеншир несколько дней назад, но у нее язык не повернулся. Если спросишь, он сразу поймет, что ее это интересует. А ей безразличны и он, и все другие мужчины. О Господи.
   — Уже три месяца, — сказал он, давая ответ на ее невысказанный вопрос.
   Глаза ее расширились, и против воли волна радости нахлынула на нее. Пытаясь изо всех сил вернуть свою холодность, она заявила самым равнодушным голосом, какой только могла изобразить:
   — Возможно, для мужчины это довольно долго, но, по-моему, ты придаешь слишком большое значение совокуплению между мужчиной и женщиной.
   — Мужем и женой, — поправил он ее с легкой усмешкой.
   Она пренебрежительно махнула рукой:
   — Мужчина, женщина. Супруг, супруга. В конце концов, это просто плотская потребность, которой придается преувеличенное значение. Вроде приема пищи. Или зевания. Слишком преходящая, чтобы заслуживать такого внимания. О, я не сомневаюсь, что это приятно для мужчин. Во всяком случае, они любят почесать об этом языки, но я не сомневаюсь, что для большинства женщин это не более чем досадная необходимость.
   Эйрик бросил на нее косой, удивленный взгляд и медленно покачал головой:
   — Зевание? Ах, Идит, с каким удовольствием я научу тебя другому взгляду.
   — Мне не нужны твои греховные уроки.
   — Нет ничего греховного в хороших занятиях любовью мужа и жены.
   — Хорошие. Плохие. Для меня это не составляет разницы.
   — Составит.
   — Ха!
   Эйрик протянул руку и взял в пальцы ее длинный, кудрявый локон. С благоговением потер его между большим и указательным пальцами, а потом, не отрывая своего взгляда от ее глаз, поднес локон к губам.
   — Я подозреваю, моя чопорная, правильная леди, что ты цепляешься за какие-то превратные представления насчет любви. Если бы все зависело от тебя, то, могу поклясться, это было бы быстро и спокойно, чисто и холодно. Ты справлялась бы с этим весьма ловко, как и с домашним хозяйством.
   Она лишь молча вскинула подбородок, упрямо отказываясь клевать в этот раз на его крючок. Он тихо засмеялся и продолжал:
   — Но позволь мне заверить тебя, дорогая, что хороший любовный поединок бывает долгий… и мокрый… и грязный… и шумный… и очень, очень жаркий.
   «Жаркий? Мокрый? О Боже». У Идит невольно приоткрылся рот от недоверия.
   — Ты меня совсем не понимаешь, — произнесла она с досадой. — Ты все время искушаешь меня. А ведь единственное, чего мне хотелось, так это мужа, который защитил бы моего сына, хотелось законного брака. — Она в отчаянии закрыла глаза.
   — Я же хочу большего.
   Тихо произнесенные Эйриком слова поразили Идит, и она открыла глаза, чтобы встретить голодный огонь в его горящем взоре. «Голодный? Почему? О нет, это невозможно… ох, это наверняка не из-за меня».
   Она споткнулась, и Эйрик схватил ее за талию, чтобы поддержать. Простого прикосновения его рук к ее одетой в шелк коже оказалось достаточно, чтобы сердце у нее застучало, а кровь хлынула жаркой волной во все конечности. Милостивая Мария, его руки были настолько чудесными, что ей захотелось на всю жизнь удержать этот момент.
   Это была та сладость, о которой она мечтала юной девушкой, прежде чем Стивен из Грейвли рассеял ее иллюзии. Рот ее приоткрылся, издав тихий стон отчаяния, — так ее измучили усилия, направленные на то, чтобы устоять перед обаянием Эйрика.
   Эйрик резко вздохнул, вероятно понимая слишком хорошо ее невольный ответ ему.
   Не успела она повернуться и убежать, что ей наверняка следовало бы сделать, пока он не спалил ее заживо своими горящими глазами, как Эйрик порывисто прижал ее к своей крепкой груди. Затем, схватив руками за талию, поднял вверх, так что ее босые ноги заболтались в воздухе, и понес к ближайшему дереву.
   Когда ее спина оказалась прижатой к грубой коре, а ноги едва касались земли, он прильнул бедрами к ее животу и продемонстрировал то, что имел в виду, когда говорил, что будет часто к ней прикасаться.
   — Прелестна… так прелестна, — бормотал он, уткнувшись ей в шею, а руки его между тем играли с ее телом, сдвигали скользкую ткань шелкового платья на бедрах, на спине.
   — Не надо, пожалуйста… да перестань ты, похотливый козел! — воскликнула она, стараясь схватить его за запястья, но он был слишком проворным. Его руки оказывались одновременно повсюду.
   — Я не могу остановиться, Идит… Не могу, — хриплым голосом прошептал он и игриво укусил за мочку уха.
   — При таком насилии я даже не испытываю стыда.
   — Бесстыдная жена, — задумчиво произнес он. — Хммм. Я думаю, что мне это нравится, Идит. Даже очень.
   Затем, словно прорвавшаяся дамба, его ласки волнами хлынули на нее. Он уже не обращал внимания на ее крики насчет непристойности его прикосновений к самым ее интимным местам. Когда он потерся своей волосатой грудной клеткой о ее покрытую шелком грудь, Идит задрожала от восторга.
   — А я не знаю, — удивленно произнесла Идит.
   — Зато я знаю, — заявил он с возмутительной самонадеянностью.
   Она хотела сказать что-нибудь еще, но была слишком захвачена сладострастным зудом, который распространялся по ее телу словно лесной пожар.
   — Я не хочу этого чувствовать, — простонала она.
   — Придется, — заявил он и приблизил к ней свои теплые губы. Одновременно его большие ладони обхватили ее ягодицы самым бесстыдным образом. Ей следовало бы возмутиться, но почему-то она не возмутилась, и он привлек ее еще крепче к своему жесткому естеству.
   — Ты хочешь поцеловать меня, Идит? — прошептал он возле ее губ.
   — Нет, — солгала она, все еще пытаясь побороть бушующий огонь, который грозил поглотить и ее, и все ее твердые представления о жизни.
   — Тогда отчего же ты так дрожишь?
   — От отвращения.
   Ее упорство только развеселило его, он потянулся рукой к ее груди и, поддерживая ее снизу ладонью, шершавым большим пальцем пощекотал затвердевший кончик, пока грудь не налилась тяжестью и не затосковала по какому-то завершению, хотя она не могла понять, в чем оно состоит. Тогда он сделал то же самое другой рукой с другой ее грудью.
   Она утопала в волнах неги.
   — Тебе сейчас хорошо? — спросил он тихим голосом.
   Она не могла говорить, лишь упрямо качала головой.
   — Ты лжешь, Идит, — сказал он с понимающей усмешкой. — Твои губы распухли, зовя меня. Твои глаза, твои прекрасные фиалковые глаза горят страстью. А ноги раздвинулись сами собой, чтобы мы соединились.
   Ужаснувшись, Идит посмотрела вниз и увидела, что и в самом деле широко расставила ноги, чтобы ближе прильнуть к его бедрам.
   — Ох, ох… вот видишь, что ты со мной сделал? Я стала грешной и непристойной.
   — Нет, только не непристойной. Ты стала моей женой, — с удовлетворением сказал он, слегка проводя своими губами по ее рту — искушая, дразня, еще сильнее разжигая ее голод. — Скажи мне, что ты хочешь, жена… скажи мне… скажи, — уговаривал он.
   — Я хочу твоего поцелуя, и ты прекрасно это знаешь! — воскликнула она в конце концов, сдаваясь.
   Удовлетворенный шорох его дыхания смешался с ее дыханием. Он слегка наклонил голову и сложил свои крепкие губы так, чтобы они лучше подошли к ее рту. Ох, несравненное удовольствие его глубокого поцелуя! Когда его язык проскользнул между ее губ, она обняла руками его мощные плечи и неожиданно застонала, желая того, что он давал ей, и еще большего.
   Идит никогда и не представляла, что поцелуй может быть таким пьянящим, может обрывать сопротивление женщины лепесток за лепестком. Голова ее кружилась от всех восхитительных ощущений, донимавших ее, окруживших, поглотивших целиком — вкус рта Эйрика, ветерок, доносивший запах сладкого клевера, хриплый звук их неровного дыхания, жужжание шмеля, ощущение длинных пальцев Эйрика, зарывшихся в ее волосы, восхитительный запах нагретой солнцем мужской кожи, конское ржание…
   Конское ржание! Идит оторвала губы, и глаза ее широко раскрылись. Взглянув через плечо Эйрика, она увидела, к своему ужасу, что Вилфрид и еще несколько воинов Эйрика сидят верхом на конях неподалеку и с удовольствием глядят на идиотское представление, которое они с Эйриком устроили.
   Застыв от ужаса, она попыталась оттолкнуть мужа от себя, сообщив ему приглушенным шепотом:
   — Мы тут не одни.
   Затуманенные голубые глаза Эйрика были сонными от желания, а губы распухли от их глубокого поцелуя. Ох, Святая Мария, на кого похожа она? На бродяжку, вот на кого.
   — Что? — переспросил Эйрик, и дрожь сдерживаемого вожделения пробежала по нему, когда он нежно отвел пряди с ее лица. Глаза были все еще затуманены страстью.
   — Тут рядом твои люди, и они глазеют на нас, — проговорила она сдавленным шепотом.
   Внезапно встрепенувшись, Эйрик оглянулся через плечо и по-приятельски кивнул им, словно открыто обниматься с женой казалось тут обычным делом.
   — Я, видимо, кажусь развратницей в глазах твоих людей. Ох, никогда тебе не прощу, что ты поставил меня в такое положение!
   — Правда? — ласково переспросил он. — Лучше уж привыкай к таким ситуациям, потому что мне нравится мысль о распущенной жене. — Он подмигнул ей и бесстыдно ущипнул за зад, а потом хотел повернуться к своим людям.
   Она вцепилась в него и не пустила. Он вопросительно поднял бровь:
   — Хочешь продолжать?
   — Нет, дело не в этом, дурень. Не поворачивайся, или ты опозоришь нас обоих еще больше.
   Он без всякого смущения поглядел на свои штаны:
   — Ты права.
   Он подтолкнул ее вперед перед собой, туда, где Вилфрид и прочие сидели на лошадях, дергая поводья и ухмыляясь от уха до уха.
   — Кажется, ты в конце концов научил пчелку, как делать мед, — грубо заметил Сигурд, воин-викинг. Другой зажужжал как пчела где-то сзади.
   Идит захотелось провалиться сквозь землю.
   Однако Эйрик и его люди забыли про нее тут же, как только Вилфрид с тревогой сообщил Эйрику, что прибежал какой-то батрак и сообщил, что опять забит скот, на этот раз на ферме неподалеку от Равеншира. Идит только сейчас заметила боевого коня Эйрика, которого они привели для него.
   — Я подумал, что ты захочешь немедленно проверить все на месте, — закончил свои объяснения Вилфрид и с виноватой улыбкой поглядел на Идит.
   — Да, правильно, что ты приехал за мной. Мы немедленно поедем и проверим.
   — Ну ладно, тогда я вернусь в замок, — вмешалась Идит нарочито будничным тоном, обрадовавшись, что может сбежать от губительной близости Эйрика и получит возможность восстановить свое пошатнувшееся самообладание.
   Однако у ее супруга были другие планы. Эйрик подошел к ней, ведя за собой коня. Слабая, загадочная улыбка приподняла краешки его губ.
   — Нет.
   — Нет? Что ты имеешь в виду, говоря «нет»? — Ее голос выдал ее, став пронзительным от разочарования.
   — Теперь ты не убежишь от меня так просто, жена. Ты отправишься с нами. В любом случае поездка будет приятной. И не бойся за свою безопасность. Я сумею защитить тебя от любого злодея.
   «Ха! А кто защитит меня от тебя?»
   — Я не могу поехать с тобой, — запротестовала она, потом понизила голос, чтобы не слышали остальные. — Ведь у меня под платьем ничего нет.
   — Я знаю, — ответил он и коварно улыбнулся.
   «Он знает? Ну конечно же знает, после всех его ощупываний».
   — Просто не понимаю, почему Бритта оказалась такой беспечной и принесла мне только верхнее платье. Да к тому же самое мое праздничное, шелковое!
   Он ухмыльнулся, словно прекрасно знал, каким было намерение Бритты. Чурбан! Губы ее недовольно надулись.
   — Это просто скандал.
   — Я знаю.
   «Скажи это еще раз, муженек, и я завяжу узел на твоем языке».
   — Тебя не беспокоит, что остальные это заметят?
   — Никто не сможет заметить, что ты голая под платьем, кроме меня, — спокойно сказал он, держа ее за рукав. — Разве ты не понимаешь? Вот это мне и нравится — сознавать, что ты голая только для меня.
   «О Боже, он снова взялся за свое. Сейчас меня снова бросит в жар и трепет».
   — Я отказываюсь.
   — Я не помню, чтобы давал тебе право выбирать.
   Идит поняла, что попала в тупик, и покорно проглотила эту его пощечину. Сейчас не время и не место спорить с мужем. Он не допустит этого перед своими людьми.
   — Что ж, тогда пусть приведут мою лошадь, — ворчливо уступила она.
   — На это нет времени, — ответил Эйрик со зловещей улыбкой и скрестил руки на груди, с вызовом приготовясь к очередным ее протестам.
   «Что ты задумал теперь, мой супруг?» Она промолчала, хотя ей страшно хотелось огрызнуться, и он, не дождавшись отклика, добавил:
   — Ты поедешь со мной.
   — В шелковом платье? Ты совсем сдурел?
   — Тише, тише! Что за язык! Мне придется учить тебя вежливым речам, жена.
   «Да, я определенно думаю, что он будет неплохо выглядеть с узлом на языке».
   Не успела она глазом моргнуть, как он нагнулся до земли, поднял подол ее платья и сунул ей в руку. Она посмотрела с ужасом вниз на безобразный ворох, похожий на подоткнутую юбку прачки. И опять не успела возразить, как он подхватил ее за талию и посадил верхом на коня, а затем вскочил позади нее.
   Ее ноги широко раздвинулись на огромном боевом коне, голые, без обуви и чулок, обнаженные почти до колен. Конь тронулся с места, и Эйрик обхватил ее одной рукой за талию, чтобы она не упала. Поводья он держал в другой руке.
   — Ох, как ты мог так поступить? Теперь все видят мои голые ноги.
   — Сигурд, привези мой длинный плащ. Он висит на вешалке в зале. Моя леди внезапно озябла. — И тихим голосом он прошептал ей на ухо: — Видишь, Идит, каким я могу быть покладистым? Думаю, что стану примерным супругом. Истинно тебе говорю.
   «Пожалуй, два узла будут еще лучше». Идит начала высказывать ему все, что о нем думала, но потом онемела от изумления, когда жесткий стержень его мужского орудия уперся в нее сзади, а ее самые сокровенные женские места стали тереться о седло, когда массивный конь иноходью двинулся вперед.
   Когда же Эйрик накинул длинный плащ на свои и ее плечи, прикрыв их обоих от шеи до щиколоток, она поняла, что испытывает маленькая мошка, попав в паутину.
   Вилфрид держал свою лошадь справа от Эйрика, Сигурд слева, а пятерка воинов следовала позади.
   — Это пятый случай за три месяца, когда забивается скот, а туши не забирают на еду, — заметил Вилфрид как раз в то время, когда левая рука Эйрика под прикрытием плаща протянулась к ее правой груди.
   Эйрик кивнул и произнес:
   — Это дело рук Стивена из Грейвли, сомнений нет. — Тем временем его длинные пальцы дразнили ее грудь опытными движениями — поднимали ее снизу на ладони, гладили круговыми движениями, сжимали сосок большим и указательным пальцами и нежно крутили.
   «О Боже». Она оглянулась через плечо на Эйрика, однако он глядел на Сигурда и внимательно слушал, как тот говорит ему:
   — Я думаю, что надо осуществить твой план и на какое-то время расставить стражей по всем твоим землям.
   — Да, ты прав, Сигурд, — спокойно сказал Эйрик, казалось бы не замечавший поднявшейся под плащом паники. — Я опасаюсь, что он начнет устраивать в моих землях пожары, как сделал это в Соколином Гнезде, и тогда нам, возможно, придется иметь дело с трупами людей, а не только скотины. — Тем временем он перекинул поводья в левую руку и начал проделывать то же безобразие с ее левой грудью.