Хмелевская Иоанна. ТТ, или Трудный труп

   - Вы когда отправились в "Лиллу Венеду"? И откуда?
   - Я с телевидения, с Воронича, а Доминик прямо из дому. Я заехала за ним и с четверть часа ждала. Он уже был вздрюченный, когда садился в мою машину, сразу стало ясно - опять трагедия, весь мир ополчился против него, лишь я его поддержка и опора, стал, по обыкновению, плакаться. Знаешь, может, от этой роли поддержки я и сбежала в казино.
   - Наверняка! - не сомневалась я. - Но сейчас не то важно. Кто может подтвердить, что он был дома уже продолжительное время, а не прилетел туда в последний момент, взопревший и задыхающийся? За пять минут до встречи с тобой?
   Марта изумилась:
   - Ты что, Иоанна? Неужели можешь представить себе Доминика взопревшим и запыхавшимся? Я лично не могу. А дома уже давно был, с женой и детьми, на моих глазах ему несколько человек звонили с Воронича, и по домашнему телефону, и по мобильному, всем было до него дело, раз трубку снимала жена, второй раз даже сынишка, так что он говорил на оба уха. Я свидетель со стороны звонивших. Выходит, дома он был давно, и кроме меня человек двадцать это могут подтвердить, а мне не было нужды звонить, мы с ним еще раньше условились о встрече. И я не совсем дура, понимаю, почему тебя это интересует...
   - По моим подсчетам, ты подъехала к нему в полседьмого. А где Доминик был раньше, до того как домой вернулся?
   - На работе, в своем кабинете. Провел небольшую летучку с подчиненными, часика на два. А еще раньше обсуждал сценографию. И тоже было очень людно.
   Я немного успокоилась. Пока все говорило о невиновности Доминика. Когда же я обнаружила этот труп в соседнем с ним номере? Сейчас подсчитаем. Значит, обнаружила, потом встретилась с Анитой и еще успела в банк, который закрывается ровно в семь. Выходит, труп я видела около шести, когда Доминик еще торчал дома. А если покойника кто-то прикончил часа за два до этого, Доминик тоже отпадает, раз все время находился на людях. Полиция произведет вскрытие и оправдает Доминика.
   И я успокоила Марту:
   - Тогда все в порядке. Труп лежал там еще в то время, когда вы с Пухом ужинали в "Лилле Венеде". Я это точно знаю, случайно наткнулась. А почему подозревают Доминика? Он знал погибшего?
   - Да откуда! Но между этими двумя номерами имеется дверь, и она оказалась незапертой. Вот и стал Доминик первым подозреваемым, тем более что твердил как заведенный: ничего не видел, ничего не слышал, ничего не знает. И еще, кажется, в его номере что-то полиция обнаружила, но не знаю что. Слушай, так ты его видела?!
   Дошло наконец.
   - Видела и в случае чего ни за что в этом не признаюсь, разве что арестуют Доминика. Но не волнуйся, его не могут подозревать.
   - А ты почем знаешь?
   - Умею считать.
   - Завидую тебе, я вот не умею.
   - Неважно, менты тоже умеют. Если я видела труп уже мертвым, значит, Доминик не мог его прикончить, а до того у него алиби. Не было у Доминика никакой возможности ухлопать наш труп!
   - А когда ты там была?
   - Между шестью и четвертью седьмого. Увидела труп в шесть.
   Поскольку Марта поглощала очередной стакан пива и сидела с полным ртом, то принялась отчаянно махать мне рукой, не решаясь что-то сказать. Я встревожилась, но терпеливо ждала, пока она проглотит пиво.
   - Все не так! Откуда он мог появиться там в шесть? У них получается, что кокнули его между десятью вечера и часом ночи, когда Доминик уже был один в двадцать седьмом номере. Один! Без меня! Если бы я не удрала в казино, его бы не заподозрили! В шесть вечера тот еще был жив.
   - Кто был жив?
   - Труп.
   - Кто так сказал?
   - Врач, наверное. Судмед, кажется, называется? Полиция так считает.
   Перед глазами встала картина увиденного в номере 2328, который я тогда приняла за номер Аниты. Живой?! Кто-то из нас не в своем уме.
   - Невозможно! - категорически заявила я. - Он не был живым... Он не имел никакого права быть живым. Никто без головы не может быть живым.
   - Без головы? - поразилась Марта.
   - Ну, без половины. Задней.
   Марта горячо запротестовала:
   - Иоанна, ну о чем ты говоришь! Или это твои вымыслы для нашего сценария? Нет? В сценарии я могу согласиться с твоей безголовой концепцией, но ведь тот, настоящий, в отеле, был с головой! Его задушили, и это совсем не повредило его голове. Уверяю тебя, его голова не понесла никакого ущерба.
   - Слушай, Марта, если ты сейчас скажешь, что ему вообще не нанесли ни малейшего ущерба, я могу и рассердиться. Но что-то тут все-таки не так. Ты там лично была?
   - Ясное дело, была, но лишь сегодня утром, около десяти, я же тебе уже говорила. Как раз его обнаружили. Что там делалось!
   - И ты видела его?
   - Кого?
   - Да труп же, холера!
   - Кусочек. Он там еще лежал. Знай я, что увижу, закрыла бы глаза. Но откуда мне было знать? Вот я и увидела его. Со стороны головы...
   - Спокойствие, только спокойствие... Допрос продолжается. Ты откуда смотрела? Отвечай кратко и точно.
   - Из комнаты Доминика. Точнее, американского продюсера. Двери между двумя номерами были распахнуты. Но Доминик видел его целиком. Слушай, я больше не могу так, я хочу понять!
   - Минуточку, уточним. Ты смотрела из комнаты Доминика и видела его с головы?
   - Богом клянусь!
   - Он лежал на полу?
   - На полу.
   - И головой в сторону Доминика?
   - Если быть точной, в тот момент головой в мою сторону. Но в принципе в сторону комнаты Доминика.
   - Вот теперь и я тоже перестала что-либо понимать!
   Встревоженная Марта галопом помчалась в кухню за новой спасительной порцией пива и, вернувшись, налила мне полный стакан. Я не прореагировала, оцепенев в очень неудобной позе: подбородок уперла в скрещенные ладони, локти расставила на журнальном столике. И было от чего офонареть. Когда я в шесть вечера накануне была в том номере, труп лежал ногами в сторону Доминика, а раз Марта видела наоборот, кто-то должен был уложить труп в другой позиции. И не могла Марта не обратить внимания на замызганный ковер. Что же там произошло, черт подери?!
   Марта сделала попытку запустить меня, принявшись отчаянно трясти за плечо:
   - Иоанна, очнись! Ну чего ты? До сих пор я отвечала на твои вопросы, честно и четко, скажешь нет? Но и мое терпение кончилось. Что все это значит? Я что-то не так увидела? Вот, выпей пивка, очень помогает.
   Глубоко вздохнув, я сняла локти со стола. Придется теперь ознакомить напарницу со своей точкой зрения, все равно, чувствую, своими силами с загадкой не справиться. Ко мне вернулась способность говорить. Я велела Марте сесть спокойно.
   - Кончай меня трясти, в голове и без того все перемешалось, да и пива не отхлебнешь. Ну вот, слушай внимательно. Позвонила мне моя давняя приятельница, и мы с ней условились встретиться в "Мариотте"...
   Надеюсь, мне удалось изложить все понятно и доходчиво. Теперь и Марта погрузилась в раздумье. Какое-то время мы с ней сидели молча. Марта заговорила первой:
   - Лично я была трезвой как свинья. Говорю о сегодняшнем утре. А ты?
   - Еще трезвее. Весь день просидела за сценарием, ничего не пила, не ела. Даже вечером в рот ни капли, только стакан чаю. Я ведь худею. Так что выбрось из головы всякие там галлюцинации.
   Марта чрезвычайно заинтересовалась:
   - И что, в самом деле помогает? То-то я гляжу, за последнее время ты сбросила добрых несколько килограммов. Это от пива?
   - От пива. Отставила целиком и полностью, а уж вечером - боже избавь. И от устриц.
   - Тоже отставила?
   - Наоборот. Весь отпуск лопала без стыда и совести. Может, и не весь, но недели три уж точно. Оказывается, от белого вина не толстеют. А тут и на белое вино не тянет, без устриц. И хватит о моей диете, давай о трупе.
   - Тоже неплохое средство отбить аппетит. Только вот у меня получаются два трупа.
   - Жуткое дело. У меня тоже.
   Мы с Мартой еще раз вместе, шаг за шагом, рассмотрели все мельчайшие подробности этой невероятной истории, и я испытала большое облегчение, ведь уже закрадывалась в голову ужасная мысль: вот, оставила без помощи тяжело раненного человека, живого, никакой не труп, а он помучился и к часу ночи окочурился. А если бы вызвала врача, глядишь, и выжил бы, страшная же рана мне лишь померещилась. Нет, ничего подобного, в час расстался с жизнью другой, у которого череп был в полном порядке, его задушили, и об этом трупе я ничего не ведала. Тогда куда же подевался тот, первый? Мой?
   Марта даже на время позабыла о своей любовной катастрофе:
   - Грандиозно! Гляди, теперь у нас даже выбор появился. Надо прикинуть, который из двух нам больше подходит.
   - Можем и оба использовать, - возразила я, подумав. - Как специалист заявляю - ничто так не оживляет развитие сюжета, как трупы.
   - И что, пойдут у нас друг за другом? Надо бы их как-то экономнее использовать, не валить в одну кучу.
   - Растянем на восемь серий, не волнуйся. Тревога нарастает, атмосфера сгущается, сгущается, постепенно напряжение переходит в ужас. Зритель не оторвется от телевизора! В ожидании третьего трупа. А мы третьего спасем, и именно благодаря этому станет понятна вся подоплека преступления.
   - Неплохо бы нам с тобой предварительно для себя разработать эту подоплеку, ты не находишь?
   - Это само собой, но еще неплохо и о настоящих хоть что-то разузнать.
   - Ты имеешь в виду этих живых, то есть, пардон, тоже мертвых, но не выдуманных?
   - Ну да. Мне нужны реалии, не все же из головы брать, жизнь порой преподносит такое, что в жутком сне не привидится. Ты не могла бы расспросить Доминика?
   Эх, напрасно я упомянула этого типа. Вспомнив о Доминике, Марта вся сразу съежилась, глаза потухли. Подкрепившись пивом, она уныло пояснила:
   - Сомневаюсь, он ведь меня буквально отогнал. Наверное, перестал меня любить. А все из-за распроклятого казино.
   - Да брось, не убивайся, небось уже простил.
   - Нет, не простил, просто-напросто отогнал!
   Немного приободрившись после очередного глотка, она торопливо заговорила:
   - Да и условий не было для прощения, обстановка не та. Тут люди, там менты, рядом труп, а у него из-за проклятого казино нет алиби! Что я могла в таких условиях сделать?
   - Не знаю, - согласилась я и неуверенно предположила:
   - Разве что удариться в слезы.
   - Какие слезы! А макияж?
   - Доминик бы нам очень пригодился, - развивала я свою идею. - Он ведь подозреваемый? Значит, будут допрашивать, а вопросы иной раз ставятся так, что неглупый подозреваемый сразу сообразит, в чем суть преступления. И твой Доминик мог бы нам все рассказать, но в создавшейся ситуации, право, не знаю...
   - Ну ты даешь! - взвилась Мартуся. - Доминик станет отвечать на вопросы полиции? Да он сразу же такое им устроит! Истерику устроит! Как смеют допрашивать его, телевизионного кумира, которого вся Польша обожает! Да он их в козий рог свернет! И сразу отцепятся. Иоанна, постой, ведь ты же тоже можешь стать подозреваемой! У нас есть шансы. Признайся насчет первого трупа, тебе тоже будут задавать вопросы, а ты наверняка сделаешь побольше выводов, чем Доминик.
   - Ну спасибо, подруга! Если не обо мне, хоть о нашем сценарии подумай! Меня сразу за решетку посадят, и на чем я там писать буду?
   - Телевидение организует тебе персональную камеру. С компьютером! На худой конец - с пишущей машинкой. И сотовый получишь, чтобы мы с тобой обсуждали возникшие по ходу версии.
   Я быстренько прикинула все недостатки и достоинства развертывающейся передо мной перспективы. С одной стороны, всем известно, как переполнены наши тюрьмы, и полиция не спешит пихать туда всяких сомнительных подозреваемых. С другой - прокуроры обожают сажать таких недотеп, как я, а не настоящих преступников, из-за которых ведь и обидеть могут вплоть до убийства. Честные же рохли ничем прокурору не опасны, а для отчета сгодятся. Что я могу прокурору сделать? Напишу о нем? Да кто у нас считается с публикациями, печатное слово сейчас - не оружие, настоящего же оружия не имею. Эх, давно надо было купить на базаре у русских какой-никакой пистолет, хотя бы ТТ...
   Вслух я ответила:
   - Ну нет, подозреваемой стану лишь в случае крайней необходимости, а пока предпочла бы базироваться на Доминике, тем более что меня они могут сделать не просто подозреваемой, а копнуть глубже. Так что давай сообща подведем итоги. Итак, похоже, что трупов было два, причем в одном и том же гостиничном номере. Один был раньше, и меня никто не убедит в том, что это был еще живой человек. А второй позже. У одного голова была размозжена пулей дум-дум... ведь именно в таких случаях с одной стороны - аккуратная эстетическая дырочка, а с другой сплошное месиво? Второго же задушили. Кстати, голыми руками или как?
   - Вроде бы не голыми. Чем-то другим.
   - Жаль.
   - А тебе что?
   - Пора бы знать: когда душат голыми руками, остаются следы, от которых преступнику потом не отвертеться. Или отпечатки пальцев, или следы зубов...
   - Иоанна, замолчи, пожалуйста. У меня уже желудок к горлу подкатывает.
   - Водвори его на место, - посоветовала я рассеянно. - Ладно, на нет и суда нет. И один из наших трупов был мертвым уже в шесть вечера, второй же задушен позже, где-то около полуночи. Вскрытие покажет. И если первый куда-то исчез, раз при тебе говорили только о задушенном, меня очень интересует, что же сделали с тем, без головы, потому как я его знала.
   Марта так и вскинулась:
   - Серьезно?! Ты об этом даже не намекнула.
   - К слову не пришлось. Да и история такая глупая, что потом мы с тобой должны ее продумать во всех подробностях. Знакома я с ним не была, но твердо знаю, что был замешан во всевозможные давнишние свинства, хвосты за которыми тянутся до наших дней. Ты о тех делах не можешь ничего знать, под стол еще пешком ходила, так что сейчас мне пришлось бы тебе слишком долго все разъяснять, а время поджимает.
   - Так он нам может пригодиться?
   - Ни в коем случае, ведь это уже область политики, а я решительно отказываюсь...
   - Тогда на кой хрен, если выражаться культурно, мне разъяснять то, что происходило в прежние годы?
   - А на тот, что у меня нехорошее предчувствие, - грустно призналась я. - Труп в "Мариотте" может быть связан с давнишними делами, и без истории нам не обойтись.
   И в этот момент, словно по заказу, позвонила Анита.
   ***
   Мартусин Доминик был субъектом чрезвычайно бородатым, бритых мужчин она не любила. Знать-то я его знала, но плохо, больше понаслышке, лично общаться приходилось мало. Mapтуся заболела им как-то очень уж скоропалительно и безоглядно, и вот теперь я с удивлением подсчитала - полгода уже прошло, а то и целых три квартала. А кроме того, все время ошивался рядом некий Крысек, личность тихая и ненавязчивая, он постоянно маячил в интерьере, выдвигаясь на первый план в антрактах Мартиных увлечений. Мне он запомнился тем, что раньше никакой бороды у него не было, он ее отрастил специально ради Марты, но даже этой жертвы Мартуся не оценила. Крысек, если я правильно запомнила, настаивал на прочном супружеском союзе, при одном упоминании которого Марта нервно вздрагивала. А еще в моем сознании путался какой-то Бартек, о нем Марта упоминала довольно часто, хотя весьма туманно.
   Меня удивляло отношение Марты к браку, ведь она мечтала иметь семью и детей, сколько раз говорила об этом. Ее первый муж не выдержал испытания, она с ним развелась, но отношения к семейным ценностям не изменила. Тогда почему бы и не Крысек?
   Вмешиваться в личные дела Мартуси не хотелось, однако я и без расспросов поняла, в чем дело. Крысек, очень симпатичный на вид и даже красивый мужчина, обладал двумя недостатками. Во-первых, считал, что место жены исключительно дома, при муже, кастрюлях и стиральной машине. А во-вторых, на него вдруг нападали приступы какого-то неимоверного раздражения и даже ярости, и тогда он себя не помнил, хотя обычно отличался нравом спокойным и покладистым. Правда, был он еще и патологически ревнив.
   По собственному жизненному опыту я прекрасно знала, чем оборачивается патологическая ревность для работающей женщины, и на Крысеке не настаивала.
   С Домиником было намного сложнее. Всякий раз, как о нем заговаривала Марта, я старалась перевести разговор на другую тему и вообще по возможности не вмешиваться в их отношения, ведь Марта его обожала, я же напротив, так что мое мнение всегда было однозначно отрицательным. Причины? Даже если не говорить о том, что Доминик был женатым и отцом двух детей (правда, фактически они с женой пребывали в разводе, хотя и проживали в одной квартире вместе), существовало и другое соображение. Бабу-истеричку я как-нибудь еще вынесу, но истерика-мужика - ни в жизнь! Доминик же был запрограммирован на истерическое восприятие всего окружающего мира, в том числе и своей работы, личных взаимоотношений с людьми и любовницами, себя самого и множества высосанных из пальца проблем, которые нормальному человеку никогда не придут в голову. Находясь в постели с любимой женщиной, этот тип вместо ожидаемых эротических эксцессов вдруг начинает плакаться: жизнь у него, видите ли, пропащая и вообще все так зыбко в этом мире. Или вспоминает своего покойного дядюшку, которому было предсказано, что тот умрет от рака. Дядюшка и в самом деле помер, только не от рака. Просто так неудачно слетел с крыши своего дачного дома, когда залез туда чинить водосточную трубу. Какая нелегкая понесла его в столь почтенном возрасте на крышу? А теперь непонятно, что Доминик оплакивает: то ли гибель дядюшки, то ли обманчивость предсказаний, то ли так и оставшуюся неисправной водосточную трубу?
   Учитывая тот факт, что на зыбкость и непредсказуемость окружающего нас мира мы все равно не можем повлиять (и на обманчивость прорицаний и прогнозов погоды тоже), и с этим ничего уж не поделаешь, моя душа всегда яростно восставала против слезливого копания в столь удручающих проблемах. Лично я с Домиником и дня бы не выдержала. Да что там дня - часа!
   К тому же из откровений Мартуси следовало, что Доминик лишь позволял себя любить, причем и то не всегда, только когда это ему было удобно. Марте приходилось в страшном напряжении ждать и ждать удобной минутки и всегда быть готовой, как юный пионер. Неизвестно было, когда такая минута придет, неизвестно было, что от нее потребуется - проявление жгучей страсти любовницы или предоставление успокаивающей возможности выплакаться ей в жилетку. Хотя в данном случае вернее было бы сказать - выплакаться на груди или высморкаться в декольте. Короче, ее роль сводилась к роли жрицы, преклоняющейся перед божеством, чутко реагирующей на каждое мановение пальца обожаемого существа и с готовностью выполняющей любое желание кумира. Зная Марту, я недоумевала, ведь на роль покорной жрицы она годилась так же, как и на роль епископа Кентерберийского.
   Чтобы закончить характеристику Доминика, следует еще добавить, что с виду это был абсолютно нормальный человек, никто бы при общении с ним не заподозрил каких-либо патологических склонностей, а внутри - ну прямо пуп земли. А Марта должна была оборачивать этот пуп лебяжьим пухом.
   И при всем этом Марта была несчастнейшим созданием. Сколько раз приходилось видеть ее сердечные страдания на моем собственном диване! Я лишь диву давалась, с чего так человек мучается? Мои попытки добраться до ее серых клеточек всегда оканчивались неудачно, рациональные доводы отскакивали, словно горох от стенки, взывание к разуму оставалось безответным. Нет, разум ее действовал, ничего не скажу, но в человеке одно дело - разум, а другое - все остальное.
   Так что в личном плане Доминика я не любила. В служебном он меня вполне устраивал.
   Теперь о Бартеке. С ним я познакомилась еще до того, как мы с Мартой задумали сериал. Он, Бартек, достался мне по наследству от кого-то из знакомых, когда у меня возникла потребность в хорошем графике. Бартек был отличным сценографом (художник-декоратор - основная его специальность), дизайнером и графиком. О его связях с телевидением я узнала позже, как раз от Марты, так что, когда Марта время от времени для собственного успокоения вспоминала о любящей душе Бартека, я по крайней мере понимала, о ком идет речь.
   Ну вот, а теперь случилось нечто ужасное, мой труп непонятным образом смешался с Домиником и каким-то посторонним трупом, и приходилось срочно разбираться во всей этой путанице.
   ***
   Звонок от Аниты я восприняла как дар небес.
   Она позвонила мне из Копенгагена, сразу как прилетела, по пути из аэропорта домой. И сообщила потрясающие вещи.
   Мы с Анитой почти одногодки, она всего на два года моложе меня, так что можно нас считать одним поколением, значит, тоже хорошо помнила времена не столь давние. Однако, будучи журналистом и разъезжая по всему свету, Анита располагала большими, чем я, возможностями, имела доступ к закрытым для меня тогда источникам информации, преимущественно с внешней стороны. С внутренней, польской, я и сама как-то справлялась, даже ее снабжала своими сведениями. Вот, скажем, совершенно секретные материалы прокуратуры, недоступные ей, у меня валялись по всему дому. Зато в отличие от меня Анита прекрасно разбиралась в политике.
   - Некий Пташинский Константин, - без предисловий сказала она в трубку. - Могу с тобой поговорить, пока стою, как раз мост поднимают, так что обойдусь без второй руки. Это тебе о чем-то говорит?
   Насчет моста говорило, потому как в Дании приходилось бывать неоднократно, дорогу из аэропорта в город я знала прекрасно, поняла, что Анита едет из Амагера в центр, а между островами проплывает какой-то корабль, вот мост и подняли. Но ведь Анита наверняка спрашивает не о копенгагенских транспортных развязках.
   Долго я не молчала, память всегда служила верно, вот и теперь сверкнуло воспоминание.
   - Чертовски много говорит! - ответила я, одновременно стараясь припомнить, сколько времени уходит на подъем моста и его водворение на место, то есть сколько времени мы сможем пообщаться. - Как же, Красавчик Котя. И названную тобой фамилию слышала, только с Красавчиком не связывала. Для меня кличка и фамилия обозначали разных типов. А Красавчика убили у тебя над головой.
   - А, так ты уже в курсе! - обрадовалась Анита. - Уверена, что совсем убили? В смысле, насмерть?
   - Никаких сомнений.
   - Мне тоже так показалось. Не знаешь, он не был в свое время приговорен к смертной казни? Этого мне тогда не удалось установить.
   - Был, железно. Приговор приведен в исполнение теоретически и на бумаге.
   - А практически?
   - А практически нет, и не задавай глупых вопросов, того и гляди мост сведут. А раз ты видела его живого...
   - Наоборот, и ты тоже подтвердила, что он мертв. Если же приговор тогда не был фактически приведен в исполнение, знаю почему. И поэтому догадываюсь, кто его кокнул теперь. И за что.
   Отчаянно жестикулируя, я велела Марте поднять вторую телефонную трубку. Она поспешно схватила ее и замерла не дыша.
   - За что - и я догадываюсь, - сказала я. - А вот кто?
   - Увы, мотив один, исполнителей же давнего приговора может быть много. Придется кое-кого отловить и порасспрашивать. Но не сейчас... Не дергайся, пока только пополз вверх.
   Я словно наяву видела копенгагенский мост. Ага, значит, у нас есть еще немного времени.
   - А как ты про него узнала? Я, например, просто ошиблась номером.
   - Да и я благодаря ошибке. Вошла в лифт и первым делом кинулась к зеркалу - только что выскочила из косметического кабинета, так хотелось еще раз проверить, все ли в порядке. А лифт начал подниматься, значит, вызвали. Повернулась к двери, гляжу - светится кнопка, мне показалось - моего этажа, потом пригляделась - нет, двадцать третьего. Не успела я нажать свой, как лифт остановился, двери раздвинулись, и передо мной два громилы держат под ручки нашего Котю. Громилы уставились на меня, я на них, но поскольку нажала-таки свой этаж, двери лифта закрылись и он спустился этажом ниже. Холера, проплывает...
   - Ну так быстренько договаривай. Тех, что держали, опознала?
   - Совсем незнакомые морды молодого поколения. Но ты меня знаешь. Проследила за ними. На другом лифте съехали в гараж, в подвале.
   - А Котя?
   - Подделали под пьянчугу, такого, знаешь, после мордобоя...
   - Во сколько ты их видела?
   - Когда вернулась... погоди-ка, уже после полдвенадцатого, может, без двадцати двенадцать.
   - И ты...
   - Тоже спустилась на лифте в гараж, сама понимаешь, выезд из него только один.
   - И что?
   - Уже начинают пропускать транспорт. Записывай, "пежо", серебристый металлик, WXF169T, и второй, комби, кажется "мерседес", с замазанными окнами, тут за номер не ручаюсь, но вроде WGW528X. Темно-зеленый.
   Умница Марта схватила валявшуюся на столе ручку и записала номера замеченных Анитой машин на каком-то обрывке бумаги.
   А Анита продолжала:
   - Если же они сообразили подержать Котю в гараже и вывезли позже, то считай пропало, я ждать не могла. Или, может, раньше, успели до меня, но сомневаюсь. А номера этих машин я записала лично. Ты тоже его узнала?
   - Конечно. Надо сказать, он мало с тех пор изменился, прибавилось немного морщин - и все. Даже не полысел, паршивец!
   - А должен был отрастить бороду и покрасить волосики, - рассудила Анита. И добавила:
   - Хотя зачем? Столько лет безнаказанности, совсем распоясался.
   - И такие покровители...
   - Ага, это еще не все! - спохватилась Анита. - Утром в номере, что прямо над моим, обнаружили какой-то совсем другой труп, меня расспрашивали, но мне было не до них, боялась опоздать на самолет. Второй труп я по дороге вспомнила, но сейчас опять забыла его фамилию. Ну все, поехали. Кончаю. Не исключено, что я еще кое-что заметила, но сейчас не могу говорить. Позвоню позже. Привет!
   Я положила трубку, Марта тоже. И всполошенно поинтересовалась: