Анни закрыла глаза, когда его губы прижались к ее губам. Она покорно ответила на поцелуй. Он прижал ее теснее, и это казалось таким же естественным, как дыхание. Его тело было теплым, сильным. Рядом с ним Анни почувствовала Себя маленькой и защищенной.
   Было бы так легко отправиться с ним в постель, найти успокоение и забвение в страсти. Эй-Джею нравилась роль любовника-защитника. И Анни знала, насколько ей самой будет приятно, если она позволит ему эту роль сыграть. И все-таки она не могла сделать этого сегодня. Секс не решит никаких проблем, только все усложнит. А в ее жизни и без того достаточно трудностей.
   Эй-Джей почувствовал, что Анни отвечает ему без прежнего пыла. Он поднял голову.
   - Мы снова друзья?
   - Всегда.
   - Кто бы мог подумать, что жизнь может быть такой сложной?
   - Только не ты.
   - Это точно. - Эй-Джей посмотрел на часы. - Что ж, полагаю, мне следует отправиться домой и принять холодный душ или перелистать каталог дамского белья или что-нибудь в этом роде.
   - Неужели нет никакой работы? - поинтересовалась Анни, провожая его до двери.
   - Тонны, но тебе не захочется слушать об этом. - Он повернулся и посмотрел ей в глаза: - Дело Фуркейда будет слушаться завтра.
   - Ах вот оно что!
   - Скажу тебе только одно. - Эй-Джей приоткрыл было дверь, потом замешкался. - Знаешь, Анни, тебе придется решить, на чьей ты стороне в этом деле.
   - То есть за тебя или против тебя?
   - Ты знаешь, что я имею в виду.
   - Точно, - согласилась Анни, - но я не хочу обсуждать это сегодня вечером.
   Эй-Джей понимающе кивнул. Анни не стала делиться с ним своими сомнениями. Эй-Джей распахнул дверь, три кошки ворвались в прихожую и накинулись на коробку.
   - Что в этой коробке?!
   - Дохлая мускусная крыса.
   - Господи, Анни, тебе кто-нибудь говорил, что у тебя кошмарное чувство юмора?
   - Миллион раз, но я все равно с этим не согласна.
   Эй-Джей улыбнулся ей и подмигнул, выходя на площадку лестницы.
   - Увидимся, детка. Я рад, что мы снова друзья.
   - Я тоже рада, - пробормотала Анни. - И спасибо за цветы.
   - Ой... Прости, - Эй-Джей скорчил гримасу, - я их не посылал. Дядя Сэм решил...
   Анни подняла руку:
   - Все в порядке. Я от тебя этого и не ждала.
   - Но ты можешь сказать мне, кто это сделал, и я начищу этому цветоводу физиономию.
   - Думаю, обойдемся без этого.
   Эй-Джей нагнулся и легко чмокнул ее в щеку.
   - Запри дверь хорошенько. Кругом шныряют плохие парни.
   Анни выгнала кошек на улицу и вернулась в квартиру. Букет стоял прямо посередине ее кухонного стола и выглядел почти так же неуместно, как и в магазине. Ее квартирку обычно украшали полевые цветы в баночках из-под варенья, а вовсе не элегантные розы. Она вынула белый бумажный квадратик из целлофана и достала карточку.
   "Дорогая мисс Бруссар!
   Я надеюсь, что вы не сочтете мой поступок бестактным, ведь вы спасли мне жизнь, и я хочу как следует вас отблагодарить.
   Искренне ваш, Маркус Ренар".
   ГЛАВА 11
   Маркус пытался представить, что Анни подумала о цветах. Она уже, должно быть, увидела их.
   "Во всем этом есть определенная последовательность", - рассуждал Маркус, глядя в окно своего рабочего, кабинета. Он любил Памелу, а Анни нашла ее тело. Отец Памелы попытался его убить, а Анни его остановила. Детектив, занимавшийся расследованием смерти Памелы, тоже пытался его убить, и Анни снова пришла ему на помощь. Последовательность. В мозгу Маркуса, затуманен ном лекарствами, буквы этого слова выстроились в совершенный по форме круг, образовав тонкую черную линию без начала и конца. Последовательность.
   Глаза Маркуса пока скрывали отеки, ватные тампоны забивали обе ноздри, заставляя дышать ртом. Воздух со свистом проходил через выбитые зубы, потому что сломанную челюсть крепко забинтовали. Швы разукрасили его лицо, словно татуировка на лице туземца. Он выглядел как вурдалак, как монстр.
   Врач прописал ему обезболивающее и отправил домой. Ни одно из его увечий не угрожало жизни и не нуждалось в дальнейшем медицинском наблюдении, и Маркус был этому рад. Он ни минуты не сомневался, что сестры в больнице Милосердия отправили бы его на тот свет, дай им только волю.
   "Перкодан" снял пульсирующую боль в голове и чуть укротил острую боль в боку, где Фуркейд сломал ему три ребра. И казалось, что лекарство размыло ясность его ощущений. Маркус чувствовал себя защищенным, словно его поместили в кокон. Голос его матери звучал вполовину тише, а непрерывное бормотание Виктора превратилось в негромкое жужжание.
   Мать и брат были дома, когда Ричард Кадроу привез Маркуса. Оба раздраженные и взволнованные тем, что был нарушен привычный для них ритм жизни.
   - Маркус, ты заставил меня заболеть от беспокойства, - говорила его мать, пока он с трудом взбирался по ступеням.
   Долл Ренар прислонилась к столбу веранды, как будто у нее не было сил держаться прямо. Такая же высокая, как и ее сыновья, она все равно напоминала птичку. У нее была привычка класть руку на ключицу и похлопывать ею словно сломанным крылом. Несмотря на то что Долл была отличной портнихой, она одевалась в дешевые домашние платья, совершенно скрывавшие ее фигуру и старившие ее, заставляя выглядеть старше ее пятидесяти с хвостиком.
   - Я не знала, что и думать, когда мне позвонили из больницы. Я была в ужасе, думала, ты можешь умереть. Я едва смогла заснуть от беспокойства. Что бы я стала без тебя делать? Как бы я справлялась с Виктором?
   - Но я же не умер, мама, - заметил Маркус.
   Он не спросил, почему мать не навестила его в больнице, так как ему не хотелось еще раз услышать, что она терпеть не может водить машину, особенно по ночам, а все из-за ее куриной слепоты, хотя ни один врач об этом не упоминал. Маркус не хотел слышать и о том, как мать боялась оставить Виктора, как она не любит больниц и считает их рассадниками самых ужасных болезней. А тут и братец заведет свою вечную песню.
   Виктор стоял с другой стороны от двери, отвернувшись, но его глаза опасливо оглядывали Маркуса. Ренар-старший всегда держался как-то чересчур прямо, словно земное притяжение действовало на него не так, как на остальных людей.
   - Виктор, это я, - подал голос Маркус, отлично понимая, что его попытка успокоить брата безнадежна.
   Виктор был уже подростком, когда он наконец выяснил, что если человек надевает шляпу, то не становится от этого другим существом. В двадцать он перестал бояться голосов из телефона, но подобные приступы страха случались и до сих пор Много лет Виктор Ренар не произносил ни слова в трубку, а только дышал, потому что не видел того, кто с ним говорит. Раз он человека не видит, значит, его не существует. Только сумасшедшие говорят с теми, кого нет на самом деле, а он, Виктор, не сумасшедший. Следовательно, он не станет отвечать голосу без лица.
   - Маска, нет маски, - промямлил он. - Пересмешник. Mimus polyglottos. Размер от девяти до одиннадцати дюймов. Встречается чаще, чем похожий на него сорокопут. Ворон обыкновенный. Corvus corax. Очень умный. Очень изворотливый. Похож на ворону, но не ворона. Маска, но не маска.
   - Виктор, прекрати! - визгливо приказала Долл, страдальчески глядя на Маркуса. - Я чуть не лишилась рассудка, волнуясь о тебе, а тут еще Виктор бубнит, как заезженная пластинка. Одно и то же, одно и то же. У меня даже в голове помутилось.
   - Красный, красный, очень красный, - Виктор затряс головой, как будто муха влетела ему в ухо.
   - Этот адвокат лучше бы заставил офис шерифа заплатить за страдания, которые они причинили твоей семье, - не унималась Долл, идя за Маркусом в дом. - Эти люди испорчены до мозга костей, все как один.
   - Анни Бруссар спасла мне жизнь, - возразил Маркус. - Дважды.
   Долл состроила кислую гримасу.
   - Я уверена, что она ничем не лучше прочих. Я ее видела по телевизору. Эта мисс ни слова не смогла о тебе сказать. Ты по своему обыкновению все преувеличиваешь, Маркус. Впрочем, как всегда. Женщина просто кажется тебе хорошенькой, вот и все. Я знаю, как работает твоя голова, Маркус. Ты сын своего отца.
   Этими словами Долл хотела обидеть его. Маркус не помнил своего отца. Клод Ренар бросил семью, когда его младший сын только начал ходить. Он так никогда и не вернулся, оборвал все нити. Иногда Маркус ему завидовал. Приехав домой, Маркус немедленно отправился к себе в спальню и отключился от непрекращающегося нытья матери при помощи таблетки, забывшись тяжелым сном на два часа. Когда он очнулся, в доме стояла тишина. Все вернулись к своим обычным обязанностям. Его мать уходила в свою комнату каждый вечер в девять часов, чтобы слушать бубнеж по телевизору и разгадывать кроссворды. В десять Долл уже будет лежать в постели, чтобы на следующее утро жаловаться, что она едва сомкнула глаза. Если верить Долл Ренар, то она не проспала ни одной ночи в своей жизни.
   Виктор отправлялся в постель в восемь, вставал в полночь, чтобы изучать свои книги по биологии и заниматься сложными математическими вычислениями. Он снова ложился в четыре утра и поднимался ровно в восемь. Для Виктора рутина повседневности была священным понятием, так как он считал ее признаком душевного и психического здоровья. Любое отклонение от правил приводило его в состояние глубокой подавленности, он начинал раскачиваться из стороны в сторону и что-то бормотать.
   Маркус, чтобы избавиться от неприятных мыслей, обратился к своему хобби. Его рабочая комната располагалась рядом со спальней. Как только они с Памелой переступили через порог дома, Маркус сразу заявил, что эти две маленькие смежные комнаты будут принадлежать ему. Памела работала с ним как агент фирмы "Боуэн и Бриггс" по продаже недвижимости - еще одно звено в цепи последовательных событий.
   Он придирчиво осмотрел свое последнее творение - причудливо украшенный кукольный дом времен королевы Анны. Созданные им за много лет кукольные дома разместились на полках вдоль одной стены. Маркус выставлял их на ярмарки для продажи, оставляя себе только самые полюбившиеся.
   Но этим вечером он не мог сосредоточиться на кукольном доме. Ренар сел за чертежный стол. Он работал, пытаясь перенести на бумагу не уходящий из его памяти образ.
   Памела была красивой женщиной - маленькая, женственная, темные волосы подстрижены в каре, сияющая улыбка, карие глаза искрятся радостью жизни. Каждую пятницу она делала маникюр, одевалась в лучших магазинах Лафайетта и всегда выглядела так, словно сошла со страниц модного журнала.
   Анни была по-своему хорошенькой. Маркус рисовал ее не в форме помощника шерифа, а в длинной цветастой юбке, которая была на Анни в тот памятный вечер. Он избавил ее от мешковатой джинсовой куртки, одев в изящную белую блузку. Тонкую, почти прозрачную, дразнящую его проступающей сквозь ткань небольшой грудью.
   В его воображении Анни убрала назад волосы, заплела их в косу, лежащую на тонкой шее, и завязала белый бант. У нее был курносый нос, а ямочка на подбородке придавала молодой женщине неожиданно упрямый вид. Глаза Анни глубокого коричневого цвета походили на глаза Памелы, но их разрез был совсем другим. Эти глаза околдовали Маркуса своей формой - экзотические, чуть раскосые, - они напоминали кошачьи. И такой же интригующий рот - полная нижняя губа, а верхняя напоминает изящный лук Купидона. Маркус ни разу не видел улыбки Анни Бруссар, поэтому пока присвоил ей улыбку Памелы.
   Маркус Ренар отложил карандаш и оценивающе оглядел свою работу.
   Он очень скучал по Памеле эти три месяца, но теперь чувствовал, как эта боль одиночества постепенно отпускает его. В его затуманенном лекарством воображении он сам казался себе высушенной жарой пустыней. И вот перед ним возник свежий источник, манящий его к себе. Он попытался представить вкус воды на своем языке. В его крови чуть заискрилось желание, и Маркус Ренар улыбнулся.
   Анни... Его ангел.
   ГЛАВА 12
   Слушания дел об освобождении под залог проходили в округе Парту по утрам в понедельник, среду и пятницу. Отпущенный под залог в пятницу мог за выходные еще пару раз нарушить закон, чтобы снова предстать перед судьей в понедельник и опять выйти, на свободу под залог. Среда была днем умеренности и гражданских свобод.
   На этот раз снова председательствовал судья Монохан, так распорядился господин случай. Ник тяжело вздохнул, когда достопочтенный вершитель правосудия появился в зале и занял свое место.
   Дела рассматривались очень быстро, очередной подонок отправлялся за решетку. Ник подумал о том, что же ожидает его, раз они все проиграли. Каждый, представший перед судьей, мог внятно объяснить, почему он или она совершили свой проступок. Ни одно из оправданий и в подметки не годилось его мотиву, но Ник сомневался, что если он просто встанет и скажет, что выполнял ту работу, которую не сделал суд, то получит за это очки у судьи Монохана.
   Журналисты, заполнившие ряды позади него, вне всяких сомнений ждали от детектива Ника Фуркейда именно такого драматического заявления. Монохана, казалось, раздражало их присутствие, и он вел себя еще более грубо, чем обычно. Он орал на адвокатов, рычал на подсудимых и назначал залог по высшей шкале.
   У Ника Фуркейда на счету в банке лежало ровно три тысячи двести долларов.
   - Не раздражай судью, Ник, - прошептал Уайли Тэллант, наклоняясь к своему подзащитному. - Не смотри ему в глаза. Если не можешь изобразить раскаяние, изобрази хотя бы задумчивость.
   Ник отвернулся. Тэллант был скользким, коварным мерзавцем. Отличные качества для защитника, но это вовсе не означало, что он должен нравиться Фуркейду. Ему оставалось только слушаться.
   Ник еще раз оглядел присутствующих. Он заметил на балконе пару помощников шерифа, нескольких представителей полицейского управления Байу-Бро. Анни Бруссар среди них не оказалось. Ник подумал, что она могла бы и прийти. Ведь именно этого Бруссар и хотела - чтобы он ответил за все.
   На балконе в первом ряду Стоукс коснулся края бейсбольной кепки, надвинутой очень низко на очки. Квинлэн, еще один детектив из офиса шерифа, сидел рядом с ним вместе с детективом Макги из городского управления, с которым им приходилось несколько раз работать вместе.
   Ника, как, впрочем, и других, очень удивил приход Стоукса. Фуркейд никогда не тратил время, чтобы заводить дружеские отношения. Скорее некоторая привязанность возникла во время работы. Он оглядел центральные ряды. Там расположились журналисты, охотившиеся за ним с самого начала дела Памелы Бишон. Среди них оказался и тот, кто преследовал его еще с Нового Орлеана. Этот писака почувствовал вкус крови Ника и примчался, пуская слюну. Неожиданно - да, но неудивительно.
   Удивительное оказалось совсем рядом с журналистом из Нового Орлеана. В зале сидела Белла Дэвидсон, а двумя рядами дальше - ее бывший зять. А они-то что здесь делают? Хантера Дэвидсона не было в той череде неудачников, что дожидались своей очереди предстать перед судьей Моноханом. Притчет наверняка не захотел раздувать скандал вокруг этого слушания. Выдвижение обвинений против убитого горем отца вряд ли прибавит ему популярности среди избирателей. А вот обвинить "жестокого полицейского" за то же самое преступление - это совсем другое дело.
   - Штат Луизиана против Ника Фуркейда! Ник прошел за Тэллантом через барьер к столу защиты. Притчет не раскрывал рта, пока слушались другие дела, позволив помощнику окружного прокурора Дусе разбираться с мелкими правонарушениями. Он готовился к главному шоу. Притчет встал, застегнул пиджак, выпрямился и провел рукой по шелковому галстуку. Он выглядел как боевой петух, оглаживающий свои перышки перед схваткой.
   - Ваша честь, - раздался его громкий голос, - в данном случае речь идет просто о вопиющем преступлении. Нападение при отягчающих обстоятельствах и попытка убийства, совершенная представителем закона. Мы имеем дело не только с уголовным преступлением, но и с превышением власти и предательством общественного доверия. Это просто позор. Я...
   - Приберегите ваше красноречие для другого дела, мистер Притчет, резко оборвал его судья Монохан, срывая крышку с пузырька с аспирином и вытряхивая пару таблеток на ладонь.
   Он свирепо уставился на Ника, черные брови нависли над пронзительными голубыми глазами.
   - Детектив Фуркейд, я не могу выразить, насколько мне отвратительно видеть вас перед собой по такому поводу. Вы умудрились превратить некрасивую ситуацию в омерзительную, и я не намерен вас прощать. Возможно, у вас найдется что сказать в свое оправдание?
   Уайли чуть наклонился вперед, кончики его пальцев едва касались края стола.
   - Защитник Тэллант. Ваша честь, мой клиент намерен заявить о своей невиновности. - Он выговаривал каждое слово предельно четко, как чтец-декламатор. - Мистер Притчет, как обычно, перепрыгнул сразу к выводам, даже не выслушав обстоятельств дела. Детектив Фуркейд просто выполнял свою работу...
   - Выбивал душу из человека? - поинтересовался Притчет.
   - Он задерживал подозреваемого в краже, который решил сопротивляться аресту и начал драку.
   - Сопротивлялся аресту и начал драку? Этого человека пришлось госпитализировать! - выкрикнул Притчет. - Он выглядит так, словно побывал в мясорубке!
   - Я не сказал ни слова о том, что ему это удалось.
   По рядам прокатился смешок. Монохан изо всех сил стукнул судейским молотком:
   - Не вижу ничего смешного!
   - Совершенно согласен с вами, ваша честь, - снова вмешался Притчет. Нам необходимо во всем беспристрастно разобраться. Помощник шерифа застала детектива Фуркейда на месте преступления. Она даст показания...
   - Сейчас не разбирательство дела, мистер Притчет, - прервал его Монохан. - Я не собираюсь выслушивать словоблудие юристов, действующих на потребу прессе и все из-за любви к звукам собственного голоса. Примите это к сведению!
   - Да, ваша честь, - Притчету пришлось унять свою гордыню, его щеки покраснели. - Учитывая серьезность обвинений и жестокость преступления, штат требует залог в сто тысяч долларов.
   Уайли вскинул голову и округлил большие темные миндалевидные глаза.
   - Ваша честь, склонность мистера Притчета к драматическим эффектам...
   - Ваш клиент - офицер полиции, против которого выдвинуто обвинение в беспричинном избиении человека, мистер Тэллант, - резко парировал Монохан. Большей драмы мне не требуется. - Он обратился к клерку с вопросом о своем расписании, поигрывая таблетками аспирина словно игральными костями. Предварительное слушание состоится через две недели, считая со вчерашнего дня. Залог - сто тысяч долларов, чеком или наличными. Следующий!
   Ник и его адвокат отошли от стола, место за которым заняли очередной обвиняемый и его защитник. Ник посмотрел на Притчета. Маленький рот окружного прокурора кривила самодовольная ухмылка.
   - Мне надо было дать отвод судье Монохану еще до начала слушания, пробормотал Тэллант, направляясь вместе с Ником к боковой двери, где того уже поджидали полицейские, чтобы отвезти его обратно в тюрьму. - Он явно слишком пристрастен. Но С Притчетом я ничего не могу поделать. Этот тип хочет получить твою голову на блюде, мой мальчик. Из-за этой истории с уликой он оказался в глупом положении. Для Смита Притчета это преступление. Ты можешь заплатить залог?
   - Эй, Уайли, я вам-то едва могу заплатить. Даже если я продам все, что имею, то едва наскребу тысяч десять, - безразлично ответил Ник, все его внимание было приковано к залу суда.
   Неожиданно для всех Донни Бишон поднялся со своего места и вышел вперед, робко поднимая руку, как нерешительный ученик, пытающийся привлечь внимание учителя. Он был красивым парнем - тридцать шесть лет, а выглядел на двадцать - с коротким носом и чуть-чуть оттопыренными ушами, как раз настолько, чтобы у него навсегда остался мальчишеский вид. В университете Тулейна он играл форвардом третьей линии и теперь ходил чуть ссутулившись, словно в любую минуту был готов рвануться к корзине.
   - Ваша честь, я могу подойти к столу?
   Монохан одарил его свирепым взглядом.
   - Кто вы такой, сэр?
   - Донни Бишон, сэр. Я хочу заплатить залог за детектива Фуркейда.
   - Строительный бизнес должен давать куда больше денег, чем я думал, говорил Ник, расхаживая по кабинету Донни Бишона и покусывая зубочистку.
   Он позволил событиям разворачиваться в зале суда не потому, что хотел получить деньги, а потому, что его интересовал мотив этого невероятно щедрого жеста.
   Пресса словно с цепи сорвалась. Монохан приказал очистить зал. Притчет вылетел в коридор вне себя от ярости - победу, увели у него из-под носа. После того как Донни заплатил чиновнику, они прошли сквозь строй журналистов вниз по лестнице. Все как после процесса над Маркусом Ренаром.
   Ник сел в "Инфинити" своего защитника, цветом напоминающую доллары. Они проехали, не сворачивая, до Новой Иберии, чтобы сбить со следа репортеров. Когда проселочными дорогами они вернулись в Байу-Бро, журналисты уже отправились сочинять свои статьи. Ник заставил Уайли высадить его у дома, взял ключи от своей машины и уехал, забыв о душе и смене белья, в которых так нуждался. Сейчас ему требовалось больше. Он жаждал получить ответы на вопросы.
   При взгляде на кабинет Донни Бишона создавалось впечатление, что компания "Байу-Бро девелопмент" не лишена солидности. Тяжелая дубовая мебель и небольшое состояние на стенах в виде гравюр. Но расследование Ника поведало совсем другую историю. Донни основал свою фирму, воспользовавшись фирмой недвижимости "Байу риэлти", бизнесом Памелы, и. не использовал ни одну из возможностей, чтобы поставить дело на солидную финансовую основу. Согласно одному из источников развод начисто оборвал все связи между этими двумя компаниями, и Донни не оставалось ничего другого, как либо научиться вести дела, либо умереть.
   Ник провел пальцем по изящному резному изгибу деревянной утки ручной работы, стоящей на столе.
   - Когда я проверял вашу компанию, Донни, мне показалось, что дела у вас идут совсем неважно. Полтора года назад вы оказались совсем на мели. Вы использовали фирму Памелы, чтобы не потерять свою. Каким образом вы можете теперь выписывать чек на сто тысяч долларов?
   Донни рассмеялся, откинувшись в кожаном кресле цвета бычьей крови. Он расстегнул воротничок и закатал рукава рубашки в тонкую полоску. Ну просто воплощение молодого бизнесмена за работой.
   - Вы просто неблагодарный ублюдок, Фуркейд, - ответил Бишон, несколько удивленный и раздосадованный. - Я только что заплатил залог, чтобы вы смогли унести свою задницу из тюрьмы, а вам, значит, не нравится запах моих денег? Ну и черт с вами!
   - Мне показалось, что я вас уже поблагодарил. Вы оплатили мое освобождение, но не купили меня.
   Донни отвел глаза и принялся выравнивать стопку бумаг на столе.
   - Вы знаете, что на бумаге компания стоит очень много. Активы, понимаете? Земля, оборудование, построенные дома. Банкиры любят активы больше, чем наличные. У меня отличный кредит.
   - Почему вы это сделали?
   - Вы что, шутите? Вспомните, что Ренар сделал с Памелой. Теперь вы и старик Хантер сидите в тюрьме, а он себе разгуливает на свободе. Не суд, а цирк какой-то. Должен же кто-то сделать то, что требуется.
   - Убить Ренара, например?
   - Я мечтаю об этом. Настоящий ублюдок-извращенец. Он преступник, а не вы. Я так считаю. Эта помощница шерифа должна была заниматься своими делами, а не хватать вас, и пусть природа сделала бы свое дело и добила паршивца. И потом, позволю себе напомнить, я ничем не рискую, если вы только не сбежите из города.
   - А почему наличными? - продолжал допытываться Ник. - Поручитель платит только десять процентов от суммы залога.
   "И получает кусочек популярности", - закончил он про себя. Когда Донни подошел к столу, чтобы подписать чек на огромную сумму, этот момент надо было видеть. Бишон не впервые оказался в свете юпитеров.
   Он купался в нем с того самого дня, как обнаружили тело Памелы. Донни немедленно предложил пятьдесят тысяч долларов в качестве вознаграждения за информацию, которая поможет арестовать убийцу. На похоронах Донни рыдал, как ребенок. Все газеты в Луизиане опубликовали фотографию Донни Бишона, прячущего лицо в ладонях.
   В приемной телефон трезвонил, как безумный. Скорее всего это репортеры жаждали комментариев и интервью. А каждая статья - это бесплатная реклама для "Бишон Байу девелопмент".
   Донни снова отвел глаза.
   - Я ничего об этом не знал. Мне никогда раньше не приходилось выступать поручителем. Господи, может, вы все-таки сядете? Вы заставляете меня нервничать.
   Ник не обратил внимания на его слова. Ему требовалось движение, и потом... Не так уж плохо, если ему удастся вывести Донни из себя.
   - Когда вы сможете вернуться к работе над делом?
   - Когда в аду похолодает. Меня отстранили. Мое вмешательство только испортит все, учитывая мое предвзятое отношение к главному подозреваемому. Во всяком случае, так сказал бы судья. Официально я над делом не работаю.
   - Тогда мне остается только надеяться, что вас что-нибудь еще задержит в округе Парту. Черт, потерять сотню тысяч баксов - это для меня слишком.
   - Люди могут сказать, что сейчас вам их потерять куда легче, чем при жизни вашей жены, - заметил Ник. Лицо Донни напряглось.
   - Мы уже это обсуждали, детектив. И мне не нравится, что вы опять принимаетесь за старое.
   - Вы же знаете, Донни, что расследование велось по двум направлениям. Это стандартный подход. И то, что вы избавили меня от пребывания в тюрьме, ничего не меняет.