Иоанна ХМЕЛЕВСКАЯ

ВСЁ КРАСНОЕ

(Пани Иоанна — 4)



* * *


   — С чего ты взяла, что Аллеред означает все красное? — возмутилась Алиция. — Что за чушь?!
   …Так началось моё пребывание в Аллеред. Мы стояли у вокзала и ждали такси. Если бы Алиция обладала даром предвидения, мой перевод возмутил бы её гораздо сильней.
   — А что тебе не нравится? Ред — красный, алле — все…
   — На каком, интересно, языке?
   — На немецко-английском.
   — А… Слушай, что у тебя в чемодане?
   — Твой бигос, твоя водка, твои книги, твоя вазочка, твоя колбаса…
   — А своё у тебя что-нибудь есть?
   — Конечно — пишущая машинка. «Ред» — это красное. И все. Я так решила.
   — Ерунда! «Ред» — это что-то вроде просеки. Такой вырубленный лес.
   Рос себе рос, никому не мешал, а потом раз — и не стало его…
   Подъехала машина. Водитель помог нам втиснуться в кабину вместе с чемоданами. Дорога заняла ровно три минуты.
   Я не унималась:
   — Всем известно, что «ред» — это красный, а про лес никто и не слыхал. Раз его вырубили, то и говорить не о чем. Аллеред — все красное.
   — Сама ты красная. Загляни в словарь и не пори чушь! — рассвирепела Алиция.
   Она вообще была не в себе. Это сразу бросалось в глаза. Но выяснить, в чем дело, я так и не смогла: дороги хватило только на «все красное», а в доме оказалось полно народу, и поговорить спокойно не удалось. Зато наш спор увлёк всю компанию, и мой перевод, несмотря на ярость Алиции, всем пришёлся по вкусу.
   — Располагайся, умывайся, делай, что хочешь, только не морочь мне голову, — нетерпеливо сказала она. — Сейчас ещё явятся…
   Я поняла, что попала на светский приём средних размеров, только никак не могла разобраться, кто тут гость, а кто в этом сумасшедшем доме живёт. Просветил меня Павел, сын нашей общей приятельницы Зоси. Сама она наотрез отказалась от всяких разговоров, самозабвенно отдавшись приготовлению соответствующей моменту изысканной закуски.
   — Когда мы приехали, Эльжбета уже была, — начал Павел. — Эдек ввалился сразу за нами, а Лешек — сегодня утром. Четверо пришли в гости: Анита с Хенриком и Эва с этим, как его там, Роем. Алиция в бешенстве, мать в бешенстве, а Эдек пьёт.
   — Без перерыва?
   — По-моему, да.
   — А по какому случаю Содом и Гоморра?
   — Лампу обмываем.
   — Что ещё за лампа?
   — В саду. То есть, я хотел сказать, на террасе. Подарок Алиции на именины от какой-то родни — пришлось подвесить. Датское общество уже отметило это событие, сегодня наша очередь…
   Пришли остальные. Я с любопытством разглядывала Аниту и Эву, которых не видела почти два года. Рядом с Эвой миниатюрная загорелая Анита с буйной копной чёрных волос выглядела мулаткой. Её муж Хенрик, обычно спокойный и добродушный, показался мне слегка взволнованным. Рой, муж Эвы, высокий худой блондин, сверкал белозубой улыбкой и смотрел на жену ещё нежней, чем два года назад. После ужина торжество, достигнув кульминации, перенеслось на террасу, где в метре от пола сияла красным светом виновница торжества, обтянутая большим чёрным абажуром, не пропускавшим света.
   Алиция, как челнок, сновала между кухней и террасой, с маниакальным упорством обслуживая гостей. Я поймала её в дверях.
   — Ради бога, сядь наконец! У меня голова кружится, когда ты так носишься.
   Алиция вырвалась у меня из рук и пыталась умчаться одновременно в разные стороны.
   — Апельсиновый сок в холодильнике… — в полуобмороке пробормотала она.
   — Я принесу! — вынырнул из полумрака Павел.
   — Вот видишь, он принесёт… Сядь в конце концов, черт тебя побери!
   — Он принесёт! Откроет холодильник и будет глазеть… Ну ладно, неси, только внутрь не смотри!
   Павел сверкнул в темноте странным взглядом и пропал в глубине дома.
   Я втащила Алицию на террасу и заставила сесть в кресло, заинтригованная до крайности.
   — Почему нельзя смотреть в холодильник? Там у тебя что-нибудь этакое?.. — Я сгорала от любопытства.
   Алиция расслабленно вздохнула, вытянула ноги и взяла сигарету.
   — Ничего этакого. Просто, если холодильник долго держать открытым, придётся его размораживать. А Павел распахнёт дверцу и будет сто лет сок высматривать…
   Из мрака вынырнули ноги Павла, потом появилась его рука с молочной бутылкой.
   — Что ты принёс? — расстроилась Зося.
   — Алиция велела брать не глядя.
   — Не уносите молоко. Хенрик с удовольствием выпьет! — вмешалась Анита.
   Обычно тихое жилище в Аллеред напоминало разворошённый муравейник. Одиннадцать человек носились вокруг многоуважаемой лампы, временами исчезая в чёрной дыре между кухней и террасой. Из-за датчан — Роя и Хенрика — говорили на нескольких языках сразу. А я все не могла понять, кому пришло в голову устроить этот бедлам. Воспользовавшись шумом, попыталась что-нибудь узнать у Алиции.
   — Ты что, свихнулась и специально созвала всех разом, или это просто стихийное бедствие? — спросила я, не скрывая неодобрения.
   — Бедствие! — взорвалась Алиция. — Какое там бедствие! Просто у каждого свои капризы! Я все продумала, распределила, когда кому приезжать, но им, видите ли, так удобно! Сейчас очередь Зоси и Павла, и вовремя приехали только они. Эдек собирался ко мне в сентябре. А те6я я ждала в конце июня. А сейчас у нас что?
   — Август…
   — Вот именно.
   — Раньше не могла — влюбилась.
   — А Лешек…
   Алиция оборвала фразу на полуслове и посмотрела на меня изумлённо:
   — Что сделала?!
   — Влюбилась, — призналась я с раскаянием.
   — Тебе что, мало было?! С ума сошла? В кого?
   — Ты его не знаешь. Похоже, я встретила того самого блондина моей жизни, которого предсказала гадалка. Долгая история, как-нибудь расскажу. Так когда приехали Лешек и Эльжбета?
   — А, Лешек… Подожди, и что? Разлюбила и приехала?
   — Наоборот. Поняла, что мой отъезд уже ничего не изменит, и приехала. Ну а Лешек и Эльжбета?
   — Кто это?
   — Бог мой, ты не знаешь Лешека и Эльжбету?! Отец и дочь, вон сидят перед тобой. Кжижановские их фамилия…
   — Идиотка. Я о твоём хахале спрашиваю. Лешек приплыл на яхте на несколько дней, а Эльжбета приехала из Голландии, тоже ненадолго. Возможно, поплывёт обратно с отцом, не знаю. Честно говоря, я их вообще не приглашала.
   — А Эдек почему сейчас приехал? У меня хоть уважительная причина.
   — Он вроде бы хочет сообщить мне что-то страшно важное и неотложное. Да вот три дня уже не может объяснить, в чем дело. Никак не протрезвеет…
   Главным занятием Эдека на протяжении всей сознательной жизни было пьянство, только поэтому Алиция в своё время не закрепила юношеских чувств прочными узами и ограничилась дружбой. Может, теперь чувства возродились?
   — Пьёт все так же? — полюбопытствовала я, потому что к Эдеку у меня свой интерес, очень нужно было, чтобы он хоть на минуту протрезвел.
   — Не бросил?
   — Куда там! Половину того, что привёз, уже успел вылакать.
   Я захотела выяснить, не догадывается ли Алиция, о чем Эдеку так не терпится с ней поговорить, но опоздала. Она сорвалась с кресла и исчезла во тьме. Павел и Зося тщетно искали апельсиновый сок. Анита вызвалась им помочь. Эва вспомнила вдруг, что как раз сегодня они купили несколько банок, и послала Роя за ними в машину. Апельсиновый сок поглощал все мысли, ревел Ниагарским водопадом, и казалось, что нет больше ничего на свете — только апельсиновый сок…
   Наконец Алиция его нашла. Зато Эльжбета проголодалась и принесла себе несколько аппетитных бутербродов. Тут же захотели есть Павел и Лешек. Алиция, никому не доверяя, понеслась делать бутерброды сама. Зося начала искать новую банку кофе. Эва потребовала для Роя очень крепкого. Анита по ошибке налила Хенрику пива в молоко…
   Вечер набирал обороты. Каждый считал своим долгом как можно чаще вскакивать с места, и все с редкой изобретательностью все время чего-то хотели. Только три пары ботинок под красной лампой оставались недвижимыми. Две из них принадлежали Лешеку и Хенрику, обсуждавшим на странной смеси немецкого и английского достоинства и недостатки разных типов яхт. Они так увлеклись, что полностью игнорировали всех остальных. Эдек также не покидал своего кресла, под рукой у него стоял большой ящик с запасом напитков, которые он употреблял без разбора и ограничений. И вдруг раздался дикий вопль.
   — Алиция!!! — заорал Эдек, перекрывая общий шум. — Алиция!!! Что ты себе позволяешь?!
   Вопрос прозвучал в темноте так странно и неожиданно, что все вдруг замолчали. Алиция не ответила — её не было на террасе.
   — Алиция!!! — снова гаркнул Эдек, с грохотом ставя стакан с пивом на ящик. — Алиция, черт тебя возьми, ты чего нарываешься?!
   Ноги Алиции, видимо, услышавшей глас вопиющего в пустыне, появились наконец в красном круге. Эдек пытался подняться, но рухнул обратно в кресло.
   — Алиция, ну чего ты?..
   — Ладно, ладно, — мягко сказала она. — Не дури, Эдек, разбудишь весь город.
   — Ты на что нарываешься?.. — продолжал Эдек чуть тише. — Зачем ты принимаешь в доме этих?.. Ведь писал же тебе!..
   Мрак над красным кругом снова наполнился гамом. Вся компания, учитывая состояние Эдека и не зная, что ещё он может ляпнуть, на всякий случай пыталась его заглушить. Это удалось — голос Эдека потонул в общем шуме. Лешек расхваливал Хенрику чью-то корму. Анита настойчиво уговаривала всех съесть последние бутерброды. Зося голосом Валькирии требовала, чтобы Павел открыл бутылку пива… Алиция подсела к Эдеку:
   — Не позорься, тут не кричат — тут Дания…
   — Я же тебе писал, чтобы поостереглась, была осторожнее! Писал же!..
   — Возможно. Я не читала.
   — Алиция, вода готова! — позвала Эльжбета из темноты.
   — Я тебе сейчас все расскажу, — упорствовал Эдек. — Раз ты не читала, я сам расскажу! Ему, кстати, тоже скажу!.. Ты почему не прочитала письмо?
   — Оно куда-то пропало. Ладно, расскажешь, но не сейчас.
   — Сейчас!
   — Ладно, сейчас, только подожди минуту, я тебе кофе сделаю…
   Я слушала эти реплики с большим интересом. Алиция пошла варить кофе. Я за ней, в надежде, что помогу ей быстрее вернуться и Эдек ещё что-нибудь скажет. Потом понадобились сливки, сахар, солёные палочки, пиво, коньяк, швейцарские шоколадки… В дверях появлялись и исчезали смутные силуэты, под лампой возникали и пропадали красные ноги. Эдек получил кофе, успокоился и затих, видно, утомлённый коротким, но бурным выступлением.
   — А главное, это ещё не конец, — сказала нервно Алиция, присаживаясь рядом. — Ещё приедут Владек и Марианн… Он что, спит?
   Я посмотрела на неподвижные ноги Эдека.
   — Наверное. Будить будешь или оставишь тут до утра?
   — Не знаю. Интересно, что он мне написал?
   — А письмо вообще было?
   — Было. Правда, не успела прочитать. Потом пыталась его найти, но безуспешно. Совершенно не представляю, что бы это могло быть. Спьяну он совсем невменяемый.
   Незадолго до полуночи Эва дала сигнал к отбою. Алиция зажгла свет по другую сторону дома, над дверями возле калитки, и наконец стало что-то видно. Все, кроме Эдека, вывалились на улицу к автомобилям Роя и Хенрика.
   — Наконец-то! — выдохнула измученная Зося, когда мы вернулись на террасу. — Оставь, я уберу. Павел, за дело! Алиция, ты это все не трогай, займись Эдеком.
   — Эдека оставь напоследок, — посоветовала я Алиции, собирая посуду.
   — Лучше его сразу уложить.
   — Отдайте мне Павла. Поможет нести постель, — вздохнула Алиция. — Слава богу, что больше нечего обмывать!
   Эльжбета начала мыть посуду. Лешек и Павел внесли в комнату часть стульев и кресел и помогли Алиции переоборудовать дом на ночь.
   — Эдек спит на катафалке, — обратилась ко мне Зося. — Может, лучше положить его сегодня тут, на диване? До катафалка его придётся тащить по лестнице…
   — Предложи это Алиции.
   Катафалк стоял на возвышении в ателье Торкилля, пристроенном к основному зданию. Это была кровать неслыханно сложной конструкции, купленная, видимо, для частично парализованных гостей. Там было малоуютно, но неожиданно удобно. При слове «катафалк» Алицию передёргивало, и мы честно старались при ней избегать этого прозвища, что удавалось, правда, с большим трудом.
   — Возможно, вы правы, — неуверенно сказала она, посмотрев на Эдека, одиноко сидящего на террасе. — На диване действительно будет проще.
   — А на катафалке кто будет спать? — заинтересовался Павел. — Тьфу, то есть, я хотел сказать — на постаменте.
   — Павел!.. — выкрикнула Зося с упрёком, видя блеск в глазах Алиции.
   — Ну, на этом родильном столе, — поправился Павел поспешно. — То есть, на операционном…
   — Павел!..
   — Ну, я уже ничего не говорю…
   — А кто раньше спал на диване? — спросила я громко, чтобы прекратить эти бестактности.
   — Эльжбета, — с облегчением ответила Зося. — Эльжбета переселится на эстраду… то есть, я хотела сказать, на… кровать.
   — Эльжбета! — устало позвала Алиция. — Ты в гробу спать будешь?
   — Могу, — ответила с каменным спокойствием Эльжбета, появляясь в кухонных дверях с тарелкой в руках. — Где у тебя гроб?
   — В ателье.
   — Какое-то новое приобретение? — вежливо поинтересовалась Эльжбета.
   — Катафалк, — жёлчно объяснила Алиция.
   — А, катафалк! Конечно, я посплю на этом памятнике. Мне никогда ничего не снится…
   Меня не было на террасе, когда Алиция, Лешек и Зося попытались разбудить и транспортировать Эдека. Услышав крик Зоси, я выбежала из дома.
   В падающем из комнаты свете было ясно видно смертельную бледность, запрокинутое вверх лицо, бессильно упавшую руку и недвижимые, широко открытые, всматривающиеся в чёрное небо глаза.
   Эдек был мёртв.
* * *
   В том, что это убийство, сомневаться не приходилось. Удар был нанесён сзади.
   Мы сидели за завтраком, тупо уставясь в тарелки и напряжённо вслушиваясь в телефонные переговоры Алиции. С половины второго ночи до пяти утра табун полицейских носился по дому и саду в поисках орудия преступления. Их попытки объясниться с нами по-датски имели весьма плачевный результат.
   Мы реагировали на происшедшее по-разному. Алиция держалась в основном благодаря присутствию Лешека — давнего друга. Сам Лешек и Эльжбета сохраняли философское спокойствие, бывшее, вероятно, их семейной чертой. У Зоси все летело из рук. Павел был захвачен сенсацией. Я же чувствовала себя выбитой из колеи: не для того ехала в Аллеред, чтобы наткнуться на труп.
   Очередной звонок. Любезные до крайности полицейские сообщали новые подробности.
   — Удар выдаёт профессионала, пырнули сзади острым, не очень длинным предметом, — поделилась Алиция, кладя трубку.
   — Вертел! — вырвалось у Павла.
   — Помолчи, а? — мрачно буркнула я.
   — Никакой не вертел, а стилет, — ответила Алиция. — Возможно, пружинный. Не знаю, бывают пружинные стилеты? Сейчас они опять приедут искать. Ешьте быстрей.
   — Почему они думают, что стилет, да ещё пружинный, если в Эдеке ничего не было? — брезгливо спросила Зося.
   — Рана выглядит как-то типично. Ешьте быстрей…
   — Думаешь, лучше будет, если мы ещё оптом подавимся?
   — Ешьте быстрей… — простонала совершенно потерявшая чувство юмора Алиция.
   Мы покорно проглотили все, не жуя, и привели помещение в порядок. Правда, полиция появилась только через полтора часа.
   Из-за языковых сложностей для проведения следствия к нам прислали некоего г-на Мульгора — худого, высокого, бесцветного и очень скандинавского. Этот господин (его служебный ранг навсегда остался для нас тайной) имел каких-то польских предков и на польском изъяснялся весьма своеобразно, полностью пренебрегая принятой в Польше грамматикой. Впечатление, однако, он производил симпатичное, и все мы искренне желали ему успеха.
   Его помощники сразу кинулись искать тонкий и острый стальной предмет. Мы же собрались за длинным столом в большой комнате. Г-н Мульгор примостился в кресле с большим блокнотом в руках. Следствие началось. Алиция присутствовала при обыске, и за столом не осталось никого, кто бы говорил по-датски.
   — Итак, было ли особ тьма и тьма? — спросил он любезно, беря быка за рога.
   Мы единодушно вытаращили глаза. Павел неприлично фыркнул, Зося застыла с сигаретой в одной и зажигалкой в другой руке, Лешек и Эльжбета, похожие, как сиамские близнецы, уставились на него неподвижным взглядом с одинаково загадочным выражением. Все молчали.
   — Было ли особ тьма и тьма? — терпеливо повторил г-н Мульгор.
   — Что это значит? — вырвалось у Павла.
   — Может быть, он спрашивает, как много нас было? — предположила я с сомнением.
   — Да, — подтвердил г-н Мульгор и приветливо мне улыбнулся. — Сколько штук?
   — Одиннадцать, — кротко ответил Лешек.
   — Кто есть оные?
   Сообщили ему анкетные данные всех присутствовавших во время преступления. Г-н Мульгор записал.
   — Кто и что делали особы?
   — Почему только мы? — вознегодовала Зося, считая, что вопрос относится к женщинам.
   — А кто? — удивился г-н Мульгор.
   Лешек сделал в сторону Зоси успокаивающий жест:
   — Мы тоже. Он имеет в виду нас всех. Говорите, кто что помнит.
   — Я — ноги, — решительно заявил Павел. — Помню только ноги.
   — Какие ноги? — заинтересовался г-н Мульгор.
   Павел смущённо посмотрел на него.
   — Не знаю, — начал он неуверенно. — Наверное, чистые…
   — Почему? — нахмурив брови, спросил г-н Мульгор.
   Павел испугался окончательно:
   — Господи! Не знаю. Наверное, их мыли, нет? Тут все моют ноги.
   — Павел, ради бога!.. — расстроилась Зося.
   Г-н Мульгор производил впечатление человека, который терпеливо снесёт все:
   — Почему одни ноги? А остальное туловище нет?
   — Нет, — сказал поспешно Павел. — На ногах была лампа, а на остальном туловище нет.
   Видимо, манера изъяснения г-на Мульгора становилась заразительна. Зося попробовала поправить дело.
   — Павел, подожди! Наверху туловища было темно. Тьфу! Скажите это как-нибудь по-польски!
   — Может, слезем с этого туловища, — предложил Лешек, — и попросту покажем пану…
   Г-н Мульгор пожелал воспроизвести обстановку полностью. Мы продемонстрировали ему лампу, расставили стулья и кресла так же, как вчера. Удалось установить, кто где сидел. Я решила внести свою лепту.
   — Лешека и Хенрика можем выбросить из головы, — заявила я без колебаний. — Оба, этот пан и Хенрик Ларсен, целый вечер не двигались с места, могу подтвердить под присягой.
   — А пани двигалась? — спросил г-н Мульгор, видимо, подозревая во мне скрытую эпилептичку.
   — Конечно. Несколько раз ходила за сахаром, за сигаретами, варила кофе…
   Эльжбета, Эдек, Лешек, Хенрик и я, Алиция, Эва, Рой, Зося и Павел сидели по часовой стрелке от входа. Сидели чисто теоретически: на самом деле все время вскакивали, ходили, занимали чужие кресла. Только Лешек и Хенрик сидели как прикованные. Г-н Мульгор проверил, не мог ли случайно Лешек убить Эдека, не сходя с места, но эксперимент не удался. Тем более не мог этого сделать Хенрик, сидевший ещё дальше.
   А значит, убийцу следовало искать среди остальных восьми человек.
   Под бдительным взором г-на Мульгора мы долго и безрезультатно пытались установить, кто что делал и где при этом находился. Потом занялись поисками мотива преступления.
   — Или не голубила его одна особа? — спросил наш Шерлок Холмс, не сводя с нас пронзительного взгляда.
   Мы заколебались. Можно было, конечно, сказать, что его голубила Алиция, но г-на Мульгора скорее интересовало, не питал ли кто к Эдеку неприязнь. Ничего такого не приходило на ум. Эдек в трезвом состоянии был очень милым и обаятельным.
   — Нет, — сказал Лешек после долгого молчания, — все его любили.
   Господин Мульгор задумался и задал следующий коварный вопрос:
   — Инцидент. Случался какой, либо нет?
   Мы смотрели на него, избегая глядеть друг на друга. Молчание затягивалось. Каждый боялся что-нибудь ляпнуть без согласования с Алицией. Был ли в выкриках пьяного Эдека какой-то смысл? Она его знала лучше…
   Я поняла, что молчать дальше становится неприлично, и решила найти Алицию.
   — Сейчас вернусь! — заявила я, не вдаваясь в подробности, и покинула террасу прежде, чем господин Мульгор успел открыть рот.
   Алицию я нашла в ателье стоящей на четвереньках с головой, засунутой под катафалк. Мне показалось, что проще залезть к ней, чем пытаться её оттуда вытащить.
   — Эй, послушай, — сказала я её локтю, пытаясь одновременно выпутать волосы из каких-то элементов конструкции. — Дошли до инцидентов, которые были. Не знаем, говорить ли о воплях Эдека. Ты как считаешь?
   — Не знаю, — сердито ответила Алиция. — Может, оно сюда завалилось? Не могу, к чертям собачьим, его найти! Где оно, к дьяволу, может быть?!
   — Кто?!
   — Письмо от Эдека! Не знаю, что он там написал.
   — А нам молчать, пока ты его не найдёшь? Решай быстро, говорить правду или нет?
   Алиция отодвинула локоть и с большим трудом повернулась ко мне.
   — Какую правду? — подозрительно спросила она.
   — Я же тебе объясняю. Он спрашивает, были ли инциденты, а мы все молчим, как глухонемые. У тебя тут самые верные приятели. Признаваться или нет?
   — Эй! — вдруг откуда-то сзади заорал Павел. — Теперь всегда будут только ноги, без туловища?
   — Что ему надо? — буркнула Алиция. — Я не понимаю, что он говорит.
   — Зато я понимаю. Чего тебе надо?
   — Мне ничего. Но этот тип хочет, чтобы вы обе пришли. Он вас ждёт!
   Мы отцепили головы от катафалка и начали выкарабкиваться на свет. Алиция вдруг решилась:
   — Ладно, о воплях скажем, этого не скроешь. Но о письме ни слова. Может, это все пьяные бредни.
   Господин Мульгор назначил следственный эксперимент. Чтобы точно воспроизвести события, он попросил позвать в Аллеред всех гостей, чем довёл Алицию до состояния, близкого к апоплексии. Наконец он покинул дом вместе со всей свитой и несколькими килограммами разнообразных металлических предметов — портновскими ножницами, куском старого подсвечника, стальной измерительной рулеткой… Ничего похожего на стилет не нашли.
   На следующий день Алиция решительно заявила: к телефону не звать — её нет дома, и неизвестно, когда она вернётся. Это почти соответствовало истине: мы с ней решили заняться крапивой в дальнем углу сада, уверяя друг друга, что физический труд хорошо влияет на психику. Мысли мои при этом были заняты иным.
   Неожиданная смерть Эдека задела и меня лично. Мне необходимо было задать ему один вопрос. Ответить мог только Эдек, и никто другой.
   — Понять не могу, кому Эдек стал поперёк дороги?! — свирепо сказала я. — Ужасное свинство так неожиданно его прикончить!
   — Он что-то знал, — задумчиво произнесла Алиция. — С самого приезда делал какие-то намёки.
   Я навострила уши. Но Алиция вдруг горестно застонала.
   — Что я за дура? Рта ему раскрыть не давала! Обращалась как с пьяным! Не слушала, что он говорил!
   — Перестань! Он действительно был пьяный! Кто же мог предположить, что протрезветь он уже не успеет!
   — А теперь ничего и не скажет…
   — Конечно, не скажет, сдурела, что ли? Если бы он сейчас что-нибудь сказал, ты тем более не стала бы слушать, а удрала бы со всех ног. Кому он ещё хотел это сказать?
   — А действительно, кому?
   — Откуда я знаю? По-моему, он махнул рукой.
   — Все время махал руками. Темно же было. Дурацкая затея с этой лампой. Кажется, показал где-то между тобой и Эвой.
   — Мы обе женского пола, — я чудом увернулась от очередного пука крапивы, которым Алиция размахивала у меня перед носом. — Ты не могла бы бороться с сорняками чуть менее энергично? От ревматизма я уже вылечилась: меня две недели кусали красные муравьи.
   — Почему красные? — рассеянно спросила Алиция.
   — Такие водятся там, где я была…
   — Подожди. У меня с ними что-то связано…
   — Наверное. Муравьи красные. Все красное.
   — Подожди. Красные муравьи… А Зося об Эдеке не знает? Что-то она говорила, похоже на красных муравьёв…
   — Зося может знать. Она же видела Эдека в Польше. Надо спросить.
   — Может, он там с кем-нибудь встречался?..
   Внутри у меня что-то дрогнуло.
   — Похоже, Эдек что-то о ком-то знал, — осторожно сказала я. — И этот кто-то его укокошил. Ты как думаешь: кто-то из нас или чужой?
   Алиция рассвирепела:
   — Кто-то из нас — это кто, ты?
   — Рехнулась? Почему я?!
   — Ну и не я. Возможно, и не ты. Лешек и Хенрик отпадают. Кто остаётся? Зося? Павел? Эльжбета?
   — Ещё Анита, Эва и Рой. Про них забыла?
   — Я мыслю логично. Он их почти не знал. Скорее всего имел в виду кого-то из Польши, он ведь никуда не ездил. Будь любезна, убирайся отсюда к чёртовой бабушке!
   Я опешила.
   — Бога ради, почему?! — спросила я поражённо. — Так сразу?
   — Что? — буркнула рассеянно Алиция. — Пошла вон! Будешь ещё тут жужжать!
   — Я думала, это ты мне, только не поняла, убираться из крапивы или вообще из Аллеред. Делала бы ты, что ли, паузу, меняя собеседника!
   — Что?.. Нет, это я осе. К гостям пока ещё так плохо не отношусь.
   — Может, и зря. Из вчерашних событий следует, что Эдек был прав. Принимаешь у себя черт знает кого…
   Наступившие сумерки прервали наше занятие.
   Вытащенная на террасу Зося задумалась.
   — Не понимаю, о чем вы говорите, — наконец сказала она. — Какая связь между красными муравьями и Эдеком? Ничего такого не помню… Павел!
   Павел оказался более полезным.
   — Знаю! — разволновался он. — Это про того типа в красной рубашке. Не муравьи, а рубашка красная…
   — Действительно, — вспомнила Зося. — Павел как-то видел Эдека…