Хмелевская Иоанна. Бега

   Мария бросила сумку на соседнее кресло, когда раздался звонок к закрытию касс.
   - Я знаю, что придет, - сказала я ей. - Только что угадала, в самую пору...
   - А я в последний момент успела, - ответила она. - Но я играю с Метей. А что придет?
   - Исключительно два-четыре.
   - Почему? Откуда ты взяла? Все трещит и лопается от ставок на три-шесть, четверку подыгрывают с шестеркой, первые фавориты три-шесть, потом два-шесть, и немного играют два-четыре. Меня это потому интересует, что двойка у меня в триплете.
   Я развернула перед ней мыслительный процесс, который должен был пройти раньше, минут пятнадцать назад. Юрек предсказал неинтересный день, поэтому должны прийти одни фуксы. Значит, нужно выбросить вышеупомянутых фаворитов. Мариуш протащил по глупости на вожжах конмальчика, теперь у, него пасть будет болеть. Остаются двойка и четверка.
   - И ты это поставила?
   - Ну что ты! Я только что это выдумала" до звонка у меня не получалось!
   - Скажете уж, два-четыре! - презрительно фыркнул пан Рысек. - Ха-ха. Два-четыре! Тут ничего не выйдет без тройки!
   - А я поставила на двойку "верхом", - сказала сбитая с толку пани Ада, садясь рядом.
   - И где вы были, когда вас тут не было? - спросил пан Собеслав. - Вы нас совсем забросили...
   - А пана Здислава не будет? - поинтересовался пан Рысек.
   Пани Ада объяснила, что только что вернулась из отпуска, и спросила, что такое тут творится. Она слышала какие-то страшные вещи, вроде как здесь творятся массовые убийства жокеев, какие-то странные лошади приходят первыми, пан Мариан, с которым она случайно столкнулась в Париже, сообщил ей, что в убийствах замешан министр сельского хозяйства, а он сам удрал и не вернется, пока не поймают всех, потому что афера просто страшная. Она ничего не понимает и поставила только на двойку.
   Первой пришла Пенорезина, за ней Зуб, и я потеряла всякие надежды.
   - Ведь я говорила, что Брысь - дурак, он даже лошадь подгонять не умеет, - буркнула я недовольно. - Я же говорила, что будет два-четыре...
   - А у меня двойка есть! - радостно взвизгнул Юрек.
   - И вот он тебе, пошел твой неинтересный день...
   - Моя тетка обнаружила блокнот Завейчика, - сообщила Моника Гонсовская за моей спиной. Никто не заметил, когда она пришла. - Я уже домой не вернусь, здесь останусь, через неделю учебный год начинается.
   Но я теперь думала о вещах более важных, чем блокнот Завейчика.
   - Вы видели паддок?
   - Да, лошади как раз выходили. Говорить не о чем, тройка, четверка и семерка, остальных можно не считать...
   Я сунула десять тысяч пани Аде и отправила ее ставить последовательности вместо меня. Потом повернулась к Монике.
   - Вы что-то начали говорить про блокнот Завейчика? Или мне показалось?
   - Ну да, моя тетка нашла возле телефона. Когда он у нее в последний раз был, наверное, по ошибке оставил. Она не знает, признаваться ей или нет, потому что хочет оставить себе на память.
   - О Господи!.. Когда она его нашла?
   - Вчера!
   - Пусть признается. Сделают фотокопии и отдадут ей. Уговорите ее, потому что иначе у нее просто конфискуют.
   - Там не только адреса и телефоны, - произнесла вдруг Моника Гонсовская. - Там у него разные всякие записи: стенографические, зашифрованные...
   - Я сосредоточилась, чтобы вникнуть в ее слова. Параллельно я обдумывала последний триплет, и у меня были большие шансы...
   - А вы сами видели это блокнот?
   - Я нет. Только тетка. Я лишь взглянула, когда она мне показала, что нашла. Если бы я не видела, она бы никому не сказала. Она страшно любила Завейчика. Но сказала, что, может, пожертвует блокнотом, чтобы нашли убийцу.
   - Весьма разумная мысль, - похвалила я. - Обязуюсь лично попросить, чтобы ей вернули блокнот, но пусть она позвонит по этому вопросу еще сегодня. Чем скорее, тем лучше.
   - Ладно, я ее уговорю...
   Присутствие на финише Куявского, ясное дело, снизило сумму выигрыша, и Мария с Метей получили только миллион восемьсот.
   Обещание насчет блокнота Завейчика я приняла близко к сердцу и пыталась выполнить его как могла, но до воскресенья мне это не удавалось. Люди, с которыми я могла на эти темы говорить, пропали из поля зрения, поздней ночью я отказалась от попыток разыскать Юзека Вольского, Янушу оставила записку с требованием явиться срочно, но не так чтобы очень, и пошла спать, чувствуя, что будет следственная сенсация.
   ***
   Йольке Шпулец приставили к горлу бритву. Похоже, что это излюбленный аргумент всех мафий, и тут нечему удивляться. Иметь бритву законом не запрещено, а оружие это, такое простое в обслуживании, самим своим сверканием наводит на несчастную жертву ужас и кровь в жилах замораживает.
   Из деревни от матери, которая воспитывала ее ребенка от первого брака, Йолька вернулась, уже зная о смерти Дерчика, потому что время от времени смотрела телевизор и даже читала газеты. Она вошла в собственную квартиру, за ней ворвалась черная фигура, которая караулила ее на лестнице. Фигура не тратила времени на предисловия, повергла Йольку на пол одним ударом в солнечное сплетение, потом привязала к креслу и сразу же приставила к горлу бритву.
   - Куда он спрятал пленку? - спросил злобно бандит.
   Йолька бандита узнала, поэтому испугалась только немножко.
   - Какую пленку? - спросила она с некоторым трудом.
   - Не финти, корова. Ты сама знаешь. Куда? Йолька сделала одно-единственное доступное ей движение, то есть пожала плечами. Бандит посильнее прижал бритву и пообещал многочисленные телесные повреждения, вплоть до ведущих к летальному исходу. А пряником должны были послужить пять миллионов злотых. Йольку ни миллионы, ни обещание оставить в покое не соблазнили, она расплакалась и сказала, что не знает, о чем идет речь, на что бандит ответил, что она, значит, уже не нужна и можно ее спокойно убирать. Продолжения сотрудник Юзека Вольского ждать не стал, потому что понимал, что у нервного бандита может дрогнуть рука. Насколько тот владеет собой, он не знал, а рисковать не хотел.
   Отвязанная от кресла Йолька проявила удивительный здравый смысл и сразу пошла на сговор. Ее страшно обрадовал вид бандита, которого уводила полиция, и она осуществила предложенный ей план действий: на пораненную шею наклеила пластырь и в субботу утром отправилась на бега.
   В этом не было ничего странного, ведь только там она могла получить самую точную и свежую информацию, а ее интерес к происходящему был вполне естественным. Пропуск у нее был, Дерчик это ей в свое время устроил, она знала половину персонала и бывала даже в жокейской раздевалке. Настроение у нее было весьма мрачное, чему, впрочем, никто не удивлялся. Она обменялась парой слов с Бяласом, потом довольно долго разговаривала с представительницей любительского спорта Котяковской, уронила слезинку, вытерла глаза и вяло разрезала программку, которую ей для утешения презентовал Врублевский. С Глебовским Йолька совершенно не хотела разговаривать, хотя он несколько раз пробовал к ней обращаться.
   Бялас не видел причин, по которым он должен был скрывать содержание своей краткой беседы с Йолькой. О девушке его спросил один такой олух, который очень старался завоевать расположение жокеев, потому что пытался получать от них сведения о том, кто выиграет. Бялас врал этому типу как по нотам, но про тот разговор вполне мог рассказать, потому что никакого криминала в том не было. Олуху девушка Дерчика, дескать, бешено понравилась. А чего удивительного, она же красивая, эффектная такая, среднего роста, черненькая, есть за что подержаться, и бабки у нее как у породистой кобылки, а после кончины Дерчика за ней вполне можно и поухаживать.
   - А она спрашивала, известно уже что-нибудь или пока еще нет, сообщил Бялас. - И все. Спрашивала, вынюхивали про нее саму менты или нет. Кто следствие ведет и так далее. Вызывают ли на допросы и что я об этом думаю. А я ничего не думаю. И привет. С Вандзей она дольше трепалась, а вообще-то греби отсюда и сам ее спрашивай.
   Олух входил в число самых талантливых и исключительно ценных сотрудников старшего комиссара Ярковского и должен был придумать достаточно естественную причину для того, чтобы интересоваться Йолькой. Чисто мужской интерес показался ему наиболее естественным. Он поймал любительницу Котяковскую и от нее услышал, что они с Йолькой обсуждали главным образом достоинства и недостатки Дерчика, царствие ему небесное, как мужчины и спутника жизни. Она считает, что девушка Дерчика довольно легко и без особого труда утешится. Может быть, она сюда именно с этой целью и пришла, хотя о лошадях не имеет ни малейшего понятия. Но ставить она умеет.
   Получив эти сведения, сотрудник полиции уже мог себе позволить следить за Йолькой. Пылая страстью, не совсем притворной, он увивался вокруг невесты Дерчика. Глаз с нее не спускал и даже смог с ней заговорить. Она не была чересчур обрадована, отнеслась к нему совсем равнодушно, постаралась уйти из поля его зрения и в конце концов устроилась в жокейских смотровых рядах, на самом верху, в углу на скамейке. Там, над своей разодранной программкой, она впала в глубокую задумчивость.
   Именно в тот момент, когда в третьем заезде Флинта подходила к финишу, Йолька Шпулец очнулась от задумчивости и сунула руку под лавку, на которой сидела. Она что-то нащупала там, выпрямилась, открыла сумку и вытащила из нее сигареты. Закурив, подождала пару секунд до конца заезда, после чего поднялась с места и вместе со всеми стала пробираться к выходу.
   Теперь уж сотрудник Ярковского обязан был не выпускать ее из виду и мгновенно превратился в исключительно назойливого ухажера. Однако он не успел добраться до дамы сердца, потому что у выхода к ней немедленно прицепился конюший Репы. Они вместе прошли на верхнюю террасу, и обожатель из их разговора ни слова не услышал. Однако что-то можно было понять по жестикуляции. Конюший Репы о чем-то спрашивал, настаивал и просил. Йолька пожимала плечами, мотала головой, а один раз даже покрутила пальцем у виска. Она, очевидно, начинала понемногу терять терпение. Сотрудник полиции уже собрался напустить Кого-нибудь на конюшего Репы, чтобы освободить девушку, но тут это случилось само собой. К конюшему бросились два типа, Йолька воспользовалась случаем и быстро пошла к лестнице. Обожатель успел ее перехватить, и с бегов они уехали вместе.
   - И зачем такие штучки понадобились? - спросила я с интересом, услышав в воскресенье утром весь рассказ. - Чтобы они не сообразили, что между вами заговор?
   - Конечно. Они должны верить, что если она что-нибудь нашла, то успела спрятать. Лучше всего, чтобы они дочли, что она ничего не нашла, но не будем слишком многого требовать.
   - А она нашла?
   - Ну, ясное же дело! Пленка Дерчика была прилеплена обыкновенной жевательной резинкой под лавкой в том застекленном павильоне...
   - В жокейских смотровых рядах?
   - Это так называется? В жокейских рядах. Они так с Дерчиком договорились. Баба не дура, сообразила, что для нее же лучше сказать правду. Снимков она не видела, но Дерчик ей сказал, что собирается этими фотографиями шантажировать шайку Василя, продаст снимки, а пленку себе оставит. Он не знал, как это у него получится, поэтому сразу решил спрятать именно таким образом. Она сразу же этот комок нащупала. Насчет шантажа она по-прежнему не чувствует никаких угрызений совести и никогда не чувствовала, это шайка страшных сволочей, надо им кровь пустить. Но она видит, что это стало слишком опасно, поэтому предпочитает сразу все сказать.
   - И что на этих снимках? Вы уж наверняка отпечатки сделали?
   - Конечно, поэтому вчера так долго все это продолжалось. Теперь посмотри на фотографии и скажи, кого ты тут знаешь и что можешь про этих людей сказать. Потом и другие посмотрят.
   От меня особого толку не было. Дерчик старался на снимках увековечивать людей, которые разговаривали друг с другом, - причем одного человека я почти всегда знала, а другой оказывался незнакомцем. Один раз я увидела сцену передачи денег, дело происходило в ресторанчике в Пырах, брал деньги Бялас. Тоже мне новость. Много усилий затратил фотограф на обитателей некоей виллы.
   - Антчаки, - сообщил мне Януш. - Видимо, Дерчик тоже вынюхивал там Василя. Эта его Йолька понятия не имеет, кто это, она только знает, что ломжинская мафия у него на побегушках, и слышала сплетни, что некогда, в те времена, когда ломжинцы были еще фарцовщиками, Василь их охранял. Кроме того, Сарновский всячески изображает, что он приближен к Василю, и поэтому у него собственная мафия, его, конечно, меньше боятся, но все же предпочитают быть с ним в добрых отношениях. Он тут главным образом командует конмальчиками, учениками, любителями и так далее. Непосредственный контакт с Василем поддерживают всего лишь два или три человека, может быть, Гарцапский, может, Фигат...
   - А конюший Репы? Он все клеился к этой Йольке.
   - Клеился. Он, должно быть, знал, что на нее собирались напасть, потому что ходил вокруг этой темы, как собака вокруг мясника, и все расспрашивал про пленку. Йолька сказала ему, что знала о намерениях Дерчика, но не знает, успел ли он эти намерения осуществить, потому что она как раз уехала. Похоже, что конюший ей поверил.
   - Может, и не поверил, теперь все равно уже поздно. У вас есть фотографии и блокнот Завейчика... А-а-а! Ведь я как раз тебя и дожидалась из-за блокнота!
   Проблем не возникло. Разумеется, блокнот тетке на память отдадут, но только после окончания следствия. В деле останутся ксерокопии. Моника от имени тетки позвонила накануне вечером, и за блокнотом сразу же поехали. Его еще до конца не расшифровали, но уже видно, что Завейчик напал на след Василя всего лишь пару недель назад. Расшифровкой как раз занимаются двое быстрых и смекалистых сотрудников.
   - Предполагаемого убийцу вы все еще не поймали?
   - Конюший Кальрепа в конце концов пойдет за решетку. Нам уже известно, что убийцу он знает лично, но изо всех сил отпирается. За укрывательство убийцы после совершенного преступления можно здорово ответить, надеюсь, что он испугается и расколется.
   - Если только он Василя не больше боится, чем вас... Я вернулась к фотографиям.
   - Это некий Збиня, - сказала я-- Так его называют. Морда знакомая, а больше я ничего не знаю. То есть, разумеется, знаю, он свой человек у Врублевского и крепко держится за Замечека, кретин полнейший: верит каждому их слову и выигрывает еще реже меня. Это - Крысь, председатель совета, похоже, он стоит у входа на жокейские ряды, наверное, говорит, что хотел бы поставить, потому как, головой ручаюсь, он никогда и никого не подкупал. Его служебные возможности исключают такие идиотские расходы, в открытую он играть не станет, не годится, но для него может в кассе поставить любой конмальчик. Это Глебовский, разговаривает с лысой макакой, гляди-ка, он еще тут сшивается... А вот этого я не знаю. Сарновский, Бялас, Ровкович, Скорек, Батька, Бродавский... Жокеи в полном комплекте, а эти...
   Взяв лупу, я внимательно рассмотрела фотографию.
   - Это тот самый! Погоди-ка, покажи!.. На половине снимков с разными людьми разговаривает этот же самый тип! Что бы это значило? Дерчик, часом, не вылавливал его специально?
   - И кто это?
   - А мне откуда знать? Я вообще его в первый раз вижу. И снимки эти делались не на ипподроме. Проверьте их любимые шалманы, да еще клуб в ожаровской пожарной части... Метя! Надо Метю спросить!
   - Во сколько сегодня начинаются бега?
   - В двенадцать тридцать. В час бежит первый заезд. А что?
   - Ничего. Этот Метя - неплохая идея...
   ***
   - Меня изловили, придушили, допросили и выжали - сообщил Метя с возмущением сразу как пришел. - Это по твоей милости? Ты их на меня натравила аккурат сегодня?
   - Совсем не аккурат сегодня, я просто заметила в разговоре, что ты можешь довольно много знать. А что с того, что "аккурат сегодня"?
   - А я как раз висел на телефоне. Я должен был узнать, в какой форме Трабант! У него пузо болело три недели назад, и я хотел узнать, дотренировали его или нет Не успел спросить у одного человека и теперь не знаю, вставлять ли мне его в триплет!
   - Нет.
   - Что - нет?
   - Не вставлять.
   - Почему?
   - Не стоит. Первый заезд.
   - Ну и что, что первый заезд, могут быть фуксы!
   - А к тому же пузо у него болело. И надвое сказано, поедет ли Вишняк.
   - Я и хотел узнать! Так нет же, напали на меня, как саранча, как самум в пустыне, вырвали трубку из рук! Зато доставили мне огромные зрительные впечатления, и пришлось им сказать, что тот тип, который на снимках со всеми беседует, такой страшно разговорчивый, это некий Вицусь, помогала первого букмекера на ипподроме. Самый толстый и самый богатый.
   - Если учесть, что на снимках никого толстого не было, я так понимаю, что это букмекер - самый толстый и богатый?
   - Букмекер. А помогала держится в тени и в секрете.
   Я отложила в сторону программку на среду, где отмечала себе лошадей. Метя сел на кресло Марии и зашептал:
   - Я знаю, что ломжинская мафия считает его своим человеком, он в основном на побегушках, а на самом деле он работает на того букмекера. Ставки мафии переходят в их руки, букмекер идет не на такое уж рискованное дело, теперь и по сто миллионов на заезд принимает, при условии, что ставят их на самую страшную клячу. Этот болтун на фотографии получает сведения и дает им по секрету знать, что придет, скажем, Даниэла или Санток, а они и рады - ставят на них. У других они ставят на всех, на кого угодно, а вот у этого - как раз на тех, которые точно не придут. С букмекером у Вицуся постоянный договор, прибылями делятся пополам. Букмекеру лучше иметь доход меньше, но постоянный и надежный...
   - Это, может быть, и есть убийца Дерчика, - перебила я его.
   - Ты так думаешь?
   - Он же мог угадать, я про Дерчика говорю. На всей пленке этот тип, чуть ли не на каждом кадре. Дерчик заявил, что про эту комбинацию донесет ломжинской мафии. Мало того, что доходам конец, но и "по морде помогала получил бы так, что вошел бы в книгу рекордов Гиннесса. И букмекер тоже.
   - А что, и неплохая идея, - похвалил Метя. - Мы тут возвышенно, с пафосом, Василя ищем, а убила Дерчика мелкая рыбешка...
   - А ты уверен, что мелкой рыбешкой дистанционно управлял не Василь?
   - Ну, в таких вещах никто не может быть уверен. Управлял, не управлял... Я вот думаю, не Нубия ли в первом заезде придет...
   Нубия меня так заинтересовала, что Дерчик с Василем вместе вылетели у меня из головы разом. Эта чертова кобыла могла бы стать страшенным фуксом, и я начала ею одну квинту и четыре триплета. Но душа моя содрогалась при одной мысли, чтобы ставить на Замечека. Слова Мети доказывали, что не такой уж Нубия и фукс, как могло показаться. Я ничего не успела ответить, потому что ворвался пан Здись и сразу же посеял панику.
   - Ну, сегодня будут бомбы! Пани Ада внизу, куда мне ее сумку положить? Это чье?.. Все равно! Не будет Трабанта! Не будет Честкова! Не будет Формины!
   - Бомбы вчера были, - осадил его полковник. - Сегодня и говорить не о чем.
   - А вас и не было, - упрекнула я. - Один разик случился, что ваши предсказания не оказались бы завышенными! Сто восемьдесят восемь миллионов квинта!
   - Слышал, слышал! И сегодня будет то же самое!
   - Как же, разбежались! Не все коту масленица...
   - Что Честкова не будет, это все знают, он в Вену едет и никто на него не ставит, а Формина недоезжена, поэтому все ставят на Валькирию...
   - Как это?!
   - Опомнитесь, пан Здислав! - сурово сказала я. - Конь самой низкой группы, как ваша Валькирия выиграет?
   - Вес у нее маленький!
   - Ну и что?!
   - А такой жлоб, смотри ты, а в бинго выиграл сорок лимонов, и что меня больше всего удивило, это то, что помчался и мне тут же отдал все, что был должен, - радостно рассказывал пан Эдя, пробираясь между кресел. - Я и подумал: как с неба упали деньги, на все поставлю! На квинту я уже настроился!
   Сразу за паном Эдей появилась Моника Гонсовская, которая бросила сумку на пол, присела на край кресла и наклонилась ко мне.
   - Я должна с вами посоветоваться, потому что случилось нечто совершенно дурацкое. Лошади ходят по паддоку, пятерка резко выделяется, а остальные более или менее одинаковы...
   Я так и подпрыгнула.
   - Уже ходят? Так я поставлю! Сейчас вернусь!
   - Пятерка - это Нубия! - сразу оживился Метя. - Ну вот, говорил же я! Пойду поставлю на нее!
   - Оставь что-нибудь на кресле, а то займут! Вошел пан Рысек.
   - Пришел? - спросил он, показывая пальцем на сумку пана Здися, занимавшую кресло в середине.
   - Ага. Пани Ада тоже.
   - Пани Аду я внизу видел. Тогда я сяду сзади.
   - А на что для вас поставить? - нетерпеливо спрашивал пан Вальдемар пана Собеслава. - Один-три или один-пять?
   - Один-три и один-пять.
   - А три-пять как? Вы третью сторону дорисовывать не станете?
   - Я верю в единичку. Ну ладно, закрывайте. Один-три, один-пять и три-пять.
   Я рассердилась. С паном Собеславом мне счастья не было: сколько раз он ни ставил на то же самое, что я, столько я и проигрывала. Абсолютно неукоснительно. Я, понимаете ли, настроилась на последовательность три-пять, Гамбия с Нубией, но уже видно было, что могу ее в урну выбросить. Ничего другого я уже не в состоянии была выдумать, поэтому, поскольку уж спустилась вниз, поставила с Нубией остальных лошадей, которых не тронул пан Собеслав. Смысла в этом не было абсолютно ни на грош, потому что после Нубии самой лучшей лошадью была Гамбия, и на ней сейчас ехал ученик Поточек, который рвался на повышение: семь побед у него уже было, не хватало еще трех. Поточек вклинится в мою последовательность, а я погорю на этом, как швед под Полтавой... Я опомнилась, поставила с Нубией на всех остальных лошадей и вернулась наверх.
   - Для Марии ты тоже поставил? - спросила я Метю.
   - С первого заезда и со второго, потому что я знал, что она опоздает. С третьего уже нет, я ее уговаривал, а она отказалась.
   Я повернулась к Монике.
   - Теперь вы мне можете сказать, что стряслось, у нас есть минутка до старта.
   - Что стряс... А-а-а! Ну да, конечно. Моя тетка обзванивала всех знакомых и всем рассказывала про этот блокнот Завейчика, потому что очень расстроилась. Вчера вечером и даже сегодня утром еще звонила. И ей тоже звонили всякие разные... Потом она пошла к обедне в костел, а я осталась дома, и пришел один знакомый. Он был страшно расстроен, спрашивал насчет этого блокнота и не хотел верить, когда я сказала, что полиция еще вчера его забрала. Он все повторял, что у него с Завейчиком были разные общие дела и в том блокноте записаны адреса и телефоны, которые ему страшно нужны. Он обязательно хотел до этого блокнота добраться. Когда он пришел, то не представился, потому что в лицо я его знаю, да и он меня, наверное, тоже знает, но потом назвал свою фамилию. Он с большим таким нажимом повторил несколько раз, что зовут его Кароль Бальцерский и что он очень просит, чтобы тетка ему сообщила, когда же он сможет получить этот блокнот в свое распоряжение. Я ведь ему сказала, что блокнот потом должны отдать тетке. Так вот, дело все в том, что фамилия его совсем не Бальцерский, я в этом уверена. Тетка, когда вернулась, подтвердила, что никакого Бальцерского не знает, зато ей звонили двое знакомых, Подвальский и Ерчик, оба они были связаны с Завейчиком какими-то деловыми интересами, выглядят они похоже, прийти мог любой из них. Не знаю, важно ли то, что он представился как Бальцерский. И вообще я не знаю, что надо делать.
   Я сосредоточенно слушала, потому что одна из фамилий показалась мне знакомой. Подвальский, я ведь уже слышала такую фамилию, Господи, где это могло быть... Минутку, его должны звать Эугениуш...
   - Эугениуш? - спросила я.
   - Что - Эугениуш?
   - Этот ваш Подвальский. Его, случайно, зовут не Эугениуш?
   - Не знаю. Минутку... Да, Геня Подвальский.., такое сочетание имени и фамилии у меня в памяти отложилось. А что?
   - Но вы не уверены, что это приходил Подвальский?
   - С тем же успехом это мог бы быть и Ерчик. Или еще кто-нибудь. Но погодите, это еще не все. Я даже сомневаюсь, стоит ли рассказывать... Вы надо мной смеяться не будете? То есть я не это хотела сказать, смейтесь на здоровье, если хотите, только не принимайте меня за кретинку, мне бы очень этого не хотелось. К тому же за истеричку.
   - Я еще не слышала про кретинок-истеричек, которые занимались бы лошадьми. Лошади требуют спокойствия, они сами истеричны. Так что на этот счет можете быть спокойны, что бы вы там ни сказали.
   - Тогда я вам расскажу. Так вот, в какой-то момент мне показалось, что он хочет меня убить.
   - Ты что, оглохла, что ли? Дашь ты мне в конце концов открывалку или я сама могу ее взять?! - возопила Мария, близкая к тому, чтобы треснуть меня по башке бутылкой пива.
   Я даже и не заметила, как она пришла, и не убрала свои пакеты с ее кресла. Я сунула руку в сумочку и вытащила косметичку.
   - На, все здесь, возьми. И выброси куда хочешь Расскажите подробнее, попросила я Монику. - Может быть, вам вовсе не показалось.
   - Пришел дворник... Нет, наверное, тут нужно по порядку рассказывать... Теперь это называется "домоуправ". Моя тетка его попросила, чтобы он поменял ей прокладку в кране - вода уже струйкой подтекала, - а она ему хорошо платит за такие услуги, вот он и пришел, едва смог... Нет, на самом деле не так, это потом было... Я разговаривала с этим Бальцерским, который вовсе не Бальцерский, сказала ему, что полиция забрала блокнот Завейчика, он мне наконец поверил, очень огорчился, встал с кресла и восхитился цветком. У моей тетки есть цветущий амариллис, он действительно очень красивый, но мужчины ведь редко когда такие вещи замечают, а этот на цветок показывает и спрашивает меня: "Какой красивый! Что это такое?" Я взглянула, куда он указывал, а в этот момент позвонили в дверь, я вскочила и бросилась открывать. И я Совершенно уверена, что этот самый лже-Бальцерский держал в руке что-то такое., ну, вроде палки с шаром на конце. И вообще мне показалось, что он словно бы замахивался этой штуковиной. Он уже замахивался, но тут я вскочила с кресла, и он поскорее спрятал руки за спину. Оказалось, что как раз пришел этот дворник слесарь-домоуправ, и выяснилось, что тетка, спускаясь вниз, напомнила ему насчет крана и сказала, что деньги она оставила на письменном столе. Ну, дворник для начала заглянул в комнату, Бог его знает почему: то ли из простого любопытства, то ли деньги эти хотел увидеть, потому что, как только зыркнул на стол, так сразу воодушевился. Бальцерского он тоже увидел. Я сразу не сообразила, только сейчас, когда вы меня стали расспрашивать, я вспомнила, что именно тогда этот тип и сообщил, что его фамилия Бальцерский. И мне сейчас даже начинает казаться, что он специально говорил, для слесаря. На весь дом провозгласил, что фамилия его Бальцерский. Этой палки с шаром я уже, конечно, не увидела, и даже не стала бы клясться, что она действительно существовала.