Хоаг Тами. Тонкая темная линия

   Душитель из Байу использовал белый шелковый шарф. Он накидывал его на шею жертвам и душил. А потом он связывал их белыми шелковыми путами. А здесь никаких следов ни на щиколотках, ни на запястьях.
   - Но сексуальные издевательства... Фуркейд покачал головой:
   - Похожи, но не совсем. Данжермон мучил свои жертвы перед смертью, а тело Бишон изуродовали большей частью уже после смерти. Вот почему речь может идти о ярости, ненависти, а не о сексуальном садизме, как это было в случаях с Душителем. Данжермона это заводило, а Ренар просто взбесился.
   Не похожи и жертвы, - продолжал Ник. - Душитель искал легко доступных женщин, а Памела Бишон была не из таких. Нет, эти случаи никак не связаны. Насколько я понимаю, Ренара зациклило на Памеле еще тогда, когда он надеялся завести с ней роман. Вероятно, Ренар многое нафантазировал, а когда Памела отказалась пойти ему навстречу, он перешел черту. - Ник обернулся к Анни. А теперь он приглядывается к тебе, Туанетта.
   - Вот повезло-то, - пробурчала она. Фуркейд проигнорировал ее сарказм.
   - Конечно, тебе невероятно повезло, Туанетта. Ты можешь подобраться к нему поближе, узнать, что у него в голове. Если он подпустит тебя к себе, то обязательно выдаст себя.
   - Или убьет, если твоя теория верна. Благодарю, но я лучше поищу улики. Например, орудие убийства или свидетеля, видевшего Ренара на месте преступления.
   - Мы нашли улику - кольцо Памелы. Не надейся найти что-то еще. Ренар слишком умен, чтобы дважды совершить одну и ту же ошибку. Но нам-то от него и нужно, дорогая, чтобы он совершил ошибку. Ты сможешь подтолкнуть его к этому. - Кончиками пальцев Фуркейд прикоснулся к волосам Анни, ласково провел по щеке, дотронулся до краешка губ. - Он может влюбиться в тебя.
   Анни совсем не понравилось, как зачастил ее пульс от этого невинного прикосновения Фуркейда.
   - Я не собираюсь быть приманкой в твоей ловушке, - заявила она, - Если я смогу что-то узнать у Ренара, то сделаю это, но я не намерена подходить к нему настолько близко, чтобы он мог дотронуться до меня хотя бы пальцем. Я не собираюсь влезать в его шкуру. И не жажду покопаться в его мозгах... Или твоих, если на то пошло. Я хочу справедливости, только и всего.
   - Тогда вперед, Туанетта. Добивайся ее... Как только сможешь.
   ГЛАВА 20
   - Они должны заплатить за то, через что нам пришлось пройти, - заявила Долл Ренар. Она передвигалась по столовой, как колибри - то там присядет, то там, но нигде не остается надолго.
   - Ты уже раз десять это повторила, - проворчал Маркус.
   - Восемь, - автоматически поправил его Виктор. - Восемь раз. Два раза по четыре равняется восьми.
   И он неодобрительно покачал головой. Мать бросила на него взгляд, исполненный отвращения.
   - Буду повторять, пока не посинею. Эти полицейские разрушили нашу жизнь. Я и шагу не могу ступить, чтобы все не смотрели на меня, не шептались за моей спиной. Люди говорят: "Вон та самая Долл Ренар" или "Как она может показываться на людях после того, что натворил ее сын?"
   - Я не сделал ничего дурного, - напомнил ей Mapкус. - Я невиновен, пока моя вина не доказана. Скажи им об этом.
   Долл фыркнула и перепорхнула от буфета к угловому шкафчику с китайским фарфором.
   - Не доставлю я им такого удовольствия. И потом, они тут же ответят мне, что ты преследовал эту женщину Бишон, а она тебя отвергла.
   - Бросила, - кивнул Виктор, раскачивавшийся в своем кресле.
   Потребовалось больше часа, чтобы успокоить его после визита Фуркейда, но он все еще нервничал. Виктор должен был помогать чистить столовое серебро, но он решил, что темные пятна - это бактерии, и отказался даже прикоснуться к вилкам и ложкам. Старший Ренар считал, что бактерии переползут к нему на руки, потом доберутся до мозга через уши.
   - Рвота. Блевотина. Изрыгнуть...
   - Виктор, прекрати немедленно! - резко приказала Долл, ее костлявая рука взлетела к груди. - Нас от тебя тошнит.
   - Говорить значит блевать словами. Все одно и то же, - последовал ответ, а глаза Виктора стали пустыми, словно он рассматривал что-то внутри своего искалеченного мозга.
   Маркус перестал их слушать, сосредоточившись на своих руках. Его пальцы полировали специальной тряпочкой ручку специальной ложки для выедания костного мозга и размышлял о бесполезности этой вещи. Теперь никто не ест костный мозг.
   - Он избил тебя, - снова завела свою песню Долл, как будто Маркус нуждался в том, чтобы ему напомнили о прегрешениях Фуркейда. - Этот негодяй мог изуродовать тебе лицо, искалечить. Ты бы тогда потерял работу. Просто удивительно, как это они не уволили тебя после всего этого кошмара.
   - Я партнер, мама. Они не могут меня уволить.
   - Кто теперь даст тебе заказ? Твоя репутация разрушена, да и моя тоже. Я потеряла все заказы на маскарадные костюмы. И у этого человека еще хватает наглости являться сюда, преследовать нас, а офис шерифа бездействует. Клянусь, нас могут убить в собственной постели, а они даже пальцем не шевельнут! Эти люди обязаны заплатить за наши мучения!
   - Девять, - прокомментировал Виктор. Как только часы в холле пробили восемь, он резко встал с кресла и направился к себе в комнату.
   - Отправился спать, - пробормотала Долл, поджав губы. - Теперь будет дрыхнуть без задних ног. А я даже вспомнить не могу, когда в последний раз нормально спала ночью. Каждую ночь я теперь думаю о моих карнавальных масках. У меня украли радость, которую мне доставляла работа над ними. Все твердят, что на убитую надели маску из моей коллекции, хотя я точно знаю, что мои все на месте.
   Маркус отложил ложку для костного мозга в сторону и сложил тряпку.
   - Я звонил Анни Бруссар, - сказал он. - Может быть, она сможет как-то помочь справиться с Фуркейдом.
   - Она-то что может сделать? - кисло поинтересовалась Долл, раздраженная тем, что они перестали обсуждать ее страдания.
   - Анни не позволила Фуркейду меня убить, - напомнил Ренар. - Мне необходимо прилечь. У меня раскалывается голова.
   - Ничего удивительного. Возможно, у тебя сотрясение мозга. Или лопнет сосуд, и что мы тогда будем делать?
   "Я лично наконец освобожусь от тебя", - подумал Маркус. Но были и другие способы, кроме смерти, попроще.
   Он отправился к себе в спальню, но задержался там лишь на мгновение, чтобы взять таблетку "Перкодана" из ящика в прикроватной тумбочке. Лекарства нельзя было оставлять в аптечке, где их мог найти брат. Виктору уже дважды промывали желудок, когда он наглотался таблеток.
   Маркус запил лекарство кока-колой и отправился в свой кабинет. Напряжение и гнев не давали ему заняться работой. Он бродил по комнате, согнувшись, потому что сломанные ребра особенно остро дали о себе знать. Этим вечером все болело сильнее, и все из-за Фуркейда. Из-за настырного детектива Маркус слишком быстро шел по лужайке, у него заныли ушибы, поднялось давление.
   Этот ублюдок непременно заплатит за то, что натворил. Его ждет обвинение в уголовном преступлении и гражданский иск. Когда все это уляжется, от карьеры Фуркейда останутся одни воспоминания. Эта мысль доставляла Маркусу огромное наслаждение. Он бы и со Стоуксом разделался, если бы мог. Ведь именно он постарался настроить Памелу против Маркуса, когда она обратилась за помощью в полицию.
   Ренар часто думал о том, как бы развернулись события, если бы Памела его не отвергла. Они бы могли так хорошо поладить. Маркус не раз и не два рисовал себе идиллическую картину - они вдвоем живут тихой спокойной жизнью в пригороде. Друзья-любовники, муж и жена.
   В последние несколько месяцев Маркус Ренар совсем потерял уважение к офису шерифа и всем его сотрудникам за исключением Анни. Помощник шерифа Бруссар отличалась от своих коллег. У нее было чистое сердце. Системе еще только предстояло изуродовать ее чувство справедливости.
   Анни будет искать правду, а когда найдет, эта женщина будет принадлежать ему.
   Как всегда, Виктор проснулся в полночь. Обрывки сна смешались в его голове. Цвета мучили его, мучили во сне и наяву. Что-то красное, как кровь, и еще черное. Краски были слишком яркими. А яркие краски причиняли боль.
   Ярко-красная полоса прорезала его мозг и обостряла его ощущения в тысячи раз, и самый тихий звук превращался тогда в отчаянный визг. Обостренные чувства вызывали у него панику. Запаниковав, Виктор отключался. Старт и финиш. Звук и тишина.
   Виктор долго стоял у письменного стола и прислушивался к гудению лампы дневного света. Он ощущал, как проходит время, как вращается земля у него под ногами. Его мозг отсчитывал проходящие моменты до Магического Числа. Конец отсчета, Виктор стряхнул с себя неподвижность и вышел из комнаты.
   В доме стояла тишина. Виктор предпочитал тишину и темноту. Он двигался свободнее, когда кругом не было звуков и света. Он прошел по коридору и остановился у двери в мастерскую матери. Мать запретила ему туда входить, но, когда она спала, ее мысли и желания переставали существовать. Как телевизор - захотел включил, захотел выключил. Виктор снова просчитал до Магического Числа, вошел в комнату и зажег маленькую желтую лампочку у швейной машинки.
   Повсюду стояли манекены, словно женщины без голов, одетые в изысканные костюмы, сшитые Долл к прошлому карнавалу. При виде манекенов Виктору всегда становилось не по себе. Он отвернулся от них и стал смотреть на стену, где были развешаны маски. Их было двадцать три - маленькие, большие, из мягкой и блестящей ткани, расшитые блестками, украшенные вышивкой, с торчащим выступом, напоминавшим пенис, где должен был помещаться нос.
   Виктор выбрал свою любимую и надел ее. Ему нравилось возникающее у него внутри ощущение, хотя он бы не смог подобрать к нему определение. Маска означала изменение. Перемена, трансформация, превращение. Удовлетворенный, он вышел из мастерской, спустился по лестнице и отправился на улицу.
   ГЛАВА 21
   Кей Эйснер еще в детстве научилась ненавидеть мужчин, и все благодаря дяде, который счел ее слишком соблазнительной, когда девочке исполнилось всего семь лет. За прошедшие с того дня тридцать лет ни один мужчина не заставил Кей изменить мнение. Мужчины - это исчадия ада, и как этого не замечают все остальные женщины, оставалось недоступным для ее понимания.
   Ей причинял боль тот факт, что она работала на мужчину, но самцы правят этим миром, следовательно, выбора у нее не было. В последние дни она не разгибала спины, потрошила полосатую зубатку в сверхурочное время, а все из-за приближающегося поста, когда католики по всей Америке будут запасаться мороженой рыбой.
   Кей дважды проверила запоры на парадной и задней дверях и пошла в ванную. Ее рабочая одежда немедленно отправилась в таз с мыльной водой, чтобы отбить отвратительный запах рыбы. Она встала под душ, включила горячую воду на полную мощность и принялась отмывать кожу лавандовым мылом. К тому времени, как горячая вода кончилась, ванная комната наполнилась паром, и Кей открыла окно, чтобы впустить немного свежего воздуха.
   Она вытерла волосы, даже не глядя на себя в зеркальце над раковиной. Кей не могла смотреть на свое тело, предававшее ее столько раз и до сих пор привлекавшее внимание мужчин. Они были божьей карой, ниспосланной на землю. Эта мысль приходила Кей в голову раз десять на дню.
   Она натянула бесформенную ночную рубашку, вышла из ванной и пошла по коридору в спальню. Об открытом окне в ванной Кей вспомнила только тогда, когда улеглась в постель и уютно устроилась под одеялом. Что ж, придется встать и закрыть его, ведь по округу бродит насильник.
   И словно Кей вызвала его из ночного кошмара, он вынырнул из темноты платяного шкафа как раз в ту секунду, когда она начала вставать с кровати. Настоящий дьявол в черном, без лица, без голоса. Ужас пронзил ее насквозь, словно меч. Она вскрикнула, и тут же сильный удар обрушился ей на лицо и отбросил ее поперек постели. Извиваясь, Кей попыталась вырваться из его рук. И хотя инстинкт приказывал ей бежать, ею овладело ощущение неизбежности и покорности судьбе. Когда насильник схватил ее за волосы, у Кей на глазах выступили слезы боли и ненависти. Она ненавидела мужчину, собиравшегося изнасиловать ее, и ненавидела себя. Она не сможет убежать. Она никогда этого не умела.
   ГЛАВА 22
   Он вспоминал женщину, или она ему снилась. Сон и явь перемешались, путая его мысли. Мужчина застонал, заворочался, перевернулся на живот. И тут он вспомнил, как напился. И захотел в туалет.
   Ему на спину легла чья-то ладонь, и теплое дыхание, смешанное с запахом сигарет, коснулось его уха:
   - Ну-ка, Донни, просыпайся. Ты должен мне кое-что объяснить.
   Донни Бишон подскочил, повернулся на голос, судорожно прикрывая простыней бедра. Ударившись о спинку кровати, он поморщился от пронзившей голову боли.
   - Господи! Твою мать! Какого черта ты здесь делаешь, Фуркейд? Как ты попал в мой дом?
   Ник отошел от кровати, оценивающе оглядел холостяцкое жилище Бишона. Дом оформлял дизайнер, поэтому он больше напоминал гостиницу, чем настоящее жилье.
   - Ты просто законченный псих. Я звоню в полицию.
   Он схватился за трубку телефона на ночном столике. Ник подошел поближе и нажал на рычажок указательным пальцем.
   - Не испытывай моего терпения, Донни. Оно уже не то, что прежде. Фуркейд отобрал у Бишона трубку, положил ее на место и присел на край кровати. - Мне интересно узнать, что за игру ты затеял.
   - Я знать не знаю, о чем это ты толкуешь.
   - Что это за разговоры о покупателе из Нового Орлеана? Так это там ты достал деньги, чтобы заплатить за меня залог, а, Донни?
   - Нет.
   - А то складывается странная картинка. Ты убиваешь свою жену, получаешь страховку, продаешь ее бизнес, используешь деньги, чтобы внести залог за детектива, попытавшегося убить подозреваемого.
   Донни прижал ладони к покрасневшим с похмелья глазам.
   - Господи, да я же тебе сотню раз говорил, что не убивал Памелу. И ты знаешь, что я этого не делал.
   - Ты не терял времени, чтобы получить денежки. Почему ты не сказал мне в пятницу о намечающейся сделке?
   - Потому что это не твое дело. Я должен пойти отлить.
   Донни отбросил одеяло и выбрался из кровати с другой стороны. Его походка напоминала движения человека, вывалившегося на полном ходу из машины и оказавшегося в канаве. Черные шелковые боксерские трусы почти свалились с него, а носки он просто забыл снять, когда рухнул в постель, и они скатались вокруг его щиколоток. Остальная одежда валялась там, где Донни ее бросил, когда раздевался.
   Ник лениво встал и твердой рукой прижал Бишона к двери ванной.
   - Что-то ты сегодня не весел, умник. Тяжелая ночка выдалась?
   - Такое случается иногда. Я думаю, ты меня понимаешь. Дай мне пройти.
   - Когда закончим, тогда пожалуйста.
   - Черт! И зачем я только с тобой связался?
   - Вот это-то мне и интересно узнать, - заметил Ник. - Кто твой денежный мешок, Донни?
   Бишон отвернулся, вздохнул и поморщился от собственного аромата спиртное, пот, мускусный запах секса. Женщину он помнил смутно.
   - Нет у меня никого. Это все блеф. Я говорил той девчонке.
   - Угу, и она сейчас просматривает записи твоих телефонных разговоров, которые мы сделали, - солгал Фуркейд. - Когда закончит, эта мисс будет знать всех, кого знаешь ты.
   - Я думал, тебя отстранили от дела, Фуркейд, и ты вне игры. Тебе-то какое дело, кому я звонил и зачем?
   - У меня есть свои причины.
   - Ты не в своем уме.
   - Да, люди так говорят. Но видишь ли, мне плевать, правда это или нет. Мое существование зависит только от моего восприятия, мое восприятие - это моя реальность. Понимаешь, как это срабатывает, умник? Поэтому, когда я спрашиваю тебя, пытаешься ли ты заключить сделку с Дювалем Маркотом, ты обязан мне ответить, потому что ты сейчас передо мной в моей реальности.
   Донни закрыл глаза и переступил с ноги на ногу.
   - Мы будем стоять здесь, Донни, пока ты не надуешь в штаны.
   - Мне нужны наличные, - покорно заговорил Бишон. - Линдсей хочет выкупить долю Памелы. Но эта дама та еще штучка, и ей доставит огромное удовольствие меня обчистить. Я просто немного сыграл, вот и все.
   - Ты считаешь ее дурой? - поинтересовался Ник. - Думаешь, она не раскусит твой блеф?
   - Я считаю, что она сука, и не собираюсь ее провоцировать лишний раз.
   - Ты только что вывел ее из себя, Донни. И меня ты раздражаешь. Неужели ты думаешь, что я настолько глуп? Я узнаю, если ты меня обманул.
   - Сегодня же выясню, нельзя ли забрать залог обратно, - пробормотал Донни, глядя в потолок. Ник потрепал его по щеке и отошел от двери.
   - Извини, приятель. Этот чек уже обналичили, и кот вырвался из клетки. Надеюсь, ты об этом не пожалеешь.
   - Уже пожалел, - ответил Донни, бросаясь к унитазу.
   Анни свернула на подъездную дорожку, ведущую к дому Маркуса Ренара. Неплохое местечко... Только слишком уединенное. Это ей не понравилось, но, когда Анни говорила с Ренаром по телефону, она предупредила, что о ее визите к нему знают многие. Просто небольшая страховка на тот случай, если Ренар задумал расчленить и ее тоже. Она не стала упоминать, что единственный человек, которому известно о ее приезде к нему, это Ник Фуркейд.
   Пока накануне вечером они с Фуркейдом заключали их весьма непростой союз, Ренар позвонил ей домой и оставил сообщение о том, что у него побывал Фуркейд. Благодаря этому звонку Анни не пришлось придумывать подходящий предлог, чтобы к нему заехать.
   - Я не знаю, к кому еще обратиться, Анни. Вы единственный человек, который может мне помочь.
   Предстоящий визит, так обрадовавший Фуркейда, саму Анни очень беспокоил. Она сказала Нику, что не станет играть роль приманки, но именно это и происходило. Анни уговоривала себя, что она всего лишь едет к подозреваемому, чтобы взглянуть на человека в привычной для него обстановке. Но если Ренар воспримет ее приезд как светский визит, то она все равно станет наживкой, хочет она того или нет. Восприятие - это реальность, как сказал бы Фуркейд.
   Тоже тот еще сукин сын. Почему он не сказал о том, что был у Ренаров? Ей очень не хотелось думать, что Фуркейд действовал по заранее намеченному плану.
   Подъездная дорожка вырвалась из-под низко нависших ветвей, и слева показалась лужайка размером с поле для поло. Это была не дань моде, а всего лишь попытка не подпустить дикую природу очень близко к дому. Анни проехала мимо старого гаража, выкрашенного под цвет дома. В пятидесяти ярдах дальше стоял особняк Ренаров, простой и изящный, цвета старого пергамента с белой отделкой и черными ставнями. Она поставила машину рядом с "Вольво" и направилась к веранде.
   - Анни!
   Навстречу ей вышел Маркус. С его лица почти спала опухоль, но выглядел он все равно неважно.
   - Я так рад, что вы приехали. - На этот раз Маркус отчетливее выговаривал слова, хотя для этого ему требовалось приложить усилия. Разумеется, я надеялся, что вы перезвоните мне еще вчера. Мы были так расстроены.
   - Я поздно вернулась, - ответила Анни. Она различила нотку осуждения в голосе Маркуса. - Но, судя по вашему сообщению, я ничем не могла вам помочь.
   - К сожалению, нет, - согласился Ренар. - Вред уже был нанесен.
   - Какой вред?
   - Фуркейд огорчил меня, мою мать и особенно моего брата. Потребовалось несколько часов, чтобы Виктор успокоился. Но что это мы стоим на пороге? Прошу вас, входите. Мне бы очень хотелось, чтобы вы остались с нами поужинать.
   - Я приехала не в гости, мистер Ренар, - напомнила ему Анни, стараясь сохранить между ними дистанцию. Она вошла в холл, обвела его взглядом стены цвета лесной зелени, мрачная пасторальная сцена в золоченой раме, медная подставка для зонтов. Виктор Ренар, присев на корточки, разглядывал ее сквозь белые столбики перил на площадке второго этажа. Он напоминал маленького мальчика, который думает, что его никто не заметит, если он притаится и будет сидеть тихо.
   Не обращая внимания на брата, Маркус провел Анни через гостиную на веранду, выходящую на затон.
   - Сегодня такой чудесный день. Я подумал, что мы сможем побеседовать на воздухе.
   Он подвинул для Анни кресло к чугунному литому столу. Она осторожно села, придерживая полу куртки, чтобы не обнаружить спрятанный там магнитофон. Это была идея Фуркейда, точнее приказ. Он хотел слышать каждое слово из их разговора, уловить любой оттенок интонации Ренара. Этой пленкой нельзя будет воспользоваться в суде, но если это даст им хоть какую-то зацепку, то усилия не пропадут даром.
   - Итак, вы сказали, что детектив Фуркейд нарушил судебное постановление и приблизился к вам, - начала Анни, вынимая блокнот и ручку.
   - Ну, не совсем так.
   - Что же тогда произошло?
   - Он проявил осторожность и не пересек границу владения. Но само появление Фуркейда расстроило мою семью. Мы позвонили в офис шерифа, но к тому моменту, когда приехал полицейский, Фуркейда здесь уже не было. Полицейский даже не записал наше заявление. - Маркус промокнул слюну в уголке рта аккуратно сложенным носовым платком.
   - Если не совершено преступление, то и заявление не фиксируется, пояснила Анни. - Фуркейд угрожал вам? Он показывал оружие?
   - Нет. Но его присутствие воспринималось как явная угроза. Разве это не часть закона о преследовании - явная угроза?
   Анни едва удалось сохранить на лице некое подобие безразличия.
   - Этот закон поддается очень широкому толкованию, - заметила она. - Как вы, должно быть, уже знаете, мистер Ренар...
   - Маркус, - поправил он. - Я понимаю, что власти пользуются законом так, как выгодно им. Они не испытывают ни малейшего уважения к правде. Все, кроме вас, Анни. Ведь я в вас не ошибся? Вы не похожи на остальных. Вам нужна правда.
   - Все, кто занимается этим делом, хотят докопаться до истины.
   - Нет, это не так. - Ренар чуть подался вперед. - Они с самого начала отнеслись ко мне предвзято. Стоукс и Фуркейд занимались только мной и никем другим.
   - Это неправда, мистер Ренар. У следствия были и другие подозреваемые, но в результате проверки вы остались единственным. Мы об этом уже говорили.
   - Да, говорили, - подтвердил Ренар, откидываясь на спинку кресла. Какое-то мгновение он изучал лицо молодой женщины. - И вы сказали, что верите в мою виновность. Если так, тогда почему вы приехали, Анни? Чтобы уличить меня? Я так не думаю. Вы бы не стали беспокоиться, понимая, что ни одно мое слово не может быть использовано против меня. Вы сомневаетесь. Вот почему вы здесь.
   - Вы заявили, что с вами обошлись несправедливо. Если это правда, если детективы упустили факты, которые могут снять с вас подозрения, тогда почему ваш собственный следователь, нанятый мистером Кадроу, не нашел ни единой детали в вашу пользу?
   Маркус отвернулся.
   - Он действовал в одиночку. Мои средства весьма ограничены.
   - На что, по-вашему, нам следовало обратить внимание?
   - Прежде всего вам следовало заняться мужем Памелы.
   - Мы тщательно проверяли мистера Бишона.
   - Никто даже не пытался найти человека, который помог мне с машиной на дороге. - Маркус не стал спорить, а просто сменил тему разговора.
   Анни заглянула в записи, которые захватила с собой.
   - Мужчину, чье имя вы даже не спросили?
   - Я же не думал, что это понадобится.
   - Мужчину, сидевшего за рулем "какого-то грузовика" с номерными знаками, где "вроде бы" есть буквы "ф" и "ж"?
   - Уже стемнело. Грузовик был весь в грязи. Да и потом у меня не было причины записывать номер.
   - Даже эти незначительные детали, что вы сообщили нам, мистер Ренар, были широко растиражированы прессой. Никто не отозвался.
   - Но разве офис шерифа пытался найти этого водителя?
   - Я проверю еще раз, но у меня слишком мало данных, - ответила Анни.
   Ренар вздохнул с явным облегчением.
   - Спасибо, Анни. Не могу выразить, как для меня важно ваше участие в деле.
   - Повторяю, я не жду слишком впечатляющих результатов.
   - Это неважно. Хотите чаю? - Он потянулся к кувшину, стоявшему в центре стола рядом с парой стаканов и вазочкой с желтыми нарциссами.
   Анни взяла предложенный стакан и стала медленно пить, в промежутках между глотками оглядывая двор. До Пони-Байу было рукой подать. Чуть ниже течение огибало грязноватый островок, поросший ивами и кустами ежевики. Немного южнее, за плотной полосой леса, где распевали весенние птицы, стоял дом, где убили Памелу Бишон. Анни задумалась, знает ли об этом рыбак, устроившийся в своей лодке у излучины. Может быть, он и приплыл сюда только поэтому?
   Ее вдруг охватила паника. А если этот рыбак - человек из офиса шерифа? Вдруг Ноблие снова установил наблюдение за домом Ренаров? Или сержант Хукер в свой выходной отправился именно сюда, чтобы наловить окуней? Если кто-то увидит Анни с Ренаром, то ее просто смешают с дерьмом.
   - Что вы держите в этом сарае? - Анни устроилась удобнее в своем кресле, постаравшись повернуться спиной к рыбаку, и кивком головы указала на маленькое, низкое строение из проржавевшего железа.